Текст книги "Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр"

Глава 5. Этот парень не сдается

Меня не упустишь в толпе. На мне тот самый розовый женский клубный пиджак, на котором я написал «БОЖЕ, ХРАНИ НАШУ МИЛОСТИВУЮ КОРОЛЕВУ», жилет с леопардовым принтом, который я в конце концов отдал Сиду, и пара серых брюк из магазина Вивьен, в итоге оказавшихся на Поле Куке. Вот такими мы были, сплошное смешение и сочетание. Ну и в придачу ко всему на голове у меня был колючий рыжий ежик.

Чего мне не следовало делать, так это выходить на прогулку во всех этих тряпках с пакетиком наркоты. Это случилось как раз в начале нового 1977 г., и мы все еще были во всех газетах из-за Билла Гранди, «Анархии» и новости, что нас вышвырнули с EMI. Мы репетировали на Денмарк-стрит, когда я выскочил на минутку с Нильсом Стивенсоном, работавшим на Малкольма. На меня как затмение нашло. Я подумал: «Ну, если я оставлю пакетик со спидами где-нибудь здесь, даже если я его хорошенько спрячу, Стив Джонс обязательно его отыщет». Он был очень хорош в поисках всяких штук, этот парнишка. Стив всегда хотел знать все и обо всех. Постоянно готов был землю рыть и чуть ли не в сортирную трубу забраться в своих поисках. Следовало бы прозвать его Доместосом.

Полицейская облава выглядела очень странно, потому что эмблема на их шлемах показалась мне незнакомой. Какие-то питоны – типа что это за чертовщина? Они оказались наемниками, чуть более жесткими, чем обычные бобби. Эти ребята были на ступеньку выше. Позже я узнал, что это какая-то особая патрульная группа.

Они усадили меня на заднее сиденье полицейской машины и разъезжали по округе, пока не арестовали достаточно людей. Я сидел там и думал: «Я облажался, у меня при себе еще и нож, и за кого, черт побери, лучше чтобы они меня приняли?» Я попытался оценить события в очень, очень долгосрочной перспективе. А потом, вспомнив нашу недавно вышедшую пластинку, я осознал, что в суде у меня точно не будет поклонников среди парней в париках и длинных черных мантиях.

Я не считал себя особо склонным к преступлениям, но в те дни полиция обладала большой властью, и за малейшее нарушение можно было получить по шее. У меня был выбор: «Пойти за наркоту или за нож?» Я подумал: «Выберу, что полегче – наркотики!» Очень глупый шаг в конечном счете.

Старший офицер положил амфетамины в пластиковый пакет, сунул его в задний карман и сел на него. Затем они некоторое время ездили по Сохо, приговаривая: «Посмотрите-ка на этого, гррр-рр, забираем!» Итак, что, как вы думаете, будет делать сульфат амфетамина, находясь под прессом его потной горячей плоти? Учитывая мое детальное знание спидов, я был почти уверен, что он испарится. Поэтому по мере того, как шли минуты, я понимал, что мои обвинения уменьшаются.

В участке меня раздели и обыскали в присутствии женщины-офицера, чего, по-видимому, им делать не полагалось. Но что вы тогда могли возразить: «Прекратите, это невежливо?» Это с ними не работает. Под арестом ты, так сказать, задраиваешь люки и готовишься к неприятностям, становясь очень сдержанным на язык. Ты стараешься даже стать ниже ростом, чтобы уменьшить размер мишени.

Когда дело дошло до освобождения под залог, я не знал никого, кто так или иначе не был бы осужден и обладал правом вытащить меня. В результате подобных ситуаций понимаешь, насколько под ударом находятся люди из рабочей среды. Все в чем-то виноваты, если верить властям. Так что было тяжело. Малкольм мог бы меня вызволить, но он не явился.

Я не знаю, как мой отец в конце концов этого добился, как ему удалось вытащить меня под залог. А потом случилась ошибка с моей явкой в суд – они перепутали даты. Дата, стоявшая в бланке, который мне выдали, не соответствовала реально назначенной дате суда, поэтому они провели обыск в доме отца и поймали меня, когда я пытался выпрыгнуть из окна верхнего этажа, так что я был заключен под стражу за уклонение от ареста. Но поскольку рапорт о моем аресте заполнили неправильно, я вышел на свободу. Вы не можете уклоняться от ареста, если на самом деле вас даже не должны были арестовывать.

