Текст книги "Сладкая мука любви"

– Вот пойди и выясни.

– Черт возьми, отец! – рявкнул Такер. – Тебе задали вопрос!

Брови Джеда сошлись к переносице. Впервые сын принимал чью-то сторону против него, да к тому же сторону Маллой. Он уже собрался удалиться с видом оскорбленного достоинства, но потом рассудил, что ответ на заданный вопрос ничуть не понравится девчонке, так что можно и ответить.

– Твой папаша, милая мисс, наконец получит то, что ему причитается.

Если на лице Такера при этих словах и появилось выражение мстительной радости, Эмма не видела. Без дальнейших слов она бросилась бежать к церкви.

Еще до того как завернуть за угол, она услышала шум на церковном дворе, где еще недавно царила идиллия.

Оказалось, что приглашенные сбились в кучу, из которой слышались протестующие возгласы. Шериф Гилл и его помощник вели Уина Маллоя к воротам. Народу оставалось не так уж много – очевидно, шериф не хотел портить праздник и дожидался ухода жениха и невесты. «Как он добр, что не опозорил старого друга перед всем городом!» – пронеслась в голове девушки мысль, полная горькой иронии.

– Стойте! – крикнула она. – Как вы можете, шериф Гилл?!

Обогнув отца и полицейских, Эмма преградила им путь:

– Немедленно отпустите папу! Как вам могло в голову прийти арестовать его? Кому, как не вам, знать, что он непричастен к смерти Бо Гарретсона!

– Боюсь, Эмма, я уже не могу прозакладывать за это голову, – угрюмо возразил шериф.

Гилл выглядел не лучшим образом: морщинистые щеки ввалились, и весь он как-то ссутулился и осел.

– Папа! – Эмма перевела взгляд на отца, с трудом подавляя дрожь. – Не волнуйся, папа. Все это какая-то ужасная ошибка, но она разъяснится. Клянусь, я сделаю все, чтобы исправить ее!

При виде бледной и потрясенной дочери, Уин Маллой содрогнулся от бессильного гнева. Его грубоватое, приятное лицо было мрачным, как туча, глаза метали молнии. Когда яростный взгляд переместился куда-то за Эмму, она тотчас поняла, на кого он направлен.

– Гарретсон, когда я окажусь на свободе, я первым делом убью тебя!

– Само собой, – фыркнул Джед. – Лучшего доказательства и не нужно.

– Ты меня подставил и заплатишь за это!

– Папа, прошу тебя, будь осторожен, чтобы слова не обернулись против тебя, – вмешалась Эмма. – Шериф, вы же знаете, что это все разыграно, подстроено!

– Увы, девочка моя, теперь уже нет сомнений в том, что он виноват. Налицо бесспорное доказательство. – С тяжким вздохом Уэсли Гилл сделал жест помощнику. – Ладно, давай заканчивать.

– Не переживай за меня, Эмма! – крикнул Уин через плечо, когда его выводили за ворота. – Я докажу, что все это просто гнусный спектакль и что шериф, как мальчишка, попался на удочку…

Эмма видела, как трое уходят по направлению к городской тюрьме. Ее отец шел, расправив плечи, всем своим видом стараясь показать, что унижение не сломило его. Когда наконец она вышла из оцепенения, церковный двор был почти пуст. Оставалось несколько человек из числа приглашенных. С минуту Эмма лишь тупо смотрела на них, не в силах произнести ни слова.

Потрясенная Коринна стояла в окружении Мэйбл Барнз, Сью Эллен Гилл и еще нескольких приятельниц, и по ее круглому лицу текли слезы. Шагах в пяти от нее, не сводя с Эммы странного взгляда, Тэра Маккуэйд вцепилась в руку своего отца. И еще двое оставались – отец и сын Гарретсоны. Плечо к плечу стояли они под тополем.

– Мне очень жаль, Эмма, – сказал Такер, когда лихорадочный взгляд девушки остановился на нем. – Сейчас нужно…

Он сделал шаг к ней, но Эмма отшатнулась:

– Нет! Не смей ко мне приближаться! Оставь меня в покое!

