Текст книги "Непокорный ангел"

– Она старше тебя?

– Да, на тринадцать месяцев, – ответил он. – И, к ее сожалению, бездетна.

– Она не может родить детей? – прозаично спросила Генриетта. Хотя подробности зачатия были ей неизвестны, беременность, процесс родов и довольно частая смерть младенцев были частью повседневной жизни, знакомой каждому с момента сознательного восприятия мира.

– Она никогда не могла доносить ребенка положенный срок, – ответил Дэниел таким же бесстрастным голосом. – Туда… – Он указал хлыстом на холм, где стоял большой дом. – Мы поедем по этой дорожке и прибудем как раз к ужину.

– Тому, кто не имел обеда, – сказала Генриетта, – ужин будет более чем кстати.

– Да, кажется, ты в нем очень нуждаешься. – Дэниел заметно приободрился, поскольку знал, что скоро услышит от Фрэнсис и Джеймса все новости. Они следили за его хозяйством и владениями, пока он отсутствовал, и могли либо подтвердить его опасения, либо развеять их. Дэниел тронул шпорами бока коня, оставив Генриетту позади, когда они начали подниматься на холм.

Генриетта не слишком торопила свою кобылу. Вскоре лошади зацокали по мощеной дорожке перед домом. Как только Дэниел спешился, дверь резко распахнулась, послышались радостный крик, шелест юбок, и он исчез в пылких объятиях.

– О, Дэниел, просто не верится, что это ты. – Фрэнсис наконец отступила назад, держа его за руки и разглядывая лицо. – Тебе удалось бежать невредимым?

– Да, – сказал он. – В моем доме все в порядке?

В голосе Дэниела чувствовалась тревога, и Фрэнсис поспешила успокоить его:

– Все хорошо. Девочки по-прежнему озорничают, доводя госпожу Кирстон до безумия, а твой дом и твои земли ускользнули от внимания парламента.

Напряжение на лице Дэниела спало, и, казалось, все тело как-то обмякло.

– Том не проезжал вчера этой дорогой? Я просил его подготовить тебя.

– О да, он был здесь, – подтвердила Фрэнсис. – Джеймс сейчас уезжает. У него дела в Мейдстоуне. – Ее радость померкла. – Он вынужден делать повременные платежи. Думаю, тебя ждет то же самое.

– Да, – с горечью согласился Дэниел. – Тебе известно что-нибудь?.. Впрочем, для этого еще будет время. – Он заметил, что сестра удивленно посматривает через его плечо. С чувством раскаяния Дэниел вспомнил о Генриетте, которая все еще сидела на лошади и выглядела очень неуверенной.

– О, Гэрри, прошу прощения. – Он быстро подошел к ней и снял с лошади. – Фрэнсис, позволь представить тебе мою жену… Генриетта, это моя сестра Фрэнсис, о которой я тебе говорил.

– Добрый вечер, миледи, – сказала Генриетта, приседая перед высокой женщиной с добрыми глазами, чье шелковое платье пепельного цвета и кружевная накидка говорили об элегантности и роскоши, с которыми Генриетта не была знакома, но знала, что в глазах пуритан они не находили одобрения.

С нарочитой поспешностью Фрэнсис обняла Генриетту и, улыбаясь, сказала:

– Я сердита на брата за то, что он рассказал обо мне, а от меня скрыл такой замечательный секрет. Дорогая, вы самая желанная гостья в этом доме и в семье Драммондов.

Голос сестры Дэниела был мягким и глубоким, с нотками веселой иронии, как у него самого, и Генриетта, казалось, расцвела от такого теплого приема. Беспокойное, озабоченное выражение ее лица смягчилось, глаза засияли, а губы сложились в широкую улыбку.

– Вы очень добры, миледи.

– Мое имя Фрэнсис, дорогая. Входи и согрейся. Ты, наверное, очень устала после такого путешествия.

– Больше проголодалась, чем устала, – призналась Генриетта, входя в ярко освещенный холл, роскошно отделанный дубом и красными каменными панелями. – После завтрака прошло очень много времени.

– Дэниел, ты в самом деле не покормил девочку обедом? – Фрэнсис отругала брата и позвала служанку, которая появилась из задней части дома. – Джанет, принеси в столовую пирог с кроликом и кувшин подогретого вина… а также творожный пудинг. И побыстрее.

