Текст книги "Буду твоим единственным"

Глава 11

– С чем тебя и поздравляю, – сухо отозвался Нортхэм.

Он подошел к жене и помог ей подняться, а затем проделал то же самое с Изабел, тоже лежащей на полу. Адам Пенроуз, виконт Селден, не нуждался в помощи. Он живо вскочил на ноги и отвесил Норту церемонный поклон.

– Меня зовут Селден, – сообщил он. – Рад познакомиться с вами, милорд.

– Взаимно, – отозвался Норт. Видя, что ребенок пристально изучает его, он ответил ему таким же пристальным взглядом. Для шести лет мальчик держался на удивление уверенно, и Нортхэм предположил, что это заслуга Изабел, а вовсе не Роузмонта. Что касалось внешности, то он скорее походил на отца. В его маленькой фигурке ощущалась крепость, свойственная, по всей вероятности, Роузмонту в детские годы. Он еще не дорос до своих рук и ног, казавшихся слишком большими, как лапы у щенка. У него были такие же, как у отца глаза, темные и пронзительные. Они были бы совсем черными, если бы не те же золотистые крапинки, что украшали глаза Элизабет.

Насколько Норт мог судить, единственное, что унаследовал Селден от Изабел, были белокурые волосы. Он заметил, что мальчик тоже завершил осмотр.

– Кто выиграл? – поинтересовался граф.

– Элизабет. Ее очень трудно обыграть. Она ужасно упрямая и необузданная.

– Адам! – хором вскричали Элизабет и его мать.

Норт проигнорировал возмущенный возглас женщин, как, впрочем, и юный виконт.

– Вот как? – вежливо спросил он. – И почему ты так решил?

– Не поощряй его, – вмешалась Элизабет. – Разве не ясно, что он повторяет то, что постоянно слышит от отца?

Норт продолжал смотреть на мальчика, ожидая ответа.

– Ну, – сообщил тот доверительным тоном, – она всегда лазала на деревья, хотя ей запрещали это делать. На самую верхушку. И потом, она любит охотиться, милорд. О, она отличная наездница, но мы чуть не поседели из-за ее выходок.

– Понятно, – отозвался Нортхэм серьезным тоном. – Это очень скверно с ее стороны. А еще какие-нибудь примеры ее необузданности ты можешь назвать?

Селден задумался, но через некоторое время глаза его загорелись.

– Она обещала научить меня всему, что умеет сама!

– Элизабет! – рассердилась Изабел. – О чем ты только думала, давая ему подобные обещания? Да еще после того, как я ясно высказалась по этому поводу.

– Какое возмутительное проявление необузданности!-недовольно высказался Нортхэм.

Элизабет постучала своего брата по носу указательным пальцем.

– А вот этого не следовало говорить, – произнесла она с легким упреком. – Теперь мне достанется от твоей мамы, а если узнает отец, так и от него тоже.

Селден принял важный вид, распрямив плечи и расставив крепкие ножки. Все узнали характерную позу, какую принимал Роузмонт, когда хотел настоять на своем.

– Но ведь он спросил, – заявил мальчик. – Ты же сама говорила, что обманывать нельзя.

– Да… но… – Элизабет вздохнула. – Это был секрет, а чтобы сохранить секрет, иногда приходится говорить не правду.

Изабел подошла к сыну сзади и решительно положила руки ему на плечи.

– Хватит, – проговорила она. В голосе ее слышалось не одобрение. – Чему, по-твоему, ты учишь его сейчас?

– Жизни. – Элизабет выпрямилась и устремила на мачеху бесстрастный взгляд. – Я учу его жизни.

Все замолчали. Нортхэм подозревал, что эти женщины могли бы многое сказать друг другу, окажись они сейчас наедине. Он еще больше утвердился в своем мнении, взглянув на Селдена, который начал нервничать, ощутив напряжение, возникшее между двумя самыми близкими ему людьми, но в отличие от Норта не догадывался о его причинах. Нортхэм поманил мальчика к себе, и тот вырвался из материнских рук.

– Я заметил большой пруд возле дома, – сказал Норт. – Там водится рыба?

– Да, сэр.

– Тогда, может, порыбачим вместе?

Мальчик бросил неуверенный взгляд в сторону окна.

– Но ведь идет дождь.

