Текст книги "Следующий Эверест. Как я выжил в самый смертоносный день в горах и обрел силы попробовать достичь вершины снова"

– Нет, полёты продолжаются. На то, чтобы всех вывезти, уйдёт несколько часов.

– Тогда я не перестану молиться о хорошей погоде у вас.

– Гло, я позвонил сказать, что я уже внизу, но не могу долго говорить.

– Я понимаю.

– Стою в пуховом костюме и сейчас поджарюсь.

– Всё ясно. Иди переодевайся и береги себя.

– У меня нога болит, вернее, пальцы.

– А что такое?

– Вчера ночью три часа стоял на морозе столбом и давал интервью. По-моему, заработал обморожение.

– Только этого не хватало. Иди, посмотри, что с ногой, и дай мне знать.

Пообещав, что вскоре позвоню опять, я вернулся в свою палатку. Внутри она так разогрелась, что меня кинуло в жар. Пуховик я содрал с себя с такой скоростью, словно он был охвачен пламенем. Затем стащил с себя пропахшее потом бельё и нижние слои утепления и надел грязную одежду, остававшуюся в Базовом лагере, – она всё-таки была не такой вонючей.

Я осмотрел правую стопу. Кончики трех пальцев были совершенно белыми и чуть онемевшими. Я потыкал в них и ощутил покалывание. К счастью, никаких видимых признаков обморожения не было. Я пощипывал пальцы ноги один за другим то за кончик, то над краем ногтя и наблюдал, как они медленно восстанавливают здоровый розовый цвет. Капилляры наполнялись кровью медленно, но достаточно стабильно. Всё будет в порядке. С левой ногой тоже было всё нормально. За тридцать три зимы ледолазания я ни разу не получил серьёзного обморожения. Однако с тех пор, как мне исполнилось пятьдесят, периферическое кровообращение ухудшилось.

Я достал GPS и отправил Глории сообщение:

«Ноги в порядке».

Она ответила:

«Ну, и хорошо! Слава Богу. Спасибо, что успокоил. Берегите сердце и душу!»

Из палатки связи метрах в шести от меня доносились незнакомые женские голоса. Натянув сухие носки и походные ботинки, я взял GPS и направился к оливково-зелёной брезентовой палатке. Во весь голос прокричал у входа приветствие, и кто-то пригласил меня войти. Я отвёл в сторону тяжёлый брезентовый клапан двери и шагнул внутрь. Не успели мои глаза привыкнуть к темноте, как женский голос спросил:

– Вам нужна помощь?

– Нет, я в порядке.

Две женщины внутри представились, назвав себя Мег и Рэйчел. Доктор Меган Уолмсли была анестезиологом из Австралии, а доктор Рэйчел Таллет работала врачом отделения неотложной помощи в Новой Зеландии. Вместе с молодым непальским врачом по имени Адитя Тивари и вспомогательным персоналом они волонтёрами работали в Everest Air – полевой клинике HRA – Гималайской Спасательной Ассоциации, которая обслуживала Базовый лагерь каждый год весной, в сезон восхождений. HRA следит за здоровьем примерно 900 человек в Базовом лагере на южном склоне. Иностранные альпинисты платят авансовый взнос за сезон плюс небольшую сумму за любые лекарства и медикаменты, которые могут понадобиться. Гражданам Непала медицинское обслуживание предоставляется бесплатно. Поскольку HRA является лидером в области высокогорной медицины, как только у кого-то в сообществе Эвереста появляется повод обратиться за медпомощью – серьёзный или нет, днём или ночью, – команда HRA всегда тут как тут. В момент схода лавины они не просто были в эпицентре событий – они буквально чудом уцелели.

Лагерь HRA завалило обломками, принесёнными с гор ветром и лавиной. В первый же час после катастрофы они похватали из своих разбитых палаток всё, что сумели, собрали пострадавших (которых с каждой минутой становилось всё больше) и покинули разрушенный полевой госпиталь. Команда медиков HRA отправила пострадавших с лёгкими травмами в Базовый лагерь Himalayan Experience, а затем возобновила работу, развернув полевой госпиталь в Базовом лагере IMG. Затем они целые сутки справлялись с огромным количеством раненых, обрабатывая травмы. Теперь двое врачей поселились в нашей заплесневелой палатке связи.

