Текст книги "Обещания"

Глава 23

– Сделал предложение? – Паркер нагнулся над столом, чтобы долить остатки белого вина в бокал Джолин, и рассмеялся. Она что, берет его этим Спренгстеном на пушку? Он достал свою кредитную карточку «American Express», попросил афицианта принести счет и, подождав, пока уберут их стол, внимательно посмотрел на нее.

– Да, он действительно хочет на мне жениться, – с язвительной улыбкой подливала Джолин масла в огонь.

Черт побери этого сопляка! Может быть, она и вправду не обманывает? Она выглядит такой уверенной, говорит так спокойно и открыто наслаждается произведенным ее словами эффектом.

– Разумеется, хочет. А как же иначе? – безраз – личным тоном произнес он и с удовольствием заметил, как захлопнулась мышеловка.

– Что это значит?

Он усмехнулся про себя, увидев, как она растерялась. Не напрасно он прожил под одной крышей со своей матерью двадцать с лишним лет. Если Алис Файе и не научила его чему-нибудь другому, то уж как сбивать спесь с задравших нос девчонок, он знал, благодаря ей, в совершенстве. Теперь, если действовать по всем правилам, он должен осадить Джолин, подбросив ей пару таких бесспорных фактов, которые было бы бессмысленно отрицать.

– Мы ведь говорим о том парне, который содержит пять или шесть братьев и сестер?

– Их четверо, – не понимая, в чем дело, ответила она. – И что из того?

Вернулся официант со счетом. Паркер подписал квитанцию об оплате и неторопливо спрятал кредитную карточку в бумажник, заставляя Джолин ждать и вызывая тем самым раздражение. Затем он стал с таким искусством выводить ее из себя, что мать была бы просто в восторге.

– Прости меня, но я как-то не могу представить тебя в качестве няньки, – он скептически улыбнулся. – Заботливая мамаша многочисленного семейства голодранцев? Интересно. И сколько годочков младшенькому-то?

– Ты намеренно уходишь от самого главного. Джей любит меня, – она подняла свой бокал и, сделав глоток, посмотрела на него поверх бокала. – Джей не просто любит меня, он хочет доказать это на деле.

Паркер воспринял эту фразу с ликующим удовлетворением.

– У Джея четыре ребенка, о которых надо заботиться, и, само собой разумеется, самый простой выход из этого положения – жениться. Да, да, именно поэтому Джею удобно завести жену.

Она не в силах была вести с ним эту дуэль, касающуюся Джея.

– Это неправда. И если ты этого не знаешь, то я знаю наверняка. У него есть домработница.

– Домработница может уйти от него, – холодно заметил он. – У нас были десятки домработниц.

Она поставила бокал на стол и сказала, глядя ему прямо в глаза:

– Джей хочет стать моим мужем, а ты нет. Он неожиданно понял, что она говорит вполне серьезно, и эта игра все дальше толкает ее к разрыву.

– И ты собираешься дать ему свое согласие, ведь так?

– Да, собираюсь.

Паркер решил больше не рисковать. Приподнявшись над столом, он протянул руку и, взявшись пальцами за хорошенький подбородок, сказал:

– Меня по-настоящему волнует твоя свадьба, Джолин. Если ты собираешься замуж, то выходи за меня.

Он увидел вспыхнувший в ее глазах триумф, и, проклиная существование этого Джея Спренгетена, резко сменил тему разговора:

– Скажи, тебе нравится вино?

– Вино? – она непонимающе взглянула на него. – Нормальное вино, белое.

– Просто нормальное или нормальное для сорока долларов за бутылку?

Она попыталась отвернуться, но он снова повернул ее лицо к себе.

– Я ведь знаю тебя. Ты же не привыкла обходиться без этого. Ты выходишь замуж за парня, который еле сводит концы с концами. Вот какое будущее тебя ждет – нищета. Не видать тебе больше стодолларовых обедов. Тебе нужно хорошенько все это взвесить, а потом подумать над моим предложением.

Она была загнана в угол, и это было только прелюдией. Он достал из кармана изумрудное кольцо и стал медленно поворачивать его в пальцах, прежде чем отдать ей.

