Текст книги "Последний ребенок"

Глава 15

Хант позвонил Йокаму из машины. Была глубокая ночь, и выскобленные дождем дороги пустовали.

Два гудка. Третий.

Перетерпев миг слабости, Хант отогнал мысли о Кэтрин Мерримон. В ее дворе он простоял меньше минуты, но все равно чувствовал себя виноватым. С Тиффани по-прежнему никакого продвижения, а значит, надо полностью сосредоточиться на деле: поставить вопросы, наметить план действий. Что они упускают? Что еще нужно предпринять?

Очередной гудок.

Ну же, Йокам.

Едва ответив, тот первым делом извинился.

– Здесь сумасшедший дом. – Он имел в виду полицейский участок.

– Что там происходит?

– Занимаемся тем, чем ты сказал заниматься.

– Перечисли.

– Проверяем по системе отпечаток, который сняли с века Дэвида Уилсона. Пока совпадений нет, но мы только начали. Четыре машины прочесывают местные дороги, ищут «Лендкрузер» Уилсона, который, как ты и предположил, зарегистрирован на колледж. Составляем список друзей и родственников, всех, кто мог бы сообщить, где он был сегодня и что делал. С коллегами по работе в колледже уже потолковали, но они ничего не знают. Пока что нам не удалось обнаружить с полдюжины известных личностей, но этим занимаются несколько групп. Двое из этой категории, похоже, уехали из города. Двери на замке, света нет, газеты лежат на крыльце. Одного вроде бы задержали в Уилмингтоне, и я сейчас ожидаю подтверждения этой информации. Пара ребят из вспомогательных подразделений готовят план поисков на утро.

– Насчет этого плана…

– Как ты и сказал. Отработаем по той же схеме, которую применяли при поисках Алиссы Мерримон. Логика та же. Нам просто не хватает людей. – Йокам помолчал. – Послушай, Клайд. Ты все это знаешь. Распоряжения отданы. Почему бы тебе не поехать домой и не поспать немного? Сколько сейчас? Два часа ночи? Ты хоть парня своего проверил?

Ответа не последовало.

– Господи, Хант… Ты хотя бы звонил ему?

– Я еду сейчас к тебе.

– Послушай, говорю тебе как другу. Поезжай домой. Поспи.

– Это шутка такая?

– Вообще-то нет. Ты уже утром выглядел не лучшим образом, и я сильно сомневаюсь, что сейчас тебе легче. Здесь идет обычная полицейская работа, а с ней мы прекрасно справимся без тебя. Так что отправляйся домой и поспи. Завтра ты будешь нужен нам со свежей, ясной головой. Ты нужен Тиффани.

Хант помолчал, прислушиваясь к шороху покрышек. За окном, на границе видимости, пролетали черные деревья.

– Может быть, отлучусь на часок…

– Может быть, на два, – вставил Йокам. – Да черт возьми, на все три. Если что-то случится, я позвоню.

– О’кей. Договорились.

Хант уже хотел отключиться, но тут Йокам сказал:

– Послушай, Клайд. Ты хорош в этом деле. Я про работу. Но тебе надо держаться.

– Что ты имеешь в виду?

Йокам вздохнул, и этот вздох говорил сам за себя.

– Просто держись, брат.

Он дал отбой, и Хант повернул машину к дому. Зная, что все равно не уснет, но также понимая, что Йокам прав. Надо попробовать. К тому же сын…

Будь оно проклято.

Но это уже совсем другое дело.

Хант припарковался на подъездной дорожке и выключил мотор. Квартал спал, так что музыку он услышал еще до того, как открыл входную дверь. Приглушенная пульсация. Скорбный стон тяжелых струн. Он вошел и, коснувшись плечом бледных, гладких обоев, повернул к ведущей вверх лестнице. У двери в комнату сына остановился и постучал, хотя и сомневался, что его услышат из-за музыки. Потом открыл дверь.

Первое впечатление: бледная кожа, легкое движение, клок блондинистых волос и глаза, так похожие на его собственные. Через две недели восемнадцать. Высокий, спортивный. Всегда хорошо учился. И вообще был хороший парень. Но все изменилось за прошлый год. Грубость, дерзость, нетерпимость – откуда что взялось? Сейчас он сидел на краю кровати – в спортивных носках, желтых шортах и футболке с надписью «Нет лучше радости, чем сладости, зато от секса зубы не гниют» и, держа в руке автомобильный журнал, притопывал в такт грохочущему ритму.