– Рыбе он не мешает. А тебе?

Взгляд мальчика метнулся к матери и сестре, которые еще не совсем отошли от недавней стычки.

– Нет, сэр! – с энтузиазмом воскликнул он.

Бросив на дам выразительный взгляд, Нортхэм обнял юного виконта за плечи, и они вышли из комнаты.

Во время рыбалки Нортхэм узнал, что Элизабет уже сообщила Селдену, что они проведут в Роузмонте неделю. Хотя она ничего ему не сказала, Норт решил не настаивать на отъезде, полагая, что это огорчит его жену. В конце концов, она пошла навстречу его желанию посетить Роузмонт, и он не хотел опускаться так низко, чтобы уехать сразу после первого же неприятного разговора с ее отцом. Тем более что поведение Роузмонта, вынужден был признать Норт, не было для него вовсе уж неожиданным.

Во время их пребывания в Роузмонте юный виконт проявил себя отличным товарищем. Он мог часами сидеть, соблюдая относительную тишину, когда они ловили рыбу, и без умолку болтать во время прогулок по парку. Мальчик был весьма сведущ в истории Роузмонта и не успокоился, пока Норт не посетил все пять башен. О каждой из них он знал жуткие предания и иногда сам пугался, рассказывая их. Одна из этих баек подозрительно смахивала на сюжет романа «Замок Рэкрент».

Это был лишь один из примеров влияния Элизабет на младшего брата. Норт видел ее такой беззаботной лишь однажды, когда она неслась через поля, сидя на мощной спине Бекета. В чем бы ни состояла ее размолвка с мачехой, они быстро ее преодолели. Пару раз Нортхэм заставал ее в комнате Адама, когда она, стоя на четвереньках, обучала мальчика тонкостям бросания шаров. Поддавшись уговорам присоединиться к игре, он потерпел сокрушительное поражение.

– Пустяки, – заявил Норт в ответ на их улыбки. – Я возьму реванш в кулачных боях.

Элизабет искренне забавлялась, наблюдая притворное равнодушие Норта к своему проигрышу, а затем умилилась, увидев благоговейный взгляд Адама, устремленный на ее мужа.

Как-то Норт наткнулся на них в яблоневом саду, когда они карабкались на деревья. Он уже открыл рот, чтобы поинтересоваться, стоит ли Элизабет идти против четко высказанных запретов ее мачехи, когда заметил изящную ножку свисавшую с одной из верхних ветвей. Похоже, Изабел не устояла перед искушением и приняла участие в этой веселой забаве.

Единственной проблемой оставался отец Элизабет. Хотя граф держался с неизменной учтивостью, Нортхэм чувствовал, что он был бы рад, если бы они с Элизабет поскорее убрались из его дома. Это заставляло Норта задуматься над тем, зачем вообще ему понадобилось их приглашать. Норт теперь не считал, что Роузмонт хотел выяснить, что представляет собой муж его дочери, а склонялся к мысли, что приглашение было сделано исключительно ради Элизабет. Из этого следовало два вывода: либо Изабел настояла на том, чтобы Элизабет приехала домой, либо приглашение поступило вовсе не из Роузмонта.

Норт приподнялся на локте и взглянул на жену. Она лежала, уставившись в шелковый полог кровати и прикусив пухлую губку. Колеблющееся пламя свечи озаряло ее изящный профиль и золотистые пряди волос. Норт уже не раз видел это выражение глубокой задумчивости на ее лице. Он даже не был уверен, что она заметила, что он проснулся, пока Элизабет не заговорила:

– Ты рад, что мы завтра уезжаем?

– Мне хочется, чтобы ты увидела Хэмптон-Кросс, но это вовсе не значит, что мне не нравится в Роузмонте. Здесь есть много такого, по чему я буду скучать.

Элизабет кивнула.

– Я тоже, – грустно призналась она. – Я не слишком охотно сюда приезжаю, но уезжать отсюда мне нелегко.

– Это твой дом.

– Нет. Он уже давно не мой.

– Ты позволишь кое-что сказать тебе? – спросил Нортхэм.

Элизабет ответила не сразу. Подобные вопросы обычно предшествовали не слишком приятным откровениям.

– Как пожелаешь.

