Текст книги "Прежде, чем их повесят"

– Убирайте скорее с дороги чертову телегу! – рявкнул на них практик, и несчастные согнулись еще ниже, стараясь скорее исполнить незавидный приказ.

По пути к каменному зданию в дальнем конце лагеря Вест пытался перепрыгивать грязь по кочкам, но не слишком преуспел. На пороге стоял еще один сурового вида практик в непромокаемой накидке, по которой ручьями стекала вода; его тяжелый взгляд, равнодушный и в то же время подозрительный, не отрываясь следовал за незваным гостем. Не перекинувшись с коллегой и словом, проводник завел Веста в сумрачный зал; царящее вокруг безмолвие нарушала лишь барабанная дробь дождевых капель. Практик постучал в скверно пригнанную дверь.

– Войдите!

В холодной, скудно обставленной комнатушке с серыми стенами пахло сыростью. В камине тускло мерцало пламя, книжная полка гнулась под тяжестью фолиантов. С портрета на стене царственно взирал король Союза. За дешевым столом сидел худощавый мужчина в черном облачении и что-то писал. Внимательно оглядев Веста, он аккуратно отложил ручку и потер испачканными в чернилах пальцами переносицу.

– К нам посетитель, – глухо проронил практик.

– Вижу. Я – инквизитор Лорсен, комендант этого маленького лагеря.

Вест только для виду слегка пожал протянутую ему костлявую руку.

– Полковник Вест. Я состою в штабе принца Ладислава. Наше войско разбило лагерь в дюжине миль отсюда, на севере.

– Да-да, понимаю. Чем могу помочь его высочеству?

– Нам срочно нужны опытные рабочие по металлу. У вас ведь литейный цех?

– Рудник, литейный цех и кузница по производству сельскохозяйственных инструментов. Но я не понимаю, как…

– Превосходно! Я заберу человек десять. Самых искусных из тех, что у вас есть.

Комендант нахмурился.

– И речи быть не может. Заключенные осуждены за серьезные преступления. Их нельзя просто взять и отпустить – нужен приказ, подписанный архилектором.

– Что ж, тогда у нас загвоздка, инквизитор Лорсен. У меня под началом десять тысяч человек. Все вооружены. Оружие нужно точить, нужно чинить латы, нужно ставить подковы. Сражение может начаться в любую минуту. У нас нет времени ждать приказов архилектора или кого-то еще. Я должен привезти в лагерь кузнецов, вот и все.

– Поймите, я не могу позволить…

– Вы не осознаете серьезность ситуации! – теряя терпение, рявкнул Вест. – Хотите отправить письмо архилектору – на здоровье! А я тем временем отправлю человека в лагерь. За отрядом солдат. Посмотрим, к кому помощь подоспеет быстрее!

Комендант немного подумал и наконец сказал:

– Хорошо. Следуйте за мной.

Вест вышел из приемной под моросящий дождь, с порога ближайшей лачуги на него с удивлением таращились двое чумазых ребятишек.

– Тут еще и дети живут?

– Не только дети – целые семьи, если, по мнению суда, они представляют опасность для государства. Неприятная, конечно, мера, но иначе никак: ради сохранения Союза в целости необходимо действовать жестко. – Лорсен искоса взглянул на Веста. – Молчите… Понимаю, не согласны.

Вест наблюдал за ковыляющим по грязи оборванным малышом. Возможно, бедняга проведет здесь всю жизнь…

– По-моему, это преступление.

Комендант пожал плечами.

– Не стоит обманываться. Каждый в чем-то да виновен. Даже самые невинные могут представлять угрозу для государства. Лучше совершить небольшое преступление, полковник Вест, чтобы предотвратить большое. Впрочем, это решать не нам, а вышестоящим. Мое дело – следить, чтобы узники хорошо работали, не издевались друг над другом и не сбегали.

– Значит, вы просто выполняете свою работу? Привычное оправдание для тех, кто не желает ни за что отвечать!