Хант пересек комнату и выключил проигрыватель. Юноша поднял голову, и то, что мелькнуло в его глазах, вполне могло сойти за ненависть.

– Мог бы и постучать.

– Я стучал.

Аллен отвел взгляд и перевернул страницу.

– Что тебе надо?

– Знаешь, что сегодня случилось?

– Да. Слышал. Но не от тебя, слава богу. Слышал, как и все остальные.

Хант прошел в комнату.

– Где ты был? На реке? – Сын не ответил. Перевернул страницу. – Опять пропустил уроки? Мы уже говорили об этом.

– Оставь меня в покое.

Разговор не клеился.

– Я же сказал, оставь меня в покое.

Хант колебался, и сын встал. Под кожей проступали и перекатывались мышцы. В какой-то момент детектив ощутил жаркий прилив ярости. Вся поза сына выражала открытый вызов. Но впечатление длилось недолго. Хант моргнул и увидел сына таким, каким не видел раньше. Нескладный подросток, любознательный и невинный. В шесть лет он уже сам готовил себе завтрак, мастерил воздушных змеев из бальзы и оберточной бумаги. Хант расслабился.

– Буду внизу. Нам нужно поговорить, так что подумай, что ты хочешь сказать.

Сын как будто и не слышал. Прошел к проигрывателю, добавил звук, и музыка ударила Ханту в спину.

Спустившись по лестнице, он прошел в кухню, сел на стул возле стола и позвонил Йокаму.

– Что нового?

– Мы же только-только разговаривали.

– Да. И я хочу знать, изменилось ли что-то с тех пор.

– Ничего. Как сын?

Хант потянулся за бутылкой скотча.

– Думаю, он хочет меня убить.

– Ему нужно алиби? Скажи, чтобы позвонил мне.

Хант плеснул в стакан на два пальца и откинулся на спинку стула.

– Ему нужна мать. Я общаться с ним больше не могу. – Он сделал глоток. – Ему бы уйти вместе с ней.

– У него не было выбора, Клайд. Она ушла и, насколько мне помнится, с собой его не позвала.

– Я мог бы настоять.

– Ничего, это пройдет.

– Слушает какой-то гранж и уже готов наброситься на собственного отца.

– Гранж. Ничего себе… Кто-нибудь, позвоните в вечерние новости.

– Ха-ха. Не смешно.

– Побудь дома, – посоветовал Йокам. – Займись ребенком.

– Время уходит, Джон. Буду через десять минут.

– Не начинай.

– Не начинать что? – Хант услышал злость в собственном голосе. Йокам тоже ее услышал.

– Мало потерял, Клайд? Нет, правда.

– Ты о чем?

– Господи, старик… Хотя бы раз позаботься сначала о сыне, а не о работе.

Хант хотел ответить. Хотел сказать что-нибудь злое, язвительное, но Йокам дал отбой. Детектив положил трубку, сделал еще глоток и вылил остаток в раковину. Йокам старался сделать как лучше. Как надо. Проблема не в этом. Работа стала для него наркотиком, но и это еще не все. Сидя в темной, притихшей кухне, Хант впервые признал очевидное: ему не очень-то нравится собственный сын. Да, конечно, он любил Аллена, но не понимал и не принимал его взгляды, мнения, решения.

Парень изменился.

Хант ополоснул стакан, а когда повернулся, Аллен стоял у двери.

Секунду-другую они непримиримо смотрели друг на друга, и младший первым отвел глаза.

– Ну да, пропустил уроки. И что с того?

– Для начала: это нарушение правил.

– Ты хоть раз можешь переключиться? – Аллен провел ладонью по подлокотнику стула. – Тебе обязательно надо все время быть копом? Неужели нельзя побыть нормальным отцом?

– Нормальным отцам наплевать, что их дети прогуливают школу?

Аллен отвернулся.

– Ты же понимаешь, о чем я.

– На мосту убили человека. Ты это знаешь. Убили ровно там, где был ты.

– Но только несколько часов спустя.

– А если бы что-то случилось с тобой? Что я сказал бы матери тогда?

– Но ничего же не случилось, так что ты соскочил.

– Ты видел там Джонни Мерримона? Джека Кросса?