– Я пришел к выводу, что твой отец любит тебя, Элизабет. – Ее щека дрогнула, и она сжала губы. – Не так, как ты бы этого хотела, а единственным доступным ему способом. Хотя с Селденом, признаться, у него это получается лучше. – Увидев, что рот Элизабет открылся, он быстро продолжил, не дав ей вставить и слова: – И дело не в том, что Селден мальчик и наследник. Не все мужчины предпочитают одного ребенка другому исключительно из-за его пола. Элизабет не могла оставить эту сентенцию без ответа.

– Ты хочешь сказать, что принял бы дочь так же охотно, как и сына?

– Да, при условии, что это будет наш ребенок.

Элизабет проглотила образовавшийся в горле комок. Удостоверившись, что может говорить без дрожи в голосе, она спросила:

– Ты помнишь, что я сказала накануне нашей свадьбы?

Норт помнил многое из того, что она говорила в тот вечер, и теперь почему-то сразу догадался, что она имеет в виду. «Я надеюсь, что ты будешь ненавидеть меня меньше, если никогда не полюбишь».

– Да, – кивнул он. – Ты предостерегала меня насчет того, чтобы я не питал к тебе чересчур нежных чувств.

Она кивнула, благодарная, что не придется объяснять все еще раз.

– Это относится и к моему отцу. Я стала для него большим разочарованием, Норт. Ты сказал, что он не любит меня так, как я бы этого хотела, и я благодарю за это судьбу. Иначе он возненавидел бы меня так сильно, что навсегда вычеркнул из своей жизни. Я никогда больше не увидела бы Изабел… и Адама. Наверное, я бы умерла, если бы он держал меня вдали от них. Они – моя опора. – Она улыбнулась сквозь слезы и быстро смахнула их рукой. – Извини. Кажется, я становлюсь слишком сентиментальной. Разумеется, я бы не умерла.

Но горевала бы, понял Нортхэм. Что она и делает теперь, страдая из-за неизбежного расставания, которое наступит утром. И не только с Изабел и братом, как она хотела бы думать, но и с отцом. Отношения Роузмонта с дочерью были слишком сложными, чтобы воспринимать их исключительно В черно-белых тонах.

Норт положил руку на ее плечо.

– Кто был твоим любовником, Элизабет? – Он почувствовал, что она напряглась, однако не отстранилась. – Ведь был только один, верно? – Элизабет едва заметно кивнула. – И твой отец все узнал. – На сей раз кивок был более выразительным. – Вот почему ты считаешь, что причинила ему боль. Должно быть, он очень рассердился.

– Он был в ярости, – проговорила она безжизненным тоном.

Теперь кивнул Нортхэм. Реакция Роузмонта была вполне понятной. Независимо от того, насколько напряженными были его отношения с дочерью, он все еще оставался ее защитником.

– Что он сделал, Элизабет? Отослал твоего любовника прочь? Вызвал его на дуэль? Потребовал, чтобы он женился?

Она покачала головой:

– Ничего. Он ничего не сделал.

Это никак не вписывалось в характер Роузмонта. Он производил впечатление гордого и властного человека, который потребовал бы удовлетворения в той или иной форме. Норт бросил взгляд на решительную линию рта Элизабет, на упрямый наклон ее подбородка. Необузданная. Граф должен был что-нибудь сделать. Если только…

– Ты не сказала ему, кто это был, – задумчиво произнес он, когда истина дошла до его сознания. – Несмотря на все давление, которое он обрушил на тебя, ты ничего ему не сказала.

– И не скажу, – заявила она с непоколебимым упрямством, повернувшись к нему лицом. – В том числе и тебе.

Норт обхватил ладонью ее щеку и погладил пальцем ее нижнюю губу.

– Представляю, как нелегко тебе пришлось.

– Не больше чем моей семье. – Она схватила его за запястья, удерживая движение его руки. – Не надо меня жалеть. У меня был выбор. Возможно, я поступила не слишком мудро, но я приняла решение и отвечаю за последствия.

Кивнув, он убрал руку.

– Неужели ты ни с кем не поделилась? Ни с Изабел? Ни с полковником?

– Нет! – в отчаянии замотала она головой, потом спокойно повторила: – Нет. Они рассказали бы отцу.

– Понятно.

