Текст книги "Следующий Эверест. Как я выжил в самый смертоносный день в горах и обрел силы попробовать достичь вершины снова"

Я опустил глаза на слабеющие руки. Подошвы ботинок этого человека находились в пятнадцати сантиметрах от моих запястий. Когда мы начали подниматься на невысокий холм, бо2льшая часть тяжести трупа стала смещаться назад. Темп движения замедлился, но теперь идти было труднее. Передняя часть брезента оказалась выше, чем задняя, и тело теперь располагалось не горизонтально, а под углом. Примерно на полпути вверх по склону труп съехал по оранжевому брезенту на несколько сантиметров вниз прямо ко мне. Моя доля нагрузки удвоилась. Один из двух носильщиков около меня резко сказал что-то по-непальски, а я инстинктивно выкрикнул по-английски:

– Осторожнее!

На вершине невысокого холма мы сбавили скорость. Я чувствовал облегчение оттого, что мы вот-вот опустим труп на землю. Но вместо этого кто-то заговорил по-непальски, и верхний конец оранжевого брезента приподняли почти на полметра. Очевидно, нам предстояло поднять покойника на высокую каменную платформу. Когда голова мертвеца оказалась выше ног, из складок брезента внезапно хлынула кровавая жижа. С пол-литра красной жидкости вытекло между лодыжек погибшего.

Инстинктивно я отклонился назад, продолжая удерживать оранжевое полотнище на расстоянии вытянутой руки и быстро переступая ногами, чтобы на них не попадала стекающая на землю жидкость из трупа. Я больше боялся выронить мертвеца, чем всякой инфекции. Поэтому и не выпускал свой край брезента.

Последняя команда, и покойника подняли на высокую каменную стену. Все выпустили из рук брезент и отступили назад. Только тут я увидел, что мы затащили труп на вертолётную площадку с каменной стенкой вокруг.

Голова у меня кружилась. Прошло всего несколько минут с тех пор, как я инстинктивно схватился за брезент, но этих мгновений мне хватило. Я по-прежнему не знал, что делать дальше. Внезапно шерпы обступили меня, и один из них сказал на ломаном английском:

– Спасибо.

Потом они зашагали обратно, в ту сторону, откуда мы только что пришли. Я попытался подобрать слова, чтобы спросить по-непальски, что происходит, но ничего не вышло. Пока мой отупевший ум дошёл до мысли, что стоит попробовать заговорить по-английски, шерпы уже далеко ушли по тропе. Они оставили меня одного с трупом.

Испуганный, растерянный, я смотрел, как они торопливо удаляются. Пойти за ними или остаться тут? Я взглянул на скрытое под синим пластиком лицо погибшего, но ответа не было. Интуиция подсказывала, что надо остаться. В горах никого нельзя оставлять в одиночестве. Ни живых, ни мёртвых.

Уходящая команда шерп миновала развилку, где я присоединился к ним, и продолжила свой путь. Я предположил, что они скоро вернутся, поскольку наверняка знают, что я не понимаю, что надо делать. Я сел на каменную стенку рядом с трупом. Ладно, будем ждать вместе.

Глава 16

2002

Пострадавший лежит в снегу в трёх метрах впереди. Он не двигается. Здесь, наверху, должно быть, градусов двадцать пять ниже нуля. Восхождение мы прервали, так что теперь рискуем быстро озябнуть. Я натягиваю пуховик поверх четырёх слоёв тёплой одежды, чтобы удержать тепло тела, если получится, но не могу отвести взгляд от пострадавшего.

Мой напарник Родни передаёт рацию одному из трёх спасателей, стоящих над пострадавшим альпинистом.

– Меня зовут Родни. Можете воспользоваться нашей рацией.

– Хорошо. Я Томас, – говорит рыжеволосый мужчина. Английским он владеет безупречно, но я улавливаю лёгкий акцент. – Мы нашли его два часа назад, он лежал в снегу.

– Он шёл не с вами? – спрашиваю я.

– Нет. Мы вышли из кулуара Месснера[52]52
  Кулуар Месснера – ложбина на склоне горы Денали. Название дано в честь Райнхолда Месснера (род. в 1944 году) – итальянского альпиниста, одного из самых знаменитых в мировой истории альпинизма. Он первым взошёл на все 14 восьмитысячников мира, на некоторые – в одиночку. Месснер – путешественник, писатель, основатель музеев альпинизма, в настоящее время депутат Европарламента и общественный деятель.


