Текст книги "Следующий Эверест. Как я выжил в самый смертоносный день в горах и обрел силы попробовать достичь вершины снова"

Глава 13

В морозном утреннем воздухе дыхание повисало белым паром. Замерзая, пар оседал, превращаясь в новый слой ледяных перьев на потолке палатки. Я третий раз подряд взглянул на часы. До будильника ещё две минуты. Пока Барт спал, я старался лежать тихо.

Бип, бип. Я нажал на кнопку, выключая будильник, и сел, не расстёгивая синий спальник. Барт расстегнул свой и пополз к двери палатки, открыл её и выглянул наружу.

– Яснее не бывает.

– Да! – ответил я.

Быстро действуя руками в перчатках, мы упаковали последние пожитки. Я нечаянно задел правым локтем стенку палатки, и ледяные хлопья обрушились, обсыпая всё внутри.

– Черт. Извини, Барт.

– Плевать, если только сегодня мы выберемся отсюда.

Мы оба рассмеялись, и я кивнул, запихивая спальник в рюкзак.

Пять минут спустя в клубах пара, висевших в палатке, появилась голова ПиКея.

– Доброе утро. Сегодня горячей воды нет. Прилетят вертолёты.

– Мы будем готовы, – ответил я.

Шум в лагере усилился, все суетились. Я подумал: «Ну, пожалуйста, пусть у нас будет несколько часов ясного неба». За десять минут до шести утра, когда был назначен общий сбор, мы с Бартом встали в палатке в наших пуховых костюмах. Почти все тоже ждали снаружи, торопясь убраться отсюда. Эмили ходила по лагерю, то обмениваясь репликами с нашим сирдаром Давой, то разговаривая по рации. Она вышла на открытое пространство в середине лагеря и сказала:

– Первый вертолёт уже поднялся.

Прозвучали негромкие одобрительные возгласы. Я стиснул зубы и сжал кулак, молча радуясь. Мне не хотелось давать волю эмоциям на случай, если планы придётся отменить.

Двое наших проводников Джастин и Финджо Шерпа подошли ближе к временной вертолётной площадке, утоптанной в снегу. Они будут руководить шеренгой альпинистов и шерп, ожидающих посадки в вертолёт. Позже Эмили сказала мне, что выбрала двух этих здоровяков, так как ей хотелось, чтобы они могли поддерживать порядок на посадочной площадке, если вдруг все толпой кинутся к вертолётам. Но такой паники не случилось.

Грег, руководитель всей экспедиции, настоял на том, чтобы вертолёты должны взять одинаковое количество как туристов-иностранцев, так и граждан Непала, чтобы всё было честно. Эмили назвала четырёх человек – двух членов команды и двух шерп, которым предстояло улететь первыми. Затем она повернулась к нам:

– Энди, Дон, Барт и Джим – вы во второй четвёрке.

Я схватился рюкзак, как будто только что выстрелил стартовый пистолет. Эмили выставила в нашу сторону ладонь в перчатке и сказала.

– Тише, тише. Ещё как минимум пятнадцать минут.

Барт громко выдохнул и хлопнул меня по плечу. Я опустил рюкзак на снег, и сердцебиение наполовину вернулось к норме.

– Оставайтесь в лагере, пока Макс не отведёт вас вон туда, – сказала Эмили. Затем она ушла руководить действиями на вертолётной площадке.

Я в последний раз проверил палатку и бросил последний взгляд на два баула с вещами, которые мы не взяли. Палатки тоже должны были остаться, поэтому я застегнул молнию на двери. Несколько человек ходили по кругу, а другие стояли и топали то одной ногой, то другой. Было около двадцати пять градусов ниже нуля, и, поскольку мы ничего сегодня не ели, от недостатка энергии стали быстро замерзать. Хотя пронзительный утренний холод казался неприятным, мы были рады ему. Более плотный воздух даёт более надёжную опору вращающимся лопастям, когда вертолёт поднимается в горы в разрежённой атмосфере.

