Текст книги "Переосмысление заикания"

Тем не менее поговорку «если ты заика, то это на всю жизнь» считает верной большая часть людей, столкнувшихся с проблемой. На решение проблемы обычно уходит так много сил, что в какой-то момент, по достижении некоторого уровня качества речи, с которым уже можно жить, энергия людей перенаправляется в другое русло. По достижении этого желанного уровня степень успеха будет определяться уже обстоятельствами, опытом, мотивацией и личностными качествами. Привожу некоторые свои выводы относительно ключевых факторов, облегчивших для меня этот процесс.

• Мое заикание было очень ситуационным, похожим на заикание Салли из истории, описанной выше. У меня возникали трудности, если я должен был выступать в классе, говорить с авторитетным для меня человеком или спросить что-то у прохожего. В таких случаях меня обуревали знакомые всем страх и ужас. В общении с друзьями и близкими никаких проблем у меня не было.

• Из-за того, что я не был очень настойчивым, я никогда не пытался протолкнуть слова, когда не мог их выговорить. Таким образом, я никогда не вырабатывал вторичного поведения. Мое заикание заключалось в простейшем ступоре, так что в дальнейшем мне не пришлось сильно переучиваться.

• Поскольку мои ступоры были не очень «интересными», меня никогда не дразнили из-за моей речи.

• Так как у меня были только простые ступоры и я никогда не подвергался речевой терапии, при которой зачастую делается упор на вопросы контроля, я не проникся убеждением в необходимости следить за своей речью. Следовательно, у меня не возникало проблемы возникновения новых уровней контроля над и без того слишком контролируемой речью.

• Я всегда знал, что мне хотелось бы выступать перед публикой, так что мотивация к проработке проблемы была всегда.

• Когда я переехал в Сан-Франциско в начале 60-х, у меня было много возможностей для участия в программах личностного роста, движении, которое зародилось в культуре Калифорнии.

• Я имею склонность к фобии, при которой у человека имеется тенденция двигаться к тому, что его пугает, а не наоборот.

• Мне от рождения интересно, отчего человек становится таким, какой он есть, плюс к тому я хороший наблюдатель, оттого я отмечал и много размышлял практически над всем, что со мной случалось.

• Я хорошо замечаю взаимосвязи между вещами, которые обычно никак не связаны.

Все перечисленное выше явно помогло мне, в то время как для кого-то с тяжелым заиканием, в неблагоприятном окружении, менее любопытного, с меньшими преимуществами проблемы были гораздо тяжелее. Тем не менее есть большие возможности для того, чтобы любой желающий мог значительно расширить свои горизонты. Сегодня все больше и больше программ, исповедующих целостный подход к заиканию. Вот некоторые из программ, которые сразу приходят на ум: Восточный Вашингтонский университет, Американский институт заикания в Нью-Йорке, Программа МакГуайра в Великобритании, Ирландии, Норвегии и Австралии.

Программа МакГуайра особенно интересна. Здесь признается важность изменения личных установок по ряду параметров и того, что на эти изменения требуются существенные затраты времени. По этой причине выпускникам программы предлагаются различные варианты продолжения работы после начального курса обучения. Например, выпускники могут проходить программу столько раз, сколько им захочется, причем за символическую плату. Они также могут взять на себя ответственность и сами стать тренерами. Тренер не только ведет обучение, но и отвечает за поддержку контактов с выпускниками по телефону, всегда может дать совет и оказать поддержку. (Лучший способ научиться чему-то – это научить этому других!) Этот уровень дает тренеру право участия во многих мероприятиях, которые способствуют личностному росту не только студентов, но и самого тренера.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

С той поры, когда исследователи в Хоторне, штат Иллинойс, изучали способы усиления мотивации работниц, был пройден немалый путь. За это время люди достигли впечатляющих результатов в науке и в медицине. Выполнена пересадка сердца, создан искусственный сустав, разработаны новые экзотические средства для улучшения работы мозга, созданы мощные антибиотики, способные победить самые упорные вирусы. Самое впечатляющее: расшифрован геном человека. Тем не менее после целого века исследований значительная часть людского и профессионального сообщества все еще топчется вокруг утверждения, что «никто по-настоящему не знает причин заикания».