[Закрыть] и увидели его там одного.

– А где его напарник? – спрашивает Родни.

Томас пожимает плечами.

– Напарника нет. Верёвки нет. Рюкзака нет.

Я обдумываю эти странности. Как могло оказаться, что этот человек оказался высоко на Денали один, без снаряжения? Я бросаю взгляд на вершину высотой 6193 метра, примерно в трёхстах шестидесяти метрах над нами. Неужели его напарник все ещё где-то там?

Я указываю на Родни и говорю Томасу:

– Он – медик-горноспасатель, и я тоже.

Томас отвечает:

– Хорошо. Я профессиональный проводник, – он показывает на чернобородого мужчину, стоящего рядом с ним, и говорит: – Он врач.

Я рад тому, что их познания в медицине превосходят наши, и спрашиваю:

– Вы знаете, что случилось с ним?

Томас быстро говорит по-немецки со Стефаном, своим напарником, и врачом-австрийцем. Затем поворачивается к нам и рассказывает:

– У пострадавшего вода в лёгких и голове. Врач уже ввёл ему высокогорные препараты, чтобы уменьшить отёк мозга, но он не реагирует.

Чёрт. Если у него отёк мозга и лёгких, нам ни за что его не спустить. Если мы не будем очень осторожны, из-за проблем этого парня мы все рискуем погибнуть.

Томас подходит к краю обрыва, где сигнал лучше, и говорит по рации. Я слышу, как он повторяет одно и то же снова и снова. Это не очень хороший знак. Через минуту он возвращается к нашей маленькой группе и говорит:

– Не работает.

Я смотрю на своего второго напарника.

– Терри?

– Давай её сюда, Джимми, – отвечает Терри.

Терри Паркер – инженер-электрик. Если кто и может оживить рацию, так это он. Терри садится на тёмный камень и начинает возиться с рацией, между ним и ледяным металлом – только тонкие внутренние перчатки. Я боюсь, что друг может обморозить пальцы. Одна неловкая ошибка тут может быстро привести к обморожению, и человек не сможет хорошо работать руками или поправлять на себе одежду. Вскоре начнётся переохлаждение, а потом – крупные неприятности. Тогда вся команда будет в опасности.

Терри уже двадцать пят лет занимается альпинизмом, он знает, насколько осторожно надо вести себя на морозе. Мы все должны быть очень осмотрительны во время этой спасательной операции. Прежде чем приехать на Аляску, я прочитал много историй о жестоком холоде и безжалостных бурях на Денали. На этой высоте проведено несколько удивительно удачных спасательных операций, но были также и ужасные трагедии, в которых пострадали и спасатели-волонтёры. На занятиях по оказанию первой помощи и техникам проведения спасательных работ, которые мы посещали, первое правило гласило: «Спасателям нельзя превращаться в пострадавших».

Во время летнего альпинистского сезона на Аляске спасатели в национальном парке Денали находятся в состоянии готовности в особом лагере на высоте 4267 метров. Но до них сейчас полтора километра вниз по вертикали или целый день спуска по леднику в связке. Надо дать им знать, что у нас тут серьёзная проблема, но пока они доберутся до нас, пройдёт ещё какое-то время.

Я показываю на пострадавшего альпиниста и спрашиваю Томаса:

– Как его зовут?

– Даже не знаю. Мы его не понимаем. Мы спустили его с высоты более 6000 метров и теперь очень устали. Он американец, ваш соотечественник. Попробуйте поговорить с ним.

Простояв неподвижно пять минут, я немного пришёл в себя, но стоит пройти около десяти метров по хрустящему снегу, как сердце у меня снова начинает биться быстрее. Я опускаюсь на землю, вернее, практически падаю на колени возле головы пострадавшего. Глаза у него закрыты, а лицо опухло, словно у боксёра, который только что проиграл матч. У него периферический отёк, вызванный длительным пребыванием на большой высоте.

Героическая австро-немецкая команда для тепла запихнула неизвестного в красно-фиолетовый нейлоновый бивачный мешок. Капюшон жёлтой куртки пострадавшего надвинут на лоб. Я склоняюсь над ним.

– Привет, чувак. Давай поговорим. Как тебя зовут?