Через несколько минут снизу до нас донёсся ритмичный глухой стук. Блестящий чёрный вертолёт выскочил из-за верхней кромки ледопада, оглушив нас всей мощью ревущего двигателя. Вертолёт держался низко, чтобы использовать экранный эффект отражающегося от поверхности ледника воздуха. Когда он пролетал мимо, все головы в нашем лагере у каждой группы палаток обернулись к нему. Вместо того чтобы пролететь ещё пять километров до Второго лагеря, как накануне, на этот раз пилот резко развернулся и мягко опустил полозья на снег в семидесяти метрах от нашего лагеря. Эвакуация началась.

С нашего безопасного наблюдательного пункта мы следили за тем, как Эмили с ещё одним проводником подошли к вертолёту, обеспечивая поддержку с земли. Одетая в синий пуховый костюм, Эмили махнула рукой двум ожидавшим её сигнала альпинистам. Они направились к открытой боковой двери. Двигаться быстро на высоте 6000 метров практически невозможно. Со стороны казалось, что две неуклюжие фигуры неспешно и враскачку медленно ползут по снегу, а ведь они наверняка ощущали это движение как спринтерский забег в условиях нехватки воздуха.

Двух пассажиров быстро накрыл вихрь снежной бури, поднятой вращающимися винтами. Похоже, нам предстоит довольно быстрая и рискованная погрузка на борт, которую называют «горячей». Если двигатель продолжает работать, а винты крутиться, пока пассажиры поднимаются на борт, и они, и все, кто находится поблизости, подвергаются большой опасности, однако такой приём помогает сэкономить время. Минус пара минут с каждого рейса, казалось бы, немного, однако это может иметь значение для того, чтобы все успели благополучно спуститься с горы до того, как испортится погода.

Как только дверь закрылась, нагруженный вертолёт поднялся на три метра над землёй и медленно поплыл прочь. Когда хвостовой винт прошёл над верхней кромкой ледопада, пилот наклонил нос машины. Вертолёт резко рванулся вперёд и вниз, словно каноэ, преодолевающее водопад. Затем он исчез из виду. Базовый лагерь располагается на 700 метров ниже, лететь до него по прямой чуть более трёх километров, так что на полёт в оба конца у вертолёта уйдёт около десяти минут.

Однако уже через минуту я с удивлением услышал рокот двигателя поднимающегося вертолёта. Я подумал, что, наверное, пилоту пришлось вернуться или что-то не так. Когда вертолёт показался над ледопадом, на фоне тёмно-синего неба сразу стал заметен его красный цвет – спасатели. Это был другой вертолёт – выходит, нас эвакуируют на нескольких. Пилот сделал круг над лагерем и приземлился на импровизированной вертолётной площадке. Ещё два альпиниста из стоящих поблизости людей поспешили к ним, и погрузка возобновилась.

Чтобы точно понять, что нам с Бартом предстоит делать через несколько минут, я изучал все выверенные движения и запоминал их последовательность. Точно так же я раньше наблюдал, как мой партнёр по скалолазанию выполняет основные движения на сложном маршруте. Чтобы обезопасить себя и всех, кто рядом, надо было сделать всё правильно.

Как только красный вертолёт улетел, Макс посмотрел на нашу четвёрку и сказал:

– Пошли!

Профессиональный проводник в отличной физической форме, да ещё и не обременённый рюкзаком, Макс быстро зашагал из лагеря, и мы впятером последовали за ним. Наши руководители, видимо, пошли на осознанный риск, заставляя нас пройти около шестидесяти метров по леднику без страховки. Формирование связки для перехода по леднику отнимет время и добавит проблемы. Кроме того, как только мы добрались бы до посадочной площадки, пришлось бы опять тратить время на то, чтобы снимать страховку. При том, что вертолёты снуют туда-сюда, сейчас не следует пользоваться верёвками, чтобы какой-нибудь из концов не затянуло в лопасти. Итак, мы вышли из лагеря без страховки и отправились на пятиминутную прогулку по леднику. Это был один из тех случаев в горах, когда чем скорее, тем безопаснее.

Идти по леднику без страховки, пусть даже несколько минут, казалось рискованным делом, всё равно что попытка пересечь бегом скоростную магистраль. Я внимательно осматривал лёд, не попадутся ли трещины. Мы миновали открытый чёрный провал в пяти метрах слева от нас, и краем глаза я всё посматривал на него и гадал, не появились ли после землетрясения под снегом новые трещины.

