Текст книги "Сборник новелл «На полпути в ад»"

НЕВИДИМАЯ ТАНЦОВЩИЦА СО СТРЕТФИНА

В Коннемаре я снова добрался до Боллимолли и снова снял номер в гостинице «Дойл». Распаковал сумки. В номере пахло океаном и сырыми полотенцами. В камине скопилась горка песка – осыпался с чьих-то ботинок. За окном стемнело, в дюнах куражился ветер, терзал поверхность океана. Я спустился в бар.

За стойкой стоял сам Дойл и разглагольствовал об острове, о Стретфине.

– А вот и джентльмен, – сказал он собеседнику при моем появлении, – который вам подтвердит: столько морских птиц вы не увидите нигде в мире, здесь они и размножаются, и выводят птенцов – это настоящее чудо света.

– Несомненно, – согласился я.

– Этот джентльмен приехал из Америки, – указав на незнакомца, обратился Дойл уже ко мне. – Путешествует, скорбит над могилами своих прародителей.

Американец крепко пожал мне руку.

– Томас П. Раймер, – представился он. – Хочу заметить, сэр, что о подобной красоте мне доводилось– только читать, смотришь вокруг и сам себе не веришь, что так бывает.

– Я тоже приезжий, – сказал я. – Да, романтический уголок, ничего не скажешь.

– Романтика, – повторил он. – Не говорите мне о ней. Я из тех, кого называют трезвыми бизнесменами, но вы даже представить не можете, что сделал со мной этот старый Изумрудный остров! Какие романтические струны разбередил в моей душе… Ничего безнравственного, конечно. Надеюсь, вы поняли меня правильно.

– Миссис Раймер с вами? – спросил я.

– Нет, сэр, – ответил он. – Увы, вынужден признаться, что никакой миссис Раймер в природе не существует. Не смейтесь, ибо я вовсе не сентиментален, далек от идеализма, но при моем роде занятий мужчина становится удивительно разборчивым, что касается, если можно так выразиться, изысканности женских форм. Иначе и быть не может. Моя специальность – предметы женского туалета: пояса, корсеты, бюстгальтеры. И вот женщина, хоть как-то близкая к совершенству, мне не встретилась… Вы меня понимаете.

– Ну, на Стретфине вам свою избранницу не найти, – заверил его я. – Но все равно, почему бы нам туда не съездить? Резиновые сапоги нам дадут, старина Дэнни поможет с лодкой. Дойл даст продуктов на дорогу.

– Блестящая мысль, – обрадовался он.

– Отлично! – воскликнул я. – Завтра с утра и отправимся, если погода не подведет.

Погода не подвела. Васильковая поверхность воды разгладилась, присмирела, будто это был не океан, а запруда у мельницы. Вскоре мы подтащили к воде скрипучую старую посудину и погребли к острову, ни мало ни много – три мили. Раймер был в восторге.

– Ведь я, – говорил он, – бизнесмен, живу, можно сказать, в другом измерении, а тут я – прямо «Человек Арана»! {Документальный фильм (1934) Роберта Флаэрти (США) о рыбаках на острове у берегов Ирландии. Классика мирового кино.} Ба! Только посмотрите на эти скалы! А какая игра цвета! А птицы!

Птицы парили в воздухе. Голубые небеса вовсю гомонили и хлопали крыльями.

– Это еще что, – поддразнивал я спутника. – На берегу не такое увидите.

– Минутку, – попросил Раймер, неподвижно застыв на песке. – Хочу послушать, что мне нашептывает этот забытый богом островок. Я всегда был далек от поэзии, но в жизни не испытывал того, что испытываю сейчас: сам воздух, романтические ощущения словно объединились и что-то хотят мне передать. Кстати, а этот остров случайно не продают?

– Не думаю, – ответил я. – И даже точно знаю, что не продают.; – Обидно, – посетовал он. – Ну да бог с ним. Просто возникло такое странное чувство. Вам никогда не казалось, что всю вашу жизнь вам чего-то не хватало? Хочешь куда-то вырваться, разорвать путы, что накрепко держат тебя… Трудно передать. Ну что ж, вперед.