Он стонет. Я наклоняюсь ближе, чтобы он мог слышать меня сквозь порывы ветра. Его дыхание отдаёт сладкими фруктами, как жвачка. Возможно, у него ацидоз, а это значит, что он в критическом состоянии.

– Мы хотим тебе помочь. Как тебя зовут?

Ответа нет. Родни подходит ко мне и спрашивает:

– Ну, что?

Я качаю головой и отвечаю:

– Ничего.

Родни поворачивается к своему рюкзаку и начинает перебирать наши скудные припасы. Мы на вершине, так что наша палатка и спальники остались шестьюстами метрами ниже, в верхнем лагере. Но у нас есть аварийное снаряжение: маленькая лопатка, плитка и помятая алюминиевая кастрюля.

– Давай-ка лучше растопим воды, – говорит Родни. – Нам явно придётся тут задержатся.

Он, как всегда, прав. В свои пятьдесят он примерно на одиннадцать лет старше меня, после тридцати лет занятий скалолазанием и альпинизмом Родни может считаться ветераном горных походов. Он курирует Программу туризма и приключений штата Колорадо, поэтому все его навыки, знания и инстинкты превосходно отточены. Считая наши поездки в Непал в 1998 году и в Боливию в 2000 году, это наша третья совместная экспедиция, и мне никогда не доводилось видеть, чтобы он терял хладнокровие. Этот человек невозмутим, даже когда всё вокруг катится к чертям собачьим.

У нас ещё нет плана, но ничего не делается быстро. Судя по предыдущим спасательным операциям, в которых я участвовал, ясно, что дела пойдут ещё хуже, прежде чем начнут улучшаться. Добраться до спасателей национального парка и вызвать вертолёт было бы самым быстрым способом переместить пациента вниз. Но даже если мы свяжемся в ними по радио, будет ли доступен вертолёт и сможет ли он подняться на такую высоту? Я смотрю на наручный высотомер: 5821 метр. Это практически предел высоты для сверхлёгкого вертолёта типа «пузырь», который национальный парк арендует в сезон восхождений.

Если вертолёт не сможет долететь сюда, нам придётся самим пытаться спустить пострадавшего. Даже вшестером мы не сможем нести его на такой высоте. С помощью верёвки можно будет, наверное, тащить его волоком, однако, когда мы доберёмся до перевала Денали на высоте 5547 метров, оттуда нам предстоит триста метров крутого, почти отвесного спуска по сильно пересечённому рельефу. Для такого рискованного перехода у нас нет ни людей, ни снаряжения. На то, чтобы преодолеть шестьсот метров по вертикали от лагеря, находящегося на отметке 5181 метра, и добраться до этого места, у нас ушло пять часов сложного перехода. На то, чтобы эвакуировать пострадавшего тем же путём, каким мы пришли сюда, у нашей вымотанной команды уйдёт весь день или даже больше. Мы определённо не хотим оставаться на открытом месте, когда ночной холод примется душить гору.

Я подхожу к Родни и опускаюсь на колени рядом, чтобы посмотреть, смогу ли помочь. Закрываю его от ветра руками и телом, пока Родни зажигает плитку. Он наливает немного воды из своего термоса в помятую кастрюлю, чтобы та не подгорела. Когда он забрасывает в кастрюлю мелкие куски снега, я замечаю, что его седая борода за двенадцать дней пребывания в горах стала клочковатой. Его потрескавшиеся губы намазаны толстым слоем защитного бальзама, а очки немного обледенели. Вдвоём мы смотрим на тающее крошево в кастрюле. Через пять минут на дне помятой кастрюли набирается примерно полчашки ледяной воды.

Родни подсовывает себе под колени почти пустой рюкзак, чтобы защититься от снега. Похоже, он хорошо устроился и будет следить за плиткой. Опираясь на плечо Родни, чтобы не упасть, я выпрямляю затёкшие ноги и встаю.

– Пойду проверю, как там остальные, – говорю я и ковыляю к ним целых пятнадцать метров. Чтобы радиосигнал был более уверенным, они перешли поближе к верхнему краю стены из камня и льда. Томас разговаривает по радио со спасательной службой национального парка. Я спрашиваю Терри:

– Получилось?

– Да, я согрел наши запасные батарейки под курткой. Когда я вставил их в рацию, она заработала.

