Текст книги "Прежде, чем их повесят"

Или Корстен дан Вюрмс?..»

Молодой человек презрительно косился на Глокту, словно на загаженную уборную, куда его случайно занесло по нужде.

«Сколько раз я встречал заносчивых молокососов вроде него! Пусть он сын самого лорд-губернатора, но такие преданы только себе.

Или магистр Эйдер? Она сама улыбчивость и любезность, но глаза ее тверды, словно алмазы. Оценивает меня, как купец наивного покупателя. С ней явно все не так просто. За прекрасными манерами и любовью к заморским фасонам платьев кроется кое-что посерьезнее. Куда серьезнее…

Или лорд-губернатор? – Теперь ему казался подозрительным даже старик. – Так ли он плохо видит и слышит, как показывает? Не наигранно ли щурится, требуя объяснить, что происходит? Может, ему известно больше других?»

Глокта похромал к окну и, прислонившись к прекрасной резной колонне, залюбовался восхитительной панорамой; заходящее солнце по-прежнему припекало лицо. За спиной беспокойно шуршали и бродили члены совета, им явно не терпелось избавиться от свалившегося на них как снег на голову гостя.

«Интересно, скоро ли калеке велят ковылять прочь из чудесного зала? Ни одному из них я не доверяю. Ни одному. – Глокта ухмыльнулся. – Собственно, так и должно быть».

Первым потерял терпение Корстен дан Вюрмс.

– Наставник Глокта! – раздраженно воскликнул он. – Спасибо, что почтили нас своим присутствием, но вас наверняка ждут неотложные дела. Как и нас.

– Разумеется.

Глокта с преувеличенной медлительностью, приволакивая ногу, направился обратно к столу, в сторону выхода. Затем выдвинул кресло… и, кривясь от боли, осторожно в него опустился.

– Я постараюсь вставлять замечания по минимуму. По крайней мере, поначалу.

– Что? – изумился Виссбрук.

– Кто этот парень? – требовательно спросил лорд-губернатор, вытягивая вперед шею и щуря глаза. – Что происходит?

Его сын высказался более определенно:

– Что вы, черт возьми, делаете? Вы ненормальный?

Хаддиш Кадия тихо засмеялся: то ли над Глоктой, то ли над гневом членов совета.

– Пожалуйста, господа, прошу вас! – Магистр Эйдер говорила мягко и терпеливо. – Наставник только приехал, поэтому не осведомлен о заведенных у нас порядках. Видите ли, ваш предшественник никогда не посещал заседания городского совета. Вот уже несколько лет мы успешно правим городом, и…

– А закрытый совет так не считает. – Глокта двумя пальцами поднял над собой королевский приказ и, подождав, пока все рассмотрят тяжелую, красную с золотом, печать, резко толкнул его через стол.

Члены совета с подозрением уставились на документ. Карлота дан Эйдер развернула свиток и начала читать.

– Похоже, это мы не осведомлены… – проронила она, нахмурившись, а затем вскинула идеально выщипанную бровь.

– Дайте-ка взглянуть! – Корстен дан Вюрмс вырвал у нее приказ и заскользил глазами по бумаге. – Невероятно… – пробормотал он. – Невероятно!

– Боюсь, что вероятно. – Глокта одарил собрание беззубой ухмылкой. – Архилектор Сульт крайне обеспокоен. Он поручил мне расследовать исчезновение наставника Давуста, а также проверить, насколько город готов к обороне – то есть тщательно осмотреть крепостные стены и удостовериться, что гурки продолжат толкаться у их подножия. Для успешного выполнения заданий архилектор позволил мне использовать любые, необходимые, на мой взгляд, средства. – Он выдержал многозначительную паузу. – Любые… средства.

– В чем дело? – рассвирепел лорд-губернатор. – Я хочу знать, что происходит!

Бумагой завладел Виссбрук.

– Королевский приказ… – тихо забормотал он, утирая рукавом потный лоб. – Подписан двенадцатью членами закрытого совета. Наделяет предъявителя всеми полномочиями! – Генерал осторожно положил документ на инкрустированный стол, словно опасаясь, что тот неожиданно вспыхнет. – Это…

– Мы знаем, что это. – Магистр Эйдер, поглаживая кончиком пальца гладкую щеку, задумчиво рассматривала Глокту. Точно купец, который обнаружил, что не он обвел вокруг пальца наивного с виду покупателя, а покупатель – его. – Похоже, наставник Глокта берет бразды правления в свои руки.

