Текст книги "Месть охотника на ведьм"

Глава девятая

Не веря своим глазам, Льюис уставился на то место, где минутой раньше стояла одетая в черное фигура. Вдруг на его плечо легла чья-то рука. От неожиданности мальчик подскочил на месте, и они с Берти вскрикнули. Льюис резко обернулся, но это оказался всего лишь старый Дженкинс, который глядел на него с упреком.

– Хозяину это не понравится, – сказал Дженкинс, качая головой. – Вся эта беготня и хулиганство. Надо вести себя тише и не мешать старшим.

– Извините, Дженкинс, – сказал Берти. – Мы немного испугались.

– Неужели? И кто же вас напугал?

– Мы подошли к домику привратника, – быстро сочинил Льюис, – и там была… э-э-э… собака, наверное. Она на нас зарычала, и мы убежали.

Дженкинс нахмурился и почесал лысую макушку.

– Собака? Нет там никакой собаки. Их вообще нет в округе. Разве что овчарки, но они приучены к чужим не подходить.

Дженкинс еще не переоделся в костюм после работы в саду – на нем был рабочий комбинезон и клетчатая рубашка. Слуга выпрямился и бросил взгляд в сторону коттеджа.

– Лучше держитесь подальше от этого дома и от постояльца тоже. Он странный тип, это уж точно.

– Мистер Престер? – уточнил Берти.

– Престер-шместер, – пробормотал Дженкинс. – Отдохнуть ему надо, видите ли. Уморился там у себя в Лондоне. Бизнесмен на покое, гляди-ка! Такой же бизнесмен, как моя тетушка Сара – говорящий чайник! Странный он тип, говорю вам. И надо же было ему заявиться как раз тогда, когда в саду полно работы, цыплята все перемерли от жары или от чего, непонятно, надо и траву косить, и стены в хозяйской спальне красить – его только мне не хватало!

– Он вам добавил работы? – спросил Льюис.

– Да уж, добавил, – фыркнул Дженкинс. – Явился не запылился. «Добрый вечер, любезный, – говорит как по писаному, – могу ли я встретиться с вашим хозяином насчет одного дела?» Встал и стоит посреди дороги, точно пугало огородное. «Встречайтесь, коли хотите, – говорю, – только не знаю я, какое такое дело может у вас быть с мистером Барнавельтом». Так этот гусь аж рот разинул. «Чего ж вы ждете?» – спрашиваю. А он: «Жду, что вы меня пригласите в дом». Вот ведь нахал, а! «Так заходите, – говорю, – да с хозяином беседуйте повежливее, чем со мной, а то никакого разговора у вас не получится».

Ясно было, что таинственный мистер Престер сразу не понравился старому Дженкинсу.

– Но какую же работу он вам добавил? – спросил Льюис. – Он же только спросил…

Дженкинс бросил на мальчика сердитый взгляд.

– А это, по-твоему, не работа – искать по всему дому ключи, которые сроду никому не были нужны? Ладно бы ключ от домика, но остальные никто в глаза не видел уже лет пятьдесят, это не шутки. А на следующее утро кто уборку делал в коттедже, чтобы ему там поселиться? А он потом, откуда ни возьмись, заявился со своим здоровенным чемоданом, точно с неба свалился прямо на дорожку. И говорит как ни в чем не бывало: «Будьте так любезны помочь с моим имуществом». И мне пришлось тащить этот чемоданище, с моей-то бедной спиной! Что он туда насовал? Пушечные ядра? Черт его знает, а у меня радикулит!

Берти сосредоточенно нахмурился и поправил на носу очки.

– Что это был за старый ключ, который вы искали?

– А это не твоя забота, Берти Гудринг, – снова фыркнул Дженкинс. – Но я вас предупреждаю: не суйтесь в этот домик и мистера Престера обходите за три версты. От него добра не будет, попомните мои слова.

