Текст книги "Президент пропал"

Глава 23

Опустив голову, человек проходит мимо и опускается слева от меня. Так, будто мы совершенные незнакомцы, которым выпало купить билеты на соседние места.

Вообще-то мы и есть незнакомцы, ведь я о нем ничего не знаю. Неожиданности в моей работе случаются так часто, что к ним привыкаешь. Правда, всякий раз мне помогает команда экспертов: вместе мы собираем данные и анализируем ситуацию, чтобы привнести в возникший хаос хоть какой-то порядок. Сейчас я один и растерян.

Это может быть просто посыльный – доставил мне послание, смысл которого сам не понимает. Или он – убийца, а меня попросту обманом выманили под прицел. Если так, то моя дочь скоро останется круглой сиротой, а я запятнаю честь президента Америки, попавшись на примитивную уловку.

Однако приходится рисковать, и все из-за двух заветных слов: «Темные века».

Наконец человек поворачивается и смотрит на того, кого считает президентом Данканом, хотя с рыжей бородой и в очках я не больно-то похож на гладко выбритого главнокомандующего, которого показывают по телевизору. Потом он еле заметно кивает в знак одобрения. Одобряет, скорее всего, не выбор маскировки, а то, что я вообще додумался до нее. Ведь это значит, что я согласился играть по его правилам, сознаю важность тайной встречи.

Оглядываюсь: справа и слева от нас поблизости никого, как и позади.

– Назови пароль, – говорю незнакомцу.

Он молод, как и его партнерша Нина; самое большее, двадцать с хвостиком. Тоже худой, судя по строению лица – из Восточной Европы. Раса европеоидная, но смуглая кожа намекает на средиземноморские, ближневосточные или даже африканские гены. Лицо практически полностью скрыто под бородой и спутанными волосами, торчащими из-под кепки. Глаза посажены глубоко, и кажется, будто они окружены синяками. Нос длинный и кривой – то ли от природы, то ли попросту сломан.

На незнакомце черная футболка, темные брюки-карго и беговые туфли. С собой он не принес ничего – ни сумки, ни рюкзака.

Пистолета при нем нет – охрана обнаружила бы. Но ведь в оружие при желании превращается много чего. Человека легко убить и дверным ключом, и щепкой, и даже шариковой ручкой – надо только уметь. В учебке, перед Ираком, нам показали, что можно использовать в качестве импровизированного оружия для самообороны. Я бы до такого не додумался. Паренек резким движением перебьет мне сонную артерию, и я истеку кровью еще прежде, чем подоспеют врачи.

Хватаю его за руку. Плечо такое худое, что пальцы смыкаются.

– Пароль. Живо.

Дернувшись, паренек смотрит на мою руку, потом на меня.

– Сынок, – говорю, не забывая следить за голосом и выражением на лице, – это не игра. Ты понятия не имеешь, во что ввязался. Понятия не имеешь, как серьезно вляпался.

Жаль, что это просто слова.

Паренек щурится.

– Что вы хотите услышать? «Армагеддон»? «Ядерный холокост»?

По-английски он говорит чище, но акцент тот же, что и у Нины.

– Последний шанс, – предупреждаю. – Что будет дальше, тебе не понравится.

Он отводит глаза.

– Вы так говорите, будто это мне от вас что-то нужно. На самом деле это вам от меня что-то нужно.

А ведь он прав, и мое присутствие подтверждает его слова. Хотя справедливо и обратное: я еще не знаю, в чем суть. За ценные сведения паренек захочет денег, а вот если передает чужие угрозы, то запросит выкуп. Он ведь не просто так все это затеял, и у меня есть нечто, что нужно ему. Узнать бы только, что…

Я отпускаю его.

– Со стадиона тебе не уйти, – говорю, поднимаясь с места.

– «Темные века», – зло, будто ругаясь, шепчет он.

На поле отбитый мяч ударяет в землю у домашней базы и высоко подскакивает. Шорт-стоп[22]22
  Игрок защиты на позиции между второй и третьей базами.


[Закрыть] бросается ловить его.