Малкольму было назначено определенное время, к которому он должен был явиться на слушание дела, и, разумеется, он опоздал. На самом деле Малкольм не смог собрать 40 фунтов, чтобы заплатить штраф, поэтому они назначили новый срок оплаты через несколько часов, и он появился с деньгами буквально за пару минут до его окончания. Иначе все бы сорвалось, и мне пришлось бы отсидеть срок.

Я не думаю, что меня специально выбрали мишенью из-за всей этой суеты с группой. Мне просто следовало быть осторожнее.

К этому времени я, наконец, превратил пиджак АКА «БОЖЕ, ХРАНИ НАШУ МИЛОСТИВУЮ КОРОЛЕВУ» в песню[160]160
  Одна из самых знаменитых песен «Пистолз», «God Save The Queen», вышла в качестве сингла 27 мая 1977 г., а 28 октября была выпущена на единственном студийном альбоме группы Never Mind the Bollocks, Here’s the Sex Pistols.


[Закрыть]. Однажды я ожидал себе начала репетиции, и это ожидание как-то затянулось. В те дни я вставал около полудня, садился за кухонный стол, готовил себе печеные бобы, брал лист бумаги и просто записывал текст – очень приблизительный набросок, но в нем была суть будущей песни.

Больше всего мне нравилось в этой песне то, что в ней нет припева. Я был весьма впечатлен собой, когда ее перечитал. Повторяющиеся строчки на самом деле не были рассчитаны на то, чтобы служить припевом. Они лишь должны были подчеркнуть и организовать следующий куплет. Я думаю, что «Боже, храни королеву» – это мощный пример того, как поп-песня может быть перевернута вверх дном, с ног на голову, и все же остаться популярной. Это идет вразрез со всеми правилами, определяющими формат популярной музыки.

К сожалению, Глен неверно истолковал «Боже, храни королеву» как фашистскую песню. Он просто услышал словечко, но не уловил общего контекста. И что с этим было делать? С Гленом все пошло совсем плохо, он отказался играть песню на сцене, и вот тут-то все и началось. Прежде чем мы продолжили выступление, я взял мел и написал на его усилителе «Ampeg Stack»: «The Boo Nazis»[161]161
  В надписи заключалась игра слов. Boo – многозначное слово, которое в большинстве случаев можно понять как возглас недовольства («фу»), а с другой стороны, boo на сленге – слово, которым можно определить своего приятеля или приятельницу – «милый», «детка» и т. п. Так что приблизительный перевод надписи может звучать как «Крошка нацик».


[Закрыть]. Я подразумевал это явно не в благоприятном для нацизма смысле, не так ли? Но Глен воспринял это как какое-то ультраправое заявление. Упаси бог, чтобы вас неправильно поняли! Мое чувство юмора и чувство юмора Глена сильно отличались. Со своей стороны могу сказать, мне не кажется, что то, что я сделал, было мерзким или злым. Я просто повел себя глупо и по-детски, но предполагалось, что в ответ это вызовет лишь улыбку.

В тот момент мы с Гленом довольно часто входили и выходили за дверь. «С меня довольно» – «Я ухожу» – «Тебя нет», но думаю, что в конце концов именно Малкольм и Глен пришли к обоюдному согласию, что в художественном плане это не то, что нужно Глену. Так они это все и порешили.

Итак, бинго, ему пришлось уйти, а поскольку нам больше нечем было заняться, мы сняли небольшой фильм, гуляя по городу, и в нем меня спросили о Глене. Я сказал: «Если ты выглядишь как утка, ходишь как утка и говоришь как утка, ты утка». Правда, я изменил слово «утка» на слово «задница».

Оглядываясь назад, я понимаю, что настоящая проблема заключалась в том, что мы не играли концертов. Мы позволили одержать над нами верх скуке и поэтому отвернулись друг от друга. Мне должно быть стыдно за то, что я так себя вел.

Когда я впервые попал в группу, это реально шокировало Сида. Он и не подозревал, что во мне это есть. Уоббл тоже был потрясен услышанным. Он вообще ничего не знал. Сид был очарован новым моим положением, его тянуло к нам, и он стал нашим самым большим поклонником, однако Уоббл горько обижался на группу, был очень жесток в своем к ним отношении, и они его довольно сильно побаивались. Он и правда воспринял все очень, очень жестко. Поэтому, когда дело дошло до замены Глена, я инстинктивно сказал «Сид», хотя Сиду медведь на ухо наступил.