Многие врачи и те, кто прошёл медицинское обучение, добровольно вызвались помочь раненым. Являясь официальными медиками Базового лагеря, сотрудники HRA, вероятно, занимались самыми тяжёлыми случаями и брали на себя принятие самых трудных решений при сортировке пострадавших.

– Спасибо, что помогли стольким людям, – сказал я.

– Именно для этого мы тут и находимся, – ответила Рэйчел.

Лавина разрушила их личные палатки, так что у них почти ничего не осталось. Поскольку у них теперь не было ноутбуков, связаться со своими семьями они не могли. Я предложил им воспользоваться моим GPS-навигатором и отправить родным текстовые сообщения. Широко раскрыв глаза от изумления, Меган проговорила:

– Это было бы здорово!

Показав им, что надо делать для отправки сообщения, я вышел наружу. Над горами грохотал очередной вертолёт. Многие прилетающие воздушные судна садились на плоской вершине холма рядом с нашим лагерем, а другие – на подготовленные вертолётные площадки выше уровня грунта чуть в стороне. Импровизированные посадочные площадки представляли собой круглые земляные насыпи, которые с боков поддерживали сложенные вручную стенки из камней. Несколько вертолётных площадок, разбросанных по всему Базовому лагерю, обеспечивают быстрый доступ к большинству районов. Я посмотрел в небо и насчитал четыре вертолёта, снующих в тесном воздушном коридоре между Базовым и Первым лагерями. Выходит, к спуску альпинистов из двух верхних лагерей подключились ещё две машины.

Ожидая, пока Мэг отправит свои сообщения, я осматривал Базовый лагерь. Он расположен на внешнем изгибе ледника Кхумбу. Холмистый Западный край его в основном покрыт грязью, камнями и валунами, так что из-под них видны лишь небольшие участки серого ледникового льда. Под покровом из грязи и камней ледник тает и движется, поэтому рельеф каждый год немного меняется. На поверхности образуются озерки талой воды, она постепенно просачивается вниз, а лёд в этих местах становится хрупким и рушится быстрее. Сотни разноцветных палаток были разбиты на холмистой местности длиной почти в полтора километра.

Середина Базового лагеря, где находились разрушенные объекты HRA, располагается на уровне примерно 5360 метров. Верхняя часть лагеря – выше метров семьдесят-восемьдесят, а нижняя часть, где стояли палатки IMG, простиралась вниз примерно до 5300 метров. Скорость ледника уменьшается по мере того, как он сползает по пологому склону долины, и это замедление его движения означает, что Базовый лагерь в нормальных условиях не смещается с заметной для людей скоростью. Однако после нескольких землетрясений и с учётом того, что возможны повторные толчки, вероятно, на старые ориентиры не следует больше полагаться.

Мэг вышла из палатки и вернула мне GPS, искренне поблагодарив. Я отправился посмотреть, как там Барт. Когда я проходил мимо открытых участков ледникового покрова, изучал их на предмет свежих трещин или других признаков смещения. Верхние слои льда выглядели вполне нормально, но это было все равно что пытаться определить, насколько опасен отдыхающий снежный барс, рассматривая пару шерстинок на его спине.

Когда я нашёл Барта, он развешивал влажную одежду на растяжках палатки, чтобы высушить её на солнце.

– В Базовом лагере всё стало иначе, верно? – сказал я.

– Да уж. Все такие мрачные.

– Знаю, что из Первого лагеря ещё не все спустились, но всё равно, кажется, тут слишком тихо, – продолжил я.

– Большинство шерп ушли. Грег отпустил их по домам, чтобы они могли узнать, как там их семьи.

Мы с Бартом поговорили о том, что я пользуюсь его спутниковым телефоном. Поскольку предоплаченные минуты были на исходе, я предложил потратить пятьсот долларов на оплату дополнительных минут связи. Барт оформил заказ в электронном виде, но дома был вечер воскресенья, так что он не мог точно сказать, когда на его балансе появится новая сумма. Барт сказал, что я могу оставить телефон у себя и снова позвонить Глории.

