Текст книги "Следующий Эверест. Как я выжил в самый смертоносный день в горах и обрел силы попробовать достичь вершины снова"

* * *

Под палящим солнцем температура быстро повышалась. За три часа мы перестали трястись от холода в пуховых костюмах, теперь нам стало вполне комфортно в длинном термобелье из полипропилена. Мы прятали глаза под шляпами и солнечными очками и обильно мазались солнцезащитным кремом.

– Смотрите! – закричал кто-то.

Словно стрекоза, взмывшая в небо, над ледопадом возник узкий красный вертолёт. Он направлялся к нам, и слышно было, как надрывается в разрежённом воздухе двигатель, заставляя машину подниматься всё выше. Вертолёт держался на высоте около двадцати метров над поверхностью ледника, чтобы использовать дополнительную подъёмную силу от прослойки воздуха, поднимающегося вверх от движения лопастей. Пилот буквально прижимал вертолёт к опасно неровной местности внизу, стремясь извлечь хоть крошечную добавочную выгоду из этого «экранного эффекта»[41]41
  Экранный эффект, или эффект влияния земли, – авиатермин, обозначает эффект резкого увеличения подъёмной силы крыла и прочих аэродинамических характеристик летательного аппарата при полёте вблизи экранирующей поверхности (воды, земли и др.).


[Закрыть]. Машина работала на пределе своих возможностей.

Вертолёт проплыл мимо и продолжил подъём, направляясь ко Второму лагерю в пяти километрах от нас. Мы знали, что при спуске он снова должен пройти мимо, поэтому несколько человек схватились за камеры. Пока мы смотрели и ждали, из своей палатки вышла Эмили. Она понимала, что нам любопытно узнать, в чём дело. Она сказала:

– У парня во Втором лагере проблемы с сердцем. Из Базового лагеря уже вывезли около семидесяти пострадавших, так что теперь могут забрать и его.

Пять минут спустя вертолёт стал снижаться намного быстрее, чем поднимался. Какому-то грязному, перепуганному альпинисту предстоял путь в больницу, а потом домой. Наблюдая за его быстрой эвакуацией, я на секунду позавидовал ему. Хотелось поскорее оказаться подальше от этого опасного места, однако вертолётные полёты в условиях высокогорья связаны с риском, и я бы не хотел оказаться в задней части этой с трудом летящей кабины.

Мы с Бартом вернулись в нашу палатку и постарались быть терпеливыми. Поскольку на счёте его спутникового телефона оставались ещё сотни предоплаченных минут, Барт предложил мне телефон для разговора с репортёрами. Я дотошно расспрашивал, точно ли он не будет против, если я воспользуюсь таким щедрым предложением. Он, казалось, не возражал, поэтому я с радостью согласился и настоял на том, что после возмещу ему расходы. Поскольку теперь у меня появилась возможность давать интервью, я понял, что сначала должен поставить в известность Эмили.

Я выполз из палатки и подошёл к ней.

– Я получил от нескольких новостных служб просьбы дать интервью, – сказал я. – Знаю, что IMG предпочитает, чтобы мы тут занимались альпинизмом, а не журналистикой. Но мне кажется важным, чтобы весь мир узнал, как обстоят дела, поэтому я хочу согласовать этот вопрос с тобой.

Она улыбнулась.

– Да, Джим, всё в порядке. Из тебя получится просто шикарный представитель.

Я удивился, что Эмили так быстро согласилась.

– Спасибо, – ответил я. – Обещаю рассказывать о том, что происходит, откровенно и с уважением.

– Даже не сомневаюсь.