Как такое может быть?

Возможно, это следствие того факта, что слишком долго мы искали ответ на вопрос о причинах заикания не там.

Исследователи на заводе в Хоторне выяснили, что решение не обязательно должно быть оригинальным, порою оно лежит на поверхности. Иногда ответ у нас под носом и состоит лишь в понимании новых взаимоотношений, связывающих воедино элементы настолько привычные, что мы их просто не замечаем.

В этом разделе утверждается, что заикание не является результатом какого-то экзотического сбоя в генетике, что это продукт взаимосвязи обычных компонентов. Короче говоря, заикание – это система. Это не просто компоненты сами по себе, а синергетическое взаимодействие между ними, и именно оно приводит к возникновению проблемы. Эта система называется Гексагоном Заикания, и состоит она из ваших эмоций, восприятия, убеждений, намерений, физиологических реакций и физического поведения.

Сила, которая связывает эти компоненты воедино, названа эффектом Хоторна. А в результате получаем живую систему, которая действует в соответствии со своими законами и правилами, систему, которая включает в себя не только вашу речь, но и всю вашу сущность.

Понять эту систему и узнать, как она работает, означает признать, что заикание может быть изменено, ослаблено, а в некоторых случаях даже уничтожено. С пониманием компонентов, образующих систему, проще становится наметить эффективные стратегии, дающие хороший шанс на получение долговременных улучшений, которых мы все долго искали.

ССЫЛКИ

Oyler, Mary Elizabeth. Sensitivity and vulnerability: are they a blessing? Letting GO, April 1998, 4.

Roethlisberger, F. J.; Dickson, William J.; Wright, Harold A. (1946) Management and the Worker: An Account of a Research Program Conducted by the Western Electric Company, Hawthorne Works, Chicago. Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press.

Отчего речевые ступоры настолько непредсказуемы?

Много лет я ломал себе голову, пытаясь найти какое-то логическое объяснение кажущемуся таким капризным поведению речевых ступоров.

– Отчего у меня бывают дни плохие и дни хорошие?

– Почему ступоры иногда возникают на словах, которые обычно проскакивают безо всяких усилий?

– Почему ощущение, что возникнет ступор, появляется из ниоткуда по непонятной причине?

– Отчего у меня может быть три минуты без ступора, а потом вдруг все рушится?

Бывало и такое, что я думал: лучше бы я заикался на каждом слове, а не только в особых ситуациях. Тогда, по крайней мере, моя жизнь была бы более предсказуемой. Люди незаикающиеся не имеют ни малейшего представления о неопределенностях, которые возникают, когда такая важная вещь, как речь, тормозит, трогается, дергается туда-сюда, как машина с неисправным карбюратором. Это бросает тень неопределенности на каждый аспект вашей жизни.

Как-то раз я постарался объяснить это состояние другу без заикания.

Представь, сказал я ему, идешь ты довольный по улице после того, как затарился в универмаге «Мэйси», и вдруг откуда-то прилетает кулак в перчатке – ШЛЕП! – ты получаешь по носу. Не сильно. Не так, чтобы пошла кровь. Но достаточно неожиданно, чтоб напугать.

«Опа! – говоришь ты. – И откуда это взялось?»

Слегка озадаченный, ты продолжаешь движение. Идешь в банк, чтобы положить на депозит. Но когда ты подходишь к окошку кассы и открываешь рот, чтобы что-то сказать, – из ниоткуда появляется рука в перчатке – ХЛОП! – снова по носу. Не сильно, но достаточно чувствительно, чтобы смутить тебя.