– А кто живет с ними в забытой богом глуши? Я или вы? Кто следит за ними, кормит, одевает, моет? Кто ведет бесконечную, тщетную борьбу с проклятыми вшами? Может, это вы разнимаете драки, предотвращаете изнасилования и убийства среди заключенных? Вы ведь, если не ошибаюсь, офицер Собственного королевского полка, полковник? Значит, живете в Адуе? Где-нибудь в чудесных кварталах Агрионта среди элегантных богачей? – Вест помрачнел, а Лорсен негромко усмехнулся. – И кто из нас не желает, как вы выразились, ни за что отвечать? Моя совесть чиста как никогда. Можете нас ненавидеть, мы привыкли. Люди не любят пожимать руки тем, кто чистит выгребные ямы, и тем не менее чистить их кому-то нужно. Иначе мир утонет в дерьме. Можете забирать своих кузнецов, но не пытайтесь говорить со мной с позиции морального превосходства. Тут нет морали.

Весту отповедь не понравилась, однако пришлось признать: обосновано хорошо, не поспоришь, – поэтому он с опущенной головой, сжав зубы, остаток пути пробирался через грязь молча. Вскоре они подошли к длинной каменной постройке без окон, с высокими трубами по углам, изрыгающими в дождь густые клубы дыма. Практик отодвинул засов, распахнул тяжелую крепкую дверь и вместе с Лорсеном вошел внутрь; Вест шагнул вслед за ними в темноту.

После ледяного уличного воздуха жар цеха действовал как пощечина. Едкий дым выжигал глаза, драл горло. Вокруг стоял страшный грохот: скрипели-хрипели кузнечные мехи; обрушивались на наковальни молоты, высекая брызги горячих искр; яростно шипел в воде раскаленный докрасна металл. И в этом тесном пространстве, набитые, точно сельдь в бочку, трудились люди. Стонали, кашляли, обливались потом. На изможденных лицах мерцало оранжевое сияние кузнечных горнов. Ни дать ни взять – черти в преисподней.

– Прекратить работу! – проревел Лорсен. – Прекратить и построиться в ряд!

Узники медленно отложили инструменты, а затем под перезвон кандалов, пошатываясь и спотыкаясь, выстроились в шеренгу. За ними из темных уголков наблюдали четыре или пять практиков. Шеренга являла собой поистине жалкое зрелище: все потрепанные, чахлые, все согнуты в три погибели. У двух человек были скованы не только ноги, но и руки. Едва ли они походили на работников, в которых нуждался Вест, однако выбирать не приходилось: радуйся тому, что есть.

– У нас гость. Гость из внешнего мира. Объясните им, полковник, зачем вы пришли.

– Меня зовут полковник Вест, – хриплым от ядовитого воздуха голосом просипел он. – В дюжине миль отсюда разбит военный лагерь – десять тысяч солдат под предводительством кронпринца Ладислава. Нам нужны кузнецы. – Прочистив горло, Вест попытался задавить кашель (ему казалось, он вот-вот выкашляет легкие) и говорить громче. – Кто из вас умеет работать с металлом?

Никто не отозвался. Все, съежившись под свирепыми взглядами практиков, таращились на свои стоптанные башмаки либо босые пальцы.

– Вам нечего бояться. Просто скажите, кто умеет работать с металлом?

– Я умею, сэр.

Из шеренги, гремя цепями, выступил на свет жилистый, сутулый мужчина. Вест невольно вздрогнул: лицо узника представляло собой страшную, обезображенную ожогом, бесформенную маску. Одну сторону покрывали багровые шрамы, от брови ничего не осталось, а череп усеивали розовый проплешины. Другая половина выглядела не намного лучше. Собственно, лица у бедняги практически не было.

– Я знаю, как обращаться с кузнечным горном. И армейский опыт кое-какой имеется. Я служил в Гуркхуле.

– Прекрасно, – пробормотал Вест, стараясь подавить ужас перед кошмарным обликом узника. – Как тебя зовут?