Я прошёл мимо палатки связи и снова поднялся на холм. Базовый лагерь располагается в дальнем северном конце долины Кхумбу, и с трёх сторон его окружают горы высотой от 600 до 3300 метров. Я встал лицом на запад, в сторону открытого неба. С высоты было видно, как лагерь покидают альпинисты, шерпы и несколько яков. Инстинкт, требующий бежать из этого смертельно опасного места, был очень силен.

Глория ответила и вскоре спросила:

– Насколько безопасно в Базовом лагере?

Я повернулся к Пумори и Лингрену, обводя взглядом высокий гребень хребта, с которого сошла лавина.

– Хороший вопрос. Сейчас трудно сказать.

– Всё настолько плохо?

– Наш лагерь в порядке, но все встревожены и нервничают. Я ещё не видел зону разрушения, так что пока не могу ничего сказать.

– В новостях теперь говорят, что в Базовом лагере погибли восемнадцать человек, – сказала Глория.

– Восемнадцать? А я думал, семнадцать!

– Цифры продолжают расти.

Ещё один погибший. Меня будто кто-то ударил под дых. Эвакуация прошла успешно, и я надеялся, что всё позади и дальше все пойдёт на лад. Но всего в нескольких сотнях метров от нас ещё кто-то умер.

Я сел на землю. В телефоне затрещало.

– Ты тут? – спросила Глория.

– Да. Я ещё тут.

– Мне так жаль, дорогой.

Я оглянулся через правое плечо и посмотрел на середину Базового лагеря, где прорвалась лавина. Обзор закрывали холмы покрытого камнями ледника, но я знал, что до зоны разрушения отсюда совсем близко. Помехи на линии зашипели мне в ухо. Чтобы связь не прервалась, я инстинктивно поднялся на ноги.

– Что ты теперь будешь делать? – спросила Глория.

– Мне нужно поговорить с Аланом, но им ещё предстоит спуск из Первого лагеря во Второй, и только потом их вывезут. Так что он появится ещё нескоро.

– С тобой всё нормально?

– Не знаю, Гло.

В десяти метрах от себя я заметил, что вокруг доктора Мег у палатки столпились несколько человек из нашей команды. Я продолжал разговор с Глорией, но был погружен в размышления о ещё одном погибшем и отвлёкся на друзей, собравшихся поблизости. К ним подошёл ещё один человек с лопатой на длинной ручке. Они что-то затевали.

– Держись, Гло.

Я отвёл телефон в сторону и крикнул им:

– Эй, что там у вас такое?

С лёгким франко-канадским акцентом мой друг Ник закричал в ответ:

– Мы идём к полевому госпиталю копать. Будем искать медицинское оборудование.

Меня будто током ударило. Я же могу помочь. Если мы найдём достаточно медикаментов, может быть, кого-то удастся спасти и больше никто не умрёт.

– Когда вы выходите? – спросил я Ника.

– Прямо сейчас. Пошли с нами.

Я почувствовал новый прилив сил. Да, это как раз то, что мы можем сделать, чтобы хоть как-то изменить ситуацию.

– Гло, я пойду и помогу откапывать медицинское снаряжение, которое завалило лавиной. Мне надо идти.

– Прямо сейчас?

– Да, ребята уже собрались и выходят.

– Джим, погоди. Если там медикаменты, наверняка там всё вперемешку и можно пораниться острыми осколками. Смотри там, не поранься.

Глория же работает медсестрой, и она, как всегда, была права.

– Я буду осторожен и надену толстые перчатки, – ответил я.

Мы быстро попрощались, и я поспешил вниз по склону, на ходу нажимая красную кнопку. Я стал копаться в палатке, разыскивая кожаные перчатки. Потом намазал часть лица солнцезащитным кремом. С грохотом кувырнув большую бутыль воды, схватил камеру и шляпу от солнца.

Затем поспешил к палатке Барта. Его не было на месте, так что я просто оставил там спутниковый телефон. Чтобы убедиться, что группа не уйдёт без меня, я почти побежал к палатке связи. Добрался туда, задыхаясь отчасти из-за того, что слишком быстро двигался на большой высоте, но в основном потому, что мы, наконец-то, собирались сделать что-то дельное и помочь другим.