Я не думал, что они когда-нибудь отнесутся всерьез к моей идее с Сидом, но в тот момент дела в группе обстояли так, что я чувствовал: мне необходим союзник. Я понимал, что сложилось противостояние «они и я», и это была не очень хорошая ситуация. Ты не хочешь быть мальчиком для битья – тебе нужна поддержка. Каким бы дружелюбным ни был Пол – а я иногда с ним тусовался, – у него были свои достоинства и недостатки, он перескакивал с одного предмета на другой, а его привязанность к Стиву была очень глубокой. У меня всегда было ощущение, что именно Стив скажет: «Я просто больше не могу с ним работать», и на этом все кончится. И Малкольм предоставил Стиву эту власть, потому что идея создать группу принадлежала в первую очередь Стиву. Однако настоящая причина была не в этом. Она заключалась в том, что именно Малкольм оплачивал счета Стива, и потому Стив позволял Малкольму делать все, что тому заблагорассудится.

Кстати, именно Лемми из Motörhead среди прочих пытался научить Сида играть на басу. Лемми был очень забавен; он сказал: «У Сида нет никаких способностей, никакого чувства ритма и вообще отсутствует слух». Сид всегда воображал себя барабанщиком. Я думаю, что это влияние Tago Mago, альбома Can, поскольку это была любимая запись Сида всех времен. Он всегда издавал звуки «пссш-шут-пфф-пфф-пфф» и притворялся, будто играет барабанную дробь. Это вошло у него в привычку, которую мало кто понимал. Окружающие думали, что он просто немного туповат.

Мы предполагали, что он просто найдет свой путь в группе, как и мы. И в этом слове заключается опасность: «предполагая», вы часто выставляете себя дураками. Как потом оказалось, нам пришлось отключать бас-гитару Сида от усилителей на большинстве живых концертов, и он почти не играл на альбоме, если вообще играл.

Только много позже я узнал, что Малкольм не только не пытался устраивать нам концерты, но и, наоборот, отказывался от них. Он говорил: «О нет, ты должен понять, Джон, что я пытаюсь создать впечатление, будто ты человек загадочный и никто ничего о тебе не знает». Так он объяснил ужасный вечер, когда я не смог попасть на ежегодную вечеринку Эндрю Логана. Я пришел с приятелями, но меня не пустили. Я типа такой: «Я играл здесь в прошлом году!» Малкольм и остальные уже были внутри. Я увидел Вивьен и спросил: «Что такое? Почему я не могу войти?», – но она просто меня проигнорировала.

Я хорошо понимал, что эти люди за меня не заступятся. Тяжелые уроки жизни. Я бы мог прорваться туда без особых усилий. Но нет! Я хотел, чтобы меня приняли, но этого никогда так и не случилось, ни среди приятелей группы, ни на других светских мероприятиях, которые использовали «Пистолзы» для своего продвижения.

От нечего делать, без концертов, мы с Сидом сходили с ума. Нам нужно было чем-то заняться, чем угодно. Мне пришла в голову идея поехать вчетвером в Джерси на каникулы, потому что я уже бывал на Нормандских островах в школьной поездке от Вильгельма Йоркского, и у меня почему-то остались об этом приятные воспоминания. Я просто представил, как мы выходим из самолета и прекрасно проводим время в этом причудливом и странном, совершенно ином мире.

Но нет, вся группа сошла с самолета, нас встретили в аэропорту и обыскали. Едва открыв чемодан Сида, они обнаружили поверх всех его вещей вонючие носки и сдались. Однако они отменили бронь в отеле, так что в итоге мы гуляли по пляжу с тележкой без осла и всем нашим багажом, который мы в нее загрузили. К счастью, один местный мафиози, с которым мы подружились, нашел нам место для ночлега.

На следующее утро мы отправились в Берлин. Малкольм боялся отпускать нас одних, поэтому послал своего помощника Буги в качестве своего рода наставника. Буги и сам был еще тем перцем. Весело провели мы все тогда время в Берлине. Ух, это прямо открыло мне глаза.

Отель мы почти не видели. Не хотели. Это был «Кемпински», и эти номера… О сне в них даже помыслить было невозможно, настолько они выглядели в высшей степени немецкими. Вам надлежало спать строго по прямой линии, а одеяло не должно было подниматься выше груди. Мебель темного дерева, и все под прямым углом. Мы там практически не показывались, спасибо.