– Пайк.

– Пайк, кто еще хорошо работает с металлом?

Обожженный под звон цепи шаркал вдоль шеренги, вытягивая то одного заключенного, то другого. Пристально наблюдающий за ним комендант становился все мрачнее и мрачнее.

Вест облизнул пересохшие губы. Даже не верится: только что мерз под ледяным дождем – и вот уже обливаешься потом от адского жара. Так неуютно он себя еще никогда не чувствовал.

– Инквизитор, мне понадобятся ключи от цепей.

– Ключей нет. Кандалы не рассчитаны на то, чтобы их снимали, – они запаяны. И вам я снимать не советую. Большая часть этих заключенных – опасные преступники. Не забывайте, что узников необходимо вернуть в колонию, как только вы подыщете замену. Инквизиция не практикует досрочное освобождение. – И Лорсен отошел переговорить с одним из практиков.

Пайк в тот же миг украдкой приблизился к Весту, волоча следом за локоть другого узника.

– Простите, сэр, – забормотал он приглушенным рокочущим басом. – Не найдется ли у вас местечка для моей дочери?

Вест скованно пожал плечами. Будь его воля, он бы с радостью забрал всех, а кошмарный лагерь спалил дотла. Впрочем, он и так уже слишком испытывал судьбу.

– Боюсь, это не очень удачная мысль. Женщина среди солдат… Не стоит.

– Удачная, не удачная, сэр, а здесь намного хуже. Я не хочу бросать ее здесь одну. Она может помогать мне в кузне. Даже с молотом сумеет управиться, если что. Она девушка сильная.

Особой силы Вест в ней не разглядел: тощая, как щепка, изможденная, худенькое личико перемазано сажей и смазкой. Вылитый мальчик-подросток!

– Прости, Пайк, но мы отправляемся не на прогулку. – Он начал отворачиваться, но девушка ухватила его за руку.

– Здесь тоже не парк с каруселями. – Ее голос звучал на удивление нежно, певуче, и выговор оказался правильный. – Меня зовут Катиль. Я хорошо работаю.

Вест хотел вырваться – и вдруг увидел что-то знакомое в выражении ее лица. Равнодушие к боли. Бесстрашие. Пустой, безжизненный, как у покойника, взгляд.

Арди… Измазанная кровью щека…

Веста передернуло. Воспоминание о постыдном происшествии мучило его, словно незаживающая рана. От невыносимого жара он не находил себе места, мундир впивался во взмокшую кожу наждачной бумагой, глаза щипало. Прочь, прочь из этого ада! Немедленно!

Вест оглянулся на инквизитора и отрывисто бросил:

– Она тоже пойдет!

Лорсен хмыкнул.

– Шутите, полковник?

– Я не расположен шутить, поверьте.

– Опытные работники – одно дело. Полагаю, они и правда вам нужны. Но я не намерен выдавать всех заключенных, на кого у вас упал глаз…

– Я же сказал – беру и ее! – потеряв терпение, свирепо рявкнул Вест.

Если коменданта и напугала ярость гостя, он ничем не выдал своего страха. Какое-то время они молча смотрели друг на друга; по лицу Веста градом лился пот, в висках гулко стучала кровь.

В конце концов Лорсен медленно кивнул.

– Хорошо. Берите. Я не могу вам помешать. Только… – Инквизитор слегка подался вперед. – … архилектор узнает о вашем самоуправстве. Не так быстро, но узнает. – Он придвинулся еще ближе и практически зашептал Весту в ухо: – Возможно, вы еще раз к нам наведаетесь. Не в качестве гостя, правда, а в качестве постояльца. Можете пока подготовить небольшую речь о том, что правильно в штрафных колониях, а что неправильно. Мы с удовольствием послушаем – времени у нас будет много. – Лорсен отвернулся. – Забирайте людей и уходите. Мне надо написать письмо.