Глава 15

Вшестером мы ждали у громадной палатки связи, пока Ник ходил одолжить у наших шерп кирку, которой обычно выравнивали замёрзшую почву Базового лагеря под площадки для палаток. Пять минут спустя Ник вернулся с тяжёлым инструментом на плече.

Доктор Рэйчел повела нашу команду из семи человек к разрушенному лагерю HRA. Я шёл следом за ней, а Ник и остальные были сзади меня. Мы пошли в гору по пологой тропе, которая огибала восточный край Базового лагеря почти рядом с белым ледником. Я видел, что Рэйчел хромает, тяжело переступая негнущейся ногой, – порывы ветра, налетевшие на лагерь, увлекали тучу обломков камней, и один из них поранил её ногу, ударив с такой силой, что у неё треснула коленная чашечка. Она зашила себе колено без анестезии.

Десять минут медленной ходьбы – мучительная хромота для неё, – и мы пришли к месту, где было навалено изодранное снаряжение. Скомканная одежда и промокшая бумага усеивали землю. Из грязи торчали погнутые кухонные принадлежности и кривая лыжная палка. Ботинок красного цвета лежал в ручье талой воды, что стекал вдоль тропы. Через сотню метров я заметил у валуна размером с посудомоечную машину чей-то ноутбук. Я сошёл с тропы, чтобы поднять его, но остановился, увидев, что компьютер смят, как бумажная салфетка. Мы видели разрушение вокруг, но никто ничего не комментировал.

Ещё в пятидесяти метрах вверх по тропе земля была покрыта таким количеством мусора, что дорога с трудом просматривалась. Тут стояло всего несколько палаток. В одном бывшем лагере рваная ткань палатки лентами свисала с согнутых шестов, словно полоски мяса с рёбер разделанного яка. Мы зашли в зону отложения лавины.

На мгновение мы остановились, пока Рэйчел решала, в какую сторону нам идти. Я посмотрел через ледник в сторону нижнего участка ледопада. Среди ледяных вершин, примерно в сотне метров от них, двигалось несколько человек. Вроде же восхождения были прекращены, и я стал гадать, что они там делают. Я наблюдал, как они медленно бродили то в одну сторону, то в другую. Головы у них были наклонены вперёд, они почти не смотрели вверх. Судя по всему, искали кого-то или что-то среди обломков. Они напомнили мне выживших после торнадо, контуженных, с трудом идущих по выровненной местности.

Рэйчел заковыляла вверх по небольшому холму, и мы остановились у скамейки. Я удивился, увидев, что белая палатка медпункта частично уцелела. Ярко-красный крест на боку подарил мне проблеск надежды. Палатка была поставлена вокруг ряда прочных металлических шестов, они были согнуты в прочные арки и крепко вбиты в землю. Должно быть, именно благодаря такой конструкции палатка сумела выстоять под порывами ветра и стеной летящих обломков, которые раздавили складскую палатку с медикаментами и спальные палатки поблизости.

– Надо отыскать и собрать все пригодные для использования медикаменты, – сказала Рэйчел. – Складская палатка стояла прямо тут.

Она указала на покрытую обломками землю.

Наша команда копателей сместилась на несколько метров в том направлении, куда шла ударная волна, и рассредоточилась. Два человека начали вытаскивать полузасыпанные землёй и камнями предметы. Ник взялся за кирку, а кто-то другой за лопату. Действуя в толстых перчатках, защищавших руки, я подбирал осколки стекла и складывал их в кучу. Затем стал откатывать в сторону большие камни. Через некоторое время нам удалось вытащить из-под обломков тридцать или сорок предметов, но большинство из них были повреждены. В разбитом пластиковом контейнере под грязным снегом лежали две дюжины белых таблеток. Две картонные коробки с бинтами выглядели многообещающе, но тоже были испачканы грязью.

Обнаружив запечатанный пластиковый пакет с кислородной маской и трубкой, я улыбнулся, словно выиграл в лотерею. Мы часто менялись, чтобы меньше уставать. Когда подошла моя очередь махать киркой, пришлось вспомнить, что на высоте Базового лагеря кислорода в воздухе содержится примерно в два раза меньше, чем на уровне моря. Потом наступил черёд взяться за лопату, но каждый тяжёлый удар металлического лезвия срезал не больше горсти каменистой почвы.