– Оно стоит немногим меньше пяти тысяч долларов, и то только потому, что я купил его у ювелира – друга моего отца.

Джолин взяла кольцо и, прежде чем она успела надеть его на палец, он накрыл ее ладонь своей.

– Ты хочешь, чтобы я сказал, что люблю тебя . Люблю каждую твою прожорливую клеточку?

Она нахмурилась и хотела было рассердиться, но не смогла, и он облегченно вздохнул:

– Я позволил тебе даже позабавиться с этим Спренгстеном, но я на самом деле люблю тебя. И не собираюсь отдать тебя ему только для того, чтобы через какое-то время ты снова вернулась ко мне.

Она самонадеянно улыбнулась:

– Я хочу подумать над этим.

– Только не играй со мной, – предупредил он. – Если бы ты и в самом деле хотела выйти за него замуж, то уже дала бы ему согласие. И не сидела бы здесь в ожидании лучшего предложения.

Она не могла отрицать этого, и он инстинктивно понял, что пора переходить в открытое наступление.

– Ты хочешь, чтобы это кольцо было обручальным, или подарить тебе с бриллиантом?

Она рассмеялась, и в ее глазах появилось удовольствие. Это была все та же Джолин.

– Хочу с бриллиантом, – требовательным тоном ответила она. – С большим бриллиантом!

Он усмехнулся, радуясь своей победе. Неожиданно ему до смерти захотелось затащить ее в постель.

– Значит, тебе хочется с большим? Каждая следующая секунда добавляла нетерпения. Он хотел ее немедленно, хотел всю, и поэтому был готов пообещать камень даже в сорок каратов.

Она понимающе взглянула не него.

– С очень большим, – медленно произнесла она, ее правая рука скользнула под стол, ясно давая понять, что она согласна.

Нагнувшись к нему, она зашептала, проводя влажным кончиком языка внутри его уха:

– Поехали куда-нибудь.

Паркер почувствовал, что не может терпеть ни секунды, еще немного, и… Он с серьезным видом взял кольцо с ее ладони и надел его ей на палец левой руки. В следующее мгновение они уже выходили из ресторана, и всю дорогу до мотеля она крепко держала его за руку.

Джей огляделся. Он находился в маленькой комнате со стенами персикового цвета, с коврами на полу тоже персикового цвета и с розовой женщиной, почти совсем белые крашеные волосы которой были скручены на затылке в узел. Она сидела за письменным столом и что-то ему говорила. Он не хотел слышать ни одного ее слова. Ни он, ни Стефен не спали всю прошедшую ночь, и сейчас было еще слишком рано, чтобы суметь заставить себя сосредоточить внимание.

– Можно его увидеть? – перебил он женщину, с трудом сдерживая нетерпение.

– Я понимаю ваше беспокойство, но мы считаем, что прежде всего вас следует к этому подготовить, – общественная представительница окружной больницы открыла одну из папок, лежавших на столе, заглянула в медицинскую карту и, прежде чем продолжить, полистала ее страницы. – Мы лечим его от алкоголизма и склонности к наркотикам. Он почти постоянно бредит.

Она подняла глаза и тоном человека, выполняющего свои служебные обязанности сказала:

– Я не знаю, как долго вы не видели вашего отца. У него уже последняя стадия цирроза печени.

Ему не терпелось побыстрее закончить этот разговор:

– Да, и что же?

– Он выглядит просто шокирующе, мистер Спренгстен.

Это ее «мистер Спренгстен» шокировало его еще больше, чем все, что она до сих пор говорила, и он вдруг понял, что, когда умрет отец, старшим в семье останется он. До конца своих дней он будет называться человеком старшего поколения среди всех своих родственников.

– Что вы сказали? – спросил Стефан, заполняя своим голосом наступившую паузу.

– Я хочу вас предупредить, что цвет его кожи стал зеленым, и весит он всего около девяноста фунтов.

– Зеленым?

Ну разумеется, она пошутила. Но женщина утвердительно кивнула и посмотрела на них с сочувствием. Ерунда какая-то. Люди не могут быть зеленого цвета.

– Как вы думаете, сколько ему осталось жить?