Ты внес депозит и уходишь из банка. Идя к газетному киоску, ты чувствуешь себя слегка потрепанным и решаешь купить журнал, чтобы отвлечься от тревог. Собираешь мелочь, чтобы расплатиться, протягиваешь продавцу за прилавком, открываешь рот, чтобы сказать название журнала… Вдруг эта рука в перчатке выскакивает откуда ни возьмись – ШЛЕП! – опять получаешь по носу.

И каким ты теперь ощущаешь мир?

Непредсказуемым.

Время ланча, ты идешь в местную закусочную. Когда ты входишь туда, замечаешь, что делаешь то, что прежде никогда не делал. Ты осматриваешь помещение перед собой, отыскивая эту чертову руку в перчатке. Твой шнобель уже гудит от ударов. А так вообще ничего такого не происходит. Успокоившись, находишь свободный столик, садишься, открываешь меню. О! Сэндвич с ростбифом – это то, что надо. Подходит официант, чтобы принять заказ.

«Что заказываем?» – говорит он.

«Ростбиф и чтоб хлеб цельнозерновой», – отвечаешь ты. «Еще что-то?»

«Да, с картошкой фри».

«А пить?»

«Миллер лайт».

«Еще раз, не расслышал?»

«М…» Ты начал было повторять «Миллер лайт», но не успел, потому что вдруг из ниоткуда появляется рука в перчатке и – ШЛЕП! – снова тебе по носу.

Хватит уже!! С какой стати?! Все это совершенно бессмысленно. Почему получается, что рубашку в «Маки» ты купил без приключений, потом пошел поесть и получил по носу? Эти постоянные сюрпризы сводят с ума.

Мой друг сказал, что понял, отчего я считаю мир таким непредсказуемым.

РЕЧЕВЫЕ СТУПОРЫ ИМЕЮТ МНОГО МЕХАНИЗМОВ ЗАПУСКА

Традиционно говорят, что заикание – это все то, что мы делаем, когда боимся, что начнем заикаться. Логопеды и большинство заикающихся исповедуют эту точку зрения уже почти 80 лет. Но, как и многие объяснения заикания, это справедливо лишь отчасти. Страх заикания определенно заставляет заикаться еще больше, и отсюда также следует объяснение того, как заикание усиливает само себя. Но это отнюдь не объясняет причин всех речевых ступоров. Эта точка зрения ничего не дает для объяснения того, отчего заикание приходит и уходит как-то случайно, и часто кажется, что оно живет собственной жизнью.

В ходе процесса собственного излечения я выделил много ситуаций, которые не имели ничего общего со страхом заикания самого по себе и все же были вполне способны включить механизмы ступора.

В этой работе мы собираемся отвлечься от знакомых и очевидных причин появления речевого ступора. Большинство из них связаны со страхом заикания. Мы хотим поискать менее очевидные причины, которые зачастую играют ключевую роль.

Но перед этим нам потребуется прояснить несколько вещей. Во-первых, я хочу разъяснить, что я имею в виду, когда говорю «заикание». Я говорю вовсе не о запинках – сбивчивой речи без усилий, которую вы слышите, когда у кого-то возникает неопределенность, смущение, растерянность. Я говорю о речи, которая блокирована наглухо. Человек чувствует себя как бы взаперти и совершенно беспомощен в попытках продолжить говорить.

Во-вторых, мне необходимо четко определиться со своим видением того, что такое ступоры в речи. Я пришел к пониманию ступоров (заикания) не просто как речевой проблемы, а как системы, вовлекающей в себя всего человека: интерактивной системы, которая состоит по меньшей мере из шести основных компонентов – поведения, эмоций, восприятия, убеждений, намерений и физиологических реакций. Эту систему можно наглядно представить в виде шестиугольника, каждая вершина которого влияет на другую и находится под влиянием всех остальных.

То есть ступоры вызываются не какой-то одной причиной. Убеждения, эмоции или физиология по отдельности не приводят человека к тому, что его переклинивает, он ощущает беспомощность и не может ничего сказать. Именно динамическое взаимодействие всех шести компонентов ведет к проблемной речи.