Мы пошли сквозь заросли папоротника и колокольчиков, с обеих сторон лежали яйца крячек. Обогнули утесы и оказались на более плоской стороне острова. Пока добрались, вполне созрели для обеда.

Мы уже заканчивали трапезу, как вдруг Раймер, глядя куда-то мне за спину, смолк на полуслове и стал пристально во что-то всматриваться.

– Что такое? – спросил я и обернулся.

– Матерь Божия! – воскликнул он. – Что это за птицы такие? И что они делают?

– А-а, это джентльмен про островных голубков, – объяснил старый Дэнни. – Да, диковинные птахи, это уж точно.

– Еще как точно, – согласился я. За спиной у меня в воздухе летали пять голубей, довольно близко друг от друга, четыре носились по кругу, ныряли к земле и снова выныривали в поднебесье, пятый же парил в воздухе, чуть помахивая крыльями, скорее как ястреб, а не голубь, и все время оставался в середине.

– Сейчас объясню, в чем тут штука, – сказал Дэнни. – Там, за возвышением, была когда-то старая ферма, стены и по сей день не развалились. Слышал я, что жена фермера была большая голубятница, и такие у нее голубки были, и сякие, и белые, и трубастые, и с волосатыми лапками, и те, что перекидываются в воздухе. А теперь фермер с женой померли, дом опустел, никакого хозяйства на острове нет, вот домашние птахи и перемешались, и слились с дикими голубями, что жили в этих краях, и частенько производят на свет белых либо таких, что по-диковинному летают.

– Очень по-диковинному, – заметил я. Раймер схватил меня за руку.

– Не думайте, что я спятил, – предупредил он, – но… но… я знаю все размеры. Это по моей части. Я ее не вижу, но… точно знаю… среди этих птах – танцующая голубка.

– Танцующая голубка? – переспросил Дэнни. – Что это за штука такая – танцующая голубка?

Я рассказал ему о всемирной выставке и венчающем ее символе мира и свободы.

– Это надо же, – протянул Дэнни. – А ну-ка, ваша честь, запустите в нее камешком, что подле вашей руки. Пусть, эта бесстыжая подлетит повыше.

– Не смейте! – вскрикнул Раймер. – Неужели у вас нет ничего святого?

– Да, ваша правда, – согласился Дэнни. – Вдруг она – какая-нибудь ангелица небесная – упаси господи от греха!

– Тридцать четыре до доли дюйма! – воскликнул Раймер.

– Тридцать четыре? – повторил я. – Что тридцать четыре?

– Бедра, – объяснил он. – Тридцать четыре… двадцать пять… тридцать пять… Господи, само совершенство!

– Слушайте, – сказал я. – По-моему, вы перегрелись. Кроме голубей, тут никого нет.

– Посмотрите, как они летят, – показал он. – Корсеты и пояса – это моя стихия. Любой размер определю на глаз. Я был на всемирной выставке. Танцующую голубку я узнаю с одного взгляда, друг мой, даже если она и не танцует! А эта – вон какая танцовщица! Какая прелесть! Какая конфетка! Господи, да это же сама танцующая Венера! Смотрите, они улетают!

– Точно! – подтвердил Дэнни. – Да еще выстроились, будто правительственный самолет сопровождают.

– Извините, пожалуйста. – Раймер встрепенулся. – Я этого так оставить не могу. Чтобы эта прекрасная дама-невидимка вот так улетела из моей жизни – ни за что.

С этими словами он подскочил и начал карабкаться за голубями, а те полетели еще быстрее. Застыв от удивления, мы увидели, как он споткнулся, упал, снова подхватился и со всех ног кинулся за улетающими птицами. Вскоре он исчез за маленьким кряжем.

– Когда-нибудь видали такое? – изумился Дэнни.

