Текст книги "И несть им числа..."

Далее. Создается впечатление, что они сбились со следа совершенно случайно, а это не только странно, но и сильно удивляет мою исследовательскую команду, позволяя предположить, что одна неизвестная сила нас атакует, а другая, тоже неизвестная, – защищает. Если враг моего врага – мой друг, почему бы моему другу не познакомиться со мной поближе? Однако в любом случае все, кого мой враг пытается убрать со своего пути – вы двое, или Дженни Беннон, или Иисус Пикардин, – хорошие люди, достойные того, чтобы остаться в живых, что мы и пытаемся обеспечить по мере сил. Поскольку мы в вас заинтересованы.

В течение всего этого монолога Ифвин ни секунды не сидел на месте, а скакал туда-сюда, присаживаясь то на стол, то на полку, прислонялся к стене и носился по комнате кометой, как человек, потерявший что-то очень важное.

– И честно говоря, по мнению аналитической группы, в целях соблюдения безопасности я ничего больше не могу вам сказать. Впоследствии я расскажу вам еще, надеюсь, что практически все, как только буду уверен, что это не приведет к неприятностям. На данный момент я особенно хотел бы попросить вас вести исследования в области, в которой до вас никто не работал. Здесь У нас есть один-единственный загадочный факт, смысл которого нам неясен; однако этот смысл должен быть, только мы не знаем, где его искать, поэтому хотелось бы посмотреть, как вы с этим справитесь.

Вот этот факт: задайте людям на улице вопросы относительно их прошлого, самых простых исторических событий или случая из их собственной жизни – и получите стандартный рассказ с незначительными ошибками, которые можно списать на плохую память, недостаток образования или на простое упрямство. Но как только мы задавали вопросы людям, которыми интересовался враг или чьи научные работы имели отношение к нашему расследованию, как только мы спрашивали, что они помнят о прошлом, то обнаруживали огромное количество расхождений по основным пунктам (примерно то же самое, что с генералом Грантом или историей Хелен, которая вдруг выяснила, что ее воспоминания о прошлом не соответствуют действительности).

Вы не полицейские и не секретные агенты, насколько мне известно, хотя полиция Сайгона имеет на твой счет, Хелен, другое мнение: они полностью уверены, что ты долгие годы была высококлассным агентом. Если исходить из того, что ты совершила, возникает впечатление, что ты не преподаватель истории средней руки, однако если ты не преподаватель, тогда кто? Короче говоря, мы уверены в одном – все эти противоречивые воспоминания имеют какое-то отношение к изучаемой нами проблеме, так что ваша профессиональная деятельность должна прояснить природу и механизм данного явления.

– Так вот в чем заключается наша работа! – воскликнул я. – Выяснить, почему воспоминания людей, имеющих отношение к странному нападению на Контек, отличаются от воспоминаний всех остальных, верно?

Ифвин кивнул и сел на пол, скрестив ноги, совсем как ребенок. Говоря, он рисовал пальцем на полу какие-то сложные непонятные фигуры.

– С тех пор как я основал собственную компанию, юна неоднократно подвергалась нападениям. Мы сталкивались с организованной преступностью, разными подразделениями секретной полиции, с подпольными политическими организациями и религиозными культами.

Все это неудивительно – если компания достаточно крупная, на нее начинают наезжать все кому не лень. Однако во всех предыдущих случаях мне удавалось отбиться при помощи взятки или силы. На этот раз дело серьезнее.

Похоже на глобальное нападение, которое якобы по случайности сконцентрировалось вокруг Контека. Возможно, они открыли способ влиять на причинно-следственные связи и пользуются им для более эффективного осуществления обычных атак и шантажа. Другой вариант: человек, обладающий силой, превышающей все, что нам приходилось видеть и слышать до сих пор, имеет программу действий, отличную от любой, которую мы можем понять. Как бы там ни было, если возможно все это выяснить, я хочу не только узнать, кто они такие и почему делают это, но и как они это делают.