ГЕКСАГОН ЗАИКАНИЯ

Мне также нужно пояснить свое понимание того, каким образом в возникновении речевых ступоров участвуют эмоции.

ПРИСУТСТВИЕ ЭМОЦИЙ

Если вы когда-либо видели кусок 35-мм кинопленки – такими пользуются в кинотеатрах, – вы наверняка могли заметить одну или несколько волнистых линий слева от кадра с картинкой, которые постоянно меняются по ширине, как линия самописца сейсмографа, которым измеряют интенсивность землетрясений. Это оптическая звуковая дорожка, на которую записан звук для фильма. Независимо от того, что там происходит, эта оптическая звуковая дорожка есть всегда. Если звука нет, то визуально это просто прямая линия. Но запись есть всегда.

Пользуясь этим в качестве сравнения, представьте, что в каждый момент времени, когда вы бодрствуете, параллельно ведется такая же «запись эмоций», которая содержит основные эмоции, связанные с тем, что происходит. Ваш мозг постоянно обрабатывает данные, происходящее, значение и так далее. Если бы вы могли каким-то образом регистрировать «запись эмоций», вы увидели бы, как она непрерывно то сужается, то расширяется, в зависимости от ощущений, связанных с конкретной обстановкой, того, о чем вы говорили, кому говорили, какие слова использовали, о чем думали и как себя чувствовали в тот момент.

Наличие трудностей с отдельным словом, например со словом «для», может и не означать, что слово трудно само по себе. Это может быть связано с тем, что происходило до того, как вы начали проговаривать это слово, или с вашими ожиданиями последующих событий, – и с теми эмоциями, которые сам момент порождает.

Если вы сопротивляетесь тому, чтобы испытать эти эмоции, вы будете сдерживать (блокировать) их до тех пор, пока уровень волнения не станет приемлемым.

Как же работает дорожка эмоций? Пусть Джордж, человек, который заикается, встречается в данный момент с мистером Петерсом, своим боссом. Джордж вдруг вспоминает, что у него сейчас должна была быть еще одна встреча, о которой он забыл, и ему надо прервать начальника, чтобы узнать, сколько сейчас времени, поскольку ему, возможно, придется этот разговор сильно сократить. Ему вдобавок немного неудобно, потому что он по рассеянности оставил сегодня свои часы дома.

Отмечаем, что слова «Excuse me» («извините») вызывают у Джорджа слабые эмоции. Но когда он начинает говорить слово «Peters» («Петерс»), у него появляется небольшой ступор, поскольку имя босса несет для него эмоциональный заряд. Этот заряд выбивает его состояние за пределы зоны комфорта, заставляет его сдерживаться какое-то время, пока интенсивность чувств не снизится. Ступор отмечен всплеском на записи эмоций.

Далее Джордж имеет дело с твердой согласной [k] в слове «can» («можете»). Проблема не только в том, что у него когда-то были проблемы с [k], но и в том, что он боится, что мистеру Петерсу не очень-то понравится, что разговор должен быть прерван. Расслабиться становится еще более трудно. Эмоции Джорджа снова прыгают на [t] в слове «tell» («сказать»), но настоящий пик эмоций приходится на [t] в слове «time» («времени»).

Почему это происходит?

Слово «time» («времени») не просто начинается со «страшного» звука [t], оно еще и завершает мысль. Как только он скажет «time», мистер Петерс будет знать, что у Джорджа есть проблема со временем и ему хочется уйти со встречи. В предвидении раздражения мистера Петерса и того, насколько же ничтожным и нелюбимым он почувствует себя после сказанного, Джордж ступорит на [t] и только с третьей попытки ему удается вытолкнуть это слово.

Удивительно то, что все это происходит, а Джордж ничего этого не осознает. Но Джордж не понимает и многого другого. Он не осознает своих чувств по отношению к авторитетам и того, насколько те его пугают. Не отражает того, что принуждает себя угождать другим, чтобы быть уверенным в том, что всем он нравится.