– Сам знаешь, что видел, иначе не спрашивал бы. Копы ведь этим занимаются, да? Допрашивают подозреваемых…

– Кроме как сегодня, ты Джонни Мерримона раньше видел?

– Он – в младшей средней. Я – в старшей.

– Знаю. Но ты вообще его видишь? Разговариваешь с ним?

– С ним никто не разговаривает. Он же фрик.

Хант выпрямился. Где-то в пустоте, за глазами, вспыхнул уголек злости.

– Что значит фрик?

– Ну ни с кем не разговаривает. И глаза у него такие… мертвые. – Аллен пожал плечами. – Он сам не свой. В смысле… они же близняшки. Как такое пережить?

– А Тиффани Шор? – спросил Хант. – Ее ты знаешь?

Сын повернулся и посмотрел на него, как смотрят на врага.

– У тебя ведь только это на уме, да?

– Что?

– Чертова работа, – зло бросил сын. – Твоя долбаная работа!

– Послушай…

– Мне осточертело слышать про Алиссу и Джонни, про то, какая это жуткая трагедия. Осточертело видеть тебя с этими бумажками, как ты снова и снова смотришь на ее фотографию, день за днем, ночь за ночью. – Аллен указал пальцем на кабинет, где в запертом ящике стола давно обосновалась на постоянной основе папка с делом Алиссы Мерримон. – Ты не слышишь, что говорю я, но я слышу, как ты ходишь по комнате в три часа ночи – и бормочешь, бормочешь… Ты чувствуешь себя виноватым, ты готовишь мне завтрак и стираешь мою одежду, и я сыт этим по горло. Ты – одержимый, и из-за этой одержимости мама и ушла от тебя.

– Подожди минутку…

– Разве я неправильно это назвал?

– Твоя мать понимала трудности моей работы.

– Я говорю не о работе. Я говорю о том, с чем ты каждый вечер приходишь домой. О твоей одержимости матерью Джонни.

Хант почувствовал, как заколотилось сердце.

– Поэтому она и ушла.

– Ты ошибаешься.

– Ушла, потому что ты одержим мамочкой этого парня!

Хант шагнул вперед и остановился, поймав себя на том, что сжал кулаки. Сын увидел то же самое и, расправив плечи, поднял руки. Детектив вдруг понял, что перед ним далеко не мальчишка, а юноша, способный дать отпор.

– Ударишь? – Аллен утер кулаком губы. – Давай. Ударь. Попробуй.

Хант отступил и разжал пальцы.

– Никто никого бить не будет.

– Тебе только они и дороги. Алисса. Джонни. Та женщина. А теперь еще и Тиффани Шор. Снова все то же самое.

– Эти дети…

– Да знаю я все про этих детей! Только о них и слышу! Как началось, так и не остановится…

Аллен сказал это негромко, с усталой обреченностью, но его слова били по больному. Секунду-другую они смотрели друг на друга, отец и сын, а потом в тишине зазвонил телефон. Определитель показал номер Йокама. Хант поднял палец.

– Мне надо ответить. – Он откинул крышку. – Ну что еще? Не дай бог…

Йокам обошелся без вступлений.

– Есть результат по отпечатку на веке Дэвида Уилсона.

– Личность установлена?

– Да, и даже кое-что получше.

– Насколько получше?

– Ты не поверишь.

Хант посмотрел на часы, повернулся к сыну и произнес ненавистные слова:

– Буду через десять минут. – Он закрыл телефон и поднял руку. – Аллен…

Но сын уже не слушал – протопав по лестнице, взбежал наверх. Хлопнула дверь.

Хант посмотрел в потолок, выругался шепотом и вышел из дома под грохот той же песни.

Глава 16

Полицейский участок находился в одном из переулков в центре города – чисто функциональное двухэтажное здание из красного кирпича. Распахнув двери, Хант прошел на второй этаж, где и обнаружил Йокама склонившимся над картой города.

– Рассказывай.

– Совпадение полное. Ливай Фримантл. Сорок три года. Чернокожий. Рост шесть футов и пять дюймов. Вес – триста фунтов[19]19
  Соотв., 196 см и 136 кг.


[Закрыть].

– Черт… Я, признаться, думал, что парнишка преувеличивает.

– А вот и нет. Тот еще громила.

– Что-то мне его фамилия кажется знакомой… С чего бы?

– Фримантл? – Йокам откинулся на спинку стула. – Не знаю, никогда прежде не слышал.