– Слышал, парень? – сказал Джед. – Пошли-ка домой.

Такер не подал виду, что слышал. Он продолжал смотреть только на Эмму, и этот упорный взгляд был невыносим.

– Не подходи! – крикнула она в отчаянии и бросилась на шею Коринне.

Она уткнулась в пухлое плечо экономки и разрыдалась.

– Тихо, дорогая, тихо! Все будет хорошо, просто прекрасно. Дома мы обсудим, что можно сделать.

– Я не могу ехать домой! – воскликнула Эмма, высвобождаясь. – Как же я оставлю папу?

– Сейчас ты ничем не можешь ему помочь.

Как ничем не может помочь? Эмма не желала мириться с этим, просто не могла. Но тошнота и головокружение навалились с новой силой. Только чудом она не потеряла сознание. Пока Эмма боролась с дурнотой, Росс Маккуэйд смущенно прокашлялся и заговорил:

– Сейчас важно нанять хорошего адвоката, чтобы защищал Уина в суде. В Бьютте есть один такой. Я слышал, что он может обелить и виновного… Я хотел сказать, а уж невиновного тем более! Если хочешь, Эмма, я ему напишу.

Адвокат! Ну конечно! Почему она сразу об этом не подумала?

– Мистер Маккуэйд, может быть, лучше отправиться к нему лично? Прямо сейчас?

– Это возможно…

– Нет, не стоит, – решила девушка, мало-помалу обретая присущее ей самообладание. – Чтобы разговаривать с адвокатом, нужно знать все детали, а я понятия не имею, какие у шерифа доказательства. Первым делом я должна повидать мистера Гилла.

– Эмма!

Девушка умолкла, услышав знакомый голос, такой кроткий и милый.

– В таком состоянии тебе не стоит начинать дело. Я знаю, ты готова на все, но куда разумнее сначала отдохнуть, обговорить все спокойно и хладнокровно, составить план действий. Мы с отцом поможем тебе во всем, но сначала позволь проводить тебя в «Эхо» и хотя бы напоить крепким чаем.

– Золотые слова! – поддержала Коринна, оживившись, но глаза ее были все так же печальны, и солнце безжалостно освещало каждую морщинку и складочку ее лица.

Эмма никогда не думала об экономке как о старой женщине, но тут вдруг поняла, что годы наложили свою печать на ее бывшую няньку. Однако они ничуть не прибавили ей кротости.

– Что уставились? – возмущенно обратилась она к Гарретсонам, все еще не покинувшим церковный двор. – Небось помираете от радости, чтоб вам пусто было!

Эмма тоже взглянула в ту сторону и со смутным удивлением заметила, что Такер смотрит вовсе не на них, а на Тэру. Взгляд его был настойчиво-испытующим. Тэра тоже ощутила его, повернулась и слегка повела плечами.

– Все это так грустно, так грустно… – сказала она очень тихо и как-то виновато. – До сих пор нам с отцом удавалось сохранять нейтралитет, не склоняться ни в ту сторону, ни в другую… но теперь… Теперь всего важнее, чтобы восторжествовала истина. Ради Бо, только ради него!..

– Истина? – переспросила Эмма, пораженная Необычным пафосом этих слов. – Ты имеешь в виду, что отец не стрелял Бо в спину? Что это Гарретсоны без конца мутят воду? Что все мы жили бы в мире и согласии, не будь здесь этого змеиного гнезда? Эта истина должна восторжествовать, так ведь, Тэра?

Джед сделал шаг вперед. Выражение его лица красноречиво говорило, что он собирается, в свою очередь, высказать все, что думает о Маллоях. Такер ухватил отца за руку.

– Не сейчас, слышишь? – произнес он так тихо, что девушка едва расслышала. – Оставь ее в покое.

Удивительно, но Джед не стал упрямиться. Он попросту пожал плечами и пошел прочь. Такер последовал за ним.

– Мне очень жаль, солнышко, – сказал он, проходя мимо Эммы.