Самое главное, что Джордж не осознает того, что его ум запрограммирован на постоянную обработку своего опыта, на непрерывную оценку факторов, способствующих улучшению здоровья и выживанию, а также факторов, представляющих угрозу. На самом деле утверждает НЛП, мы обрабатываем более двух миллионов бит информации, поступающей от наших сенсоров каждую секунду. Эта информация стирается, искажается и обобщается в ходе приспособления ее к нашим нуждам. Энтони Роббинс (Anthony Robbins), будучи мотивирующим оратором, говорит: «Все, что делаете вы и делаю я, делается либо для того, чтобы избежать боли, либо для того, чтобы удовлетворить желание получить удовольствие». Возможно, это звучит слишком примитивно, но практически вся жизнь строится таким образом. Просто человеческий разум за мудреными словами стремится спрятать эту основную мотивацию.

Никогда не бывает такого, чтобы дорожка эмоций отсутствовала. Иногда это запись покоя, например в моменты глубокого расслабления. Но дорожка пишется всегда, чтобы увести вас от вещей, которые могут причинить боль, и привести к тому, что, вероятно, доставит вам удовольствие.

Эти выводы я сделал в процессе наблюдения за зависимостью между эмоциями и речевыми ступорами. Давайте теперь посмотрим на еще один ключевой аспект загадки: способ хранения нашего опыта.

ЦЕЛОСТНЫЙ ХАРАКТЕР ИНГРАММЫ

Когда я начал лучше понимать динамику ступоров и стратегии, используемые мной, чтобы выбраться или избежать ступора, поведение, которое обычно казалось таким странным, больше таковым уже не выглядело. И это произошло в тот момент, когда я натолкнулся на концепцию инграммы, которая представилась мне очень правдоподобным объяснением непредсказуемого характера этих самых чертовых ступоров.

Инграмму можно определить как подробную, до мельчайших деталей, запись каждого воспринимаемого события в данный момент времени: что-то вроде органической голограммы, которая содержит всю информацию с пяти сенсоров – зрения, слуха, запаха, вкуса и осязания, а также запись всех мыслей, возникших в тот момент. Эта совокупность соответствующих сигналов впечатывается в ткани на клеточном уровне. Будучи неразрывно слит с телом, этот набор ведет себя как единое целое.

Вот пример инграммы. Вы находитесь в торговом центре, покупаете пару джинсов и вдруг слышите крик. Вы быстро оглядываетесь и видите, что длинноволосый оборванец с вытатуированным черепом на левом бицепсе в джинсовой куртке наставил пистолет на бедную кассиршу и требует, чтобы она выдала ему содержимое кассового аппарата. Сразу же ваше сердце начинает колотиться. Человек забирает выручку у девушки и начинает двигаться прямиком в вашу сторону. В панике, вы задаетесь вопросом, что же делать. Бежать? Отвести взгляд? Стоять на месте? Человек смотрит прямо на вас, будто вы осмелились бросить ему вызов. Вы сразу же отводите взгляд и затаиваете дыхание. И в этот момент он смешивается с толпой. У вас вздох облегчения. Позади вас продавщица в истерике.

Спустя десять минут вы, как очевидец происшедшего, даете показания об инциденте сотрудникам службы безопасности торгового центра. Вы приблизительно называете его рост и вес. Вы описываете, как можете, его татуировку, то, как выглядела джинсовая куртка, в которую он был одет. Возможно, ваше самообладание было достаточным, чтобы заметить его обувь и цвет волос. Но есть еще много других впечатлений, о которых вы не говорите. Частично потому, что они вам не представляются такими уж важными, частично потому, что вы сознательно не обращаете на них внимания. Все эти переживания переплетены вместе в единую инграмму.