– Я бы так не сказал. Ничего я не беру, но на собраниях совета присутствовать буду. Учтите, это лишь первое новшество – одно из многих, которые я намерен ввести.

Глокта устроился в красивом кресле поудобнее: вытянул ноющую ногу, расслабил ноющую спину, – и удовлетворенно вздохнул.

«Вот так почти идеально. – Его взгляд скользнул по кислым лицам членов городского совета. – Если, разумеется, не учитывать, что один из этих милейших людей – опасный изменник. Который уже устранил одного наставника и, вероятно, сейчас обдумывает, как бы избавиться от следующего…»

Глокта откашлялся.

– Так о чем вы, генерал Виссбрук, говорили, когда я вошел? Кажется, о стенах?

Старые шрамы

– Старые ошибки, – важно, нараспев изрек Байяз, – можно совершать лишь единожды. Следовательно, хорошее образование должно делать упор на правильную подачу истории.

Джезаль устало вздохнул. Какого черта этот старик вздумал его просвещать? Уму непостижимо. Самомнение, что ли, разыгралось к старости? В любом случае Джезаль твердо решил ничему не учиться.

– …Да, именно истории, – задумчиво говорил маг. – У Халциса богатейшая история…

Джезаль огляделся. Окружающий пейзаж его не впечатлил. Если под историей подразумевать возраст, то такого богатства у древнего города-порта Старой империи действительно имелось в избытке. А если брать шире – величие, славу или еще что-нибудь воодушевляющее, – то истории у города, видимо, не было совсем.

Халцис, несомненно, отличался продуманной планировкой, рассчитанной на то, чтобы с широких прямых улиц путешественнику открывались великолепные пейзажи. Однако прекрасные когда-то городские виды за долгие века превратились в панораму разложения и упадка: заброшенные дома, разверстые окна, дверные проемы, печально взирающие на развороченные площади; заросшие сорняками аллеи; перекрытые булыжниками и гниющими бревнами переулки. Половина мостов над лениво текущей рекой обрушилась, но никто их не ремонтировал. Половина деревьев, окаймляющих просторные авеню, погибли, засохли, сгинули под лозами плюща.

Древний порт не имел ничего общего с Адуей, где от причалов и трущоб до самого Агрионта бурлила жизнь. Порой Джезалю казалось, что беспокойный родной город слишком суматошен и вот-вот лопнет по швам от наплыва людей, но теперь, при виде редких оборванных горожан Халциса, бродящих по гниющим останкам города, у него не осталось сомнений, какая атмосфера ему все-таки по душе.

– …За время нашего путешествия, мой юный друг, вам не раз представятся возможности для самосовершенствования. Не упускайте их! Особенно советую поучиться у мастера Девятипалого. Думаю, у него вы могли бы многое перенять…

Джезаль едва не присвистнул от удивления.

– У этой обезьяны?

– Об этой, как вы выразились, обезьяне слагают легенды по всему Северу. Правда, на родине Девятипалого зовут Девять Смертей. Его имя повергает в трепет сердца сильнейших воинов: соратникам оно придает мужества, на врагов наводит ужас. Он непревзойденный опытный боец и хитроумный тактик, а кроме того, обладает умением рассказывать меньше, чем ему ведомо. – Байяз искоса взглянул на Джезаля. – Хотя некоторым моим знакомым свойственно обратное.

Джезаль, помрачнев, ссутулился. Ну чему может научить Девятипалый? Разве что есть руками и не мыться неделями.

– Большой форум, – пробормотал маг, когда они проходили мимо огромной площади. – Пульсирующее сердце города… – Даже в его голосе звучало разочарование. – Рынок, театр, место судебных заседаний, арена для философских и политических споров… В Старую эпоху здесь собирались все жители Халциса – яблоку негде было упасть, суета царила до поздней ночи.

