Текст книги "Тайные судьбы"

– День благодарения с Делл? – улыбнулась Марина; она встала и поправила волосы. – Спасибо за приглашение, но у меня другие планы.

Марина не стала распространяться о том, что они с Николасом всего-навсего собираются поужинать в ресторане. Она не решилась признаться Тесс, что предпочитает держаться подальше от Делл Брукс. Марина пока еще не созрела для того, чтобы простить ее.

– Марина! – позвал кто-то из коридора. – К телефону!

– Это тебя, – сказала Тесс. – Давай поговорим позже.

По пути к телефону Марина думала о том, что у Тесс необыкновенно сильный характер, чего она и не предполагала. Значительно сильнее, чем у нее самой.

Ей звонил Эдвард Джеймс.

– У меня для вас есть сюрприз, – сказал он. – Вы можете ускользнуть в субботу от своего телохранителя? Мне бы хотелось вам кое-что показать.

* * *

Марина смотрела из окна «тойоты» Эдварда и усмехалась, думая о том, как легко ей удалось избавиться от Николаса. Накануне вечером она сказала ему, что у нее месячные и что весь следующий день она проведет в постели. Николас, как все мужчины поколения ее отца, невольно поморщился при столь откровенном упоминании об этой чисто женской проблеме, и утром в субботу Марина просто не подняла жалюзи у себя на окне. Николас полагал, что она осталась в комнате в теплой постели, тогда как в действительности она ехала в небольшом автомобиле по обледенелому шоссе на север. Марина улыбалась, любуясь сверкающим инеем на деревьях, и удивлялась, как такая блестящая идея не приходила ей в голову раньше. Свобода опьяняла ее.

Они слушали по радио классическую музыку и мало говорили. Когда они пересекли границу Массачусетса и оказались в Вермонте, Марина стала убеждать себя, что у нее нет оснований беспокоиться. В конце концов, Джеймс был профессором их колледжа, человеком, который не станет рисковать карьерой ради годящейся ему в дочери принцессы из какой-то маловажной страны.

Он не решится на что-то плохое.

А если решится?

– Куда мы едем? – не выдержала Марина. – И почему вы не хотите мне сказать?

– Тише, – сказал он с улыбкой и приложил палец к губам. – Какой же это будет сюрприз, если я вам скажу?

– И сколько мне еще ждать? – рассмеялась Марина, успокоившись.

– Вы нетерпеливы, как маленькая девочка. Подождите еще немного.

– Вы решили меня похитить?

– Ну что вы, принцесса, как можно.

Он быстро пожал ее руку и опять взялся за руль. Марина посмотрела на свою ладонь, еще хранящую тепло его пальцев. Что же с ней происходит и должна ли она это допускать? Впервые Эдвард прикоснулся к ней и впервые назвал ее принцессой.

Глубокие, умиротворяющие звуки концерта Моцарта лились из небольших динамиков, и Марину охватило чувство покоя. Наконец исчезли недоверие и беспокойство, которые она испытывала с начала поездки. Эдвард Джеймс не был ненадежным Виктором, он также не был и юнцом, дающим волю рукам. Он был зрелым мужчиной, которому нравилось доставлять ей удовольствие.

Они ехали по дороге, и с каждой милей пейзаж менялся. Исчезли редкие, стоящие вдоль шоссе фабричные здания, их место заняли горы. Громады гор, покрытые ранним снегом, но все равно прекрасные в своей зимней строгости. С каждой милей уменьшалось число машин, и постепенно они исчезли совсем. Дорога вилась между гор, и Марина подпала под очарование пейзажа. Вермонт был необыкновенным штатом, он так сильно напоминал ей родину. Непривычное чувство полного умиротворения овладело ею окончательно.

Марина не заметила, как быстро пролетело время, и вот уже солнце опустилось за вершины гор, и лишь в одном месте его оранжевое ноябрьское сияние пробивалось между скал, освещая последним светом горную гряду.

– Как прекрасно, Эдвард, – восхитилась Марина и поймала себя на том, что впервые назвала его по имени. Если он и обиделся, то не показал вида.

Уже почти стемнело, когда Марина увидела надпись: «До границы с Канадой одна миля».

– Как, мы уже почти в Канаде! – воскликнула она.

