Текст книги "Прежде, чем их повесят"

Руки и лицо Харкера покрывал густой загар, остальное тело было бледным, как у слизняка, если не считать темные островки густых волос.

«Да уж, неаппетитное зрелище. Впрочем, бывает и хуже».

– Ответь мне, Харкер, зачем мужчине соски?

Инквизитор растерянно хлопнул глазами. Сглотнул слюну. Взглянул на Инея, но помощи от того ждать явно не стоило. Альбинос уставился в ответ немигающим взглядом, глаза его напоминали два холодных драгоценных розовых камня, по белой коже вокруг маски катился пот.

– Я… Я, кажется, не совсем вас понимаю, наставник.

– Разве вопрос такой сложный? Мужские, Харкер, соски. Для чего они нужны? Никогда не задумывался?

– Э-э… я…

Глокта вздохнул.

– Они ведь постоянно болят: мокрая одежда их натирает, в жару они сохнут… Некоторые женщины в постели – непонятно почему – любят, когда с их сосками играют. А мужчин прикосновение к соскам раздражает.

Он потянулся к столу и медленно сжал рукоять щипцов; Харкер расширенными глазами следил за каждым его движением. Подняв орудие пытки повыше, Глокта изучил сверкающий на свету остро заточенный металл и задумчиво произнес:

– Для мужчины соски – источник неприятностей. Тебе это известно? Я вот по своим совсем не скучаю. Шрамы, правда, уродливые.

Он потянул бывшего инквизитора за сосок.

– А-а! – пронзительно взвыл Харкер и отчаянно завертелся на стуле так, что тот заскрипел. – Не-ет!

– Это, по-твоему, больно? Тогда, боюсь, предстоящая экзекуция тебе не понравится.

Глокта зажал комочек плоти в тисках щипцов.

– А! А! Прошу вас, наставник, умоляю!

– Что толку с твоих мольб? Мне нужны ответы. Куда подевался Давуст?

– Не знаю! Жизнью клянусь!

– Ответ неправильный.

Глокта сжал щипцы посильнее, так что лезвия вонзились в кожу.

Харкер отчаянно взвизгнул.

– Погодите! Я взял деньги! Признаю! Я взял деньги!

– Деньги? – Он ослабил давление, и на волосатую белую ногу узника из-под щипцов потекла кровь. – Какие деньги?

– Которые Давуст забрал у туземцев! После восстания! Он велел мне собрать богатых, на мой взгляд, дагосканцев, а потом повесил их вместе с мятежниками. Мы конфисковали их имущество и поделили между собой. Свою долю Давуст хранил в ящике, в спальне. Когда он исчез… я унес ящик!

– И где теперь эти деньги?

– Нету! Я их потратил! На женщин… на вино… и… и… да на все подряд!

Глокта поцокал языком.

– Так-так…

«Жадность, заговор, несправедливость, предательство, ограбление, убийство… Публику будоражат такие истории. Скандально, но едва ли относится к делу».

Он снова взялся за щипцы.

– Меня интересует наставник, а не его деньги. Поверь, если я говорю, что устал задавать вопросы, значит, так оно и есть. Что приключилось с Давустом?

– Я… я… я не знаю!

«Возможно, это правда. Но она меня не устраивает».

– Ответ неправильный.

Глокта стиснул рукоять, и металлические лезвия, прокусив плоть, с тихим щелчком сомкнулись. Харкер выл, орал, извивался; из алого кровавого прямоугольника на месте соска вниз по животу сбегали темные красные струйки. Глокта скривился от боли в шее и потянул голову вверх, пока позвонки с хрустом не встали на место.

«Как странно – даже самые ужасные страдания других со временем прискучивают».

– Практик Иней, инквизитор истекает кровью! Будь так любезен…

– Профтите.

Иней со скрежетом вытащил из жаровни оранжево сияющее раскаленное железо. Глокта чувствовал исходящий от него жар даже с того места, где сидел.

«Ах, горячее железо… У него нет секретов, оно никогда не лжет».

– Нет! Не надо! Я…

Слова Харкера переросли в булькающий вопль – Иней приложил железо к ране. Комнату наполнил солоноватый аромат жарящегося мяса. Голодный желудок, раздразненный аппетитным запахом, к великому отвращению Глокты невольно заурчал.