Теперь места хватало в избытке. На обширном пространстве толклась жалкая горстка людей, хотя тут свободно уместилась бы толпа в пятьдесят раз большая. Периметр форума опоясывали грязные разбитые статуи на покосившихся пьедесталах, а в центре темнело несколько прилавков, сбившихся в кучу, словно замерзшие овцы.

– Тень былой славы… – Байяз указал на потрепанные статуи. – Сегодня нас интересуют только эти обитатели города.

– Неужели? А кто это?

– Императоры прошлого, мой мальчик, и о каждом есть что рассказать.

Джезаль мысленно застонал. Он историей своей-то страны не особенно интересовался, а тут какое-то гнилое болото на бескрайнем западе мира.

– Да их же целая толпа, – хмуро пробурчал он.

– И это еще не все! История Старой империи насчитывает мно-о-ого веков.

– Потому ее и называют старой, – фыркнул Джезаль.

– Поосторожнее со мной, капитан Луфар, для этого турнира у вас шпага коротка. Пока ваши предки бегали голышом по землям Союза, объясняясь жестами и поклоняясь грязи, здесь, благодаря моему учителю Иувину, зародилось могущественное государство. До сих пор ни одна страна не сумела с ним сравняться: ни по размеру, ни по богатству, ни по научному и духовному величию. Адуя, Талин, Шаффа – все они лишь жалкое подобие чудесных городов, что процветали в долине великой реки Аос. Это колыбель цивилизации, мой юный друг.

Джезаль обвел взглядом облезлые статуи, гнилые деревья, грязные, пустынные, разрушающиеся улицы.

– И как же оно захирело?

– В двух словах процесс упадка не описать. Успеху и славе всегда сопутствуют поражение и позор. А еще тихая зависть. Зависть и гордыня порождают ссоры, а те перерастают в междоусобицы и войны. Две крупномасштабные войны привели к чудовищной катастрофе. – Маг проворно подскочил к ближайшей статуе. – Но даже из катастроф можно извлечь урок, мой мальчик.

Тот скривился. Нужны ему уроки, как гнилой член! И ничей он не «мальчик»! Однако старика его упрямство ни капли не смущало.

– Великий правитель должен быть безжалостен, – затянул Байяз. – Если его жизни или власти грозит опасность, он должен действовать молниеносно, без колебаний и сожалений. За примером далеко ходить не надо – возьмем императора Шиллу. – Запрокинув голову, он посмотрел на высящуюся над ними мраморную статую с истертым временем и стихиями лицом. – Едва он заподозрил своего управляющего в тайных помыслах о троне, то приказал его немедленно казнить, жену и детей задушить, а родовой особняк в Аулкусе сровнять с землей. – Маг пожал плечами. – Без малейших доказательств. Да, жестоко. Да, чересчур. Но излишняя жестокость предпочтительнее ее недостатка. Уж лучше пусть боятся, чем презирают. Шилла это знал. В политике нет места чувствам, понимаете?

«Понимаю я одно: куда ни поверни, везде тебя норовит поучить жизни какой-нибудь старый хрен». – Разумеется, Джезаль этого не сказал, только подумал. Он хорошо помнил, как у него на глазах разлетелся на клочки практик инквизиции. Помнил хлюпающий звук разрывающейся плоти. Помнил брызги горячей крови на лице. Брр… Кошмарное зрелище! Нервно сглотнув комок в горле, он уставился на носки ботинок и уныло промямлил:

– Понимаю.

И Байяз продолжил бубнеж:

– Конечно, великому королю не обязательно быть тираном! Главная цель правителя – завоевать любовь простолюдинов. Это почти ничего не стоит: немного великодушия, немного уступок – и они будут обожать тебя до конца твоих дней.

Как бы ни был опасен старик, тут уж Джезаль смолчать не мог: в политике Байяз явно не разбирался.

– Какой толк от любви простолюдинов? Деньги, армия, сила – все это у знати.

Маг возвел глаза к облакам.

– Вот они, слова сущего ребенка, которого в два счета обведет вокруг пальца любой мошенник. Откуда же у знати деньги, как не с налогов, которые платят крестьяне за пользование землей? А кто служит в армии? Разве не сыновья и супруги простолюдинок? Откуда у господ сила? От покладистости вассалов, и только от нее! Если крестьяне разозлятся как следует, сила знати улетучится с пугающей быстротой. Возьмем, к примеру, императора Дантуса.