Например, в магазине в тот момент звучала песня в исполнении Мэрайи Кэри. Если бы кто-то спросил, то вы, вероятно, не смогли бы вспомнить такой детали, но ваше подсознание записало песню как часть инграммы. Когда грабитель шел мимо вас, ваше обоняние поймало запах моторного масла от пятна на его штанах. Ваше подсознание зафиксировало его грубое лицо и то, что у него есть небольшой шрам внизу на подбородке. Это тоже часть инграммы. Ваши глаза записали резкое освещение магазина, образуемое прозрачными сферами. Частью инграммы был также шум толпы в торговом центре, эмоциональная окраска криков кассирши, ощущения полового покрытия под ногами, напряжение в ногах и в теле, ваше ощущение жажды. И, конечно, там же и все ваши эмоциональные реакции: страх, паника, неровное дыхание, тяжесть в шее, спазм в желудке. Все эти восприятия и многое другое были записаны и собраны в инграмму.

Почему все это важно? Это важно, потому что инграмма играет значительную роль в стратегиях выживания вашего организма и сознания. Особенно серьезную роль она играет для миндалевидного узелка в мозге, который представляет собой хранилище нашей эмоциональной памяти.

МИНДАЛИНА

Этот узел назван миндалиной и относится к лимбической системе, самой примитивной части мозга, которая имеет компоненты возрастом в сотню миллионов лет. Ее функция – реагировать: она отвечает за то, чтобы быстро включать реакцию типа «бей-беги» всегда, когда организм (то есть вы) чувствует угрозу.

Миндалина связана не только с вегетативной нервной системой, которая отвечает за физиологические рефлексы, как, например, за ритм сердечных сокращений и частоту дыхания, но и с областями мозга, отвечающими за обработку информации органов чувств. У нее есть особая высокоскоростная магистраль к глазам и ушам, дающая доступ к сырым необработанным сенсорным данным. Она похожа на нейронный центр с заземлением, который заливает огонь при малейшей опасности. Короче говоря, миндалина предназначена для обхода высших, сознательных отделов мозга, контролирующих когнитивную обработку, так что мы имеем возможность сначала действовать, а потом думать.

Таким образом, когда мы воспринимаем угрозу, наше тело производит быструю пожарную последовательность действий, включая и реакцию на страх, и мгновенный рефлекс отказа от всего того, что этот страх спровоцировало.

Проблема в том, что миндалина не обладает особым умом или взыскательностью и не отличает угрозу физическую (тигры, грабители, пожары) от угрозы социальной. Получая угрозу любого типа, миндалина интерпретирует ее с точки зрения физического выживания. Она активирует симпатическую нервную систему, и сразу ваше дыхание учащается, кровяное давление повышается, кровь приливает к конечностям, сердце колотится, адреналин вбрасывается в кровь: происходят все те реакции, назначение которых – дать вам физические ресурсы либо противостоять угрозе, либо спастись от нее бегством.

Каким же образом миндалина узнает, когда запустить эти реакции?

Запуск происходит при наличии в данный момент времени некоего фактора, который предположительно связан с угрожающей ситуацией.

Таким образом, находясь через месяц в книжном магазине, вы вдруг почувствуете некоторое неудобство. Вы не осознаете, что на самом деле просто играет та же песня Мэрайи Кэри. Это одно сенсорное воспоминание будит все происшествие в магазине джинсов целиком. Тем не менее вы этого не понимаете. Вы просто чувствуете, что ваше сердце вдруг куда-то поскакало.

Позже, на неделе, вы едете в автобусе, и вдруг вам становится не по себе. Вы не осознаете, что парень, который сидит рядом с вами, работает в гараже, а вы поймали тот же запах моторного масла, который почувствовали в магазине джинсов.

В закусочной быстрого питания молодой человек позади вас имеет на плече татуировку. Вы чувствуете скованность.

Спустя несколько дней вы входите в магазин одежды, в котором то же самое специфическое освещение, что было в магазине джинсов, и у вас екнуло сердце, непонятно почему.

Человек, с которым вы разговариваете на работе, задает вам вопрос. Его голос имеет тот же тембр и похож на голос того грабителя. Вы понимаете, что очень хочется помолчать.