– Погоди, – остановил его я. – Он ведь может сорваться с утеса. Я побегу ему наперерез. А ты давай за ним, если он свернет в другую сторону.

Я поспешил к краю утеса, но Раймера нигде не было видно. Прождав довольно долго, я увидел, что снизу ко мне карабкается Дэнни.

– Лежит под скалой, бедняга, – сообщил он. – Совсем бездыханный, сердце еле бьется, а сам все бормочет свои цифры, будто святой отец молитву по четкам читает, да все что-то замеряет руками, будто рыбак какой, и плачет, как дитя малое. Что же это он, ваша честь, ума совсем лишился, или привиделось такое, чего и не представишь?

– Наверное, перегрелся на солнце, – предположил я. – Давай-ка отвезем его домой.

Осторожно ступая, мы спустились туда, где лежал Раймер. На него было жалко смотреть.

– Я все испортил, – сокрушался он. – Никакого подхода. Кинулся на нее как сумасшедший. Что она обо мне подумает!

– Поплыли домой, – сказал я.

В молчании мы погребли к большой земле. Когда вылезли на берег, он оглянулся на остров.

– Если бы она мне позволила! – В голосе его звучало неподдельное огорчение. – Хотя бы позволила объяснить!

– Идите к себе в номер, – сказал я, – и прилягте.

– Я и сам этого хочу, – признался он. – Ни на что другое сейчас не способен.

Он провел в номере весь день, и весь следующий, и следующий. На третий день я ненадолго отлучался. Вернувшись, спросил Дойла, все ли в порядке.

– Какой тут порядок, – сказал Дойл, – если он все причитает, как плакальщица над покойником. Я прислушался, стоя у основания лестницы.

– Ничего страшного, – успокоил я его, возвратившись. – Это он на свой манер песню перепевает: «Слиты воедино день и ночь». У этой песни хороший конец. Чувствую, он вот-вот очухается.

И правда, вскоре мы услышали на лестнице его шаги. Он был в превосходном расположении духа, словно вся скопившаяся за эти дни энергия вышла наружу.

– Боюсь, приятель, – заговорил он, – последние два-три дня я давил на вас мертвым грузом. Да, брат, подкосила она меня под корень, и это святая правда. Лежал как бревно, из головы все мысли прочь. Мистер Дойл, пожалуйста, отыщите мне побольше тростника или ивовой лозы, и пусть ваш Дэнни поможет мне построить маленькую западню, я уже придумал какую. Я заговорщицки подмигнул Дойлу, и он внимательно выслушал все просьбы Раймера.

– Поняли, что я задумал? – спросил меня Рай-мер. – Сделаю клетки двух типов, ловушки для птиц, какие мы делали на Среднем Западе, когда я был мальчишкой. В маленькую положу немного вареного зерна. Это для голубей. А большая ловушка будет для нее.

– А какая приманка? – поинтересовался я.

– Она ведь женщина, – пояснил он. – Божество, если угодно, но все-таки femme {Женщина (фр.).}. – С этими словами он вытащил из кармана кожаный футляр, открыл его, и нашим взорам предстали очень красивые маленькие часики, оправленные бриллиантами. – Купил в Париже, – скромно сообщил он. – Думал подарить одной молодой даме в Кливленде. Бедра, правда, у нее тридцать шесть. А здесь: тридцать четыре, двадцать пять, тридцать пять! Это и будет моя приманка. Она обязательно соблазнится. Как только она берет часики – тяну за веревочки, и все остальные голуби, черт их дери, оказываются в одной клетке, а она – в другой. Тут уж ей придется меня выслушать. Нет, нет, ничего безнравственного, вы не думайте. Я хочу предложить этой маленькой даме стать миссис Томас П. Раймер.

– Но если вы ее не видите… – начал я.