Он указал на статую с отбитой по плечо рукой; в ладони вытянутой вперед уцелевшей руки с холмиком мусора пышно разросся мох. Вместо носа в мраморе зияла грязная ямка, придающая лицу императора выражение вечной смущенной растерянности, какое возникает у человека, к которому неожиданно заглянули в уборную.

– Народ души в нем не чаял. За всю историю мира ни одного правителя так не любили! – сказал Байяз. – С каждым он обращался, как с равным, а половину своих доходов жертвовал бедным. Однако знать устроила против Дантуса заговор и, заточив свергнутого императора в тюрьму, возвела на трон своего ставленника.

– Неужели? – пробурчал Джезаль, пристально вглядываясь в другой конец полупустой площади.

– Однако народ не бросил обожаемого монарха в беде. Простолюдины вышли на улицы и устроили бунт. Справиться с мятежниками новым правителям не удалось. Изменников выволакивали из дворцов и вешали на первых попавшихся перекладинах. Уцелевшие заговорщики, испугавшись народного гнева, тут же вернули трон Дантусу. Надеюсь, теперь, мой мальчик, вы убедились, что любовь народа – вернейшая защита правителя от врагов?

Тот вздохнул.

– А я предпочитаю поддержку господ.

– Ха! Их любовь дорога и непостоянна, как ветер. Разве вы, капитан Луфар, не дежурили в Круге лордов на заседаниях открытого совета?

Джезаль нахмурился. Возможно, в болтовне старика есть крупица истины…

– Да, – продолжал Байяз, – такова любовь знати. Представителей высокого сословия лучше разобщить. Разжечь между ними зависть. Устроить соревнование за малые милости. Любой их успех выставлять как свою заслугу. А главное – не допустить, чтобы хоть один из них набрал силу и бросил вызов своему повелителю.

– А это кто?

Джезаль указал на статую, которая была заметно выше остальных: красивый мужчина средних лет с густой бородой и вьющимися волосами. Впечатляющее лицо. Только губы мрачно сжаты, да гордое чело гневно сморщено. Сразу видно – с таким шутки плохи.

– Это мой учитель Иувин. Он не император – он советник. Для многих – первый и единственный. Он создал империю, он же ее, по сути, и разрушил. Великий человек, великий во всех отношениях. Увы! У великих людей великие промахи. – Маг покрутил в руке ветхий посох. – Уроки истории надо знать назубок. Старые ошибки можно совершать только раз. – Он помолчал. – За исключением тех ситуаций, когда нет другого выбора.

Джезаль потер глаза и оглядел форум. Лекция, пожалуй, пошла бы на пользу кронпринцу Ладиславу. Хотя… вряд ли. Неужели вот для этого он, Джезаль, распрощался с мечтой о славе и возможном повышении, ради которых так усердствовал на службе? Неужели его оторвали от друзей лишь для того, чтобы он выслушивал унылые разглагольствования странного плешивого скитальца?

Погрустнев, он рассеянно уставился на трех солдат, шагающих через площадь, и вскоре понял, что те направляются прямиком к нему и Байязу. Еще две тройки солдат приближались к ним с других сторон.

У Джезаля пересохло в горле. Доспехи и оружие солдат, старомодные, но крепкие, не на шутку его встревожили: их явно не раз испытывали в бою. Фехтование – одно дело, а настоящая драка, где тебя могут серьезно ранить или даже убить, – совсем другое. Нет, разумеется, он не трусит! Просто слегка напрягся: когда на тебя с трех сторон наступают девять вооруженных мужчин, отрезав все пути к бегству, волнение естественно.

Байяз тоже их заметил.

– Кажется, нам подготовили теплую встречу.

Солдаты окружили их кольцом: лица непроницаемы, оружие крепко сжато. Джезаль, расправив плечи, напустил на себя грозный вид, однако смотреть в глаза подошедшим не стал и за эфесы клинков не взялся. Незачем их лишний раз нервировать, напрашиваясь на внезапный удар кинжалом.

