Текст книги "Сэмюэл Джонсон и врата ада"

Глава одиннадцатая,
в которой мы снова встречаемся с учеными

Чего хорошего можно ожидать, когда кто-то сует голову в кабинет босса и лицо его встревоженно, а в руке зажата бумажка, которая, умей она говорить, орала бы во все горло: «Плохо! Все плохо! Пора драпать!»?

Ровно так и обстояли дела, когда профессор Стефан, глава отдела ЦЕРН, занимающегося физикой частиц, увидел профессора Хилберта, торчащего у него на крыльце с:

а) встревоженным лицом;

б) листком бумаги, который, невзирая на то что на нем было всего несколько строчек цифр и небольшая схема, тоже каким-то образом умудрялся внушать беспокойство.

Профессору Стефану сделалось не по себе.

– Что это, Хилберт? – спросил профессор Стефан тоном человека, который предпочел бы вообще не знать, что такое «это», – спасибо, как-нибудь обойдемся.

– Это портал, – заявил профессор Хилберт.

Ему всегда нравилось, как звучит это слово, соответствующее его теориям о строении Вселенной. В любом случае, поскольку ученые до сих пор не выяснили точно, что это такое, профессор мог называть это, как ему угодно.

– То есть вы разобрались, что это такое?

– Нет, не совсем.

– Вам известно, действует ли оно постоянно?

– Мы в этом не уверены.

– Вы хотя бы выяснили, что там произошло на самом деле?

– О, нам известно, что произошло! – отозвался профессор Хилберт. – Это как раз несложно.

– Итак, вы доказали, что портал существует.

Профессор Стефан любил, чтобы факты были доказаны, прежде чем он примет их существование. Это делало его хорошим ученым, пусть и без особого воображения.

– Э-э… нет. Но мы сильно подозреваем, что он существует. Портал был открыт, и он не закрыт – во всяком случае, не до конца.

– Откуда вам это известно, если вы не смогли его найти?

На лице профессора Хилберта появилась чрезвычайно довольная улыбка.

– А мы слышим, как он разговаривает, – ответил ученый.

Если прислушаться как следует, становится ясно, что тишины на самом деле почти не существует – только звуки, которые пока что недостаточно громкие. Ну да, в космосе никто не услышит ни вашего крика, ни взрыва космического корабля, потому что космос – это вакуум, а в вакууме звук распространяться не может (но представьте себе, какими нудными были бы большинство фантастических фильмов, если бы в них не было взрывов, и не обращайте внимания на ворчунов, критикующих «Звездные войны» за то, что там в конце слышно, как взрывается «Звезда смерти»; только удовольствие другим портят, зануды), но во всех прочих случаях нас окружает шум, даже если мы его не улавливаем. Но шум не то же самое, что звуки. Шум беспорядочен и бессистемен, а звуки производятся нарочно.

Глубоко под землей, в командном центре БАК, группа ученых столпилась вокруг экрана. На экране красовалось схематическое изображение событий той ночи, когда в коллайдере, судя по всему, произошел сбой. Ученые тщательно воссоздали обстоятельства того вечера, восстановив утраченный и переписанный код, и попытались – безуспешно – проследить траекторию неизвестной частицы энергии, каковая теперь изображалась в виде медленно вращающейся спирали.

– Так вы думаете, что с нашим коллайдером произошло именно это? – спросил Стефан.

– Оно продолжает происходить, – ответил Хилберт.

– Что?! Но мы же остановили коллайдер!

– Я знаю, но, полагаю, что вред, если это действительно вред, уже причинен. Я думаю – ключевое слово «думаю», – что некоторое количество энергии коллайдера было использовано, чтобы пробить дыру между нашим миром и… ну, неким другим местом. Остановив коллайдер, мы изъяли источник энергии. Портал схлопнулся, но не до конца. На месте туннеля осталось крошечное отверстие – но тем не менее! Вот, слушайте.

Рядом с экраном стояла колонка, и в настоящий момент она издавала звуки, напоминающие треск помех.

– Это электростатические помехи, – сказал профессор Стефан. – Я ничего не слышу.

– Мы хотели, чтобы вы услышали сигнал до того, как мы его очистим, – объяснил Хилберт.

– Сигнал? – переспросил Стефан.

