Текст книги "Ради твоей улыбки"

Извечный круговорот обычной, простой жизни полностью завладел ею. Она много работала, хорошо ела и с течением беременности сильно поправилась. Ее кожу позолотил загар, на носу появилась россыпь веснушек, но это ни капли ее не беспокоило. Элинор носила свободные, удобные платья, которые привели бы в ужас мадам Опостин, и укладывала волосы в простой узел.

Она не углублялась в размышления, но знала, что в закоулках ее ума таится ложь – ложь, состоящая в том, что Николас уехал по очень важному делу и в один прекрасный день вернется домой.

* * *

Пришедшая с визитом акушерка миссис Стонджелли – приятная женщина с мудрыми глазами, веселой улыбкой и неистощимым запасом историй о местных жителях – сразу задала множество вопросов и быстро осмотрела Элинор.

– Не беспокойтесь, моя дорогая. Все идет как положено, – сказала она. – Я приняла столько новорожденных, что всех уже и не упомню, однако никто не может дать гарантий. Иногда Господь забирает маленьких ангелочков на небеса – все в его руках.

Миссис Стонджелли рассказала Элинор, что следует приготовить для малыша.

– А где ваш муж, дорогая? Я видела его два года назад. Красивый молодой человек.

– Ему пришлось уехать. Государственное дело. Надеюсь, к моменту родов он вернется.

Эти слова сами собой слетели с языка Элинор, и каждый раз, когда она повторяла их жене приходского священника, женам местных эсквайров или местной светской львице леди Моргроув, они давались ей все легче и легче. Временами она сама начинала верить и ждала, что муж вот-вот вернется, а когда Томас приносил почту, искала конверт с характерным почерком Николаса.

Вместе с тем каждая проходящая неделя убеждала Элинор в том, что Николас скорее всего мертв. Не мог он ввергнуть ее в пучину неизвестности, если у него была хоть какая-то возможность послать весточку.

Письмо лорда Стейнбриджа навело ее на неожиданную мысль. Стейнбридж был в ярости оттого, что никто не сообщил ему об исчезновении брата, и сетовал на то, что Элинор покинула Лондон, не проинформировав его. Он призывал ее к родам вернуться в Лондон, где собирался нанять ей самого знаменитого акушера.

Даже испытывая приступ вины оттого, что никогда не задумывалась над его чувствами, она улыбнулась. Бедняга имел право обижаться. И вдруг ее осенило.

– Арабелла, – позвала она, впервые назвав компаньонку по имени. – Это правда, что между близнецами есть особая связь и один из них всегда чувствует, если у другого беда?

Мисс Херстмен бросила на Элинор проницательный взгляд, мгновенно уловив ход ее мыслей.

– Думаю, во многих случаях все обстоит именно так. Это от лорда Стейнбриджа? – указала она на письмо.

– Да, – взволнованно сказала Элинор. – И почему мне не приходило в голову спросить его? Он пишет, что понятия ни о чем не имел, пока не заехал к нам на Лоринстон-стрит. – Она чувствовала, как радость заливает ее теплой волной. – Наверное, глупо считать, что это дает надежду?

Мисс Херстмен поджала губы:

– Прежде чем делать выводы, я хотела бы знать, насколько глубока взаимная симпатия братьев. К тому же если ваш муж отправился в Канаду или Виргинию, действуют ли подобные чувства на таком расстоянии?

– Я немедленно напишу лорду Стейнбриджу.

– Лучше пригласите его сюда, – сказала мисс Херстмен – Если вы напишете, он не ответит должным образом. Люди всегда так делают.

После короткого колебания Элинор согласилась.

* * *

Неделю спустя экипаж лорда Стейнбриджа подкатил к дому.

К этому времени Кристофер уже знал подлинную ситуацию, и гнев его улетучился. Теперь он был взволнован, полон сочувствия, горд тем, что Николас делает нечто важное (сам регент отвел его в сторону, чтобы поздравить, и тактично поинтересовался местонахождением героя), и в то же время возмущен случившимся с братом. Он ужасно разволновал Элинор, но поскольку она сама пригласила его, ей приходилось терпеть.

Наконец Элинор приступила к расспросам.