Дождь

Джезаль любил грозы. Сидишь себе в сухой, теплой квартирке и смотришь с улыбкой через мокрое окно, как хлещут по мостовым, стенам и крышам Агрионта упругие дождевые струи. Слушаешь шелест воды в желобах. И визг прогуливающихся в парке дам, застигнутых ливнем врасплох. Прилипшие к телу влажные платья – поистине восхитительное зрелище! Или же, хохоча во все горло, перебегаешь с друзьями от таверны к таверне, а потом сохнешь у жарко пылающего камина с кружкой горячего глинтвейна. Да, грозу Джезаль любил не меньше, чем солнце.

До недавних пор.

Потому что грозы, бушующие над равниной, разительно отличались от агрионтских. Те напоминали мимолетную, ребяческую вспышку гнева, на которую можно не обращать внимания. Эти же обрушивались на землю со всей смертоносной, злобной, жестокой, не ослабевающей ни на миг яростью. Кроме того, когда до ближайшей крыши, – не говоря уже о таверне, – сотни миль, непогоду воспринимаешь иначе. Дождь будто желал утопить равнину и все живое в ледяном потоке. Тяжелые капли, словно выпущенные из пращи камни, стучали по голове, больно шлепали по рукам, ушам, склоненной шее. С волос, с бровей вода стекала ручьями по лицу к промокшему насквозь воротнику. Из-за серой завесы дождя дальше ста шагов впереди ничего не было видно. Впрочем, что тут высматривать, хоть впереди, хоть сзади?

Джезаль, дрожа, стянул одной рукой края воротника. Зачем, он и сам не знал, все равно уже вымок до нитки. Треклятый лавочник в Адуе уверял его, что куртка непромокаема. Стоила она прилично, и смотрелся он в ней превосходно – этаким заправским суровым путешественником. Однако швы начали протекать почти с первых капель дождя. За несколько часов он вымок так, словно принимал в одежде ванну, причем очень холодную.

В сапогах хлюпала ледяная вода, влажные брюки натерли внутреннюю поверхность бедер, раскисшее седло чавкало и скрипело от каждого движения несчастной лошади. Из носа текло, ноздри и губы опухли, ладони уже горели от мокрых поводьев, и в этом море страдания особую муку причиняла боль в сосках. Не путешествие, а наказание какое-то!

– Да когда же все закончится? – пробормотал Джезаль себе под нос, понурив плечи и умоляюще всматриваясь в сумрачные небеса.

Дождь заливал лицо, рот, глаза. Вот бы сейчас сухую рубашку… Ничего больше для счастья не надо.

– А вы ничего не можете сделать? – жалобно спросил он Байяза.

– Например? – резко отозвался маг, обернув к нему мокрое лицо; с грязной бороды ручьем текла вода. – По-вашему, мне это нравится? Думаете, в моем возрасте приятно очутиться под проливным, черт его дери, дождем посреди равнины? К сожалению, для магов особых законов не существует – их поливает, как и прочих смертных. Привыкайте! И оставьте свое нытье при себе. Великий предводитель должен делить тяготы жизни своих последователей, солдат, народа… Так он завоюет их уважение. Великие предводители не жалуются. Никогда.

– Да пошли они… – процедил Джезаль. – И дождь вместе с ними!

– Это, по-твоему, дождь? – проезжая мимо, усмехнулся Девятипалый, и его бугристое лицо расплылось в широкой улыбке.

Когда посыпались первые капли, северянин не на шутку удивил Джезаля. Он скинул поношенную куртку с рубашкой и, завернув их в клеенку, продолжил путь с голым торсом: по могучей, изрезанной шрамами спине хлещут ледяные струи, а ему вроде и дела нет – едет довольный, точно боров, дорвавшийся до грязной лужи.

Сперва Джезаль негодующе про себя хмыкнул: очередная дикарская выходка! Хвала звездам, хоть штаны не скинул! Однако по мере того как намокала крутка, категоричности у него поубавилось. Возможно, в поведении северянина все же был здравый смысл… Что в одежде мокро и холодно, что без одежды, только во втором случае влажная ткань не натирает так ужасно кожу. Девятипалый ухмыльнулся, будто прочитав его мысли.