Он вскочил с пола со словами:

– Через десять минут каждый из вас пройдет собеседование с психологом. Не волнуйтесь, я вовсе не думаю, что вы сумасшедшие.

Затем он вылетел из комнаты прежде, чем хотя бы один из нас успел открыть рот, а когда мы взглянули на компьютерные терминалы у себя на столах, то прочли указание явиться в кабинет на том же этаже через десять минут.

Поразмыслив немного, я пришел к выводу, что Контек, наверное, вычислил всех наших друзей, ведь у Ифвина очень ясное представление о том, как мы выбрались из тюрьмы.

За нами наблюдала куча народу, и все же охрана попала в ловушку в Сайгоне, и каким-то образом Билли Биард ухитрилась меня избить. Какой-то неизвестный отвез Хелен на моем прыжковом катере в Сайгон и даже не потрудился скрыть следы своего присутствия.

Я сел и молча уставился в пространство.

– За Ифвином стоит огромная сила, и кто бы ни были эти парни, причиняющие ему столько беспокойства, они тоже не промах.

– Если исходить из того, что Ифвин и эти парни – не одно и то же.

– Точно. – Я встал, отряхнулся. – Ладно, пошли к психологам. Самое смешное, что единственное, в чем я абсолютно уверен, так это в том, что я не утратил рассудок.

– Возможно, я и утратила рассудок, только вот не уверена, что он у меня вообще был, – ответила Хелен, тоже вставая и приглаживая юбку. Она потянулась, широко зевнула и поправила мне галстук. Мне всегда нравилось, как она это делает, как будто я был выставочным котом. – А ты больше не профессор, так что не будь теперь таким рассеянным. Пошли посмотрим, чего от нас надо этим психологам.

Спустя некоторое время я уже сидел в небольшой комнате в удобном кожаном кресле, наблюдая, как тихий маленький человечек с темной кудрявой бородой записывает все мои слова. Первым вопросом было:

– Кто такой Микки Маус?

Я ответил, и он двинулась дальше:

– Что собой представляет Тринадцатая поправка к Конституции США? Кто из тренеров придумал давать пас форварду? Когда проходила Всемирная выставка в Сент-Луисе? Кто победил во Второй Канадской войне?

Некоторые вопросы, как, например, о Всемирной выставке в Сент-Луисе, относились к тем вещам и событиям, о которых я никогда не слышал, – ведь город не восстанавливался после великого землетрясения в 1885 году, потому что в окрестностях больше не протекали реки. Некоторые вопросы были до глупости простыми и банальными. Довольно часто вопрос казался с первого раза непонятным, и только прослушав его медленно еще раз, я понимал, что он построен на утверждениях, настолько сильно отличающихся от моих собственных, что мне приходилось долго размышлять. Я сказал об этом психологу, и он, как любой психолог, согласно кивнул. Опять же, как любой психолог, он спросил:

– Как вы себя чувствуете, когда вопрос настолько далек от базовых принципов, что вы не знаете, как на него отвечать?

– Я испытываю некоторое напряжение. Но не более.

– Когда вы в последний раз видели статью в профессиональном журнале, написанную американским астрономом? Не эмигрантом или имеющим двойное гражданство, как вы, а человеком, живущим и работающим в Американском Рейхе?

– Э-э, это… – В голове было пусто.

– Видите?

– Что?

* * *

– У меня было то же самое, – сказала Хелен за ленчем. Мы сидели в кафетерии компании, но поскольку ни с кем не были знакомы, с нами никто не поздоровался, и мы были предоставлены сами себе, тем более что выбрали место подальше от остальных сотрудников. В Контеке всегда полно сюрпризов; на этот раз нас поразило, что еда была отличной, а мебель и столовое серебро вполне подошли бы для дорогого ресторана. Откинувшись на спинку стула, я с удовольствием потягивал кофе, попутно размышляя обо всем, что произошло за последние несколько дней.

– Как ты думаешь, почему Ифвин так зациклился на этих нападениях на Контек? – поинтересовалась Хелен. – Из того, что он описал и что находится в папках, вся эта история причинила ему не так уж много неприятностей, по крайней мере до сих пор.