– Фотография есть?

– Не из транспортного отдела. Водительских прав у него нет. И кредитной карточки нет. И банковского счета. По крайней мере, я не нашел.

– Но Дэвида Уилсона с моста сбросил автомобиль.

– Права ему могли выписать и в другом штате. А может, он и без них прекрасно обходится.

– Что еще нам известно?

Йокам порылся в бумагах.

– В поле зрения попал несколько лет назад. До того никаких сведений. Ни арестов, ни выписок из банковских счетов, ни данных об оплате коммунальных услуг или телефонной связи. Не человек, а призрак. Возможно, перешел под другую юрисдикцию. С момента появления у нас несколько раз арестовывался и привлекался к суду. Ничего серьезного, но свое отсидел. Там месяц, здесь два. Но вот что интересно: неделю назад ушел из рабочего отряда.

– Так он беглый заключенный? Почему я об этом ничего не слышал?

– В газете писали, но сообщение поместили где-то на девятой странице. Большого значения этому делу не придали – посчитали, что раз уж насильственных преступлений не совершал, то и угрозы не представляет. К тому же это проблема округа.

– А что за рабочий отряд?

– Общий режим. Дорожные работы за пределами города. Уборка мусора. Прополка сорняков. Он просто ушел в лес.

– Невероятно.

Йокам улыбнулся, показав такие ровные и белые зубы, что они казались крашеными.

– Готов выслушать главную новость?

– Какую?

– Свой срок он каждый раз отсиживал. Выходил, снова садился. И вот смотри. В прошлом году он вышел после очередной отсидки за три дня до похищения Алиссы Мерримон.

Хант вскинул голову.

– Не шути со мной так, Йокам.

– У нас есть адрес. Местный.

– Что с ордером?

– Я отправил Кросса – пусть вытащит судью из постели.

– Но еще не подписал?

– Подпишет.

– Уверен?

– Она – белая. У нее богатые родители. – Йокам пожал плечами. – Дело лишь во времени.

Хант огляделся, отмечая лица присутствующих.

– Перестань, Джон. Нельзя говорить такие вещи. Мы это уже обсуждали.

Йокам пожал плечами, и его голос прозвучал на удивление твердо.

– Мир таков, каков есть. Несправедлив, трагичен и полон того, чего стоит стыдиться. Не надо винить в этом меня.

– В один прекрасный день язык доведет тебя до неприятностей. Так что держи его на замке.

Йокам хлопнул жевательной резинкой и отвернулся. Хант начал просматривать полученную информацию. Ливай Фримантл жил на Гурон-стрит с Рондой Джеффрис, белой женщиной тридцати двух лет. Детектив ввел ее имя в строку поиска. Арестовывалась дважды – за приставание к мужчинам на улице. До суда дело не доходило. Одно задержание за владение наркотиком класса «А». Признана судом виновной. Из восемнадцати месяцев отсидела семь. Выпущена за хорошее поведение. Еще одна судимость – за публичное совершение непристойного действия. Нападение без отягчающих.

– Ронда Джеффрис. Какие у нее отношения с Фримантлом?

– Мы знаем только, что они проживают по одному адресу. Может, соседи. Может, что-то большее.

Хант просмотрел список задержаний Ливая Фримантла. Документ показался ему неполным.

– Какая-то чушь. Вторжение в чужое владение. Бродяжничество. Кража в магазине. Курам на смех. Ни насилия, ни секса.

– Да вот так уж…

Список ничем не отличался от сотен других, ничем не примечательных и не интересных, и Ханту показалось даже, что он знает Ливая Фримантла, как знает тысячу других таких же: но, с другой стороны, парня ростом в шесть футов пять дюймов и весом в триста фунтов забыть не просто. Он еще раз проверил даты и убедился – да, Фримантл вышел на свободу за три дня до исчезновения Алиссы Мерримон. Из команды заключенных, занятой на дорожных работах, он сбежал за неделю до похищения Тиффани Шор. Если это и было совпадение, то уж очень примечательное. И, наконец, был еще Дэвид Уилсон, убитый, но успевший сообщить, что нашел пропавшую девочку. На теле мертвеца обнаружился отпечаток пальца Фримантла. Описание, которое дал Джонни, совпадало с описанием беглеца. Время соответствовало событиям на мосту. Изгиб реки.

Хант отложил бумаги.

– Позвони Кроссу, узнай, как там у него.