– Совсем недолго. Очень хорошо, что вы сумели так быстро прилететь, – она закрыла папку с историей болезни и встала со стула. – Теперь, пожалуй, можно пройти.

Они последовали за ней к лифту и поднялись на этаж, где находилось онкологическое отделение. Женщина подвела их к палате номер 411 и открыла дверь.

Все, что она говорила им, подготавливая к встрече с этим лежавшим в постели человеком, не могло сравниться с тем, что он представлял из себя в действительности. Джей никогда не видел ничего подобного: ни трупы, которых он насмотрелся в армии, ни Кати Райе не представляли из себя такой жуткой картины, которая предстала сейчас перед его глазами. Это был скорее скелет, а не человек, скелет, завернутый в бумажную кожу. И ведь он действительно был зеленым – живой мертвец в оболочке из тончайшей серо-зеленой кожи, тело которого было присоединено к расположенным вокруг аппаратам. С обеих сторон от кровати стояли капельницы, иголки которых были вставлены в вены его рук. Он мучительно тяжело дышал, и, казалось, при каждом вдохе с болью всасывал в себя весь воздух палаты. Джей почувствовал, как у него внезапно пересохло во рту. Он сделал судорожное глотателное движение, чтобы убедиться, что сам может нормально дышать. Неожиданно раздался жуткий, не похожий на человеческий голос, измученный, слабый от боли, и в то же время непримиримо воинственный, голос, в котором не было и тени узнавания.

– Что вы здесь делаете? Что вы… – раздраженный вопрос утонул в продолжительном приступе отрывистого и сухого кашля и через несколько минут снова всплыл: – …хотите?

Реакция Джея была мгновенной. Теперь он не мог ошибаться. Этот человек не сможет успокоить его брата, сняв с него муки самобичевания. Этот человек не был их отцом. Нет ни малейшего сомнения в том, что этот живой труп, лежавший перед ними, мог быть кем угодно, только не Джеймсом Спренгстеном.

На какой-то короткий миг глаза больного просветлели, в них мелькнула разумная мысль. Джей быстро назвал себя сыном Джима Спренгстена и спросил, как его зовут.

– Нам нужно найти нашего отца, – спокойно сказал он. – У вас обнаружили его личный знак участника войны во Вьетнаме.

– Он отдал его мне, чтобы меня приняли в… Неожиданно раздался тихий голос Стефена:

– Когда?

Но старик уже потерял нить разговора и бессвязно забормотал:

– Мы с Джимом были друзьями. Пару лет назад.

Джей попытался все же прояснить картину.

– Он отдал вам этот знак два года назад? Человек-труп заворочал туда-сюда головой на подушке, страдальчески улыбаясь.

– Детки Джима, – сказал он, как будто был знаком с ними раньше.

– Как вас зовут? – спросил Стефен. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем старику удалось собраться с мыслями.

– Мак, – за этим последовал еще один приступ сильного кашля, и свет разума стал гаснуть в его глазах, но он все еще пытался продолжить разговор: – Три… а может быть, и бо…

Свет погас. Изможденное зеленое тело стало на глазах увядать. К кровати подошла медсестра и проверила пульс старика. Он еще был жив. Они вышли из палаты и, подойдя к столику общественной представительницы, попросили вернуть им личный знак отца.

Потом они решили позвонить домой, и в ответ на их отнюдь не утешительные новости Лини сообщила о своих неприятностях: на Линну было совершено хулиганское нападение, а Чарли еще не совсем оправилась после отравления наркотиком, который попробовала на вечеринке. Джей и Стефен по очереди поговорили с сестрой, но их короткая беседа не имела особого смысла, так как девочка была еще слишком слаба и не могла сказать ничего вразумительного.

Как ни странно, новые проблемы, навалившиеся на Джея, позволили ему удержать душевное равновесие после визита в больницу, который до предела его расстроил, и, занимая мысли, помогли пережить личные неприятности сегодняшнего дня. Он уже несколько раз звонил Лоуэллам, но никто не отвечал, далее автоответчик был отключен. В конце концов он решил позвонить Джиллиан, чтобы узнать, в чем дело. Разговор с ней получился сухим и натянутым. Она сказала, что по словам отца, Джолин улетела на несколько дней к бабушке в Орландо. Джей справился у нее о здоровье Чарли и Линны и, получив ответ, что с ними уже почти все в порядке» замолчал. Неловкая пауза затянулась, и он, слушая тишину в телефонной трубке, лихорадочно пытался сообразить, что бы еще сказать. Так ничего и не придумав, он просто сказал «до свидания».