– Ну, мне кажется, он встревожен тем, что не знает своего противника, мотивов его действий и способов осуществления задуманного. Одно дело – когда тебя грабят на улице среди бела дня и ты знаешь, что грабитель позарился на деньги. Совсем другое – проснуться однажды утром и обнаружить, что, пока ты спал, кто-то переставил мебель в твоей квартире. Объективный вред может быть меньше, но все неизвестное, загадочное пугает сильнее.

– Наверное.

Она убрала челку со лба и спросила:

– Интересно, в Большом Сапфире есть парикмахерская? По-моему, должна быть, здесь ведь живет больше пятисот человек.

Мы наблюдали за перекатами волн в полумиле под нами; там, за большими окнами, вовсю светило экваториальное солнце; даже сквозь затемненные стекла оно казалось слишком ярким, и ослепительный свет резал глаза.

Хелен вновь вернулась к теме разговора.

– Даже если твои предположения верны, это все равно не объясняет личную заинтересованность Ифвина в этом деле. Он контролирует больше экономических ресурсов, чем практически любое независимое государство; его империя, возможно, крупнее, чем Скандинавский и Венгерский Рейхи, вместе взятые. Это – огромные деньги и огромная власть. И все же он хочет, чтобы мы поверили, будто его беспокоит мышиная возня на задворках его империи, тем более что некоторые происшествия могут быть простым совпадением. Контек настолько могуществен, что его можно доить пятьдесят лет, а он и не почувствует. Ифвин не похож на скрягу и, судя по всему, имеет отличную службу безопасности, а даже если это не так, всегда можно нанять высококлассных специалистов на время напряженной борьбы. Так почему же Ифвин так беспокоится? Почему бы ему просто не направить спецотряд на расследование всех обстоятельств и потом почитать отчет о поимке хулиганов? Все это так же смешно, как если бы он сам мыл полы в офисе или продавал билеты. И разве ты не заметила, что огромная часть его империи подчинена выполнению любой, пусть даже самой маленькой его причуды. Как ему удается принимать так много мелких повседневных решений и в то же время встречаться с нами и беседовать часами, то есть явно заниматься совершеннейшей чепухой? Лайл, все это выглядит так, как будто большая часть необъятных ресурсов Контека – больше, чем у некоторых стран, – используется исключительно для поддержания этого «периферийного» проекта. – Она так настаивала, будто я должен был знать ответ.

Но я не знал.

– С этой точки зрения все кажется довольно странным, – сказал я. – действительно мышиная возня.

Удивительно, как Ифвин мог предположить, что кто-то хочет его убрать из-за тех исследований, которые нам предстоит выполнить. Не смешно ли беспокоиться владельцу огромной империи из-за подобных мелочей?

– Может быть, беспокоиться нужно вне зависимости от собственной силы и могущества, – предположила Хелен, глотнув еще кофе. – Или же эффекты – взаимно несовместимые события, следствие, появляющееся раньше причины, – полученные на периферии, страшнее, поскольку Ифвин не знает, может ли противник усилить их или нет. Взгляни на историю со складом в Буэнос-Айресе. Они выслали вагон с шарикоподшипниками, который должен был прийти в Вальпараисо, и как только поезд скрылся из виду, появился другой поезд, вернувший груз. А когда проверили электронную почту, оказалось, что днем раньше было получено сообщение с жалобой, что один и тот же груз был послан дважды.

Таким образом, Контек потерял одного покупателя, зато получил целый вагон шарикоподшипников. А что, если бы все грузы отвозились не по назначению, а не только эта? Что, если бы время изменило ход или пошло по кругу, когда переводили деньги электронным путем? Так ведь можно очень быстро обчистить банковские счета.

Думаю, чем больше мы завоевываем природу, тем сильнее следует беспокоиться о сохранении законов природы и их действии, а об этом никто до сих пор не задумывался.