* * *

Всё утро было солнечно и ясно, поэтому я не спешил уйти в палатку, просматривая склоны над лагерем. На стене Нупцзе шириной в пять километров видны были массивные слои сложенной складками метаморфической породы, увенчанные десятками свисающих ледовых полей. Прошлой зимой в районе Эвереста шли обильные снегопады, и всего несколько недель назад в Базовом лагере тоже выпало достаточно много снега. Тогда казалось, что это хорошо, ведь он засыпал ледопад, делая наш маршрут подъёма более ровным и быстрым. Снег также скрепил рыхлые россыпи камней на высоких склонах вокруг. Но сейчас, стоя в Первом лагере в окружении трёх склонов высотой в полтора с лишним километра, покрытых нежной белой глазурью, я проклинал весь этот свешивающийся сверху снег за лавиноопасность. Скоро произойдут новые подземные толчки; надо было выбираться из этого бассейна.

Глядя на северо-запад, в сторону ледопада Кхумбу, я размышлял о том, как мы будем спускаться. Если двинемся тем же маршрутом, каким пришли сюда, нам придётся пройти прямо под свисающим ледником, который в прошлом году обрушился на шестнадцать шерп[42]42
  Имеется в виду катастрофа на Эвересте, когда в результате сошедшей с ледопада Кхумбу лавины 18 апреля 2014 года 16 человек погибли и 9 получили травмы.


[Закрыть]. Теперь это проклятое место, должно быть, стало ещё опаснее, и прокладывать маршрут там было бы чистым безумием. Но это был единственный вариант спуска. Вот уже шестьдесят три года альпинисты совершают восхождения с южного склона Эвереста, и до сих пор ни одна экспедиция не нашла надёжного пути в обход опаснейшего капкана ледопада Кхумбу.

Даже в хороший день путь среди нестабильных ледовых глыб превращается в затянувшуюся игру в русскую рулетку, в которой час за часом приходится ставить жизнь на карту. После землетрясений ледовые колонны ледопада, вероятно, стали совсем неустойчивыми. Я гадал, как, чёрт возьми, мы будем спускаться.

Я посмотрел через лагерь и увидел Джастина, одного из проводников IMG, он надевал снаряжение. Вот он по одной надел на жилистые ноги петли обвязки. Рядом с ним сидел Дава, наш сирдар – старший менеджер всех шерп Первого лагеря. У Давы огромный опыт работы на Эвересте, и, хотя он сантиметров на тридцать ниже Джастина, он не менее силён. По узлам «бабочка»[43]43
  Узел «бабочка» применяется в альпинизме для организации точек крепления на базовой верёвке и для крепления в связке среднего участника.


[Закрыть], которые Джастин уже завязал на альпинистской верёвке, я понял, что они готовятся в связке пройти через ледник.

Пока они собирали рюкзаки и надевали шлемы, из лагеря неподалёку пришёл Дэмиен Бенагас. Дэмиен вот уже пятнадцать лет работает проводником при восхождениях на Эверест и другие высотные пики, часто вместе со своим не менее опытным братом-близнецом Вилли. Кажется, почти все на горе знают этих жизнерадостных аргентинцев. Закрепив верёвку, они втроём вышли из лагеря, каждый с ледорубом в руке. Они примерились двигаться в таком темпе, чтобы верёвка не мешала им, и прошли около ста метров на север. Выйдя на протоптанную в снегу тропу, команда повернула налево и начала спуск по верхнему участку ледопада Кхумбу.

Мы стояли группой и наблюдали за ними. Подошла Эмили и сказала:

– Они пойдут вниз разведать маршрут.

– Думаешь, найдут верёвки и лестницы? – спросил кто-то.

– Посмотрим, – ответила Эмили.

Близился полдень, и долину Кхумбу точно по расписанию начали заполнять плотные тучи. Кое-кто из нас слонялся снаружи, обмениваясь обрывками сведений о разрушениях в результате землетрясения в Непале и соседних странах. Мы смотрели, как гряда туч постепенно вспухает, поднимаясь всё выше, вот она уже переползла через край ледопада и покатилась к Первому лагерю, словно громадный валик из ваты.