– Погодите, – перебил меня он, – я еще приглашу фотографов из студии «Макс фэктор», пусть ее снимают, это будет подлинная красота, да еще в цвете, понимаете? Это будет… – повторил он и вдруг запел первые строчки американского гимна. – Я думаю, патриотизм здесь вполне уместен. – Продолжая петь, он направился к сараю, и до конца дня оттуда доносился стук молотка.

На следующий день, занимаясь утренним туалетом, я случайно выглянул в окно и увидел, что от берега отчаливает лодка. На веслах сидел Дэнни, Раймер пристроился на носу, а на корме покачивались две немыслимых и огромных клетки-западни. Я окликнул мужчин. Раймер махнул мне рукой, и они поплыли к острову.

Вечером, возвращаясь в гостиницу, я увидел, что лодка уже на берегу, и прибавил шагу: как там Раймер?

Я застал его в баре, он был мрачен, перед ним стоял стакан с изрядной порцией виски.

– Что случилось? – спросил я.

– Не спрашивайте меня, что случилось, – отрывисто бросил он. Потом смягчился: – Ладно, скажу. Боюсь, эта маленькая леди хочет натянуть мне нос, и мне это не нравится.

– Что же она сделала? – спросил я.

– Я велел Дэнни высадить меня на острове, – продолжал он, – а самому отплыть и ждать неподалеку от берега, чтобы она не очень стеснялась. Я расставил свои клетки, приманки, зашел за скалу и принялся ждать. Скоро птицы прилетели, давай кружить да пикировать, и все на скорости – прямо цирковой номер, загляденье, ну и моя красавица в середине, знай себе хлопает вовсю крылышками, чтобы от остальных не отстать. Ну, увидели они мои ловушки, обороты сразу скинули. И она, вижу, заинтересовалась.

– Ну, ну, дальше, – подбодрил его я.

– Что ж, – продолжал он, – подлетели они сначала к маленькой ловушке, верхний левый голубь шасть внутрь, собрал зернышки и принялся кормить остальных.

– Черт побери! – воскликнул я.

– Потом, – рассказывал он, – они перебрались к большой клетке, залетает туда моя танцовщица, берет часики в клювик, пускается с ними, если так можно выразиться, в пляс, и выбрасывает их с утеса в море прямо у меня на глазах. Как вам это нравится?

– Сурово она вас, – посочувствовал я.

– Как можно так не считаться с человеком! – воскликнул он и хлопнул кулаком по столу. – Если эта дамочка полагает, что Томас П. Раймер позволит ей вот так над собой издеваться… Хозяин, налейте еще.

– Ну и забудьте о ней, пусть себе летает, – посоветовал я.

– Как я могу о ней забыть? – Я бы отдал ей весь мир. И еще отдам. Но должна она внимать голосу разума! Ничего, я ее заставлю себя выслушать. Главное, чтобы она оказалась на расстоянии вытянутой руки, тогда все! Хозяин, велите отнести бутылку этого вашего самогона ко мне в номер. Хочу посидеть и как следует подумать. Спокойной ночи, приятель. Собеседник я сейчас все равно никудышный. Она пробудила во мне пещерного человека, вот что. Не подумайте, что я строю из себя какого-нибудь шейха, но эта ирландская чудо-дамочка должна знать: натягивать нос истинному американскому бизнесмену ей никто не позволит! Спокойной ночи!

Почти всю ночь я слышал, как он топает по своей комнате. Заснул я поздно, спал крепким сном и пробудился, когда день уже разгулялся по-настоящему. Я спустился вниз и стал искать моего нового знакомца.

– Где мистер Раймер? – спросил я Дойла.

– Одному Богу известно, – ответствовал он. – Вы не слышали, как он раскричался под утро, когда еще только светало?

– Что? – удивился я.

– Я проснулся, – сказал Дойл, – и услышал, как он что-то бормочет. И вдруг как завопит: «Разрешение на брак! Тут она никуда не денется!» Потом вмиг смолк, будто ничего не было, и я снова бухнулся спать. А утром спустился – его уж нет. И машины его нет. А на стойке бара записка: «Уехал на несколько дней».