Как только Гарретсоны покинули двор, оставшиеся окружили девушку, наперебой утешая ее. Но о каком утешении могла идти речь? Эмме казалось, что наступил конец света. На другой день после того, как она поняла, что носит ребенка Такера, ее отца арестовали. Один удар следовал за другим, не давая опомниться.

Потрясенная, она даже забыла ненадолго о непрерывной дурноте. Самочувствие по-прежнему было ужасным. Борясь с желанием расплакаться, она вскинула голову и попыталась улыбнуться.

– Мы не сдадимся так легко!

– Но сначала домой, ладно? – настаивала Тэра. – Все мы уверены в невиновности мистера Маллоя и сделаем все, чтобы это доказать. Истина восторжествует… но, Эмма, это будет нелегко. Нужно хорошо обдумать, какие шаги предпринять. Сейчас мы вместе поедем в «Эхо» и…

– Нет, в «Эхо» мы не поедем, – медленно и раздельно проговорила Эмма и пошла к выходу с церковного двора. У самых ворот она оглянулась: – Первым делом я хочу видеть шерифа Гилла и выяснить все, что смогу.

Глава 23

Эмма сидела в напряженной, неестественной позе в конторе шерифа, в кресле для посетителей. Чуть поодаль ее отец пристроился на жестком стуле с прямой спинкой.

– Шериф Гилл, скажите мне все. Я хочу знать, почему вы арестовали папу за то, чего он не делал. Вы ведь знаете это не хуже моего, не так ли?

– Будь Эмма адвокатом, я бы без колебания нанял ее для защиты, – заметил Уин с невеселым смешком. – Обычно эти ребята не стоят денег, которые берут.

Уэсли Гилл честно попытался улыбнуться в ответ, но это у него не очень получилось. Очевидно, на сердце у шерифа было так же тяжело, как и у Эммы, и за это она почти простила ему арест отца.

Незадолго до этого он выпустил арестанта из камеры и отправил помощника Клема домой, чтобы они могли без помехи поговорить втроем. Поговорить спокойно и рассудительно, без взаимных упреков. Маллой имели право знать, на каком основании произведен арест. Чтобы опровергнуть свидетельство вины, нужно было сначала выяснить, в чем оно заключается.

Эмма была рада, что Маккуэйды в конце концов уговорили Коринну ехать домой, – теперь она могла выбросить из головы все, кроме дела об убийстве. Настало время исправить ошибку, рассеять подозрения.

– Свидетельств против Уина два, – сказал шериф. – Первое – это головной платок твоего отца, Эмма. Уин знает о нем, мы говорили в день твоего приезда. Он сказал, что понятия не имеет, как его повязка оказалась неподалеку от места убийства.

– Что?! – вырвалось у девушки.

– Это так, дорогая. – Уин вздохнул. – Помнишь, Уэсли приезжал к нам в тот вечер? Как раз для того, чтобы выяснить насчет платка. Что я могу сказать? Платок этот мой, но и только. Я не имею ни малейшего понятия, как она попала к Дереву висельника, где убили Бо Гарретсона. Впрочем, любой мог подбросить ее туда, чтобы подозрение пало именно на меня. Кто бы он ни был, этот негодяй, именно он должен сидеть под замком, а не я.

Эмма, однако, промолчала, со страхом глядя на свернутый кусок желтого шелка. В суде такого рода свидетельство невозможно опровергнуть одними лишь заверениями в своей невиновности. Девушка мысленно приказала себе сохранять спокойствие.

– Но ведь с таким же успехом это может быть чей-то грязный трюк, шериф?

Голос ее предательски дрогнул. Уэсли Гилл посмотрел на нее с пониманием и сочувствием:

– Верно, может. Но есть и еще одно свидетельство, куда более весомое. Оно попало ко мне сегодня утром и не оставило мне выбора. Я мог лишь отсрочить арест до конца венчания, пока большая часть приглашенных не разойдется. Я пытался как-то объяснить это для себя, понять… Но одно дело – повязка, а другое… Одним словом, Уин, остается поверить, что именно ты убил Бо Гарретсона. Мало того, что ты убил его в спину, ты еще и заманил его в ловушку.