– Конечно, – ответил ей лорд Стейнбридж, – с нами бывали подобные случал. Первый раз это произошло, когда мы отправились в школу. Мы редко разлучались, но отец настоял, чтобы нас отдали в разные школы. Я отправился в Итон, Ники – в Хэрроу. Когда у него была лихорадка и он сильно болел, я чувствовал себя отвратительно. Нет, я не болел, но был просто не в себе.

– А когда он оказывался за границей? – тревожно спросила Элинор.

Граф понял, к чему она клонит.

– Вас интересует, почувствовал бы я, если бы он умер? – Кристофер побледнел. – Думаю, да. Однажды его ранили в Массачусетсе, он был на волосок от смерти. Я чувствовал, как Николас страдает, хотя понятия не имел, где он и чем занимается. Не думаю, что дело так плохо, Элинор, хотя все время, пока происходили известные события, я испытывал… беспокойство. Наверное, это самое подходящее слово.

Облегчение волной захлестнуло ее, но Элинор не успела насладиться этим блаженным чувством.

– Надеюсь, сейчас вы не чувствуете, что с ним не все в порядке? – настаивала она.

– Нет, ничего не чувствую.

Для Элинор это могло означать, что Николас не погиб, не похищен и не ранен, а просто беспечно исчез вместе со своей возлюбленной, чтобы весело жить в Америке.

Лорд Стейнбридж задержался на несколько дней, пытаясь убедить Элинор вернуться с ним в город, но в конце концов в раздражении уехал. Элинор с облегчением смотрела на его удаляющийся экипаж. Сдерживаться в разговорах с ним ей становилось все труднее, особенно когда он заявлял, что Николас отличался отменным здоровьем.

Даже если так, думала она, махая графу рукой на прощание, пусть лучше Николас развлекается с любовницей, а не лежит на морском дне. Но если ей доведется снова увидеть его, она его в клочки разорвет!

Элинор сообщила лорду Мидлторпу мнение Кристофера, и вскоре он навестил ее. Ей легко было в разговоре убедить его, что надежда все-таки существует. Френсис понимал противоречивые чувства Элинор, и они проводили время, постоянно сопоставляя факты жизни и черты Николаса, словно составляли портрет, который хотели сохранить. Они тактично обходили молчанием определенную тему и наслаждались очарованием осени. Когда лорд Мидлторп уезжал, Элинор передала свадебный подарок для Эми и вскоре получила от нее длинное письмо с благодарностью и с подробным описанием всего, что произошло в этот знаменательный день.

Элинор заставила себя принять тот факт, что ее муж был бродягой во всех смыслах. Она напоминала себе, что благодарна ему за очень многое и что нечестно слишком порицать его за тот образ жизни, который он всегда предпочитал. У нее был чудесный дом, независимость и дитя, которое она носила. Теперь ей оставалось только радоваться тому, что все это у нее осталось.

Когда первые морозы разрисовали окна, Элинор располнела и жизнь ее превратилась в сплошное ожидание – ожидание родов и, несмотря ни на что, ожидание Николаса. Она знала, что, даже если мадам Беллэр снова околдовала его, однажды наступит момент, когда он захочет увидеть ребенка.

Вместе с мисс Херстмен они тихо отпраздновали Рождество, солнечным утром отправившись на церковную службу и обменявшись поздравлениями с новыми знакомыми. Несмотря на поздние сроки беременности, Элинор получила массу приглашений, но именно поэтому ее вежливые отказы всеми были восприняты с пониманием.

В первый день нового года Элинор проснулась от какого-то неясного изменения внутри. Сосредоточившись, она почувствовала, как тяжесть смещается вниз живота. Немедленно послали за акушеркой. Та снисходительно выслушала ее взволнованный рассказ и сказала, что все идет как положено, нужно только как можно больше ходить и есть как всегда.

– Если ребенок родится раньше полуночи, миссис Дилэни, я буду очень удивлена. Но вам не нужно волноваться, я останусь у вас на ночь.

Все произошло так, как сказала миссис Стонджелли. День прошел обычно, Элинор даже отправилась прогуляться по саду и принесла к себе в комнату несколько поздних роз. Цветы для ее ребенка.