После разговора с Анни братья пришли в замешательство. Они не знали, как поступить: остаться здесь и подождать, не придет ли старик в сознание, чтобы узнать у него что-нибудь еще об отце, или немедленно лететь домой, чтобы выяснить, что же все-таки случилось с Чарли. Немного позже они снова позвонили Анни, и после того, как она уверила их, что доктор не опасается за здоровье девочки и нужно только время, чтобы наркотик вышел из организма, они решили остаться на ночь. Но их ожидание оказалось напрасным: старик умер на следующее утро, не приходя в сознание. Больше он ничего им не скажет.

Джей в бешенстве сжал кулаки – как бы ему хотелось, чтобы это был их отец! Тогда хоть какие-то проблемы были бы решены. По крайней мере, он бы перевернул одну из самых неприятных страниц своей жизни. Джей нервно шагал взад и вперед по грузовому отделению аэропорта в ожиДанни самолета. Ему нужно быть дома. Он должен знать, что происходит с Джолин. Почему она так неожиданно улетела во Флориду? Действительно ли голос Джил-лиан был сдержанно-осторожен, или ему показалось? Сказала ли она что-нибудь Джолин? Все вздор, чепуха!

А тут еще эта история с Чарли! Он мог дать голову на отсечение, что она никогда раньше не пробовала наркотики, и было совершенно непонятно, каким образом она оказалась среди наркоманов.

Наконец диспетчер грузовых рейсов подал знак, что пора садиться в самолет. Через несколько минут после взлета Джей уже спал, примостившись на каких-то мешках. Каждый раз, когда он просыпался, его взгляд наталкивался на Стефена, пристально смотревшего куда-то в пустоту. Черт бы побрал этого старикашку!

Терпению Анни пришел конец, когда она против своего желания открыла дверь Курту Байлору. За день он звонил раз десять, каждым своим звонком доводя её до сердечного приступа, все пытаясь убедить позволить ему поговорить с Линной, но только попусту занимая телефонную линию.

После того, как он проигнорировал очередной отказ, она не выдержала и бросила трубку, оборвав его на полуслове, чтобы освободить линию для звонка из Калифорнии. И вот сейчас, в шесть часов вечера, он стоял перед ней на пороге, а бедная девочка спала в своей комнате.

– Я хочу ее видеть, – Курт проследовал за Анни в холл. – Вы сказали ей, что я звонил?

– Да, – резко ответила Анни и, чеканя каждое слово, произнесла: – Я еще раз хочу сказать вам тоже самое, что вы слышали по телефону. Она плохо себя чувствует и не желает ни с кем разговаривать.

– Нет, позвольте! У нас назначено свидание, и я решил прийти сюда, чтобы лично убедиться, что она нездорова.

Анни смерила его убийственным взглядом:

– Здесь ее дом, а не ваш. И если она сказала «никаких посетителей», то вы не смеете сюда являться.

Матт подошел к перилам лестницы, чтобы узнать, что за шум доносится с первого этажа. Анни отчитывала какого-то молодого человека и, похоже, одерживала верх в словесной перепалке. Убедившись, что его помощь пока не требуется, Матт вернулся в ванную, чтобы закончить бритье, оставив, однако, дверь открытой. На всякий случай.

– Нет, вы скажите ей, что я здесь. Если она не захочет видеть меня, я уйду. Стычку прервал голос Линны:

– Оставь его, Анни. Я поговорю с ним. Она появилась из своей двери босая, в накинутом поверх ночной рубашки длинном тонком халате, пуговицы которого ей никак не удавалось застегнуть оттого, что пальцы, связки которых были растянуты, не хотели слушаться.

Курт прошел через холл в гостиную и окинул Линну испуганным взглядом:

– О Боже мой!