– Кросс сам знает, что делать.

– Ты все-таки позвони.

Йокам набрал на сотовом номер Кросса и спросил, сколько еще ждать ордер.

Выслушав ответ, он дал отбой и бесстрастным тоном сказал:

– Говорит, что не знает. Судью не поторопишь.

– Чтоб его… – Хант поднялся. – Давай прокатимся.

Йокам схватил пиджак и на ходу, догоняя шефа, сунул руки в рукава.

– Мы же не пойдем без ордера, да?

– Это было бы глупо.

– Ты не ответил.

Ничего не говоря, Хант свернул на лестницу, и его шаги громко простучали по ступенькам.

– Черт возьми, Клайд, – повысил голос Йокам, – ты так и не ответил.

* * *

Гурон-стрит ответвлялась влево от одной из главных улиц города и заканчивалась по другую сторону железнодорожной ветки, в бедном районе и в четырех милях от центральной площади. Именно эта часть города была ближе всего к песчаным холмам, на что указывала и температура воздуха, и растительность. Песок сохранял жар, и воздух, соответственно, был теплее. Деревья на скудной почве вырастали невысокими. Дорога, узкая и короткая, местами спряталась под сорняками и укрылась грязью, и по обе ее стороны хватало псов на крепкой цепи. Хант знал эти места достаточно неплохо и легкой прогулки не ждал. Два года назад он работал на месте преступления в третьем квартале, где женщину зарезали в собственной ванне. Несчастную, как оказалось, убил собственный сын, которому она отказалась дать денег. Погибла из-за пятидесяти баксов.

Люди здесь жили суровые.

И улица была им под стать – жестокая улица.

Хант повернул налево и, проехав два дома, сбросил газ. Потом погасил фары, прокатился по разбитой бутылке и остановился. Дорога тянулась дальше, река тьмы и бедности, иссыхающая у серебристых рельсов, ведущих в лучшие места. За шторами домика слева тускло светился голубой огонек. В траве трещали сверчки.

– Плохая идея, – сказал Йокам.

– Последний квартал. Справа. – Хант сопроводил слова кивком.

Его спутник покрутил головой и, вглядевшись в темень, поджал губы.

– Господи…

Хант тоже окинул улицу изучающим взглядом – унылые дворы с грунтовыми дорожками, сбегающими от крыльца с высокими ступеньками к улице, матрас на бордюре, диванчики на верандах, автомобили на колодках. Даже небо здесь было как будто тяжелее, чем должно бы.

Чуть дальше, через два дома, расхаживал, поглядывая на них, посаженный на цепь питбуль.

– Ненавижу это дерьмо, – проворчал Йокам.

– Давай чуточку дальше.

– Зачем?

– Хочу посмотреть, есть ли машина у дома Фримантла. Или огни в доме.

Не включая фары, Хант включил передачу и проехал футов двадцать вперед. Питбуль перестал расхаживать и остановился. Йокам еще глубже вжался в спинку сиденья.

– Плохая идея, – повторил он, и пес рванулся вперед, натянув до предела цепь и лая с такой яростью и злобой, что казалось, он уже в машине. Вдоль по улице загремели другие цепи, и другие псы присоединились к питбулю. В окнах двух домов зажегся свет.

– Плохая, – согласился Хант и, дав задний ход, свернул за угол.

– Тут может быть проблема, – сказал Йокам после минутного молчания.

– Собаки?

– Он услышит нас за четыре квартала.

Хант взглянул на часы.

– Может быть, и нет.

– Как это?

– Положись на меня.

Йокам посмотрел в окно. Хант раскрыл свой сотовый и набрал номер Кросса, который ответил после первого гудка.

– Мне нужен ордер. Через двадцать минут.

– Это все судья. – В голосе Кросса проскользнули нотки отчаяния. – Он уже в третий раз пересматривает аффидевит[20]20
  Аффидевит – в праве Великобритании и США письменное показание или заявление лица, выступающего в роли свидетеля, которое, при невозможности (затруднительности) его личной явки, дается под присягой и удостоверяется нотариусом или иным уполномоченным должностным лицом.


[Закрыть].

– Что? Документ предельно ясен. Оснований для выдачи ордера предостаточно. Надави на него.

– Уже пытался.

– О каком судье идет речь? – спросил Хант.

Кросс назвал фамилию.

– Пригласи его к телефону.