К тому времени, когда возвратилась акушерка, Элинор уже лежала в постели, но ей пришлось подняться.

– Соберитесь и ходите, сколько сможете, дорогая моя. Это облегчит дело. Скажите мне, если начнутся схватки, я посмотрю, что нужно сделать. И не стесняйтесь кричать – это поможет малышу появиться на свет.

Боль и тяжесть накатывались волнами, и Элинор ухватилась за руку акушерки, ища в ее глазах надежду на свое спасение. Она стонала, вскрикивала и вдруг тоненько захныкала:

– Николас!

Она все бы отдала за то, чтобы он сейчас был рядом, но по крайней мере у нее есть Арабелла Херстмен, хотя впервые эта леди разволновалась почти до панического состояния.

Взяв себя в руки, Элинор села и начала громко декламировать стихи Вордсворта:

Печален дом, враждебен мир,

И навсегда ушел покой,

Устало к своему концу

Я шел, охваченный тоской

Затем, угнетенная настроением стиха, она в отчаянии перешла к поэзии Вальтера Скотта:

Красив Бригнала брег крутой,

И зелен лес кругом,

Цветы над быстрою рекой

Раскинуты ковром

Вдоль замка Дальтон на коне

Я ехал не спеша,

Навстречу пела с башни мне

Красавица-душа

Какая-то часть сознания Элинор блуждала вместе с героем по средневековым замкам, но затем внезапная сила заставила ее застонать и вернула к реальности. Мисс Херстмен прекратила читать и вскочила на ноги, прижимая книгу к груди.

– Хорошо, милая! – подбадривала Элинор миссис Стонджелли – Теперь уже скоро. Продолжайте. Отдыхайте, когда сможете. Первенцы не торопятся. Совсем не торопятся…

Рассудительное ворчание акушерки казалось Элинор настоящей музыкой. Она тужилась и отдыхала, затем все повторялось снова. Господи, когда же конец этим безумным схваткам?

– Уже родился? – слабо выдохнула она в минуту покоя.

– Еще нет, дорогая, – улыбнулась акушерка, предлагая ей глоток вина. – Вы сами поймете, когда это произойдет. Теперь повернитесь на бок и положите ногу мне на плечо, вот так…

Элинор следовала всем инструкциям акушерки, требованиям своего тела, и, наконец, наступил момент, когда она действительно поняла, что ребенок родился. Сначала медленно появилась головка, затем все остальное. Волны боли отхлынули, и она оказалась на мирном берегу.

В этот момент раздался пронзительный крик.

Элинор опустила глаза, чтобы увидеть младенца, все еще соединенного с ней пуповиной. Ребенок смотрел на мир широко открытыми темными удивленными глазами. Она потянулась к нему, не испытывая больше ни малейшей усталости.

– Мое дитя, мое дитя…

– Чудесная девочка, правда? – широко улыбнулась миссис Стонджелли, заворачивая младенца. – Теперь, милочка, осторожно повернитесь на спину.

Когда требование акушерки было выполнено, она подала ребенка Элинор.

– Здравствуй, красавица. Ну разве мы с тобой не умницы?

Мисс Херстмен обменялась взглядом с акушеркой, и та снисходительно улыбнулась:

– Все они такие, мадам.

Когда пуповина была перерезана, миссис Стонджелли забрала ребенка у Элинор и дала подержать мисс Херстмен, которая тут же зашептала большеглазой малютке милые глупости.

– Какой прелестный ребенок! – Она прижала девочку к себе. – И вы, Элинор, молодец.

– Правда-правда, – подтвердила акушерка. – Женщины часто доставляют мне массу хлопот. Они сопротивляются, а вы все сделали как надо. Девочка здоровенькая. Держите ее в тепле, кормите грудью, и малышка быстро расцветет.

Она забрала младенца у мисс Херстмен и показала Элинор, как прикладывать ребенка к груди. Новорожденная мгновенно зачмокала.

– Ах ты, моя сладкая! – удовлетворенно улыбнулась акушерка – Она все поняла. Держите ее около себя, в тепле и кормите, когда она захочет есть. А сами отдыхайте и побольше пейте. – С этими словами женщина опустилась в кресло у камина и задремала.