Я со вздохом опускаюсь на место.

– Как мне тебя звать?

– Зовите меня… Стас.

Надменности и сарказма как не бывало. Я одержал небольшую победу. Может, карты ему выпали лучше, чем мне, но он еще салага, а я блефую профессионально.

– А как… мне обращаться к вам? – чуть слышно спрашивает Стас.

– Зови меня господин президент.

Кладу руку на спинку его кресла, словно мы старые друзья или родственники.

– Вот как поступим, – начинаю. – Сперва ты рассказываешь, откуда тебе известен пароль. Потом выкладываешь, с чем пришел. И только тогда я решу, что мы будем делать. Если сработаемся – то есть если я останусь доволен беседой, – то для тебя, Стас, все закончится хорошо.

Делаю паузу, чтобы он успел все обдумать и осознать. Увидеть свет в конце тоннеля. Это обязательный момент в любых переговорах.

– Но если я останусь недоволен, – продолжаю, – я сделаю с тобой, с твоей подружкой и со всеми, кто вам дорог, все, что угодно, – лишь бы защитить свою страну. Нет ничего, что мне не по силам. И нет ничего, на что бы я не пошел.

Стас скалится. Его ненависть обращена на меня и на все, что за мной стоит. А еще он напуган. До сих пор парень имел дело со мной через свою подружку – когда искал за границей мою дочь, – или через технологии, но сейчас он лицом к лицу с президентом США. Обратного пути нет.

Стас подается вперед, упираясь локтями в колени. Отлично, я его зацепил.

– Хотите услышать, как я узнал про «Темные века»? – говорит он, но уже не так уверенно, дрожащим голосом. – А еще вам наверняка охота знать, почему в Белом доме свет мерцает?

Не подаю вида, что мне и вправду интересно. Так перебои с электричеством в Белом доме – его рук дело? Блефует? Не помню: а Нина видела, как мигает освещение?..

– Это, наверное, бесит, – говорит Стас. – Сидишь себе в Овальном кабинете, решаешь важные вопросы национальной безопасности и экономики, строишь политические… заговоры, а свет над головой мерцает, как в какой-нибудь халупе в стране третьего мира. Ваши техники сбиты с толку, да? Ну разумеется. – Он снова говорит уверенно.

– Даю тебе две минуты, парень. Отсчет пошел. Если не скажешь мне, то придется говорить людям, которые работают на меня. И нежностью не отличаются.

Стас качает головой. Непонятно – то ли себя пытается успокоить, то ли и вправду мне не верит.

– Нет, вы пришли один, – говорит он, однако в его голосе не твердость, а лишь надежда.

– Думаешь?

Бита ударяет по мячу, толпа ревет. Люди вскакивают на ноги и радостно кричат, но постепенно замолкают, когда мяч вылетает за фол-линию. Стас не двигается. Он хмуро смотрит на спинку кресла впереди.

– Полторы минуты, – говорю я.

Бэттер пропускает крученый и зарабатывает третий страйк – мяч уходит в дальний угол страйковой зоны, – и толпа освистывает его плохую реакцию.

Смотрю на часы.

– Одна минута, – напоминаю. – Потом тебе конец.

Стас вновь откидывается на спинку сиденья, но я не оборачиваюсь – много чести – и смотрю на поле.

Наконец делаю вид, что готов его выслушать, и вижу, что лицо парня изменилось. Оно холодное и напряженное.

На коленях у него пистолет. Дуло нацелено в мою сторону.

– Думаете, это мне конец? – произносит Стас.

Глава 24

Все мое внимание сосредоточено на Стасе, а не на пистолете.

Он держит оружие низко, чтобы не видели другие болельщики. Теперь-то ясно, почему места по бокам от нас и еще по четыре места спереди и сзади пустуют: Стас выкупил их, чтобы хоть как-то уединиться.

Судя по прямоугольным очертаниям, пистолет марки «Глок». Я из такого никогда не стрелял, но знаю, что он калибра 9 миллиметров и запросто сделает во мне дырку.