«Когда же я в последний раз ел хорошее сочное мясо?»

Свободной рукой он стер с лица очередной глянцевый слой пота и расправил под пальто затекшие плечи.

«До чего омерзительным делом мы занимаемся! Зачем я это творю?»

В ответ раздался тихий треск – Иней осторожно сунул железо обратно в жаровню, подняв сноп золотистых искр. Харкер метался, трясся, скулил, слезящиеся глаза вылезли из орбит, над почерневшей плотью вился дымок.

«Да, занятие омерзительное. Харкер, конечно, скотина и заслуживает подобного обращения, но это ничего не меняет. Возможно, ему действительно неизвестна судьба Давуста, но это опять же ничего не меняет: вопросы надо задавать так, будто ответы ему известны».

– Харкер, к чему упорствовать? Может быть… ты полагаешь… что на сосках моя изобретательность заканчивается? Ты и в самом деле так думаешь? Думаешь, на сосках я остановлюсь?

Узник смотрел на него безумным взглядом, на губах пузырилась слюна. Глокта склонился еще ниже.

– О нет! Нет-нет-нет! Это только начало. Нет, это даже начало начала. Впереди у нас безжалостно много времени. Дни, недели, месяцы… Если потребуется. Ты уверен, что сумеешь столь долго хранить свои тайны? Теперь ты целиком в моей власти. Ты принадлежишь мне – и этой комнате. Я не остановлюсь, пока не выясню все, что нужно. – Он покрутил между пальцев второй сосок и вновь раскрыл окровавленные щипцы. – Неужели так трудно понять?

* * *

Столовая магистра Эйдер являла собой поистине восхитительное зрелище. Веющий сквозь узкие окна бриз колыхал разноцветные ткани: серебряные, малиновые, золотые, пурпурные, зеленые, голубые, ярко-желтые. Стены были украшены резными мраморными панелями, по углам стояли огромные вазы высотой в человеческий рост. На полу валялись груды воздушных нетронутых подушек, словно приглашавших усталых путников с удобством на них раскинуться. В высоких стеклянных кувшинах мерцали разноцветные свечи, озаряя мягким светом окружающее великолепие и наполняя воздух сладким ароматом. В конце мраморного зала в звездообразный бассейн тихо, тонкой струйкой текла чистая вода. Комната казалась театральной декорацией.

«Ни дать ни взять будуар королевы из кантийских легенд», – оценил убранство помещения Глокта.

Но главным украшением столовой была сама магистр Эйдер, глава гильдии торговцев пряностями, – настоящая королева купцов. В кипенно-белом платье из переливчатого, восхитительно полупрозрачного шелка она сидела в торце стола. На загорелой коже сверкали драгоценные камни стоимостью с небольшое состояние; высокую прическу поддерживали гребни из слоновой кости, а несколько искусно уложенных прядей свободно вились вокруг лица. Выглядела Карлота так, будто прихорашивалась весь день.

«И каждый миг был проведен с пользой», – заключил наставник.

Глокта сгорбился в кресле на другом конце стола над чашкой дымящегося супа; ему казалось, что он попал на страницы волшебной книги.

«В страшный роман, действие которого разворачивается в экзотической южной стране. Магистр Эйдер – главная героиня, а я – отвратительный, хромой, жестокий злодей. Интересно только, чем эта история закончится?»

– Итак, магистр, скажите же наконец, чему я обязан оказанной честью?

– Насколько я понимаю, вы переговорили со всеми членами совета, но до сих пор не пожелали встретиться со мной. Меня это удивило. И, пожалуй, немного задело.

– Простите. Мне жаль, что вы сочли, будто вас обошли вниманием. По-моему, это естественно – оставить самого могущественного человека на потом.

Она подняла на него глаза – сама оскорбленная невинность.

«Аплодирую! Сыграно идеально», – признал наставник.

– Я? Могущественная? Бюджетом распоряжается Вюрмс, указы издает он же. У Виссбрука в подчинении армия, он же руководит защитой города. Кадия представляет большую часть населения Дагоски. Едва ли я на их фоне важная персона.