Льюис и Берти обогнули дом и подошли к гаражу, где стоял только маленький «Остин» кузена Пелли, хотя в гараже поместилось бы еще штук пять автомобилей.

– Как ты думаешь, что это был за ключ? – спросил Берти.

– Понятия не имею, – ответил Льюис. – Но знаешь что? Ты мог бы это выяснить.

– Я? – удивился Берти.

– Разумеется, – сказал Льюис. – Когда ищут что-нибудь, чем давно не пользовались, что обычно делают? Подходят ко всем и спрашивают: «Вы случайно не видели мой левый разводной ключ?» – даже если точно знают, что этот человек ничего такого не видел…

– Понял, – кивнул Берти, и тут они услышали, что его зовет мама.

– Господи, – сказал Берти. – Сколько времени?

Льюис бросил взгляд на часы.

– Два часа. А что?

– Мне надо идти. Пора заниматься.

– Сейчас же каникулы! – возмутился Льюис.

– Когда твоя мама – учитель, каникул не бывает, – ответил Берти. – Я пойду.

– Погоди, – сказал Льюис. – Не забудь спросить у мамы про ключ. Наверняка Дженкинс приходил к ней насчет него.

– Спрошу, – пообещал Берти и ушел.

В одиночестве Льюису стало как-то не по себе, словно он втайне осознавал, что рядом притаилась опасность. Воздух стал еще тяжелее и жарче, чем утром, и Льюис решил вернуться в дом. Старый особняк выглядел покинутым. Где-то в глубине дома громко тикали часы. Мальчику не хотелось сидеть одному в комнате, но и бродить по коридорам в одиночестве тоже желания не было. Тогда он решил вернуться в библиотеку, то есть в кабинет Мартина, – вдруг там найдется какая-нибудь хорошая книга. Проскользнув в комнату, Льюис повеселел. Бывают места, где сразу чувствуешь себя лучше, и библиотека Мартина Барнавельта была именно таким местом.

Несколько минут он исследовал полки, пока не обнаружил самое настоящее сокровище. Целую полку занимали тома в черных обложках с надписью «Стрэнд» и указанием года – от 1890-х до 1900-х. Льюис вытащил наугад один том и развернул его – оказалось, что это подшивки журналов. Перелистнув несколько страниц, Льюис расплылся в улыбке: он увидел картинку, на которой Шерлок Холмс и доктор Ватсон сидели в вагоне поезда, почти такого же, как тот, на котором они с дядей приехали из Лондона. Это была иллюстрация к одному из любимых рассказов Льюиса – «Серебряному». Мальчик понял, что держит в руках тот самый журнал, в котором впервые напечатали рассказы сэра Артура Конан Дойла о гениальном сыщике. И хотя все эти рассказы Льюис уже читал, освежить память всегда приятно. Он отнес подшивку в свою комнату и погрузился в мир викторианской Англии.

Прошло несколько часов, и кто-то осторожно постучал в дверь. Льюис закрыл книгу и пошел открывать. На пороге стоял Берти, и его явно распирало от желания рассказать новости.

– Я узнал, что это за ключ, – прошептал он.

– Давай заходи, – сказал Льюис. Он выглянул в коридор, проверяя, не подслушивают ли их, но все было чисто. Тем не менее мальчик тщательно притворил за собой дверь. – А теперь рассказывай.

– Он спрашивал у мамы, не знает ли она, где ключ от чулана, – ответил Берти. – А потом сказал, что нашел его в ящике стола в судомойне.

– Какой еще чулан? – спросил Льюис. Он всегда думал, что там хранят пилы, молотки и гвозди.

– Кладовка, – ответил Берти. – В этом крыле дома, под самой крышей.

– А, чердак! – сообразил Льюис. – Давай посмотрим, что там. Наверное, кузен Пелли и дядя Джонатан еще не вернулись.

– Ну, давай, – нехотя согласился Берти. – Но маме не понравится, что я туда лазил, так что давай потихоньку.