– Вы Байяз, – сказал командир отряда, крупный мужчина в шлеме, увенчанном грязным красным пером.

– Это вопрос?

– Нет. Наш господин, наместник императора, Саламо Нарба, губернатор Халциса, приглашает вас во дворец на аудиенцию.

– Приглашает? – Маг обвел взглядом солдат, а затем, приподняв брови, посмотрел на Джезаля. – Думаю, отказываться грубо. Тем более что наместник прислал за нами почетный эскорт. Что ж, ведите.

* * *

Если хочешь рассказать о Логене Девятипалом, скажи, что все у него болело. Хромая, тяжело дыша, взмахивая руками, чтобы удержать равновесие, он медленно брел по разбитым булыжным мостовым; всякий раз, стоило ему опереться на больную ногу, его лицо искажала мученическая гримаса.

Брат Длинноногий, оглянувшись через плечо, ухмыльнулся при виде столь жалкого зрелища.

– Как твои раны, друг мой?

– Болят, – процедил Логен сквозь сжатые зубы.

– Думаю, ты терпел боль и похуже.

– Угу…

Старых шрамов у Логена и правда было не счесть. Боль преследовала его на протяжении всей сознательной жизни: времени на полное исцеление в перерывах между схватками не хватало. Первую серьезную рану пятнадцатилетнему Логену нанес шанка – рассек лицо, – однако деревенских девушек это не смутило, и они с прежним интересом посматривали на худощавого гладкокожего юношу. Он потрогал пальцем старый рубец. Вспомнил задымленную комнату, как отец прижимал к его щеке бинт, как ужасно щипало кожу, как кусал губы, чтобы не закричать. Мужчине кричать не пристало.

Если можно сдержаться. Он вспомнил, как лежал в паршивой палатке лицом в землю, пока в его спине, под барабанную дробь ледяного дождя, выискивали отломившийся наконечник стрелы. Как он грыз, грыз клочок кожи, а потом выплюнул его… и взвыл. Целый день ушел на поиск дрянной железяки. Логен, поморщившись, расправил онемевшие лопатки. После того ора он неделю не мог слова вымолвить.

А после поединка с Тридуба – даже больше недели. И ходил с трудом. И ел. И почти ничего не видел. Челюсть свернута, скула разбита, переломанных ребер не счесть. Кости были раздроблены до такой степени, что оставалось только лежать размазней да хныкать от непрерывной боли и жалости к себе, вскрикивая, точно младенец, от потряхивания носилок, – и радоваться, что старуха кормит тебя с ложечки.

Таких терзающих душу и тело воспоминаний у него накопилось в избытке: сводящая с ума жгучая боль при потере пальца в битве при Карлеоне; суточный обморок в горах от удара по голове и внезапное пробуждение; кровавая моча после ранения копьем в живот (Хардинг Молчун постарался). Логен вдруг ощутил все шрамы на истерзанной коже и обхватил руками ноющее тело.

Да, старых ран было много, однако нынешних страданий это не облегчало. Рассеченное плечо горело, будто к нему приложили уголек. Однажды он видел, как человек из-за пустяковой царапины, полученной в бою, потерял руку. Сначала ему отняли кисть, потом отхватили руку по локоть, затем по плечо. Вскоре бедняга слег, начал бредить, а там и дышать перестал. Возвращаться в грязь таким путем Логену не хотелось.

Он, хромая, подошел к полуразрушенной осыпающейся стене, оперся на камни, кое-как высвободился из куртки, с трудом расстегнул непослушными пальцами пуговицы рубахи, выдернул из бинтов булавку и осторожно их приподнял.

– На что похоже? – спросил Логен.

– На праматерь всей коросты, – пробормотал Длинноногий, рассматривая его плечо.

– А как запах? Есть?

– Хочешь, чтобы я понюхал?

– Просто скажи, воняет или нет.

Навигатор, склонившись над плечом Логена, тщательно обнюхал рану.

– Явный запах пота. Возможно, от подмышки. Боюсь, медицина не входит в число моих выдающихся дарований. По мне, все раны пахнут одинаково. – И снова закрепил бинты булавкой.

Логен натянул рубаху.