– Он отправился в Голуэй, – предположил я. – За этим разрешением, черт бы его подрал!

– Весьма возможно, – согласился Дойл. – Вот беда-то, прости Господи.

Действительно, через несколько дней меня разбудил звук подъехавшей машины. Выглянув в занимавшийся день, я узнал впечатляющие очертания громадного американского «родстера» – машины Раймера. Когда пришло время завтрака, я поспешил вниз, сгорая от желания поговорить с ним.

В коридоре мне встретился Дойл.

– Ну что, мистер Раймер вернулся? – спросил я.

– Вернулся, – сказал Дойл. – И снова уехал.

– Уехал? Куда?

– Наверное, на остров, – предположил Дойл. – Он, должно быть, прикатил сюда ночью и сразу же взял лодку. Я послал Дэнни, чтобы одолжил другую лодку, у рыбака Мерфи. Велел ему грести прямо на остров, пусть посмотрит, не случилось ли там чего с этим бедолагой-джентльменом.

Бинокля в гостинице не было. Мы ждали, не находя себе места, и наконец узрели Дэнни – он греб в одолженной лодке, а на буксире тащил другую. Вторая лодка была пуста.

– Ты его не нашел? – прокричал Дойл.

– Ни слуху ни духу, – сказал Дэнни, закрепляя нос лодки. – Эта голубка, на которую ему вздумалось охотиться, была ангелица небесная, уж я знаю. Вот и исчез бедняга без следа.

– Может, он упал с утеса? – предположил я.

– Я видел голубей, – сказал Дэнни, покачав головой. – Четверых, сидели порознь на кусточках вокруг места, где мы их первый раз увидели, сидели и горевали.

– А голубка? – спросил я.

– Несчастная птаха лежала на траве, в середине, сказал Дэнни. – Со свернутой шеей.

ПРАВИЛЬНЫЙ ШАГ

Молодой человек, до чрезвычайности бледный, вышел на середину Вестминстерского моста, взобрался на парапет. Смуглый джентльмен лет на несколько старше его, в вечернем костюме, с алой гвоздикой в петлице, в шотландской пелеринке, с моноклем в глазу и маленькой эспаньолкой, словно вылепился из воздуха рядом и ухватил его за лодыжку.

– Пусти ты, черт, – запыхтел кандидат в самоубийцы, выдирая ногу и брыкаясь.

– Слезайте, – сказал незнакомец, – и пристраивайтесь ко мне, иначе вон тот полисмен, что направляется в нашу сторону, вас заберет. А так – мы приятели, один захотел испытать острое ощущение, другой его подстраховал, чтоб не свалился.

Если в Темзу молодой человек только что рвался, то к тюрьме он питал большую неприязнь. Посему он зашагал с незнакомцем в ногу и, улыбаясь (рядом уже был бобби), сказал: – Какого черта! Вам своих дурацких забот не хватает?

– Дорогой мой Филип Вествик, – отвечал тот, – вы и есть моя самая большая забота.

– Да кто вы такой? – раздраженно вскричал молодой человек. – Я вас знать не знаю. Как вы пронюхали мое имя?

– А меня осенило, – ответил спутник, – осенило ровно полчаса назад, когда вы приняли свое опрометчивое решение.

– Не представляю, как это может быть, – сказал Филип, – И не интересуюсь.

– Влюбленные, – сказал спутник, – вас ничем не удивишь. Любит-не любит, вот и весь ваш интерес.

– Откуда, – закричал бедный Филип, – вы знаете, что я из-за этого?!

– Знаю и еще много забавных вещей знаю, – ответил тот. – Как вам покажется, если я напомню, что не далее как месяц назад, обретаясь, по-вашему, в раю, а попросту говоря – в объятьях своей Миллисент, вы ощутили привкус смертной тоски, увидев ее затылок, и возжелали, чтобы на ее месте оказалась брюнеточка из чайной на Бонд-стрит? И вот вы на грани самоубийства из-за того, что Миллисент бросила вас, хотя брюнеточка – и вы это знаете – никуда не девалась с Бонд-стрит. Что вы на это скажете?