– Полно! – Глокта беззубо усмехнулся. – Вы, конечно, ослепительно прекрасны, но я пока кое-что вижу. Бюджет Вюрмса – жалкие гроши по сравнению с суммами, которыми располагает гильдия торговцев пряностями. Народ Кадии низведен до положения бессловесного скота. А через вашего пьяницу-дружка Коску вы командуете войском, которое по численности в два раза превосходит отряды Виссбрука. Союз интересуется этой выжженной солнцем скалой лишь по одной причине: из-за деятельности вашей гильдии – торговли.

– Я хвастать не люблю, – магистр простодушно пожала плечами, – но у меня и правда есть в городе кое-какое влияние. Вижу, вы наводили справки.

– Это моя работа. – Глокта поднес ложку ко рту и, стараясь не хлюпнуть, проглотил суп. – Кстати, очень вкусно!

«И надеюсь, не отравлено».

– Я так и подумала, что вам понравится. Тоже навела справки.

В бассейне журчала и булькала вода, на стенах шуршала ткань, об изящный фаянс тихо звякали серебряные приборы.

«Первый раунд, похоже, закончился ничьей», – подвел итог Глокта.

Безмолвие нарушила Карлота дан Эйдер.

– Я, разумеется, понимаю, что вас послал сюда с миссией сам архилектор. С миссией огромнейшей важности. Вы не из тех, кто ходит вокруг да около, – вы идете напролом. Но, возможно, вам следует ступать чуть осторожнее.

– Да, походка у меня не очень. Боевая рана, знаете ли, да вдобавок два года пыток. Чудо, что нога вообще уцелела.

Она широко улыбнулась, обнажив два ряда великолепных зубов.

– Вы очень приятный собеседник, а вот мои коллеги почему-то удовольствия от беседы с вами не получили. И Вюрмсу, и Виссбруку вы пришлись совершенно не по душе. Они говорят, что вы раскомандовались. Другие их высказывания я повторить не осмелюсь.

– Я здесь не для того, чтобы заводить друзей. – Пожав плечами, Глокта осушил бокал великолепного – впрочем, другого и быть не могло – вина.

– Однако друзья – люди полезные. По крайней мере, одним врагом меньше. Давуст только и делал, что пакостил всем и каждому. И чем закончилось? Ничем хорошим.

– За спиной Давуста не стоял закрытый совет.

– Верно. Но бумага от удара кинжала не защитит.

– Это угроза?

Карлота дан Эйдер рассмеялась – звеняще, искренне, дружелюбно. Человек, который так смеялся, не мог быть злодеем. По крайней мере, ум отказывался в это верить. Ну какая же она изменница или убийца? Просто очаровательная женщина, идеальная гостеприимная хозяйка.

«И все-таки из списка подозреваемых магистра Эйдер это пока не исключает».

– Всего-навсего совет. Основанный на горьком опыте. Не хотелось бы, чтобы вы исчезли.

– Правда? Вот уж не думал, что я столь обворожительный гость.

– Да, вы немногословны, конфронтационны, слегка наводите ужас, и с меню у вас строго, но мне вы куда полезнее здесь, чем там, – она неопределенно махнула рукой, – где Давуст, куда бы он ни отправился. Подлить вам вина?

– Да, пожалуйста.

Магистр встала с кресла и направилась к гостю, мягко, словно танцовщица, ступая по прохладному мраморному полу босыми ногами (очередная дань кантийской моде); бриз развевал легкое одеяние, окутывающее ее стан. Она склонилась, чтобы наполнить бокал, и Глокту овеяло густым ароматом духов.

«Именно о такой невестке мечтала моя мать – красивой, умной, сказочно богатой… О такой жене, честно говоря, мечтал и я сам. В молодости. В другой жизни».

Мерцающий свет свечей отражался в блестящих волосах Эйдер, в сверкающих драгоценностях на длинной шее, в вине, льющемся из бутылочного горлышка…

«Почему она со мной так любезна и очаровательна? Потому что у меня на руках приказ от закрытого совета? Рассчитывает на выгодную сделку с могущественным человеком? Или надеется меня одурачить, сбить со следа, увести в сторону, подальше от неприглядной правды?»

Их глаза на миг встретились. Магистр едва заметно, понимающе улыбнулась и вновь опустила взгляд на бокал.