– На самом деле это голос, – сообщил Хилберт, щелкнул переключателем, и треск помех тут же сменился звуками, которые, как вынужден был признать профессор Стефан, и вправду очень напоминали чей-то тихий шепот. Профессору очень не понравился этот голос, хотя он и не знал, что тот говорит. Слушать его было все равно что слушать бормотание безумца, да еще и на иностранном языке. Это было похоже на причитания человека, который слишком долго просидел в каком-то темном месте и злился на тех, кто его там запер. От этого голоса у профессора – который, как мы уже упоминали, был лишен воображения – громко заурчало в животе. Других слушателей шепот потревожил немногим меньше. Большинство из них выглядели взволнованными. У доктора Каррутерса даже чашка постукивала о блюдце, так он был взволнован.

Профессор Стефан придвинулся к колонке и нахмурился.

– Что бы это ни было, похоже, что повторяется одна и та же фраза. Вы уверены, что это не чья-то шутка? Или, может, какой-то сбой в системе.

Хилберт покачал головой.

– Дело не в системе. Мы проверяли.

– Ну и что же здесь говорится?

У профессора Хилберта сделался озадаченный вид.

– В том-то и загвоздка, – сказал он. – Это реально существующий язык. Мы проверили. Древнеарамейский, на нем говорили примерно за тысячу лет до нашей эры. И этот же язык мы обнаружили внедрившимся в наш код.

– Так значит, речь идет откуда-то с Земли?

– Нет, – ответил профессор Хилберт. Он указал на изображение События. – Голос определенно исходит с другой стороны вот этого. Профессор, возможно, мы только что доказали существование множественной Вселенной.

На лице Стефана отразилось сомнение.

– Но что он говорит? – вновь спросил начальник отдела.

Профессор Хилберт сглотнул. Его лицо прорезали морщины беспокойства.

– Мы полагаем, он говорит: «Бойтесь меня…»

Глава двенадцатая,
в которой мы снова встречаемся с неудачливым Тупяком, которому предстоит совершить очередное неожиданное путешествие

Тупяк, бич пяти божеств, много размышлял о своем недавнем приключении. Если учесть, что в Запустении у него было не так уж много тем для размышлений, разве что вечный вопрос о том, не выглядит ли Горчун еще паршивее обычного, да рассуждения типа «экое оно тут все вокруг плоское», то это было весьма приятное разнообразие.

В числе прочих вопросов Тупяк размышлял над своими размерами. Неужто он очень-очень маленький, настолько маленький, что его раздавил некий, как он теперь полагал, механизм. Он прежде никогда на подобные темы не задумывался, поскольку демоны бывают всех видов и размеров. Некоторые даже способны менять вид и габариты – например, О’Блин, демон людей, которые смотрятся в зеркало и думают, что они слишком много весят, и его близнец О’Класс, демон людей, которые смотрятся в зеркало и думают, что они похудели, хотя это не так.

Множество демонов – не более чем бесплотные сущности, клочья мерзости, плавающие вокруг, словно дурные мысли в нечистом разуме. Некоторые выбирают физическую оболочку, чтобы можно было делать кое-какие вещи, вносящие существенное разнообразие в их существование. Иным же облик придает сам Отец Зла – для собственных нечестивых целей[21]21
   Нечестивый – это значит очень-очень нехороший, с уклоном в коварство. Если вы планируете стать нечестивым, выглядеть надо в соответствии с образом: одеваться в черное, носить шляпу, желательно широкополую и без цветов, и, возможно, отрастить усы, чтобы можно было их подкручивать. Еще неплохо бы научиться зловеще смеяться, чтобы всякому было видно, что это нечестивый. Ну, как в кино – «муа-ха-ха!» В общем, вы в курсе. (Прим. авт.)


[Закрыть].

Тупяк не был посвящен в планы Отца Зла по захвату Земли. В них вообще мало кто был посвящен – только ближайшее окружение Великого Темного. Отца Зла засунули в ад на необычайно долгий срок и оставили в этом пустынном месте в компании лишь немногих сотоварищей-демонов. Ему удалось урвать себе собственное царство, но состояло это царство из камня, грязи и боли. Трудно осуждать его за то, что ему хотелось отсюда убраться.