– Не беспокойтесь, мы не будем пересекать границу. Просто я хотел показать вам горы. Я подумал, что они уменьшат вашу тоску по родине.

– Как вы догадались, что Вермонт так похож на Новокию?

– Очень просто, уверяю вас. Ничего загадочного. Я посмотрел атлас. Вермонт и Новокия расположены почти на одной широте.

Марина не могла поверить, что он сделал это для нее. Она не могла поверить, что можно быть таким внимательным. И все ради нее одной.

– Вы, наверное, проголодались? – спросил он. – Давайте свернем на эту дорогу, тут обязательно должен быть ресторан.

– Неплохая идея, – откликнулась Марина, хотя могла бы целую вечность ехать вперед в машине, убаюкиваемая звуками музыки.

Они въехали на стоянку ресторана, расположившегося в бревенчатом доме, напоминающем хижины первых американских переселенцев.

Уютный зал освещали мягкие огни. В большом сложенном из камней камине ярко пылали дрова; лыжи, тобогганы и лыжные ботинки висели на кедровых балках потолка. Марина заметила среди посетителей нескольких мужчин в оранжевых жилетах и толстых шерстяных рубашках в красную и черную клетку.

– Охотники, – шепнул Марине Эдвард, когда официантка вела их к кабине в углу. – Сейчас самый сезон.

Он заказал бутылку вина. Марина положила на колени красную махровую салфетку и оглядела зал. Ее вдруг осенило, что впервые за всю свою жизнь она находилась в людном месте без давящего надзора телохранителя, прислушивающегося к каждому ее слову, следящего за каждым движением спутника, пригласившего ее на свидание. Свидание? У нее свидание с Эдвардом Джеймсом?

– Так расскажите мне, что значит быть принцессой, – сказал он, когда официантка разлила им вино по бокалам.

Марина не спеша отпила глоток. Она была благодарна Эдварду за то, что он относится к ней, как к взрослой, и не только взрослой, но и равной.

– Нет, я не хочу говорить о себе, – отказалась она. – Давайте лучше поговорим о вас. Расскажите мне о вашей жизни преподавателя.

Эдвард коснулся своих аккуратно подстриженных усов и улыбнулся ей. Снова она ощутила исходящее от него тепло и торопливо отпила из бокала, надеясь скрыть охватившее ее смущение.

– В жизни преподавателя нет никаких тайн. Вы получаете место, и дальше все идет своим чередом, год за годом, семестр за семестром. Меняются лишь лица студентов в аудитории.

Марина рассмеялась:

– По вашему описанию это ужасно!

Он так близко наклонился к ней через стол, что она почувствовала тепло его дыхания.

– Это действительно ужасно, – шутливо прошептал он и откинулся назад. – Но в то же время и замечательно. К примеру, следующим летом я еду в Лондон, буду читать лекции.

– Мне очень нравится Лондон, – сказала Марина. – Я там окончила третий курс.

– Я знаю. – Он подмигнул – Мы очень скучали по нашей принцессе.

Марина опустила глаза.

– Пожалуйста, не называйте меня так.

Он протянул руку через стол и коснулся ее щеки.

– Простите меня.

Она подняла на него глаза. Их взгляды встретились. Он отвел руку и смущенно кашлянул.

– Вы женаты, – напомнила она ему.

Он кивнул.

– Сколько лет вы женаты?

– Шестнадцать.

Марина водила пальцем по скатерти.

– Это немалый срок.

– Да, – согласился он.

– У вас есть дети?

– Жена никогда не хотела иметь детей. Мне уже за сорок. Поздно, я слишком старый.

Марина удивилась, что ему за сорок. Она думала, что он примерно одного возраста с Виктором. Она хотела спросить его, счастлив ли он в семейной жизни, но удержалась, боясь, что это прозвучит как намек на сближение, тогда как это всего-навсего встреча сочувствующих друг другу людей. Старший друг поддерживает младшего, помогает ему выбраться из депрессии. За долгие годы преподавания Джеймс, наверное, оказывал такую услугу студенткам несчетное количество раз.

– Марина, – сказал он очень тихо и снова повторил: – Марина, какая, должно быть, у вас трудная жизнь.