«Или я для нее – жалкий оборванец, что заглядывает в окно кондитерской, глотая слюнки при виде сладостей, которые никогда не сможет купить? Ну это уж вряд ли…»

– И куда отправился Давуст?

На миг повисла пауза. Эйдер аккуратно поставила бутылку на стол, уселась в ближайшее кресло и, опершись подбородком на сплетенные пальцы, посмотрела Глокте в глаза.

– Полагаю, его убил изменник, один из дагосканцев. Вероятно, гуркский шпион. Скажу больше – может быть, вы это знаете, – Давуст подозревал, что в городском совете плетется заговор. Так он мне сказал по секрету незадолго до исчезновения.

«Вот как?»

– Заговор в городском совете? – Глокта с притворным ужасом покачал головой. – Разве такое возможно?

– Будем откровенны, наставник. Я хочу того же, что и вы. Мы, гильдия торговцев пряностями, вложили в Дагоску слишком много времени и денег, чтобы спокойно отдать его на растерзание гуркским войскам. Как мне кажется, город скорее удержите вы, чем идиоты вроде Вюрмса и Виссбрука. Если в наших стенах завелся изменник, я хочу, чтобы его разоблачили.

– Его… или ее.

Магистр Эйдер вскинула изящную бровь.

– Вы наверняка заметили, что женщина в совете одна. Я.

– Разумеется. – Глокта с хлюпаньем втянул с ложки суп. – Простите, что пока не сбрасываю вас со счетов. Чтобы убедить меня в невиновности, нужно нечто посущественнее, чем вкусный суп и приятная беседа.

«Хотя остальные мне и этого не предложили».

Карлота с улыбкой подняла бокал.

– Как же вас тогда убедить?

– Сказать честно? Мне нужны деньги.

– Ах, деньги! – протянула она. – Все к ним обычно и сводится. Получить с гильдии деньги – все равно что рыть в пустыне колодец в поисках воды: утомительно, неприятно и почти всегда бесполезно.

«Так же, как допрашивать инквизитора Харкера».

– Сколько вам нужно? – добавила магистр.

– Для начала сто тысяч марок.

Эйдер не поперхнулась вином – скорее, слегка булькнула. Отставив бокал, она тихо откашлялась, промокнула губы уголком салфетки и подняла на Глокту удивленный взгляд.

– Вы же прекрасно понимаете, что такой суммы у нас нет.

– Пока меня устроит любая. Сколько дадите.

– Хорошо, посмотрим. Итак, ваши желания ограничиваются банальной сотней тысяч марок или я могу для вас сделать что-то еще?

– По правде говоря, можете. Пусть торговцы освободят храм.

Магистр Эйдер мягко потерла виски, будто от просьб Глокты у нее разболелась голова, и тихо пробормотала:

– Он хочет выставить торговцев из храма…

– Мне требовалась поддержка Кадии. Если он будет против нас, город долго не выстоит.

– Я много лет твержу этим заносчивым болванам то же самое, однако притеснение туземцев – их излюбленная забава. Очень хорошо. Когда нужно освободить храм?

– Завтра. Самое позднее.

– И это назвали «самодурством»? – Она сокрушенно покачала головой. – Ладно. Похоже, к завтрашнему вечеру я стану самым непопулярным магистром в истории гильдии, если вообще удержусь на посту. Но я постараюсь убедить торговцев.

– По-моему, вы способны убедить кого угодно в чем угодно.

– А вы жестко ведете переговоры, наставник. Если вам когда-нибудь надоест задавать вопросы, займитесь торговлей – на этом поприще вас, несомненно, ждет блестящее будущее.

– Я – купец? О нет, я не настолько безжалостен. – Глокта положил ложку в пустую чашку и облизал десна. – Не сочтите за дерзость, я не хочу вас обидеть, но как женщине удалось возглавить самую могущественную в Союзе гильдию?

Магистр Эйдер молчала, будто решая, отвечать или нет.

«Или прикидывает, до какой степени можно откровенничать», – предположил Глокта.

Уставившись на бокал, она медленно повернула его за ножку.

– Прежде пост магистра занимал муж. Когда мы поженились, мне было двадцать два года, а ему шестьдесят. Мой отец задолжал ему огромную сумму денег и решил отдать меня за него замуж. В качестве оплаты.

