Текст книги "Переосмысление заикания"

Когда ты не как все

В начале 70-х мы с женой провели две недели, полные приключений, в Марокко. На третий день поездки мы оказались в маленьком городке Чечауно, расположенном в горах. После завтрака мы отправились на экскурсию в медину – арабский квартал – с 12-летним мальчиком, который взял над нами шефство, став нашим «официальным» гидом. Когда мы шли по узким выбеленным улицам, мы увидели группу маленьких девочек, направлявшихся в школу. Какое-то время мы шли вместе с ними, и я получил прекрасную возможность попрактиковаться во французском языке. Для меня, как и всегда, пообщаться с людьми другой культуры и поговорить на их родном языке было очень интересным и полезным делом.

Оказалось, что мы с девочками легко понимаем друг друга, и я подумал, что неплохо было бы повеселиться, сыграв с ними в игру, которой я научился много лет назад у старого друга нашей семьи.

«У меня мышка в кармане», – сказал я им, засовывая руку в карман и вынимая ее слегка сжатой в кулак, как если бы у меня там действительно была мышь.

«Послушайте, она сейчас заговорит». В этот момент, так же как наш друг всегда и делал, я несколько раз сложил вместе и разъединил ладони, издавая тем самым писклявый звук. Затем я показал оба кулака. «В какой руке мышка?» – спросил я одну из девочек. Она показала на один из кулаков.

«Нет, – сказал я, – не там», – и раскрыл кулак, чтобы показать, что он пустой. Затем сжал оба кулака опять.

«Где мышка теперь?»

Маленькая девочка указала на другой кулак.

Я притворился, что перекладываю мышь из руки в руку, а затем открыл кулак, в котором как бы первоначально находилась мышь, чтобы показать, что и он пустой.

«Нет, ее там нет».

«Она в другой руке, – закричала маленькая девочка, – открой другую руку!»

Опять я показал это шоу с предполагаемым перекладыванием мыши и раскрыл кулак, из которого «переложил» мышь. «Нет, ее там нет», – сказал я, показывая девочкам пустую ладонь. Они подумали, что поймали меня. «Она в другой руке», – сказали они возбужденно.

В этот момент я развел обе руки и одновременно раскрыл их, чтобы показать, что они обе пусты.

«Она исчезла».

Девочки застыли. Мышки нет.

Наступил кульминационный момент моего трюка. Когда я был ребенком, наш друг в этот момент наклонялся к моему уху и говорил: «Вот она. Она была в твоем ухе». Он обхватывал мое ухо рукой и притворялся, что вытаскивает что-то оттуда. Затем складывал ладони вместе, чтобы показать, что мышь снова находится в его руках в полной безопасности.

«Ах, вот она где!» – сказал я и потянулся к уху ближайшей девочки. Она испуганно отскочила назад. Затем все дети бросились бежать от меня, и мгновенно я оказался один.

Их реакция изумила меня, и мое сердце бешено забилось. Люди, с которыми у меня только что был близкий контакт, в ужасе убежали от меня. Я почувствовал себя как прокаженный.

Стараясь изо всех сил не показать мое смущение, я продолжал игру и снова поскрипывал руками, показывая, что мышка снова спрятана у меня в ладонях.

Девочки продолжали наблюдать за мной, но с безопасного расстояния. Потом, одна за другой они направились в школу, а Дорис, я и наш маленький гид продолжили экскурсию по медине.

Я был расстроен случившимся и переживал по этому поводу несколько дней. Это не поддавалось разумному объяснению. Казалось, что само по себе событие не должно иметь такого значения. Однако я сильно мучился и не мог выйти из этого состояния. Отчего моя реакция оказалась такой продолжительной и острой? Какое вообще значение имел для меня этот случай?

Что-то меня заинтриговало. Чувства были знакомы. Я уже испытывал их раньше. Но где?