Было время, когда я сумел бы разоружить Стаса, не рискуя схлопотать пулю. Увы, армейская служба осталась далеко в прошлом. Мне пятьдесят, рефлексы не те.

Целятся в меня не первый раз: в иракском плену тюремщик ежедневно приставлял мне к голове дуло пистолета и жал на спусковой крючок. Правда, было это очень давно, и тогда я еще не был президентом.

Сердце бешено колотится. Если б Стас намеревался меня убить, уже давно спустил бы курок. Не стал бы ждать, пока я обернусь. Он лишь хотел показать мне оружие. Хотел изменить ход переговоров.

Надеюсь, что рассуждаю верно. С виду Стас – не из тех, кто часто пользуется пистолетом. Стоит ему перенервничать, и я схлопочу пулю.

– Ты неспроста пришел, – говорю. – Так что спрячь «пушку» и выкладывай, в чем дело.

– А может, мне так спокойней? – говорит он, поджав губы.

Понизив голос, произношу:

– Вообще-то так тебе опасней. Пока у тебя в руке пистолет, мои люди нервничают.

Стас пытается сохранить хладнокровие, однако его взгляд мечется по сторонам. От мысли, что в тебя целятся из снайперской винтовки, нервы неслабо сдают.

– Ты их не увидишь, Стас. Но, поверь, они прекрасно видят тебя.

Я сильно рискую. Возможно, запугивать паренька, который наставил на тебя пистолет, не слишком разумно, однако мне надо, чтобы он этот пистолет убрал. И я должен убедить его, что он имеет дело не с одним человеком, а с целой державой – обладательницей невиданной силы, поразительных и внушающих трепет возможностей, ресурсов за гранью воображения.

– Никто тебе вреда не желает, Стас, – продолжаю я. – Однако если спустишь курок, погибнешь через две секунды.

– Нет. Вы пришли… – Он не договаривает.

– Что? Я пришел один? Ты и сам в это не веришь. Слишком умен. Так что давай, прячь «ствол» и говори, для чего я тут. Иначе ухожу.

Стас приподнимает оружие, снова щурится.

– Если уйдете, – предупреждает он, – то не сумеете остановить грядущее.

– А ты не получишь от меня желаемого.

Стас думает. Вообще-то правильно делает, просто не хочет показывать, что к этому привел его я. Наконец, кивнув, прячет пистолет в кобуру на лодыжке.

Я выдыхаю.

– Как тебе удалось пронести пистолет через металлодетектор?

С не меньшим облегчением Стас опускает штанину.

– Эти машины – просто металлолом, – говорит он, – реагируют на то, на что запрограммированы реагировать. Скажешь, что не видят ничего, – они и не видят. Велишь закрыть глаза, и они закрывают. Даже не спрашивают, зачем. Машины.

Вспоминаю рамку, через которую проходил. Она не была оборудована рентгеном, как в том же аэропорту. По сути, дверной косяк, который пищит или не пищит, когда через него проходят, а рядом бдят охранники, дожидаясь сигнала.

Стас неким образом взломал ее. Обезвредил, когда проходил.

Взломал систему электроснабжения на Пенсильвания-авеню, 1600[23]23
  Адрес Белого дома в Вашингтоне.


[Закрыть].

Это из-за него разбился вертолет в Дубае.

И еще ему известно о «Темных веках».

– Вот он я, Стас, – говорю. – Ты добился своей встречи. Теперь выкладывай про «Темные века».

Парень разве что не улыбается. Узнать пароль – большое достижение, и он это понимает.

– Ты хакнул нас? – спрашиваю. – Или…

Улыбка исчезает с его лица.

– Вас волнует это «или». Волнует настолько, что даже сказать не можете.

Он прав, и я не спорю.

– Если я не сам выкрал пароль, – продолжает Стас, – то остается лишь один путь, каким я мог узнать его. И вы знаете, каким.

Если Стас узнал о «Темных веках», не взламывая наших систем – честно, не представляю, как взлом вообще возможен, – у него есть информатор. А ведь круг лиц, знающих о «Темных веках», очень, очень узок.