Мисс Херстмен присела на краешек постели и смотрела, как малышка сосет грудь.

– Я никогда этого не видела, – с неожиданной нежностью сказала она. – Спасибо.

Элинор улыбнулась:

– Я рада, что вы были со мной и заставили меня вернуться к жизни. Это было довольно болезненно, но необходимо. – Ее рука нежно скользнула по золотистой головке дочери. – Я бы только хотела…

– Чтобы ваш муж был здесь. Но он ведь будет здесь с вами, не правда ли? Не поддавайтесь унынию, ожидая известий.

Элинор не ответила. Усталость навалилась на нее, и ей уже было не до мыслей о Николасе. Она увидела, как нежный ротик малышки оторвался от ее груди, и дочурка заснула. Мисс Херстмен положила крошечный сверток в колыбельку, стоящую у камина, а затем Элинор, выдержав тщательный осмотр миссис Стонджелли, погрузилась в глубокий сон без сновидений.

Глава 14

Проснувшись, Элинор чувствовала себя так, словно оказалась в другом мире. Еще бы, ведь она стала матерью. Долгое ожидание завершилось, и теперь у нее есть то, ради чего стоит жить дальше. И тут же она подумала о Николасе. Суждено ли ей увидеть его когда-нибудь? У нее было такое ощущение, будто она впервые с такой ясностью задала себе этот вопрос.

С момента его исчезновения минуло почти пять месяцев. Она доверяла ощущениям лорда Стейнбриджа и не верила, что ее муж умер. Но тогда сам собой напрашивался вопрос, почему он даже не попытался дать знать о себе.

Элинор могла только предположить, что Николас снова ввязался в какую-то авантюру. Может быть, руководствуясь какими-то своими причинами, он посчитал, что будет лучше, если она поверит в его смерть и снова выйдет замуж?

Нет, она не сделает этого. Элинор решила ради своего спокойствия не ждать ничего и с этого дня вести себя так, словно она уже вдова; слава Богу, здесь, где они никогда не были вместе, ничто не напоминало ей о муже. Сначала она сожалела, что у нее нет его портрета, но подозревала, что и это к лучшему.

Когда мисс Херстмен с подносом в руках вошла в спальню, то была очень обрадована бодрым настроением свое" подопечной.

– Честно говоря, я в какой-то момент испугалась, вдруг вы из таких, кто с появлением ребенка отказывается от всех мирских радостей. Кстати, как вы назовете ее? Мы же должны как-то к ней обращаться.

Отбросив прочь сразу пришедшее на ум «Николь», Элинор сказала:

– Арабел.

Щеки мисс Херстмен порозовели.

– Это необыкновенно любезно. Надеюсь, вы позволите мне быть ее крестной? Я хочу знать, что она вырастет как подобает человеку.

– Думаю, эхо было бы замечательно. Вы собираетесь остаться с нами, так?

– Если возможно, – мисс Херстмен покраснела еще сильнее, подозрительная влага появилась в морщинках около глаз, – и если вы примиритесь с моим характером. Но я сохраню мой коттедж на тот случай, если больше не понадоблюсь вам.

На тот случай, если Николас вернется, подумала Элинор и печально улыбнулась. Пожилая леди, напротив, заметно оживилась.

– Вот еще что, – сказала она, – вы скоро снова станете выходить в свет, а я не выношу всю эту суету.

– Да, мадам. – Элинор с притворным смирением склонила голову.

Мисс Херстмен окинула ее подозрительным взглядом:

– Хм… Как я понимаю, вы дерзите мне, дорогая, а значит, становитесь сама собой. Интересно, ваш муж имел возможность лицезреть вас такой?

Элинор почувствовала невыносимую тоску.

– Не знаю… У нас было так мало времени, а у меня так много хлопот. – Она горько рассмеялась. – Он, вероятно, побил бы меня.

Мисс Херстмен кивнула:

– Что хотели, то и получили. Если он действительно такой глупый, то я бы просто сбежала от него.

– Разумеется, и она тоже, – сказал Николас, появляясь в проеме дверей. На его губах застыла улыбка, которая согревала его глаза, но вместе с тем не могла скрыть, их настороженности.

Он не делал попытки подойти ближе.