Сотрудники HRA расстелили на земле пластиковый тент, чтобы мы складывали туда потенциально полезные предметы. Всё остальное мы собирали в одну кучу. Целый час мы копали, ковыряли и нашли примерно две охапки медицинских припасов. А вот куча мусора была уже размером с купольную палатку.

К концу второго часа наши усилия стали совсем бесполезными. Копать ещё глубже означало, что четверо при этом стояли без дела, а двое скребли землю двумя инструментами в нашем распоряжении. Чем дальше мы пытались копать от того места, где ранее стояли палатки HRA, тем меньше нам попадалось медицинских предметов. Судя по характеру предметов, мы зашли на территорию другого разрушенного лагеря. Наша производительность снизилась, и небольшая куча найденных предметов не становилась больше.

Наконец, я признался Рэйчел:

– Пытаться искать дальше будет бесполезно, от нас уже нет толку. Можем ли мы ещё чем-то помочь?

– Сможете поискать мои походные ботинки? У меня остались только эти.

Она подняла ногу и показала покрытую грязью кроссовку, затем объяснила, что лавинные ветры унесли её ботинки. Один из самых нужных людей в Базовом лагере ковылял с треснувшим коленом и в кроссовках без поддержки голеностопа из-за того, что у неё пропали ботинки. Я подумал, что такого не должно быть.

Зычно, как когда-то работая бригадиром малярной бригады, я заорал:

– Так, парни, у нас новое задание. Давайте разойдёмся и поищем ботинки Рэйчел!

Мы рассредоточились и стали кружить дальше, чем прежде, пробираясь через завалы мусора и заглядывая между валунов. Полчаса мы искали, но так ничего и не нашли. Мне казалось, что мы подвели Рэйчел.

Рэйчел осталась работать с персоналом HRA, а остальные поплелись обратно в IMG. Когда мы возвращались по тропе вдоль русла ручья, я снова увидел тот же ноутбук. Кто-то положил его на валун размером с полчеловека, чтобы компьютер был заметен издалека. Возможно, его отыщет законный владелец.

Когда тропинка стала жаться к краям льда, я остановился у валуна размером с грузовик. На камне просыхала одна из уцелевших палаток. Повсюду был разбросан уже привычный набор повреждённого снаряжения: палаточные шесты, верёвки, потрёпанные книги. Нависающий с запада валун образовал небольшой грот, и в этой крохотной пещерке стоял черный крест.

Он был сделан вручную из обломков дерева, никакой надписи на нём не было. Кто-то специально воткнул его вертикально в нетронутый снег. Я предположил, что так отметили какое-то особо печальное место. С собой на раскопки для HRA я захватил фотоаппарат из палатки, но был слишком занят, чтобы фотографировать. Теперь я сделал цифровой снимок креста под валуном. Позже другой альпинист, который находился в Базовом лагере во время схода лавины, рассказал, что так отметили место, где обнаружили одного из погибших американцев.

После мрачной паузы мои спутники вернулись в лагерь. Я задержался с камерой в руке, чтобы запечатлеть разрушения. Сделал несколько снимков изодранного снаряжения и искорёженных палаток. Потом присел на корточки, чтобы снять сбоку мокрую одежду, сваленную в кучу у скалы, и тут мне вдруг стало не по себе. Это же чьи-то вещи. Может, этот человек искал свою одежду, или, может быть, его даже нет больше в Базовом лагере. Владелец мог оказаться как среди живых, так и в числе погибших. Как бы там ни было, фотографировать эти вещи мне показалось неправильным. Я выключил камеру и убрал её.

Во время прогулки до разрушенного лагеря HRA и обратно я передвигался только вдоль края зоны поражения. Я чувствовал, что должен увидеть самое худшее, стать очевидцем. По-этому я сошёл с тропы и свернул вправо, в самую середину пути схода лавины. Слой мусора становился толще. Потрёпанные предметы лежали один на другом. Казалось, невозможно идти, не наступая на повреждённое снаряжение. Я обходил более крупные предметы, но поневоле наступал грязными ботинками на принадлежавшие кому-то изодранные вещи.