– Не подойдет.

– Пригласи.

Хант ждал. Йокам взглянул на него искоса.

– Надавишь на судью?

– Пригрожу.

Судья взял трубку.

– Вы совершенно некстати, детектив.

– С выдачей ордера есть какая-то проблема? – спросил Хант.

– Ваш аффидевит у меня, и я приму решение, как только получу полную возможность…

– Двенадцатилетняя девочка умирает, пока судья тянет резину с ордером. Такой заголовок вы увидите в газете, если мы опоздаем. У меня есть связи в редакции, есть люди, которые мне обязаны. Я позабочусь, чтобы все так и получилось.

– Не посмеете.

– Хотите попробовать?

* * *

Тридцать минут спустя полицейские собрались на пустом участке за одним из местных банков. Ордер уже был у них на руках. Часы показывали десять минут четвертого ночи. Уличный фонарь щелкнул, зашипел и с треском погас. Копов было шестеро, считая Ханта. Детектив натянул через голову бронежилет, застегнул «липучки» и во второй раз проверил оружие. Йокам встретил его возле темно-синего грузовичка с небольшим золотым щитом на задней двери.

– Готов?

– Надо подождать, – с озабоченным видом сказал Йокам.

– Нет.

– Заходить в темноте – ненужный риск. Незнакомый дом, враждебная улица… Он услышит собак, когда мы будем за четыре квартала.

– Выступаем сейчас.

Йокам покачал головой.

– Боюсь, из-за тебя кто-нибудь пострадает.

– Здесь все понимают, на что подписались. Мы не в бойскаутов играем.

– Тут ты имеешь дело не с трусоватым судьей, имевшим несчастье погладить тебя против шерстки. Это улица. Ты подвергаешь опасности хороших ребят, не желая подождать несколько часов, хотя за это время ситуация может кардинально измениться. Шеф лишь ищет причину, чтобы поджарить тебе задницу, и ты сам преподнесешь ему подарок, если кто-то пострадает. Пораскинь мозгами, Клайд, хотя бы для разнообразия. Посмотри на это объективно.

Хант схватил друга за руку и сжал так, что почувствовал под пальцами кость.

– А если б речь шла о твоей дочери? Твоей сестре?

Он отпустил Йокама и попытался отвернуться, но тот еще не закончил.

– Ты руководствуешься эмоциями.

Хант задумчиво посмотрел на друга; черные, как ночь, глаза темнели на бледном, напрягшемся лице.

– Не надо, Джон. Не противься мне в этом. Я найду девочку. Найду живой.

– Если кто-то пострадает, тебе отвечать головой.

– Тебе тоже достанется, если она умрет, пока мы жуем сопли на этой парковке. Ну, закончил?

Лицо Йокама подобралось, решительность заострила черты. Он хрустнул суставами и кивнул:

– Да. В любом случае надоело трепаться попусту.

Хант щелкнул пальцами, и остальные окружили его плотным кольцом: двое детективов, Йокам и Кросс, и трое в полном защитном облачении.

– Вот кто нам нужен. – Он показал плохенькую копию фотографии из полицейского досье, сделанную после одного из арестов и взятую в одном из старых файлов. – Правая сторона лица в шрамах. Парень, который дал его описание, сказал, что кожа напоминает расплавленный воск. Рост – шесть с половиной футов, весит три сотни фунтов. Не думаю, что таких здесь найдется больше одного, так что проблем не возникнет.

Кто-то из слушающих нервно рассмеялся. Хант не стал обращать внимание.

– Последний квартал перед рельсами и последний дом справа. Стоит на некотором удалении от дороги, за пустой лужайкой. Рельсы с одной стороны, жилой дом с другой. Эти три стороны нужно прикрыть заранее, до входа. Фонари по большей части не горят, так что будет темно. Во дворах не только трава да песок, но еще корни и мусор. Так что осторожнее, посматривайте под ноги. Фургон останавливается, первым идет Йокам. С собой он берет вас двоих. – Хант указал на двух полицейских в форме. – Вы прикрываете тыл и фланги – на случай, если сорвется. Остальные идут со мной. Входим через переднюю дверь. Штурмовой молот у Кросса, но первым иду я. Парень – настоящий громила, так что никаких сюсюканий. Валим, и побыстрее. Где-то там и девчонка, так с оружием повнимательнее. Он нужен нам живым, и чтобы говорил.