Я хлопаю его по плечу пуховика и говорю:

– Молодец, Паркер!

Мы обмениваемся улыбками. Я поднимаю голову и смотрю на вершину. Корона Северной Америки находится примерно в двух часах пути над нами. Все двадцать лет, что занимаюсь альпинизмом, я мечтал когда-нибудь оказаться там. Пока не пришлось заняться спасением пострадавшего, мы двигались в хорошем темпе, хотя я и ощущал вялость от горной болезни в слабой форме.

Однако Родни хитроумно решил мою проблему. Вместо того чтобы оставить меня плестись в связке сзади, предаваясь раздумьям о том, до чего же я устал, он вынудил меня идти первым. Он знает меня настолько хорошо, что понял, что воодушевление от мысли о предстоящем подъёме на вершину поможет мне преодолеть сопротивление тела. Через двадцать вялых минут я подобрал подходящий темп, и дела пошли на лад. Самочувствие улучшилось, а настроение поднялось. В голове ритмично стучала мелодия группы Rolling Stones. Я обернулся к Терри и Родни, которые шли в связке со мной на верёвке длиной 50 метров, и радостно заорал:

– Парни, я могу идти так весь день! Мы идём к вершине! – Ребята радостно заорали в ответ.

Всё это было час назад, как раз перед тем, как мы наткнулись на спасателей. Теперь никакого восхождения. МЫ понятия не имели, как пострадавший попал в такую переделку. Но, как бы там ни было, он чей-то сын, может быть, чей-то брат. И эта семья дома отдала бы всё на свете, лишь бы только мы спасли его. Восхождение на вершину стало неважным по сравнению с задачей спустить пострадавшего с горы.

Мы с Терри возвращаемся к неизвестному. Терри опускается на колени возле его головы и пытается заговорить с ним, а я – рядом с Терри, касаясь левым боком его правой стороны, от плеч до икр. Мы можем делиться теплом и заслонить друг друга от ветра.

Терри обращается к пациенту, не давая ему соскользнуть в беспамятство:

– Где твой напарник?

Ответа нет.

– Откуда ты? – спрашивает Терри.

Веки пострадавшего вздрагивают, он что-то неразборчиво бормочет. Когда Терри задаёт ещё один вопрос, неизвестный вытаскивает из верхнего отверстия мешка руку и замахивается, словно пытаясь ударить нас. Вдвоём мы хватаем его за предплечье, он пытается бороться с нами, и с его руки соскакивает рукавица. Его рука замирает прямо передо мной. Пальцы распухли и побелели, они обморожены. Сейчас они напоминают побелевшие в морозилке сосиски Томас сказал мне, что, когда они нашли его, на неизвестном была только одна рукавица. У него сильное обморожение.

Силы мужчины быстро иссякают, и мы с Терри снова натягиваем на него рукавицу и без труда засовываем его руку обратно в мешок. Хотя мы делаем это, чтобы защитить и пострадавшего, и себя, я рад, что больше не вижу его обмороженную руку. У нас нет возможности согреть его пальцы, находясь на открытом месте, так что сейчас мы мало что можем сделать для него. Кроме того, пальцы – наименьшая из его серьёзнейших проблем.

Пострадавший извергает из бивачного мешка поток бессмысленных звуков, произнося их агрессивным тоном, словно мы его разозлили. Это всё из-за давления на мозг. Отёк на большой высоте приводит к задержке жидкости, но, поскольку внутри черепа нет лишнего места, мозг испытывает сильное давление и плохо функционирует. Сбитый с толку рассудок понимает, что что-то не так, но не может определить, в чём дело. Иногда борющийся мозг заставляет больного обвинять в своём смятении и страхе всех, кто находится поблизости, включая и спасателей.

Я говорю:

– Тише, тише.

Терри начинает говорить спокойным голосом:

– Я знаю, что тебе больно, но мы хотим тебе помочь. Просто успокойся.

Пострадавший перестаёт вырываться и невнятно бормочет что-то. Веки у него вздрагивают, и Терри спрашивает:

– Как тебя зовут?

– Жош, – бормочет он.

Я смотрю на Терри, пытаясь понять, понял ли он. Он хмурится и качает головой.

– Повтори, – прошу я.

– Жош! – говорит он громче.

– Джон? – спрашиваю я.