В столовой в камине пылал яркий огонь. Генриетта со вздохом облегчения сняла плащ, ненавистную круглую шляпу и огляделась. Тусклый блеск оловянной посуды и сияние серебра свидетельствовали о достатке, а быстрота, с какой был подан ужин, говорила о хорошо вышколенной прислуге.

– Принимаю обвинения в свой адрес, сестра, – улыбаясь, сказал Дэниел, глядя, как Генриетта набросилась на еду. – Но я стремился прибыть сюда до наступления ночи, – Он благодарно потягивал теплое вино. – И рад, что наконец добрался.

– Я тоже, – сказала Генриетта, утолив первый голод, после чего могла сосредоточиться на других предметах. – Путь от Престона был очень долгим.

Фрэнсис уставилась на нее:

– Ты была в Престоне?

– О да, – охотно ответила Генриетта. – Дэниел нашел меня на поле боя. – Она положила себе кусок пудинга. – Я была ранена пикой.

Фрэнсис с недоверием посмотрела на брата, который приподнял брови и пожал плечами в знак подтверждения слов своей жены.

– Это длинная история, сестра.

– В какой-то степени могу представить, как это было, – сказала Фрэнсис. – Ты с севера, Генриетта?

– Нет, из Оксфордшира, – ответила Гэрри, с трудом подавляя зевоту. – Я отправилась в Престон, чтобы быть с Уиллом. Мы должны были пожениться, но Уилл решил, что еще не готов для брака.

– Гэрри, мне кажется, эту историю надо рассказывать полностью и начать сначала, чтобы

окончательно не запутать Фрэнсис, – вмешался Дэниел, которого, с одной стороны, забавляло бесхитростное объяснение Генриетты, вызвавшее у Фрэнсис огромное удивление, а с другой – беспокоила необходимость объяснять сестре всю нелепость ситуации, поскольку в противном случае трудно было рассчитывать на ее одобрение.

– Думаю, можно подождать, – живо сказала Фрэнсис, решив, что эту историю брат расскажет ей наедине. – Генриетта явно хочет спать.

– Признаюсь, я страшно устала. – Генриетта снова зевнула.

– Пойдем, я провожу тебя в спальню. – Фрэнсис встала.

Генриетта взглянула на Дэниела, который никак не отреагировал на ее взгляд.

– Иди спать, детка, я приду попозже, – сказал он, вновь наполняя свой бокал. – Мне надо еще обсудить кое-что с сестрой.

– Да, конечно. – Чувствуя себя так, будто ее выставили из-за стола, Генриетта последовала за Фрэнсис наверх, в угловую комнату, где был разожжен камин и кровать покрыта теплым бархатным покрывалом.

– Позволь мне уложить тебя. – Фрэнсис захлопотала, отворачивая стеганое одеяло и убавляя свет в лампе.

– В этом нет необходимости, – поспешно возразила Генриетта. – Я знаю, вам надо еще многое обсудить с вашим братом.

Фрэнсис нерешительно посмотрела на нее. Девушка явно очень устала, лицо ее побледнело, большие карие глаза запали, а в голосе чувствовались напряжение и некоторая чопорность, словно что-то задело ее достоинство.

– Ты уверена?

– Конечно, – ответила Генриетта, снимая жилет и отворачиваясь в сторону, чтобы повесить одежду на стул. Затем занялась расстегиванием пуговиц на рубашке.

Фрэнсис хотела еще раз предложить свою помощь, но что-то в поведении Генриетты подсказало ей, что ее предложение будет отвергнуто.

– Тогда спокойной ночи.

Генриетта повернулась к ней и улыбнулась:

– Еще раз спасибо за вашу доброту.

– Мне доставляет удовольствие принимать жену своего брата, – мягко сказала Фрэнсис.

Генриетта закусила нижнюю губу.

– Интересно, дети… дети Дэниела думают так же?

– Ну конечно! – воскликнула Фрэнсис. – Они будут вне себя от радости, обещаю тебе. Они очень озорные, но ласковые, и им нужна материнская забота.

– Я буду любить их, если они позволят, – медленно произнесла Генриетта.