– Черта с два я это сделал!

Уин вскочил со стула. От гнева его била крупная дрожь.

– Папа, прошу тебя! – воскликнула девушка, хватая его за руку. – Сейчас не время для скандала. Прежде всего нужно выяснить, о чем идет речь!

Неохотно Уин позволил усадить себя. Отец и дочь в молчании следили за тем, как шериф вынул сложенный пополам листок из папки с надписью «Дело об убийстве Бо Гарретсона», развернул его и вгляделся в строчки с таким видом, словно надеялся, что содержание чудом окажется иным.

– Можно взглянуть? – нетерпеливо спросила Эмма.

За окном конторы город был тих, дощатый тротуар пустынен. Как обычно, воскресным вечером горожане сидели по домам, в кругу своих семей. Единственная живая душа на улице – ленивый полосатый кот на одном из крылечек время от времени подергивал хвостом, отмахиваясь от мух.

Но как бы ни был тих городок, в конторе шерифа Гилла было и того тише. Тишина висела, как тяжелая туча, готовая разразиться грозой, пока Эмма, не веря собственным глазам, читала записку:

«Бо, приходи сегодня на восходе к Дереву висельника. Я нуждаюсь в деньгах и потому надумал продать часть земель, ближайшую к вашим. Наверняка тебя это заинтересует, но учти, из всех Гарретсонов я буду иметь дело только с тобой. Не вздумай рассказать отцу или брату, иначе сделка не состоится.

Уин Маллой».

– Поверить не могу… – прошептала девушка, переводя взгляд с шерифа на отца. – Как же так, папа, ведь это твой почерк!

Уин выхватил у нее записку и впился в нее взглядом. Лицо его сначала покраснело, потом покрылось зеленоватой бледностью. Шериф Гилл наблюдал за ним, поджав губы.

– Клянусь! – наконец хрипло проговорил Маллой. – Клянусь всем, что мне дорого, что не писал этого, Уэс!

– Прости, Уин, но я не суд присяжных и нет никакого смысла клясться передо мной. Дело дрянь, вот что я скажу. Если взять платок и записку…

– Но, шериф! – в отчаянии перебила Эмма. – Все это подстроено! Если кому-то понадобилось подставить папу, он мог не только подкинуть платок, но и скопировать почерк!

– Кому? – устало осведомился Уэсли Гилл, рассеянно постукивая по столу тупым кончиком карандаша. – По-твоему, Джед Гарретсон так ненавидит твоего отца, что убил собственного сына, лишь бы его подставить? Или, может быть, это дело рук Такера?

– Ничего такого я не думаю! Кто передал вам записку, шериф? Если этот человек заинтересован в вознаграждении, он мог пойти на многое, в том числе на…

– Эмма! Когда нашли платок, вознаграждение еще не было назначено. И потом, если бы дело было в деньгах… тот, кто способен так ловко подделывать почерк, давным-давно уже мог бы состряпать записку.

– И все же, кто это был?

С минуту шериф пребывал в нерешительности, потом махнул рукой.

– Я уже так много сказал, что это не имеет значения. В любом случае скоро все выяснится. – Он снова вздохнул и посмотрел по очереди на дочь и отца. – Тэра Маккуэйд передала мне записку.

Эмма вздрогнула как от пощечины. Потом, не в силах больше оставаться в неподвижности, она вскочила и принялась ходить взад-вперед по конторе, пытаясь хоть как-то увязать события и сведения.

– Странно… – несколько раз повторила она.

– В последнее время Тэра довольно часто бывала в «Кленах». Вчера она разбирала вещи Бо в поисках какой-нибудь мелочи на память… Вы знаете, как это бывает у женщин. – Шериф помедлил, но не Уин, ни Эмма не сделали никаких замечаний на этот счет, только разом кивнули. – Насколько я понял, у Джеда и Такера руки так и не дошли до вещей Бо, или они не желали заниматься этим так скоро после его смерти. Тэра тоже не сразу решилась на это, но вчера она все же заглянула в стол Бо и нашла книгу, которую сама же ему и подарила когда-то. В «Кленах» у нее не хватило решимости открыть ее, а дома… Черт его знает, может, на нее нашло сентиментальное настроение из-за сегодняшнего венчания! Одним словом, записка лежала в книге, и сегодня утром, по дороге в церковь, Тэра отдала ее мне.

