Текст книги "Тайные судьбы"

Марина почувствовала слезы, набежавшие на глаза, скрытые темными очками. Слезы, которые так легко текли по утрам, когда солнечный свет озарял неприглядность ее жизни, и только новые сумерки могли скрыть лживость происходящего. Но сейчас она плакала от стыда. Она стыдилась, что эксплуатирует обожание Генри, использует его для того, чтобы заполнить пустоту в своей душе.

Непонятный причмокивающий звук привлек ее внимание. Марина повернулась и увидела крошечного темноволосого младенца, с удовольствием сосущего грудь матери. Зависть проснулась в ее душе. Одно имя всплыло в памяти: Дженни. Имя, которое Марина запретила вспоминать, имя, которое не смела произносить, разве только в те редкие ночи, когда она была одна и когда алкоголь или таблетки не туманили ее разум.

Марина быстро встала и направилась к киоску, увешанному множеством железных и деревянных клеток, в которых сидели птицы с ярким оперением. Она подошла поближе, стараясь отвлечься и успокоить свое бьющееся сердце.

– Привет, птичка, – сказала Марина.

– Алло, алло, – получила она в ответ.

Марина коснулась прутьев клетки.

– Ты в тюрьме, – сказала она птице. – А тебе хочется на волю?

– Алло, алло...

Словно в поисках истины, Марина смотрела в маленькие черные глазки. Птица соскочила с жердочки и начала клевать корм, довольная своей судьбой и своей клеткой.

– Добрый день, принцесса, – сказал голос за ее спиной.

Марина обернулась и увидела самые зеленые на свете глаза на классически правильном, чисто выбритом мужском лице.

Мужчина протянул руку.

– Йорге Густавсон, – представился он. – Я никогда не имел удовольствия вас встречать, но мы всегда были соседями.

– Соседями? – удивилась Марина; люди редко узнавали ее на улице, если только ее не окружала толпа друзей, как всегда увешанных золотыми украшениями и драгоценностями.

Йорге улыбнулся, и на его щеках появились ямочки.

– Моя родина Финляндия, – пояснил он.

Марина высвободила руку. Только этого ей не хватало. Навязчивый турист, которому не терпится поговорить о Новокии и пробудить в ней воспоминания. Йорге Густавсон уже не казался ей таким привлекательным.

– Рада была познакомиться, – холодно произнесла Марина. – Извините, я должна идти, мне нужно сделать кое-какие покупки.

– Вот уж не думал, что вы занимаетесь покупками в такой день, – с улыбкой заметил Йорге Густавсон. – А жениху известно, что вы сбежали с яхты?

До сих пор Марина не знала, что слухи о ее свадьбе просочились в прессу. «Мне некуда скрыться, – подумала она. – Все равно они меня найдут».

– Простите меня, – продолжал финн, – я пытался с вами встретиться сегодня утром. Это я доставил письмо на яхту.

Ничего не изменилось. Жонглер продолжал жонглировать, художник рисовать на асфальте, птицы в клетках кричать.

– Не согласитесь ли вы выпить со мной чашку кофе? – спросил Йорге.

– Зачем?

Он рассмеялся. Его белые зубы блеснули на солнце, выделяясь на загорелом лице.

– Хорошо, – сказала Марина и бросила последний взгляд на женщину с ребенком на скамейке. – Пожалуй, я не прочь выпить кофе.

Если его прислал король, пусть он передаст ему, какая она счастливая. Возможно, она и сама в это поверит.

Они подошли к маленькому кафе и сели за столик снаружи. Йорге заказал кофе для них двоих, а себе еще булочку с шоколадом. Марина отказалась от булочки и попросила клубнику со сливками. Йорге свободно объяснялся с официантом по-испански.

Уличный музыкант расположился на углу напротив, пока они ждали заказ, и начал настраивать свою мандолину.

– Я люблю барселонцев, – заметил Йорге, – они такие жизнерадостные. И вообще, бедные или богатые, в этом городе все улыбаются. – Он посмотрел на Марину. – Кроме вас, конечно.

Официант принес им завтрак, а человек с мандолиной хриплым голосом запел песню, слов которой Марина не понимала.

– Почему отец прислал вас? – спросила она.

Йорге вытер рот салфеткой.