Днем, вернувшись в свой новый офис, мы с Хелен попытались решить, с какой стороны взяться за порученное нам исследование. Допустим, психологи посовещаются друг с другом и напишут отчет о нас, но мы-то не увидим его по крайней мере в течение дня.

– Почему они задавали нам такие банальные вопросы, как по-твоему? – поинтересовалась Хелен.

– Банальные или бессмысленные. Хотя мне кажется, они спрашивали обо всем, что в принципе помнят люди, Хотелось бы знать, какие вопросы каждый из нас считает бессмысленными.

– Да, любопытно.

Она уставилась на экран монитора и добавила:

– Эй, здесь список заданий на сегодня. Начинается с кучи телефонных звонков.

Я заглянул через ее плечо; почему-то задание касалось нас обоих.

– Означает ли это, что каждый из нас должен звонить всем этим людям и записывать разговор, или же можно устроить селекторную связь?

– Поскольку я не представляю, о чем это и что должно произойти, – сказала Хелен, – то голосую за то, чтобы один из нас звонил, а второй наблюдал за ним на случай, если произойдет что-либо из ряда вон выходящее.

Первым в списке стоял Кларенс Бэббит, из Чикаго, штат Иллинойс. Мне досталась решка, так что я набирал номер. Услышав гудки, я положил трубку.

– Я позвонил? – спросил я Хелен.

– Ты набрал номер, а потом бросил трубку и сидел молча почти минуту. Нас просили записывать все странное, и, по-моему, следует отметить случившееся с тобой. – Помолчав довольно долго, она добавила:

– Ты ничего не помнишь об этом звонке?

– Абсолютно. Попробовать опять позвонить мистеру Бэббиту или перейдем к следующему?

– Попробуй еще раз.

Я заново набрал нужный номер, дождался гудка на том конце провода, но мгновение спустя опять сидел у телефона с трубкой в руке.

В списке стояли только номера на территории Американского Рейха, и мы с Хелен звонили по очереди. Когда набирала Хелен, я наблюдал, как она лупит по кнопкам, а заслышав длинные гудки, вешает трубку и не двигается в течение целой минуты. Потом сознание возвращалось, но Хелен совершенно ничего не помнила о звонке. Когда звонил я, она становилась свидетелем той же самой картины.

Мы записали все это на компьютерную камеру, так что могли смотреть на себя во время столь странной процедуры. Прокрутив все записи, мы пришли к выводу, что наше поведение абсолютно идентично.

– Что ж, – я решил подвести итоги после просмотра последнего эпизода, – все это очень интересно, но совершенно неинформативно. Если обладатели этих телефонных номеров находились дома, то наверняка ужасно злились на наши беспорядочные и бестолковые звонки.

– Может быть, это из-за того, что нам тоже пытались дозвониться из Американского Рейха?

У меня вдруг дико заболела голова. Когда – мгновение спустя – боль отступила, я переспросил:

– Что ты сейчас сказала?

– Я сказала.., не помню. У нас включена камера, чтобы еще раз посмотреть тот момент?

Камера оказалась включенной – как и в большинстве офисов Голландского Рейха, где она следит за сотрудниками, автоматически записывая все разговоры до тех пор, пока ее специально не выключают. Мы прокрутили звуковую запись происходящего в офисе на пару минут назад и вдвоем прослушали нужный отрывок.

«Может быть, это из-за того, что нам тоже пытались дозвониться из Американского Рейха?»

У меня заболела голова. У Хелен тоже. И ни один из нас не смог сконцентрироваться на вопросе. Мы опять прокрутили его, записали на бумагу, а затем прочитали вслух несколько раз.

– Очень похоже на запретные слова в сети, – вдруг сказала Хелен. – Теперь, потренировавшись, я могу задать вопрос, и он вовсе не кажется столь серьезным, однако в то же время он не предполагает получение какого-либо ответа. Знаешь, каждому из нас часто бывают фантомные звонки – это случается гораздо чаще, чем ошибка соединения или отбой?