Он хотел было подойти, но Анни взглядом указала ему на стул у стены:

– Пойдите и сядьте, а я позабучусь о ней. Она помогла Линне застегнуть пуговицы халата, заставила ее обуть тапочки и, убедившись, что ей не холодно, медленно повела к креслу. Курт так и стоял посреди комнаты.

– Что же все-таки произошло, черт возьми? – требовательным тоном спросил он, наблюдая, как Анни усаживает Линну в кресло.

– Вот так, миленькая. Посиди здесь, а я принесу тебе чашку вкуснейшего чая.

– Я так и знал, что-то случилось. Несколко часов я пытался дозвониться тебе. Я даже звонил твоему отцу, но он сказал, что ничего не знает.

– Он, правда, не знает. Я ничего никому не говорила, и прошу тебя, обещай, что не скажешь и ты, – в голосе Линны появилось беспокойство. – Он все равно ничем не сможет помочь, а я не хочу, чтобы отец волновался.

– Т-ш-ш, хорошо. Что сказал доктор? Ты была в больнице?

– Незачем было ехать в больницу. Мне просто нужен отдых.

– Отдых, тишина и спокойствие, – Анни осторожно вошла в комнату, держа в руках поднос, на котором лежали сдобные булочки и стояла пустая чашка.

Она опустила поднос на кофейный столик и подкатила его к креслу Линны. Сердито взглянув на Курта, Анни тяжелыми шагами вышла из комнаты.

– Ты выглядишь ужасно. Когда это случилось? Матт спустился по лестнице в гостиную как раз в тот момент, когда Линна начала рассказывать Курту о совершенном на нее нападении. Она в первый раз за прошедшие сутки встала с постели, и Матт подумал, что это хороший признак. Войдя в гостиную, он представился ее жениху и, обратившись в Линне, спросил:

– Как вы себя чувствуете?

Ее лицо повернулось в сторону его голоса:

– Замечательно. Как вы считаете, ужасно ли я сегодня выгляжу по сравнению со вчерашним днем?

– А ну-ка, давайте поглядим, – он отступил назад, чтобы внимательно рассмотреть ее, хотя прекрасно знал, что она не видит его, не видит, как он изумленно вскидывает брови, пытаясь доставить ей удовольствие.

– Хмм!

Когда она улыбнулась, включаясь в эту игру, в которой ему принадлежала роль взрослого, а ей – ребенка, он обошел ее кресло и остановился за его спинкой.

– Мн-хмм, – оценивающе протянул он еще раз, и ее лицо снова расплылось в широкой улыбке.

Она действительно была похожа сейчас на прелестную маленькую девочку с ямочками на щеках, в этом цветастом халатике на хрупких плечах.

– По-моему, случай безнадежный, – весело заключил он, закончив осмотр. – Кажется, пора заказывать гроб, правда, Курт?

Но Курт в данный момент отнюдь не был расположен к шуткам.

– Матт нашел меня там, на дороге, – стала объяснять Линна. – Он привез меня домой и обработал мои раны…

– И вы не отвезли ее к врачу?

Матт почувствовал, как в нем возникает неприязнь к Курту. Молодой человек слишком бесцеремонно взял на себя роль хозяина девушки.

– Линна сама не захотела ехать к доктору, – сказал Матт как можно непринужденней. – Ее осмотрел полицейский врач и, между прочим, сказал, что она будет жить.

Он решил остаться в гостиной и уселся напротив Линны.

– Ее в любом случае следовало отвезти в больницу. У нее ведь могут быть серьезные травмы.

– Курт, со мной все в порядке. У меня всего лишь несколько царапин и синяков, но это мелочи.

– Да, выглядите вы так, будто проиграли битву с дикой кошкой, – поддразнил ее Матт. – По всей шее у вас размазаны отвратительные красные полоски йода, и на обе руки наложены белые повязки. Интересно, кто одевает вас?

На ее лице снова появились очаровательные ямочки.

Курт прочистил горло и торжественно заявил:

– Я, кстати говоря, всегда боялся, что может случиться нечто подобное.

– Ты похож, знаешь, на кого? – заметила Линна.