– Разумеется, позволят. – Фрэнсис обхватила ладонями лицо девушки и поцеловала ее в лоб. – А теперь спи, детка. Утром все твои страхи рассеятся.

Она вышла из комнаты, и Генриетта забралась в постель. Слова Фрэнсис немного успокоили ее, но она все еще чувствовала обиду из-за того, что ее отстранили от разговора, который сейчас происходил в столовой. Теперь она замужняя женщина, а замужних женщин не отправляют спать, как уставших детей, когда взрослым надо поговорить. В то же время она признавала право Дэниела на разговор со своей сестрой с глазу на глаз. Если бы он сказал ей об этом как равной, она поняла бы и тотчас ушла. Но вместо этого он обошелся с ней так, как привык делать раньше, до прошлой ночи. Все это смущало ее и уж ничуть не помогало начать новую жизнь, на пороге которой она стояла.

Фрэнсис вернулась в столовую, села напротив брата и попросила:

– Расскажи мне обо всем, Дэниел.

Он добросовестно изложил ей все по порядку. Она долго сидела молча, затем тихо сказала:

– Ты сумасшедший, тебе известно об этом? Взять на себя такой долг, когда неизбежно придется платить большой штраф за поддержку короля.

Дэниел поморщился:

– Я не мог поступить по-другому, Фрэнсис. Не мог оставить Герри этому животному, даже если бы не давал обещания защитить ее.

Сестра проницательно посмотрела на него своими блестящими черными глазами:

– Ты не сказал мне, женился ли ты по любви?

Дэниел уныло покачал головой:

– Я не могу представить, что полюблю кого-нибудь после Нэн. Но я испытываю к ней глубокую нежность, Фрэнсис, ведь и ты была не старше нее, когда выходила замуж. Надеюсь, Лиззи и маленькая Энн найдут в ней если не мать, так по крайней мере старшую сестру, которая будет о них заботиться.

Фрэнсис понимала, что все это были достаточно веские причины для вдовца, чтобы снова вступить в брак, но жениться на девушке, которая принесла с собой только огромный долг, при таких, как у Дэниела, обстоятельствах было явным сумасшедствием, если только это не объяснялось любовной страстью. Как он мог жениться на девушке, имеющей такую склонность к своеволию! С точки зрения Фрэнсис, брат приобрел лишь множество забот и причин для раздражения.

– Тебе виднее, – сказала она, однако. – Джеймс расскажет, что ему известно о выплате штрафов. Кажется, они не слишком велики. Может быть, тебе удастся договориться об освобождении от наказания.

– Возможно. – Он пожал плечами. – Если потребуется, я могу продать лес.

– Наш отец перевернется в могиле, если ты продашь хотя бы часть нашего поместья.

– Но у меня нет выбора.

– Heт. – Фрэнсис вздохнула. – Это единственный способ выплатить контрибуцию и расплатиться с долгом, который принадлежит… – Она замолчала, так как на лице брата появилось выражение, хорошо знакомое ей с давних пор. Было бы неразумно игнорировать предупреждение, мелькнувшее в его глазах.

– Думаю, пора ложиться спать, – сказал он, отодвигая стул. – Рано утром мы отправимся дальше.

– Да, пожалуй. – Фрэнсис проводила его наверх, до двери в комнату, где она оставила Генриетту. – Какая радость, что ты вернулся невредимым, Дэниел. Что бы ни случилось потом, я благодарна Богу, что эта проклятая война в конце концов кончилась.

– Страна устала от распрей, – сказал он. – Будем жить, как сможем, под игом парламента.

– Говорят, что короля собираются судить. Ты слышал об этом в Лондоне?

Лицо Дэниела помрачнело.

– Да, слышал. Это будет преступлением перед небесами, если они решатся.

– Может быть, это только болтовня. – Фрэнсис поцеловала его. – До утра, братец.

Дэниел тихо вошел в спальню. Полог на кровати был задернут, огонь в камине почти погас. Он расшевелил угли, разделся и осторожно раздвинул полог. Генриетта свернулась калачиком на широкой постели, волосы ее были распущены и выбивались из-под отделанного кружевами ночного чепчика. Она не пошевелилась, когда он лег рядом с ней, но все же ему показалось, что она не спит. Однако он устал, и на душе было тревожно после разговора с Фрэнсис и от мысли, что ему часто приходилось делить эту постель с Нэн, когда они посещали Элликот-Парк. Дэниел повернулся на бок и уснул.