– Конечно. Такое случается с каждым. Можно ли предположить существование запретной для телефонных звонков зоны или что-то в этом роде, но кто запрещает? И зачем контролировать наше поведение таким образом, а не сказать, что номер недоступен?

Хелен откинулась на стуле и уставилась в потолок, о чем-то серьезно задумавшись.

– Мы сделали несколько важных предположений, не так ли, Доктор Абдукция? Нельзя ли при помощи твоего метода выяснить, есть ли у них что-то общее?

– Можно. Допустим, что в данный момент мы существуем в реальном мире, а не в виртуальной реальности.

Это серьезное утверждение, и оно нуждается в проверке.

Если мы в виртуальной реальности, то это самая мощная сеть, какую я знаю, потому что она работает очень мягко и без помех, характерных для виртуальной реальности.

– Почему это предположение важно?

– Потому что все непонятные события, произошедшие с нами, легко объяснить если считать, что это виртуальная реальность, которая либо построена по другим законам, либо в ней что-то сбоит. Тогда легко можно объяснить все проблемы Ифвина. К сожалению, мне кажется, что это настоящая реальность.

Она вздохнула, глотнула немного кофе, поморщившись, потому что он уже успел остыть.

– Вот и тест. Если мы находимся в виртуальном мире, программа не может знать, что я хочу взять кофе, и мгновенно «остудить» его до нужной температуры, а потом чашка должна иметь различный вес до того, как я глотну кофе, и после. Все это слишком сложно для большинства программ. Ну ладно, мы в физической реальности, так что одно простое объяснение уже не подходит. Что там с другими предположениями?

– Ну, по поводу телефонного эксперимента, – задумчиво ответил я, – знаешь что? Допустим, мы хотим положить трубку, а потом сразу же об этом забываем. Но мы не можем знать, чего хотели в тот момент, верно?

Давай уберем отсюда желание – и что мы имеем? Компьютерную запись вне зависимости от того, что идет через телефон; запусти набор номера на компьютере, а сама встань в противоположном углу комнаты.

Результат получился поразительный: компьютер на брал номер, а потом положил трубку, и когда мы проверили файлы, выяснилось, что линия просто разъединилась, и было неизвестно, с какой стороны произошло отключение.

– Хм, – удивленно протянула Хелен, – давай теперь посмотрим, что получится, если в лесу упадет дерево и никого не окажется поблизости.

Мы набрали номер вручную, вышли из комнаты и через минуту вернулись обратно.

Из трубки доносился тонкий металлический голос:

– Алле, алле! Какого черта? Я пожалуюсь в…

Ни звука.

Это становилось интересным, и я обратился к Хелен:

– Да-а. Получается, что он быстрее реагирует на компьютер, чем на нас, то есть видит какую-то разницу между нами и им. И как только по линии идет какая-либо информация – заметь, что первые слова могли принадлежать кому угодно и не несли особого смысла. Но как только бедная миссис Кальвер хотела назвать местное отделение полиции в Майами, нас разъединили. Давай позвоним кому-нибудь еще, – предложил я. – Что будем делать сейчас?

На этот раз мы записали голос Хелен на пленку и пустили через громкоговоритель.

– Здравствуйте. Извините за беспокойство. Мы из вашей телефонной компании и хотим проверить, не тревожат ли вас ложные телефонные звонки. Наверное, вам часто звонят и молчат в трубку. Если вас действительно беспокоят подобные звонки, пожалуйста, скажите «да» и четко произнесите свое имя. Если для вас не актуальна данная проблема, пожалуйста, скажите «нет». Не бойтесь рассказать нам о любой другой проблеме, возникшей в связи с обслуживанием вашей телефонной линии нашей компанией.

Оставшись наконец довольной этим сообщением, Хелен спросила:

– Ну что, позвонить опять Кальвер в Майами, Бэббиту в Чикаго или кому-нибудь, кому мы не так сильно надоели сегодня?

– Кальвер. Точно Кальвер! Она наверняка дома, и мы знаем, что она снимает трубку и начинает орать. Если она позвонит в полицию, даже лучше – они будут на линии.