О да, я вспомнил. Я испытывал их всегда, когда у меня случался длинный речевой ступор и люди смотрели на меня удивленно. Я мог быть в школе или в любой другой речевой ситуации. Я зажимался, не мог говорить и после этого бывал расстроен по нескольку дней, потому что думал, что показал себя странным человеком. Те чувства были такие же. Однако тот случай в Чечауне был никак не связан с заиканием. Но если не заикание меня расстроило, то что?

Это было как озарение. Оно пришло ко мне, когда мы покупали безделушки в маленьком магазинчике.

Я боялся быть не как все. Быть другим означало то, что люди могут отвернуться от меня, что я потеряю с ними контакт.

Мой страх быть не как все имел очень важное значение в жизни. Пока мы ехали, наблюдая безлюдный марокканский пейзаж, к обширным рынкам Фезы, я по-всякому обыгрывал свою мысль. Я спрашивал самого себя: «Предположим, что все четыре миллиарда человек в мире заикаются. Предположим, что заикание – норма. Были бы тогда мои речевые ступоры проблемой?»

Конечно, нет.

Что я понял тогда, когда мы ехали по хайвэю, наблюдая застывший пейзаж, так это то, что мои отрицательные чувства по поводу того, что я – заика, никогда, даже в самые тяжелые мгновения не были связаны с заиканием. Я боялся быть другим, боялся выглядеть странным. Я хотел быть как все другие люди. Хотел, чтобы им было комфортно общаться со мной. Хотел принадлежать к их сообществу. Поэтому, стараясь ни в коей мере не расстраивать других людей, я постоянно менял и регулировал себя, создавая такой образ, который им понравился бы, потому что я считал, что нравиться людям – это единственное, что мне оставалось. К сожалению, за то, что я менял себя в угоду другим, мне пришлось заплатить – я потерял контакт с самим собой, с тем, кем я был на самом деле.

Это тяжело было принять. Но это было так. Годами я позволял контролировать себя другим людям, тем, кто, как я полагал, сделает меня нормальным, а по сути – всем. Я разрешал им определять мою жизнь просто потому, что считал, что мне от них что-то нужно. Я сделал бы что угодно, лишь бы не отличаться, и поэтому всегда сдерживал свои естественные порывы, если чувствовал, что могу быть за них осужден. Годами я ограничивал себя в речи, и это сдерживание энергии лишь усиливало мои речевые ступоры. Теперь я мог видеть совершенно ясно, что самоосуждение и сдерживание себя все еще присутствуют в моей жизни. Сказать по правде, я не допустил того, чтобы реакция девочек помешала мне контактировать с ними. Это было хорошо. Но внутренне я весь сжался от того, что они отпрыгнули от меня.

Я воспринял это на свой личный счет.

Со времени нашей поездки в Марокко прошло тридцать пять лет, но та неожиданная утренняя встреча в Чечауне во всех деталях до сих пор стоит у меня перед глазами. Я знаю, что всегда должен помнить об этой моей сверхчувствительности на реакцию других людей. Если я сдерживаюсь или извиняюсь за то, что такой, какой есть, или пытаюсь представить улучшенную версию себя, я начинаю думать о себе плохо. Если я делаю так слишком часто, то понимаю, что могу начать опускаться по спирали вниз. Если я позволю этому продолжаться слишком долго, то, кто знает… Возможно, я снова создам отношения, чувства и убеждения, которые создавали мое заикание. Вернутся ли тогда речевые ступоры? Теоретически, полагаю, что вполне возможно. Но тогда перед этим мне придется позабыть обо всем, что я узнал и попробовал.

Моя марокканская встреча была полезна, потому что показала мне, насколько я еще зависим от одобрения других людей. А как насчет вас? Позволяете вы людям реагировать так, как они хотят, даже если их реакции не совпадают с вашими желаниями? Или вы все принимаете на свой счет?

Вы сдерживаете себя только в речи или и в других жизненных ситуациях тоже?

Насколько большую часть самого себя вы готовы отдать для того, чтобы кто-то другой сказал, что вы нормальный?