– Так, морось. Солнце ведь не может светить постоянно. Надо быть реалистом!

Джезаль стиснул зубы. Еще одно предложение быть реалистом – и он проткнет умничающего верзилу клинком. Проклятая, полуголая зверюга! И так приходится ехать, есть и спать ближе, чем за сотню шагов от него. Только тупых советов этого троглодита не хватало! Оскорбление дальше некуда!

– Чертов дикарь, бесполезное животное… – пробормотал он себе под нос.

– Вот дойдет дело до драки, затанцуешь от радости, что он с нами, – заметил со скрипучей повозки Малахус Ки, искоса взглянув на Джезаля.

Длинные волосы ученика прилипли к впалым щекам, а белая кожа блестела от влаги, что придавало ему еще более бледный, нездоровый вид.

– Твое мнение меня не интересует.

– Если человека не интересует мнение окружающих, ему лучше молчать. – Малахус кивнул мокрой головой в сторону Девятипалого. – Это Девять Смертей, на Севере его все боятся. От его рук людей погибло больше, чем от чумы.

Джезаль хмуро посмотрел вслед небрежно сидящему в седле северянину и, немного подумав, презрительно усмехнулся.

– А меня не напугать, – проронил он как можно громче, но так, чтобы Девятипалый не слышал.

Ученик фыркнул.

– Да ты никогда на мечах-то просто так, от злости, не дрался, зуб даю.

– Вот сейчас и начну! – свирепо глядя на Малахуса, огрызнулся Джезаль.

– О, сколько ярости! – рассмеялся ученик, на которого угроза Луфара, как ни досадно, не произвела должного впечатления. – Но если тебя интересует, кто тут, на мой вкус, бесполезен и кого можно было не брать…

– Ах ты!..

Небо озарила яркая молния. Джезаль от неожиданности подпрыгнул. Следом, пугающе близко, полыхнула вторая. Светящиеся щупальца рассекали набухшие брюха туч и расползались змеями по низкому черному небосводу. Над сумрачной равниной, сливаясь с шумом ветра, прокатился с грохотом и треском долгий гром. Когда все стихло, мокрая повозка уже уехала далеко вперед, и достойно ответить на оскорбление Малахуса Джезаль не успел.

– Чертов ученик, чертов идиот… – прошипел он, глядя на покачивающийся впереди затылок.

В начале грозы, пытаясь приободриться, Джезаль воображал, как его спутников по очереди испепеляют молнии. Вот бы небеса изжарили Байяза до горстки пепла! Это, кстати, было бы справедливо. Вскоре он устал даже фантазировать об освобождении от ненавистной компании. Вряд ли молния поразит больше одного человека за день, а если так, то лучше уж умереть самому. Вдруг повезет, чем черт не шутит? Сверкающая вспышка – и сладостное забытье. Поистине благословенное избавление от нынешнего кошмара.

По спине Джезаля, щекоча натертую кожу, стекала тонкая струйка воды. Ему до смерти хотелось почесаться, но он сдерживался: почешешь в одном месте, потом зачешется в десяти – шея, лопатки и прочие места, куда не дотянуться. Джезаль закрыл глаза; под грузом отчаяния голова медленно клонилась вниз, пока мокрый подбородок не повис вровень с грудью.

Когда он в последний раз виделся с Арди, тоже шел дождь. Воспоминание было мучительно ярким. Как наяву он видел синяк на ее лице, цвет глаз, губы, кривоватую улыбку… От одной мысли об Арди в горле знакомо вставал комок. Этот комок он сглатывал за день раз по двадцать. Первый раз утром, как только разлеплял глаза, последний – ночью, улегшись на жесткую землю. Очутиться бы сейчас с Арди, в тепле и безопасности – вот он, предел мечтаний.