– Он меня не присылал. Я сам предложил поехать.

Марина снова взяла чашку.

– И вы так просто на меня тут наткнулись?

– Нет. Я следил за яхтой, чтобы незаметно встретиться с вами.

Марина откинулась на спинку стула и положила ногу на ногу.

– Завтра у меня свадьба.

– Король говорил мне об этом.

– Вот как, – сказала Марина и принялась за спелую, сладкую клубнику. – А теперь откройте мне, для чего вы предприняли столь долгое путешествие. Ведь можно было обойтись и почтой.

– Случилось так, что я оказался в Новокии, у меня там были дела с вашим отцом.

Марина положила ложку.

– Я высказал королю одну идею, а он предложил мне обсудить ее с вами. Он сам попросил меня доставить письмо.

Марина водила пальцем по краю чашки. Она не хотела слышать ни о каких идеях.

– Меня сейчас не интересуют дела моего отца.

– Но ваш отец точно знал, что вас заинтересует моя идея.

Марина больше не сдерживалась.

– Послушайте, мистер Густавсон, если вы еще не слышали: у меня завтра свадьба. Я начинаю новую жизнь. – Она съела еще одну ягоду, которая на этот раз оказалась кислой и горькой. Марина запила ее кофе. – Скажите мне правду, отец послал вас, чтобы остановить свадьбу?

– Поверьте, принцесса, мне неизвестны намерения короля, – пожал плечами Йорге.

– Да, вы правы, но мне хотелось бы кое-что вам объяснить. Я покинула Новокию, не обещая вернуться. Отец это знает. – Она перегнулась через стол и посмотрела в удивительные зеленые глаза Йорге. – Мне неизвестно, в чем заключается ваше предложение, и, откровенно говоря, оно меня мало интересует. Уверена, что и моего отца тоже. Скорее всего он использовал вас как приманку, чтобы вернуть меня домой.

– Возможно, вы несколько преувеличиваете свою важность, принцесса, – заметил Йорге и спокойно принялся за булочку.

Марина смутилась.

– Бульварные газеты называют меня «реактивной принцессой со сверхзвуковой репутацией». Не думаю, что отец стал больше любить меня за это.

Йорге взял чашку и неторопливо отпил из нее. Марина готова была вылить кофе ему на голову.

– Новокия испытывает серьезные трудности, – сказал он.

– Какие трудности? – переспросила Марина.

– В последние два года наблюдается экономический спад. Люди потеряли работу. Они страдают.

Марина комкала салфетку на коленях.

– Им необходима помощь. Ваш отец счел мой план хорошим началом. Он сказал мне, что вы единственный человек, способный его осуществить.

Марина подумала о короле, таком добром и честном, столь снисходительном к ее легкомысленному поведению. Она подумала о его жизни рядом с беспомощной королевой и утомительной Алексис, а теперь еще и с обнищавшим народом. Отец нуждался в помощи, и ему негде было ее искать. «Я буду продолжать молиться о твоем счастье», – написал он в письме.

Марина представила себе, что ждет ее в браке с Генри: снова веселье, снова развлечения, снова путешествия из одного порта в другой. Но Марина уже побывала во всех портах и знала, что веселье не бесконечно и что труднее всего заполнить те промежутки, которые отделяют одну вечеринку от другой. Марина оглянулась на скамейку, где сидела женщина с ребенком, но она была пуста: женщина накормила ребенка и ушла с заснувшим довольным малышом. Внезапно Марина ощутила непреодолимую тягу к покою, тишине и родному дому.

Йорге встал.

– Наверное, король ошибся, – сказал он.

– Сядьте, мистер Густавсон, – предложила Марина, – и расскажите мне, в чем состоит ваш план.

Генри пришел в отчаяние, когда узнал, что Марина его покидает, но заметил, что этого надо было ожидать.

– Я с самого начала не мог понять, что ты во мне нашла. – Он моргнул, скрывая слезы. – Но ты не беспокойся обо мне, дорогая. У меня целый погреб шампанского, да еще какого! Настоящая «Вдова Клико»! Так что будет чем заливать тоску.

Марина поцеловала Генри на прощание и поклялась себе, что это конец. Больше никаких соблазнов и никаких иллюзий относительно того, что именно в мужчинах ключ к счастью. Никаких разочарований и вообще никаких мужчин. Конец.