Элинор почувствовала внезапную слабость. Казалось, она не могла издать ни звука.

Мисс Херстмен бросила на нее обеспокоенный взгляд и открыла рот, чтобы достойно ответить свалившемуся невесть откуда негодяю, затем, поразмыслив получше, выбежала из комнаты, подтолкнув его внутрь и захлопнув за собой дверь.

Николас усмехнулся, глядя ей вслед, и задумчиво посмотрел на жену и ребенка, – Дорогая?

Элинор проглотила комок, подкативший к горлу. Она понимала, что не может произнести ни звука. Он выглядел точно так же, как при их первой встрече, – такой же загорелый и немного усталый.

Николас подошел и взял ее за руку. Теплая, чуть шероховатая ладонь, коснувшись ее кожи, лишь подтвердила, что он здесь и это не иллюзия.

Сев на край постели, он ждал, что она скажет. Его глаза переходили от ее лица к ребенку, лежащему рядом в колыбели.

– Это девочка. – Голос Элинор прозвучал неожиданно хрипло.

– Я знаю. Слуги уже успели поздравить меня. Спасибо, что ты все сохранила в тайне.

Стараясь обрести покой, Элинор опустила глаза и стала сосредоточенно рассматривать сначала свою руку, потом его, сравнивая их. Она вспомнила, как однажды решила, что это рука, на которую можно опереться.

– Прости, что свалился так неожиданно, – сказал Николас. – Прислуга ожидала, что я захочу скорее подняться наверх, чтобы увидеть тебя. Попроси я доложить о моем приезде, пошли бы разговоры, – Его палец описал круг по ее ладони. – Достаточно одного твоего слова, и я уеду.

Пожав плечами, Элинор удивленно взглянула на него.

– Это твой дом.

– Нет, Элинор, это твой дом и он будет только твоим, если ты так захочешь. Мой дом там, где ты, если мне это будет позволено.

Элинор казался мучительным этот разговор в замедленном темпе, с долгими вздохами и паузами, но она не могла ускорить его, как не могла ускорить свои роды. Наверное, через ожидание надо было пройти.

– Мы – семья, – сказала она мягко. – Но…

– Но мне надо многое объяснить тебе, – с улыбкой признался Николас. – Ты благородна, как всегда. – Он исподтишка изучал ее. – У тебя нет желания устроить скандал?

Она улыбнулась в ответ.

– Ты знаешь, это не в моем характере. Мужчинам нравится держать ребенка на руках? – вдруг спросила Элинор. – Можешь подержать ее, если хочешь.

Без колебаний и с удивительной уверенностью он поднял маленький комочек из колыбели. Арабел зевнула и открыла свои большие темные глаза. Она и Николас напряженно смотрели друг на друга.

– Ты тоже так думаешь? – сказал он наконец, как будто новорожденная знала, о чем шла речь. – Если бы ты отложила свое появление на день или два, я мог бы успеть к твоему рождению. Осторожно, юная леди, не стоит мне дерзить, иначе когда вам исполнится шестнадцать, выдам вас замуж за старого скучного герцога.

Элинор наблюдала эту картину, и ее сердце сжималось от счастья, которое проникало внутрь ее, согревая душу. Ей показалось, что в комнате стало светлее.

Стараясь не выдать своего волнения, она небрежно заметила:

– Мисс Херстмен собирается кое-что добавить к этому. Она будет крестной Арабел и хочет воспитать ее в духе независимости.

– Да поможет нам Бог, – произнес Николас с улыбкой.

Девочка вытянула губки, пытаясь достать до пуговицы на его сюртуке, и тогда он передал дочь в руки матери.

Элинор заволновалась. Как накормить дочь в его присутствии? Когда Арабел счастливо зачмокала и у нее появилось время, чтобы обдумать этот вопрос, она обнаружила, что вовсе не чувствует смущения. Это было так естественно, что Николас здесь и наблюдает за ними!

– Ты хорошо себя чувствуешь? – поинтересовался он.

– Очень хорошо. Роды прошли легко, и прошлой ночью я вставала только один раз, чтобы покормить ее. – Теперь она была в состоянии говорить. – Откуда ты появился?