– Если бы рана начала гнить, ты бы сразу учуял, уж поверь. Вонь, будто из могилы. А от гнили уже не избавиться. Разве что клинком. Но это паршиво…

Его передернуло, и он осторожно придавил ладонью ноющую рану.

– Ну что ж, – проронил Длинноногий, размашисто шагая в глубь полупустой улицы, – тебе повезло. В нашем отряде есть женщина по имени Малджин. Искусство беседы не входит в число ее талантов, но вот исцеление ран… Да-а… Я сам видел и скрывать не стану: кожу она сшивает, как опытный сапожник, – спокойно, ровненько. Вот ей-богу! Орудует иголкой ловко, аккуратно. Загляденье! Не хуже королевской портнихи! Полезный талант в этих краях. Не удивлюсь, если ее дарование нам не раз пригодится по пути к нашему пункту назначения.

– Дорога опасна? – поинтересовался Логен, все еще пытаясь натянуть куртку.

– Спрашиваешь! Север дик. Там всегда царили беззаконие, кровавые междоусобицы, жестокие разбойники… Все местные вооружены до зубов и готовы без промедления убить любого. В Гуркхуле заморские путешественники остаются на свободе лишь благодаря капризу местного губернатора, а вообще в любой момент рискуют угодить в рабство. В стирийских городах за каждым углом таятся головорезы и карманники. Впрочем, тебя еще на воротах оберут до нитки местные власти. Воды Тысячи Островов кишат пиратами – практически по одному на каждого купца. А в далеком Сулджуке чужаков боятся и презирают: никогда не знаешь, укажут тебе дорогу или подвесят за ноги и перережут горло. Круг Мира, мой девятипалый друг, просто кишит опасностями. Но если тебе этого мало, если ты жаждешь приключений посерьезнее, отправляйся в Старую империю. – Брат Длинноногий как будто наслаждался своей речью.

– Там так ужасно?

– О да! Ужаснее не бывает! Особенно если это не короткая поездка, а путешествие через всю страну.

Логен поморщился.

– А маршрут именно таков?

– Да, маршрут, как ты выразился, таков. С незапамятных времен Старая империя расколота гражданской войной. Единая страна под управлением одного императора, исполнение законов которого обеспечивали могущественная армия и лояльное правительство, за долгие годы превратилась в бурлящую похлебку из мелких княжеств, безумных республик, городов-государств и крошечных феодов, ибо теперь немногие подчинятся тому, кто не грозит им мечом. Границы между налогами и разбоем, между войной и кровавым убийством, между законными требованиями и капризом размылись, исчезли! Почти каждый год очередной жадный до власти головорез объявляет себя владыкой мира. Помню, лет пятьдесят назад там водилось не меньше шестнадцати императоров за раз.

– Ого! Пятнадцать явно лишние.

– По мнению некоторых, лишние все шестнадцать. И ни один не дружелюбен к путешественникам. Отправиться на тот свет в Старой империи можно как угодно и от чего угодно – выбор у жертвы богатейший. Причем не обязательно от рук человека.

– А от чего же?

– Ты как дитя, ей-богу! А природа? Сколько коварных ловушек расставила она на пути! Тем более что на носу зима. К западу от Халциса на сотни миль простираются бескрайние зеленые равнины. Наверное, в Старую эпоху там были поселения с возделанными полями и отличными мощеными дорогами. Теперь на месте городов безмолвные руины, на месте полей – пропитанная ливнями пустошь, на месте дорог – разбитые каменистые тропы, увлекающие неосторожных путников в болотную трясину.

– В трясину… – задумчиво качая головой, эхом повторил Логен.

– Встречаются там уголки и похуже! Через заброшенные пустоши тянется глубокая извилистая долина реки Аос, величайшей из рек Земного круга. И нам придется как-то переходить на другую сторону. Уцелело всего два моста: один в Дармиуме – будем уповать на него, – а другой в Аостуме, миль на сто западнее. Есть, конечно, броды, но Аос – река быстрая, широкая, а долина глубока и опасна. – Длинноногий прищелкнул языком. – И это мы еще до Изломанных гор не добрались.

– Что, высокие?