– Вы поэтому и согласились прийти. Четко понимаете… всю важность.

Киваю.

– Разумеется. Это значит, что в Белом доме завелся предатель, – говорю я.

Глава 25

Толпа болельщиков взрывается радостным ревом. Звучит оргао́н. «Нэйшнлз» убегают с поля. Кто-то протискивается мимо к проходу. Я этому человеку завидую, его самая большая проблема сейчас – вовремя добежать то туалета или до киоска, чтобы перехватить начос.

В кармане жужжит сотовый. Тянусь за ним и запоздало соображаю, что резким движением мог напугать Стаса.

– Телефон, – объясняю. – Просто телефон. Дежурная проверка.

Он хмурится:

– В каком смысле?

– Глава администрации. Хочет убедиться, что со мной все хорошо.

Стас недоверчиво отстраняется. Мне, впрочем, его одобрение не требуется. Если не отвечу, Кэролайн заподозрит самое худшее, и тогда жди последствий. Она вскроет конверт, который я ей оставил.

Сообщение от К. Брок. Всего одна цифра, на сей раз «4».

Пишу в ответ:

Стюарт.

Убрав телефон, снова обращаюсь к Стасу:

– Ну, так как ты узнал про «Темные века»?

Он качает головой. Тяжелый случай. Его партнерша не выдала секрет, не выдаст и он. По крайней мере, сразу. Нечем станет на меня давить. А это, может быть, его единственный рычаг.

– Я должен знать.

– Нет, не должны. Хотите. А должны вы знать о вещах поважнее.

Вряд ли есть что-то важнее, чем узнать, кто предатель в моем узком кругу.

– Ну так говори.

– Ваша страна не уцелеет.

– В каком смысле? Ты о чем?

Он пожимает плечами:

– Вы правда верите, что в состоянии вечно сдерживать детонацию своего ядерного арсенала? «Гимн Лейбовицу»[24]24
  Научно-фантастический роман Уолтера Миллера-младшего (изд на рус. яз. AST Publishers, 2017, © Школа перевода В. Баканова, 2017, пер. М. Гарутина и М. Головкина).


[Закрыть] читали?

Мотаю головой, одновременно пытаясь припомнить, где слышал это название. Вроде на уроке литературы в старших классах.

– А «Четвертое превращение»? Восхитительные идеи о циклической природе истории. Человечество предсказуемо. Правительства угнетают народы – свои собственные и прочие. Так было и так будет. Люди в конце концов отвечают: есть действие и есть противодействие. Так развивалась и так будет развиваться история.

Тут он грозит мне пальцем:

– Зато сейчас… сейчас технологии позволяют всего одному человеку разрушить все. Конструкт изменяется, правда? Доктрина гарантированного взаимного уничтожения больше не сдерживает. Не надо созывать под знамена тысячи и миллионы сторонников. Не нужны армии. Достаточно одиночки, стремящегося уничтожить все, готового пойти на смерть, безразличного к угрозам и увещеваниям.

Небо над нашими головами подает первые признаки бури. Гремит гром, дождь пока не начался. Включилось освещение, так что темнота игре не помешает.

Подаюсь ближе к Стасу, смотрю ему в глаза.

– Это что, урок истории? Или ты хочешь сказать, что близится нечто неизбежное?

Он моргает. Сглатывает ком в горле и произносит не своим голосом:

– Близится нечто неизбежное.

– Насколько неизбежное?

– Вопрос нескольких часов.

Кровь стынет у меня в жилах.

– О чем вообще речь?

– Вы и сами уже знаете.

Конечно знаю, но хочу, чтобы он сказал. Просто так от меня ничего не добиться.

– Говори, – требую я.

– Вирус, – отвечает Стас. – Тот, что вы видели мельком, – щелкает пальцами, – перед тем, как он пропал. Причина, по которой вы звонили Сулиману Чиндоруку. Вирус, который вы не сумели засечь. Вирус, который поставил в тупик ваших экспертов. Вирус, который вселяет в вас ужас. Вирус, который вы без нас ни за что не остановите.