Великий Темный был очень злым и очень-очень жестоким, и сильнее всего на свете он ненавидел людей. У людей были деревья, цветы и стрекозы. У них были собаки, футбол и лето. Большинство из них могли делать, что захотят и когда захотят, и, пока они не причиняли вреда окружающим и не нарушали закон, жилось им неплохо. Отец Зла желал ни много ни мало, как положить конец всему, предпочтительно – с воплями, плачем, огнем и чертями с вилами, тыкающими людям в те места, куда вовсе не хочется получить тычок.

Несмотря на то что Тупяк был демоном, Отец Зла внушал ему изрядный страх. Будь Тупяк Великим Темным, он бы боялся посмотреть на свое отражение в зеркале, таким тот был ужасающим. Иногда Тупяку думалось, что у Великого вообще нет отражения. Любому зеркалу страшно будет его отражать.

Тупяк посмотрел на Запустение. Хуже, чем здесь, не будет нигде. Если бы ему удалось пробраться во владения людей, он мог бы править по-своему и, возможно, чуть лучше, чем это делает Отец Зла. Для этого у него имелись несколько огненных шаров и собственная система устрашения населения.

Но ему нужно приготовиться к новому путешествию – на случай, если все вдруг повторится. Тупяк попытался вспомнить ощущения, которые он испытывал, когда его проволокло из одного мира в другой, но не сумел. Он был тогда настолько сбит с толку и напуган, что путешествие завершилось прежде, чем Тупяк осознал происходящее, а потом кто-то что-то сбросил на него, и все, конец.

Он изо всех сил постарался припомнить, не было ли каких указаний на то, что его вот-вот выдернут из одного мира и через некоторый, не очень продолжительный срок всунут в другой, и вспомнил, что за несколько секунд до неожиданного путешествия у него жутко зачесались кончики пальцев.

Вот ровно так же, как они чешутся сейчас.

Ой.

О-е-ей!

Тупяк едва успел сосредоточиться на том, чтобы сделать себя ну очень большим, как раздался громкий хлопок и он исчез со своего трона.

Как и подозревал профессор Хилберт, большой адронный коллайдер открыл, хоть и не по своей вине, дыру между нашим миром и неким иным. Это не была черная дыра в полном смысле слова, поскольку она соблюдала только некоторые законы черных дыр и грубо игнорировала прочие, что здорово разозлило бы Эйнштейна и множество его собратьев по науке. Но это не была и настоящая червоточина, хотя она и соответствовала некоторым характеристикам червоточин. И тем не менее она вполне устраивала профессора – пока не было ни червоточин, ни черных дыр.

Стоит запомнить кое-что, касающееся черных дыр, хотя и маловероятно, что вам доведется лично столкнуться с какой-нибудь из них. Во-первых, если когда-то в будущем группа славных ученых в белых халатах решит, что вы – да-да, именно вы! – отличный кандидат на то, чтобы войти в черную дыру и выяснить, что там творится на другой стороне, вам – да-да, вам! – лучше будет выбрать себе какое-нибудь другое занятие, предпочтительно как можно дальше от черной дыры, скафандров и ученых с нездоровым блеском глаз.

Возможно, вы, как сообразительный молодой человек, уже сами дошли до этой мысли. В конце концов, если бы это была хорошая идея – сунуть голову или какую-нибудь другую часть тела в черную дыру, – ученые в очередь бы выстроились, лишь бы пролезть туда самим, а не хлопали бы по плечу кого-то другого и не приглашали бы его пройти вперед.

А это приводит нас ко второй вещи, касающейся черных дыр: если вы свяжетесь хоть с одной, ваша жизнь будет очень короткой, хотя и полной событий. Возможно, на той стороне черной дыры обнаружится нечто увлекательное, но вряд ли вы сможете кому-нибудь об этом рассказать. Гравитационное притяжение черной дыры – это такая штука, которой свойственно резко изменяться. Так что не успеете вы подумать: «Ух ты, черная дыра! Какая она интересная, как здорово кружится! Надо рассказать про нее этим славным парням, ученым», – как ваше тело разорвет на клочки, а потом сожмет до бесконечной плотности.

И это, наверное, будет очень больно, хоть и не очень долго.