Интересно, долго она его прождет? Сколько недель минуло, а от него ни ответа, ни привета. А вдруг она каждый день пишет ему письма в Инглию? Которые он никогда не прочитает. Нежные письма. Письма с отчаянными просьбы рассказать новости. С мольбами об ответе. Теперь ее худшие опасения подтвердятся. Решит, что он вероломный осел, лжец и напрочь о ней забыл. А это все так далеко от истины! От отчаяния Джезаль заскрипел зубами. Но что тут сделаешь? Даже если бы ему удалось, невзирая на грандиозный ливень, написать письмо, как его отправить в Адую из глухих, разоренных земель, вроде этой пустоши? Мысленно он на все лады проклинал Байяза, Девятипалого, Длинноногого и Малахуса Ки. Проклинал Старую империю и ее бескрайние равнины. Проклинал дурацкое безумное путешествие. Это уже вошло у него в привычку.

Джезаль потихоньку начал смутно осознавать, что прежде жил весьма легко и привольно. И почему он так нудно, долго ныл из-за ранних подъемов на тренировку? И из-за игры в карты с недостойным плебеем лейтенантом Бринтом? И слегка разваренных сосисок на завтрак? Да ему следовало ходить вприпрыжку, лучиться радостью и хохотать только потому, что над головой сияет солнце! Джезаль закашлялся, засопел и растертой рукой вытер растертый нос. Хорошо, что кругом вода – слез никто не заметит.

Больше него страдала, наверное, лишь Ферро, которая время от времени с гримасой ненависти и ужаса поглядывала на треклятые непросыхающие тучи. Вид у нее был жалкий: короткие колючие волосы облепили голову, вымокшая насквозь одежда висела на худеньких плечах как на вешалке, по иссеченному шрамами лицу текла вода, на кончике острого носа и подбородке висели капли. Ни дать ни взять злая кошка, которую неожиданно окунули в лужу: сразу кажется меньше на четверть, да и свирепость будто смыло. Возможно, женский голос немного рассеет его тоску, а Ферро – единственная женщина на сотни миль вокруг.

Джезаль пришпорил лошадь и, поравнявшись со спутницей, постарался дружелюбно улыбнуться. Та смерила его мрачным взглядом. Ему стало не по себе. С близкого расстояния от Ферро снова веяло опасностью. Как же он забыл о глазах! Желтые, странные, сбивающие с толку. Пронзают тебя, словно два кинжала. Мелкие зрачки жалят, точно острия булавок. Зря он к ней подъехал, придется хоть что-то да сказать.

– Наверное, в твоих родных краях дожди не часто идут?

– Ты заткнешь свою долбаную пасть или тебе врезать?

Джезаль лишь закашлялся, а затем, незаметно отстав, глухо процедил:

– Вот сука бешеная…

Ну и черт с ней! Пусть мучается. Он не намерен упиваться жалостью к себе. Это не для него.

* * *

Дождь наконец закончился, но воздух еще пропитывала густая сырость, а небо отливало странными цветами. Меж клубящихся над горизонтом облаков прорывались розово-оранжевые блики вечернего солнца, озаряя серую равнину зловещим фантастическим сиянием. В этот миг взорам путешественников и открылась страшная картина.

На дороге стояли две пустые повозки; третья – без одного колеса – лежала на боку вместе с впряженной мертвой лошадью; изо рта животного свешивался розовый язык, над окровавленным боком торчали обломки двух стрел. На примятой траве, точно разбросанные в детской игрушки, валялись трупы. На одних телах чернели глубокие раны, у других были переломаны конечности, над некоторыми топорщились стрелы. У одного убитого не хватало руки – только обломок кости торчал, как из куска мяса на прилавке у мясника.

Куда ни глянь – всюду искореженное оружие, обломки дерева, изрезанные рулоны ткани на сырой траве, открытые сундуки, развороченные бочки да выпотрошенные ящики.