Насколько сильно вы проклинаете свое заикание за неспособность делать то, что вы хотите делать, тогда как в реальности ваша проблема, возможно, лишь в том, что вы теряете свою энергию?

Ели вы постоянно тормозите и воюете при речи, готовы ли вы смотреть этой проблеме в лицо? Или вы вынуждены скрывать, что с вами происходит в реальности, только чтобы чувствовать, что ничем не отличаетесь от других?

Если вы боитесь оказаться не таким, как все, то как начать говорить и делать то, что важно для вас? И если вы не показываете нам реального себя, тогда как вы собираетесь покончить с тем защитным поведением, которое лежит в основе всех речевых ступоров?

Мое избавление от заикания началось тогда, когда я был готов отвечать за то, что думал и чувствовал, был готов не скрывать проблему. Я должен был не избегать рискованных ситуаций, испытывать дискомфорт, выходящий за привычные мне рамки, – и в то же время не скрывать, кто я такой и что я чувствую. Мне нужно было создать ситуацию, при которой мне было бы комфортно быть самим собой.

Покончить с этим защитным поведением мне помогло осознание того, что на самом деле мы все разные. Нельзя сказать, что отличие – это плохо или это хорошо. Мы такие, какие есть, несмотря на то что кто-то другой об этом думает. Понимая, кто мы такие и осознавая собственную уникальность, мы гораздо полнее можем использовать наши возможности, а это, в свою очередь, ведет к более легкой и выразительной речи. Когда мы высвобождаем эти наши возможности, люди относятся к нам позитивно, и не важно, заикаемся мы или нет – сказал однажды Рас Хиггс, член Национальной ассоциации заикающихся, когда выиграл Третий Региональный Конкурс юмористических Скетчей в борьбе с 30 000 членами клубов ведущих.

Для марокканских девочек, которые теперь совсем взрослые, тот американец с «мышкой в руках», возможно, остался просто приятным и забавным воспоминанием. Для меня – это напоминание того, что хотя заикание и ушло, мышление остается прежним и что впереди еще много работы.

Часть 3
Все зависит от точки зрения

Еще в школе мне стало очень любопытно, что же происходит с моей речью. Чем больше жизненного опыта накапливалось, тем больше я видел, насколько тесно речь связана с аспектами жизни, на которые я даже не обращал внимание.

Но наблюдение как таковое еще не гарантирует достижение истины. Это зависит и от того, как вы наблюдаете. Если вы видите только то, что хотите видеть, то у вас мало шансов вырваться «на свободу». Напротив, те, кто сможет наблюдать непредвзято, с открытым сердцем, имеют шанс выйти за рамки очевидного, открывая что-то новое, получая недоступные раньше возможности.

Что делает хороший наблюдатель?

Хороший наблюдатель не воздействует на положение вещей, чтобы придать им какую-то осмысленность, если на деле в этом нет никакой необходимости. Он в состоянии видеть без предубеждений. Это означает непредвзятость даже в том случае, если ответы не приходят. Величайший прорыв происходит, когда мы принимаем неизвестность, наблюдая с открытым к восприятию разумом и отказываясь от преждевременных выводов.

Части этого раздела книги так или иначе имеют дело с силой наблюдения. Некоторые наблюдения таковы, что в корне противоречат установкам разума. Другие привлекают внимание к тем сторонам речи, которые настолько очевидны, что мы просто не замечаем их. Еще какие-то показывают, насколько иначе выглядит мир, стоит взглянуть на него под другим углом зрения.

Когда вы будете читать эти материалы, вы поймете, что важнейший ключ к процессу излечения – быть хорошим и беспристрастным наблюдателем.

Сила наблюдения

Несколько лет назад в Центре Холистической Медицины я услышал взбудоражившие меня слова Фриджофа Кейпры (Frijof Capra), автора эпохального труда «Дао Физики» (The Tao of Physics). Кейпра – один из той волны блестящих молодых физиков, которая помогла пересмотреть наши взгляды на зарождение Вселенной. Но Кейпра – это более чем просто ученый. В 60-х годах он был совершенно очарован восточными религией и философией и потратил немало времени на исследование связей между учениями Запада и Востока. Его фундаментальный труд «Дао Физики» был синтезом этих наблюдений.