– Что ж, и она оказалась абсолютно права, – догадался, на кого он похож, Курт. – Но я не могу взять в толк, почему это тебе вдруг понадобилось идти пешком одной по пустынной улице. Как только мы поженимся… либо я сам буду возить тебя, либо мы найдем кого-нибудь.

Матт обратил внимание, что Курт специально сделал паузу, подчеркнув тем самым драматичность ситуации, которая, очевидно, была ему на руку. Линна неожиданно съежилась и притихла. И вдруг до сознания Матта дошло, что у нее была повреждена правая рука. А ведь обручальное кольцо обычно носят на левой. Она и не говорила ему, что обручена. Это было его собственное предположение. Несомненно, между ними что-то не в порядке, но пока Матт не мог понять, в чем причина. И он решил попристальней понаблюдать за их поведением.

В комнату снова вошла Анни, нагруженная чайником, маленькой стеклянной вазочкой с кубиками льда и тремя чашечками. Поставив все это на стол, она проверила, удобно ли сидеть Линне, поправила ей халат, поплотнее укутав ноги, и только после этого принялась разливать чай. В чашку она добавила молока и большую ложку меда, посля чего опустила в нее кубик льда, чтобы остудить кипяток.

Линна протянула руки за своей чашкой, и Курт ужаснулся, увидев, как повреждены ее пальцы.

– О Господи, что они сделали с твоей рукой? Он отрицательно покачал головой на предложение Анни выпить с ними чаю и подсел ближе к Линне.

– Не могу поверить, что это случилось. Бедная девочка. Как я тебе сочувствую! – он взял чашку из ее рук и отставил в сторону, чтобы рассмотреть синие пальцы. – Я настаиваю на том, чтобы отвести тебя отсюда домой.

Линна стала возражать, но он был настроен решительно.

– Тиш, подожди, сначала выслушай меня, – он принялся гладить ее руку и целовать каждый синяк на ней, не желая слушать никакие доводы. – Ты можешь остаться здесь до тех пор, пока не поправишься, и я обещаю, что ничего не скажу твоим родителям, раз ты действительно этого не хочешь. Но будет гораздо лучше, и я буду чувствовать себя спокойнее, если ты вернешься домой. Я не сомневаюсь, что все эти люди хорошо к тебе относятся, но то, что тебе нужно – это заботливая семья, в которой бы ты была в безопасности, и ничего подобного тогда больше не произойдет.

Матт заметил, что Линна пришла в полное замешательство, и подумал, что если Курт зашикает на нее и заставит замолчать еще раз – не важно жених это или нет – он поставит зарвавшегося парня на место. Господи, ее же избили чуть не до полусмерти и ограбили. Она нуждается сейчас в поддержке и восхищении ее мужеством, ей нужно помочь пережить стресс, а не читать морали и не делать наставлений. Но он тут же пресек свои мысли: «То, что происходит между этими двумя, не твое дело. Вне твоих полномочий. И на этом точка».

Со второго этажа раздался голос Чарли. Она звала Анни.

– Иду, детка.

Анни извинилась и скорым шагом вышла из комнаты. Матт, воспользовавшись ситуацией, тоже встал, чтобы уйти. Прежде чем попрощаться с ними обоими, он осторожно поцеловал Линну в щеку.

– Держитесь, – сказал он, вкладывая в свои слова двойной смысл,

Матт специально говорил громко, чтобы Курт тоже мог слышать, отчего на душе Матта даже стало немного легче. Выйдя из гостиной, он подошел к лестнице, крикнул «спокойной ночи» Анни и Чарли и вышел из дома.

Подождав, когда за ним захлопнется входная дверь, Линна дала выход своему возмущению:

– Курт, как можно? «Эти люди»! Анни и Матт так заботливо относятся ко мне, а ты был с ними ужасно груб, – она потянулась за чаем и почувствовала досаду, когда он, остановив ее руку, сам подал ей чашку.

– Ну прости меня. Виноват. Я так переволновался за тебя, что просто сорвался, – он сел рядом с ней, готовый в любой момент услужить. – Я серьезно настаиваю на том, чтобы показать тебя доктору. Твой отец и без того уже сердится на меня, а теперь, если я не расскажу ему, что с тобой случилось, он и вовсе меня повесит.