Генриетта перестала сдерживать дыхание, ожидая, что он придвинется к ней. Если бы он обнял ее, как муж жену, она почувствовала бы себя менее обездоленной и испуганной. В конце концов она уснула с мокрыми щеками и отчаянной грустью в сердце.

Глава 6

– Стой спокойно, Элизабет. – Госпожа Кирстон раздраженно покачала головой, так как ее подопечная нетерпеливо ерзала, мешая воспитательнице расправить косынку на самом лучшем зеленом батистовом платье ребенка.

– Но папа скоро будет здесь, и мы должны встретить его у ворот. – Лиззи с трудом сдерживалась, хорошо зная, что только таким способом ей удастся побыстрее покончить с этим скучным делом.

– Том сказал, что папа выехал вчера, – вставила малышка Нэн, которой госпожа Кирстон уже уделила внимание, и теперь она сидела у окна, стараясь не помять свой наряд.

– Я думаю, он остановился на ночь у тетушки Элликот, – сказала Лиззи, – если дорога оказалась длиннее, чем он предполагал. Путь из Лондона очень долог, не так ли, мадам?

Госпожа Кирстон ответила на вопрос кивком и, поджав губы, проверила, нет ли какого-нибудь изъяна во внешнем виде Лиззи. Привести ее в порядок стоило ей больших усилий. Ребенок мог выйти из комнаты аккуратно одетым, но через пару минут ленты выпадали из ее волос, головной убор съезжал набок, а передник становился грязным. А Нэн, следуя примеру своей сестры, тоже была не лучше.

– Теперь нам можно идти, мадам? Ну, пожалуйста! – умоляла Лиззи, вскакивая. – Я должна быть там, когда он приедет, а утро уже наполовину прошло. Осталось совсем немного.

– Хорошо, но постарайся быть аккуратной. На тебе самое лучшее платье, и я не хочу, чтобы ты предстала перед отцом, который так долго отсутствовал, в своем обычном неряшливом виде. Он вправе рассчитывать на твое благопристойное поведение. – Когда дети выскочили из комнаты, госпожа Кирстон с грустью поняла, что ее надеждам не суждено сбыться. – Не бегайте! – крикнула она им вслед, почти не надеясь, что ее услышат.

Девочки шли медленным шагом только до тех пор, пока не вышли из увитого плющом кирпичного особняка, построенного в стиле эпохи Тюдоров. Затем пустились бегом по выложенной гравием дорожке дубовой аллеи. Листья уже приобрели красновато-коричневый оттенок и опадали под резкими порывами осеннего ветра. Лиззи и Нэн достигли ворот, установленных между массивными каменными столбами, и остановились там. Выходить за ворота без сопровождения было строго запрещено, и если отец появится из-за поворота дороги и увидит, что они находятся за пределами парка, его возвращение домой явно будет омрачено.

Поэтому они переминались с ноги на ногу, дрожа на ветру, и нетерпеливо выглядывали за ворота.

Выехав рано утром из Элликот-Парка, Дэниел и Генриетта были уже в миле от дома, когда девочки подбежали к воротам. Припухшие глаза и бледный цвет лица Генриетты не остались не замеченными Фрэнсис, хотя Дэниел, казалось, ничего не видел. Она помахала на прощание брату и его жене. На сердце у нее было беспокойно. Ее озабоченность, возникшая прошлым вечером, к утру не уменьшилась, а только возросла.

Генриетта старалась не показывать тревогу, растущую по мере приближения к месту, которое она теперь должна была называть своим домом. Дэниел, несмотря на уверения сестры, что в его поместье ничего не случилось, также не мог отделаться от тревожных мыслей, и только надежда, что он скоро увидит дочерей, утешала его. Муж и жена представляли собой молчаливую пару, погруженную каждый в свои мысли, пока не миновали поворот дороги. Внезапно перед ними возникли две маленькие фигурки, которые с пронзительным криком «Папа!.. папа!» побежали навстречу. Ожидание девочек было вознаграждено.