Оглядываюсь – не подслушивает ли кто.

– За этим стоят «Сыны джихада»? – шепотом спрашиваю я. – Сулиман Чиндорук?

– Да. Тут вы были правы.

Нервно сглатываю.

– Что ему нужно?

Стас недоуменно моргает, и на его лице появляется смятение.

– Чего хочет он?

– Да, – говорю, – Сулиман Чиндорук. Что ему нужно?

– Понятия не имею.

– Ты не… – Я резко отстраняюсь. Какой смысл просить выкуп, если не знаешь, чего требовать? Денег, свободы для узников, помилования, изменения внешней политики… хоть чего-то. Стас пришел запугать меня, потребовать чего-то, но сам не знает, о чем просить?

Может, ему поручено запугать меня, а требования предъявит кто-то другой, позднее?

Наконец до меня доходит. Этот вариант я учитывал, но в последнюю очередь.

– Ты не работаешь на Сулимана Чиндорука!

Стас вскидывает брови.

– Верно, я больше не… в команде Сули.

– Но когда-то был. Был одним из «Сынов джихада».

Стас обнажает зубы в оскале, багровеет, у него в глазах полыхает огонь.

– Был. В прошлом.

Он ненавидит «Сынов джихада», их лидера, возможно, даже поспорил с ним за власть, и это надо иметь в виду. Этим можно воспользоваться.

Бита снова ударяет по мячу. Толпа ревет, ликует. Из динамиков вырывается музыка. Хоум-ран[25]25
  Хоум-ран – удар, выполняемый бэттером, при котором мяч свободно улетает за пределы поля.


[Закрыть]. Однако ощущение, будто игра проходит где-то в параллельной вселенной.

Я раскрываю ладони.

– Тогда скажи, что нужно тебе?

Стас мотает головой.

– Не сейчас.

На руку мне падают первые капли дождя. Легкие, редкие, почти незаметные; люди негодуют, однако остаются на местах – никто не бежит под прикрытие.

– Нам пора, – говорит Стас.

– Нам?

– Да, нам.

Вздрагиваю. Хотя я, конечно, догадывался, что встреча может продолжиться в другом месте.

– Ну ладно, – соглашаюсь и встаю с места.

– Телефон, – напоминает Стас. – Держите его в руке.

На мой вопросительный взгляд он отвечает кивком.

– Скоро поймете, зачем.

Глава 26

«Вдохни. Расслабься. Прицелься. Жми на спуск».

Бах лежит на крыше. Дыхание ровное, нервы спокойные. Она смотрит через прицел на бейсбольный стадион, на выход с левой стороны поля. Вспоминает наставления Ранко, первого учителя: в углу рта зубочистка, волосы огненно-рыжие, похожие на стебли травы. Сам о себе он однажды сказал так: пугало, которому подожгли голову.

«Слейся с оружием. Представь, что винтовка – продолжение твоего тела. Целься не глазом, а телом.

Замри.

Смотри не на цель, а на точку прицеливания.

Жми на спуск плавно. Палец должен двигаться отдельно от тела.

Нет, нет, ты дергаешь. Сама рука должна быть неподвижна. Ты запираешь дыхание, так нельзя; дыши как обычно.

Дыши. Расслабься. Прицелься. Жми на спуск».

На щеку падает первая капелька дождя. Непогода может сильно ускорить события.

Отстранившись от прицела, Бах в бинокль проверяет наземные команды.

Команда-1 – к северу от выхода; трое, стоят близко друг к другу, разговаривают и смеются. Со стороны – просто друзья встретились на улице.

Команда-2 – к югу от выхода, заняты тем же.

Прямо под ней, через дорогу от стадиона и вне поля зрения, должна быть команда-3. Они тоже имитируют дружескую беседу и готовы остановить цель, если та побежит на них.

Выход блокирован со всех сторон; команды сойдутся к нему, словно кольца удава.

– Встает с места.

При звуке этих слов из наушников сердце ускоряет бег, в кровь ударяет адреналин.

Дыши.

Расслабься.

Время замедляется до черепашьего темпа. Ползет легко.