От этой атмосферы никуда не деться: война, а потом Стена, из-за которой наблюдают русские. Западный Берлин был создан для того, чтобы досаждать Востоку. Это была великолепная, но сумасшедшая вселенная. В свободном доступе было все и вся, что не давало спать по ночам. Британские и американские солдаты хорошо разработали это место. Они, так сказать, его прокачали. Я влюбился в Берлин, полюбил его с тех пор навсегда. «Декадентский» в полном смысле слова. Молодцы, Запад, вот чем вы мучаете русских по ту сторону границы. Это свобода! А что у вас?

Именно это вдохновило меня на слова песни «Holidays In The Sun»[162]162
  «Каникулы под солнцем», песня с альбома Never Mind the Bollocks, Here’s the Sex Pistols. В оригинале эти строчки звучат как: «I don’t want a holiday in the sun / I want to go to the new Belsen». Берген-Бельзен – нацистский концентрационный лагерь, располагавшийся в провинции Ганновер (в настоящее время это территория земли Нижняя Саксония), неподалеку от деревни Бельзен и в нескольких километрах к юго-западу от города Берген.


[Закрыть]: «Я не хочу каникул под солнцем, я хочу отправиться в новый Бельзен» – наш путь, от Джерси до Берлина.

В первом же ночном клубе, в который мы попали, мы были потрясены тем, что услышали: музыка была исключительной. Это был какой-то ранний хаус, скажем так, с большой натяжкой. Очень глубокие бас-бочки, некий упрощенный тевтонский танцевальный алгоритм, ритмично структурированный.

Потом была Роми Хааг[163]163
  Роми Хааг (имя при рождении Эдуард Франц Верба, род. в 1948 г.) – голландская певица, актриса, клубный менеджер.


[Закрыть]. Она была трансвеститом, и единственное, что мы о ней знали, так это то, что Боуи упомянул ее в интервью много лет назад, и Сид вспомнил: «У нее есть отличный клуб, куда ходят все извращенцы…» Чтобы найти его, мы с Сидом часами бродили по улицам Берлина, не имея ни малейшего представления, где он находится, и в конце концов это оказалась просто ужасная маленькая дверь, ведущая в подвал. Действительно странное место с кучей британских солдат.

И они были там не для сами-знаете-чего. Они ходили в клуб хорошо повеселиться, а в те дни эти драг-бары были очень социальными местами, очень забавными. Не такие сепаратистские, как вы могли бы подумать, наоборот, там всегда были рады гостям – отличное место, чтобы пойти и надраться и не быть избитым. И в те дни, надо об этом помнить, быть геем, особенно трансвеститом, означало очень суровую жизнь. Это не принималось обществом, и все же я всегда находил их очень восприимчивыми, непредубежденными людьми.

Ходили слухи, что мы с Сидом к этому склонны. Просто НЕТ!!! В песне The Slits под названием «So Tough» была фантастическая строчка: «Джон, не принимай это серьезно, Сиду просто любопытно». Этим все сказано.

Возможно, для Сида это и было правдой. Не знаю, догадывался ли Сид, кто он такой. Он был исключительно странным, «другим» человеком. Очень открытый, очень счастливый, ничто его не задевало. Ему было наплевать, что о нем думают другие, он всего лишь думал, что выглядит красиво, как Дэйв Боуи. Но как только Сид попал в группу, все это ушло, и он стал очень суровым, серьезным страдальцем, который пытался действовать жестко в тех ситуациях, которые его раньше вообще не волновали.

Его любимая фраза «Я абсолютный девственник» вышла из употребления, когда он встретил Нэнси Спанджен, героиновую группи из Нью-Йорка, которую я имел несчастье ему передать. Я предполагал, что все закончится катастрофой, но совсем не так, как это получилось. Я думал, что он трахнет ее и скажет утром: «Ой, какая уродливая старая кошелка!» Но ему нравилась мысль, что она выглядит пустой и испорченной.

Это восходит к прошлому – как интерпретировать музыку? Как понимать Берлин, альбом Лу Рида[164]164
  Третий сольный студийный альбом американского рок-музыканта Лу Рида, выпущенный в 1973 г.