Элизабет промолчала, защищая своего любовника, не задумываясь о том, достоин ли он подобной жертвы.

– Ты была влюблена?

– Да.

Норт, хотя и ожидал подобного ответа, не был готов к боли, которую этот ответ ему причинил. Набрав полную грудь воздуха, он очень медленно выдохнул и неожиданно для себя спросил:

– Он доставлял тебе такое же наслаждение, как я?

Из горла Элизабет вырвался сдавленный вскрик. Она отвернулась и снова уставилась на полог кровати. Попытка сморгнуть навернувшиеся слезы привела к тому, что они пролились из уголков ее глаз и скатились к вискам.

– Ты, наверное, думаешь, что у меня внутри установлен фонтан, – прошептала она прерывающимся голосом, с трудом выдавив из себя смешок.

Нортхэм никак не отреагировал на эту попытку отшутиться. Он теперь слишком зависел от Элизабет и заслуживал честного ответа, даже если это противоречило ее желаниям.

– Так что, дорогая? Тебе было с ним так же хорошо, как и со мной?

Она зажмурилась, сдерживая слезы.

– Нет, – еле слышно прошептала она. – Нет, не так. Невидимые тиски, сжимавшие сердце Нортхэма, разжались.

– Да, кажется, я тоже не чужд эгоизма, – облегченно выдохнул он. – Мне просто хотелось убедиться, что я занимаю в твоей жизни особое место.

Едва ли он сомневался в этом, просто ему этого было мало. Они оба знали, что он надеется занять самое большое место в ее сердце.

Элизабет повернулась к Норту и согрела его нежным сиянием глаз.

– Давай займемся любовью, согласен?

Норт улыбнулся. Она никогда еще не просила его об этом. Ему показалось, что ее голос слегка дрогнул на слове, которое он произносил так легко, а она избегала его употреблять. Он привлек ее к себе и осушил поцелуями ее слезы. Она задрожала в его объятиях. Он гладил ее волосы, ожидая, пока она успокоится, а потом занялся с ней любовью.

И проделал это очень хорошо.

Утром, когда Элизабет заканчивала завтрак, ей принесли письмо. Она воспользовалась ножом для масла, чтобы вскрыть знакомую печать барона.

– Это от Баттенберна, – сообщила она Изабел и Норту.

Она пробежала глазами написанное четким почерком послание, потом перечитала его снова, чтобы убедиться, что ничего не упустила. Закончив, она аккуратно сложила письмо и положила его себе на колени, накрыв ладонями, но не потому, что опасалась, будто оно упадет, а чтобы спрятать от всех свои задрожавшие руки.

– Он пишет из Лондона, – небрежно бросила она. – У Луизы случился сердечный приступ. Она показалась врачу, и он порекомендовал ей как следует отдохнуть. – Взгляд Элизабет остановился на муже. – Она просит меня приехать.

Нортхэм молча кивнул и постарался придать своему лицу бесстрастное выражение.

– Мы можем поехать в Лондон? – спросила Элизабет извиняющимся тоном. – Мне и самой обидно, Норт. Я так хотела увидеть Хэмптон-Кросс.

Он поднял руку, не дожидаясь, пока она упадет перед ним на колени.

– Конечно, нужно ехать. Ведь Луиза твоя подруга, разве не так?

Горло Элизабет перехватило, и она молча кивнула.

– Отлично. В таком случае мы едем.

Изабел подошла к Нортхэму и легко коснулась его локтя.

– Вы очень добры к Элизабет. Роузмонт поделился со мной таким же наблюдением. Конечно, мне не следует говорить за него, но я хочу, чтобы вы это знали.

Поскольку Изабел действовала из самых добрых побуждений, Норт не стал охлаждать ее благой порыв. Но если бы Роузмонт присутствовал за столом – вместо того чтобы посещать арендаторов за два часа до отъезда дочери, – Норт не удержался бы от замечания, что Элизабет заслуживает большего. Так что, возможно, даже к лучшему, что его светлость отсутствует. Вряд ли это замечание было бы встречено благосклонно.

Нортхэм добавил сливки в свой кофе и размешал их.

– Баттенберн не сообщил, почему он написал сюда?

– Он также послал письмо в Хэмптон-Кросс на тот случай, если мы уже уехали.