Зона ожидания возле посадочной площадки представляла собой плоский серак[50]50
  Серак – ледяной пик, вертикальное ледниковое образование, формирующееся на передней кромке ледника. В русском языке сераки иногда именуют ледяными столбами или зубами. Обрушение крупных сераков часто становится причиной гибели альпинистов или схода лавин, в частности так произошло в 2014 году на Эвересте.


[Закрыть], или ледниковый столб, с трёх сторон окружённый трещинами. Мы стояли в неглубоком снежном жёлобе, в котором до нас топтались предыдущие пассажиры. Джастин жестом попросил нас подождать, а сам направился к вертолётной площадке в десяти метрах, чтобы поговорить с Эмили. Я смотрел, не появятся ли в небе какие-нибудь зловещие облака, способные в последнюю минуту захлопнуть окошко лётной погоды. Небо оставалось кристально голубым.

Стоя у верхней кромки ледопада, мы услышали, как возвращается вертолёт. Тяжёлое тук-тук-тук лопастей эхом отдавалось от каменных стен и грохотало в ушах, словно на концерте Pink Floyd. Чёрный вертолёт держался ближе к западному плечу, он пролетел около тридцати метров над посадочной площадкой, развернулся и приземлился в десяти метрах от Эмили. Поднятый его лопастями вихрь ледяным водоворотом налетел на нас.

После того как два шерпы поднялись на борт с большими рюкзаками, вертолёт с натугой поднялся на пару метров в воздух. Двигатель издал пронзительный рёв, машина содрогалась, пытаясь поднять почти двухсоткилограммовую тяжесть, только что погруженную в её брюхо. Как только они окончательно взлетели, вертолёт наклонился над ледопадом и набрал скорость. Он быстро прошёл примерно в двенадцати метрах над наклонным ледником и скрылся над разрушенным ледопадом. Затем обогнул несколько выступающих ледяных башен и исчез из виду. Эхо от стука винтов уверило нас, что он всё ещё в воздухе.

Мой обычно сдержанный товарищ по команде Дон посмотрел вслед вертолёту, покачал головой и сказал:

– Господи, помилуй.

Поскольку так получилось, что Дон стоял передо мной, мы с ним должны были стать следующими пассажирами. Барт с Энди были позади меня, ожидая своей очереди. Я туго затянул все ремни рюкзака и убрал болтающиеся концы. Лопасти вертолётов обычно вращались в нескольких метрах над головой, но могло оказаться, что поверхность будет неровной и мы окажемся выше, чем рассчитывали. Я не мог рисковать, чтобы свободно свисающие ремни могли оказаться в радиусе вращения крутящихся винтов.

Мне доводилось участвовать волонтёром в нескольких горноспасательных экспедициях с привлечением вертолётов, так что я знал, что ревущий обратный поток будет ещё сильнее, когда мы подойдём. Чтобы ледяная крошка не попала в глаза, я достал из рюкзака защитные очки и водрузил их на лоб, мысленно благодаря моего сына Ника, любителя горных лыж, – это он одолжил мне пару отличных очков на случай ураганного ветра. Я-то собирался надеть эти очки при восхождении на вершину Эвереста.

Эмили махнула рукой, подзывая нас поближе, и мы с Доном прошли на десять метров вперёд. Через пять минут мы услышали, что вертолёт возвращается. Мы держали рюкзаки рядом с собой; нести их в руках казалось безопаснее, чем надеть, а потом снимать уже под крутящимися винтами. Эмили подняла палец к небу и указала им в нашу сторону. Одна минута. Она опустилась на колени в снег, и мы тоже.

Я достал из нагрудного кармана GoPro и включил камеру. Красно-белый вертолёт завершил разворот и приблизился к вертолётной площадке. Я нажал вторую кнопку, и камера начала запись, как только я надвинул очки на глаза. Левой рукой я придерживал камеру, а под правой держал рюкзак, обхватив его снизу. В обеих ногах подёргивались мышцы, словно я готов был броситься бежать и спасаться, но я знал, что дисциплина и порядок при погрузке лучше, чем быстрая неразбериха, грозящая катастрофой. Успокойся, приказал я себе.