Король Андрей искренне обрадовался возвращению Марины. Королева улыбкой встретила дочь в своей спальне, но не имела ни малейшего представления о том, кто такая эта темноволосая женщина. В тот же вечер Марина сидела в гостиной у отца и оплакивала потерянную мать.

– Уверяю тебя, королева была бы недовольна, если бы понимала, что ты оплакиваешь ее, – заметил король. – Она хотела бы, чтобы ты была сильной и высоко держала голову. Чтобы ты сохраняла достоинство. – Он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. – Ты совсем вернулась домой, Марина? Ты вернулась навсегда?

Марина смотрела на глубокие морщины, избороздившие его лоб.

– Да, отец, – ответила она. – Если ты простишь меня, я останусь здесь навсегда.

Неожиданно дверь гостиной распахнулась.

– Господи, не могу поверить, блудная дочь вернулась домой.

Алексис, сестра, стояла в дверях в элегантном белом длинном платье и с бриллиантами на шее.

– Рада видеть тебя, Алексис, – приветствовала ее Марина. – Ты прекрасно выглядишь.

– Если учесть, что я родила всего три недели назад, то это действительно неплохо, – заметила Алексис, входя в комнату и явно гордясь своей стройной фигурой. – У нас с Джонатаном родился еще один сын.

– Поздравляю.

– Тебе следует поторопиться, Марина, – засмеялась Алексис. – Счет теперь три ноль в нашу пользу, напоминаю тебе, если ты забыла. А ты уже в возрасте.

– Тебе что-нибудь надо, Алексис? – спросил король.

– Я узнала от слуг, что сестра приехала нас навестить, и пришла поздороваться. Кто знает, когда мы еще увидимся.

Марина бросила взгляд на отца.

– Думаю, что теперь ты будешь ее часто видеть, – сказал король Андрей и улыбнулся Марине. – Она приехала домой навсегда. – Он снова посмотрел на Алексис. – Так что ты хочешь, дорогая?

Руки Алексис легли на бедра.

– Ничего, отец. Я просто хотела показать тебе мое новое платье. Если ты его одобришь, я надену его завтра на обед с эмиром. Но теперь, наверное, тебя будет сопровождать Марина.

Алексис повернулась, чтобы уйти.

– Завтра у тебя обед? – спросила отца Марина.

– Эмир посещает северные страны, и, наверное, как наследнице престола, тебе следует...

– Замечательно, просто замечательно, – вмешалась Алексис. – Все эти годы я трудилась, заменяя мать, и в придачу занималась воспитанием детей... Разве ты можешь попрекнуть меня, отец? Разве я не выполняла свой долг?

– Не представляю, что бы я без тебя делал, – согласился король.

– Так-то, – усмехнулась Алексис. – А теперь мы больше не нуждаемся в ваших услугах, спасибо и до свидания.

– Прекрати, Алексис, – остановила ее Марина. – Я считаю, отец, что завтра Алексис должна идти с тобой на обед. Она это заработала. К тому же я очень устала, а ей очень идет это платье. Надеюсь, вы учтете мое мнение.

– Я не нуждаюсь в одолжении, – пролаяла Алексис и схватилась руками за голову. – Почему бы тебе не отправиться обратно к своему любовнику и не оставить нас в покое?

– Алексис... – начал король.

Марина встала и подошла к сестре.

– Я не буду вмешиваться в твою жизнь, Алексис. Да, я остаюсь, но у меня свои планы.

Сестра с вызовом подняла голову.

– Ты не можешь отобрать у меня Николаса. Он теперь мой телохранитель. Мой и моих сыновей. – Она повернулась к королю. – Она ведь не отберет Николаса у меня, папочка?

– Может быть, он будет охранять вас всех.

– Нет не будет, я не хочу жить под одной крышей с Мариной.

Алексис в ярости выбежала из комнаты. Марина почувствовала жалость к ней, второй дочери, второй в очереди к престолу, второй во всем.

С приездом Марины во дворце началась новая жизнь. Король Андрей объявил, что возраст не позволяет Николасу полностью выполнять свои обязанности и что к его помощи будут прибегать только в особых случаях. Он назначил двух новых телохранителей: Регги для Марины и Олафа для Алексис. На следующей неделе Алексис, Джонатан и их сыновья переехали в просторные апартаменты короля в центре города, в связи с чем Алексис заметила, что «там куда интереснее жить».