– Понятно. – Он поднес чашку к губам и сделал глоток. – Барон любит подстраховаться.

Элизабет нахмурилась, не уверенная, что правильно его Поняла.

– Полагаю, он делает все, что в его силах, для блага Луизы. Мое присутствие успокоит ее.

– И его.

– Конечно.

Подозрения Норта были слишком неопределенными, чтобы облечь их в слова.

– Нам не удастся добраться до Лондона раньше завтрашнего вечера. Лошади не в состоянии двигаться без отдыха, как бы нам этого ни хотелось.

Лондонский дом Нортхэма располагался на Меррифилд-сквер. Фасады домов, оттороженных от улицы массивными чугунными воротами, выходили на небольшой сквер в центре площади, где часто можно было видеть нянюшек, прогуливающихся со своими юными подопечными. Это была удобная резиденция, отличавшаяся от других лишь тем, что, по настоянию Нортхэма, наружные фонари были сделаны из меди, а не из чугуна.

– Из предосторожности, – объяснил он Элизабет, когда она сказала ему об этом. – Иначе может получиться так, что я окажусь в постели леди Морган, чей особняк справа от моего дома, или мистера Уитни, который расположен слева. Но это только когда я нахожусь в подпитии, как ты понимаешь. В остальных случаях у меня не возникает проблем с поиском собственной спальни.

– Ты меня утешил.

Опыт Элизабет улаживать проблемы леди Баттенберн сослужил ей хорошую службу, ибо обстоятельства складывались так, словно все сговорились удержать новобрачных в Лондоне как можно дольше.

Сначала предметом забот Элизабет были проблемы с сердцем Луизы. Норт как-то заметил, что желания леди Баттенберн существенно превышают ее нужды, однако не стал настаивать, чтобы Элизабет навещала свою подругу не столь часто. Он терпеливо наблюдал, как его жена дважды в день покидает дом – утром и во второй половине дня, – иногда отсутствуя по несколько часов кряду. Составив ей пару раз компанию, он обнаружил, что визиты к Баттенбернам портят его характер. И он нисколько не удивился тому, что вся эта суета и напряжение наложили отпечаток и на характер Элизабет. Но когда Нортхэм заботливо поинтересовался, не слишком ли она усердствует, он получил такую резкую отповедь, касавшуюся обязательств, накладываемых дружбой, что поневоле задумался, а не переписывается ли она с его дедом.

Когда здоровье баронессы улучшилось, вниманием Элизабет завладела мать Норта. Разумеется, он нисколько не возражал, чтобы Элизабет была представлена Лондону в качестве новой графини Нортхэм, но это неизбежно сокращало время, которое они могли бы провести вдвоем. В некоторые дни он видел свою жену только поздно вечером, в тот момент, когда она без сил валилась на постель.

Еще одним осложнением, препятствовавшим желанию Нортхэма уехать из Лондона и отправиться в Хэмптон-Кросс, была череда ограблений, приписываемая всеми Джентльмену. Все украденные предметы, о которых было публично заявлено, представляли собой украшения: кулоны, жемчуга, серьги и кольца. Джентльмен обычно выбирал только одну вещицу из шкатулки с драгоценностями, оставляя все остальное нетронутым. Поскольку это никогда не был самый ценный предмет, к негодованию, которое испытывали жертвы ограблений, примешивалось вполне понятное облегчение. Во многих случаях о кражах становилось известно лишь по прошествии нескольких дней, когда обнаруживалась пропажа.

– Это черт знает что! – заявил Нортхэм своим друзьям. – Я уже начинаю подозревать самого себя.

Саут хмыкнул и указал на карты, лежавшие на столе:

– Твой ход, Норт. Давай не тяни.

Норт выложил козырную двойку, и Саут с довольным видом сгреб карты и отодвинул их в сторону.

– Насколько я могу судить, большинство ограблений произошло на приемах, где я присутствовал.

– Думаешь, тебя пытаются подставить? – спросил Марчмен, размышляя над следующим ходом. – После того, что случилось в Баттенберне, эта идея должна бы казаться вору весьма заманчивой.

– Конечно, его пытаются подставить, – согласился Саут. – Давай ходи. – Он оглянулся через плечо на Элизабет, читавшую у камина. – Леди Нортхэм, вы не могли бы сыграть со мной в вист, а то эти парни не в состоянии сосредоточиться на игре.