– Торговцы, – пробормотал Девятипалый, озирая царящий вокруг разор. – И мы под них маскируемся! Жизнь тут не стоит ломаного гроша.

– А где-то по-другому? – скривив губы, заметила Ферро.

Веющий над равниной холодный ветер пробирал Джезаля сквозь сырую одежду до костей. Он никогда не видел мертвых, а тут их лежало… сколько? Не меньше дюжины. Он начал считать, но, пересчитав половину, почувствовал легкую дурноту.

Остальных жуткое зрелище, похоже, не очень впечатлило. Хотя чему удивляться? Для таких насилие – обычное дело. Ферро, невозмутимая, будто сотрудник похоронного бюро, деловито переворачивала и осматривала изувеченные тела. Девятипалый стоял с видом: «видал я и похуже». Видал – как пить дать. И даже сам наверняка нарубил гору трупов. Байяз и брат Длинноногий слегка встревожились, но так же они тревожились, когда натыкались на неизвестный конный след. А Малахуса Ки происходящее вообще не интересовало.

Джезалю не помешала бы хоть крупица их спокойствия. Честно говоря, он чувствовал сильную дурноту, но ни за что бы в том не признался. Какая жуткая кожа – восковая, бледная, в брызгах дождевых капель… А одежда? Сапоги, куртки, даже рубашки – все исчезло. Что осталось, изодрано и вывернуто. А раны? Красные рваные полосы, синие и черные кровоподтеки, разрезы, разрывы, разверстые дыры…

Джезаль вдруг завертелся в седле, посмотрел назад, влево, направо. Всюду расстилалась пустынная равнина: бежать некуда, даже если кто-то подскажет направление к ближайшему человеческому жилью. В компании из шести человек Джезалю было безумно одиноко, а бескрайние, просторные луга напоминали ему клетку-ловушку.

Один из трупов – лопоухий рыжеватый юноша, примерно одних лет с Джезалем – смотрел прямо на него, отчего по телу побежали мурашки. Юноше не мешало бы побриться, хотя теперь это не имело значения. Несчастный держался окровавленными ладонями за живот, как будто пытаясь закрыть зияющую в нем глубокую рану. Внутри влажно поблескивали багрово-красные внутренности. Джезаля замутило. Его, правда, и без того с утра мутило от голода. Галеты ему осточертели, а бурду, которую ели остальные, он впихивал в себя через силу. Он отвернулся от тошнотворного зрелища и начал рассматривать траву, якобы в расчете отыскать важные улики. Желудок сжимался, подкатывал к горлу.

Крепко сжав поводья, Джезаль попытался сглотнуть набежавшую слюну. Все-таки он гордый сын Союза, черт возьми! Более того – дворянин, отпрыск знаменитого, благородного семейства! А главное – отважный офицер Собственного королевского полка и победитель турнира! Нет, не станет он позориться, корчась от рвоты на глазах этого сборища дикарей и придурков из-за пятен засохшей крови. Ни за что! Ни при каких обстоятельствах! На кону – честь страны. Не сводя глаз с черной мокрой земли, Джезаль стиснул зубы и велел желудку успокоиться. Постепенно его начало отпускать. Он несколько раз глубоко втянул носом прохладный, влажный – такой успокаивающий – воздух, а когда окончательно пришел в себя, оглянулся посмотреть, что делают остальные.

Ферро сидела на корточках, почти по запястье засунув руку в открытую рану.

– Остыл. Умер по меньшей мере утром, – бросила она Девятипалому и вытащила руку; на пальцах темнела свернувшаяся кровь.

В тот же миг Джезаль срыгнул на куртку половину скудного завтрака – даже из седла выбраться не успел. Пошатываясь, точно пьяный, он прошел два шага, и желудок снова скрутило. Уперевшись ладонями в колени, он согнулся пополам и сплюнул желчь на траву. Перед глазами все плыло.

– Ты как, в порядке?