[Закрыть]? Вы воспринимаете его как распад отношений или как похвалу наркомании? Вот в чем проблема. «Прогулка по дикой стороне»[165]165
  «Walk On The Wild Side» (англ.) – песня Лу Рида из его второго сольного альбома Transformer (1972). Само название «Walk On the Wild Side» Лу Рид взял из повести A Walk On the Wild Side американского писателя Нельсона Олгрена (1956) и считал отправной точкой в написании песни. В 1962 г. по повести вышел одноименный фильм американского режиссера Эдварда Дмитрыка (в русском переводе «Прогулка по беспутному кварталу»). Само выражение можно перевести и как призыв оторваться, отважиться на что-то безрассудное, но также оно имеет и то значение, о котором пишет Лайдон: «стать геем, вступить в интимные отношения с трансвеститом».


[Закрыть] для Сида, очевидно, не означало «стать геем», это означало «принимать много наркотиков». Вот как он это видел и был ошеломлен, когда такой человек, как Нэнси, заявила: «О да-а, в Ную-Йоуке мы сможем доставать это постоянно, будет зашибись».

Что ж, они постоянно доставали это до того самого момента, когда оно убило их обоих. Позже я жил в Нью-Йорке и знаю разницу, но мой бедный друг Сид не знал. Не могу представить его на небесах умнее, разве что он полностью забудет свое предыдущее существование. Он был пристрастен к пристрастному образу жизни. Его мать была зарегистрированной наркоманкой, и Сид думал, что это путь к крутым виражам – и я вовсе не имею в виду ямайскую бобслейную команду. Я говорю о серьезном понимании того, как на самом деле обстоят дела и как это воспринимают люди. Восприятие Сида было ограниченным, отчаянным и немедленным. Он ни в коем случае не был неразумным, но то влияние, которое оказала на него мать, ограничило его картину мира, его, как человеческого существа, восприятие этого мира.

Потребители героина могут украсть что угодно. Они украдут у тебя ногти на ногах – все, что стоит доллар, фунт или пенни. Это идет прямо в руку. И вы не можете им доверять, они потеряли свою душу. Это очень странно – находиться в компании наркомана со стажем; они просто чувствуют себя безжизненными, в их глазах нет ничего, напоминающего человеческую доброту или сочувствие, хоть что-то вообще. В конечном счете они являются истинными воплощением зомби. Они – ходячие мертвецы.

Подписание контракта с нашим следующим лейблом, A&M, возле Букингемского дворца было шумным и громким. Сид любил отвесить злую шутку, если обнаруживал, к чему прицепиться, – и продолжал это делать, доканывая жертву реально смешными, но негативными комментариями. Его главной фишкой с Полом было: «Ты горилла-альбинос», – и в то утро в лимузине по дороге на подписание он, наконец, заработал от Пола оплеуху.

Внезапно все в этой машине начали дубасить друг друга, бог знает почему, но так уж случилось. И все мы набросились на Малкольма. На самом деле это был тот момент, когда мы сблизились – как только закончили мутузить друг друга, обнаружилась идеальная цель.

Мы поставили свои подписи, ухмыляясь и дурачась, всего через пару секунд после того, как попытались избить друг друга до потери сознания. Нас окружало так много сдерживаемых проблем благодаря предполагаемой «оркестровке» Малкольма, которая поместила нас в мир вечного хаоса, – это было неприятно. Так что все произошедшее стало для нас великим моментом облегчения. Потом мы устроили пресс-конференцию – нажравшись в стельку. Сид бросил пирог с заварным кремом, крутой парень, уже готовый перейти к серьезному веселью.

В конторе A&M для нас вообще ничего не нашлось, выпивки там не было, поэтому мы настояли, чтобы за ней послали. Это заняло почти сорок пять минут, и нам принесли ящик дерьмовых лагеров; типичная штука, с которой мы всегда сталкивались при подписании контракта с лейблом, – недостаток пойла. Никогда не встречал ничего подобного этим звукозаписывающим компаниям. Они не знают, как накрыть поляну. Я Джонни, ты стучишься ко мне в дверь – приятель, вот тебе пиво. Я заряжен по полной и башляю выпивку. Развлекаю своих гостей.

Обманутые надежды на гостеприимную встречу у любого вызовут приступ ярости, и, конечно, последовавшее за тем было ситуацией, которую они сами и породили. Меня стошнило в горшок с цветами – о да, – и они обвинили нас в том, что мы сломали унитаз. «Послушайте, Сид никогда не был приучен к горшку, ясно?»