Но опять же, вдруг вам повезет рухнуть в сверхмассивную черную дыру, в которой гравитация изменяется чуть более плавно? Тогда вас все равно разорвет на части, но медленнее, так что, возможно, будет время смириться с этими ощущениями прежде, чем вас сожмет в точку бесконечной плотности.

Все зависит от того, действительно ли человеку хочется пожертвовать жизнью ради науки. Выбор за вами. Но если честно, я бы на вашем месте поискал менее рискованную работу, например стал бы бухгалтером или нанялся чистить зубы белым акулам.

Так получилось, что Тупяк, бич пяти божеств, многое узнал о природе не совсем черных дыр, поскольку в данный момент несся через одну из них. Впрочем, он этого совершенно не желал, так как чувствовал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Он отчего-то был твердо уверен, что падает, хотя ощущения вроде бы этого не подтверждали, и что он стремительно приближается к какой-то светящейся точке, которая вроде как не приближалась к нему, и это сильно сбивало с толку. Он изо всех сил старался отступить назад, туда, откуда его принесло, словно пловец, сражающийся с сильным течением, но у черных дыр имеется еще одно интересное свойство: чем сильнее вы сопротивляетесь ее притяжению, тем быстрее добираетесь дотуда, где начинается разрывание на клочки, бесконечная плотность и все такое, что происходит, когда время и пространство перемешиваются[22]22
  Звучит сложно, на самом деле этот эффект известен всем. Его можно встретить и на Земле: например, когда вы не подготовились к школьной контрольной, то чем сильнее вам хочется, чтобы контрольную перенесли, тем быстрее она приближается. То же самое касается и болезненных процедур у стоматолога, и похода на Рождество к нелюбимой тете, и случаев вроде того, когда вы сидите и ждете маму с работы и одновременно пытаетесь собрать осколки ее любимой вазы, которую случайно грохнули. Совсем иначе обстоит дело с вещами, которые вы предвкушаете: Рождество, день рождения, первый снег зимой. Когда-нибудь какой-нибудь очень умный ребенок придумает формулу, чтобы все это объяснить, а другие, еще более умные дети, будут как-то странно посматривать на него и думать, на кой ему понадобилось возиться, если и так всем все ясно. (Прим. авт.)


[Закрыть].

От ощущения, что он, невзирая на все свои попытки убраться прочь, продолжает нестись вперед, у Тупяка заболела голова. К счастью, его отвлекло новое ощущение: казалось, что все атомы его демонского тела растянули на бесконечном количестве дыб, каждая из которых снабжена очень острыми иголками. Затем данная конкретная боль подошла к концу, но ее сменило очередное ощущение: пожалуй, так может чувствовать себя банан, который очистили, на мгновение установили на столе вертикально, а потом сбросили на него камень.

В тот самый миг, когда Тупяк подумал, что ему конец, всякая боль прекратилась и он почувствовал под ногами нечто твердое. Его глаза были крепко зажмурены. Тупяк осторожно приоткрыл один, затем второй, наконец третий, который он приберегал для особых случаев.

Он стоял посреди дороги, а вокруг со свистом проносились на большой, как ему показалось, скорости какие-то металлические штуковины. Одна из них, как заметил Тупяк, была глянцевой, красной и красивой.

«Не знаю, что это такое, – сказал себе Тупяк, – но я это хочу!»

Тут за спиной у него раздался звук, очень громкий, похожий на рев какого-то крупного животного.

Тупяк обернулся – и его прямиком в лицо ударила более крупная разновидность этих металлических штуковин.

Сэмюэл смотрел в окно своей спальни. Он еще не переодевался – так и сидел в пижаме и думал над тем, что произошло нынешней ночью. Как только рассвело, он заглянул под кровать, но не обнаружил никаких следов демона, разве что пол был немного липкий.

Мальчик размышлял, может ли демон, вопреки собственным словам, вернуться, когда посреди дороги во вспышке голубого света возникло некое существо с зеленоватой кожей, большой головой и острыми ушами, облаченное в красный плащ и высокие сапоги. Существо огляделось, уставилось на проезжающий автомобиль – и в него незамедлительно врезался грузовик. Снова вспыхнул голубой свет, и существо исчезло. Водитель остановил машину, выскочил из кабины, поискал тело, а потом быстро уехал.