Слезы появились у нее на глазах. Что было в этом человеке, почему он так глубоко волновал ее?

– Прошу вас, не надо плакать. Вы слишком красивы, чтобы позволять себе это.

Официантка подошла к ним, но они еще не открывали меню. Когда она ушла, Эдвард взял Марину за руку. Его большие сильные пальцы сжали ее маленькие и тонкие.

– Сразу после ужина мы отправимся обратно, – сказал он.

Его рука была такой теплой, такой большой и надежной.

– Нам необязательно возвращаться, – сказала Марина.

Джеймс перебирал и гладил ее пальцы; дойдя до большого пальца, он начинал сначала.

– Нам надо возвращаться, – повторил он.

– Из-за вашей жены? – спросила Марина.

Он покачал головой.

– Она уехала на субботу и воскресенье в Бостон. Мы должны возвращаться из-за вас, Марина. Зачем вам оставаться на ночь с человеком, которому нечего вам предложить?

– Вы дали мне то, что не давал ни один мужчина. С вами я впервые почувствовала, что кому-то дорога.

Он прижал ее руку к своим губам.

– Тем не менее нам надо возвращаться.

– Нет, – ответила она. – Я не хочу. Я хочу быть с вами. Всю ночь. Не отказывайте мне, Эдвард. Дайте мне одну ночь свободы. Кто знает, будет ли у меня еще такая возможность. Вероятно, больше никогда до конца жизни.

Его добрые глаза были полны сочувствия.

Они остановились в городке Дерри в необычной гостинице – большом фермерском доме, приспособленном для туристов, главным образом лыжников, как сказала им хозяйка.

Кровать была уютной и мягкой, пуховая перина легкой и теплой, профессор и принцесса скоро оказались в ней и с готовностью занялись любовью.

– Я ничего не могу тебе дать, – шептал Эдвард, снова целуя ее рот, шею, груди и снова погружая в нее свою удивительно твердую плоть. – Я ничего не могу дать тебе, кроме этого.

– Мне не надо ничего другого, – шептала она в ответ. – Я никогда не мечтала о таком счастье.

Он погружался в нее и выходил наружу. И снова погружался. Марина смотрела ему в глаза. Лунный свет зажигал огоньки на снегу под окном и наполнял комнату своим сиянием. Чтобы не нарушить волшебство, они не отводили друг от друга глаз, и ее тело снова и снова устремлялось ему навстречу. Вдруг его лицо вспыхнуло, Марина протянула руку, чтобы коснуться его, но непонятное, незнакомое ощущение пронзило ее насквозь, волна блаженства подхватила и понесла ее прямо в рай.

– Эдвард! – воскликнула она, и ее тело приподнялось, требуя продолжения. – Эдвард! – позвала она и почувствовала, как теплый поток ворвался внутрь нее и излился до конца.

– Да, да, Марина! – воскликнул он, блестя глазами и улыбаясь, и она задрожала от наслаждения, которое никогда прежде не испытывала.

Всю ночь они не разжимали объятий, и всю ночь он обладал ею. Снова и снова он возводил ее на вершину страсти и блаженства. Наконец она воскликнула: «Довольно!» И он сделал это еще раз.

Когда на небосводе луну сменило солнце, они уснули, тесно прижавшись друг к другу.

Марина проснулась от запаха свежеиспеченного хлеба. Она повернулась на бок и посмотрела на спокойное, безмятежное лицо спящего Эдварда. Марине хотелось прикоснуться к его щеке, но она боялась его разбудить. Тело ломило от усталости, и одновременно она была до краев переполнена энергией. Она тихо поднялась и направилась в ванную. В зеркале Марина увидела свою хрупкую фигурку и не нашла в ней никаких перемен по сравнению со вчерашним днем. Но в эту ночь ее тело любили. Не просто использовали, как это было с Виктором, или жаждали ради одного вожделения, но сделали его предметом искренней любви. На этот раз Марина узнала подлинное чувство.

Она быстро оделась. Ей хотелось выйти наружу и вдохнуть чудесный горный воздух, столь похожий на воздух Новокии. Она вышла на улицу и ощутила необычайный прилив сил.