– Вам, наверное, невдомек, – сказал Филип, – что мужчина одно чувствует, когда девушка обнимает, его, и совсем другое – когда она обнимает другого. А в остальном вы дьявольски проницательны.

– Как положено, – ухмыльнулся тот, и тут Филип смекнул, что угодил в попутчики к самому Дьяволу.

– Что вы затеваете? – спросил он, замедляя шаг. С самым доброжелательным видом Дьявол предложил ему сигарету.

– Надеюсь, она без травки? – спросил Филип, подозрительно обнюхивая сигарету.

– Помилуйте, – усмехнулся Дьявол. – Неужели вы полагаете, что я стану прибегать к таким средствам, дабы прибрать вас к рукам? В моем распоряжении разум. Не угодно огня? – Он протянул средний палец, и от его подушечки сигарета сразу раскурилась.

– Знаем мы, куда нас заводил ваш разум, – сказал Филип. – У меня нет ни малейшего желания заработать себе вечное проклятье.

– А что же еще вы ожидали, – сказал Дьявол, – когда обдумывали самоубийство?

– Не вижу в этом греха, – ответил наш герой.

– И щенок не видит греха в том, что растерзал хозяйскую туфлю, – парировал Дьявол. – Однако его наказывают.

– Ерунда все это, – стоял на своем Филип.

– Что же, следуйте за мной, – сказал Дьявол и привел его в «Веселый базар» неподалеку от Тоттнем-Корт-роуд. Порядочное число отпетых негодяев играло там в азартные игры; другие, уткнувшись в стереоскопы, разглядывали сцены парижской ночной жизни. Третьи очищали чужие карманы, налаживали определенные отношения с постоянными посетительницами, бранились и сквернословили.

На все эти безобразия Дьявол взирал примерно так, как ласкает взором свой ухоженный садик хозяин, которому по дороге домой намозолили глаза полевые маки и васильки. Совсем как садовник, притронулся к фуражке швейцар; Дьявол ответил на приветствие, достал ключ, подвел Филипа к дверце в стене, открыл – там был маленький персональный лифт.

Они вошли и несколько минут с невероятной скоростью спускались.

– Дорогой Дьявол, – сказал Филип, попыхивая сигаретой, которая таки была с наркотиком, и он несколько осмелел, – дорогой Дьявол, если так пойдет дело, то скоро мы доберемся до самого ада.

Сказано было в точку. Лифт остановился, они вышли. Громадный зал как две капли воды напоминал фойе какого-нибудь колоссального театра – или кинотеатра. Имелись две-три кассы, над окошками были выставлены входные цены: в партер – за чревоугодие, в ложи – за распутство, в бельэтаж – за тщеславие, на балкон – за праздность и так далее. Имелся также бар, у стойки пара врагов рода человеческого в униформе болтала с официантками, среди которых наш друг пораженно углядел брюнеточку с Бонд-стрит.

Дверь в зрительный зал то и дело открывалась, там, судя по всему, шла веселая пьеса или фильм.

– Там у нас танцевальный салон, – сказал Дьявол, – куда я особенно хотел вас сводить.

Дверь открылась и впустила их. Они оказались в довольно большой комнате, оформленной под пещеру: папоротник, груды камней, промозглый воздух. Оркестр играл пародийную аранжировку Скарлатти. Танцевало несколько пар, причем как-то вяло. Филип отметил, что многие из присутствующих были безобразно толсты.

Дьявол подвел его к стройной бледной девице, что-то ей пробормотал, а Филип, не видя для себя другого занятия, поклонился ей, подал руку, и они включились в круг танцующих.

Она танцевала как неживая, низко приспустив тяжелые веки. Филип обронил пару незначащих фраз.