Элизабет подняла голову от книги и неуверенно улыбнулась:

– Вы что-то сказали, лорд Саутертон?

Саут усмехнулся:

– Нет, миледи. Я, как всегда, разговаривал сам с собой. – Он повернулся к игрокам и обнаружил, что все трое с нетерпением взирают на него. – Что? Мой ход? Так, что у нас здесь? – Он притворился, будто изучает выложенные на стол карты, затем уставился на собственные карты и сделал ход не раньше, чем понял, что еще немного – и приятели с радостью его придушат.

Игра завершилась победой Истлина с Марчменом. Приятели встали из-за стола, чтобы насладиться портвейном. Саутертон устроился рядом с Элизабет и заглянул в ее книгу.

– Весьма поучительно, – заметил он. – Мальтус «Законы народонаселения». Чтоб я пропал! Норт, ты знаешь, что читает твоя жена? Тебе нужно срочно заняться ею, пока она не набралась всяких там идей.

Все рассмеялись, и Элизабет громче всех. Она захлопнула книжку и положила ее себе на колени. Саут откинул голову на спинку дивана.

– Если это образчик современного брака, то я предпочел бы навсегда остаться холостяком.

Норт подошел к дивану и, остановившись за спиной жены, нежно коснулся ее плеча.

– Ты и так останешься один, потому что ни одна женщина в здравом уме не согласится выйти за тебя замуж.

– Ха!

Марчмен поудобнее устроился в кресле и положил ноги на скамеечку.

– Ты это серьезно, Норт? Насчет того, что тебя могут заподозрить в этих кражах?

Нортхэм пожал плечами:

– Не знаю. Не хотелось бы верить, что кто-то и вправду думает, будто я способен на воровство, но, судя по обрывкам разговоров, которые мне приходилось слышать, такая мысль витает в воздухе.

– В таком случае им следует держать подобные мысли при себе, – сердито проговорила Элизабет. Готовность, с какой она бросилась на защиту Норта, вызвала у приятелей улыбку. – О, ради Бога! Ведь это вполне естественно, что я отстаиваю невиновность своего мужа. Если бы кто-нибудь сказал нечто подобное о любом из вас, я бы не стала с ним миндальничать.

– Миндальничать? – повторил Саут. – Что бы это значило?

Маркиз Истлин фыркнул.

– Поостерегись, Саут, иначе она продемонстрирует это на тебе, и никто из нас не шевельнет и пальцем, чтобы ей помешать.

– Благодарю вас, милорд, – вежливо улыбнулась Элизабет и похлопала Норта по руке. – Я не могу понять твоего интереса к Джентльмену. Только не говори, будто это из-за того, что подозрения падают на тебя. Мне кажется, ты заинтересовался им еще до того злополучного инцидента.

Норт удивленно протянул:

– Злополучного? Если помнишь, тот инцидент привел к самому публичному из всех возможных предложений руки и сердца.

Элизабет вспыхнула, а мужчины дружно ухмыльнулись.

– Я вовсе не имела в виду… то есть он был не совсем злополучным… просто…

Марчмен, сдерживая улыбку, сделал глоток портвейна.

– Ты по-прежнему считаешь, что вор один из гостей, Норт? Или это некто, кто использует светские приемы, чтобы проскользнуть незамеченным наверх, скажем, с улицы.

– И то и другое возможно. Я еще не определился.

– Ты так и не объяснил причины своего интереса к этому делу, – заметила Элизабет. Не дождавшись ответа ни от одного из мужчин, она кивнула. – Понятно. Это касается Компас-клуба. А поскольку я не принадлежу к числу его членов и к тому же женщина, мне не полагается ничего знать. Отлично, джентльмены. В таком случае я покидаю вас. Но если вы хотите, чтобы мой муж был исключен из числа подозреваемых, посоветуйте ему посещать некоторые приемы без меня. Я не могу вечно обеспечивать ему алиби. Теперь, когда мы женаты, никто не поверит, что я не принимала в том участия.

Элизабет обошла вокруг дивана, чтобы пожелать мужу спокойной ночи. Норт нежно поцеловал ее в щеку, и она выплыла из гостиной, провожаемая улыбками всех членов Компас-клуба.