– Похоже на хулиганскую выходку, чтобы достать старушку.

– Откуда ты знаешь, что она старушка? Может, она молодая вдова, или ее муж забыл надеть огнеупорные штаны, встал слишком близко к огню и сгорел заживо на прошлой неделе.

– По-моему, всегда остается надежда. Хорошо, пусть миссис Кальвер внесет свой вклад в развитие науки.

Мы настроили телефон так, чтобы он читал сообщение вслух, набрали номер и отошли на десять минут в кафетерий попить кофе, чтобы быть уверенными, что не окажемся поблизости, когда на том конце снимут трубку, а у нас сработает громкоговоритель и прочтет запись.

Записывающая система автоматически включится, если на том конце провода будет произнесено хотя бы одно слово.

Только мы сели попить кофе и отдохнуть, как в кафетерии отключилось электричество. В окно все еще струился солнечный свет, так что темно не было, но в огромном здании поднялась суматоха, как бывает всегда в таких случаях. Казалось, все заволокло густым едким дымом.

Где-то со стороны нашего офиса завыла сигнализация, и голос в репродукторе объявил: «Всему персоналу, 188-й этаж, блок С, пожалуйста, будьте готовы к эвакуации в случае необходимости. Пожар в комнате А-210. Применены средства тушения. Пожалуйста, приготовьтесь».

Комната А-210 была нашим офисом.

– Да-а, – сказала Хелен, откинув выбившуюся прядь волос. – Думаю, мы обойдемся Ифвину намного дороже, чем оплата телефонных разговоров. Вряд ли кто-нибудь из нас теперь сочтет это простым совпадением.

Минуту спустя тот же голос объявил, что пожар в комнате А-210 потушен, и попросил нас с Хелен пройти туда и оценить ущерб. Пока мы шли к офису, электричество включили.

Как я и ожидал, компьютер и телефон вместе с проводами нагрелись настолько, что успели сплавиться.

Роботы-огнетушители сделали свое дело, направляя потоки пены на раскаленную поверхность, поэтому, несмотря на то что ковер превратился в мокрое месиво, а один стул, к несчастью, оказавшийся позади компьютера, уже не подлежал восстановлению, в целом большая часть комнаты была спасена.

Наверху мы увидели одну сгоревшую потолочную панель. Встав на стул, я осторожно поднял ее; оттуда вы-, пал черный куб и шлепнулся на пол, рассыпавшись на множество мелких электронных деталей.

– Спорим, что это комнатное записывающее устройство?

– Не буду спорить. Сама знаю, что ты прав. – Хелен села на корточки и осмотрела останки прибора. – Ага. На самом деле это намного интереснее. Обугленный микрофон. Обугленный блок записи. Между этими двумя точками все обуглилось. Но все остальное даже не нагрелось.

Я слез со стула и ответил:

– На этот раз я спрашиваю, какие предположения мы сделаем.

Хелен тяжело вздохнула:

– Думаю, следует предположить, что вселенная хочет до нас добраться. И я думаю, что все доказательства тому – вот они, здесь.

* * *

Спустя примерно полчаса команда уборщиков уже закончила, и мы с Хелен сели писать отчет. Мы оба заметили, что, кто бы из нас ни печатал, он имел тенденцию увеличивать интервалы и сидеть, уставившись в пространство, перед этим то и дело печатая совершенно бессмысленные слова. Диктуя друг другу и поминутно встряхиваясь, мы с горем пополам одолели отчет. Я чуть было не стер его сразу же, как только мы закончили, но Хелен вовремя стукнула меня по руке, и в конце концов отчет был отправлен Ифвину.

Мы выполнили все задания из сегодняшнего списка и сидели уставшие, однако чувства хорошо выполненной работы не было.

– Хочешь покататься на лифте? – спросил я Хелен.

– Ты безнадежный романтик.