– Джош! – восклицает пациент в гневном порыве.

– Джош?

Он тихо отвечает:

– Да, – и затем плечи его поникают.

– Ладно, Джош, – говорю я.

– Отлично! – ухмыляется Терри.

Нам удалось узнать, как зовут пострадавшего – целое достижение. Не будем пока пытаться узнать его фамилию.

Я направляюсь туда, где Томас энергично говорит по рации. Речь идёт о вертолёте, но окончательного плана пока что нет. Я бреду обратно к Терри и рассказываю, что Томас разговаривает со спасателями. Хотя пока ещё ничего не ясно, Терри, кажется, испытывает облегчение от того, что опасная задача вот-вот будет решена. Чтобы поднять настроение нашему пострадавшему, я поворачиваюсь к нему и говорю:

– Джош, мы пытаемся помочь тебе и спустить тебя с горы.

Невероятно энергично Джош неразборчиво бормочет несколько слов. Я наклоняюсь ближе и прошу его повторить. Он широко открывает глаза и смотрит в небо. Выговаривая слова по-прежнему неразборчиво, он громко заявляет:

– Я хочу домой.

Это первые осмысленные слова, которые он произносит, и я ошеломлён. Хотя он не в состоянии ясно мыслить или много говорить, инстинкт не подвёл него. Растягивая слова и запинаясь, он снова и снова повторяет:

– Я хочу домой. Я хочу домой!

Глава 17

Я мог коснуться ног погибшего при сходе лавины, даже не выпрямляя до конца свою правую руку. Я подумал, стоит ли мне сидеть так близко, и отодвинулся на тридцать сантиметров дальше вдоль каменной стенки. Потом подумал, что это может считаться неуважением к покойнику, и вернулся на прежнее место. Сердце у меня быстро колотилось.

Правая рука лежала у меня на колене, а локоть был на несколько сантиметров ближе к синему пластику, как раз у колен мертвеца. Предпочтая не думать о том, как выглядит труп под плёнкой, я принялся гадать, что же с ним случилось. Пытаясь скоротать время вместе, я изо всех сил старался мысленно с уважением обратиться к незнакомцу.

Я посмотрел на его туловище и подумал: «Мне очень жаль, что это случилось с тобой».

На мгновение я перевёл взгляд туда, где под ярко-синей плёнкой, вероятно, были его глаза: «Твоей семье уже сообщили?»

Я нервно отвёл взгляд. Потом внимательно осмотрел ледопад в восьмистах метрах от меня. Прошла неловкая минута. «Нам хотелось только забраться на Эверест, верно?»

Слева послышалось шарканье – это возвращалась команда шерп, принесших тело. Они были уже у подножия холма. Я встал, но не успел сообразить, надо ли им помочь, как они уже спешили в мою сторону, громко и отрывисто переговариваясь. Они несли второе тело.

Я отошёл в сторону, и они положили ещё один завёрнутый в брезент труп на вертолётную площадку рядом с первым. Все шестеро тяжело дышали. Я почувствовал, что мешаю им, и отошёл. Теперь уже не было необходимости находиться с безмолвным спутником. Теперь он не один.

Появился ещё один новый шерпа с рацией в руке. Он быстро заговорил по-непальски, глядя в юго-западный сектор неба. Затем он крикнул что-то в сторону ближайшей палатки, и через минуту к вертолётной площадке подошли ещё трое непальцев. Поскольку среди них я был единственным человеком с Запада, я подумал, может быть, один из погибших или даже оба – шерпы. Может быть, я тут лишний? Наверное, мне надо уйти?

Но нет, теперь я был вместе с ними. Я решил остаться, пока тело, которое я по воле случая караулил, не будет отправлено. Чтобы не занимать лишнее место, я спустился на три метра по склону. Несколько минут мы все молча стояли и ждали. В отдалении послышался звук – тук-тук-тук, – и он становился всё громче. Все убрались с площадки и приготовились к ветру. Я снял шляпу и сунул её в задний карман. Пальцем правой руки поплотнее надвинул на переносицу тёмные очки, защищавшие от солнца на леднике. Чтобы песок не попал в глаза, очки должны очень плотно прилегать к лицу.