К полудню мы устали переговариваться и всматриваться в белую пелену вокруг. Все разошлись по своим палаткам. Я жевал батончик гранолы и думал о том, как бы можно было проложить маршрут с горы. В Первом лагере застряли около 110 альпинистов, и ещё примерно семьдесят человек оказались заперты во Втором лагере. Всего 180 человек, все в отличной форме, собраны и высокомотивированы. Каждый из этих 180 человек – или проводник мирового класса, или опытный шерпа, или клиент с опытом восхождений на высочайшие вершины по всему миру. Несомненно, нам хватает и людей, и опыта.

А вот чего у нас нет, так это запасных верёвок и лестниц, чтобы восстановить маршрут через ледопад. На то, чтобы проложить маршрут от Базового лагеря до Первого лагеря, понадобится закрепить несколько дюжин алюминиевых лестниц и провесить несколько километров верёвки. В радиусе восьмидесяти километров тут не так уж много дополнительного снаряжения. Даже если бы у нас было всё необходимое, на прокладку маршрута через пребывающий в постоянном движении ледник уйдёт как минимум неделя или даже больше. К тому же теперь вся эта гора нестабильного льда расшатана самым сильным в Непале землетрясением за последние восемь десятилетий. Ледопад, должно быть, превратился в сплошной хаос – это гарантируют и геология, и гравитация.

Кроме того, недели в запасе у нас нет. Нужен план, который мы смогли бы быстро реализовать, по максимуму сократив при этом время прохождения через ледопад. Никому в здравом рассудке не захочется оказаться внизу ледопада, пробираясь сквозь лёд, когда случатся неизбежные повторные толчки. Всё сейчас зависит от того, насколько плохи дела в ледопаде и долго ли гора сохранит неподвижность.

Если нам понадобится верёвка, можно было бы подняться выше, чтобы выкопать и срезать старые верёвки, оставленные предыдущими экспедициями. Эти потрёпанные верёвки будут непрочными и ненадёжными после многих лет воздействия агрессивного ультрафиолета, от которого на большой высоте портится даже нейлон. Но нам и нужно-то, чтобы эти верёвки продержались хотя бы день-другой, пока все не спустятся к Базовому лагерю из Первого и Второго лагерей.

Может, нам удастся связать вместе достаточно верёвок, чтобы проскользнуть хотя бы через самые опасные участки ледопада. В остальных случаях придётся, видимо, рисковать и идти без страховок. Если вертолёт сбросит нам достаточно верёвок, а снизу к нам проложит часть маршрута команда из Базового лагеря, возможно, мы сумеем за несколько дней самостоятельно выбраться отсюда. Когда ушедшие к ледопаду разведчики…

Со стороны Нупцзе послышался глухой гул. Я резко вскинул голову и уставился на гору. Затем, как и вчера, с западного плеча Эвереста в нашу сторону с рокотом тронулась вторая лавина.

Ледник снова задрожал.

Глава 10

Перекрывая нарастающий грохот, я закричал.

– Ещё лавина! Землетрясение!

Сердце у меня так и колотилось в груди. Барт рванулся к двери палатки и сказал.

– О, нет!

Я сел, схватил свою GoPro, включил камеру и нажал кнопку записи. Заморгал красный огонёк, подтверждая, что камера работает. Я был уже в ботинках, так что нырнул наружу следом за Бартом. Тучи, как и накануне, скрывали несущиеся к нам лавины, однако утром я уже видел зону отложения предыдущих лавин, а потому хорошо представлял себе, откуда их стоит ждать. Я вглядывался в серый туман, стараясь различить какое-нибудь движение.

Эмили, Джейсон и его жена Кэролайн стояли у палатки-кухни. Я навёл на них камеру; они явно нервничали, но не паниковали. Пока что лавина грохотала не так громко, как накануне, и от этого казалась менее страшной. Кроме того, на этот раз мы понимали, что происходит. Мы уже почти привыкли к этому хаосу.