Пилот опустил вертолёт ниже, пока оба полозья не коснулись заснеженного ледника. Один из тех, кто обслуживал посадку на земле, взялся за ручку боковой двери. Эмили находилась на полпути между нами и вертолётом, она пригнулась и застыла так, напоминая, что и мы тоже должны это сделать. Дон согнулся в талии вперёд и устремился к вертолёту. Я присогнул колени и последовал за ним. На ходу я заметил, как Эмили что-то говорит, но слов было не разобрать, слышался только вибрирующий рёв, так как пилот не убавлял обороты двигателя. Поравнявшись с Эмили на узкой тропинке, я, наконец, понял, что она пыталась сказать мне. Она отчаянно тыкала рукой вниз: пригни голову, чтобы её не снесло.

Я спешил со всех сил, неловко торопясь в тяжёлых ботинках и громоздком костюме. Дон бросил свой рюкзак внутрь вертолёта и одним плавным движением скользнул внутрь. Чтобы я не швырнул свой рюкзак на товарища, дежурный проводник жестом велел мне передать рюкзак ему. Я послушался и забрался внутрь следом за Доном. Проводник снизу подал мне рюкзак и громко захлопнул дверь. Уровень шума наполовину понизился. По моим ощущениям, всё это заняло довольно много времени, но хронометраж видео позже показал, что от посадки вертолёта до момента, когда захлопнулась дверь, прошло всего двадцать восемь секунд.

Я осмотрел кабину. Пассажирские кресла были сняты, чтобы убрать лишний вес. Отсутствие кресел означало, что и ремней безопасности тоже не было. Мы с Доном полулежали на полу позади пилота и надеялись на лучшее. Пилот-непалец был занят приборами на панели перед собой и вообще не обращал на нас внимания. Пять секунд – и он включил двигатель на полную мощность. Пол кабины содрогнулся, и мы на пару метров оторвались от земли.

Я направил работающую камеру в закрытый иллюминатор и запечатлел пятнадцать человек, выстроившихся на леднике. Они собрались возле второй вертолётной площадки, вытоптанной в снегу примерно в семидесяти метрах к югу, и ожидали своей очереди на эвакуацию.

Наш вертолёт, покачиваясь, пролетел метров на десять вперёд над верхней кромкой ледопада. На мгновение мы зависли прямо над зияющей синей трещиной. Я уставился прямо в глотку дракона. Как только хвостовой винт миновал край льда сзади, нос машины наклонился на несколько градусов, и мы заскользили прочь от посадочной площадки.

Я посмотрел вправо, на Дона. Пар белыми клубами выходил у него изо рта при дыхании, до того холодно было в кабине. Выдавив на лице улыбку, он негромко сказал:

– Привет.

Нос вертолёта накренился ещё круче, и мы резко набрали скорость, как вагонетка американских горок на первом спуске. Казалось, мы наполовину летели, наполовину падали, подчиняясь увлекающей нас вниз с горы гравитации. По мере того как мы опускались в становящийся всё более плотным воздух, двигатель набирал всё бо2льшую мощность, и пилот использовал его обороты, посылая машину вперёд ещё быстрее.

Я смотрел в окно, как загипнотизированный. За первые тридцать секунд полёта под нами промелькнула сотня открытых трещин. Крошащиеся ледяные башни и замки нависали над тёмными провалами. Многие трещины и ледовые глыбы казались старыми, их края были сглажены солнцем, ветром и временем. Но некоторые разломы по прямой линии выглядели ровными и угловатыми. На их острой кромке ещё торчали тонкие ледяные мечи, выступавшие вверх и в стороны вопреки законам гравитации. Эти недавние разломы, должно быть, сформировались буквально только что в результате землетрясения и последовавших за ним повторных толчков.

Мы держались на высоте около пятнадцать метров над ледником. Я высматривал лестницы и обрывки трёх километров верёвок, провешенных ранее между Базовым и Первым лагерями. Ещё два дня назад они образовывали пусть карикатурно выглядящий, но вполне пригодный для прохождения маршрут через ледопад Кхумбу. Теперь же внизу была лишь сплошная мешанина из обломков льда.