– Курт, послушай. Мы должны раз и навсегда договориться с тобой, что своей жизнью я буду распоряжаться сама, – холодно сказала Линна. – Мой отец болен. Я сама скажу ему, когда захочу вернуться. И еще, я терпеть не могу больниц. Ты ведь прекрасно это знаешь. Тем более не было никаких причин обращаться туда.

Неожиданно силы покинули Линну, и она встала с кресла, собираясь уйти в свою комнату. Он взял из ее руки чашку и помог подняться.

– Я и так являюсь бременем для семьи и не хочу, чтобы они переживали еще из-за того, что на меня напала «дикая кошка». Нет уж, спасибо.

– Я помогу тебе дойти до постели, – он провел ее по коридору и открыл перед ней дверь.

Не желая, чтобы он заходил в комнату, она остановилась на пороге. Курт отпустил ее руку и сказал голосом маленького обиженного мальчика:

– Ты разрешишь мне поцеловать тебя, злючка?

– Конечно.

Он ее обнял, крепко прижав к себе, и стал звучно целовать. Почувствовав прикосновение его тела, каждый ее синяк заныл, застонал от боли, возмущения, протеста.

– Спокойной ночи. Подумай над моими словами, – сказал он ей и выпустил из своих объятий.

Его удаляющиеся шаги эхом отозвались в холле, входная дверь открылась и со стуком захлопнулась. Часы в гостиной отбили четверть какого-то часа. Линна понятия не имела, какого. Отсчитав семь шагов до кровати, она устало опустилась на нее. Не было сил даже поискать часы. Она с трудом разделась, чувстуя боль в руках, положила халат поверх стеганого одеяла и с наслаждением растянулась на мягком матраце. Этот матрац был с кровати Анни и вдруг вчера каким-то таинственным образом очутился здесь. Наверное, его принесли, когда она принимала перед сном горячую ванну. Постель была теплой, ласковой, убаюкивающей, и очень скоро ее измученное тело погрузилось в сладкий блаженный сон.

На втором этаже в комнате Чарли сидела Анни. Услышав шум отъезжающей от дома машины Курта, она вздохнула с облегчением. Теперь, когда он уехал, можно было подумать и о других проблемах. Галлюцинации у Чарли случались все реже и реже, но они пугали малышку до смерти. Раскачиваясь в кресле-качалке, девочка снова и снова рассказывала

Анни одно и то же, пытаясь убедить ее в своей невиновности.

– Я совсем не хотела этого делать, Анни.

– Я знаю, детка.

– Я думала, это обычная сигарета.

– Не надо так волноваться, милая.

– Скажи Джею, что я не хотела.

– Да, да. Обязательно скажу.

– Думаешь, я поправлюсь?

– Ну конечно, глупенькая. Казалось, Чарли уже заснула, как вдруг ее глаза приоткрылись, и она начала заново:

– Я совсем не хотела этого делать, Анни.

– Я знаю, детка.

– Я думала, это обычная сигарета.

– Не надо так волноваться, милая.

Квартира Кристи являлась идеальным отражением стиля ее жизни. Так показалось Матту. Стюардесса, почти никогда не бывающая дома, она не держала ни кошки, ни собаки, ни рыбки, ни птички, которых нужно было бы кормить и которые требовали бы заботы. На ее кухонном столе стояла кофеварка, какая-то миска и сушка для посуды со всунутыми двумя тарелками и брошенной горстью ножей, вилок и ложек. Вот и весь набор.

– Я сейчас, – крикнула она. – Чувствуй себя, как дома.

Он слышал, как в спальне раздались звуки выдвигаемых ящиков туалетного столика. Кристи искала свою фотографию, на которой она была победительницей конкурса «Мисс Полночь». Она рассказывала ему об этом конкурсе минут десять по дороге домой. И, наверное, еще долго будет искать, если действительно ищет снимок. Матт решил воспользоваться представившейся возможностью, чтобы обыскать ванную.