А Марина начала вместе с Йорге работать над его планом по спасению Новокии. Они решили начать с производства косметики и лишь потом перейти к парфюмерии. Они намеревались продавать косметику по всему миру и восстановить веру народа Новокии в свои силы. С каждым днем Марина все больше убеждалась, что не напрасно вернулась домой, к своему народу.

– Я считаю, что нам следует назвать фирму «Косметика принцессы», – предложил Йорге.

– А я считаю, что нет, – отозвалась Марина. – Мне кажется, название должно быть более широким, связанным со всем народом.

Они разложили бумаги в музыкальной комнате дворца. Марина подошла к окну и посмотрела на раскинувшийся внизу парк.

– Нет, – покачал головой Йорге. – Народ ждет от вас спасения. Если мы назовем фирму «Косметика принцессы», то еще больше укрепим его веру в вас.

– Народ ждет от меня спасения? – рассмеялась Марина. – Где вы были все эти годы? Разве вы не читали все эти грязные сплетни обо мне?

– Я не верю сплетням, и ваш народ тоже. Народ умеет бесконечно прощать, когда речь идет о королевской семье.

Марина нахмурилась.

– Положитесь на меня, – добавил Йорге.

– Почему я должна на вас полагаться?

– Да потому, что мне от вас ничего не нужно, кроме возможности создать сильную, надежную компанию.

– Вам действительно больше ничего не нужно?

– Нет.

– Все так сначала говорят.

– Я не из них.

Марина посмотрела на его растрепавшиеся светлые волосы и усталое после многих часов обсуждений и споров лицо. Сколько сил он положил, чтобы вселить в нее веру и поднять ее дух!

– А вы не замышляете жениться на принцессе?

– Вот уж в чем я не нуждаюсь, – рассмеялся Йорге. Он подошел к окну и встал рядом с Мариной. – Послушайте, Марина, давайте поговорим начистоту. Между нами только бизнес и все. У меня уже был один неудачный брак, и с меня довольно.

Марину потрясла его прямота. И все же, заглянув ему в глаза, она заметила там крошечную веселую искорку и подумала, что очень скоро ей придется охлаждать его пыл. Потому что принцесса Новокии больше никогда и ни за что на свете не выйдет замуж, как бы ее ни принуждали к этому, чтобы получить наследника.

Часть IV
ЛЕТО
1995

Глава 18

Руки и плечи Чарли были так напряжены, что она с трудом повернула «мерседес» на дорогу номер пять, ведущую в Нортгемптон. Кондиционер работал на полную мощность, и все равно солнце жгло лицо Чарли через стекло. Дженни пропала. Дженни убежала. Следовало знать, что нечто подобное может случиться; следовало знать, что на Тесс нельзя полагаться. Какая разница, что много лет Дженни каждое лето приезжала к Тесс: этот год стал другим, и Дженни тоже. Она превратилась в подростка со всеми свойствами этого возраста: неуверенностью и уязвимостью.

В раздражении Чарли ударила рукой по рулю. Черт бы побрал эту Тесс! И Питера тоже. Питер оказался слишком занят, чтобы поехать в Нортгемптон, у него какие-то «важные» переговоры!

– Наша дочь пропала! – закричала Чарли, когда он сказал, что ей придется ехать одной.

– Не сомневаюсь, что Тесс преувеличивает, – ответил он. – Дженни, наверное, у кого-нибудь из друзей.

– У нее нет друзей в Нортгемптоне.

– Мы этого не знаем, Чарли. Возможно, она познакомилась с кем-то этим летом.

Чарли бросала вещи в чемодан. Она готова была швырнуть их Питеру в лицо.

Она остановилась на знак «стоп» при въезде в город и задумалась: а как бы вел себя Питер, если бы это была его собственная плоть и кровь? Она поежилась, вспомнив о своих трех неудачных беременностях и о последовавшем затем удалении матки, навсегда лишившем их надежды иметь собственных детей. Питер никогда не жаловался и все же... все же...