Земля под ногами не подскакивала вверх-вниз по вертикали, как в прошлый раз, – вместо этого она мягко подёргивалась, словно лапа у спящей собаки. Я посмотрел себе под ноги, скрючил в ботинках пальцы ног и прижал их к подошвам, словно пытаясь предугадать следующее содрогание Земли. Ледник ещё раз дёрнулся, и вдруг массивный слой льда подо мной закачался взад и вперёд. Все движения казались более мягкими, чем сильнейшее землетрясение накануне. Я надеялся, это означает, что толчки будут слабее. Сильный порыв ветра налетел на меня справа, мимо лица пролетели несколько снежинок.

Я заорал.

– Ещё ударная волна! – Камера всё работала, и я отступил на пару шагов назад, стараясь укрыться от порывов ветра за палаткой. На лагерь налетел плотный вихрь мельчайших кристалликов льда с западного плеча.

На Кэролайн было только длинное термобельё, верх и низ, поэтому она побежала к своей палатке. Одежда Джейсона и Эмили лучше подходила к происходящему. Они направились к укрытию, но не успели войти в палатку, как лагерь накрыла целая волна мельчайшей белой взвеси.

Я присел на корточки за палаткой. Схватив край капюшона своей средней чёрной куртки, я накинул его на голову и стал ждать. В этот раз мне на щёки попало меньше ледяной взвеси, чем при лавине накануне, и царапалась она не так сильно. Через минуту взрывная волна прошла мимо, и дрожь ледника прекратилась. Когда грохот лавины умолк, в долине снова воцарилась тишина. Мы выстояли ещё один раунд.

Глубоко выдыхая, я постарался замедлить сердцебиение. Взглянув на часы, я увидел время – 12:28 – и сказал в камеру:

– Сегодня землетрясение произошло почти точно через сутки после вчерашнего. Ну и ну! – И на этом выключил камеру.

Люди вылезали из палаток, мы обсуждали подземный толчок. Радовались, что он был не такой мощный. Наш подкованный в сейсмологии калифорниец Дон Харбарт предположил, что магнитуда нового землетрясения, должно быть, около 6,0. Позже учёные оценили повторный толчок в 6,8 балла.

Рация Эмили с треском ожила – ребята! Наша разведкоманда была внизу ледопада, когда произошло землетрясение. Ледопад Кхумбу, тысячи трещин и ледовых глыб вокруг – худшее место для того, чтобы пережидать землетрясение. Эмили быстро переговорила с Джастином по рации. Затем подняла руку над головой, повернула ладонь к нам и медленно помахала. С ними всё в порядке.

Мы подождали, пока она закончит разговор, и столпились вокруг неё.

– Они напугались, но у них всё хорошо, – сказала она. – Они возвращаются.

– Ну что там? – спросил Дон.

– Говорят, маршрут разрушен. Большая часть верёвок и лестниц исчезла.

Руки у меня опустились. Хоть я и предполагал, что это маловероятно, но всё же надеялся, что, если верёвки каким-то чудом уцелели, мы сможем быстро пробраться через ледопад и в несколько часов преодолеть спуск с горы. Но теперь, раз единственный путь к Базовому лагерю нам недоступен, выходит, мы по-настоящему застряли тут. У товарищей по команде был встревоженный вид, услышанное и правда было плохой новостью. Один за другим люди расходились по своим палаткам.

Из-за того, что горы скрыты тучами, вертолёты больше не будут летать до конца дня. Целый час мы лежали в спальниках, почти не шевелясь. Идти было некуда и делать было нечего. Поэтому мы ничего и не делали. Если не считать того, что в соседней палатке кто-то иногда сухо покашливал, в лагере было тихо.

* * *

Час спустя послышалось ровное жужжание молнии, и мы поняли, что кто-то поблизости выходит из своей палатки. Тяжёлые ботинки прошуршали мимо нашей двери через лагерь, потом звук затих.

– Эй, туалетное ведро полно, – крикнула Эмили.