Не все пройдет гладко. По плану ничего никогда не проходит. Бах – некоторой части ее сущности, той, что любит вызовы, – даже нравится импровизировать.

– Идет к выходу, – сообщают в наушнике.

– Команды один и два, пошли, – произносит Бах. – Команда три, быть начеку.

– Команда один, выдвигаемся, – поступает ответ.

– Команда два, выдвигаемся.

– Команда три, на позиции.

Бах снова приникает глазом к окуляру прицела.

Дышит.

Расслабляется.

Целится.

Кладет палец на спусковой крючок.

Глава 27

Мы со Стасом продвигаемся к выходу с левой стороны поля. Телефон держу в руке, как и было велено. Испугавшись дождя, трибуны покидают еще несколько человек, но остальные – тысяч тридцать – сохраняют верность командам, так что идем не в толпе. Хотелось бы обратного, однако не мне выбирать.

Выдержка и уверенность Стаса куда-то пропали. Чем ближе мы к выходу, к тому, что нас ждет, тем сильнее он нервничает: стреляет глазами по сторонам, дергает пальцами. То и дело смотрит в телефон: время ли проверяет, ждет ли сообщения? Мне не видно, он закрывает экран руками.

Проходим в ворота. В нише Стас останавливается: напротив нас Капитол-стрит, но мы все еще под прикрытием стен. Парень почему-то не спешит их покидать. В толпе ему, похоже, спокойнее.

Поднимаю лицо к небу – бесконечной черноте, – и на щеку падает капля.

Стас, вздохнув, кивает.

– Пора, – говорит он.

Медленно выходит на тротуар. Вокруг нас люди, но еще не толпа. К северу от выхода припаркован большой хозяйственный грузовик. Рядом, в свете фонаря, курят потные мусорщики.

К югу, слева, стоит патрульная машина. Внутри – никого.

Прямо за ней, в ярдах в десяти от нас, паркуется фургон.

Стас поглядывает на него. Я тоже присматриваюсь – и сразу узнаю костлявые плечи и угловатые черты лица. Это партнерша Стаса, девушка в лонгсливе «Принстон». Нина.

Она подает условный сигнал: дважды мигает дальним светом, а потом гасит фары.

На мгновение все кругом как будто застывает.

«Сейчас что-то произойдет», – думаю про себя.

А в следующий миг опускается тьма.

Глава 28

– Я, Кэтрин Эмерсон Брандт, торжественно клянусь, что буду честно выполнять обязанности президента Соединенных Штатов и делать все, что в моих силах, дабы поддерживать, охранять и защищать Конституцию Соединенных Штатов.

Оправив жакет, Кэти Брандт кивает отражению в зеркале ванной. Быть вице-президентом нелегко, хотя много кто согласился бы поменяться с ней местами. Но сколько человек вплотную подошли к победе на президентских выборах, чтобы увидеть, как мечты пошли прахом, и что они уступили герою войны, который умудрился сохранить приятный внешний вид и отличное чувство юмора?

В ночь Великого вторника, когда Техас и Джорджия в последний момент отдали голоса за Данкана, она поклялась, что не смирится с его победой, не примет его президентом и – с Божьей помощью – не сядет с ним в одну лодку.

А потом изменила клятве.

Теперь она – паразит на теле хозяина. Провалится он – провалится и она. Мало того, придется отвечать за его ошибку, как за свою.

Если же она отступится и станет критиковать президента, то, по сути, изменит. Критики припишут ей ошибки Данкана, а сторонники бросят – за то, что предала президента.

Балансировать приходится на грани.

– Я, Кэтрин Эмерсон Брандт, торжественно…

Звонит телефон. Кэтрин машинально тянется за трубкой на туалетном столике, к рабочему телефону, хотя уже поняла, что звонит другой.

Личный.

Она переходит в спальню и там с прикроватного столика берет трубку сотового. Смотрит на экран, где высветился номер абонента. По телу пробегает волна трепета.

«Ну вот и началось», – думает про себя Кэтрин Брандт и отвечает.