Чарли покрутила головой. Она почувствовала боль в плече и протянула руку, чтобы растереть мышцы, но боль усилилась. Чарли положила голову на руль и расплакалась. Проклятый Питер. Он стал еще более занятым после смерти Элизабет. Элизабет ушла из их жизни, но продолжала отравлять им существование.

Позади загудела машина. Чарли подняла голову и, сморщившись от боли, посмотрела в зеркало, потом нажала на газ и, не взглянув ни направо, ни налево, рывком выехала на улицу. К счастью, улица была пустынна.

Она ехала по той же дороге номер пять к центру города. Чарли предпочла машину самолету, это было быстрее, так как до самого вечера не было ни одного подходящего рейса. Ну а об автобусе не могло быть и речи: слишком много людей, спертый воздух. К тому же в своей машине Чарли могла выбирать нужную скорость, но даже при этом дорога заняла целых три часа.

– Наверное, Дженни уже найдется к тому времени, как ты приедешь, – заметил Питер. – Почему бы тебе не остаться и не подождать звонка Тесс?

«Будь ты проклят, проклят, проклят», – твердила Чарли.

Как Питер мог подумать, что она способна ждать?

В центре города Чарли повернула налево и поехала к колледжу и Раунд-Хилл-роуд. Может, Питер предложил ей подождать, потому что у них с ним разные ценности в жизни? Может, Питер в душе никогда не считал Дженни своей дочерью? Может, после всех выкидышей, когда он понял, что у них не будет детей, Питер невзлюбил Дженни?

Чарли еще сильнее вцепилась в руль и попыталась удержать слезы. Если Питер и вознегодовал на Дженни, то он не был в этом одинок. Чарли сама винила Дженни – ну если не саму Дженни, то обстоятельства, при которых она появилась на свет, – за свои неприязненные отношения с Элизабет. Из-за Дженни, темноволосой Дженни Элизабет так и не признала Чарли достойной Питера и достойной носить имя Хобарт.

И вот теперь Элизабет умерла, а Дженни исчезла.

Наверное, это Господь шлет им наказание. Наверное, он покарал их за то, что они не испытывают должной благодарности за Дженни; за то, что они недостаточно заботились о ней и недостаточно любили ее при всем том, что у них нет собственных детей.

– Господи, – громко умоляла Чарли, – прости нас. Прости меня за себялюбие. Прости, что я такая плохая мать. – Чарли ехала по Мейн-стрит, мимо магазинчиков и бутиков, и не замечала произошедших в городе перемен. – Прошу тебя, спаси Дженни. Пусть, когда я приеду к Тесс, Дженни уже будет там.

Неожиданно перед автомобилем появился прохожий, и Чарли изо всех сил нажала на тормоза. У нее оборвалось сердце, и руки на руле задрожали. Она совсем забыла, что в Нортгемптоне пешеходы пользуются преимуществом во всех ситуациях. Чарли подняла голову и увидела перед собой на холме знакомое величественное главное здание Смитовского колледжа, надменно и кичливо взирающее на город, и впервые она ощутила ненависть к колледжу и к годам, проведенным в его стенах. Она пожалела, что вообще встретилась с Питером Хобартом, познакомилась с Тесс Ричардс и принцессой из Новокии. Они все были ненавистны ей. Останься она дома, сейчас бы жила в Питсбурге, где было куда легче сносить бедность, чем поддерживать свое положение и авторитет в обществе и к тому же изображать кого-то, кем ты на самом деле не являешься.

Поток машин медленно полз в гору, и Чарли вертела головой, стараясь не пропустить Раунд-Хилл-роуд. У нее вновь заныло плечо.

Машина впереди резко остановилась, и Чарли вновь затормозила.

– К черту пешеходов! – крикнула Чарли. – Чтоб вам всем провалиться!

Но никто, кроме нее самой, не услышал ее слов в автомобиле с закрытыми окнами и работающим кондиционером.

Машины двинулись вперед, и вдруг Чарли увидела Раунд-Хилл-роуд, улицу Тесс, которую она покинула много лет назад вместе с женихом и новорожденной дочерью Марины. С девочкой, которую она поклялась лелеять и любить, а вместо этого каждое лето отсылала ее сюда, потому что так было удобнее и проще. «Дженни. Моя Дженни».