Джезаль поднял взгляд на Логена и, несмотря на свисающую с губы длинную нить горькой слюны, попытался изобразить невозмутимость.

– Кажется, съел что-то не то, – пробормотал он, вытирая дрожащей рукой нос и рот.

Жалкая, конечно, уловка…

Однако Девятипалый лишь понимающе кивнул.

– Наверное, из-за мяса, что ели на завтрак. Меня и самого подташнивает. – Он улыбнулся своей жуткой улыбкой и протянул Джезалю бурдюк с водой. – Пей побольше. Надо промыть желудок.

Джезаль прополоскал рот, сплюнул и хмуро посмотрел вслед Девятипалому, шагающему обратно к трупам. Как странно… Будь на месте северянина другой человек, он счел бы его поступок благородным. Джезаль сделал еще один большой глоток, наконец ему полегчало. Медленно, на неверных ногах, он подошел к лошади и взгромоздился в седло.

– Нападавших было много. Все хорошо вооружены, – говорила Ферро. – На траве уйма следов.

– Тогда нам лучше усилить бдительность, – попытался встрять в разговор Джезаль.

Байяз вихрем обернулся.

– Да мы всегда должны быть начеку! Это само собой разумеется! Далеко еще до Дармиума?

Брат Длинноногий, прищурившись, посмотрел на небо, обвел взглядом равнину и, послюнявив палец, подставил его под ветер.

– Без звезд трудно сказать наверняка, даже человеку моих дарований. Думаю, миль пятьдесят.

– Значит, скоро придется сойти с дороги.

– Разве мы не собираемся перейти реку у Дармиума?

– В городе хаос. Там засел Кабриан. Никого не впускает, никого не выпускает. Рисковать нам нельзя.

– Хорошо. Тогда пойдем в Аостум. Сделаем большой крюк вокруг Дармиума, и двинемся на запад. Этот путь немного длиннее, зато…

– Нет.

– Нет?!

– Мост в Аустуме разрушен.

– Разрушен? – Навигатор нахмурился. – Воистину, Господь любит испытывать самых преданных своих рабов! Можно перейти Аос вброд, а потом…

– Не выйдет, – отрезал маг. – Из-за обильных дождей уровень воды в великой реке повысился. Броды отпадают.

– Вы, разумеется, мой работодатель, – в некотором замешательстве начал брат Длинноногий, – и я, как достойный член ордена навигаторов, приложу все усилия, чтобы исполнить вашу волю, но, боюсь, другого пути нет. Если мы не можем перейти реку в Даримиуме и Аостуме, если мы не можем одолеть ее через брод…

– Есть еще один мост.

– Где? – растерянно спросил навигатор, а спустя миг его глаза в ужасе округлились. – Речь ведь не о…

– Мост в Аулкусе цел и невредим, – сухо произнес Байяз.

Все мрачно переглянулись.

– Ты же, помнится, говорил, что от города камня на камне не осталось, – сказал Девятипалый.

– Что на его месте разрушенное кладбище, – добавила Ферро.

– И люди обходят проклятое место за много миль.

– Если бы у нас был выбор, я бы туда не пошел, – ответил маг. – Но все сложилось, как сложилось. Спустимся к реке и двинемся вдоль северного берега к Аулкусу.

Никто не двинулся с места, а лицо навигатора исказилось от страха.

– Трогаемся! – гаркнул Байяз. – Тут стоять небезопасно.

Развернув лошадь, он поехал вперед, прочь от мертвых изувеченных тел. Ки пожал плечами, тряхнул поводьями, и повозка с грохотом покатила по траве вслед за первым из магов. Брат Длинноногий и Логен Девятипалый двинулись следом, хмурясь от недобрых предчувствий.

Джезаль окинул взглядом распростертые тела; остекленевшие глаза убитых с укоризной смотрели в темнеющее небо.

– Наверное, стоит их похоронить?

– Хорони, – буркнула Ферро, легким движением запрыгивая в седло. – Можешь похоронить их в своей рвоте.