Сэмюэл подумал, не рассказать ли об увиденном маме, но решил, что лучше добавить это происшествие к списку того, во что все равно никто не поверит.

Во всяком случае, не поверит до тех пор, пока не станет слишком поздно.

Горчун в Запустении с подозрением смотрел на трон, корону и скипетр. Эта троица снова искушала его, но после того, что произошло в прошлый раз, ему не хотелось, чтобы Тупяк, вернувшись – если он, конечно, вернется, – снова застал его отирающимся рядом с ними. Про Тупяка много чего можно было сказать (и большую часть этого Горчун говорил, пусть и шепотом), но дураком он не был. От его внимания не ускользнуло, что когда он вновь материализовался после первого исчезновения, шелудивый демон сидел, напялив на себя его корону и размахивая его скипетром. Как только Тупяк оправился от шока, Горчун заработал по дополнительной шишке за каждое оскорбление и еще одну, промеж глаз, для порядка. На этот раз Горчун решил подождать, но не сумел скрыть разочарование, когда вскоре после своего исчезновения Тупяк появился снова. Причем он напоминал насекомое, прихлопнутое самой большой мухобойкой в мире.

– Как прошло путешествие, господин? – поинтересовался Горчун.

– Да как-то не очень, – признался Тупяк.

Он совсем было собрался потерять сознание, как у него снова начало покалывать пальцы на руках и ногах.

– О нет! – вырвалось у Тупяка. Болело в стольких местах, что он даже заподозрил, что каким-то образом обзавелся новыми частями тела, специально чтобы было чему болеть. – Я же только…

А затем он снова исчез.

Спальню Сэмюэла озарила голубая вспышка, за ней последовал громкий хлопок и запах пригоревшей яичницы. Комнату заволокло промозглым туманом. Сэмюэл бросился на пол (Босвелл, естественно, тоже) и осторожно выглянул из-за кровати.

Туман медленно рассеялся, и взгляду мальчика предстало зеленокожее существо в красном плаще. Существо стояло, подняв ногу и прикрывая голову руками, словно ожидая, что на него в любое мгновение обрушится удар. Удара так и не последовало, и существо осторожно посмотрело сквозь пальцы, а потом облегченно выдохнуло.

– Что за приятные перемены, – пробормотал неизвестный и начал было расслабляться.

Увы, Босвелл выбрал именно этот момент, чтобы заявить о своем присутствии, и зарычал, заставив нежданного гостя вскочить в кресло и вновь закрыть голову руками.

– Что ты делаешь? – спросил Сэмюэл из-под кровати.

– Съеживаюсь, – ответил неизвестный.

– Почему?

– Потому что всякий раз, как меня переносит в ваш мир, мне делают больно. Честно говоря, это уже начинает утомлять.

Сэмюэл встал. Босвелл, почувствовав, что существо в кресле и наполовину не такое грозное, каким показалось в первый момент, решил еще порычать в экспериментальных целях и с удовольствием полюбовался, как зеленокожая персона задрожала.

– Это не тебя только что сбил грузовик? – спросил Сэмюэл.

– Вот, значит, как та штука называется? – уточнил Тупяк. – Я не успел обменяться с ним любезностями – он вышиб меня в другое измерение. Наглец!

– Ты кто такой? – поинтересовался Сэмюэл.

– Я – демон, – сообщил Тупяк. – Тупяк, бич пяти божеств.

– Что, правда? – скептически спросил Сэмюэл.

Одежда у демона была потрепанная, и Сэмюэлу как-то слабо верилось, что демонам полагается запрыгивать на кресло в поисках спасения от собачонки.

– Нет, я кастрюля! – раздраженно прошипел Тупяк. – Конечно же, я демон! – Он кашлянул. – На самом деле я очень могущественный демон!

Он посмотрел на Сэмюэла. Тот недоверчиво приподнял бровь.

– Ну ладно, сдаюсь, – сказал Тупяк. – Нет, я не могущественный. Живу в глуши, в компании доставучего существа по имени Горчун. Никто меня не любит, и никакой силы у меня нет. Что, доволен теперь?

– Да, пожалуй, – отозвался Сэмюэл. – Кто тебя послал?