Чарли свернула на Раунд-Хилл-роуд и въехала во двор дома Тесс, как будто только вчера покинула эти места. Все выглядело, как прежде: дом все такой же маленький, такой же белый с черными ставнями, вот только краска сильно облупилась.

Мохнатая собака с лаем выскочила из задней двери. Та самая собака, со снимка в комнате Дженни. Она была щенком в те времена, когда Чарли сбежала от Питера в Нортгемптон вместе с Дженни. Она не помнила кличку собаки. Дженни наверняка не одобрила бы подобной забывчивости.

Чарли выключила зажигание и положила голову на руль. «Вот я и добралась сюда, – сказала она себе. – Я добралась, а как Дженни? Сейчас я узнаю, вернулась ли Дженни и все ли благополучно».

Она вышла из машины.

– Здравствуй, пес, – обратилась она к собаке и погладила ее по спутанной шерсти. – Очень прошу тебя, скажи мне, что Дженни вернулась.

* * *

– Она не вернулась, – объявила Делл, когда Чарли вошла в дом. – Думаю, она убежала.

Чарли смотрела на женщину, выглядевшую точно так же, как и пятнадцать лет назад. Годы не изменили ее. Она была такой же старой и усталой, как и в те дни. Глубокие морщины у рта были все те же и то же суровое выражение на лице, с каким она отдала Чарли сверток с младенцем, которого они с Питером назвали Дженни.

Чарли прислонилась к кухонному прилавку. Он, как и прежде, был покрыт все той же старой клеенкой. Тесс так и не обновила кухню, хотя строила на этот счет планы. Стены были по-прежнему кремовыми, но потемневшими от времени и, наверное, от грязи. Чарли вспомнила, как она собиралась оклеить комнату обоями с рисунком плюща, но неожиданно обнаружила, что беременна. Она не могла себе представить, каким путем пошла бы ее жизнь, не вернись она тогда к Питеру. Она снова внимательно оглядела кухню и поняла, что за все пятнадцать лет Тесс ничего здесь не изменила и ничего не добавила. Она только накопила груды ненужных предметов и вещей: кучи газет и журналов, какие-то старые стулья по углам. Атмосфера была точно такой, как в книжной лавке Делл. Чарли откашлялась и посмотрела на женщину, носящую это имя.

– Если бы Дженни решила убежать, она бы оставила записку.

Делл сняла с плиты старый эмалированный чайник и налила в него воды из крана.

– Возможный вариант, но Дженни этого не сделала, – сказала она.

Чарли ломала пальцы.

– Где она может быть, Делл? У нее есть здесь друзья?

– Насколько я знаю, нет. Она всегда была занята с Тесс в мастерской.

– Какой мастерской?

– Тесс учила Дженни ремеслу стеклодува. – Делл нахмурилась и поставила чайник на плиту. – Разве Дженни вам не говорила?

Чарли покачала головой. Дженни писала редко и мало. Сама Чарли звонила сюда три раза, а может, только два, но никто не подошел к телефону. Чарли вспомнила, как ругала Тесс за то, что у нее нет автоответчика и что она живет, как в средневековье. И все же, если говорить начистоту, Чарли могла бы сделать еще одну попытку позвонить дочери.

– А где Тесс? Она ищет Дженни?

Делл показала куда-то в сторону прихожей.

– Она у себя в комнате. Отдыхает.

«Отдыхает?» Чарли еле сдержала вопль. Она бросилась вон из кухни и побежала в комнату Тесс. Как смеет она спать, когда Дженни исчезла!

Без стука Чарли ворвалась в комнату. Жалюзи были опущены, воздух спертый и жаркий. Тесс лежала на кровати, повернувшись к двери спиной.

– Здравствуй, Чарли.

– Здравствуй, Тесс, – ответила Чарли и обошла кровать, чтобы увидеть лицо подруги.

И остановилась. Тесс выглядела ужасно. Лицо было болезненно бледным, черные круги лежали под глазами, растрепанные безжизненные волосы разметались по подушке. Трудно было определить, где тут печать возраста, а где следы волнений о Дженни.

– Я думала, ты не знаешь, что я приехала.

– Я слышала твой голос в кухне.