Ночью шел снег, и узкая проселочная дорога была покрыта толстым белым покрывалом. Марина дошла по ней до мощеной улицы. Она шла мимо большой молочной фермы, мимо ручья, пробивавшегося через серебристый лед, мимо застывших на месте коров, наблюдавших за ней с сонным спокойствием. Интересно, чувствуют ли они ее запах? И вместе с ее запахом запах Эдварда?

Эдвард прав, думала Марина, набирая в легкие утренний воздух. Вермонт очень напоминает Новокию. Она грела руки в карманах и с грустью вспоминала о своей стране. Но вместе с грустью пришла мысль об ответственности, и ее, и Эдварда. Ее ответственности перед своей страной и его ответственности перед женой. Марина остановилась и посмотрела на искрящиеся снегом и льдом горы. И в этот миг поняла, что прошлая ночь, проведенная с Эдвардом Джеймсом, останется для нее лишь воспоминанием. Она знала, что никогда больше им не быть вместе. Так же, как знала, что никогда не забудет эту ночь и тот удивительный подарок, который Эдвард Джеймс сделал ее душе.

Глава 13

За два дня до Рождества Чарли сидела в жестком кресле в библиотеке особняка Хобартов. Она положила ногу на ногу, стараясь таким образом унять дрожь в коленях. Чарли все еще не могла поверить, что Питер наконец пригласил ее к себе в дом, чтобы познакомить с матерью. «Думай, о чем ты молишься, – часто предупреждала Чарли мать. – Может случиться, ты пожалеешь, что твоя молитва была услышана».

Чарли оглядела комнату, такую большую, что в ней поместился бы весь первый этаж их дома в Питсбурге. Она старалась не замечать, что у нее вспотели ладони и сердце билось сильнее обычного. На ней было то самое белое кашемировое платье, которое она так давно со скидкой купила в магазине у Фелисии. Чарли очень надеялась, что белый кашемир еще не вышел из моды.

Она смотрела на горевшие ровным сильным пламенем дрова в камине. Ей хотелось попросить Питера перестать ходить взад и вперед по комнате.

– Не знаю, почему она задерживается, – сказал Питер, – но она должна вот-вот спуститься вниз.

Чарли молча кивнула, боясь произнести хоть слово. Она перевела взгляд на стройную елку в углу, украшенную гирляндами электрических лампочек. Длинные цепи золотых и жемчужных бус обвивали рождественскую красавицу; дорогие цветные стеклянные игрушки свисали с ветвей. Она мало походила на елку в доме О’Брайанов, какой Чарли видела ее два года назад, когда Марина сделала им свой необыкновенный подарок. Елку Хобартов не обвивали цветные бумажные цепи и не украшали игрушки, сделанные в школе руками учеников, и, самое удивительное, под елкой не было горы подарков. Чарли предположила, что подарки Хобартов состоят из небольших аккуратных пакетов с фирменной надписью магазинов Тиффани и Картье, не то что у них в Питсбурге, где под елкой громоздятся неуклюжие коробки с рабочими сапогами, свитерами-самовязками и незамысловатыми детскими игрушками, упакованные собственными руками и перевязанные дешевой яркой тесьмой.

Кто-то вошел в библиотеку, и Чарли испуганно вздрогнула. Она натянула на колени платье и обернулась. Нет, это не Элизабет Хобарт, это дворецкий принес серебряный поднос с непонятными маленькими шариками в вазе, поставленной с геометрической точностью в самом центре кружевной салфетки.

– Прошу вас, это марципаны, – сказал дворецкий и протянул поднос.

Чарли никогда не пробовала марципаны и вообще никогда о них не слышала. Она осторожно взяла розовый шарик, украшенный половинкой такой же марципановой вишни.

Дворецкий предложил конфеты Питеру, но тот отказался.

Дворецкий удалился, а Чарли сидела и смотрела на загадочное угощение. Она взглянула на Питера: он улыбнулся. Тогда Чарли с опаской откусила кусочек и медленно прожевала мягкую миндальную массу, сожалея, что не взяла с подноса салфетку, и не зная, обо что вытереть липкие пальцы.

– Питер, – строго произнес громкий властный голос, именно такой, как описывала его Тесс.

Чарли засунула в рот остатки марципана и торопливо облизала пальцы. Она встала, еле держась на ватных ногах, ожидая, когда ее представят женщине, которую очень скоро она станет называть матерью.