Узкий чёрный вертолёт развернулся совсем низко над разрушенными палатками и приземлился на приподнятую вертолётную площадку. Пригибаться в этот раз не пришлось, так как он находился высоко надо мной. Человек с рацией открыл боковую дверь и шагнул вперёд, заговорив пилоту на ухо. Шестеро шерп-спасателей заспешили вперёд, не поднимая головы. Сначала они погрузили на борт только что принесённого покойника. Затем взялись за труп, который мы принесли вместе. Спины у них выгнулись дугой, и мысленно я услышал команду: «Поднимай!» Плечи у меня дёрнулись.

Они погрузили завёрнутый в синий пластик труп в заднюю часть вертолёта. Когда шерпа с рацией собрался закрыть дверь кабины, я в последний раз взглянул на подошвы ботинок моего спутника. Мир тебе и твоей семье на родине.

Двигатель взревел, и вертолёт поднялся в воздух. Я сморгнул влагу с глаз, чтобы посмотреть, как вертолёт улетает. Как только он оказался в пятнадцати метрах от площадки, пилот вышел на нужный курс, и вертолёт полетел от нас по прямой. Он миновал зону разрушения после схода лавины и пронёсся над дюжиной экспедиционных лагерей, набирая скорость над лагерем IMG, где должны были уже собраться все мои товарищи по команде. Двигаясь всё быстрее, он исчез в нижней долине Кхумбу, унося двух неживых пассажиров домой.

Шум вертолёта стих, и я почувствовал, что мой мрачный долг исполнен. Поодиночке и по двое шерпы отошли вправо. Мой лагерь был в другой стороне. Надо было попрощаться. Пришло время расстаться. Я на мгновение замер, наблюдая, как другие шерпы покидают вертолётную площадку. Один из спасателей заметил, что я всё ещё стою на месте. Он повернулся ко мне с расстояния примерно в двенадцать метров. Сложив ладони вместе перед лицом, слегка согнулся в талии, затем склонил голову и слегка направил кончики пальцев в мою сторону.

Я повернулся к нему и поклонился, возвращая благословение. Когда я выпрямился, то едва мог видеть сквозь слёзы, скопившиеся за стёклами тёмных очков. Я повернулся к лагерю и вслепую прошёл несколько шагов по тропе. Затем сдвинул тёмные очки с носа на лоб. Солёная влага стекала по запылённым щекам, смывая в рот мелкие крупинки Эвереста.

* * *

Я брёл по тропе к лагерю, перешагивая через торчащие из земли растяжки палаток и лоскуты ткани. Когда южный край зоны разрушения остался позади, местность снова приняла свой обычный вид: камни и грязь, лёд и снег. Ландшафт впереди мало напоминал о случившемся, однако гектары обломков и мусора простирались прямо позади меня. Я оглянулся через плечо, и мне показалось, что там смутно маячит, нависая над нами, угрожающий хаос – так сёрфер чует опасную волну, вскипающую у него за спиной.

Добравшись до лагеря, я остановился у своей палатки и проверил GPS, нет ли новых сообщений от Глории, детей или моих друзей. Но дома была уже глубокая ночь, так что никаких сообщений от близких не было. В почтовом ящике скопилось с полдюжины запросов на интервью от новостных агентств. Слишком опустошённый, чтобы общаться со СМИ, я запихнул гаджет в спортивный баул. Я сидел у себя в палатке, высунув наружу ноги, и бесцельно смотрел на свои ботинки.

Ритмичное звяканье половника, ударявшегося о пустую кастрюлю, прозвучало так неожиданно, что я подскочил. Персонал кухни созывал нас на обед. Рядом жужжали, открываясь, молнии палаток, походные ботинки шаркали по плотно утрамбованной тропе – это собирались мои товарищи по команде. Я поплёлся к палатке-столовой скорее ради дружбы, чем ради еды.

В столовой по обе стороны длинного обеденного стола на складных стульях сидело около дюжины наших альпинистов. Они заваривали горячие напитки и передавали друг другу оловянные тарелки с едой. На обед дали жареную картошку, цветную капусту на пару и по куску консервированного мяса, по вкусу напомнившего мне Spam[53]53
  SPAM – торговая марка консервированного мяса, производитель – американская фирма Hormel Foods Corporation, аналог нашей тушёнки. Бренд появился в 1936 году. Название – абревиатура от английского Shoulder of Pork and Ham – свиная лопатка и окорок, либо от SPiced hAM – ветчина со специями. Поддерживая интригу, компания утверждает, что точный секрет названия известен лишь немногим прежним руководителям. Бренд стал особо известен в период Второй мировой войны, когда банки выдавались солдатам. По ленд-лизу консервы от SPAM по– ставляли в СССР. В последующие годы популярность бренда стала падать, что заставило производителя развернуть крайне навязчивую рекламную кампанию, результатом которой стало превращение слова «спам» в нарицательное.