– Из Лондона, – ответил он и, прочтя осуждение в ее глазах, как-то беспокойно улыбнулся. – Не сердись, Элинор. Я расскажу тебе все, но сейчас, кажется, не время. Все довольно запутанно.

Она покачала головой:

– А ты когда-нибудь делал что-то по-другому?

Николас был слишком умен, чтобы пытаться ответить на этот вопрос, и некоторое время они сидели в молчании, наблюдая, как девочка сосет грудь. С тихим волнением Элинор призналась себе, что ее муж не потерял ничего из своего обаяния, которое с прежней силой действует на нее. Она могла положить свое сердце к его ногам, не слушая никакдх объяснений, и была глубоко благодарна, что он не пытается очаровывать ее и ни о чем не спрашивает, но ей требовалось время, чтобы подумать и решить, как им жить дальше.

– Ты хотел бы позавтракать? – спросила она наконец.

– Не особенно, но я думаю, мне следует пойти и навестить нашего гостя. – В ответ на ее удивленный взгляд он объяснил:

– Я привез с собой Френсиса… для моральной поддержки.

– Тогда ты можешь привести его взглянуть на Арабел, – предложила Элинор. Он поднял брови:

– А ты скоро закончишь кормить?

Она покраснела и ничего не ответила.

– Я пойду и успокою его. Мы поднимемся немного позже.

Когда дверь захлопнулась за ним, малышка забеспокоилась, озираясь по сторонам.

– Ты уже успела привязаться к нему, маленькая моя? – Элинор ласково переложила ребенка к другой груди. Девочка так крепко ухватила сосок, что она поморщилась. – Поласковее со мной. Для меня это тоже впервые. Лучше скажи, что же мне делать? Я не хочу прогонять его – это было бы несправедливо по отношению к нему и во вред нам с тобой.

Элинор подняла дочь повыше, прислонив к своему плечу, как показывала ей акушерка, и погладила по спинке.

– Ты права, – вздохнула она. – Это решенный вопрос. Но я не собираюсь облегчать ему задачу и не сдамся так легко. Неужели я не заслуживаю, чтобы он хоть немножко поборолся за меня?

Арабел ответила коротким гульканьем.

– Я знаю, что ты согласна. Мы, женщины, должна быть заодно.

Уложив девочку спать, Элинор потянулась к колокольчику и приказала явившейся на зов Дженни привести ее в приличный вид, так как она собиралась принять гостей. Поверх ночной рубашки Элинор накинула красивый жакет. Дочка спала у нее на руках.

Явились первые посетители, и Элинор была удивлена, услышав, как мисс Херстмен удерживает ее мужа.

– …никаких манер или понимания. Вы понятия не имеете о деликатном положении леди после родов:

– Напротив, я полон уважения. Так же как и вы, мисс Херстмен.

Николас вошел в комнату.

– Лучше зовите меня Арабелла. – Пожилая леди, казалось, тут же забыла все обида. – Я теперь тоже член семьи. Я должна сказать вам, что вы нахальный негодник. Надеюсь, ваша жена поставила вас в известность, что я собираюсь быть крестной девочки? – спросила она с вызовом.

– Да. Я думаю, это прекрасная идея.

– Вы думаете? – удивленно повторила мисс Херстмен. – Что ж, только не рассчитывайте, что я оставлю ей мои деньги – они все пойдут на общество борьбы за эмансипацию женщин.

– Как мудро, – сказала Элинор. – В результате они принесут гораздо больше пользы.

– Вот это разумная женщина, – заключила пожилая леди. – Когда подойдет срок, пошлите вашу дочь ко мне, и я уверена, что она не превратится в «кисейную барышню».

Судя по всему, лорд Мидлторп тоже был под соответствующим впечатлением от новорожденной, но, очевидно, далеко не таким сильным, как Николас. Элинор подумала про себя, что если она предложит ему подержать ребенка, он придет в ужас.

В этот момент на зов колокольчика пришла няня, которая взяла девочку, чтобы поменять пеленки, и это послужило сигналом для гостей покинуть комнату, но Элинор вовремя перехватила взгляд Николаса. Он понял и остался.

– Я, наверное, выгляжу глупо? – спросила она. – Все это словно во сне. Если я усну, ты не исчезнешь?