Одного взгляда на Элизабет Хобарт было достаточно, чтобы понять, что все будет не так просто. Миссис Хобарт подставила Питеру щеку, и он, как и ожидалось, запечатлел на ней поцелуй.

– Мама, – сказал Питер, – ты прелестно выглядишь.

«Прелестно» вряд ли было подходящим словом. Чарли сказала бы «величественно» или «царственно». Интересно, так ли держится настоящая королева, каковой являлась мать Марины.

– Это Чарлин, – сказал Питер, подводя Чарли к матери.

Какая еще Чарлин? Имя неприятно царапнуло слух Чарли. Сколько она себя помнила, ее всегда звали Чарли. Чарлин – это не она, а кто-то другой.

– Рада познакомиться с вами, миссис Хобарт, – попыталась улыбнуться Чарли и протянула руку. Ладонь Элизабет Хобарт была сухой и прохладной. Едва коснувшись руки Чарли, миссис Хобарт тут же отдернула свою руку. Возможно, она почувствовала, какие у Чарли липкие пальцы.

– Добрый вечер, Чарлин, – сказала Элизабет, и это было все.

Она направилась к креслу с высокой спинкой и села, расправив длинное черное бархатное платье. И хотя в камине пылали дрова, Чарли почувствовала озноб.

– Ну как там Амхерст? – спросила Элизабет Питера, как будто Чарли не было в комнате.

– Прекрасно, мама.

– А как библиотека?

Чарли догадалась, что она спрашивает, как продвигается строительство крыла библиотеки, которое будет носить имя Максимилиана Хобарта. Семья Хобартов сделала этот подарок колледжу в благодарность за то, что Джон, младший брат Питера, был принят на первый курс, несмотря на низкие оценки.

– Стройка идет полным ходом.

Элизабет кивнула и уставилась на огонь. Видимо, ее удовлетворила полученная информация.

Питер кашлянул, взял кочергу и помешал дрова, которые начали стрелять и шипеть.

– Чарлин из Питсбурга, мама, – сказал Питер.

– Помню, ты упоминал об этом. – Элизабет повернулась к Чарли. – Ваш отец занимается сталелитейным бизнесом?

Чарли замялась и взглянула на Питера, лицо которого выражало немую мольбу.

– Да, – подтвердила она.

Что-то треснуло в камине.

– Чарлин учится на последнем курсе Смитовского колледжа, мама, – добавил Питер.

Элизабет бросила взгляд на Чарли.

– К сожалению, я не имела возможности посещать колледж, – объявила она.

Чарли набрала воздуха в легкие, словно готовясь прыгнуть в воду с высокой вышки.

– Я тоже не имела такой возможности, – сказала она. – Но я сумела получить стипендию и ничего не плачу за учебу.

– Вот как, – удивилась женщина, высоко подняв брови, и опять повернулась к огню. – И чем же вы собираетесь заняться после окончания учебы?

В поисках поддержки Чарли взглянула на Питера. Сейчас был самый подходящий момент оповестить миссис Хобарт, что они с Питером собираются пожениться. Пришла его очередь действовать решительно, но Питер молчал.

– Я бы хотела открыть магазин женской одежды, – сказала Чарли. – Возможно, даже несколько магазинов.

– Вы изучаете бизнес?

– Да.

– Я думала, в Смитовском колледже преподают главным образом гуманитарные науки.

– Это так.

– Тогда зачем вы поступили в Смитовский колледж, если вас интересует бизнес?

– У них прекрасная программа. Экономика сейчас мой основной предмет.

Миссис Хобарт резко повернулась к Чарли.

– Мало кому из женщин удается добиться успеха в бизнесе, – объявила она. – Несмотря на все утверждения борцов за женскую независимость.

Чарли снова взглянула на Питера. Она не знала, что отвечать. Почему он не хочет сообщить матери об их планах? Почему он ее не защищает?

– Я могу подавать чай? – внезапно раздался голос за спиной, и Чарли вздрогнула.

– Только не для меня, Рандольф, – сказала миссис Хобарт и встала. – Я сегодня собираюсь пораньше лечь спать.

Она вышла из комнаты не попрощавшись. Дворецкий последовал за ней с чайным подносом.