Примерно в 150 метрах ниже по вертикали от Первого лагеря скальные стенки сходятся с обеих сторон почти вплотную. Из-за этого сужения скорость движения ледника Кхумбу ускоряется и превышает метр в день, а лёд тут превращается в нестабильный поток ледяных глыб. Поскольку пространство в этом сужении сильно ограничено, беспорядочно перемещающиеся куски льда либо выталкивает наверх, либо затягивает вниз. Через каждые несколько метров внизу под нами чередовались торчащие ледяные башни и провалы трещин. Их зазубренные отверстия напоминали разинутые пасти сотен оголодавших драконов. Мы неслись мимо на высоте пятнадцати метров над ними – как крохотная мошка вне пределов досягаемости хищника.

Полёты над ледопадом были нечастым делом. Ещё лет двадцать назад вертолётам не хватало мощности для перевозки пассажиров на такой высоте. Несмотря на то что современным аппаратам это под силу, экстремальные риски такого полёта отбивают у большинства горных пилотов охоту даже пытаться сделать это. А поскольку Эверест окружён территорией национального парка, правительство ограничило полёты над Базовым лагерем, допуская их лишь в чрезвычайных ситуациях. В голове промелькнула мысль, что я, возможно, один из немногих геологов, которым когда-либо представилась поразительная возможность увидеть ледопад сверху. Я постарался окинуть замёрзший ландшафт профессиональным взглядом специалиста, но трудно вести осмысленный мониторинг, когда сам профессионал-наблюдатель лежит, распластавшись на полу вертолёта, изумляясь и ужасаясь дикому пейзажу, который проносится мимо.

В самом узком месте ледопада мы летели так близко от скал, что я не видел голубого неба. Сбоку сквозь стекло были видны лишь тёмный камень и серый лёд. Оказавшись совсем рядом с одной из выступающих ледяных башен, я заметил свежие трещины, прорезающие её во всех направлениях, – вероятно, последствия землетрясения. Древняя ледяная глыба формировалась более десяти тысячелетий из смерзавшихся воедино микроскопических снежинок. И раскололась в один миг при столкновении тектонических плит.

На полпути вниз по ледопаду ровный гул двигателя и винтов вдруг зазвучал по-другому. Рёв стал на октаву ниже, вертолёт сильно тряхнуло. Я быстро обвёл взглядом кабину, пытаясь определить, всё ли в порядке. Казалось, всё было нормально, а бесстрашный пилот был по-прежнему невозмутим. Я надеялся, что причина столь сильного сотрясения вертолёта – всего лишь повышение температуры или более плотная атмосфера на меньшей высоте.

Глава 14

Вертолёт резко вильнул влево. У меня сдавило горло. Затем я сообразил, что пилот, вероятно, разминулся с другим вертолётом, который сейчас направляется в Первый лагерь. Из окна с моей стороны всё ещё видна была каменная стена совсем рядом – куда ближе, чем мне хотелось бы. Расстояние от нас до скал было не более двадцати метров. Достаточно, чтобы лопасти не задевали камни, если только мы не попадём в меняющие направление воздушные потоки.

Мы повернули на юго-запад, к открытому пространству. Я немного расслабился, когда в окне с моей стороны снова показалось голубое небо. Узнав свисающий с западного склона Нупцзе, я понял, что мы преодолели ледопад. Ледник под нами распластался по дну долины. Я заметил ледяные вершины, на которых мы тренировались неделю назад, но среди белых колонн было раскидано немало ярких предметов. Когда вертолёт опустился ниже, я опознал в фиолетовом пятне спальник. Рядом на льду виднелись жёлтые клочья разорванной палатки. Затем я заметил сотни других разноцветных предметов, разбросанных по леднику. Синие бочки. Зелёные штаны. Вдруг я сообразил, что всё это – разноцветье искорёженного снаряжения, должно быть, лавина захватила и унесла их из Базового лагеря. Внутри у меня всё сжалось от ужаса.