– Вы часто приходите сюда? – спросил он. В ответ она только слабо улыбнулась.

Ее безжизненность будоражила его (сказывалась и выкуренная дьявольская сигарета).

– Какая у вас холодная рука, – сказал он, слегка ее пожимая. Рука действительно была холодная. Он отбуксировал безответную партнершу в угол и там не по-танцевальному крепко обнял ее за талию. Сквозь рукава он почувствовал промозглую сырость, уловил слабый, но отчетливый запах речного ила. Он вгляделся в нее и отметил жемчужную матовость ее глаз.

– Я не расслышал, как вас зовут, – сказал Филип. Партнерша шевельнула бесцветными губами.

– Офелия, – сказала она.

– Прошу прощения, – сказал Филип.

Он поскорее разыскал Дьявола.

– Так что же, – сказал этот достойный господин, – вы все еще не верите, что добровольные утопленники заслужили вечное проклятие?

Филип вынужденно согласился.

– Вы даже не представляете, как тоскует эта бедняжка, – участливо сказал Дьявол. – А ведь она здесь всего несколько сотен лет. Что это в сравнении с вечностью?

– Капля. Капля в море, – сказал Филип.

– Какие у нее партнеры, сами видите, – продолжал князь тьмы. – Всякий раз, когда они танцуют, они доставляют друг другу то маленькое неудобство, которое так обескуражило вас.

– А зачем им вообще танцевать? – спросил Филип.

– А почему бы и нет? – пожал плечами Дьявол. – Выкурите еще сигарету.

Потом он предложил пройти в его кабинет для делового разговора.

– Итак, мой дорогой Вествик, – сказал он, когда оба уютно устроились в креслах, – какое же дельце мы с вами обстряпаем? Разумеется, я могу отменить все, что произошло. В этом случае вы опять окажетесь на парапете, готовый к прыжку, – словом, каким я вас застал, когда ухватил за лодыжку. Вскоре после этого вы объявитесь в танцевальном зале, который только что видели, а будете вы толстый или тонкий – это уж как распорядится водная стихия.

– Сейчас ночь, – сказал Филип. – Река течет со скоростью четыре мили в час. Меня вряд ли обнаружат, и река унесет меня в море. Да, скорее всего я пополню ряды толстых. Что меня особенно поразило в них – это отсутствие либидо, или СА {От «sex appeal»-«сексапильность», привлекательность (англ.).}, если вы знаете эти слова.

– Приходилось слышать, – улыбнулся Дьявол. – Возьмите сигару.

– Спасибо, не хочу, – сказал Филип. – Какую же альтернативу вы предлагаете?

– Вот наш типовой договор, – сказал Дьявол. – Возьмите, возьмите сигару. Смотрите: баснословное богатство, еще пятьдесят лет жизни, Елена Троянская… это, впрочем, старый пункт… Пусть будет мисс… – он назвал имя восхитительной кинозвезды.

– Ну конечно, – сказал Филип, – вот и оговорочка насчет моей души. Это существенно?

– Это обычно, – сказал Дьявол. – Не нам это менять. Вот здесь подпишитесь.

– Не знаю, – сказал Филип, – наверное, я не буду подписывать.

– Что?! – вскричал Дьявол. Наш герой поджал губы.

– Я не хочу оказывать на вас давление, мой дорогой Вествик, – сказал Дьявол. – Но точно ли вы уяснили разницу: явиться сюда завтра добровольным утопленником или появиться здесь – причем через пятьдесят упоительных лет! – в качестве нашего служащего? Вы видели наших служащих – это они беседовали с брюнеточкой у стойки. Прелестная девушка!

– Все равно, – сказал Филип, – наверное, я не буду подписывать. А за хлопоты спасибо.

– Хорошо, – сказал Дьявол. – Отправляйтесь назад.

Все оборвалось в Филипе, словно он ракетой взмыл ввысь. Но он сохранил присутствие духа, устоял на ногах, оказавшись на парапете, и шагнул в правильную сторону.