Чарли сгорбилась. Она старалась удержать слезы.

– Твоя мать меня ненавидит.

Питер подошел к ней и взял за руку.

– Не надо преувеличивать. Это ее обычная манера держаться.

Чарли вырвала руку.

– Ты говоришь, обычная манера держаться? Ты что, ничего не понимаешь? «К сожалению, я не имела возможности посещать колледж». «И чем же вы собираетесь заняться после окончания учебы?» Боже мой, Питер, да она меня ненавидит.

– Подожди, не будь слишком строга к ней.

– Дело даже не в ней, Питер, – покачала головой Чарли. – Дело в тебе.

– Во мне?

Она посмотрела ему в глаза. Они казались такими наивными. Питер как будто не понимал, что он совершил. Или, наоборот, не совершил.

– Прежде всего ты представил меня как Чарлин.

– Мать терпеть не может уменьшительных имен.

– И ты... – Чарли остановилась, не в силах заставить себя продолжать, затем все-таки выговорила слова, от которых зависело ее будущее: – Ты не сказал, что мы хотим пожениться.

Питер встал и подошел к камину. Чарли разглядывала рождественскую елку и думала, как она ошибалась, предполагая без труда войти в семью Хобартов, и не только в нее, а вообще в любую богатую семью. Ее мечты о жизни в особняке, о деньгах и красивых вещах, о том, чтобы навсегда забыть о выплате процентов за дом, улетучились вместе с дымом, сгорев на красных углях в камине.

– Ты ведь боишься своей матери?

Питер рассмеялся, но не стал отрицать.

– Вот почему ты не пригласил меня на День труда. Вот почему ты выдумал отговорку на День благодарения. – Слезы потекли у нее по щекам, и Чарли не могла их остановить. – Ты с самого начала знал, как ко мне отнесется твоя мать, но ты не решаешься ей противоречить.

Питер продолжал смотреть в огонь.

– Все не так просто, как ты себе представляешь, – сказал он. – Ей нужно время, чтобы привыкнуть к тебе.

– Не думаю, что время что-то изменит.

Питер опять пошевелил угли.

– Я люблю тебя, Чарли. Очень прошу тебя, потерпи.

Она смотрела на его спину, которая теперь, как и весь он, стала ей дорога. И хотя, окажись он бедным в те первые дни знакомства, Чарли не обратила бы на него внимания, теперь она точно знала, что любит его. Она также знала, что из их любви может ничего не получиться.

– Я хочу вернуться домой, – сказала Чарли. – Ближайшим автобусом.

Питер посмотрел на нее, и Чарли показалось, что в его глазах стоят слезы.

– Я сейчас принесу твое пальто, – сказал он и вышел из комнаты.

Чарли сидела на полукруглой скамье у общежития Моррис-хаус и наблюдала за студентками, спешащими в разных направлениях каждая по своим делам. Вернувшись в колледж после Нового года, Чарли не раз предавалась этому занятию, гадая, насколько спокойнее или, наоборот, беспокойнее по сравнению с ее жизнью идет жизнь у других. Была уже середина марта, воздух потеплел, а почки на деревьях набухли в ожидании своего часа. Чарли взглянула на книгу у себя на коленях и вспомнила, что по ее прежним планам ей следовало сейчас готовиться к свадьбе, отвечать приглашенным, что из посуды и хрусталя ей бы хотелось получить в подарок, выбирать платья и белье к медовому месяцу. Так или иначе, ее мечты не осуществились, и теперь вместо того, чтобы надписывать свои книги и тетради «миссис Питер Хобарт» или просто «Чарли Хобарт», она сидела в одиночестве на скамейке и делала вид, что занимается.

Это не означало, что Питер ей не звонит. В январе он позвонил пять раз, в феврале три раза. В этом месяце пока не было ни одного звонка, что не имело большого значения: Чарли, как и прежде, не собиралась подходить к телефону. У них с Питером не было ни будущего, ни надежд, ни общей цели.