«Выходит, все мы страдали, каждый по-своему», – усмехнулся наставник.

Ее губы тронула едва заметная горькая улыбка.

– Муж, прирожденный торговец, имел превосходное чутье на выгодные сделки… Вскоре после свадьбы его здоровье начало сдавать, поэтому мне пришлось постепенно взять на себя все дела, в том числе дела гильдии. К тому времени, когда он умер, я выполняла обязанности магистра, хотя и неофициально. К счастью, у коллег хватило здравомыслия оформить необходимые документы, закрепляющие пост за мной. Торговцев пряностями всегда больше интересовала прибыль, чем общепринятые правила. – Она резко подняла взгляд на Глокту. – Не сочтите за дерзость, я не хочу вас обидеть, но каким образом герой войны стал палачом?

Настал его черед задуматься. «Хороший вопрос. И правда, как же это произошло»?

– У калек не такой уж обширный выбор занятий.

Эйдер медленно кивнула, не сводя глаз с его лица.

– Представляю, каково вам пришлось. Тяжело вернуться на родину после долгого заточения в темнице и обнаружить, что друзьям ты не нужен. Видеть в их глазах жалость, отвращение и чувство вины. Осознавать свое одиночество…

Глокта аккуратно потер задергавшееся веко. Прежде он ни с кем не обсуждал свои переживания.

«И вот приплыли – говорю об этом с малознакомой женщиной».

– Да, фигура я, несомненно, трагическая. Раньше был дерьмом, а стал пустой оболочкой. Выбирайте, что вам больше по нраву.

– Воображаю, какую тошноту вызывает у вас подобное обращение. Тошноту и гнев…

«О, если бы ты знала!»

– …И все же странно, что жертва стала палачом.

– Напротив, ничего странного. По моему опыту, люди обычно поступают с другими так же, как поступали с ними. Отец вас продал, муж купил – и вы тем не менее занялись торговлей.

Магистр нахмурилась.

«Ну вот, теперь ей будет о чем подумать…»

– Я полагала, что боль учит состраданию.

– Состраданию? Что это? – Глокта, скривившись, потер ноющую ногу. – Как ни печально, боль учит лишь жалости к себе.

Костровая политика

Над великой равниной кружила стайка птиц. Логен, прищурившись, посмотрел в небо. Поерзал в седле, пытаясь усесться поудобнее. Проклятье, всю задницу отбил! Бедра стерлись о бока лошади, из носа не выветривался конский запах. Всю дорогу он засовывал руку под пояс и поправлял яйца. Как бы их разместить, чтобы не прижать? Чертово путешествие! Как ни крути, сплошные неудобства.

На Севере он обычно в пути разговаривал. Мальчишкой болтал с отцом, в юности – с друзьями. В походах разговаривал с Бетодом день напролет: когда-то они были очень дружны, почти как родные братья. Разговор отвлекал мысли от волдырей на ногах, от голодного желудка, от треклятого нескончаемого холода, от воспоминаний о погибших в недавнем бою товарищах.

Шагая по глубоким сугробам, он хохотал над историями Ищейки. Обсуждал стратегию с Тридуба, когда скакал с ним бок о бок по грязи. До хрипоты по любому поводу пререкался с Черным Доу во время перехода через болота. Даже как-то перекинулся парой шуток с Хардингом Молчуном, а этим могли похвастать немногие.

Логен тихо вздохнул. Вздох получился долгим, болезненным и застрял где-то в горле. Славные были времена, славные… Но теперь они позади, в солнечных долинах прошлого. Ребята вернулись в грязь. Умолкли навеки. Бросили его одного, непонятно где, с тяжким грузом воспоминаний, – и это самое печальное…

Великого Джезаля дан Луфара чужие истории не интересовали – только собственные. С безупречной осанкой, исполненный высокомерия и превосходства, он сторонился прочей компании, выказывая презрение ко всему на свете. Так юнец щеголяет своим первым мечом, еще не понимая, что гордиться тут нечем.