Дэниел соскочил с лошади и наклонился, чтобы обнять дочек, обхвативших ручонками его шею и продолжающих кричать от радости.

Генриетта тоже спешилась и застыла в стороне, наблюдая за встречей. В горле у нее стоял ком: столько любви проявилось в этой встрече посреди кентской дороги! Воспоминание о ее собственном детстве, лишенном даже подобия нежных чувств, заставило ее глаза наполниться слезами.

– Боже милостивый! Какими большими вы стали, – сказал Дэниел, когда девочки перестали кричать и могли услышать его слова. Смеясь, он поднял маленькую Нэн и взял Лиззи за руку. – Я привез вам сюрприз. Хочу, чтобы вы поскорее познакомились.

Он повернулся к Генриетте, по-прежнему стоящей возле лошади.

– Это моя жена, – тихо сказал он. – Она будет вам новой матерью, и вы должны уважать ее, как родную мать.

Генриетта проглотила ком, отчаянно ища подходящие слова, которые следовало сказать девочкам, серьезно смотревшим на нее блестящими черными глазами Драммондов. Большой палец Нэн исчез в розовом, как бутон, ротике. Лиззи сморщила носик-пуговку и нахмурила лоб, сосредоточенно размышляя над тем, что сказал отец.

Генриетта сделала шаг вперед.

– Надеюсь, вы полюбите меня так же, как я вас, – сказала она и, наклонившись, протянула Лиззи руку. Генриетте не пришлось наклоняться слишком низко, так как Лиззи была достаточно высокой для своего возраста, а она сама – небольшого роста. – Должно быть, ты Элизабет?

– Да, мадам. – Лиззи помнила о хороших манерах и сделала книксен.

– Нет, зови меня просто Генриетта! – воскликнула девушка, приходя в ужас от такого обращения. – А ты Энн? – Она выпрямилась и улыбнулась ребенку на руках Дэниела.

Малышка вытащила палец изо рта.

– Меня всегда называют Нэн. А Лиззи всегда зовут Лиззи. – Палец снова вернулся в рот.

Генриетта кивнула:

– Очень хорошие имена. Большинство моих друзей зовут меня Гэрри, что гораздо проще выговорить, чем Генриетта.

– Папа тоже зовет тебя Гэрри? – спросила Лиззи, которая, кажется, оправилась от удивления и теперь не сводила глаз с Генриетты.

– Иногда, – сказал Дэниел. – Но, думаю, вам не следует так ее называть. Это непочтительно. Ну, пойдемте в дом.

Генриетта закусила губу. Кажется, она сделала первую ошибку, но, если ей необходимо подружиться с детьми Дэниела, она должна поступать так, как ей удобно.

– Можно мы покатаемся верхом? – Лиззи потянула отца к его лошади.

Дэниел попробовал сопротивляться:

– На тебе ведь твое лучшее платье, не так ли, Лиззи?

Ребенок надул губы, пренебрежительно одернув кружевной передник.

– Это госпожа Кирстон велела, чтобы мы так оделись.

– Надеюсь, госпожа Кирстон расскажет мне о вас только хорошее. – Дэниел улыбнулся, посмотрев на свою дочь.

– Лиззи высекли два раза на этой неделе, – сказала Нэн. – За то, что она залезала на большой дуб в лесу и порвала нижнюю юбку, хотя госпожа Кирстон запрещала ей делать это.

– Болтушка! – бросила ей сестра, и щеки ее густо покраснели.

– Ладно, думаю, мы не будем говорить об этом, – примирительно сказал Дэниел. – Что было, то прошло, и, надеюсь, ты поняла, что лазить по деревьям неразумно. Можешь отвести мою лошадь, Лиззи, а мы все пойдем в дом.

Генриетта быстро сделала вывод, что Лиззи Драммонд по натуре очень похожа на нее. От этого ей стало немного легче, и она улыбнулась девочке, когда они вместе повели лошадей. Лиззи улыбнулась в ответ.