Чарли подняла голову и увидела направляющуюся к ней Марину в сопровождении Николаса. В последнее время Марина держалась несколько отдаленно, объясняя свое поведение большой загруженностью работой, хотя несколько раз Чарли заставала ее сидящей на кровати с бесцельно устремленным в пространство взглядом. Возможно, как и Чарли, она испытывала сожаление, что близится час прощания с колледжем. Возможно, Марине тоже не хотелось расставаться со спокойной, лишенной каких-либо неожиданностей жизнью студентки. Марина, правда, обладала одним преимуществом: она знала, чем будет заниматься после окончания учебы. Даже Тесс, которая удивительнейшим образом вновь обрела вкус к жизни после попытки самоубийства, даже она вряд ли сомневалась, как распорядиться своим будущим. Случалось, Чарли спрашивала себя, встретятся ли они когда-нибудь после окончания колледжа.

– Как твои занятия? – поинтересовалась Чарли, когда Марина оказалась рядом.

– Еще два месяца. Надеюсь, я выдержу, – пожала плечами Марина и повернулась к Николасу. – Вы можете идти, Николас. Я посижу здесь с Чарли.

Николас нахмурился.

– Ради Бога, Николас, через минуту я уже буду у себя. Можете следить за мной из окна своей квартиры.

– Господи, – вздохнула Марина, падая на скамейку рядом с Чарли, когда Николас ушел. – От него не отделаться.

– Ты хочешь поскорее уехать отсюда?

– Не знаю. – Марина смотрела на раскинувшийся перед ними студенческий городок. – Наверное, нет.

– Почему нет? Ведь ты возвращаешься к обычной, нормальной жизни.

Марина рассмеялась:

– Нормальной жизни? Ты называешь это нормальной жизнью?

Марина качала ногами под скамейкой, и Чарли уже в который раз заметила, что ее ноги не касаются земли.

– Чем же ты будешь заниматься? – спросила Чарли. – Готовиться стать королевой? Не представляю, как это все происходит. С чего начинают?

– Я начала готовиться с самого рождения и прохожу подготовку вот уже двадцать один год. – Марина смотрела на свои ноги под скамейкой. – Я завидую тебе, Чарли.

– Что мне завидовать? – изумилась Чарли. – Действительно, ведь меня ждет блестящее будущее. Ни работы, ни мужа. А теперь посмотри на себя, Марина. У тебя впереди потрясающая жизнь.

Марина спрятала лицо в ладонях. Чарли поняла, что сказала что-то не то. Если Марина и плакала, то Чарли не слышала ее всхлипываний.

– Марина! Что с тобой?

Принцесса отняла руки от лица, на нем не было слез, а только выражение скорби.

– Ты жалеешь, что рассталась с Питером? – спросила она.

У Чарли сжалось сердце. При одном упоминании имени Питера перед ней вставал его образ. Его добрый, приветливый взгляд.

– Да, – подтвердила она, – я жалею, что рассталась с ним. Но у меня не было выбора.

– Ты его любишь, – сделала вывод Марина.

– Да.

– Должно быть, это чудесно. Любить кого-нибудь. Знать, что тебя тоже любят.

Чарли вспомнила о туче поклонников, осаждавших Марину на первом курсе, горя желанием провести время с принцессой. Но это было до того, как уехал Виктор. С тех пор у Марины никого не было. Неужели она все еще любит Виктора?

– Марина, ты еще обязательно кого-нибудь полюбишь.

– Вряд ли. Боюсь, у принцессы для этого мало шансов.

– Мне кажется, ты ошибаешься.

– Нет, Чарли, я просто реально смотрю на вещи. Я никогда не смогу полюбить мужчину, потому что всегда буду сомневаться, кто я для него, женщина или принцесса.

Чарли подумала о Питере и своих мыслях о том, полюбила бы она его, будь Питер бедным. Она также вспомнила, что решила любить его всегда, – и в счастье, и в горе, и в бедности, и в богатстве.

– Наверное, никто из нас точно не знает, почему мы любим другого человека, – философски заметила Чарли.

Марина посмотрела ей прямо в глаза.

– Один человек действительно любил меня, – подчеркнула она.

– Я знаю, Виктор, – кивнула Чарли.

– Нет. Виктор не любил меня. Я сама предложила ему себя, а он не отказался.

– Тогда кто же это, Марина? Значит, ты его от меня скрывала?

– Да. Но он слишком хорош, чтобы о нем сплетничать.