Байяз стратегией не увлекался. «Да», «нет» – вот и все его разговоры. В лучшем случае что-нибудь коротко рявкнет. В основном маг хмуро озирал бескрайние луга, словно человек, который совершил серьезную ошибку и теперь не знает, как ее исправить. В ученике тоже произошла разительная перемена, едва они выехали за ворота Адуи: юноша притих, посуровел, насторожился. Брат Длинноногий уехал далеко вперед разведывать дорогу. И это, пожалуй, было к лучшему. Всеобщее безмолвие, конечно, неприятно, но неумолчность навигатора еще хуже.

Ферро скакала поодаль от «теплой» компании: плечи сгорблены, брови нахмурены, на щеке сереет длинный воспаленный шрам. Всем своим видом она давала понять, что остальные для нее – кучка клоунов. Склонившись вперед навстречу резкому ветру, она будто надеялась протаранить его лицом. Со смертью забавнее шутить, чем с ней, подумалось Логену.

Веселый отряд, ничего не скажешь. Он понурился и без особой надежды обратился к Байязу:

– Долго еще ехать до Края мира?

– Так, какое-то время, – буркнул маг сквозь зубы.

И усталому, страдающему, скучающему Логену не оставалось ничего другого, кроме как рассматривать парящих над равниной птиц. Славных, больших, жирных…

– Хороший кусок мяса нам бы не помешал, – облизнув губы, проворчал он.

Свежего мяса они не ели давно, с тех пор, как покинули Халцис. Логен поскреб живот. Жирок, который он набрал в городе, постепенно рассасывался.

Ферро метнула хмурый взгляд на Логена, потом на кружащую стайку птиц и скинула с плеча лук.

– Удачного выстрела! – Он засмеялся.

Она ловко вытянула из колчана стрелу.

Зря, конечно. Даже Хардинг Молчун не попал бы, а лучше него, на памяти Логена, с луком никто не управлялся. Ферро наложила стрелу и, изогнув спину, впилась желтыми глазами к движущимся в вышине темным точкам.

– Хоть тысячу лет тренируйся, все равно не попадешь.

Она натянула тетиву.

– Напрасно тратишь стрелы! – крикнул Логен. – Надо здраво оценивать свои возможности!

Вероятно, стрела попадет ему в лицо. Или вонзится в шею лошади – та рухнет замертво и его раздавит. Чем не логичное завершение ужасного путешествия? Спустя миг в траву упала пронзенная стрелой птица.

– Не может быть… – потрясенно прошептал он, с открытым ртом вытаращившись на Ферро.

И в затянутое тучами небо взмыла новая стрела. На землю рухнула вторая птица, аккурат рядом с первой. Логен не верил глазам.

– Не может быть!

– Можно подумать, ничего удивительнее ты в жизни не видел, – хмыкнул Байяз. – Например, не встречал человека, который разговаривает с духами, путешествует с магами и наводит ужас на весь Север одним своим именем.

Натянув поводья, Логен соскользнул с седла и на дрожащих, ноющих ногах двинулся в высокую траву за подстреленной добычей. Вот они! Он осторожно присел и поднял одну птицу: стрела пронзила грудь в самом центре. Вряд ли бы ему даже с расстояния фута удалось попасть точнее.

– Поверить не могу!

Байяз, усмехнувшись, сложил перед собой на седле руки.

– Давным-давно, в незапамятные времена, наш мир, как гласят легенды, был единым целым с другой стороной. Демоны свободно являлись на землю и творили, что им заблагорассудится. Словом, хаос царил такой, какой и в страшном сне не привидится. В результате смешения демонов и людей рождались дети-полукровки: наполовину люди, наполовину демоны. Носители дьявольской крови. Чудовища. Один из них назвал себя Эусом. Именно он избавил человечество от тирании демонов, и в результате их яростной битвы мир приобрел нынешний вид. Эус отделил верхний мир от нижнего, а ворота между ними запечатал. Чтобы этот ужас вновь не обрушился на землю, он издал первый закон, запрещающий напрямую касаться другой стороны и разговаривать с демонами.

Логен оглядел остальную компанию: все смотрели на Ферро. Луфар и Малахус Ки хмурились, пораженные столь мастерской стрельбой из лука. Ферро, отклонившись назад, до предела натянула тетиву, твердо направила блестящий наконечник стрелы в небо и начала пятками перегонять лошадь с места на место. Логен даже при помощи поводьев едва управлялся со своей.