Взгляд Эммы сам собой вернулся к развернутой записке на столе. Она легко представила себе Тэру, в тишине и одиночестве разбирающую вещи в ящиках стола Бо. Вполне можно вообразить ее себе, с болью в сердце раскрывающей книгу. Ничего невероятного в этом нет – кроме одного. Отец не писал записки.

Это была фальшивка, выполненная с поразительным тщанием. Не упущен ни один завиток почерка, ни один разрыв между буквами. Наклон слов, нажим – все налицо.

– Тэра страшно переживала по поводу того, что должна передать записку в руки закона. Она даже плакала… но все же сделала это – ради Бо.

– Дьявольщина! Сколько раз повторять, что я не писал ничего подобного!

– Не писал записку, не ронял платок?

– Да, не ронял! Ни у Дерева висельника, ни у какого другого, потому что в то утро я сидел дома!

– Я бы рад поверить тебе, Уин. Как твой друг я готов принять на веру самое невероятное объяснение, но как шериф… От такого свидетельства не отмахнешься. Я вынужден принять его.

– Ну так принимайте! – крикнула Эмма, останавливаясь за стулом отца и обнимая его за плечи. – А я не стану! Я узнаю, кто подставил папу!

– Что ж, если ты хочешь разыгрывать из себя Пинкертона, девочка моя, не стану тебя отговаривать. Всей душой я хочу поверить Уину на слово и отпустить его восвояси. Но закон требует доказательств невиновности, если вина очевидна.

Уин только молча посмотрел на него и отвернулся.

– А теперь я вынужден просить тебя вернуться в камеру. Позже Клем принесет ужин.

Эмме не хотелось расставаться с отцом вот так, оставляя его под замком. Направляясь к камере с зарешеченным окошком, он выглядел намного старше, чем обычно. Уин казался неестественно громадным для этой крохотной комнатушки. Совсем иначе он выглядел на бескрайних пространствах Монтаны. Там, среди пастбищ, рощ и скал, было его место – на вольном воздухе, под синими небесами, где свободно и гордо кружили орлы.

«Это ненадолго, папа, обещаю!»

Не в силах выносить тягостную сцену, Эмма торопливо покинула контору шерифа. Для начала надо поехать с Россом Маккуэйдом к адвокату в Бьютт, но воскресным вечером об этом нечего и думать. Все же стоит заехать в «Империю» и договориться о времени выезда. Кроме того, необходимо переговорить с Тэрой, думала девушка.

Когда Эмма добралась до дома Маккуэйдов, та что-то готовила на кухне у открытого окна. Заметив приближающуюся коляску, она тотчас оставила свое занятие и вышла на крыльцо, на ходу вытирая руки о передник. Прическа, утром такая аккуратная, успела растрепаться, на щеке были следы муки, глаза смотрели печально и виновато.

– Шериф все рассказал тебе, так ведь, Эмма? Мне страшно жаль, поверь. Я долго мучилась, прежде чем решила передать ему записку…

Как ни тяжело было оправдать поступок подруги, Эмма не могла не признать, что Тэра просто пыталась поступить как лучше.

– Я не виню тебя за это, – сказала она со вздохом. – Теперь мне понятны твои слова насчет истины, которая должна восторжествовать. Но признайся, ведь в глубине души ты и теперь чувствуешь, что не все так просто? Что истина по-прежнему скрыта от нас? Отец не писал этой записки. Он попросту не мог, понимаешь. Будь ты на моем месте, разве ты не думала бы так же?

– Конечно, думала бы… на твоем месте. Когда речь идет о наших близких, мы не хотим верить, что они способны на преступление. Однако записка… и платок…

– Откуда ты знаешь про платок? От шерифа?