Кузен Пелли и все его домочадцы жили в восточном крыле старого дома, но даже там занимали всего два этажа. Третий этаж стоял пустой и никак не использовался. Лестница вела в очень темный коридор, куда свет проникал через единственное круглое окошко. В дальнем конце коридора, рядом с окном, узкая дверь открывалась на другую лестницу, которая была такая пыльная и тесная, что у Льюиса зачесался нос, и он изо всех сил старался не чихнуть.

Друзья поднялись по этой лестнице, стараясь ступать как можно тише, но сухое дерево все равно скрипело под ногами. Идти было трудно. В коридоре царил полумрак, но на лестнице стояла кромешная тьма. Дверной проем внизу был единственным тусклым источником света, а наверху виднелся лишь узкий луч из-под другой двери, неплотно пригнанной к косяку. Льюис нащупал дверную ручку и попробовал повернуть. Ржавая задвижка со скрипом сдвинулась, и дверь открылась.

Это действительно оказался чердак. На друзей пахнуло горячим и душным воздухом, какой бывает только там, куда давно никто не заходит. Потолок был скошен под острым углом, и с балок свисала паутина, слегка покачиваясь на сквозняке от открытой двери. Через два узеньких окошка просачивалось немного света. Льюис разглядел гору сломанной мебели и старых картин, обернутых в полотно, какие-то коробки, покрытые густым слоем пыли. Мальчик осторожно перешагнул порог.

– Отсюда что-то унесли, – сказал он.

– Откуда ты знаешь? – удивился Берти.

– Тут на полу пыли сантиметра три, – ответил Льюис, не сильно преувеличив. – Но вон там, у стены, чистое место. Там недавно стояло что-то прямоугольное – может, коробка или сундук.

– У мистера Престера есть дорожный сундук, – заметил Берти.

– Я помню, – пробормотал Льюис. – А это что? – Он нагнулся и поднял с пола книгу, очень старую, если судить по потрепанному, крошащемуся переплету. На том месте, откуда Льюис ее взял, пыль лежала нетронутым слоем – значит, книга упала на пол совсем недавно.

– Что ты там нашел? – поинтересовался Берти.

– Какую-то книжечку, – отозвался Льюис. – Странно. Кажется…

И тут снизу донесся визгливый голос:

– Мальчики! Мальчики! Ах, негодники, куда вы подевались?

– Мистер Барнавельт, – ахнул Берти. – Кажется, он злится!

– Пойдем, – сказал Льюис. Он сунул книгу под рубашку, надеясь, что ее никто не заметит. Осторожно прикрыв за собой дверь, они с Берти торопливо спустились по лестнице.

Кузен Пелли поджидал их внизу.

– Вот вы где, – сердито бросил он. – Я вас везде ищу. Что это вы затеяли, а?

– Эмм… Берти просто показывал мне дом, – ответил Льюис. – Я думал, вы разрешите, кузен Пелли. Простите, если…

Раздался чудовищный раскат грома, и Льюис вздрогнул. В следующее мгновение хлынул дождь, забарабанив по крыше и оконным стеклам. Пелли запрокинул голову и глубоко вздохнул.

– Вот это гроза! – воскликнул он. – Ночь будет великолепная, дорогие мои. Смотрите не проспите!

В голосе старика прозвучало что-то зловещее. Берти бросился помогать маме закрывать окна, а Льюис ускользнул в свою комнату, чтобы получше рассмотреть книжечку, которую унес с чердака, и обдумать одно любопытное наблюдение. Совершенно очевидно, что кто-то вынес с чердака не то коробку, не то сундук, однако не оставил на полу никаких следов. Как можно было пройти через всю комнату и не наследить?

Никак. По крайней мере, если ты человек, решил Льюис.

Глава десятая

Ужин получился безрадостный. За окнами бушевала гроза, и, несмотря на ранний час, было сумрачно. Стонал ветер, от ударов грома дрожали оконные стекла, и дождь хлестал так, словно на крышу кто-то горстями швырял мелкие камешки. Едва Джонатан, Пелли и Льюис успели закончить обед, как весь дом содрогнулся от особенно громкого раската, и в следующее мгновение погас свет – столовая погрузилась в темноту.