Новый дом Генриетты, Глиб-Парк, представлял собой строение, которое сразу вызывало симпатию своими небольшими окнами, кирпичными стенами, черепичной крышей и вьющимся из труб. дымком. Парк перед домом был типичен своей английской строгостью, хотя наблюдались некоторые признаки запустения, проявляющиеся в покосившихся изгородях, слишком высокой траве на полянах и сорняках на клумбах. В последние годы люди были озабочены другими делами и не имели времени ухаживать за садами и парками. Позади парка простирались поля, фруктовые сады и рощи. Все это, насколько хватало глаз, были земли Драммонда. Пока никем не тронутые. Но надолго ли?

Дэниел постарался выбросить из головы эти мысли и не омрачать себе радость от возвращения домой. Он любил свой дом, пока не разоренный сторонниками парламента. Его ясноглазые дочери были здоровы, и Глиб-Парк снова обрел хозяйку. Домашняя прислуга добросовестно выполняла свои обязанности, но тем не менее в доме не хватало заботы и внимания хозяйки. Генриетта, несмотря на свою взбалмошность, должна была хорошо знать, как управляться в кухне, кладовой, бельевой, прачечной и на маслобойне. Ей предстоит ознакомиться с хорошо налаженным домашним хозяйством и повесить на пояс связку ключей. Дэниел надеялся, что она оставит свои детские выходки, когда возьмет на себя ответственность за весь дом. Она должна также заниматься обучением и воспитанием детей.

Теперь, когда закончилась война, жизнь снова войдет в привычное русло. Конечно, новый порядок отличался от прежнего и создавал много трудностей, но они должны приспособиться к нему. В голове Дэниела появились более светлые мысли, когда он вошел с женой в большой холл особняка, держа одну дочку на руках, а другую ведя за руку.

Следующий час прошел для Генриетты как в тумане: лакеи, управляющий имением, экономка, воспитательница, другие слуги и служанки приходили поздороваться с хозяином дома и тайком разглядывали его молодую жену, которая пыталась запомнить все имена, но в конце концов отказалась от этой затеи, понимая, что со временем узнает всех. Когда знакомство было закончено, она осталась стоять на выложенном каменными плитами полу в отделанном дубом холле, тускло освещенном светом, проникающим сквозь мозаичные окна, и пламенем огромного камина. Резная дубовая лестница, извиваясь, вела на верхние этажи, тяжелые дубовые двери с обеих сторон холла были открыты.

– Мы проведем Генриетту по дому, – сказала Лиззи, когда в холле остались только госпожа Кирстон и управляющий.

– Да, это хорошая мысль, Лиззи. Мне надо поговорить с госпожой Кирстон и господином Геральдом. – Дэниел улыбнулся Генриетте: – Ты выглядишь немного озадаченной, моя фея.

– Да, – откровенно ответила она. – Но смею надеяться, что это скоро пройдет, а Лиззи и Нэн помогут мне.

Дэниел был явно доволен, что отношения между Генриеттой и детьми начинали постепенно налаживаться и ей стало легче. Весело щебеча, девочки повели ее сначала наверх, в свою комнату с удобным креслом у окна и хорошеньким канифасовым пологом над кроватью. В углу стояла прялка, напомнившая Генриетте о ее трудах в детстве, которые в основном были безуспешными. Нэн показала ей платок, который она подшивала. На тонком батисте виднелось пятнышко крови, видимо, девочка уколола палец. Однажды Генриетта провела весь день запертой в темном чулане за такой же проступок.

Она отбросила мрачные воспоминания, им не место здесь, в этом доме, где детей любят и где им доверяют.

– Ну а что еще можно посмотреть? – живо спросила она, направляясь к двери.

На этом этаже находилось еще восемь спален, и девочки показали их. Все комнаты были прекрасно обставлены. Некоторые предназначались для гостей, остальные занимали наиболее уважаемые слуги, например, госпожа Кирстон. Лиззи толкнула открытую дверь в конце коридора.

– Это папина комната. И нашей мамы… раньше.

Генриетта вошла в большую комнату и задала вопрос, который ей самой никто никогда не задавал:

– Ты скучаешь по маме, Лиззи?

Девочка нахмурилась и сморщила носик, как всегда, когда задумывалась. Она села в кресло и расправила передник.

– Сначала скучала, но это было очень давно.

– А папа скучает, – вставила Нэн тонюсеньким голоском. – Он сам говорил мне.