Если ты ставишь людей в неловкое и неприятное положение, заставляешь их чувствовать себя нежеланными, то они будут болтаться здесь чертовски долго. По крайней мере, таков мой подход, и Сид был вполне готов вступить в игру. А Стиву и Полу больше нечем было заняться, понимаете, о чем я? Мы вдруг стали очень сотрудничать друг с другом. «Это рейдовый отряд викингов, и мы все в нем заодно!» Мне нравится это чувство товарищества в группе.

Ну что ж, на этом лейбле мы не продержались и недели, не так ли? Я удивлен, что им потребовалось столько времени, чтобы от нас избавиться. По-видимому, именно Херб Альперт – буква «А» в названии A&M – отправил коммюнике из Лос-Анджелеса в офис британского лейбла, в котором говорилось, что мы должны уйти, что он не хочет, чтобы на его лейбле были такие нежелательные люди, как мы. Проще говоря, мы были угрозой для них, поскольку отказались послушно крутиться как белка в колесе, подчиняясь их указаниям.

Эти группы старых пердунов нашли свою зону комфорта и были раздражены необходимостью переосмыслить свои взгляды. Это ужасно, потому что я ни в коем случае не собирался их заменять, просто убирал мусор и отбросы, которыми они забили канализацию, чтобы остальные могли смыть воду. Я не ставлю преграды для новых групп, а вот в те первые дни у нас определенно были преграды и действительно негативное отношение со стороны довольно многих так называемых музыкантов, требовавших, чтобы их лейбл звукозаписи уволил нас – таких, как Рик Уэйкман из Yes и Стив Харли из Cockney Rebel[166]166
  Британская рок-группа, созданная Стивом Харли в 1973 г. в Лондоне и исполнявшая глэм-рок с элементами арт-, фолк– и прогрессив-рока.


[Закрыть]. Типа да кто ты такой, чтобы предъявлять эти требования? Мне вот было все равно, кто мои товарищи по лейблу, для меня это не имело значения.

Мне показалось все это очень забавным, особенно когда придурок Уэйкман, устроивший ледовое шоу под музыку вурлицеровского электрического пианино[167]167
  Имеется в виду Рик Уэйкман из Yes и его театрализованное шоу, устроенное в связи с выходом в 1975 г. альбома The Myths and Legends of King Arthur and the Knights of the Round Table («Мифы и легенды Короля Артура и Рыцарей Круглого стола»). В поддержку альбома на стадионе Уэмбли было устроено три шоу, во время которых Уэйкман исполнял свои произведения в сопровождении оркестра, хора, своей группы и т. п. – всего около 27 000 человек. На арене был устроен огромный каток, на котором выступали фигуристы. «Вурлицер» (Wurlitzer) – американская компания, производящая музыкальные инструменты.


[Закрыть], заявил мне, что я недостоин. Я что, должен это воспринимать серьезно? Дни Yes миновали, и он не мог предложить никому ничего нового, кроме критики, – испорченное, увядающее воспоминание. Но это создавало определенные проблемы, из-за чего мы получили удар, добавивший дровишек в топку обрушившегося на нас негатива.

С самого начала Малкольм отбивался от попыток Ричарда Брэнсона подписать контракт с Virgin, потому что это был лейбл хиппи. Меня привлекли к Virgin их поразительные магазины пластинок. Первый был на Оксфорд-стрит: это было совершенно потрясающе, те вещи, которые они собирали в этой крошечной комнатушке. Просто оглядеться и сказать: «О, какие возможности! Я бы хотел иметь их все, но могу позволить себе только одну». Они заставляли музыку казаться фантастической, разнообразной и безграничной. Ты просматривал эти разнообразные обложки альбомов, и тебя переполняло – потенциал всего этого, чудесное творчество, которым на самом деле является музыка.

Итак, после A&M мы надавили на Малкольма, чтобы он добился для нас сделки, которая бы реально сработала. «Можно нам лейбл? Это было бы довольно интересно, не правда ли? Вот мы, абсолютная панк-группа primo numero uno, и у нас нет ни одной пластинки?»

Тем временем мы приступили к записи альбома, имея на руках наши предыдущие авансы и выходное пособие. Слова я произносил лаконично и правильно, поэтому был счастлив. Я сделал один или два дубля, и вот оно. Там вообще не было никакой работы по наложению, так что мне пришлось постараться быть на высоте, когда пришла моя очередь. Я не выношу бесконечных гитарных наложений, но сессии быстро превратились в маленькую увеселительную поездку для Стива и Криса Томаса, продюсера, возжелавших «поэкспериментировать с возможностями гитары». Это приводило меня в бешенство, и действительно, я в большинстве случаев уходил из студии именно из-за этого.