Кстати, к чему Байяз рассказал безумную историю о каком-то Эусе?

– Демоны, первый закон… – Он пренебрежительно махнул рукой. – Что с того-то?

– С самого начала в первом законе имелось немало противоречий. Ведь другая сторона дает земле магию, как солнце – тепло и свет. Кроме того, наш мир уже населяло много полукровок. В жилах самого Эуса, в жилах его сыновей текла кровь демонов. Она одарила их многими полезными способностями, но и мучений доставляла немало. В наследство от демонов им достались могущество, долголетие, сверхчеловеческая сила и зоркость. У их детей и дальнейших потомков необычайные свойства крови ослабли, а за долгие века перестали проявляться совсем – сперва у одного поколения, потом у другого, хотя изредка и встречались у некоторых представителей. Да, дьвольская кровь ослабла и в конце концов растворилась в человеческой. В наше время, когда верхний и нижний мир столь далеки друг от друга, увидеть проявление древнего дара – истинное чудо. Тут нам с вами крупно повезло.

Логен удивленно поднял брови.

– Она наполовину демон?

– Не наполовину, друг мой, гораздо меньше! – Байяз засмеялся. – Наполовину демоном был Эус. Своею мощью он вздымал горные хребты, выгибал земную твердь под моря. Полудемон внушил бы тебе такой ужас и страсть, что остановилось бы сердце. Ты бы ослеп, едва взглянув на него. Нет, столько демонской крови в ее жилах нет. Так, жалкая капля. Но след другой стороны в ней есть.

– Другой стороны, говоришь? – Логен взглянул на зажатую в руке птицу. – Значит, если я коснусь Ферро, то нарушу первый закон?

– А вот это любопытный вопрос! – Маг снова рассмеялся. – Ты не устаешь меня удивлять, мастер Девятипалый. Интересно, что бы на него ответил Эус? – Он поджал губы. – Думаю, я бы тебя простил. Но она, – он кивнул лысой головой в сторону Ферро, – она, скорее всего, отсечет тебе руку.

* * *

Логен лежал на животе, разглядывая через высокую траву пологую долину, по дну которой струился мелководный ручей. Неподалеку высилась горстка домов, точнее, их остовы. Ни крыш, ничего – только осыпающиеся стены в половину человеческого роста; по склонам, в колышущейся траве, валялись каменные обломки. На Севере подобный пейзаж встречался сплошь и рядом: с началом войн многие деревни опустели – людей изгоняли из жилищ огнем и силой. Логен часто такое видел. И не раз в этом участвовал. Нет, он не гордился тем, что творил в прошлом, – достойных гордости поступков у него почти не было. А если подумать, не было вообще.

– Да уж, жить тут негде, – прошептал Луфар.

Ферро метнула на него мрачный взгляд.

– Зато прятаться есть где.

Смеркалось. Солнце висело над самым горизонтом, и по разрушенной деревне начали расползаться тени. Похоже, в долине не было ни души. Царящее вокруг безмолвие нарушал только шелест ветерка в густой траве да журчание воды. Вроде бы никого… Но Ферро права: если опасности не видно, это не значит, что ее нет.

– Ты бы лучше спустился в долину и хорошенько все осмотрел, – прошептал брат Длинноногий.

– Я? – Логен искоса взглянул на навигатора. – А ты, выходит, здесь отсидишься?

– Умение сражаться не входит в число моих талантов, и тебе это прекрасно известно.

– Угу, – буркнул он. – Сражаться у тебя таланта нет, а находить драки – еще какой!

– Вот именно: мое дело – искать и находить. Я указываю отряду нужное направление.

– Может, найдете мне сытный ужин и мягкую постель? – ехидно спросил Луфар с протяжным союзным выговором.

Ферро раздраженно втянула через зубы воздух.

– Хочешь не хочешь, идти кому-то надо, – бросила она и, перевалившись через кромку склона, поползла вниз. – Я пойду влево.

Больше с места никто не двинулся.

– И мы в разведку, – сурово сказал Логен Луфару.

– Я? – изумился тот.

– Ну а кто еще? Три – удачное число. Идем! Главное – не шуметь.