Генриетта вспомнила: Дэниел говорил, что одинок и что его детям нужна мать. Ей показалось тогда, что это очень большая ответственность. Она осматривала спальню, которая была свидетельницей любви, рождения и смерти – прошлого ее мужа. Сможет ли их новая жизнь заслонить прошлое? Как можно соперничать с воспоминаниями? Будет ли эта большая кровать с резными столбиками по углам и роскошно вышитым пологом постоянно напоминать Дэниелу о его потере?

Генриетта была всего три дня замужем за человеком, который относился к ней очень нежно и с большим пониманием. Ей казалось, что она знала мужчину, ставшего ее мужем. До этого они провели в тесном общении четыре недели, и она не чувствовала никакого принуждения. Когда Генриетта противоречила и упрямилась, Дэниел обращался с ней, как с одной из дочерей. Ей никогда не приходило в голову обижаться на это, так как она не подвергала сомнению правильность его поведения. Но теперь совсем другое дело, и они должны относиться друг к другу иначе. К несчастью, она не знала, как добиться этого, ибо поняла сейчас, что почти ничего не знает о человеке, с которым должна прожить долгие годы, пока смерть не разлучит их.

– Хочешь, теперь мы покажем, что находится внизу? – прервала Лиззи размышления Генриетты. – Мы не можем войти в папин кабинет, потому что госпожа Кирстон и господин Геральд запирают его…

– Думаешь, она расскажет ему о рыбалке? – забеспокоилась Нэн, и ее маленькое остренькое личико выразило озабоченность.

– О какой рыбалке? – спросила Генриетта, отвлекаясь от своих мыслей.

– С деревенскими мальчишками, – пояснила Лиззи. – Они ловили форель и научили нас делать это.

– О, да, это очень интересно, – согласилась Генриетта с не подобающим матери энтузиазмом. – Вы поймали хотя бы одну?

– Форель нет, – сказала Лиззи с печальной усмешкой, – но зато заработали кучу неприятностей.

– Ну, ловля форели не очень подходящее для вас занятие, – задумчиво сказала Генриетта.

Обе девочки смотрели на нее с изумлением. И это единственное возражение, которое новая жена отца высказала против ловли форели? Дальнейшую экскурсию по дому они провели с еще большим удовольствием и, когда их позвали на обед, уже стали лучшими друзьями.

Генриетта мельком осмотрела кухню и получила весьма смутное представление об экономке и поваре. Эта сфера всегда мало ее интересовала. Она вошла в столовую, не имея понятия, что обед, который должен был состояться за длинным столом красного дерева, поставит ее в затруднительное положение.

Дэниел подошел к почетному месту в конце стола и отодвинул для нее резной стул. Генриетта стояла в нерешительности, и он подмигнул ей. На ее скулах появились красные пятна, когда она заняла непривычное для себя место, улыбаясь мужу. Сам Дэниел занял место во главе стола, а дети, воспитательница и управляющий сели по бокам.

«Не стоит ожидать сразу слишком многого», – сказал Дэниел сам себе. Ей незнакома роль жены, и она не может сразу привыкнуть к ней, поэтому пока он должен руководить лакеями и представлять блюда, как делал это после смерти жены. Но он надеялся, что Генриетта наблюдает за его действиями и воспримет урок, а затем возьмет дело в свои руки.

Дэниел выслушал отчет управляющего о состоянии поместья и рассказ госпожи Кирстон об успехах его дочерей. Он не имел претензий ни к управляющему, ни к воспитательнице, но было очевидно, что настало время взять управление в свои руки. Дети были радостно возбуждены и задавали ему массу вопросов о том, как он провел последние шесть месяцев, но о Генриетте никто не спрашивал. Дэниел подумал, что рассказ Гэрри мог бы поразить воображение Лиззи. Малышка Нэн, возможно, не все поймет, но Лиззи ничего не пропустит.

К концу обеда он отправил девочек заниматься уроками. Пылкое предложение Лиззи устроить сегодня выходной получило категорический отказ.

– Генриетта, нам надо обсудить некоторые детали ведения домашнего хозяйства, а затем я оставлю тебя и поговорю со Сьюзен Йетс, которая будет твоей помощницей. Она экономка и может рассказать все, что тебе надо знать о том, как вести домашние дела. – Обойдя стол, Дэниел отодвинул ее стул, продолжая говорить. – Конечно, ты можешь сделать некоторые изменения по своему усмотрению.