Крис Томас сводил меня с ума. Я думал, что то, к чему он нас ведет, было на тот момент слишком для нас сложным. В любой группе отодвигать в сторону солиста, чтобы получить больше гитарных наложений, – это нонсенс. Единственное, что представляло в нем для меня интерес, так это то, что он встречался с Микой из Sadistic Mika Band[168]168
  Японская рок-группа, образованная в 1972 г. Ее название – пародия на Plastic Ono Band, группу, созданную Джоном Леноном и Йоко Оно в 1969 г.


[Закрыть], группы, которую я любил. Любые разговоры всегда сводились к вопросу: «Какая она на самом деле?» Не думаю, что это его ко мне расположило, но Sadistic Mika Band была очень впечатляющая группа с японской солисткой, визжащей по-японски. Оказалось, что Крис глух на одно ухо. Никто не говорил мне об этом, пока на середине записи я не обнаружил, что он ведет одним ухом. «Что ты делаешь?» – «О, на самом деле я не слышу другим».

Во время записи альбома Сид, конечно, заболел гепатитом. Фантастика, да? Мне почти кажется, что он сделал это намеренно, чтобы не пришлось признаваться в своей музыкальной неадекватности или брать на себя ответственность. Он был просто сбит с толку; он никогда не понимал этого, по многим параметрам. Сид никогда не работал с кем-то вместе, у него не было чувства локтя, не было понимания более серьезных проблем.

Сид привнес в «Пистолз» новый интерес, что, как я сразу понял, грандиозно наебало нас по самые яйца. Это был интерес к наркотикам, и я никогда не думал, что он сделает это. Я думал, он умнее. Я никогда не понимал, насколько неуверенным Сид был на самом деле. Он использовал наркотики, чтобы скрыть свое чувство неадекватности, и подставил нас под это героиновое оружие таким губительным, гребаным способом. Это были трудные, очень трудные времена – иметь с ним дело.

Сид был действительно пропащим – и я должен был понять это гораздо раньше – из-за своей матери, женщины, которая дала ему героин в подарок на день рождения. Он всегда говорил: «Ха-ха-ха, я не становлюсь таким, как моя мама». Сид гордился тем, что может это делать – баловаться, а потом быть в порядке и не требовать большего. Но когда в его жизнь вошла Нэнси Спанджен, все стало по-другому; он полностью купился на эту свою фишку с Лу Ридом.

Бедный старичок Сид, он ни с кем не мог заниматься сексом. Он был дрянью. Но я любил его, потому что он был дрянью! Он не был большим тупицей, он был просто смущенным, забавным, веселым и блестяще комедийным. Он мог мгновенно спародировать что угодно. Но вся печаль сложившейся ситуации в том, что из-за этого своего качества он теперь пытался пародировать нью-йоркский образ жизни.

Я даже не знал, что королева Англии празднует свой Серебряный юбилей, пока мне не позвонили насчет вечеринки на берегу Темзы. Серьезно, искренне – я перестал читать прессу и следить за новостями. Сид и подавно. Он вообще никогда не обращал на это внимания. Для нас это было: «Что, черт возьми?» «Сегодня Юбилей», – заявил Малкольм по телефону. Я такой: «И что это значит? Можно мне немного денег?»

Это оказалось очень драйвово – принять участие в нашей легендарной лодочной вечеринке, как для меня, так и для Сида. Ну, мы рассчитывали получить по 25 фунтов, а все завершилось сокрушительным, взрывным фиаско. Есть что-то прекрасное в создании фиаско, и, поверьте мне, это действительно была катастрофа.

Virgin наконец-то выпустили «God Save The Queen», и, о чудо, это был хит. О нет, погодите, не так, на той неделе вообще не было в чартах номера один – ну, во всяком случае, не для нас! То, что это произошло, показало – гораздо больше, чем все, что мы делали и говорили, – что общественные институты коррумпированы. Тот факт, что наша группа не смогла получить номер один в чартах Британии, доказывает… махинации, верно? Незаконные закулисные операции, манипуляции, внушение публике, что́ ей может нравиться, а что нет. И это действительно придавало энергии и подпитывало настроение – вот еще в чем сила этой песни.