После пятидесяти метров замедленного продвижения я заметил, что в более высоких гребнях мусора меньше, вероятно, вследствие того, что его унесли порывы неистового ветра. Петляя, я пробирался вдоль складок местности и огибал неглубокие болотца, заваленные клочьями и обломками сотен сорванных с опор палаток.

Я продолжил двигаться на запад, в направлении, противоположном сходу лавины, туда, где по лагерю пронеслась воздушная волна. Ни одна палатка тут не устояла. Кое-где уцелели голые шесты опор, и сейчас они торчали вверх, словно обнажившиеся кости мёртвого динозавра. Принадлежавшие альпинистам пожитки были перемешаны с грязью и камнями, будто лагерь сравняли бульдозером. Зона разрушения достигала в ширину несколько сотен метров. Я стоял в самом эпицентре.

Ошеломлённый, я силился представить себе, что тут происходило. Раздумывал, чья зелёная куртка лежит в луже, где кто стоял, когда налетел вихрь ударной волны, о чём думали люди, когда воздух наполнился градом неистово летящих камней. Трудно было вообразить, какой тут бушевал хаос и в каком ужасе были люди. Пытаясь постичь непостижимое, я полагался на свои научные знания. Может быть, если я внимательно осмотрю ландшафт, проанализирую его характер, то смогу понять случившееся. Итак, я приступил к изучению улик.

По обе стороны от зоны разрушения шла переходная зона с частичными повреждениями, её ширина была около пятидесяти метров. Некоторые палатки там уцелели, и я видел, что вокруг них бродят люди. Моя палатка, которая также не пострадала, стояла ещё в сотне метров за переходной зоной. Если бы лавина сошла ста двадцатью метрами южнее, лагерь IMG размазало бы по камням. Наложившиеся друг на друга факторы геологии и топографии с толикой удачи привели к тому, что природный катаклизм оказался смертельным для одних команд и фактически обошёл другие.

Кое-где я видел, что ткань палаток пробита крупными булыжниками размером с грейпфрут. Принцип суперпозиции, который применительно к геологии гласит, что самые верхние слои отложений в разрезе – самые недавние, помог определить, что палатки засыпало камнями при прохождении воздушной волны, сопровождавшей сход лавины. Я посмотрел дальше на запад, туда, откуда лавина ринулась в лагерь, но высокий холм закрывал мне обзор. С вершины этого холма наверняка удастся всё хорошо рассмотреть, и я тяжело поплёлся туда. Пока шагал, ботинки у меня иногда скользили по мокрой дороге, поэтому я внимательно смотрел под ноги. На земле валялись непальские рупии, американские доллары и купюры какой-то другой валюты, которая была мне незнакома.

С вершины холма вся зона поражения после схода лавины выглядела как вытянутый треугольник из покорёженного снаряжения и расплющенных палаток. Этот треугольник, внутри которого всё стало почти плоским, был около 450 метров в длину от верхнего конца, где начинался, до дальнего нижнего края у кромки льда. Ширина дальнего от меня основания составила около 80 метров. В общей сложности лавина захватила около четырёх гектаров холмистого рельефа Базового лагеря. И при этом катастрофа унесла жизни восемнадцати человек[51]51
  В самых первых сообщениях в СМИ в период с 25 по 29 апреля 2015 года приводилось число погибших в Базовом лагере на южном склоне Эвереста, причём цифры назывались такие: от «более 10» до «не менее 24». Понятно, что самые первые данные были занижены. После того как подтвердились имена, возраст, пол, национальность и сведения об экспедициях погибших, согласно самым точным сведениям, стало ясно, что 25 апреля погибли семнадцать человек. Восемнадцатое тело было найдено 27 апреля. Девятнадцатый человек, Джангбу Шерпа, скончался 1 мая 2015 года в больнице Катманду от травм, полученных в Базовом лагере при сходе лавины. Сообщённые оценки числа погибших в количестве двадцати или более человек, по-видимому, включают ошибочное первоначальное сообщение о гибели трех шерп в ледопаде 27 апреля 2015 года. Я уточнял эти данные у человека, который составлял тот самый первый полевой отчёт, и он подтвердил, что эти три человека не погибли (Прим. авт.).


[Закрыть].