Обратите внимание, что вы совсем в других обстоятельствах, непохожих на те, что были в день, когда вы стали свидетелем ограбления. Вы в МакДональдсе, а не в магазине джинсов. Парень с татуировкой находится там, чтобы съесть гамбургер, а не ограбить магазин. И тем не менее ваши эмоции вытворяют с вами такой номер. Причина этого в том, как работает ваш реактивный ум. Короче говоря, все, что выглядит или ощущается похожим либо даже смутно напоминает вам исходное событие, имеет возможность возродить, напомнить, воссоздать то самое событие.

Плохо одетый парень – это ограбление. Запах моторного масла – ограбление. Запись Мэрайи Кэри – ограбление. Резкое освещение – ограбление. Голос сотрудника – ограбление. Каждый намек со стороны органов чувств работает так, будто это мельчайший кусочек голограммы. Посветите сильным лучом на этот маленький кусочек – и вы можете увидеть все событие целиком. Подобным же образом самое «несущественное» событие для органов чувств имеет достаточную силу для того, чтобы восстановить всю инграмму и эмоции, сопутствующие ей.

В случае речевых ступоров самым очевидным спусковым крючком, который может вызвать «переклинивание» и невозможность говорить, является страх ступора. Но есть и множество других путей включить ту же реакцию. Давайте взглянем на некоторые обстоятельства, провоцирующие ступор, которые не относятся к заиканию.

РЕАКЦИЯ НА ТОН ГОЛОСА

Одним из таких триггеров является высота голоса человека. Фонд Delancey Street в Сан-Франциско занимается делами, связанными с реабилитацией наркоманов, проституток, осужденных и других людей, которым необходима корректировка нарушений поведения. Фонд преуспел в этом более, нежели какая-либо другая организация в мире. В течение 30 лет я периодически безвозмездно предоставлял свои услуги Delancey в качестве создателя рекламной продукции и всячески их поддерживал.

В 1993 году я вызвался проводить занятия по публичным выступлениям в Delancey. Однажды, после того как занятия закончились, я шел к своей машине и вдруг решил заглянуть в их ресторан, расположенный в том же знании, чтобы поприветствовать Абэ, метрдотеля, которого знал уже 20 лет. Я не увидел Абэ, когда вошел, потому попросил работающего метрдотеля передать Абэ, что был Джон Харрисон и спрашивал о нем.

Я повернулся, чтобы уйти, как вдруг парень, с которым я только что говорил, резко выпалил: «Как-как ты сказал тебя зовут?»

Я развернулся, чтобы повторить свое имя, и вдруг почувствовал себя в ступоре. А точнее, я был в панике, застыл и не мог сказать ни слова.

В совершенном волнении, в голове кавардак… меня отбросило на 30 лет назад, когда у меня регулярно в подобных ситуациях бывали ступоры. Полностью отдавая себе отчет в происходящем, я остановился, сделал глубокий вдох и пришел наконец в себя настолько, что смог выговорить: «Джон Харрисон».

Я ушел из ресторана расстроенным и озадаченным внезапным появлением старой реакции. Почему это произошло? Занятие прошло замечательно. Я люблю Delancey Street: людей и саму эту организацию. Это был наш любимый ресторан в Сан-Франциско. Я не думал о своей речи, она не представляла для меня проблемы уже более двух десятков лет.

Чем больше я думал об этом, тем больше чувствовал, что мой отклик был спровоцирован чем-то в тоне голоса того парня.

Именно так работает инграмма. Вовсе нет необходимости попасть именно в ту самую ситуацию: достаточно лишь частички ее, напоминающей вам событие, несшее в себе какую-то угрозу. Возможно, была похожая ситуация, в которой у меня возник ступор. Или, возможно, что-то связанное с самим парнем. В конце концов, почти все обитатели Delancey сидели в тюрьме. Почти все парни говорят грубо. Возможно, меня напугал тон его голоса. Может, он так прокричал мне вопрос, потому что видел, что я ухожу, и подумал, что не совсем правильно расслышал мое имя. Может, это ввело его в беспокойство, а я интерпретировал это беспокойство как что-то еще. Угроза? Команда? Тон его голоса поймал меня врасплох. Или, возможно, что-то крутилось у меня в голове в тот день, что просто заставило меня быть более восприимчивым к тону его голоса. Я никогда не узнаю. Но я убежден, что в тот момент я переживал инцидент, который имел место быть ранее.