Более всего мне запомнилось, с каким восторгом и благоговением он относился к тому, насколько разными путями мыслители шли к одним и тем же заключениям. Он поведал нам, насколько его поразило, как медитацией и размышлениями древние китайские провидцы пять тысяч лет назад получили примерно ту же картину Вселенной, которую Кейпра и его соратники в лице блестящих молодых физиков построили, основываясь на современных научных методах.

По словам Кейпры, наука вышла на эти передовые концепции благодаря скрупулезнейшим научным изысканиям, тогда как эти самые китайцы получили то же самое простым наблюдением.

Люди недооценивают силу наблюдения. Я когда-то сильно разругался на интернетовском форуме заикающихся с членом NSP (ныне NSA – Национальная Ассоциация Заикающихся), который пришел в ярость, когда я осмелился продвигать в позитивном ключе мои наблюдения и мысли относительно заикания. Он полагал, что мне бы лучше помолчать и оставить при себе свои предложения людям в белых халатах, которые в этих делах разбираются получше и действительно отдают себе отчет в своих действиях. Он был убежден, что ответы на все вопросы о заикании в конце концов будут найдены учеными и выложены заикающимся на блюдечке с золотой каемочкой.

Те из нас, кто рос в преклонении перед авторитетами, вероятно, так и будут сидеть сложа руки и дожидаться, пока люди, чьи имена пишутся с большой буквы, прочтут наши мысли и изложат все точно, потому что, как профессионалы, они «знают», что делают. Поступая таким образом, мы сильно преуменьшаем наши собственные способности открыть что-то значимое путем простого самонаблюдения и наблюдения за поведением других людей. В конце концов, насколько важны могут быть наши собственные наблюдения? Мы не можем причислить себя к признанным авторитетам в этой области. Мы не читали и не писали «правильные» учебники. Что мы можем сказать о важности?

Что же, в самом деле?

Я встречал немало людей, которые существенно снизили степень заикания или вовсе избавились от него. Все они были очень хорошими наблюдателями. Каждый из них имел свою точку зрения, то есть мог говорить с позиций своего собственного опыта. Эти люди знали, как использовать свои наблюдения, чтобы прорваться через те путы, которые представляло для них собственное заикание.

Девяносто пять процентов материала этой книги получено простым наблюдением за собственными мыслями и чувствами, а также за тем, как другие люди описывают свои. На самом деле процесс исчезновения заикания из моей жизни, когда скованность в поведении исчезла окончательно, длился довольно долго. Я просто наблюдал за тем, что делаю, но с иной точки зрения. Когда я перестал отслеживать свою проблему только с позиций заикания, заикание, по сути, и закончилось. То есть я прекратил смотреть на свое поведение как на нечто, называемое «заиканием», на его месте возникло несколько других проблем, как-то связанных между собой, которые надо было решать. При решении каждой из этих возникших задач реальная физическая скованность понемногу уменьшалась и через некоторое время исчезла.

Из этого опыта я вынес несколько полезных правил. Одно из самых действенных: все личные изменения начинаются с наблюдения.

Но наблюдения особенного.

Если мы собираемся рассматривать наши переживания сквозь привычные рамки, то те же самые привычные мнения и истины мы и увидим. «Окно», сквозь которое мы смотрим на проблему, имеет огромное влияние на формирование нашего восприятия. Например, голодающий будет смотреть на ресторанное меню несколько иначе, чем тот, у кого только что был обед из шести блюд. Местный метеоролог заметит в закате на Гавайях нечто иное, чем приезжий художник. А психиатрический социальный работник будет смотреть на осужденного преступника иначе, чем помощник окружного прокурора или начальник местной тюрьмы. В значительной степени огромное влияние на наблюдаемое оказывает то, что важно для человека, или то, что он или она ожидает увидеть.