Наш вертолёт пролетел над южной окраиной лагеря. Я стал гадать, уж не собирается ли пилот спустить нас дальше в долину. Затем вертолёт сделал широкий разворот вправо примерно в восемнадцати метрах над землёй и двинулся обратно к Базовому лагерю. Рассмотрев сверху палатку-столовую IMG, я ощутил волнение, словно ребёнок, узнавший свой привычный район из окна машины. Всё получилось, мы собирались совершить посадку.

Очарованный близостью безопасной земли, я дёрнулся, когда в правой руке у меня прозвучали три громких сигнала. Аккумулятор видеокамеры сдох. На секунду меня охватило раздражение при мысли о том, что мне не удастся запечатлеть посадку, но это было к лучшему. Выход из вертолёта с вращающимися винтами был столь же рискованным, как и погрузка, особенно если пассажиры настолько взвинчены, как мы. Лучше спокойно выйти и не рисковать, а не пытаться снять больше видео. Я убрал камеру в нагрудный карман и приготовился к посадке.

Вертолёт замедлил движение, и земля приблизилась, поднимаясь к нам. Взглянув в левое окно, я узнал Грега, здоровяка ростом под два метра, на нём были джинсы и синий пуховик. Рядом с ним стояли три человека ростом значительно ниже.

Едва заметный толчок – и мы совершили посадку в Базовом лагере. Наземный персонал, стоявший рядом с Грегом, рванулся вперёд. Один человек открыл дверь, второй мужчина силком отобрал у меня рюкзак, вероятно, стараясь помешать мне по привычке надеть его на плечи. Когда я ступил на землю, третий человек направился к вертолёту с прямоугольной двадцатидвухлитровой канистрой. Я почувствовал запах авиатоплива. Двадцать лет, в течение которых я работал на ликвидации разливов нефти, научили меня без труда по запаху определять разные типы топлива. Мы ещё выгружались, лопасти бешено крутились у нас над головой, а непалец уже начал заливать топливо в бак вертолёта. Производить заправку подобным образом крайне опасно, но эта авантюра помогла сэкономить ещё несколько драгоценных минут. Шум, грохот винтов и резкий запах топлива, которым заправляют работающий двигатель на расстоянии вытянутой руки от меня, – ошеломительная смесь впечатлений в первые пять секунд возвращения в Базовый лагерь.

Я пригнул голову и выскочил из-под лопастей. Дон следовал за мной в нескольких шагах позади. Грег шагнул вперёд и быстро обнял меня. Затем молча указал на палатку-столовую. Я прошёл в ту сторону до полпути, а затем оглянулся на вертолётную площадку. Залив в бак около двадцати двух литров топлива, заправщик отступил назад. По-видимому, он не стал заполнять весь бак, заправив вместо этого ровно столько топлива, сколько понадобится для ещё одного рейса в Западный Кум и обратно. Полёт с частично пустым баком делает машину чуть более мощной и манёвренной. Организаторы эвакуации старались предусмотреть все мелочи, чтобы обеспечить работу воздушного моста.

Двое суток меня терзали опасения, что ледник может просесть и рухнуть прямо у нас под ногами. Теперь же под подошвами ботинок скрежетала галька, и это убедило меня, что мы снова на твёрдой земле. Но после недавних землетрясений земля уже не казалась такой надёжной, как прежде.

Я толкнул дверь палатки-столовой и зашёл внутрь. После десяти дней совместного приёма пищи и дружеского общения это помещение больше всего напоминало нам всем семейную кухню. Оставшись один, я с облегчением выдохнул и плюхнулся в тёмно-синее походное кресло. Свесил руки в стороны и широко раскинул ноги на замёрзшем земляном полу. Обмякший, неподвижный, я пустым взглядом уставился на оранжевый стаканчик от кофе. С трудом верилось, что мы выбрались с горы.

Зашуршал дверной клапан, и в палатку вошёл Каджи Шерпа из Керунга неся маленькую тарелку с едой. Каджи работал у нас старшим поваром, мы с ним были знакомы ещё со времени экспедиции в Тибет шесть лет назад. Вид у него был встревоженный, но он слегка ухмыльнулся, когда наши глаза встретились. Я встал и улыбнулся, глядя в его дружелюбное лицо. Когда я обнял Каджи, он положил свободную руку мне на плечо. На мгновение мы замерли, уткнувшись друг в друга лбами.