Я медленно повернулся на 180 градусов и посмотрел прямо на запад, где зародилась лавина. Зона её старта скрывалась на высоте 900 метров в полутора километрах к западу от меня. Гораздо ближе, однако, был длинный хребет, обрамляющий Базовый лагерь. Этот гребень – боковая морена вдоль западного края ледника Кхумбу, он образовался, когда в течение тысяч лет наступающий лёд оттеснял в сторону грязь и камни. Вал каменных обломков шириной в несколько сотен метров возвышается над всеми палатками на шестьдесят метров. Хотя эта колоссальная насыпь обычно загораживает Базовый лагерь от камней, катящихся на восток со стороны Пумори и Лингтрена, в этот раз она не справилась с защитой.

Несколько обитателей Базового лагеря, те, кто видел стремительное приближение вихря обломков, согласились, что перед самым его появлением оно пролетело над мореной позади лагеря. Окинув взглядом выглаженный лавиной рельеф, я оглядел участок, где морену накрыло воздушной волной. Я взглянул на верхний профиль моренной насыпи, и меня пробрал озноб. В высоком защитном гребне образовалась щель глубиной около пятнадцати метров и шириной около тридцати. Низкий и широкий провал морены точно соответствовал пути схода лавины и разлёта осколков. И оба края приплюснутой лавиной зоны сходились прямо к выемке в нависающем снежном поле. Этот неглубокий U-образный жёлоб, возможно, и был тем местом, откуда двигалась сопровождавшая сход лавины ударная волна.

Прищурившись, я изучал ближайший склон морены. Область прямо под изогнутым краем выемки была покрыта огромными щупальцами снега и льда. Их острые края и ненадёжное расположение означали, что они совсем свежие, иначе агрессивное солнце растопило и сгладило бы их. Нигде больше на морене не было следов льда, только в этой выемке. Казалось, ледяное крошево из нижнего слоя лавины размазало по склону, когда в проём с рёвом вломился вал обломков. Убийца геологического происхождения оставил ледяной отпечаток пальца прямо у самого входа в лагерь.

Основываясь на растущем количестве улик, я пришёл к выводу, что снежная выемка, должно быть, и была тем местом, откуда на морену обрушилась лавина.

– Чёрт! – сказал я сквозь зубы.

Я попытался представить себе механику движения ставшей практически жидкой волны из воздуха и обломков, врывающейся в этот проём. Попадая в это узкое отверстие, поток, увлекающий с собой огромную массу камней и снега, резко ускорялся. Именно возросшая скорость привела к тому, что смертоносная лавина зашла так глубоко в Базовый лагерь и поразила стольких людей. Геометрия выемки сделала её подобной жерлу, из которого взрывная волна лавины ударила прямо по Базовому лагерю.

Ужасные фрагменты геологической головоломки сложились в единую картину. Землетрясение, обрушившаяся стена, склон, выемка и расположение Базового лагеря – невероятное совпадение трагических обстоятельств. Все вместе они сложились и увеличили силу лавины, сосредоточив её удар в одном направлении – прямо на лагерь.

– Чёрт! – крикнул я.

Мой слабый крик эхом разнёсся по каменистой местности. Я стоял совершенно один на вершине холма, вокруг меня была зона разрушения площадью в семь футбольных полей, и я думал о мёртвых, раненых и десятках тысяч пострадавших во всём Непале. Перед лицом Гималаев мы ничтожны.

* * *

Через несколько минут я собрался с силами и направился на юг, к своей палатке. Я шёл медленнее, чем раньше, обходя один разрушенный лагерь за другим. Прошёл мимо двух альпинистов, которые болтали друг с другом, расстилая на камнях грязную одежду. Поскольку я не знал их языка, я произнёс обычное непальское приветствие: «Намасте». В ответ они оба пробормотали: «Намасте», что означает: «Я приветствую божественное в тебе».

Когда идти до лагеря IMG оставалось не дольше десяти минут, сзади послышалось громкое шарканье ног, ступающих по россыпям камней. Я оглянулся и увидел шестерых шерп, торопливо движущихся по тропе. Они двигались двумя параллельными рядами по трое, и на лицах двух мужчин, идущих впереди, заметно было сильное напряжение. Один из них отрывисто скомандовал что-то по-непальски остальным позади него.