Задача, следовательно, в том, чтобы научиться наблюдать объективно.

КАК СТАТЬ ШЕРЛОКОМ ХОЛМСОМ

В один из дней 1945 года инженер компании Raytheon по имени Перси ЛеБарон Спенсер (Percy LeBaron Spencer) сделал необычное открытие. Он занимался созданием магнетронов – важных компонентов радаров. Однажды Спенсер полез в карман за шоколадным батончиком с арахисом, которым собирался перекусить, и обнаружил нечто поразительное. Батончик растаял. Как это могло произойти? Что могло это вызвать?

Спенсер начал думать. Чуть раньше он проходил мимо раструба включенного радара. Возможно, что энергия радара растопила шоколад. Заинтригованный Спенсер попробовал провести эксперимент. Он поместил маленькую миску попкорна перед радаром, ничего особенного, но через несколько мгновений над миской взвился фонтан из попкорна. Сегодня миллионы людей, благодаря созданию микроволновой печи, считают, что процесс приготовления пищи стал проще и быстрее.

Спенсер был хорошим наблюдателем, и вам, если вы хотите побороть свое заикание, тоже нужно стать таким. Это имеет гораздо большее отношение к заиканию, чем может показаться, а для того чтобы добиться значительного успеха, вам придется наблюдать без всякого предубеждения. Вы должны оставить все свои ожидания и просто показать готовность видеть то, что есть.

Короче говоря, вам надо стать наблюдательным, как Шерлок Холмс.

ПОИСК ТОГО, ЧТО ВЫ НЕ ИСКАЛИ

Принципы Холмса были довольно просты.

Будь наблюдателен. Принимай к сведению все, что видишь и испытываешь. Шерлок Холмс часто сводит в одно целое факты, которые обыватели просто упускают из виду, потому что он проницательный наблюдатель. Попробуйте, входя в комнату, бегло осмотреться, потом закрыть глаза и вспомнить как можно больше. Постарайтесь вспомнить, сколько было людей, во что они были одеты, обстановку, что висело на стенах и так далее. Это хорошее упражнение.

Будьте готовы ко всему. Холмс говорил, что когда вы отбросили все лишнее, то что бы ни осталось, как бы оно ни было невероятно, это и будет правдой. Итак, сначала наблюдайте. Потом смотрите, что идет не так.

Все подвергайте сомнению. Шерлок Холмс говорил, что нет ничего более изощренного, чем очевидные вещи. Потому не принимайте что-то как факт только потому, что кто-то так сказал.

Концепции, относящиеся к заиканию, и информация в этой книге появились не из исследовательских проектов и не благодаря статистике. Это не продукт генетических исследований или МРТ-сканирования. Все в этой книге основано на наблюдениях, которые вы можете сделать самостоятельно.

То, что вы можете почерпнуть отсюда, оказалось полезно сотням и сотням людей с заиканием, которые значительно улучшили свою речь, а в некоторых случаях полностью избавились от заикания и ступоров.

По своей природе мы, как правило, нетерпеливы. Нам нравится получать быстрые ответы. В случае с заиканием это не проходит. Оно охватывает нас полностью. Оно включает в себя несколько компонентов. Чтобы изменить всю систему, вы должны сначала идентифицировать ее составные части, а потом посмотреть на то, как все они складываются в единое целое. Все это требует от вас хорошей наблюдательности.

Давайте рассмотрим пример, не связанный с заиканием. Допустим, вам дали следующую картинку и попросили сказать, что это может быть.

Что же это?

Сложно сказать. Немного похоже на полуостров, где расположена Испания. Но сказать что-то определенное мы пока не можем, и максимум, что мы можем сделать, это посмотреть на рисунок и отложить его пока в сторонку.

Нам дают другой кусок. Форма странновата. Может, это книга с открытыми страницами, которая лежит на столе? Возможно.