– От кого же еще? Эмма, солнце все еще жаркое. Проходи в дом, поужинай с нами. Отец и другие скоро вернутся. Я нажарила цыплят и ставлю пирог, так что…

– Спасибо, но я не голодна.

– Просто ты сердишься и не хочешь сидеть со мной за одним столом. Теперь ты возненавидишь меня! – Тэра опустилась на верхнюю ступеньку крыльца и закрыла лицо руками. – Боже мой, зачем я отдала записку! Твой отец дорог мне не меньше, чем ты!

– Не казнись так, Тэра. Ты хотела как лучше. Страшная усталость вдруг навалилась на Эмму. Едва передвигая ноги, она поднялась на крыльцо и уселась рядом с подругой, обняв ее за плечи. Тэра подняла залитое слезами лицо, всем видом моля о прощении.

– Я не виню тебя, но не могу поужинать с вами. По крайней мере сегодня. Передай отцу, чтобы заезжал завтра за мной. Мы собирались в Бьютт, к адвокату.

Тэра вытерла слезы передником и кивнула.

– А теперь я вернусь домой и попробую понять.

– Понять? Что?

– Кто мог так подло подставить отца. Чему ты удивляешься? Не стану же я сидеть сложа руки и ждать, пока все само собой выяснится? Ты бы стала?

– Нет, конечно. Я так понимаю тебя, Эмма! – воскликнула Тэра и порывисто ее обняла. – Если бы я только могла… но теперь уже поздно об этом говорить.

Девушка добралась домой без происшествий. Это был один из немногих случаев, когда она путешествовала в одиночку, без охраны одного из ковбоев, как было приказано отцом.

Впрочем, от самой большой опасности ее некому было защитить. Она сама, добровольно пошла этой опасности навстречу – и пострадала, а теперь даже нельзя убежать под крылышко тети Лоретты. Вообще сейчас не до Такера Гарретсона, его поцелуев и объятий. Нужно во что бы то ни стало выяснить, кто приложил столько усилий, чтобы подставить Уина. От этого зависела его судьба, да и судьба самой Эммы.

Без жизнерадостного, шумного отца дом казался вымершим. Только теперь девушка поняла, насколько присущи дому, неотъемлемы от него были знакомые шаги, низкий рокочущий смех. Вдвоем с Коринной они в молчании поужинали, убрали со стола и какое-то время сидели друг против друга в безмолвной тревоге.

Когда настало время разойтись по своим комнатам, экономка пожелала доброй ночи с фальшивым оживлением, которое нимало не обмануло Эмму. Сама она была не в силах притворяться и лишь слабо улыбнулась в ответ.

Назавтра день предстоял хлопотный, поэтому Эмма сочла за лучшее улечься пораньше, но сон пришел не сразу. Прохладный ночной воздух струился в распахнутое окно, но не мог убаюкать девушку.

Все было не так, как хотелось. Вместо того чтобы держать ее в объятиях, Такер был далеко – в «Кленах», со своим ужасным отцом. Убийца Бо разгуливал на свободе, и вместо него в тюрьме сидел невиновный человек, чье место было здесь, в «Эхо». Что до самой Эммы, в ней росла новая жизнь – ребенок, которому, быть может, не суждено узнать ни отца, ни деда.

«Нет, этому не бывать! – с тоской и отчаянием сказала себе Эмма. – Как бы все ни повернулось потом, они оба узнают о ребенке, клянусь!»

Она выросла без матери, и хотя узы между ней и отцом были сильны, ей хотелось большего для своего малыша. «У ребенка должны быть оба родителя – отец и мать». Кроме того, прежде чем строить планы на будущее, нужно дать Такеру возможность решить. «Это ведь и его ребенок, – думала девушка, – и он имеет право знать».

По мере раздумий желание поделиться новостью с Такером росло, и наконец Эмма пришла к выводу, что успеет съездить в «Клены» до появления Росса Маккуэйда. Обида на Такера за то, что он верит в виновность Уина, была по-прежнему сильна в ней, но это не означало, что нужно за это полностью вычеркнуть его из своей жизни.