– Авария произошла из-за молнии, – сказал Пелли. – Ничего страшного, у нас есть свечи. В этом доме люди веками жили при свечах, пока отец не провел электричество.

Миссис Гудринг принесла три высоких белых свечи в подсвечниках, и Пелли зажег одну из них. В тусклом желтом свете черты лица кузена приняли резкое хищное выражение. Добрые глаза стали узкими и хитрыми, и приветливая физиономия старика будто застыла в жестокой гримасе. Льюис взял другую свечу и поспешил к себе в комнату.

Мальчик еще не успел рассмотреть книжечку, которую нашел в чулане: когда кузен Пелли позвал его к ужину, Льюис сунул ее под подушку. Поставив свечу на маленький столик в изголовье кровати, он разделся и натянул любимую пижаму – коричневую с ярко-красным кантом и такими же пуговицами. Потом он взял свечу и пошел по коридору в ванную комнату чистить зубы. Вернувшись в спальню, Льюис запер за собой дверь и залез в постель. Ветер все еще свистел в щелях оконных рам, и струи дождя яростно били в стекла. Льюис поежился и сунул руку под подушку. Книга лежала там, а вместе с ней и фонарик. Льюис заменил в нем батарейки, но решил, что пока ему хватит и свечи, а фонарик лучше приберечь на другой случай.

Льюис никогда раньше не читал при свечах и приноровился не сразу. Пламя колебалось, в тусклом желтом свете буквы расплывались перед глазами. Оказалось, что книжка – чей-то дневник, написанный от руки, и разбирать старомодный почерк было трудно. Замысловатые петли змеились и расползались по странице, а чернила выцвели, приняв ржавый коричневый оттенок. К тому же хрупкая старая бумага потемнела от времени, и тусклые строчки почти с ней сливались. На обложке не было названия, и Льюис долго изучал форзац, пока не разобрал наконец, что там написано:

Гонения на Мартина Кристиана Барнавельта

за колдовство и чародейство

Написано им самим в 1688 году

С трудом преодолев первые несколько страниц, Льюис постепенно привык к старомодному почерку. Он читал и глазам своим не верил. «Я, Мартин Кристиан Барнавельт, – так начинался дневник, – ввиду приближающейся старости оставляю потомкам эту повесть, дабы в будущем могли они понять, что есть правда, а что злобный навет». Весь текст был написан длинными сложными предложениями и усыпан множеством запятых, похожих на толстеньких головастиков. Но главное, сама история Мартина Барнавельта, «написанная им самим», сильно отличалась от тех версий, которые Льюис уже слышал или читал, и даже от книги, написанной его собственным сыном.

Из дневника Льюис узнал, что охотник на ведьм Малахай Прюитт причинил вред не только его предку, но и очень многим людям. Мартин был свидетелем того, как Прюитт привлек к суду «двух бедных женщин, вдов, неповинных ни в каком злодеянии». И хуже всего было то, что судилища по обвинениям в колдовстве Прюит устраивал в особняке Барнавельт-мэнор, который он себе присвоил. «Если несчастные и признавались, что сведущи в Темных Искусствах, так кто бы не признался под страхом жутких пыток, коих дьявольские орудия злодей Прюитт поместил в моих погребах?» – возмущался Мартин.

Потом рассказ Мартина принял зловещий оборот. Тех двух женщин Прюитт обвинил в колдовстве и «сношениях» с кошками и жабами. Но он был не единственным судьей. В качестве присяжных в заседании участвовали «трезвомыслящие и порядочные люди», и прежде чем приговорить женщин к смерти, они потребовали убедительных доказательств. Их они и получили, сообщал Мартин, когда «знаки несомненно магической природы были явлены перед ними, как то: движение предметов без применения силы, шлепки и царапины, причиняемые незримым существом или же духом, а также многие другие чудеса».