Заглянув в нее, он обнаружил такой ассортимент косметики, который мог бы конкурировать со многими парфюмерными прилавками. Всевозможные тюбики, баночки бутылочки, от красочного разнообразия которых разбегались глаза, были в беспорядке разбросаны по стеклянной полке. Сдвинув в сторону часть пластмассовых коробочек, он открыл дверцу ящичка, в котором у нее хранились медикаменты, и внимательно осмотрел его содержимое. Обычный набор мазей и пилюль. Несколько «олов», включая «тайленол», «мидол», «клайрол». Еще спирт, йод, полупустая коробка с противозачаточными таблетками. Ничего подозрительного, никаких возбуждающих или подавляющих психику средств. Но где бы она ни прятала наркотики, он был уверен, что она их употребляет. Это была их третья встреча, и уже третий вечер она вела себя так, словно заведенная обезьянка, пружину которой взвели перед его приходом – она без умолку о чем-то болтала, а движения были резкими, даже какими-то судорожными.

Сегодня после ужина, за которым Кристи выкурила полпачки сигарет, они решили пойти в кино. Но именно в тот момент, когда по его расчетам, это и должно было случиться, она вдруг разнервничалась, как кошка, и стала суетливо что-то искать. Объяснив ему, что хочет показать тот знаменитый снимок, она удалилась в спальню, откуда больше не доносился скрип выдвигаемых и задвигаемых ящиков. Он толкнул дверь. Кристи сидела на кровати, жадно затягиваясь сигаретой. По всей комнате расплывался едкий запах жженой марихуаны. Увидев Матта, она поманила его рукой.

– Я не нашла фотографии, но зато обнаружила кое-что другое.

Вместе со словами Кристи выдохнула дым сигареты. В полумраке спальни она выглядела старой и утомленной. Похлопав рядом с собой ладонью по кровати, она спросила:

– Хочешь?

Матт решил, что ради дела стоит рискнуть, и сел рядом с ней. Она передала ему сигарету и, прежде чем затянуться, он набрал полные легкие воздуха. Ничего страшного, успокоил он себя, это только травка. Сигарета оказалась достаточно слабой, и у него лишь слегка закружилась голова. Почувствовав, как по телу разливается приятная расслабляющая волна, Матт быстро взял себя в руки. Ни в коем случае нельзя поддаваться искушению. Такие незапланированные отклонения в работе чреваты полным провалом. Наверное, в подобных соблазнах и заключалось коварство его профессии.

Она сделала еще одну глубокую затяжку и наклонилась к нему, чтобы поцеловать. Матт увернулся от ее губ и прижался носом к шее.

– Мне так хочется проникуть в твое тело и долго-долго заниматься с тобой любовью, – прошептал он, – но это будет нечестно, если я прежде не признаюсь тебе.

Она отстранилась от него и удивленно вскинула брови:

– Так скажи мне, в чем дело. Ты женат?

– Собирался жениться. Шесть месяцев назад. Но она бросила меня.

– Ты серьезно? Вот так-так! Просто ужасно! – Кристи вдохнула исходящий от тлевшего конца сигареты дымок, потом перевернула ее другим концом и, снова сделав глубокий вдох, задержала дыхание.

Он продолжал выдумывать дальше.

– Ну нет, это еще не совсем страшное. Ужасно то, что, живя со мной, она одновременно спала с моим другом. А он, как оказалось, был заражен вирусом СПИДа. Вчера я повторно сдал анализы, но лаборатория сейчас перегружена, и мне придется подождать результатов еще пару дней. Так что, если не хочешь рисковать, придется пока воздержаться от постели.

Кристи, казалось, забыла выдохнуть. Слушая его рассказ, она замерла, а ее испуганные глаза открывались все шире и шире. Наконец очнувшись, она потрясла головой и протянула ему остаток сигареты.

Матт отвел ее руку в сторону.

– Я все понимаю и поэтому не сержусь на тебя. А нет ли у тебя чего-нибудь еще, кроме травки? От нее никакого кайфа. Мне нужно что-нибудь посолиднее.

Он заметил, как по ее лицу пробежала тень искушения, и решил не упускать момента.

– Только, пожалуйста, не надо никаких иголок, – предупредил он. – Мой друг именно так и подцепил свой вирус.