– Тебе чертовски повезло, Норт, – завистливо проговорил Истлин, когда дверь за Элизабет закрылась. – Я восхищаюсь твоей женой.

Марчмен поднял бокал в знак согласия.

– Ты не рассказывал ей о поручении полковника? – спросил Саутертон, отбросив шутливый тон.

– Тебе я тоже ничего не рассказывал, – заметил Норт. – Ты сам догадался.

– Не вижу особого вреда в том, чтобы объяснить Элизабет суть дела.

– Нет ничего более вредного, – встрял в разговор Истлин, – чем женская болтовня. – Он подошел к графину и налил себе еще портвейна. – Можете мне поверить. Я бы не попал в такой переплет, если бы миссис Сойер не растрезвонила всем, будто я помолвлен с леди Софией.

– Неужели? – удивился Марчмен, игнорируя кислый взгляд Иста. – И все же нельзя всех женщин малевать одной краской. Ты должен признать, что леди Нортхэм обладает массой достоинств.

– Я же сказал, что восхищаюсь Элизабет, но чтобы женщина не болтала? Так не бывает.

Норт молча протянул свой стакан и подождал, пока Истлин его наполнил. «Ты не должен мне доверять», – прозвучал тихий голос у него в мозгу. Он хотел ей доверять. То, что он не может ответить на ее вопросы, причиняло ему боль.

– Дело не в том. Элизабет ничего не скажет даже моей матери, а вы-то знаете, как она умеет добиться желаемого. – Норт помедлил, пережидая согласный ропот. – Но она может вмешаться в ход событий, а это ни к чему хорошему не приведет.

Саут вынужден был с ним согласиться. Он вспомнил, как импульсивно Элизабет ринулась на выручку Норту в Баттенберне.

– Между прочим, в ее словах есть определенный смысл. Учитывая твою репутацию, Норт, тебе следует подумать о том, чтобы не таскаться следом за женой на все…

– Проклятие! – рассердился Нортхэм. – Должен же я хоть где-то видеться с ней! Она то и дело либо разъезжает с моей матерью, либо сидит с леди Баттенберн. То у нее чаепитие, то литературный кружок. Утренние променады, вечерние прогулки, благотворительность, лекции. Я и представить себе не мог такое множество бесполезных занятий, на которые женщины тратят свое время.

Саутертон прочистил горло, маскируя рвущийся наружу смех. Беглый взгляд на приятелей подтвердил, что те тоже едва сдерживают веселье. Бедный, заброшенный Норт! До чего же он жалок! Не сговариваясь, все трое заверили себя, что никогда не позволят женам так с ними обращаться.

– Нет, ты послушай. В ее словах есть смысл, – повторил Саут. – Если ты будешь посещать все вечеринки с женой, она не сможет обеспечивать тебе алиби. Похоже, Джентльмен старается красть в тех домах, куда тебя приглашают в качестве гостя. Не исключено, что, позволив одному из нас сопровождать леди Норт, пока…

– Об этом не может быть и речи!

– …пока ты сам будешь отсиживаться дома, ты сможешь отвести от себя подозрения.

– А что, если в этот вечер не будет никакой кражи? – полюбопытствовал Норт. – Это уж точно заставит общество задуматься.

Саутертон взъерошил волосы.

– Ну, тогда я сам что-нибудь украду. Так, пустячок, ни чего существенного, а потом верну эту вещицу, как мне вернули табакерку. Кому от этого будет плохо?

– Тебе, – изрек Ист, – когда тебя поймают. Потому что тебе будет чертовски трудно доказать, что ты на самом деле не воровал, а помогал другу. Предоставь это мне или Уэсту.

– Мы хотя бы имеем некоторый опыт по части воровства.

Марчмен вздохнул:

– Я предпочел бы предлагать собственные услуги сам.

– Хватит, – заявил Норт. – Ничего этого не будет.

Было уже довольно поздно, когда Норт наконец добрался до постели. Несмотря на его ожесточенное сопротивление, остальные члены Компас-клуба не желали отказываться от своих намерений. Независимо от предложенной темы, разговор постоянно возвращался к обсуждению Проблем, связанных с Джентльменом. В конечном итоге Норт просто позволил приятелям говорить все, что им вздумается, не одобряя, но и не отвергая их планов. Если бы они не включали в свои планы его жену, он, пожалуй, счел бы их даже забавными.