Все эти ужасы выглядели весьма убедительно, и даже Мартин был готов поверить, что эти женщины и вправду ведьмы, хотя они плакали и утверждали, что ни в чем не виновны. Но потом на ум ему пришло еще более мрачное объяснение. «Воцарилось всеобщее смятение, невидимый дух стонал, топал и производил иные звуки, я же смотрел на Прюитта и видел, как он делал странные знаки. И тогда понял я, что охотник на ведьм и есть колдун. Окаянный же Прюитт, заметив, что я увидел его, вознамерился сделать меня следующей жертвой и навсегда присвоить себе Барнавельт-мэнор».

Хмурясь, Льюис перевернул еще несколько страниц. Из дневника ясно следовало, что Мартин Барнавельт разбирался в колдовстве и чародействе. Он писал, что Малахай Прюитт заклятием вызвал «незримого слугу», а это была настоящая темная магия. «Злокозненный колдун посылал сих бестелесных духов, – писал Мартин, – дабы обмануть свидетелей и уверить, будто две добрые женщины, обвиненные им, творили чудеса, кои послужили на суде доказательством». Однако Мартин не смог этого доказать, и вскоре охотник на ведьм предъявил ему обвинение в колдовстве и запер Мартина в подвале особняка, чем привел его почти в полное отчаяние. К счастью, слуга, который приносил Мартину еду, остался верен хозяину. «Я стал просить его, – писал Мартин, – принести мне талисман великой благой силы, а именно амулет Константина. Найдя его в моем кабинете, он тайно принес сей амулет в темницу. Там произнес я нужные заклятия…»

Льюис раскрыл рот от удивления. Выходит, старый Мартин Барнавельт все-таки был чародеем! С другой стороны, Джонатан Барнавельт тоже умел колдовать, но он творил только добрые и безобидные чудеса. Наверняка Мартин тоже был добрым волшебником, а не слугой зла. Льюис вернулся к чтению. Амулет Константина, чем бы он ни был, мог разрушить злые чары и лишить силы темное колдовство. Тех двух женщин Мартин не успел спасти от виселицы, но кое-чего он все же достиг. Утром того дня, когда должен был состояться суд над ним самим, Мартин при помощи амулета сотворил заклятие, «дабы исторгнуть из Прюитта злого духа и запереть оного духа в тайном месте». Малахай Прюитт явился в суд слабым и больным. Когда же он попробовал произвести несколько магических жестов, то упал на пол в обмороке, от которого уже не оправился.

«С того дня оставался он немым и беспомощным, – сообщал Мартин. – Лишенный магической власти, охотник на ведьм Прюитт быстро состарился – на пятьсот лет за два коротких года. И когда наконец он умер, мир избавился от злейшего супостата».

На последних страницах кратко сообщалось, что новый король Карл II, взойдя на трон в 1660 году, предал Мартина Барнавельта. «Иные придворные нашептали Его Величеству, будто я был прислужником ненавистного Прюитта. Король поверил им и не хотел возвращать мне Барнавельт-мэнор еще долгие годы». Затаив обиду на короля, Мартин в отместку решил оставить себе «бесценную вещицу, коей лиходей Прюитт тешил свое тщеславие, жалованную ему за содействие подлому убийству короля Карла I». «Теперь же, когда старость моя близка, – добавлял Мартин, – опасаюсь я за сохранность того места, где заключил злого духа. Посему воздвиг я кирпичную гробницу над тем местом и своими руками заложил амулет в крышку той гробницы, обернув цепь вокруг любимой игрушки Прюитта. Да хранит праведная сила тот злой дух под стражей навечно».