Ну, это попроще. Вы видите? Смеющееся лицо, которое смотрит вниз влево.

Наконец, мы получаем четвертый кусок. Это горный хребет? Или куча компоста?

Сложно сказать, что представляет из себя каждый отдельный фрагмент. Но если начать по-разному складывать эти кусочки вместе, вы неожиданно можете наткнуться на взаимосвязи, которых не видели прежде.

Опа. Это ж носорог!

Уффф… не так быстро!

Вам были показаны только куски пространства вокруг носорога, но этого оказалось достаточным, чтобы вы увидели, что же там такое. Тот же самый принцип применим и к вашему заиканию. Посмотрите непредвзято на все, что происходит вокруг вашей речи, и у вас появится хороший шанс открыть для себя много факторов, которые вносят свой вклад в заикание.

Обратите внимание, какие обстоятельства или ситуации оказываются для вас наиболее проблемными, а в каких вы чувствуете себя уверенно. Отметьте, когда вам сложнее всего или проще всего говорить. Если вы попытаетесь уловить в этом смысл, то начнете создавать какие-то модели. Вы начнете понимать, как думаете и воспринимаете, что представляют собой ваши убеждения и то, как это все связано с вашей речью. Это путь к пониманию заикания и возможность подняться над ним.

Моя книга выстроена на наблюдениях речевых ситуаций, сделанных за 25 лет мною и рядом других людей.

Читатели сообщают, что книга «Переосмысление заикания» помогла им пересмотреть свое восприятие проблемы, так что сегодня они видят свое нарушение не просто как дефект речи, а как систему, включающую в себя все, чем они являются.

РАЗРЫВ ШАБЛОНА

Большинство из нас – люди привычки, и наиболее явственно это проступает, когда речь идет о способности к наблюдению. Кто-то, к примеру, несется как ужаленный и кричит: «Вы видели, что сотворил Боб?!» И начинает обвинять Боба во всех мыслимых и немыслимых грехах. И Боб у него неправ. И Боб у него безмозглый. И Боб то, и Боб это. И как же легко принять чужое мнение о Бобе, особенно если человек говорит все это с убежденностью. Потом мы налетаем на Боба, и бедному Бобу крышка. Мы уже обозлены на Боба, хотя и не знаем наверняка, что же он сделал из того, в чем его обвиняет наш приятель. Мы начинаем интерпретировать все то, что Боб говорит и что он делает, через призму гнева, потому что Боб ведет себя как-то «не так».

То же самое происходит и при заикании. У нас есть ситуация, когда наша речь «зависает». Мы хотим говорить, но не можем. А кто-то ждет от нас каких-то слов. И на что же мы обращаем наше внимание? На речь, конечно. Мы рассматриваем проблему через призму заикания, поскольку что-то «не так» в нашей речи.

Выходим мы на улицу, садимся в автомобиль, заводим его, добавляем газу, но машина не трогается с места.

В чем проблема?

Следуя той же логике, мы, естественно, посмотрели бы на колеса.

Они не крутятся, потому что что-то «не так» с колесами.

Но в случае с машиной мы знаем побольше. Мы знаем, что колеса – это только часть системы, которая движет автомобиль. После того как мы убеждаемся, что колесам не мешает что-то там на дороге, мы расширяем наши догадки и обращаем внимание на другие части системы. Сцепление не работает? Что-то с дифференциалом? Поскольку нам уже доводилось заглядывать под капот, мы знаем, что наш автомобиль это система, составленная из сотен деталей, находящихся в определенной связи друг с другом. Если одна или несколько из этих составных частей не работают так, как положено, конечным результатом будет то, что колеса не крутятся. Причина, по которой мы не зацикливаемся на колесах, в том, что мы видим автомобиль через призму «системы».

Привычные способы нашей оценки событий связаны с нашими знаниями и представлениями. Без привязки к эмоциям, понятиям, представлениям, намерениям и физиологии наше физическое поведение – это единственное, что мы можем видеть. А на основании увиденного сделать очень простой вывод, что в этом и кроется причина нашей проблемы. Если с нашей речью что-то «не так», то на нее и смотрим. Все логично.