Группа была в пяти метрах от меня и быстро приближалась. Надо было уступить им дорогу, так что я сошёл с тропы. Когда они проходили мимо, я увидел, что шестеро шерп с трудом тащат оранжевый брезент. На нём лежал труп человека, плотно замотанный в ярко-синий пластик и обвязанный коричневой бечёвкой. Хотя тело полностью закрыто, я без труда различил очертания головы, туловища и ног человека.

Когда шерпы протискивались мимо, быстрый топот шести пар ног показал, с каким усердием они работают. После того как они прошли мимо, я увидел подошвы ботинок жертвы. Чёрные подошвы. Стёртые.

За прошедшие годы я несколько раз работал волонтёром, помогая эвакуировать с гор пострадавших туристов и альпинистов. Переносить даже хорошо сконструированные спасательные носилки по неровному рельефу чрезвычайно трудно. Когда шагаешь вокруг валунов и спотыкаешься о рыхлые каменные осыпи, груз постоянно смещается самым непредсказуемым образом, что сильно усложняет работу. Транспортировать пострадавших или погибших на самодельных носилках или на брезенте ещё труднее. Без каркасной опоры тело пострадавшего или погибшего постоянно провисает. Отсутствие у куска брезента лямок или ручек для переноски означает, что единственный способ удержать полотнище – смять его край и крепко сжать податливый материал в кулаке. Пальцы быстро устают, особенно когда другой спасатель вдруг выпускает свой край из рук, и внезапно оказывается, что ты тащишь двойную тяжесть. Ещё пара шагов, ещё одно препятствие на пути, и груз снова смещается. После переноски пациента даже на тридцать метров носильщикам может понадобиться перерыв, но никто обычно не уходит. Итак, команда спотыкается дальше, изо всех сил пытаясь либо поскорее доставить пострадавшего туда, где ему окажут помощь, либо в молчании спустить с горы погибшего.

В двух метрах от меня шерпы свернули вправо на узкую боковую тропу. Узкий путь означал, что никто из шестёрки не ступал по тропе. Им приходилось перелезать через валуны, лежащие по обе стороны дороги, или протискиваться между ними. Один из носильщиков сзади споткнулся, и обмотанные синим пластиком ноги мертвеца скользнули по гладкому брезенту. Казалось, тело вот-вот соскользнёт и свалится.

Я рванулся вперёд и схватился за задний край провисшего брезента. Непальского я почти не знаю, поэтому сказал только: «Меро», что значит: «Моё».

Споткнувшийся шерпа утвердительно кивнул мне и сказал: «Хо!»

Они двигались быстро, а я не знал, как спросить на непальском, надо ли мне и дальше помогать им. Поэтому просто схватился за брезент с обеих сторон от ног мертвеца и поспешил за ними. Я оказался сзади посередине, то есть мог шагать по тропе, где опора для ног была куда лучше, чем у шерп, идущих сбоку. На мой край брезента приходился в основном вес нижней части ног погибшего, так что мой груз казался лёгким. Но всякий раз, когда кто-то спотыкался, труп перемещался, и на мгновение мой край становился тяжелее. Я стиснул зубы и крепче ухватил скользкий брезент.

Я понятия не имел, куда мы идём и зачем. Не знал, кого мы несём и откуда он. А из-за ускоренного темпа ходьбы и языкового барьера я не мог пообщаться со своими новыми товарищами по команде. Всё это было неважно. Мы спускали с горы одного из нас, просто одного из альпинистов.

К тому времени, как мы преодолели двадцать пять метров, я тяжело дышал. Когда прошли пятьдесят, стал гадать, долго ли ещё смогу продержаться. По опыту скоординированных спасательных операций, в которых участвовал, я знал, что руководитель группы должен быть двигаться у головы пострадавшего. Он должен следить за работой команды, думать о потребностях каждого и останавливаться, когда им нужен отдых. Тогда всем следует поменяться местами, чтобы задействовать разные группы мышц, прежде чем кто-нибудь выдохнется. Сейчас я понимал, что это, скорее всего, незапланированная транспортировка случайно найденного тела, так что никакие правила тут не применимы. Остановки не будет.