Чарли снова подавила желание закричать. «Если ты меня слышала, то какого черта не вышла из комнаты?» Но мрачное выражение на лице Тесс остановило ее: Тесс замкнулась в своем страдании, и до нее не докричаться. Сколько раз Чарли была свидетелем тому, как, отгораживаясь от мира, Тесс воздвигала вокруг себя эту невидимую стену. Так, наверное, было предназначено ей судьбой.

Тесс начала плакать.

– Это моя вина. Я старалась, Чарли. Честно говорю, я старалась.

– Ты старалась? – повторила Чарли, не понимая.

– Я старалась сделать ее счастливой. Я старалась с ней, как это теперь говорят, общаться. Я знала, что она несчастна...

– Она не казалась несчастной, когда уезжала сюда, – сухо заметила Чарли, хотя в душе знала, что говорит неправду.

Тесс села на кровати, открыла рот, чтобы что-то сказать, но промолчала.

– Так что же случилось? – настаивала Чарли.

– Сядь здесь, – пригласила Тесс и похлопала ладонью по матрасу рядом с собой.

– Я постою.

Чарли сомневалась, что сможет усидеть на месте, в таком она была напряжении.

– Мы немного поспорили, – начала Тесс. Она мяла в руках бумажную салфетку, отрывала от нее белые узкие полоски и бросала их на потертый ковер.

– Дженни взрослеет, это всегда трудный процесс. О чем вы поспорили?

Чарли бесило, что ей приходится утешать Тесс. Это она, а не Тесс, нуждалась в сочувствии. Но Тесс всегда была такой, как бы это выразиться, жалкой. Да, именно жалкой, и Чарли делала на это скидку. Но не теперь. Чарли поняла, что многому научилась за пятнадцать прошедших лет.

– Все-таки о чем же вы поспорили?

– Сомневаюсь, что тебе надо знать.

– Конечно же, я должна знать! – Чарли склонилась к серому, измученному лицу Тесс. – Я ее мать, разве ты забыла?

Тесс посмотрела прямо в глаза Чарли.

– Послушай, Чарли, ты можешь винить меня за ссору. Ты можешь винить меня за то, что Дженни убежала. Но не пытайся убедить меня, что Дженни была счастливой, когда приехала сюда. Она была несчастной. Она страдала. И если ты настаиваешь, то я тебе скажу: она не хотела возвращаться к тебе с Питером. Она хотела остаться жить у меня. Она умоляла, чтобы я ей это разрешила.

В комнате стало нечем дышать. Чарли прижала руку ко лбу, пытаясь остановить беспорядочный поток мыслей.

– Что ты сказала?

– Ты слышала.

Чарли устало опустилась на постель.

– Я не имела ни малейшего представления... – растерянно пожаловалась она.

– Я спросила Дженни, хочет ли она, чтобы я с тобой поговорила. Она сказала нет. Я ей объяснила, что она не может здесь остаться. Я ей объяснила, как сильно вы с Питером ее любите.

Чарли ухватилась за край постели, чтобы не упасть.

– И как она отреагировала?

– Как? – Тесс с возмущением взглянула на Чарли. – Она убежала.

Чарли смотрела на выгоревшие цветы на серых обоях. Она не решалась посмотреть на Тесс. Ей нечего было сказать. И у нее в голове не осталось ни одной мысли. Тесс тяжело вздохнула.

– Но это еще не все. – Тесс остановилась и закрыла глаза. – Когда мы обнаружили, что Дженни убежала, мы кое-что нашли.

Чарли изо всех сил зажмурилась. Она не желала ничего слышать, она не имела представления о том, что собирается открыть ей Тесс, но заранее знала, что не хочет этого слышать.

– Мы нашли у нее на кровати мой альбом с вырезками и фотографиями, сделанными в колледже. Он был открыт...

Чарли повернула голову, не замечая боли в плече.

– Сначала я ничего не поняла, – монотонным голосом продолжала Тесс, – но потом заметила, что он открыт на фотографии, той самой, которую сделал Питер в день выпуска.

У Чарли пересохло во рту. Когда она заговорила, слова звучали хрипло и прерывисто.

– Та, на которой мы с тобой... И Марина?

– Та самая, где у тебя нет и следа беременности, – кивнула Тесс. – А вот Марина определенно с животом. Наши широкие мантии тогда все скрывали, а вот на фотографии это отчетливо видно.