– И он тебя любил?

– Да.

– А ты?

Марина посмотрела в ясное голубое небо над ними.

– Не знаю, – сказала она. – Знаю только, что мне понравилось, как он любил меня. Как он ко мне отнесся. Как к обыкновенному, нормальному человеку.

– Ты с ним видишься?

– Нет. С тех пор прошло несколько месяцев.

– И все это время вы с ним не виделись?

– Мы оба знали, что из этого ничего не выйдет.

Чарли кивнула. Жаль, Питер сразу не понял, что у них ничего не выйдет. Насколько проще все было бы для них обоих.

– Но у тебя остались воспоминания. – Чарли говорила не только о Марине, но и о себе. – Хотя все кончилось, у тебя остались воспоминания.

– Боюсь, у меня остались не только воспоминания, а нечто большее.

– Нечто большее? Что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что у меня осталось кое-что, кроме воспоминаний. – Марина снова посмотрела на весеннее небо. – У меня будет ребенок, Чарли. У меня будет от него ребенок.

Чарли показалось, что она ослышалась.

– Что-что?

Марина закрыла глаза.

– Я уже на пятом месяце.

– Боже мой, Марина, – задохнулась Чарли, – ты, конечно, шутишь?

Лицо Марины подтверждало правдивость ее слов.

– Что ты собираешься делать?

То самое отрешенное выражение, которое Чарли не раз замечала в последнее время, опять промелькнуло на лице принцессы.

– Не имею ни малейшего представления, – сказала она.

Серое облако закрыло раннее весеннее солнце, и вмиг воздух стал по-зимнему холодным; от каменной скамьи потянуло сыростью.

– Марина, а ты уверена? – спросила Чарли.

Марина кивнула.

– Может, нам поговорить с Тесс? Может, Тесс посоветует, как поступить.

– Она не умнее нас с тобой.

– Марина, надо действовать. Может, Тесс кого-то знает...

– Ты имеешь в виду аборт? Откуда Тесс знать? – Марина быстро взглянула на Чарли. – Я не хочу, чтобы об этом узнала Делл Брукс.

– Делл имеет медицинское образование. Она спасла жизнь Тесс.

– Ерунда. Это мы с тобой спасли жизнь Тесс, Чарли. Ты и я, а не эта коммунистическая шлюха.

– Ты так и не простила ей Виктора, – вздохнула Чарли. – Хотя и не была уверена.

Не успела она договорить эти слова, как тут же пожалела об этом. Она не имела права судить Марину, которая спасла их семью и которой Чарли была обязана до конца жизни. Чарли коснулась руки Марины:

– Прости меня, Марина. Я понимаю, что ты не можешь обратиться к Делл. Я как-то не подумала...

Марина смотрела прямо перед собой.

– Я просто решила, что мы все вместе...

– Найдем выход из положения? – закончила за нее Марина.

– Да.

Марина молчала.

– Марина, – опять начала Чарли, – ты права, мы с тобой действительно спасли жизнь Тесс. Можно сказать, ты спасла и мою жизнь тоже. Мою и моей семьи.

– Мою проблему не решить с помощью денег, Чарли.

– Пусть так. Но, наверное, ее можно решить с помощью друзей. С помощью тех, кто тебя любит.

Чарли не знала, что они с Тесс могут сделать для Марины, но это было их долгом. Они обе ей обязаны, Марина заслужила право рассчитывать на их поддержку.

– Ты не понимаешь, – сказала Марина. – Чем больше людей, которым мы доверимся, тем хуже. Не надо ничего говорить Тесс.

Кто-то кашлянул за их спиной, и Чарли обернулась.

– И чего же мне нельзя говорить? – спросила Тесс.

Тесс никак не могла поверить, что Марина беременна. Из них троих Марина была наименее подходящим кандидатом на эту роль. Но небольшая выпуклость, вырисовывающаяся под джинсами, подтверждала правдивость ее слов.

– Кто отец? – спросила Тесс, садясь рядом с Мариной на скамью.

Марина промолчала.

– Это не наше дело, – вступила в разговор Чарли.

Тесс кивнула головой.

– Но это ведь не Николас? – все-таки упорствовала она.

– Николас старше моего отца, – возмутилась Марина.