Мы вошли в лифт, спустились на свой этаж и вошли в номер. Заказанную мной одежду уже доставили, горничная вся развесила по местам; холодильник был забит едой, и маленькая казенная квартирка стала, насколько это возможно, нашим домом. На столе лежала записка, в которой говорилось, что оставшиеся вещи Хелен забрали из ее квартиры в Окленде и отправили на хранение до тех пор, пока мы не переедем в жилище попросторнее. Там же был указан электронный адрес на случай, если ей что-нибудь понадобится; любая вещь будет доставлена из хранилища.

– Может, какое-нибудь сногсшибательное нижнее белье, если потребуется тебя реанимировать. – Она просмотрела ящики комода и с удивлением воскликнула:

– "

Ха, нет! Они все сюда положили. Похоже, эти люди знают о нас с тобой больше, чем я предполагала.

– Кстати, сегодня наша вторая ночь вместе, и на этот раз мы не смертельно уставшие и не боимся за свою жизнь.

– Если это предложение, то я согласна. С условием, что ты приготовишь обед.

Я схватил фартук, повязал его, сварил рыбу в вине, добавил макароны и овощи: вкусно, питательно, а главное – быстро.

Мы сидели за столом и вкушали мое скромное блюдо, запивая его оставшимся белым вином и наблюдали" как садится солнце и темнеет море. Мы находились близко к экватору, солнце здесь заходит около шести часов вечера. Тишину нарушила Хелен:

– Расскажи мне что-нибудь из своих воспоминаний, что-нибудь из твоего прошлого.

Я пожал плечами:

– Это очень скучно, ты же знаешь. Что конкретно ты хочешь услышать?

– Ну, меня не интересуешь ты per se [4]4
  сам по себе (лат.)


[Закрыть]….

– Вот уж спасибо.

– Я не о том! Я хотела сказать, что мне интересно, какие еще воспоминания у нас с тобой отличаются, помимо генерала Гранта и существования страны, где я родилась. Например, история, которую я преподаю в колледже, гласит, что после того, как немцы с помощью атомной атаки остановили высадку союзников в Нормандии и разрушили Лондон, Вашингтон и Москву, во всем мире полтора года шли сражения, а затем наступило краткое перемирие. После этого Германия приказала одиннадцати государствам и регионам основать Рейхи; когда те умышленно затянули процесс, немцы вновь перешли к военным действиям и добили их. В это время, в шестидесятые – семидесятые годы, была уничтожена примерно пятая часть населения земного шара, и с тех пор немцы ведут себя более или менее спокойно; только иногда припугнут кого-нибудь или начнут задирать японцев или итальянцев. Верно?

– Верно. Именно так мы учили в школе.

– Вот, я рассказала тебе, что я узнала в детстве. А теперь назови американских президентов.

– Если я не смогу, мои родители сделают из меня котлету. Вашингтон, Гамильтон, опять Вашингтон, Монро три срока, Перри…

– Достаточно. В моем списке сначала Вашингтон, после него Адаме, Джефферсон, Бэрр, Мэдисон. У вас были Линкольн и Гражданская война, так?

– Ага. Линкольна убили, но у нас это случилось в разное время.

Хелен кивнула:

– Хорошо, с этого и начнем. Как насчет деталей?

Твои бабушка и дедушка когда-нибудь жаловались, что по приезде в Новую Зеландию пришлось переучиваться на левостороннее движение?

– С чего им жаловаться? В Америке, как и во всех англоговорящих странах, было левостороннее движение.

– Когда я была маленькой, – ответила Хелен, – американцы ездили по правой стороне. Как и канадцы.

– Чем это канадцы отличались от людей из других штатов?

– Дай определение Канады.

– Э-э.., большой штат к северу от озера Эри, между Мичиганом и Квебеком.

Она решительно кивнула.

– Кто построил первый аэроплан?

– Братья Райт. Летали на нем в Китти-Хок в 1903 году.

– Лучшая бейсбольная команда всех времен и народов?

– Ну, наверное, большинство назовет команду «Янки»

1927 года – Рут, Гехриг и другие парни.