– Никто не посылал. Меня просто… приволокло сюда. И надо добавить, было это очень неприятно. – Тупяк посмотрел на Босвелла.

– Это кто?

– Моя собака. Его зовут Босвелл. А я – Сэмюэл.

Услышав свое имя, Босвелл помахал хвостом, но потом вспомнил, что ему полагается быть свирепым, снова оскалил зубы и зарычал.

– Кажется, он мне не рад, – заметил Тупяк. – Хотя мне никто никогда не рад…

– Ну, ты появился довольно внезапно.

Тупяк вздохнул.

– Извини. Тут я не виноват. Как думаешь, можно мне перестать съеживаться? А то у меня судорога начинается.

У Сэмюэла было чутье на людей. Он мог отличить хорошего человека от плохого, зачастую даже раньше, чем этот человек успевал открыть рот. Его опыт общения с демонами был более ограниченным, но что-то подсказывало: хоть Тупяк и не сказать чтобы хороший – в конце концов, он же демон, а к этим созданиям предъявляются совсем другие требования («Требуется демон, хороший…»), – но он и не то чтобы совсем плохой. Как и большинство обычных людей, Тупяк был просто… самим собой.

– Ну ладно, – произнес Сэмюэл, а потом добавил фразу, услышанную в фильме про полицию: – Только без резких движений.

– А выпадение в другое измерение считается? – уточнил Тупяк.

– Нет.

– Тогда хорошо. – Тупяк уселся в кресле и оглядел комнату. – Приятное местечко.

– Спасибо.

– Сам украшал?

– В основном папа.

– А!..

Они немного помолчали.

– Извини, что я так говорю, но вид у тебя какой-то несчастный, – заметил Сэмюэл.

– Наверное, у меня шок, – предположил Тупяк. – Побыл бы ты на моем месте! Сперва тебя выдергивает из одного измерения в другое, потом сбивает грузовик, потом ты переносишься восвояси достаточно надолго, чтобы у тебя все заболело, а потом все сначала! Должен заметить, что это как-то не способствует бодрому взгляду на жизнь.

Тупяк подпер непомерный подбородок руками и снова вздохнул.

– Как бы там ни было, – сказал он, – ты тоже не выглядишь особо счастливым.

– Я и правда несчастлив, – ответил Сэмюэл. – Отец от нас ушел, мама плачет по вечерам, а я думаю, что женщина с нашей улицы пытается меня убить. Тебя точно не она послала?

– Совершенно точно, – заверил его Тупяк. Ему впервые за много лет стало жалко кого-то еще кроме себя. – Как-то это нехорошо с ее стороны.

– Еще как нехорошо.

– Ну, как я и сказал, я живу в глуши. Там не на что посмотреть, нечем заняться и даже поговорить нам с Горчуном уже не о чем. На самом деле эта история с перемещениями между измерениями весьма украсила мою жизнь – или, точнее, украсила бы, если бы по мне не били здоровенными металлическими штуковинами. У вас тут очень интересное место.

Он уставился в окно.

– Смотри! – произнес демон, и в голосе прозвучали вековая тоска и печаль. – У вас здесь белые пушистые облака и солнечный свет. Чего бы я только не отдал, лишь бы видеть солнечный свет каждый день!

Сэмюэл достал из тумбочки пакетик жевательного мармелада.

– Любишь сладкое?

– Что-что?

– Сласти. Это жевательный мармелад.

Тупяк нерешительно потянулся к пакетику и достал оттуда длинную красную конфету.

– Они классные! – заметил Сэмюэл, отправив в рот оранжевую мармеладину и принявшись задумчиво ее жевать.

Тупяк последовал его примеру, и, похоже, результат его приятно удивил.

– Во здорово! – воскликнул демон. – Просто очень здорово. Пушистые облака. Жевательный мармелад. Большие металлические штуковины, которые умеют быстро ездить. В классном мире вы живете!

Сэмюэл уселся на кровать, а Тупяк вернулся в кресло.

– Ты же не сделаешь мне ничего плохого? – спросил Сэмюэл.

Тупяк с изумлением уставился на него.

– Зачем мне делать тебе плохое?

– Ну, ты же демон.