У Льюиса перехватило дыхание. Так вот кого они выпустили из сокровищницы! Неудивительно, что они с Берти так испугались – если верить записям в дневнике, невидимое существо было духом чистого зла. Но, может, дневник подскажет, как его победить. Льюис поежился. От свечи остался маленький огарок, ветер и дождь за окном стихли. Надо все рассказать дяде Джонатану, решился Льюис. Признаваться в содеянном не хотелось, но в одиночку ему не справиться с этим кошмаром. Льюис вылез из постели и потянулся за свечой.

Сверкнула молния, ударил гром, и, вскрикнув, мальчик уронил свечу. Она погасла, и Льюис остался в полной темноте. В ушах у него звенело, а сердце бешено колотилось в груди. Льюис обернулся к окну, но из-за ослепившей его молнии перед глазами плавало только размытое зеленоватое пятно.

Потом пятно приняло форму. От ужаса у мальчика перехватило дыхание – в воздухе за стеклом висело лицо! Зловещая ухмылка, глубоко посаженные глаза… Лицо было похоже на ту кошмарную луну-череп, которая смотрела на него с небес тогда, в лабиринте. За окном парил человек в черном!

Льюис открыл рот, чтобы закричать. Он смутно видел, как две длинные костлявые руки сотворили в воздухе странный жест, и книга в его руках вдруг стала горячей. Из-под обложки вырвалось облако удушливого черного дыма. Льюис отбросил книгу, и еще в воздухе она вспыхнула ярким пламенем и исчезла. Послышался торжествующий злобный смех, голова у Льюиса закружилась, и он упал на пол, потеряв сознание.

Глава одиннадцатая

Его разбудил бледный луч утреннего солнца. Мальчик лежал лицом вниз на потертом ковре у себя в комнате. Он замерз, все тело болело, и несколько мгновений он не мог понять, почему лежит на полу, а не в постели. Вспомнив призрачное ухмыляющееся лицо, Льюис вскочил на ноги и стал оглядываться в поисках дневника Мартина Барнавельта. Но от книги не осталось даже пепла – она сгинула в каком-то фантастическом огне. Собравшись с духом, Льюис выглянул в окно.

Все было как всегда. Утреннее солнце пробивалось сквозь дымку молочно-белых облаков. По лужайке были разбросаны мокрые ветки и листья, сорванные ночной грозой. Льюис распахнул оконную раму и высунулся наружу. Стена под окном была отвесная – никакого карниза, на котором можно стоять. Тот, кто заглядывал в окно, очевидно, умел летать. Льюис вспомнил строчку из пьесы, которую они с дядей Джонатаном, Розой Ритой и миссис Циммерман смотрели прошлой весной: «Зло станет правдой, правда – злом, взовьемся в воздухе гнилом»[8]8
  У. Шекспир. Макбет, акт I, сцена 1. Пер. М. Лозинского.


[Закрыть]. Пьеса называлась «Макбет», а слова произносили три ужасные ведьмы. «Шекспир знал, о чем писал», – мрачно подумал Льюис.

Надо было что-то делать. Лучше всего, конечно, было бы показать дневник дяде и рассказать обо всем, что они с Берти нечаянно натворили в лабиринте. Но дневника больше нет, и остается надеяться, что Джонатан поверит ему на слово. Льюис и сам понимал, что при свете дня вся эта история звучала совершенно безумно. Но ведь дядя Джонатан был волшебником и казначеем Общества волшебников округа Капернаум, так что, возможно, его удастся убедить в том, что они имеют дело с неким дьявольским заклятием. Льюис оделся и подошел к двери в комнату дяди. Мальчик тихонько постучал, но никто не отозвался. Тогда Льюис постучал громче.

И опять никакого ответа. Льюис повернул ручку, и дверь открылась. Мальчик вошел и огляделся. Все было на своих местах: на тумбочке лежали дядины трубки и ершики, вышитый кисет для табака, бумажник, карманные часы с цепочкой, толстая перьевая ручка и фонарик. Большой, видавший виды чемодан стоял на подставке у изножья кровати. В шкафу висела дядина одежда. Простыни и подушка были смяты – значит, в постели кто-то спал.