Логопеды, которые сосредоточены главным образом на речи, вероятно, также вносят свой вклад в проблему, поскольку переносят фокус нашего внимания на физиологию речи. Более того, даже когда наши эмоции, понятия и убеждения как-то обсуждаются, они обычно представляются как результат заикания, то есть как вещи, которые должны быть рассмотрены, потому что мы заикаемся. Но это только половина правды. О чем обычно умалчивается, в основном по причине непонимания, так это о том, что наши эмоции, представления и убеждения могут также создавать скованность в поведении.

Причина, по которой эта вторая половина упускается из виду, сама по себе имеет много общего со словом «заикание». Это слово не имеет под собой конструктива, поскольку заостряет внимание только на нашем поведении, вместо того чтобы рассматривать движущие силы такого поведения, и, следовательно, не побуждает нас углубляться в корни проблемы.

ЯЗЫК ФОРМИРУЕТ НАШ СПОСОБ ВОСПРИЯТИЯ

Когда я рос в Нью-Йорке, я знал только четыре вида снега. Снежная каша – это когда сильный снегопад сопровождался дождем. Льдистый снег – когда поверхность снега обледенела и стала хрустящей и ломкой. Сыпучий снег – податливый и легкий, он всегда набивался ко мне в куртку, когда я катался. Но лучшим снегом был мокрый снег, потому что из него можно было лепить снежки, строить иглу и катать снеговиков. Таким образом, если бы вы меня пятьдесят лет назад спросили, сколько я знаю видов снега, я ответил бы вам: «Четыре».

А эскимосы имеют 26 различных названий снега, потому что порою их жизнь зависит от выявления тонких особенностей. Каждое название характеризует свое качество или состояние снега. Этот расширенный словарный запас дает эскимосу гораздо более точное представление о снеге, чем у какого-нибудь мальчишки в Нью-Йорке, который со снежком в руке ждет, когда соседский мальчишка выйдет на улицу. Эскимос может увидеть больше, потому что он смотрит на снег через окно, которое гораздо шире.

Какое отношение это имеет к тому, как мы воспринимаем заикание? Многие люди знают только «немного заикается» и «сильно заикается» – первый термин описывает легкие запинки, второй – привычные ступоры и судорожные проявления. Оба термина используют общее слово «заикается», которое предполагает, что это ветви одного и того же дерева.

Оба вида речевого поведения могут показаться похожими, но на самом деле они очень разные, и объединение их под вывеской «заикание» вынуждает нас делать предположения и придумывать связи, которые могут быть, а могут и не быть. Из-за этой возможной путаницы я счел нужным внести свои пять копеек – новое слово bobulating (запинки), чтобы подчеркнуть существенное отличие между ступорами и спотыканиями, которые возникают, когда человек расстроен, запутался или сбит с толку. В следующем примере обратите внимание на то, насколько понятнее, когда у нас есть два слова для обозначения сходных по звучанию вариантов произнесения, которые в действительности весьма и весьма различны.

Четырехлетний Ричи летит к своей маме и кричит: «Мамочка! Смотри, я нашел од-од-од-одуванчик!»

Что мы видим?

Ричи возбужден, его захлестывают эмоции, он борется с новым для него сложным словом «одуванчик». В то же время его речь совершенно свободна. Он сосредоточен на том, чтобы сообщить о своем открытии. В этот момент мир для него не менее увлекателен, чем для Томаса Эдисона в тот момент, когда он соединил два провода и заставил впервые в мире засветиться лампочку.