– Очень! Невероятно высокие и коварные. Изломанными их называют из-за неприступных склонов, извивистых ущелий и отвесных обрывов. По слухам, перевалы есть, но карты давным-давно утеряны. Если вообще существовали. Когда пересечем горы, погрузимся на корабль…

– Ты собираешься волочь через горы корабль?

– Наниматель уверяет, что достанет судно по ту сторону гор. Ума не приложу, как он это сделает, потому что территории там почти неизведанны. А поплывем мы прямо на запад, к острову Шабульян… Говорят, он вздымается над океаном на самом краю мира.

– Говорят?

– О нем только по слухам и знают. Даже в знаменитом ордене навигаторов, насколько мне известно, никто не дерзнул заявить, будто его нога ступала на загадочный остров. А братья моего ордена славятся… м-м-м… скажем так, громкими заявлениями.

Логен задумчиво поскреб лицо, жалея, что не поинтересовался планами Байяза заранее.

– Путь, похоже, длинный…

– О, более отдаленное место назначения вообразить трудно!

– И зачем мы туда идем?

Длинноногий пожал плечами.

– Спросишь нанимателя. Мое дело – искать дороги, а не обоснования. Прошу тебя, следуй за мной, мастер Девятипалый! Умоляю, не отставай! Мы ведь собираемся прикинуться купцами, так что дел невпроворот.

– Купцами?

– Так решил Байяз. Купцы часто отправляются в рискованное путешествие из Халциса в Дармиум и даже в Аостум. Это по-прежнему большие города, только отрезаны от остального мира. Поставляя туда заморские предметы роскоши вроде гуркхульских пряностей, сулджукских шелков и чагги с Севера, можно озолотиться. Если выживешь, за месяц утроишь свои вложения! Торговые караваны на запад ходят часто – разумеется, в сопровождении хорошо вооруженной охраны.

– А как же разгуливающие по равнине грабители-убийцы? Разве они не за купцами охотятся?

– Само собой, за купцами, – ответил навигатор. – Но маскарад мы устраиваем, чтобы защититься от иной опасности. Той, что грозит непосредственно нам.

– Что за иная опасность? Неужели с нас не достаточно?

Однако Длинноногий ушел уже далеко вперед и вопрос не услышал.

* * *

По крайней мере, в одной части Халциса былое величие померкло не совсем. Зал, куда стражники – или, вернее, похитители – препроводили Байяза и Джезаля, оказался поистине великолепен.

В глубь обширного помещения убегали два ряда высоких, как лесные деревья, колонн, высеченных из блестящего зеленого камня с серебряными прожилками. Потолок насыщенного темно-синего цвета украшала россыпь сияющих звезд и соединенных золотыми линиями созвездий. У дверей темнел глубокий бассейн, в водной глади которого отражалось окружающее убранство: еще один сумрачный зал, еще одно сумрачное ночное небо.

На кушетке, стоящей на возвышении в дальнем конце зала, в небрежной позе возлежал наместник императора – огромный, тучный, круглолицый мужчина. Перед кушеткой располагался стол, загроможденный всевозможными деликатесами, и пока унизанные тяжелыми золотыми перстнями пальцы закидывали в рот самые лакомые кусочки, пара глаз пристально буравила взглядом прибывших гостей – или, вернее, пленников.

– Я Саламо Нарба, наместник императора и губернатор города Халциса. – Мужчина пошевелил челюстями, выплюнул косточку оливки, и та со звоном упала в блюдо. – Это тебя называют первым из магов?

Байяз склонил лысую голову. Нарба поднял двумя мясистыми пальцами кубок с вином, отпил, медленно погонял жидкость во рту, рассматривая странников, а затем сглотнул.

– Байяз?

– Он самый.

– Хмм… Не сочти за оскорбление… – Наместник извлек крошечной вилкой из раковины устрицу. – Но твое присутствие в городе меня тревожит. Видишь ли, политическая ситуация в империи… нестабильна. – Он поднял бокал. – В большей степени, чем обычно. – Отпил, погонял во рту, сглотнул. – И меньше всего тут нужны люди, которые… способны нарушить хрупкое равновесие.

– Нестабильна? Да еще в большей степени, чем обычно? – переспросил маг. – Я думал, Сабарбус в конце концов всех утихомирил.