Наступили день Юбилея и наша нахальная лодочная вечеринка, я замерз, мне было скучно, и я не ел почти целую неделю. Все это было слишком похоже на цирк, с тщательно подобранным списком гостей и толпой прессы. Забавно было видеть там Ричарда Брэнсона с бородой и длинными волосами, похожего на Гая Фокса, и, надо отдать ему должное, он был готов повеселиться. Но Ричард немного заскучал, когда у нас кончилась выпивка. Я заявил: «Не начну, пока не появится ящик лагера». И каким-то чудом это произошло, и все двадцать четыре банки исчезли за двенадцать секунд.

Когда мы играли, мы не могли слышать, что делаем, это было очень похоже на все наши ранние концерты, но в тот момент нам было все равно. Наверное, это был единственный способ согреться. Стоял холодный вечер – и для меня он был слишком холодным, поскольку я определенно недоедал.

Мы сделали все возможное, чтобы быть деструктивными. Мы трижды прошли туда-сюда перед зданием парламента, но ничего не происходило. Так что мы решили прокатиться еще раз: «О, боже, серьезно? Надо ли? Ладно, давайте, погнали!» – и как раз в этот удачный момент полиция решила подъехать к нам и крикнуть: «Прекратите! Это не по-британски!»

Как только мы причалили и я увидел всю собравшуюся там полицию, я подумал, случится что-нибудь или нет, но я не собираюсь быть пойманным в суете и хаосе, поэтому рванулся вперед, спустился и первым сошел с лодки. И сразу же мне попался коп, который поинтересовался: «Который из них Джонни Роттен?» Я, само собой: «Он там, наверху!» И, конечно же, они направились прямиком к длинноволосому чуваку с бородой – бедному старине Ричарду Брэнсону, – потому что все знали, что именно длинноволосые люди в наши дни являются главной причиной всех неприятностей. Как это, блядь, весело, а? Кто-то говорил, что Малкольм указал на меня полиции, но если он это и сделал, то безуспешно. Меня уже давно там не было.

В те дни полиция была такой отсталой. Они были жестоки, тут нечего и говорить. Такие школьные громилы – кованые ботинки и дубинки, приготовленные для всех, у кого есть к ним вопросы. Но устроив на нас облаву на набережной, когда причалила лодка, они и понятия не имели, как выглядит член группы Sex Pistols. Не было никого, кто бы отвечал за это наше фиаско, поэтому они спустились на пристань, чтобы найти длинноволосых. Однако большую роль сыграл тот фактор, что я был очень молод – прыщавый мальчишка в смокинге на двадцатидюймовой талии. «Да какой он хулиган? Не смеши меня, позови старших!» Вместо этого они арестовали моего брата Джимми и целую кучу других людей.

В тот день, казалось, была амнистия для всех, кроме тех, кто был из «Пистолз». Просто поразительно. Мы что, не можем плавать вверх-вниз по Темзе на лодке? Мы на середине реки, и кто-то решил, что это их обидело? Честно говоря, я с нетерпением жду появления общества, которое научится не лезть не в свое дело. Без крыс обойдемся, понимаете, о чем я? Сами с этим справимся. Устраните своих полицейских громил, и мы сами о себе позаботимся. Никаких растлителей малолетних на районе.

Вечером я немного побродил по набережной с Сидом и Винсом, близким другом Сида, ища, чем бы заняться. Делать было особо нечего, потому что денег не было. Поэтому я побрел обратно в свое скромное жилище. Помню, я много прошел пешком и был очень раздражен, поскольку не люблю ходить, когда пьян. Потому что это все равно что вообще не ходить.

Со всем этим возмущением и заголовками газет неделю или две спустя на меня напали возле паба на задворках Хайбери-Квадранта, рядом с Wessex Studio, где мы записывали альбом. Сомнительный район. Бррр, полно различных банд. И – типично для меня – я выбрал паб, который грозил серьезными неприятностями. Я знал, что делаю, когда шел туда, я знал, что у меня могут возникнуть какие-то проблемы, но не думал, что это будет похоже на мачете и клинки гуркха, как в итоге оказалось.

Время от времени появляются люди, которые просто хотят тебя убить. Правы они или нет в своем намерении – главное, не сомневайтесь в их решимости.

К моему несчастью, меня сопровождали глупые парни, которые не были готовы защищаться, – Крис Томас и его инженер Билл Прайс. Я имею в виду, Крис Томас, что, черт возьми, он знает о жизни? Немного. Как можно делать хорошие записи, будучи глухим на оба уха? Ладно, возьму свои слова обратно: глух он был только на одно ухо, на второе всего лишь фальшивил.