Сравните этот случай с другим. Джордж, молодой первокурсник, на первом свидании с Маршей, хорошенькой одногруппницей. Джордж по-настоящему увлечен Маршей и волнуется, поскольку не уверен, что будет соответствовать ее ожиданиям. После всяческих сомнений и тревог он приглашает Маршу на пикник и озабочен теперь тем, чтобы произвести на нее хорошее впечатление. И вот они вместе на лугу. Скатерть расстелена, ланч, приготовленный Джорджем с особым тщанием, выглядит прекрасно. Им бы уже устроиться поудобнее, когда Джордж замечает великолепный одуванчик. Он наклоняется, чтобы сорвать его, потом протягивает Марше.

«Посмотри на этот прекрасный од-од-од-одуванчик», – говорит он, и сердце его готово выпрыгнуть.

Повторения у Джорджа имеют совершенно иную природу, нежели повторения у Ричи. Хотя звучат они примерно одинаково. По этой причине очень важно иметь в наличии разные термины, чтобы описать происходящее с каждым человеком. Просто сказать, что и Ричи и Джордж заикаются, – значит внести путаницу и завуалировать действительные проблемы. В одном случае запинки – это неосознанный рефлекторный акт, усилия, направленные на улучшения навыка речи, и, может быть, тенденция к слишком острой реакции на стресс. В другом случае – стратегия, обычно приправленная высокой степенью осознанности, применяемая для того, чтобы пробиться через кажущийся тяжелым и пугающим речевой ступор.

Таким образом, если вы говорите, что Ричи запинается, а Джордж заикается, это значит, что вы в состоянии понять значительную разницу. И более того, мама Ричи не сойдет немедленно с ума из-за того, что тот «заикается». Она знает разницу между запинками и заиканием, и ей будет проще решить, необходимо ли предпринять что-то, чтобы исправить ситуацию.

Расширение моего лексикона, касающегося заикания, было важно для моей способности отслеживать трудности в речи. Когда я рассматривал свою проблему не как «заикание», а как сочетание блокирования речи (ступора) и стратегии, направленной на то, чтобы проскочить или обойти ступор, я обращал свое внимание на сферы, на которые ранее и не подумал бы посмотреть.

«Почему я заикаюсь?» – такой вот невнятный вопрос, на который трудно ответить, тем более что у большинства людей нет четкого понимания того, что такое заикание, тогда как «отчего я так скован?» или, лучше, «что означают мои ступоры?» – это темы, которые потенциально более содержательны. Отсюда логически проистекает ряд вопросов, например: «Способны вы предположить, что в этой ситуации можете делать все что хотите? И что тогда будет?» Конечно, самым первым ответом большинства людей будет: «Скорее всего, начну заикаться». Но если вы не остановитесь на этом очевидном ответе, то сможете найти и другое: то, что вы боитесь вытащить наружу и вынуждены держать под контролем. Это может быть недопустимое проявление эмоций. Или, может, на эту тему вы не хотели бы вообще говорить. Это может быть чувство незащищенности, которое слишком велико, чтобы с ним можно было как-то совладать. Все это может тормозить вашу речь, пока вы не почувствуете к ней готовность. Как отмечает Тони Роббинс в своей книге «Пробудить в себе гиганта» (Tony Robbins: Awaken the Giant Within), «нами движет не реальная боль, а наши страхи, что что-то приведет к боли. Нами движет не реальность, а наши представления о реальности».

Есть инструменты, которые могут помочь вам воспринимать реальность более ясно и точно. Для меня таковыми стали общая семантика (ОС) и нейролингвистическое программирование (НЛП).

ОС имеет дело с тем, как мы воспринимаем мир, и с тем, как язык, которым мы пользуемся, влияет на формирование этого восприятия, часто ставя нас в определенные рамки. Вендел Джонсон (Wendell Johnson) более известен благодаря своим трудам по заиканию, но имеет также убедительные аргументы в пользу ОС, а его фундаментальный труд «Люди в затруднительных ситуациях» (People in Quandaries), по моему мнению, дает самое точное описание этой дисциплины. Еще одна хорошая книга по ОС: Хаякава С. И., Язык в мыслях и действиях (Hayakawa S. I.: Language in Thought and Action), которая несколько лет назад стала бестселлером в своем сегменте.