Но самого Джонатана Барнавельта в комнате не было.

Забеспокоившись, Льюис спустился вниз. Может, дядя Джонатан и кузен Пелли уже завтракают. Но нет, в столовой тоже было пусто. Льюис заставил себя выглянуть в окно. Лабиринт стоял спокойно, но в бледном утреннем свете он выглядел мрачным и темным, а под разросшимися кустами лежали глубокие зеленые тени. Льюис вернулся на кухню, поймав себя на том, что идет на цыпочках. В коридоре было темно, но когда он щелкнул выключателем, свет не зажегся – электричество еще не починили.

Льюис робко открыл дверь. Миссис Гудринг неподвижно сидела за столом, сложив руки на коленях. Она смотрела прямо перед собой, уставившись на кухонную плиту. Когда Льюис вошел, миссис Гудринг медленно повернула к нему голову. Это выглядело очень странно, потому что ее плечи остались на месте – повернулась только голова, как у механической куклы.

– Что тебе надо? – спросила миссис Гудринг. Ее взгляд был пустой и холодный.

Льюис сглотнул.

– Я… я искал дядю, – выдавил он.

Миссис Гудринг посмотрела на него, а потом сухо ответила:

– Мистер Барнавельт и твой дядя ненадолго уехали. Я позабочусь о тебе, пока они не вернутся.

– О, – сказал Льюис. – А… а Берти дома?

– Берти? – резко переспросила миссис Гудринг, словно впервые услышала это имя. Помолчав, она добавила: – Мой сын не сможет сегодня с тобой играть. Почему бы тебе не пойти на улицу? Там есть интересный лабиринт, в котором ты сможешь поиграть один. – Миссис Гудринг улыбнулась, хотя лучше сказать, оскалилась, точно злая собака – в ее улыбке не было ни капли дружелюбия.

Льюис уже понял, что с миссис Гудринг что-то не так. Он попытался улыбнуться в ответ, но не смог.

– Эмм… нет, спасибо. Там… наверное, еще сыро после дождя. Я лучше почитаю у себя в комнате.

Миссис Гудринг не ответила, и Льюис добавил:

– А можно мне что-нибудь поесть?

Повернув голову тем же странным движением, миссис Гудринг встала из-за стола. Скованной походкой она прошла к буфету, открыла дверцу, потом другую, как будто не знала, где что лежит. Наконец обнаружив буханку домашнего хлеба, миссис Гудринг положила ее на тарелку, затем прошла к холодильнику, не без труда открыла его, достала кувшин молока и поставила на стол рядом с тарелкой. Потом она опять села на стул и уставилась перед собой.

– Эээ… спасибо, – сказал Льюис. Он взял из ящика приборы, а с полки над холодильником тарелку и стакан. Есть ему, по правде говоря, не хотелось, но мальчик отрезал себе кусочек хлеба, намазал его маслом и съел, запив молоком. Потом он убрал все со стола и помыл посуду в раковине. Миссис Гудринг даже не взглянула на Льюиса, когда он вышел из кухни.

Мальчик поспешил обратно в комнату дяди. Он раскрыл чемодан и осмотрел лежащие в нем вещи, потом проверил шкаф. Рубашка и брюки, которые были на дяде вчера, валялись на полу шкафа. Красная фуфайка и твидовый пиджак аккуратно висели на вешалке вместе с чистыми брюками и рубашками. Насколько Льюис мог судить, Джонатан не собирался никуда ехать. Что-то здесь не так.

Льюис вернулся в свою комнату и стал рыться в чемодане, пока не отыскал маленький блокнот, где был записан адрес констебля Двиггинса. Спустившись вниз, он обнаружил телефон на маленьком круглом столике у лестницы. Это был старинный аппарат с двумя рожка́ми, один из которых надо держать у уха, а другой у рта. У него даже не было наборного диска. Льюис снял слуховой рожок и несколько раз нажал на рычаг – он видел, как герои в кино это проделывали. Ответила девушка-оператор.