– Нет. – Он задернул шторы, пошевелил угли в камине и присел на край постели. – Я не уйду, пока ты не прогонишь меня. Даю слово. Я ведь никогда не нарушал данного тебе слова?

Элинор подумала: он всегда был осторожен и не обещал много.

– Нет, – сказала она, – ты никогда не нарушал своего слова.

– Тогда спи. Мы поговорим после.

Николас оставался с женой, пока она не задремала. Прежде чем уйти, он наклонился и коснулся ее лба легким поцелуем.

Френсиса он нашел в столовой – тот с аппетитом уписывал ленч.

– Я голоден как волк и ужасно сердит. Четырнадцать часов в седле почти без перерыва, да к тому же посреди зимы! Клянусь небом, я больше никому не позволю подбить меня на такую безумную авантюру. Надеюсь, все прошло успешно?

– Насколько возможно, – уклончиво ответил Николас, положив еду себе на тарелку. – Элинор растеряна, но я надеюсь, что все образуется.

Френсис неожиданно улыбнулся.

– У тебя чудесный ребенок, – сказал он, подхватывая кусок ветчины. – Я тоже подумываю о супружестве. Представляешь, родители Люка начали атаку на него. Чистое наказание быть единственным сыном!

– Двое в один сезон? – недоверчиво усмехнулся Николас. – Это вызовет необыкновенное оживление среди мамаш, имеющих дочек на выданье. – Затем он серьезно взглянул на своего друга:

– Позволь мне один вопрос, Френсис. Ты любишь Элинор?

Лицо лорда Мидлторпа стало багровым.

– Нет, к сожалению, но думаю, мог бы влюбиться в нее, если бы имел на это право. Она особенная женщина.

– Разве любовь подчиняется логике? – В голосе Николаса зазвучало сомнение.

– Верю, что так. Я познакомился с Элинор, когда она уже была твоей женой. После твоего исчезновения и даже тогда, когда мы опасались, что ты погиб, она носила твое дитя, и я никогда не смотрел на нее как на возможный вариант для себя. Правда, если бы она оказалась вдовой, то через какое-то время события могли бы принять иной ход.

– Слава Богу, что ты не страдаешь и твое сердце не разбито. Одно время я начал было думать, что, попросив тебя присмотреть за Элинор, взвалил непосильную ношу на твои плечи. Теперь-то мне ясно, что только исполнять свой долг недостаточно. Посмотри, сколько огорчений это принесло всем.

Николас не стал продолжать, и его собеседник не возражал, а после еды оба решили немножко вздремнуть.

* * *

Когда Элинор пробудилась от короткого ста, на губах ее блуждала улыбка. Какое-то время она вспоминала, в чем причина ее радужного настроения. Ну да, конечно, Николас… Но это вовсе не были только розы, были и шипы. Он так ничего и не сказал ей о своих чувствах. Был ли он свободен от своих обязанностей? Любил ли он? Хотел ли ответной любви? Он ничего не требовал от нее, но и не давал никаких обещаний.

Элинор поделилась своими сомнениями с мисс Херстмен, когда та пришла выпить с ней чаю.

– Вы правы, – согласилась пожилая леди, – хотя я сомневаюсь, что вы придавали бы всему этому такое значение, как сейчас, если бы ваш муж вернулся и немедленно поклялся в своих чувствах.

– Он едва ли ожидает, что я брошусь к его ногам, – заметила Элинор.

– Я тоже так думаю.

– Но если ни один из нас не сделает движения навстречу другому, мы окажемся в тупике.

– Глупости. Время все расставит по местам, так что не стоит пороть горячку.

– Но мне так неловко, – пожаловалась Элинор. – Разумеется, ему удобнее взвалить решение на меня, но я не уверена, что хочу этой ответственности. Все было бы проще, если бы он, появившись, сразу лишил меня всех надежд.

– Вот те на! – возмутилась мисс Херстмен. – Как говорится, лежачего не бьют, не то я бы вам показала, милая! Выдумать такое! Вы забыли, что закон на стороне мужа, и если он вздумает воспользоваться им, то вы практически беззащитны. Ни об отце, ни о брате нечего говорить. Единственное, что у вас есть, – это друзья, но это первым делом его друзья!