[Закрыть]. Без особых изысков, но никто не жаловался. Все были мрачны, общих разговоров почти не было, все обращались только к своим соседям, обмениваясь новостями. Мы с Бартом говорили о том, сколько экспедиций уже сворачивают лагеря. Кто-то поделился слухом о том, что ближайшая взлётно-посадочная полоса в Лукле, а также аэропорт Катманду до сих пор закрыты. Было неясно, каким образом уходящие команды сумеют добраться до столицы.

Один из сидевших в дальнем конце стола слышал точное число погибших в Базовом лагере. Как бывает в большой шумной семье, люди за столом примолкали и просили повторить информацию. Как только разговоры улеглись, в палатке-столовой прозвучал одинокий голос:

– Погибших по-прежнему восемнадцать.

Несколько секунд все молчали, а потом кто-то пересказал прочитанное в интернете сообщение: ещё трое шерп предположительно погибли ранее в тот же день, пытаясь восстановить маршрут вверх по ледопаду. Но никто из нас в Базовом лагере не слышал об этом. Учитывая, что людей с верхних лагерей вывозили вертолётами, с какой стати им было восстанавливать маршрут через ледопад? После недолгих дебатов мы сочли этот слух необоснованным. Позже я узнал, что сведения о предполагаемой гибели трёх шерп не подтвердились. Хотя эта путаница была вызвана ошибкой вследствие неразберихи после катастрофы, она всё равно вызвала замешательство. По сообщениям СМИ, предположительное число погибших в Базовом лагере 25 апреля доходило до двадцати четырёх, и лишь позднее появились более точные цифры, и стало известно, что погибли восемнадцать человек.

Через десять минут в столовую вошёл Грег, и наша болтовня быстро стихла. Все хотели знать последние официальные новости. Он встал во главе обеденного стола, и, поскольку мы все продолжали сидеть, его высокий рост показался ещё внушительнее. Справа от Грега был старший нашей команды шерп, Фануру Шерпа из Форцзе.

– Все двадцать пять наших альпинистов и все шерпы, тридцать три человека, благополучно спустились с горы.

Раздались негромкие возгласы одобрения. Однако нерешёнными оставалось ещё столько проблем, что позитивное настроение в одну минуту испарилось. Снова воцарилась тишина.

– Сегодня вертолёты вывезли почти всех, включая альпинистов из Второго лагеря, которые спустились оттуда к Первому лагерю. Наверху осталось несколько человек из команды, которая выразила желание остаться, но это пока, а завтра их, вероятно, тоже вывезут.

По группе пробежал ропот облегчения. Грег продолжал:

– Не забывайте, надо, как и прежде, проявлять осторожность и помогать друг другу. Мы ещё не знаем, каков будет план, поэтому останемся здесь, пока не придумаем, как лучше действовать.

Фануру добавил:

– Может быть, мы пойдём в Форцзе. Некоторые здания в деревне разрушены, но всё не так уж и плохо.

Весь тот месяц, что мы провели в Непале, у проводников и шерп, работающих в IMG, всегда были для нас чётко разработанные планы. Казалось странным, что сейчас они не уверены, что следует делать. Но было ясно, что необходимость решить проблемы, связанные со множеством пострадавших и погибших, и определить, что следует делать после землетрясения, затруднительно из-за новых сложностей.

Я сунул в рот ещё один кусок остывшей еды и вышел из палатки-столовой. Поскольку все альпинисты из Второго лагеря уже эвакуированы, получалось, что мой приятель Алан должен быть внизу, где-то тут. Палатки альпинистов экспедиции Madison Mountaineering располагались чуть выше наших, ближе к середине Базового лагеря, так что сердце у меня бешено колотилось, пока я спешил вверх по холму. Тропа вела через зону разрушения, и на душе сразу стало тяжело и мрачно. Я замедлил шаг.