– Видишь, как странно. Наши исторические события совпадают по мелочам, но отличаются в крупных датах, примерно с одинаковой частотой. Кто был президентом во время Второй мировой войны?

– Франклин Рузвельт.

– То же самое. Видишь? Абсолютно разные модели произошедших событий и эти странные совпадения в деталях. Какое же предположение мы должны сделать, чтобы совместить их?

– А я думал, что на сегодня работа уже закончилась.

– По-моему, у нас нет особого выбора, – вздохнула Хелен. – Чем больше я над этим размышляю, тем сильнее хочу во всем разобраться. Уверена, что мы что-то неявно предполагаем, и это мешает разобраться.

Внезапно мне пришла в голову странная мысль, и я спросил:

– Как мы познакомились?

– Ты не помнишь? – Хелен ошарашенно смотрела на меня, криво улыбаясь.

– Представь себе.

– Ладно, – без удовольствия ответила она. – В колледже Уитмена проходило распределение по факультетам, и мы сидели рядом, потому что наши фамилии стоят одна за другой, по алфавиту. Казначей выступал с ужасно скучной речью, и ты начал писать мне записки.

Я застонал.

– Мы пришли в колледж не одновременно. Ты там уже провела целый год. Ты поступила в 2055 году, а я – в 2056-м. Мы познакомились, когда ты дала в газете объявление о Пушинке. Меня как раз только что наняли на работу.

– Вот это да! А я и забыла. Бедная Пушинка. Но когда это произошло, мы уже встречались, Лайл, как же мы могли познакомиться благодаря моей кошке? И почему я поместила в газете некролог о кошке?

– Некролог? Я говорю не о том, что было два года назад, когда она умерла от старости.

– Ее сбила машина вскоре после того, как мы с тобой начали встречаться.

– Я познакомился с тобой, потому что ты потеряла кошку, а я ее нашел у себя во дворе. Я прочел объявление в газете, поймал ее и…

– Я поняла, что ты хочешь сказать. Наши воспоминания различаются не только в крупных событиях, так?

Почти во всем. – Она уставилась на меня. – Мы кое-что выясняем, но я не уверена, что хочу это выяснять.

У меня мелькнула догадка.

– Позволь спросить кое о чем, имеющем к этому более прямое отношение. Ты когда-нибудь отказывалась от возможности научиться хорошо стрелять из пистолета или владеть тем арсеналом, с которым ты так лихо управлялась вчера вечером?

Она уставилась на меня и ответила:

– Да, отказывалась, теперь я вспоминаю. Когда я училась на втором курсе магистратуры и подумывала о том, чтобы дальше заниматься изучением Рейха, как-то, оказавшись совсем без денег, попробовала устроиться на работу в контрразведку. Они не хотели брать меня в качестве аналитика и предложили воспользоваться случаем и заняться физической подготовкой. Потом я нашла подходящую работу, бросила учебу и проработала год, так что физ-подготовка мне не пригодилась. Думаю, что, если бы не нашла тогда работу, наверное, пошла бы тестироваться и стала шпионом, полицейским или кем-нибудь в этом роде и научилась бы пользоваться ножами, пистолетами и прочим оружием. – Она встала, сделала глоток вина, подошла к окну, пристально всматриваясь в темноту. – Вот так оно и было, правда? Незначительное событие в моей жизни могло сделать из меня женщину, которая умеет обращаться с оружием так же хорошо, как ты видел два дня назад. Но как же все это проявилось и почему я здесь? Я помню, что в тебя стреляли, Лайл, и думаю, что это так. По крайней мере частично.

Повисла долгая неловкая пауза, а потом Хелен разрыдалась, скорчившись на диване.

– Знаешь, у меня ужасное чувство, что где-то там ты уже умер, и поэтому я плачу. И это кажется нечестным, потому что та я, которая убила Билли Биард, спасла твою жизнь, и, возможно, ты жив. Она должна была плакать. И это кажется таким несправедливым, что ты у меня есть, а я так ничего до сих пор и не сделала…