– Мне нужно связаться с констеблем полиции Генри Двиггинсом из Лондона, – тихо сказал Льюис. – Я не знаю номера, только адрес. – И он назвал улицу и дом.

– Одну минуту, – ответила телефонистка. Несколько секунд в трубке раздавалось жужжание и треск, а потом на другом конце линии Льюис услышал телефонный звонок. Забавный звук, совсем не такой, как в Америке, – словно маленький робот полощет горло.

– Да, слушаю! – ответил приятный голос пожилой женщины.

– Эмм… Можно поговорить с констеблем Генри Двиггинсом? – спросил Льюис.

– С кем? С Генри? Он мой сын, но сейчас он на службе. Я передам, что вы звонили. А кто его спрашивает?

– Это Льюис Барнавельт, – сказал мальчик. – Мне нужна помощь. Пожалуйста, скажите ему, что я сейчас в особняке Барнавельт-мэнор недалеко от деревни Динсдейл, в Западном Сассексе. Повторить?

Никто не ответил. Связь прервалась. Льюис несколько раз нажал на рычаг, но телефон не работал. Интересно, успела ли миссис Двиггинс расслышать адрес? У мальчика появилось ужасное чувство, что за ним кто-то следит и играет, как кошка с мышью.

Надо идти за помощью, решил Льюис, и вышел из дома. Солнце еще не поднялось высоко, было холодно и сыро. Немного поколебавшись, Льюис направился к дороге. До Динсдейла, пожалуй, можно дойти пешком меньше чем за час, а там уж найдется полицейский, который его выслушает. Мальчик осторожно обогнул лабиринт, стараясь держаться от него подальше, но когда из-за поворота показался домик привратника, Льюис встал как вкопанный. Человек в черном что-то приделывал к одному из воротных столбов. Потом он выпрямился, и со вздохом облегчения мальчик узнал в нем старого Дженкинса.

Он поспешил к воротам. Чем был занят старый слуга? Подойдя ближе, Льюис увидел, что Дженкинс обвил вокруг столба тяжелую цепь и закрепил висячим замком, а потом протянул ее поперек дорожки, зацепив другой конец маленьким стальным крючком. Цепь стучала и звякала, раскачиваясь между столбов. Дженкинс перекрыл проезд к дому!

Слуга вдруг обернулся и уставился на Льюиса тем же жутким пустым взглядом, что и миссис Гудринг. Мальчик стал бочком пробираться к дороге, надеясь, что сможет поднырнуть под цепь и убежать…

Дженкинс поднял правую руку и указал пальцем на Льюиса.

– Нет, отпрыск проклятого Барнавельта, – проговорил он странным голосом. – Этим путем тебе не скрыться. Возвращайся и жди суда! Твоя судьба да свершится!

Нервы у Льюиса не выдержали. Он повернулся и со всех ног бросился к дому. Мальчик уже слышал этот глухой насмешливый голос в ту ночь, когда вместо луны он увидел в небе говорящий череп. Или ему все это приснилось?

Льюис был готов разрыдаться. Он чувствовал, что кто-то невидимый следит за ним и втайне торжествует. Страшно было убежать и страшно вернуться в дом. На повороте дорожки Льюис остановился и оглянулся через плечо: Дженкинс стоял у ворот, как статуя, все еще вытянув правую руку. В окне домика что-то мелькнуло. Неужели та самая отвратительная рожа, которая заглядывала ночью к нему в окно? Наверное, да, со страхом подумал Льюис.

Мальчик не знал, что ему теперь делать, но все-таки решил пойти в дом и подняться к себе в комнату. Надо все как следует обдумать. Напрашивался неутешительный вывод: миссис Гудринг и Дженкинс либо под гипнозом, либо им промыли мозги, дядю Джонатана ночью похитили прямо из спальни, а кузен Пелли тоже куда-то пропал.

А Льюис оказался пленником в особняке своего предка.