– Если я демон, это еще не значит, что я плохой, – возмутился Тупяк. Кусочек конфеты прилип к зубам, и демон отколупнул его длинным ногтем. – Меня не спрашивали, хочу ли я быть демоном. Просто так получилось. Однажды я открыл глаза – и нате! Я – Тупяк. Уродливый тип. Друзей у меня нет. Даже другие демоны не хотят со мной водиться.

– Почему? Как по мне, ты вполне себе ничего.

– Вот это-то и плохо. Я никогда не был особо демоническим. Мне не хочется никого мучить или там что-то портить. Мне не хочется быть ужасным и устрашающим. Мне просто хочется заниматься своими делами. Но мне сказали, что я должен заниматься чем-нибудь вредоносным, а то не поздоровится. И я решил подыскать себе роль, которая не привлекала бы повышенного внимания и не причиняла людям особого беспокойства, но всю такую работенку уже расхватали. Знаешь, существует демон, который следит, чтобы ты не мог выдавить из тюбика остаток зубной пасты, даже когда точно знаешь, что она там еще есть. Существует даже демон застенчивости – по крайней мере, должен быть. Его никто никогда не видел, так что наверняка сказать трудно. Мне бы такую работу!

Со временем некоторые демоны разозлились на меня за то, что я пытался примазаться к их деятельности, и изгнали. Все казалось совершенно безнадежным, а потом меня вдруг начало выбрасывать сюда. Кажется, я смогу что-нибудь подыскать для себя в этом мире. Здесь столько возможностей!

– И трудностей тоже. – В голосе мальчика промелькнуло нечто такое, отчего Тупяку захотелось чем-нибудь ему помочь.

Демон подобрал пакетик с конфетами и предложил их Сэмюэлу. Тот выбрал зеленую.

– Ты тоже возьми еще, если хочешь, – сказал мальчик.

– Правда?

– Конечно.

Тупяк просиял. Он попробовал черную конфету. Вкус у нее был странноватый, но все равно Тупяк в жизни не ел ничего слаще – если не считать первой конфеты.

– Ну так что ты хотел сказать? – поинтересовался Тупяк.

– Неважно, – ответил Сэмюэл.

– Нет, важно. Мне хочется знать. Правда.

И Сэмюэл ему рассказал. Про мать с отцом и про то, как папа ушел. И что, может быть, это он, Сэмюэл, во всем виноват, а может, и не он. Он рассказал про Босвелла и про то, как ему было бы паршиво без своего маленького друга.

И Тупяк, которому не досталось ни отца, ни матери и который никогда не любил и не был любим, слушал и поражался: как может столь чудное чувство причинять такую боль? Как ни странно, он даже позавидовал Сэмюэлу. Ему захотелось полюбить кого-нибудь так сильно, чтобы от этого было больно.

Так мальчик и демон просидели несколько часов. День разгорался, а они сближались, беседуя о зримом и незримом, о надеждах и страхах. Единственный раз тень омрачила их разговор – когда Сэмюэл поведал о событиях в подвале дома Абернати. От этого повествования Тупяку сделалось не по себе, хотя он изо всех сил старался понять, что бы это могло значить. Он решил, что в этом мире могут оказаться другие демоны, у которых есть какой-то план. Ну что ж, у Тупяка имелись собственные планы – если, конечно, он отыщет способ остаться в мире людей навсегда, а не скоротать свой век в болезненных протаскиваниях из одного измерения в другое.

Наконец у Тупяка снова стало покалывать пальцы.

– Мне пора, – с сожалением произнес демон и улыбнулся: движение это было настолько непривычным для него, что в первый момент мышцы попытались воспротивиться. – Мне вправду было очень приятно поговорить с тобой. Когда я добьюсь власти над этим миром, я позабочусь, чтобы с тобой хорошо обращались.

За миг до того, как Тупяк исчез, Сэмюэл успел сунуть ему в руку пакетик с жевательным мармеладом, так что когда демон вернулся в Запустение, ему было чем себя порадовать – ну и немного Горчуна.

Тупяк вновь возник на троне. Он открыл глаза и обнаружил, что слуга смотрит на него с тревогой.

– Что у тебя с лицом? – спросил Горчун.

Тупяк потрогал губы.

– Горчун, – произнес он, – я, похоже, улыбаюсь. На, держи мармеладину…