– Что делать с собаками? – спросил Йокам.

Хант посмотрел на часы.

– К черту собак. – Он открыл заднюю дверь фургона. Один из полицейских сел за руль. В салоне пахло потом и машинным маслом. Мужчины устроились плечом к плечу.

– Терпеть не могу это дерьмо, – проворчал Йокам, и полицейские улыбнулись – он всегда это говорил.

Заработал мотор. Фургон резко развернулся, проехал вперед и свернул в пустой переулок. Черный, сияющий под луной дегтебетон больше походил на вулканическое стекло.

– Остановись за квартал до поворота, – проинструктировал водителя Хант. – Там дежурный магазин, но он сейчас закрыт.

Через полторы минуты фургон вкатился на пустынную площадку и остановился в десяти футах от ржавого мусорного контейнера. Хант снова посмотрел на часы.

– Три минуты.

– Зачем ждать? – спросил Йокам.

Детектив оставил вопрос без ответа.

– Три минуты.

Мужчины сжимали и разжимали пальцы. Смотрели на мыски ботинок. Кросс водил ладонью по рукояти штурмового молота.

– Бьешь справа от замка, – напомнил Хант. – И сразу же отступаешь в сторону.

Кросс кивнул. Через две минуты Йокам ткнул Ханта локтем в бок.

– Жесть, да?

– Не сейчас.

Прошла еще минута. Первый намек на поезд пришел едва уловимой волной.

– Чувствуешь? – спросил Йокам.

Хант огляделся.

– Пошли. – Он похлопал водителя по плечу. – Когда скажу.

Водитель кивнул, и ночной воздух начал вдруг набухать. С юга, нарастая, расширяясь и сгущаясь, катился грохот. Вибрация накрыла лавиной звука, и когда ее пронзил вскрик гудка, один из полицейских поежился.

– Да ты ж гребаный гений! – восхитился Йокам.

Хант тронул водителя за плечо.

– Жми.

Фургон вылетел с парковки, повернул влево и снова влево, выскочил в самом центре Гурон-стрит и помчался по ней под злобный лай и вой рвущихся с цепи и задыхающихся в жестких ошейниках собак.

Вот и оно. На подъездной дорожке Хант увидел легковушку со светящимся салоном. Фургон остановился, качнулся и замер. Дверцы распахнулись, и копы высыпались на улицу. Йокам и его люди заняли назначенные позиции – с оружием наготове, в черных, потерявшихся на темном фоне ботинках, отчего казалось, что полицейские парят в воздухе.

В тридцати футах от дома, с грохотом, сотрясающим землю, поезд прорвался сквозь ночь. Хант выждал еще секунду – водитель подтянулся последним – и рванул к двери. Воздух царапнул горло. Кросс бежал рядом, сбоку. По жухлой траве и голой земле они промчались через двор и взлетели по ступенькам на просевшее под ними крыльцо. Хант наметил место для удара между дверной ручкой и рамой и отступил – с фонариком в одной руке и служебным оружием в другой. Удара он даже не слышал. Дверь как будто взорвалась, разметав щепки и полыхнув искореженным металлом. В кухне что-то звякнуло, но Хант уже пронесся дальше. В комнате, над креслом с рваными подушками, горела лампа. В дальнем конце коридора неясный источник разливал туманный белый свет. Хант бросил взгляд вправо, повел стволом влево. Темные провалы в стене открывались в черные комнаты с горбами мебели. Слева что-то зашипело – щелчки из динамика, глухой соскок иглы с длинной виниловой дорожки. Хант отступил в сторону, и Кросс ввалился вслед за ним, потом водитель. В комнате было жарко и тесно. На табачного цвета стенах танцевали тени, но ничто не двигалось.

Первым это почувствовал Хант – в пазухи носа вторгся запах горелого масла. Кросс перехватил его взгляд, а водитель, содрогнувшись в конвульсиях, уткнулся носом в изгиб локтя.

– Спокойно, – прошептал Хант и, показав на темную комнату слева, отправил туда полицейских. Потом, посветив в узкий коридор фонариком, осторожно шагнул к двери и ступил в вонючий мрак. Коридор был узкий, но, по ощущениям, длиннее, чем должен бы. Впереди отчетливый край белого света вырезал треугольник на ковре.

– Полиция! – крикнул Хант. – У нас есть ордер.