– Я тоже это заметила, когда фотография попалась мне на глаза пару лет назад. Я ее выбросила.

– Мне тоже надо было это сделать.

– Значит, ты думаешь, Дженни разглядывала фотографию?

– Определенно.

– Ты думаешь, она поняла?

Мгновение стояла тишина, потом Тесс вновь заговорила:

– Послушай, Чарли, ведь Дженни очень похожа на Марину.

– Я знаю.

Чарли опять принялась изучать выгоревшие обои.

– Надеюсь, ты не рассердишься, но мы с Делл предприняли еще кое-какие шаги. Мы позвонили Марине, мы решили, что ей надо знать.

Боль переместилась из плеча в затылок. Обману, в котором они жили долгие годы, скоро придет конец. Дженни, красавица Дженни, ее дочь... Но была ли она ее дочерью? Принадлежала ли ей Дженни когда-нибудь целиком? А что, если бы они удочерили ребенка от незнакомой женщины, а не от подруги, сокурсницы и принцессы? Как бы тогда сложилась их жизнь?

Цветы на выгоревших обоях заколыхались и поплыли. Чарли сжала зубы, борясь с тошнотой. Она приложила руки к животу и начала раскачиваться из стороны в сторону. Может, все к лучшему, убеждала она себя. Может, Дженни следует узнать правду. Может, она, Чарли, слишком поздно поняла, как сильно любит Дженни.

В дверь постучала Делл.

– Пришел Джо. Он хочет задать кое-какие вопросы.

– Джо Лайонс, – напомнила Тесс Чарли. – Племянник Делл. Он теперь здешний начальник полиции.

Чарли сидела за кухонным столом на том самом стуле у окна, на котором сидела много лет назад, сначала в ожидании своей свадьбы, а потом рождения Дженни.

Тесс села рядом, а Джо снял фуражку и разместился напротив. Делл стояла у раковины, опуская и вытаскивая чайный пакетик из толстой фаянсовой кружки.

– Вы можете подать заявление о пропаже Дженни только по истечении сорока восьми часов, – напомнил Джо.

– Но ведь она совсем ребенок, – заметила Чарли.

– Я знаю. Но ей четырнадцать. Что бы вы там ни думали, ее все равно сочтут беглянкой. А вы какого мнения? Вы все-таки считаете, что она убежала?

– Не знаю. Наверное.

Чарли сгорбилась, беспомощно опустив плечи.

Джо повернулся к Тесс.

– Она тут с кем-нибудь проводила время?

– Только со мной.

– А в прошлом году?

– Дженни спокойная девочка. Она не любит уходить из дома, она домашняя.

Чарли выпрямилась. Она никогда не считала Дженни «домашней». Дженни проводила время, катаясь на лошади. Она или просила разрешения взять лошадь, или выдумывала еще тысячу причин, только бы не оставаться дома. С другой стороны, дом Тесс ничем не походил на особняк Хобартов. Это был дом, семейный очаг, а не холодный мавзолей.

Джо почесал подбородок.

– Мы должны изучить все возможные варианты.

– Какие? – спросила Чарли, заранее пугаясь ответа.

– Ее могли похитить.

Чарли и Тесс молчали. Делл бросила чайный пакетик в переполненное мусорное ведро.

– Это, конечно, только одно из предположений, – успокоил Джо.

– Тогда зачем об этом говорить? – взорвалась Тесс.

– Вот что... – Джо взглянул на Тесс. – Помнишь, что я тебе сказал в начале лета?

Тесс не отвечала, и Чарли, не выдержав, нарушила молчание.

– В чем дело? О чем вы? – вмешалась она в разговор.

Джо снова почесал подбородок.

– Он, правда, тише воды, ниже травы... Но кто может гарантировать...

– О ком это вы? – закричала Чарли и вскочила со стула.

Джо протянул было руку, чтобы успокоить Чарли, но она оттолкнула ее.

– О Вилли Бенсоне, – неохотно признался он. – Вилли Бенсон вернулся.

У Чарли перехватило дыхание, как если бы кто-то вдруг ударил ее под ложечку.

– Животное, – пробормотала она. – Больное, мерзкое животное.

Она почувствовала его руки на своем теле, увидела взгляд безумных глаз. Она вновь бежала, спотыкалась, падала...