Снаружи взревел, набирая обороты, двигатель вертолёта. Каджи поставил тарелку на стол и жестом пригласил меня поесть. Желая поблагодарить его, я поднял руки, сложил ладони и пальцы вместе под подбородком и наклонил голову. Он поклонился в ответ и вышел. Вертолёт с грохотом улетел, и в столовой воцарилась тишина.

Казалось, в Базовом лагере градусов на тридцать теплее, чем было на леднике всего пять минут назад. Мне становилось жарко, и я до пояса расстегнул молнию пуховика. Я сидел, намазывал холодные блинчики поддельным маслом и поливал их приторной коричневой жижей, которая прикидывалась подливкой. Тошнотворно-сладкая субстанция, от которой я неделями шарахался, теперь казалась на вкус изысканной, как кленовый сироп из сока, собранного с лучших деревьев Новой Англии. Я закрыл глаза, благодаря Создателя за пищу и то, что я получил в подарок ещё один день жизни.

Знакомая еда и кров помогли мне почувствовать себя в большей безопасности. Но поскольку смертоносная лавина пронеслась всего в сотне метров от нашей палатки-столовой, я понимал, что и в Базовом лагере небезопасно. В конце концов, смерть забрала людей у подножия горы, а не там, где обычно случаются несчастные случаи на Эвересте. Нам по-прежнему ещё долго добираться до безопасных мест, но когда ПиКей, Барт и остальная команда спустятся, мы, по крайней мере, снова будем все вместе.

* * *

Мой приятель Эндрю Таун просунул голову в дверной проем и зашёл внутрь. Без пуховика его поджарая фигура выглядела вдвое менее объёмной по сравнению со мной.

– Джим!

– Эндрю, я чертовски рад тебя видеть!

– И я тоже. Мы рады, что у вас там всё было в порядке. Все уже спускаются?

– Да, это займёт некоторое время, потому что они вывозят нас по два человек за раз.

Продолжив уничтожать блинчики, я спросил:

– Как оно тут было?

Улыбка Эндрю померкла. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, помолчал и снова закрыл его. Наконец, он сказал:

– Ничего хорошего. Сюда без конца доставляли пострадавших. Мы выставили все кресла наружу и устроили тут полевой госпиталь.

Мы помолчали. Я огляделся и заметил, что за прошедшие два дня обстановка столовой-палатки изменилась. Должно быть, в этой неотапливаемой палатке было ужасно, когда туда, шатаясь, входили те, кто мог сам держаться на ногах, а других, истекавших кровью, заносили на руках. Что было сделано для их спасения? А как насчёт тех, кого не смогли спасти? Я не осмеливался задавать эти вопросы вымотанному до предела человеку, что сидел сейчас передо мной.

Острый подбородок Эндрю напрягся, его взгляд на мгновение задержался на столе.

– Врачи всех нас приставили к делу – мы снимали окровавленную одежду, подносили раненым воду. Надеюсь, мне никогда больше не придётся такое пережить.

– Где они все сейчас? – спросил я.

– Большинство отправили в Фериче, а потом в Луклу. Тех, кто был в тяжёлом состоянии, увезли в Катманду.

– Какой у нас план?

– Просто ждём, пока вас всех спустят, а там видно будет.

Ещё один вертолёт приземлился неподалёку, стены палатки задрожали, в воздухе разнёсся глухой стук. Через минуту в столовую вошли Барт и Энди, в высоких ботинках и объёмных пуховиках они выглядели тут странно. Они, казалось, были ошеломлены и испытали облегчение, оказавшись тут. Мы налили им по чашке воды, и они плюхнулись на два стула. Я встал, чтобы пойти позвонить Глории.

Эндрю начал говорить:

– Прежде чем вы отправитесь в свою палатку, должен сказать, что нам нужны были спальники и коврики для пострадавших. Мы брали снаряжение везде, где можно. Возможно, кое-что из ваших вещей пропало.

Он пожал плечами, выражая своё сожаление. Кто-то ответил:

– Никаких проблем – это просто барахло. Вы, ребята, молодцы, что позаботились обо всех.