Наш туалет представлял собой двадцатидвухлитровое ведро, снабжённое толстым пластиковым вкладышем. Наполненный мешок-вкладыш полагалось достать и сбросить в глубокую трещину. Выбрасывать мусор, тем более пластиковую ёмкость с фекалиями, на мой взгляд, как минимум неправильно. Спускать отходы человеческой жизнедеятельности было бы куда лучше. Следуя правилу: «Не оставляй следов!», альпинисты часто используют индивидуальные пакеты и уносят свои отходы при возвращении из заповедных районов. Мы с товарищами по команде уносили наши отходы с других гор, используя в походе на Рейнир метод двойного пластикового пакета и «чистые горные ёмкости» – портативные лёгкие туалетные канистры – в Денали[44]44
  Денали – двуглавая гора на юге центральной части Аляски, высочайшая гора Северной Америки в центре национального парка Денали. Высота 6190 м. Интересно, что альпинисты предпочитают называть её старым названием, Денали, хотя Конгресс США в 1896 году переименовал гору, присвоив ей имя Мак-Кинли в честь 25-го президента США. Кстати, в начале XIX века она называлась Большая гора и была высочайшей точкой Российской империи на тот момент.


[Закрыть]. После нескольких полевых сезонов с накладками и постепенным совершенствованием процесса эти две подчиняющиеся федеральному правительству системы работают хорошо. Подобное решение коммунальной проблемы требовало тщательного планирования и надёжного финансирования на этапе создания, а затем – усердной администрации для непрерывной работы. Всё это в большом дефиците в испытывающей недостаток ресурсов стране типа Непала.

В горном Непале не существует сложной системы сбора, транспортировки, разделения и переработки человеческих отходов. Многие жители горной долины пользовались туалетом на улице. Утилизация отходов означает высушивание ячьего навоза и его использование в качестве топлива в жилых домах, а также внесение человеческих экскрементов на огороды в виде удобрения. Ежедневный спуск с Эвереста человеческих отходов в сотнях мешков или десятках запечатанных канистр оправдался бы лишь в том случае, если бы их готова была принять эффективная система переработки, но пока этого нет. На данный момент мы можем только сбрасывать содержимое туалетных вёдер в трещины.

Через мгновение Эмили крикнула:

– Кому-то придётся пойти и поменять мешок с дерьмом.

Чтобы лучше слышать её, я сдвинул шляпу с ушей. Все молчали. Всем было отлично известно, как выглядит туалет. Агрессивные иноземные микробы так враждебно взаимодействовали в наших возмущающихся кишках с консервированной и сублимированной пищей, из которой состоял рацион, что у половины лагеря был понос. Возня с тремя слоями плотной и пухлой одежды во время забега в туалет посреди ночи означала, что далеко не каждый умел держать цель. Конструкция из внешнего ведра и мешка-вкладыша была обильно заляпана следами диареи. Замена вкладыша была мерзким и, возможно, небезопасным для здоровья делом, за которое никому не хотелось браться.

Я предположил, что за эту грязную работу отвечает кто-то из обслуживающего персонала, так что остался в горизонтальном положении. Наверное, я надеялся, что это сделает кто-то другой. Как и мои товарищи по команде из Первого лагеря, я тоже ежедневно посещал туалет, и не раз. Но замена вкладыша, похоже, вовсе не моё дело, разве не так?

Глава 11

1978

Тёплым летним днём я сижу на крышке пустого 22-литрового ведра из-под краски. У нас большой контракт на покраску нескольких десятков домов на базе ВВС в районе Пиз в штате Нью-Гэмпшир. Наша летняя бригада, «парни из колледжа», как называет их папа, – все молодые крепыши. Но даже в качестве временной рабочей силы они всё-таки не маляры.

Хотя мне всего пятнадцать, я уже знаком со всеми аспектами коммерческого малярного дела. Я начал соскабливать облупившуюся краску и мыть кисти с помощью ядовитого растворителя ещё в возрасте восьми лет. В двенадцать папа научил меня работать с распылителем. У меня ещё нет водительских прав, но я уже умею управлять двадцатиметровым подъёмником и могу ловко разместить двухместную корзину в лабиринте гнутых стальных балок.