– Но я не собираюсь бороться с ним, – растерялась Элинор.

– Нет, – улыбнулась мисс Херстмен. – Я понимаю, чего вы хотите и что делает он. Как говорится, он дал вам кнут, то есть право решать. С вами обоими все будет хорошо; если вы воспользуетесь этим, но осторожно, помучайте его немножко. Позвольте ему поухаживать за вами. Между прочим, до сих пор ему не приходилось этого делать.

Пока Элинор пыталась осмыслить сказанное, мисс Херстмен добавила:

– В свое время я способствовала разрушению многих ухаживаний и браков. Стоит уступить слишком быстро, и мужчины все воспринимают как само собой разумеющееся. А за вами так и вовсе не ухаживали, обошлось без этого.

Элинор думала о ночи в маленькой гостинице в Ньюхейвене. Она полагала, что ухаживание имело место. Надо сказать, в этом не было ничего оскорбительного, хотя стоило бы добавить немного романтики.

– Вы говорите так, словно мне следует ждать, когда он превратится в забавную обезьянку, дабы развлекать меня, или как дурак станет плясать под мою дудку.

Мисс Херстмен хмыкнула:

– Не обольщайтесь, моя милая. Это возможно будет единственный раз в вашей жизни, когда вы скажете: прыгни, и он прыгнет. Что ж, поступайте как знаете.

Вечером Николас снова вошел в спальню Элинор, и они непринужденно поболтали на общие темы, как часто делали прежде.

– Между прочим, – спросил он, – ты привезла с собой жемчуг? Я заглянул в сейф и не нашел его.

Элинор почувствовала слабость. Она никогда не вспоминала о жемчуге, с тех пор как покинула Лондон.

– Я отдала ожерелье моему брату. – Ей с трудом удалось проглотить комок в горле.

Но Николас, как ей показалось, не рассердился.

– Твой брат бежал из страны, ведь так? Было бы лучше, если бы ты дала ему деньги. Я не скоро смогу возместить потерю.

– О, я не хочу! – резко возразила она. – Это ожерелье только напоминало бы мне об ужасных днях.

– Не хочешь? Но жемчуг был тебе к лицу… И когда-нибудь пригодился бы Арабел.

Элинор поспешила рассказать мужу, что произошло.

– Понимаю, было ужасно глупо с моей стороны поверить ему, но я не хотела, чтобы тебя забрали как изменника.

К ее изумлению, Николас рассмеялся:

– Каков негодяй! Прости, Элинор, я не догадывался, что ты знала тогда о заговоре. Я часто раздумывал во время моих странствий, что поступил бы по-другому, если бы это было возможно, и все рассказал бы тебе. У меня есть кое-кто в Лондоне, кто найдет замену, – сказал он осторожно. – Если нам повезет, твой брат продаст жемчуг, а мы будем знать кому и сможем выкурить его.

– Но это просто чудовищно, – возмутилась Элинор. – Меньше всего на свете я бы хотела снабжать его деньгами, тем более твоими.

– Это не важно, – сказал Николас, доставая плоскую коробочку. – Я не хотел смущать тебя подарками, моя милая, но это обычное дело для мужа – оказывать своей жене знак уважения в такое время.

Элинор взяла коробочку и, открыв ее, увидела красивый бриллиантовый браслет, украшенный по меньшей мере дюжиной безупречных камней. Для человека, равнодушного к собственности, Николас имел превосходный вкус.

Поколебавшись, она позволила ему надеть браслет на свое запястье. От прикосновения его пальцев вверх по ее руке побежала теплая волна. Элинор старалась сдержаться, но оказаться в его объятиях было бы таким блаженством!

Она знала, ей стоит только намекнуть, но почему-то пока не могла этого сделать.

* * *

На следующий день Элинор привела всех в волнение, объявив, что чувствует себя достаточно хорошо, чтобы встать с постели, но тут же вынуждена была пообещать, что не пойдет дальше шезлонга у окна. По крайней мере она была на ногах, причесана и одета.

Николас улыбнулся, когда вошел, и она улыбнулась в ответ, с удовлетворением отметив, что с каждым днем ее муж выглядит все лучше.