За пять дней до того я уже навещал Алана, однако лагерь Madison изменился так, что я ничего не узнавал. Они сильно пострадали. Воздушная волна от схода лавины, как бульдозер, снесла почти всё, перемешав снаряжение с камнями и снегом, а затем размазала оставшееся по неровному леднику на восток. Вдруг в двадцати метрах от себя я увидел друга, он сидел на валуне. Я с силой выдохнул и расслабил плечи. Он не пострадал.

Один край его жёлтой спальной палатки оставался стоять, тогда как все остальные поблизости были расплющены. Алан меня не видел, он что-то набирал у себя в телефоне. Я запечатлел на камеру, как он сидит среди обломков, словно усталый солдат на поле боя после того, как сражение прекратилось.

Я медленно подошёл.

– Алан.

Он поднял голову – лицо его было напряжено, брови нахмурены. Затем лаза округлились, а челюсть расслабилась.

– Джим!

Алан вскочил на ноги, когда я бросился вперёд. Мы обнялись.

– Я рад, что с тобой всё в порядке, старина.

Мы слегка отстранились, придерживая друг друга за рукава курток. Коротко остриженные волосы Алана на фоне его загорелого лица казались белее обычного. Седая щетина придавала ему несколько потрёпанный вид, но в целом он выглядел вполне нормально. Я спросил:

– Когда ты спустился?

– Около часа назад. Мы дошли до Первого лагеря и стали ждать своей очереди на вылет.

– Насколько плохо всё было во Втором лагере?

– Ледник трясло довольно сильно, и мы слышали, как сошли большие лавины, но до нас они не дошли. Мы как раз подходили к лагерю, когда началось землетрясение.

Я повернул голову и оглядел разбитый Базовый лагерь его команды.

– Это ужасно.

Алан указал на каменный жертвенник высотой по грудь и сказал:

– Смотри.

Деревянный столб диаметром десять сантиметров, на котором раньше развевались над лагерем священные молитвенные флаги непальцев, был сломан пополам. В нескольких сантиметрах над основанием торчали щепки, но высокого деревянного столба и длинных нитей разноцветных молитвенных флагов нигде не было видно.

Мы присели на землю. Затем Алан тихим голосом сообщил, что в Базовом лагере лавина убила одного из его товарищей по команде – двадцативосьмилетнюю Еву Гиравонг. Ева не занималась альпинизмом, она работала ассистентом врача в отделении неотложной помощи больницы Нью-Джерси, поэтому стала штатным врачом экспедиции. В то время как альпинисты из экспедиции Madison проходили акклиматизацию в Первом и Втором лагерях, Ева оставалась в Базовом лагере с несколькими другими членами команды и персоналом кухни.

Когда землетрясение вызвало сход лавины с хребта Пумори-Лингтрен, хотя её движение и закрывали густые тучи, было слышно, как вал с рёвом обрушился на 900-метровую стену. Ева и все остальные вышли наружу, чтобы посмотреть, что происходит. Когда по Базовому лагерю ударила волна ветра и мусора, люди кинулись в разные стороны, пытаясь укрыться за камнями или в палатках. Неистовый ветер сбил несчастную Еву с ног и отшвырнул прочь.

Непальские сотрудники лагеря вскоре нашли Еву и попытались помочь ей, но они мало что могли сделать, так как она получила сильную травму головы. Позже, когда она скончалась, они передали эту новость по радио Гаррету Мэдисону во Второй лагерь. Хуже того, Алан рассказал, что Гаррет и Ева встречались и что именно Гаррет пригласил её в экспедицию. Гаррет был потрясён, и вся команда Madison была в трауре. Алан показал мне, где стояла палатка Евы. Из-под камней и снега, принесённых воздушной волной, торчало покорёженное походное снаряжение.

Примерно двадцать пять из тридцати палаток в лагере Madison были снесены или исчезли. Палатка Алана была одной из немногих уцелевших. Он объяснил, что он и его проводник, Ками Шерпа, несколько дней назад перенесли её в более тихое место, подальше от палатки-столовой. По чистой случайности они поставили её за небольшим холмом, который послужил защитой от лавинного ветра и летящих обломков. Потеряв товарища по команде, лишившись большей части лагеря и оказавшись практически без снаряжения, команда Madison планировала через несколько часов покинуть Базовый лагерь.