Элизабет сонно повернулась, когда он приподнял одеяло и скользнул в постель. Положив руку ему на грудь, она придвинулась ближе и прижалась губами к его шее.

– Тебя слишком долго не было, – прошептала она. – Я заснула.

Норт поднес ее руку к губам и поцеловал. Как бы они ни проводили дни и вечера, ночи принадлежали им. Элизабет никогда не отворачивалась, когда он тянулся к ней. Она позволяла ему любить себя и пылко откликалась на его ласки, но не произносила слов, которые он жаждал услышать. Норт не торопил ее, надеясь, что момент откровения скоро наступит.

– Мы совсем не хотели исключать тебя из нашего кружка, – прошептал он, вернув ее руку себе на грудь, поросшую светлыми волосками.

Пальцы Элизабет погрузились в мягкую поросль.

– Хотели. Вы просто не можете вести себя иначе.

– Жаль, если это так.

Ее улыбка была печальной.

– Мне тоже.

«Ты не должен мне доверять». Она сама воздвигла между ними преграду. Иногда даже в минуты величайшей близости Элизабет чувствовала, как Норт отдаляется от нее. Она видела отчужденность в его глазах, как бы ласково он ни улыбался, ощущала сдержанность в его прикосновениях, даже когда их невероятная нежность заставляла ее плакать.

– Кажется, я немного ревную тебя к ним, – проговорила вдруг она, удивившись самой себе. – Вы очень близки.

Норт не позволил себе задуматься о том, какое чувство стоит за словами Элизабет или что подвигло ее на это признание.

– Может, сказать им, чтобы приходили реже?

– Нет, – запротестовала она. – Нет-нет. Я бы этого не хотела. Мне очень нравятся твои друзья, и потом, кто же составит тебе компанию, когда я занята?

– Я предпочел бы, чтобы ты не была вечно занята. Тогда мне не понадобится компания друзей.

Элизабет слишком поздно поняла, что угодила в собственную ловушку.

– Давай не будем тратить время на препирательства. Ведь сейчас мы вместе. – Она поцеловала его в плечо и ощутила дрожь, пробежавшую по его телу. – Брендан?

Он безошибочно нашел ее рот. Поцелуй был жестким и жадным, нетерпеливым и требовательным, уверенным, что не встретит отказа. Элизабет издала тихий стон под натиском его губ, затем открыла рот и отдалась поцелую. Это, во всяком случае, не изменилось, и она утешилась мыслью, что по крайней мере может доставить ему наслаждение.

Рука Норта скользнула вниз и задрала подол ее ночной рубашки. Найдя под одеялом руку Элизабет, он притянул ее к своим чреслам. Она приподняла бедра и направила его внутрь себя, хотя и чувствовала, что еще не совсем готова. Ей пришлось прикусить губу, чтобы сдержать болезненный возглас.

– Зачем ты это сделала, Элизабет? – хрипло шепнул Норт и замер в ожидании, пока она приспособится к нему. Она так туго сжимала его, что он испытывал почти мучительное наслаждение. Он приподнялся на локтях, и ноги Элизабет обвились вокруг его талии. – Я причинил тебе боль?

– Не важно.

– Важно, черт побери!

Она опять поморщилась, на сей раз от резкости его тона.

– Неужели ты думаешь, что я хотел тебя наказать?

Элизабет не сразу ответила. Когда она заговорила, ее голос был едва слышен:

– Иногда.

– Боже. – Норт закрыл глаза и прижался лбом к ее лбу. – Может, ты и права. Возможно, все дело в том, что ты просто честнее меня. – Он начал выходить из нее, но она удержала его, крепче обхватив ногами его бедра. – Элизабет, я не могу…

– Все в порядке. Я уже готова. Пожалуйста. Прошу тебя, не надо… – Она приподняла бедра, глубже принимая его в себя. – Видишь? Мне не хватило буквально… – она почувствовала, что он возбудился, – секунды, – выдохнула Элизабет, положив ладони ему на плечи. Его кожа была теплой и гладкой, а скрытые в темноте черты склонившегося над ней лица застыли в напряженной гримасе. – Люби меня, – прошептала она.