– Утихомирил. На время. Пока держал под каблуком. – Нарба сорвал с виноградной грозди пригоршню ягод и, забрасывая их по очереди в разверстый рот, откинулся на подушки. – Увы! Сабарабус… мертв. Вроде бы отравлен. Его сыновья… Скарио… и Голтус… вдрызг разругались из-за наследства… и затеяли войну. Жестокую, кровопролитную – такая чересчур даже для нашего измученного сражениями края. – Он сплюнул косточки на стол. – Голтус засел в городе посреди великой равнины – в Дармиуме. Тогда Скарио позвал на помощь лучшего военачальника отца, генерала Кабриана, и тот взял город в кольцо. Подкрепления горожанам ждать было неоткуда, поэтому не так давно, спустя пять месяцев осады, исчерпав запасы провизии… они сдались.

Легат впился зубами в спелую сливу, по подбородку побежала струйка сока.

– Значит, победа практически у Скарио в руках?

– Ха! – Нарба вытер лицо кончиком мизинца и небрежно швырнул недоеденный фрукт на стол. – Овладев городом, Кабриан отдал его на разорение солдатам, а сам занял древний дворец, присвоил все имеющиеся сокровища и провозгласил себя императором.

– Ах, вот как? Похоже, тебя такой поворот событий не очень трогает…

– Разумеется, в душе я скорблю, но подобное происходило не раз. Скарио, Голтус, теперь Кабриан… Три самопровозглашенных императора сошлись в смертельной битве. Их армии разоряют окрестные земли, а сохранившие независимость города, в ужасе взирая на творящиеся бесчинства, делают все возможное, чтобы уцелеть в этом кошмаре.

Байяз помрачнел.

– Я направляюсь на запад. Мне нужно пересечь Аос. Ближайший мост в Дармиуме.

Наместник сокрушенно покачал головой.

– Если верить слухам, Кабриан всегда славился эксцентричными выходками, но с недавних пор окончательно утратил разум: убил жену, взял в супруги трех собственных дочерей и объявил себя божеством. В город не попасть, ворота заперты, так как Кабриан избавляется от ведьм, демонов и предателей. Каждый день на виселицах новые трупы, а виселицы у него на всех перекрестках. Страже приказано никого не впускать, никого не выпускать. Вот такие из Дармиума вести.

– Тогда остается Аостум… – проговорил Байяз.

От его слов у Джезаля на душе немного повеселело.

– Из Аостума теперь пути через реку нет. Спасаясь от войск мстительного брата, Скарио переправился на другой берег, а мост велел обрушить. И инженеры выполнили приказ.

– Он уничтожил мост?!

– Да, уничтожил. Уничтожил чудо Старой эпохи, простоявшее две тысячи лет. От моста ничего не осталось. Вдобавок ко всему после обильных ливней великая река превратилась в глубокий бурный поток. Бродов нет. Боюсь, в нынешнем году Аос вам не пересечь.

– Так или иначе, я должен перебраться на другую сторону.

– Увы, не получится. На твоем месте я бы вернулся туда, откуда пришел, предоставив империю ее горькой судьбе. Мы, жители Халциса, всегда старались держаться золотой середины и сохранять нейтралитет, не ввязываясь в разражающиеся вокруг все более чудовищные катастрофы. Мы верны обычаям предков. – Нарба указал на себя. – Как и в Старую эпоху, городом правит наставник императора – не разбойник, не мелкий вождь или лжеимператор! – Он вяло обвел пухлой рукой роскошный зал. – Вопреки всему, мы сумели сберечь остатки былой славы, и я не намерен этим рисковать. Твой друг Захарус был здесь примерно месяц назад.

– Здесь?!

– Да. Он заявил, что Голтус – законный император, и потребовал, чтобы я его поддержал. Я выгнал Захаруса, ответив так же, как отвечу тебе: нас устраивает наша жизнь, мы, жители Халциса, счастливы! Вы преследуете свои интересы, и мы не желаем участвовать в ваших интригах. Убирайся-ка подобру-поздорову, маг, не лезь в чужие дела. Даю три дня на то, чтобы покинуть город.