Генриетта встала с бодрой улыбкой. Он говорил слова, которые должны были поддержать ее, но вместо этого молодую женщину охватил страх. Они отправились в кабинет Дэниела в задней части дома. Он сел за черный дубовый письменный стол, приглашая Генриетту занять место в кресле у камина. Она расположилась там, деловито расправляя юбки и с трудом скрывая неловкость.

– Гэрри, я хочу, чтобы ты правильно поняла меня, – медленно начал Дэниел. – Пожалуйста, не рассказывай детям о своих приключениях.

– Почему? – Она удивленно взглянула на мужа.

– Думаю, нет необходимости объяснять тебе это, – сказал Дэниел с некоторым беспокойством. – Такой пример может увлечь Лиззи.

– О да, понимаю. – Генриетта сочувственно улыбнулась. – Прошу прощения за свою глупость. Конечно, я ничего не скажу им. Но не лучше ли нам тогда сочинить подходящую историю, чтобы объяснить, как мы встретились и поженились?

Дэниел нахмурил брови, постукивая пальцами по блестящей поверхности стола.

– Думаю, достаточно сказать, что я встретил тебя по дороге в Лондон, куда ты направлялась в сопровождении своего отца. Это ни у кого не вызовет вопросов.

– Но тогда они могут подумать, что браки совершаются очень легко и быстро, – возразила Генриетта.

Дэниел пожал плечами:

– Они могут думать что угодно. Но в трудные времена часто происходит такое, что при обычной жизни считается странным.

– Да, я тоже так думаю. – Генриетта встала. – Если это все, я пойду…

– Нет, сядь, пожалуйста. – Дэниел жестом удержал ее. – Это только первый вопрос, который я хотел обсудить с тобой.

Генриетта снова села, чувствуя себя, как матрос на тонущем корабле. Она сделала умное лицо и внимательно смотрела на мужа, стараясь показать, что эта беседа ей нравится.

– Думаю, будет лучше, если ты сама займешься нашими счетами, и мы будем просматривать их каждый месяц, – оживленно сказал Дэниел, продолжая постукивать пальцами по столу. – Ты должна укладываться в ту же сумму, какую я обычно выделял Сьюзен Йетс, но если ты почувствуешь, что этого недостаточно, мы можем проверить расходы через месяц. – Получив от жены молчаливый кивок, означающий согласие, Дэниел перешел к следующему пункту. – Полагаю, тебе потребуется два-три дня, чтобы изучить хозяйство, сопровождать тебя будет Сьюзен Йетс, а когда ты войдешь в курс дел, можешь начать занятия с девочками. Лиззи достаточно взрослая, чтобы приступить к изучению работы в кладовой, на кухне и даже маслобойне. Нэн еще очень мала и может только наблюдать, но, думаю, полезно приучать ее к делу с раннего детства.

Генриетта закусила нижнюю губу. Стоило ли говорить ему о своем полном невежестве в этих делах? Дэниелу будет трудно поверить в это. Любая девушка ее сословия должна знать то, о чем он говорит, и войти в дом мужа, готовая без промедления приступить к управлению домашним хозяйством. В конце концов Генриетта решила ничего не говорить. Она, конечно, сможет многому научиться, наблюдая за Сьюзен Йетс и задавая ей разумные вопросы, которые не выдадут ее полного невежества. Она снова молча кивнула в знак согласия.

Дэниел задумчиво сдвинул брови и, казалось, не нашел ничего необычного в ее молчаливых ответах.

– Думаю, в настоящий момент будет лучше, если госпожа Кирстон станет по-прежнему следить за занятиями и поведением детей и докладывать мне. Нельзя сразу взваливать на твои плечи слишком много обязанностей.

– Да, конечно, – сказала Генриетта слабым голосом.

– Мне будет очень приятно, если ты сможешь проводить с ними как можно больше времени. – Дэниел улыбнулся. – Возможно, кататься вместе на лошадях и делать всякое такое, что доставит тебе удовольствие и будет способствовать укреплению дружбы с детьми. Они очень нуждаются в дружеском общении.