Здесь нам предстоит покрасить столько домов, что мы используем целых три распылителя. С раннего утра мы работали, сбиваясь с ног, а вот теперь у нас закончилась краска. Папе пришлось уехать с территории военной базы на заправку, откуда можно было позвонить и уточнить, когда же грузовик доставит нам ещё почти две тысячи литров краски оттенка «военный серый». Пятеро «парней из колледжа» и я маемся без дела, ожидая, когда он вернётся.

Я сажусь на перевёрнутое металлическое ведро, скрестив перед собой ноги. Тыльные стороны моих ладоней покрыты серыми каплями, и я отковыриваю с ногтей присохшую краску. Трое «парней из колледжа» сидят у стены, потягивая кофе. Двое других валяются на полу возле двери, перекатывая в пальцах Marlboro, и над их головами клубится едкий дым.

И в этот момент входит наш бригадир Рокко Чирасо. Обрезанные рукава рубашки позволяют видеть его выпуклые, покрытые татуировками бицепсы. На одной руке у него классическое разбитое сердце с надписью «Мать…» внутри, а на другой – красочное изображение персонажа из мультфильма Тасманийский дьявол[45]45
  Тасманский дьявол, или сокращённо Таз, – основной персонаж мультфильмов Warner Bros. из команды Looney Tunes. С 1954 по 1989 год персонаж в озвучке Мела Бланка выделялся постоянным визгом, рычанием и сумбурной, неразборчивой речью. Таза отличают неуёмный аппетит и всеядность, из-за которых и разворачиваются основные его приключения.


[Закрыть]. Поджарый маленький уродец с огромной, как бочка, грудной клеткой и злобной ухмылкой. Они с Рокко могли бы быть родными братьями.

С сильным бостонским акцентом Рокко интересуется:

– Ты что там делаешь?

– Ничего, – отвечаю я. – У нас краска закончилась.

Рокко работает на папу и дядю Боба уже тринадцать лет. Я вырос, наблюдая, как он приходит в сарай с инструментами у нас во дворе и уходит из него. Хотя обычно я его не боюсь, из рассказов о том, как он дважды подолгу сидел в тюрьме, я знаю, что под спокойной внешностью человека средних лет по-прежнему скрывается безбашенный член банды мотоциклистов. Большинству людей в присутствии Рокко становится не по себе, но он всецело предан папе, поэтому я люблю его и доверяю ему. В основном.

Рокко пересекает мастерскую, останавливается передо мной и тихо говорит:

– Подымайся.

Я встаю, и он сильно пинает ведро из-под краски, на котором я сидел. Оно пролетает через всю мастерскую и отскакивает от бетонной стены. Металлическое ведро падает на пол с оглушительным грохотом. Я дёргаюсь, а трое парней вскакивают на ноги.

– Эй! Это ещё зачем? – спрашиваю я.

– Займись делом.

Я отступаю на шаг и хмуро смотрю на Рокко. Изо рта у него свисает Lucky Strike без фильтра. Через полсантиметра тлеющий конец сигареты опалит его моржовые усы. Я оглядываю мастерскую, ища поддержки. «Парни из колледжа» уже на ногах, но они молчат и во все глаза смотрят на нас с Рокко.

Щёки у меня начинает жечь, я не знаю, как поступить. Я обвожу рукой нашу мастерскую.

– Краски-то нет. И чем, по-твоему, нам заниматься?

– Мне плевать. Вымой кисти. Подмети этот чёртов пол!

Повышая голос, я переспрашиваю:

– Подмести пол?

Рокко делает ко мне шаг.

– Просто подними свою задницу и займись чем-нибудь.

– Почему ты кричишь только на меня?

Он наклоняется ко мне сантиметров на пятнадцать. Седая щетина делает его щёки похожими на крупнозернистую наждачную бумагу. Сладкий запах горящего табака смешивается с едкой вонью от его опалённых усов.

– Ты уже не первый день в деле. Сам знаешь, нельзя просто сидеть и ничего не делать.