Луфар осмотрел долину сквозь траву, облизнул губы и потер ладони. Нервничает, сразу понял Логен. Нервничает, а вид гордый – так хорохорится неопытный мальчишка, пытаясь скрыть ужас перед сражением. Но его-то не проведешь: сколько раз таких видел!

– Чего ждем? Решил сперва встретить рассвет? – хмыкнул он.

– Сосредоточься лучше на себе и своих изъянах, северянин, – прошипел Луфар и пополз вперед. – У тебя их в избытке!

Через край склона он перевалил неумело, неуклюже; зад торчал вверх, колесики больших сияющих шпор дребезжали на всю округу. Не успел он продвинуться и на шаг, как Логен поймал его за куртку.

– А тарахтелки ты снять не хочешь?

– Что?

– Твои чертовы шпоры! Я же сказал – не шуметь! Ты бы еще колокольчик на член привесил!

Луфар, нахохлившись, сел и потянулся к шпорам.

– Вниз! – прошипел Логен, опрокидывая его на спину в траву. – Хочешь, чтобы нас прикончили?

– Отвали!

Логен снова его толкнул и для убедительности пригвоздил к земле пальцем.

– Я не намерен сдохнуть из-за каких-то проклятых шпор! Не можешь двигаться бесшумно – сиди здесь, с навигатором. – Он метнул на Длинноногого свирепый взгляд. – Отыщете потом вдвоем по звездам путь к деревне, когда мы удостоверимся, что внизу безопасно.

Логен покачал головой и поспешил по склону вслед за Ферро. Та одолела уже половину пути к ручью. Стремительная, бесшумная, словно ветер над равниной, она ловко перекатывалась через разрушенные стены и, низко пригибаясь к земле, перебегала открытые пространства. Рука ее ни на миг не отпускала эфес изогнутого меча.

Слов нет, впечатляющее зрелище… Но и Логен был парень не промах, если требовалось подкрасться незаметно, – с юности славился этим умением. Сколько шанка он убил, подобравшись сзади, сколько людей! Не счесть. Как гласила молва, Девять Смертей услышишь, только когда из горла со свистом брызнет кровь. Если хочешь сказать о Девятипалом, скажи, что подкрадывается он бесшумно.

Тихо как мышь Логен подполз к первой стене, перекинул через нее ногу и мягко приподнялся. Ни жестом себя не выдал, ни звуком. К несчастью, вторая нога зацепила груду камней, и те повалились вниз. Он попытался их ухватить, удержать, но неудачно махнул локтем, и камни с грохотом посыпались вокруг него на землю. Споткнувшись, Логен подвернул раненую ногу, взвыл от боли и кубарем покатился в заросли колючек.

– Вот дерьмо, – прохрипел он, пытаясь подняться.

Рука сжимала эфес запутавшегося в куртке меча. Хвала мертвым, он не вынул его из ножен, иначе напоролся бы на клинок. Похожий случай произошел с его другом: тот мчался вперед, орал… да так увлекся, что споткнулся о корягу и снес себе секирой полголовы. Вернулся ускоренным маршем в грязь.

Логен съежился среди рассыпавшихся камней, ожидая, что на него вот-вот кто-нибудь прыгнет… однако никто не прыгнул. Лишь ветер свистел в проломах старых стен, да вода в ручье журчала. Он ползком миновал груду бута, дверной проем, перевалил через просевшую стену и, тяжело дыша, припадая на больную ногу, побрел между развалин. Осторожничать перестал. Никого тут нет – это он сразу понял, когда свалился в кусты. Жалкий кувырок не ускользнул бы от внимания противников. Ищейка, будь он жив, рыдал бы от смеха. Логен помахал рукой в сторону холма; спустя миг из травы поднялся брат Длинноногий и помахал в ответ.

– Чисто, – пробормотал он себе под нос.

– У меня тоже, – прошипела Ферро в паре шагов от него. – Ты изобрел новый способ разведки, розовый: шуми как можно громче, чтобы враги сами к тебе сбежались.

– Давно не практиковался, – буркнул Логен. – Главное, что все обошлось. Нет тут никого.

– А были…

Ферро стояла среди развалин, мрачно глядя себе под ноги: на земле чернело пятно выжженной травы, обложенное камнями. След костра.

– Разводили день или два назад, – задумчиво проговорил он, пробуя пальцем золу.