Единичные случаи, подобные этому, случаются раз в несколько лет. Но когда они происходят, то дают вам практически лабораторные условия для изучения обстоятельств, приведших к возникновению речевого ступора.

Большим отличием моей реакции этим вечером и той, что случилась 25 лет назад, было то, что после того, как инцидент был исчерпан, все закончилось. Хотя мне и было любопытно, я не переживаю об этом событии. Я не рассматриваю произошедшее как проблему, потому оно не будит страх речи. Это просто одна из тех вещей, что иногда приходят к нам ниоткуда.

Эта история – лишь один пример того, как ситуация, не связанная с заиканием, может внезапно вызвать подвижку в Гексагоне и спровоцировать речевой ступор.

СЛЕДОВАНИЕ ЗНАКОМОМУ СЦЕНАРИЮ

Теперь давайте вернемся в еще более ранние времена. К концу 1970-х годов я был свободен от речевых ступоров в течение более чем десяти лет, хотя каждые несколько лет меня удивляли отдельные случаи. Как и встреча в Delancey Street, эти случаи бывали так редко, что давали мне, как в лаборатории, возможность исследовать мысленным микроскопом внутреннюю механику ступора.

Тот случай произошел в Litronix, производителе светодиодов в Купертино, Калифорния. Я работал в качестве составителя рекламных текстов, и вместе с Бобом Швайцером, делопроизводителем рекламного агентства, мы пришли в офис компании, чтобы представить текст и макет нового объявления.

Нам было назначено на 10 утра, но поскольку мы пришли на несколько минут раньше, то болтались в дверях, ведущих к офису президента Linronix Брюса Блаккена, пока он заканчивал телефонный разговор. Стоя и болтая с Бобом, я вдруг почувствовал, что мне будет трудно представиться Блаккену, с которым я ранее не встречался. Это были старые ощущения, что возникнет ступор на моем имени.

Это было немыслимо. Я не сталкивался со ступорами уже десяток лет. Я никогда не думал о заикании в таких ситуациях. Почему вдруг это ощущение неожиданно повторяется? Телефонный разговор Блаккена близился к завершению, и мое беспокойство все возрастало. В конце концов Блаккен жестом пригласил нас войти. Они с Бобом пожали друг другу руки, и Боб сразу представил меня, избавив от необходимости выговаривать свое имя. Мог ли я произнести это без ступора? Мне хотелось бы так думать, но в тот момент я был вовсе не уверен. У меня было чувство, что я сорвался с крючка.

Позже вечером у себя дома я сел и поразмыслил над случившимся. Что происходило в Litronix? Откуда возникли эти ощущения и почему они появились именно в тот момент?

Я мысленно прокручивал ситуацию, рассматривал ее со всех сторон, пытаясь найти ключ, который бы объяснил мою реакцию. И в конце концов что-то начало вырисовываться.

За два десятка лет до этого я работал у своего отца в Нью-Йорке. Наше рекламное агентство было размещено в небольшом четырехэтажном здании на 50-й стрит. Работал я там внизу. Офис отца был на третьем этаже, и иногда я поднимался к нему, когда он говорил по телефону. Простые посетители, чтобы попасть к отцу, должны были пройти все положенные этапы: зарегистрироваться, дождаться очереди в зале ожидания, представиться секретарю – и только после этого могли поговорить с ним. В отличие от них я просто болтался в дверях, пока он не закончит разговор. В конце концов, я работал там, да еще и был его сыном. Я мог позволить себе вольности.