Тишина. Неподвижность. Продвинувшись по коридору, он вышел в кухню справа. Над раковиной с горкой посуды моргала длинная трубка дневного света. Хант осмотрелся, заметил пустую бутылку из-под спиртного. На открытом окне – разорванные жалюзи. Он повернулся, шагнул глубже в темноту и увидел пятно крови на стене. Детектив прошел в открытую дверь, посветил в комнату – и мухи с жужжанием сорвались с тел.

* * *

Женщина была белая, за тридцать. Возможно, Ронда Джеффрис. Сказать точнее было трудно, поскольку от лица почти ничего не осталось. На легкой полупрозрачной сорочке – запекшаяся коркой кровь. Одна грудь вывалилась; кожа казалась скорее серой, чем белой. Лицо выглядело смятым, нижняя челюсть сломана в двух или более местах, распухший левый глаз выполз из разбитой глазницы. Тело вытянулось в направлении коридора, ноги лежали у кровати. Правая рука с двумя определенно сломанными пальцами вывернулась над головой.

Чернокожий мужчина пострадал меньше. При жизни он, наверное, был здоровяком, но теперь вовсе не казался таким. Живот раздулся от скопившихся и не нашедших выхода газов, отчего руки и ноги выглядели неестественно маленькими. Голова склонилась на правую сторону, придав лицу незаконченный вид. Совершенно голый, мужчина сидел в мягком кресле, словно просто решил отдохнуть.

Протянув руку, Хант нащупал на стене выключатель и включил верхний свет. Картина изменилась в худшую сторону: детали прояснились, и жестокость убийства проявилась в более полной мере. Хант услышал шаги за спиной.

– Никому не входить, – предупредил он и, осторожно опустившись на колени, внимательно, с ног до головы, осмотрел тело. Отметил педикюр с акриловыми бусинками в ярко-красном лаке. Мозоли на подошвах. Выбритые до колен ноги. Накладные ногти едва ли не в дюйм длиной, из-за которых каждый палец напоминал пику. Ни шрамов, ни татуировок не видно. Возраст, пожалуй, около тридцати двух.

Хант перешел к мужчине, присел на корточки возле кресла и тоже осмотрел жертву снизу доверху.

Чернокожий. Сорок с лишним. Крепкий. Рост примерно шесть футов и два дюйма. На обеих коленях старые хирургические шрамы. Никаких украшений. Золотые коронки. Небритый.

Хант выпрямился и окинул беглым взглядом комнату. Рабочие ботинки у двери кладовки, джинсы, атласные трусы цвета засахаренного яблока. Возле кровати – шлакобетонный блок.

– Йокам. – Жестом подозвав коллегу, он указал на застывшее пятно крови на боковой стороне блока. – Думаю, это и есть орудие убийства.

– Похоже на то.

Хант выпрямился.

– Подожди. – Он обошел ногу мертвеца, перешагнул через руку женщины и, не обращая внимания на сгрудившихся у открытой двери полицейских, опустился на колени и пробежал пальцами по двум параллельным вмятинам, равным длине стороны блока. Поднявшись, посмотрел на стоящего у двери Кросса.

– Что надо сделать? – спросил тот.

– Оградить лентой двор и улицу. Вызвать сюда криминалистов и судмедэксперта. И… найди мне диетическую колу. – Хант потер лицо и схватил за рукав уже шагнувшего к выходу Кросса. – Но только не из холодильника в этом доме. И освободите коридор.

* * *

Коридор опустел. Словно почувствовав присутствие Йокама, Хант повернулся к нему. Здесь, в обрамлении смерти и насилия, его друг разрумянился и прибодрился.

– Знаю, еще рано говорить, – глядя мимо него, негромко сказал детектив, – но, по-моему, убийство не было преднамеренным.

– Потому что?..

Хант указал на отметины у двери.

– Следы на ковре. Похоже, они припирали этой штукой дверь. Убийца, у которого есть план, обычно берет с собой оружие.

– Может быть. Или он знал, что здесь будет блок.

– Да, ты прав. Выводы делать рано.

– Какой у нас план?

– Комнату нужно опечатать до прибытия криминалистов. Перекрыть улицу. На всякий случай пусть пришлют разыскную собаку. И… – Хант остановился и повернулся к коридору. – Черт! – Проклятие вырвалось, словно осколок какого-то взрыва внутри. Он врезал кулаком во входную дверь и протопал в гостиную.