Эндрю сжал губы и медленно кивнул. Когда я уходил, он сказал мне, что несколько врачей из медлагеря временно живут в нашей палатке связи.

Яркий свет ударил в глаза, когда я вышел из столовой. Я улыбнулся, потому что присутствие солнца означало, что эвакуация будет продолжаться. Когда меня отправили вниз, в Первом лагере вертолётов дожидалась почти сотня человек, а из Второго лагеря вскоре должны были подойти ещё семьдесят, и было очень важно, чтобы погода не испортилась. Над ледопадом послышалось тяжёлое тук-тук-тук вертолёта, улетавшего вверх. Я подумал: «Давайте, ребята, не подведите».

Неуклюже переступая ботинками по каменистой тропинке, я побрёл к своей палатке. Со дня прибытия в Базовый лагерь несколько недель назад я сотни раз ходил по знакомой тропе, поэтому, заметив незнакомый предмет, остановился. Это была куча скомканной одежды, вмёрзшей в грязь вдоль тропы. Мы всегда содержали лагерь в чистоте, так что этому мусору тут было не место. Мой взгляд задержался на красно-коричневых пятнах на рукавах белой рубашки. Кровь. Интересно, выжил ли владелец рубашки? Затем понял, что эта кипа окровавленной одежды – предостережение о том, как изменился лагерь.

Взгляд у меня метался из стороны в сторону, как будто я вдруг заметил, что в моё отсутствие кто-то переставил мебель у меня дома. Возле палатки я увидел большую груду мусора. Я осторожно спустился по тропинке и остановился перед кучей, в которой лежали три поролоновых коврика. Они были наполовину присыпаны выпавшим вчера снегом, и невозможно было сказать, какие из коричневых пятен на них были ледниковой грязью, а какие – засохшей кровью.

Я сделал три шага к своей палатке и расстегнул молнию. Я уже был готов к тому, что моё снаряжение взяли, чтобы оказать помощь пострадавшим, но удивился, обнаружив вещи нетронутыми. Я сел в палатке, высунув ноги наружу, и стал смотреть на выброшенные коврики в трёх метрах от меня. Поскольку они казались незнакомыми, я предположил, что их забрали из лагеря другой экспедиции и использовали в качестве импровизированных носилок, чтобы перенести в наш лагерь раненых.

Я подумал о том, что надо бы убрать окровавленные коврики, но вот вопрос куда. Может быть, мне удастся отчистить их и вернуть владельцам. Но среди сотен разбросанных обитателей Базового лагеря я не смог бы определить, кому они принадлежат. Может оказаться, что хозяева ковриков ждут эвакуации в Первом лагере, или уже покинули Базовый лагерь, или лежат сейчас в больнице в Катманду. Ощущая вялость и растерянность, я опустился на пол палатки, прикрыл глаза и представил себе отголоски неслыханной катастрофы, разразившейся около неё два дня назад. Столько пострадавших, столько погибших… Должно быть, тут царил настоящий хаос.

Глория знала, что мы планируем улететь, и уже несколько часов не получала от меня никаких известий. Она наверняка волнуется. Конечно, я мог отправить ей текстовое сообщение, но это бы её не успокоило – ей же хочется услышать мой голос. И мне тоже нужно было услышать её. Не потрудившись снять пуховик, я встал и прошёл пятнадцать метров до палатки Барта, чтобы одолжить телефон. Затем с ним в руках поспешил через лагерь.

Один из товарищей через пять палаток заметил меня и громко окликнул:

– Эй, Джим! Рад, что ты спустился.

Я помахал ему, но не стал останавливаться. Чтобы поймать более надёжный сигнал, я взобрался на небольшой холм на краю лагеря. Вытянул антенну и включил телефон. Повернувшись лицом в сторону Колорадо, я набрал номер. Глория ответила, и мне тут же стало чуть легче на душе.

– Гло, всё нормально. Мы вернулись в Базовый лагерь.

– О, слава Богу. Просто чудо, что ты спустился с горы.

Я помолчал и с трудом сглотнул.

– Да. Чувствую, что мне очень повезло.

– Уже все спустились? – спросила она.