Текст книги "Психопат-тест"

Я попросил Келли, менеджера здания, провести для меня небольшую экскурсию по центру.

– Нам очень приятно, что Данлэпы решили пожертвовать свои деньги на поощрение развития гражданского духа и лидерства у студентов Университета Флориды, а также на создание центра истории карьеры его выпускников, – сразу же сообщила мне Келли.

– Эл не относится к числу людей, известных своей щедростью, – заметил я. – У вас не возникло вопроса, чем вызван подобный шаг с его стороны?

– Могу лишь выразить ему признательность за те добрые дела, которые нам удалось совершить благодаря его пожертвованиям, – ответила Келли.

– Слышал, будто он собирает скульптурные изображения хищников, – произнес я. – Орлов, аллигаторов, акул, медведей. Мне данное увлечение представляется несколько странным. Данлэп когда-нибудь говорил вам об этом?

– У нас не было случая побеседовать с ним на упомянутую вами тему, – сказала девушка, и по ее взгляду чувствовалось, с каким удовольствием она тут же на месте убила бы меня. – Мы беседовали о возможности встретиться здесь и о перспективах нашего университета.

– Эл говорит, что суть жизни – в победе, – продолжал напирать я. – Что вы думаете по этому поводу?

– Мы очень рады тому, что мистер Данлэп решил пожертвовать деньги именно Университету штата Флорида. Здание, в котором мы находимся, прекрасно приспособлено для занятий. Он решил предоставить нам такую возможность, и мы ему очень и очень благодарны, – ответила Келли.

– Большое спасибо, – сказал я.

– Спасибо вам! – отозвалась она, поспешно удаляясь.

– Сильно выраженное чувство собственной значимости? – назвал я второй пункт опросника, обращаясь к Элу.

– Абсолютно верно. Без вопросов, – ответил Эл. – Если ты сам в себя не веришь, кто сможет в тебя поверить? Ты просто обязан верить в себя.

– А нет ли у вас какого-нибудь другого списка, в котором перечислены положительные с достойными характеристики? – неприязненно спросила Джуди.

– Ну… – протянул я.

Все на мгновение замолчали.

– Потребность в стимуляции/быстрая утрата интереса?..

– Да, конечно, – ответил Эл. – Я очень подвержен скуке. Мне постоянно надо чем-то заниматься. Да-да, это ко мне вполне относится. Не люблю расслабляться. Мой мозг работает всю ночь.

– Склонность к манипулированию? – спросил я.

– Мне кажется, точнее данную черту можно было бы охарактеризовать как стремление к лидерству, – уточнил Данлэп. – Да, именно так. Полагаю, ее следует назвать стремлением к лидерству!

– У вас не вызывает раздражения мой список? – спросил я.

– Нет, ничуть, – отозвался он.

Так продолжалось наше утро с Элом Данлэпом, которому удавалось ловко переиначивать типичные психопатические черты в характеристики настоящего лидера. Импульсивность оказалась «просто синонимом способности к быстрому анализу ситуации. Некоторые люди недели тратят на то, чтобы взвесить все «за» и «против». А я? Мне хватает десяти минут. И если «за» перевешивают «против», я без колебаний иду вперед! «Поверхностные аффекты» избавляют вас от «пустых и никчемных эмоций». Отсутствие угрызений совести освобождает вас от лишнего груза для продвижения вперед и достижения больших высот. Бессмысленно топить себя в печали и сомнениях!»

– Себя необходимо оценивать в конце дня, – подвел итог Эл. – Нужно задаваться вопросом: уважаю ли я самого себя? И если да, то превосходно! Значит, я хорошо прожил день.

– Вы удовлетворены собой? – спросил я.

– Абсолютно! – ответил он. – В высшей степени! Когда я оглядываюсь на собственную жизнь, возникает ощущение, что я смотрю фильм о человеке, достигшем очень многого. Черт побери! Разве не так? Я действительно достиг очень многого и всегда поступал по-своему.

– А как насчет отношений с вашей первой женой? – спросил я.

– Я… – Эл нахмурился и испытующе взглянул на меня. – Я тогда был в Вест-Пойнте. Понимаете, когда из плейбоя превращаешься… – его лицо еще больше помрачнело, – …в молодого женатого лейтенанта на отдаленной военной базе. В таком возрасте это очень тяжелый переход… – Голос его сорвался.

– Значит, вы воспринимали свою жену как того, кто удерживает вас в прошлом? – спросил я.

Данлэп пожал плечами и опустил глаза.

– Меня направили на базу, где размещались ядерные ракеты, – сказал он. – Вы представляете, что значит иметь дело с ядерным оружием? И я был там как раз во время кубинского кризиса. Трудно вообразить работу серьезнее. Ты по-настоящему чувствуешь свою ответственность. Из-за малейшей ошибки может пострадать огромное количество людей. И разве подобное состояние может не отразиться на семейной жизни? Конечно, отразится – так или иначе.

Эл говорил о том периоде во времена кубинского кризиса, когда он бросил собственную жену, беременную на пятом месяце, дома одну без еды и без денег, и ей в отчаянии пришлось искать помощи у своих матери и сестры.

– О! – вспомнил я. – Еще одно. Если вы видите фотографию с места какого-либо происшествия, нечто по-настоящему ужасное и отвратительное, например, человеческое лицо, разорванное взрывом, как вы реагируете? Вызывает ли оно у вас ужас?

Эл отрицательно покачал головой.

– Нет, – ответил он. – Пожалуй, я просто начинаю размышлять над ситуацией.

– В самом деле? – переспросил я. – Вам становится интересно? Захватывает? Как задача, которую нужно решить?

– Да, интересно, – кивнул Данлэп. – Конечно же, я не восклицаю: «Вот черт, какой кошмар!» У меня голове тут же возникает вопрос: «Что здесь произошло? Почему это произошло?».

– И вы не ощущаете никакого физического дискомфорта в результате шока от рассматривания подобного изображения?

Эл снова отрицательно покачал головой.

Я наклонился вперед, внимательно всматриваясь в него поверх очков.

Он поспешно поправился:

– Ну, разумеется, я начинаю размышлять над тем, что здесь произошло и что нужно сделать, чтобы подобного не происходило впредь.

– Что нужно сделать, чтобы подобного не происходило впредь?.. – переспросил я.

– Нельзя быть настоящим лидером и сжиматься от страха при любых проявлениях зла, – сказал Эл. – Ему нужно смело смотреть в лицо. – Он помолчал. – Как можно определить лидера? Лидер – это человек, который поднимается над толпой и достигает своих целей. Ведь так?

Перед моим отъездом мы успели пообедать. Данлэп пребывал в очень хорошем настроении, что было крайне странно для человека, которого только что проверяли на наличие психопатических черт. На отвороте пиджака у него был приколот значок в виде маленького золотого топорика. За обедом Эл рассказывал смешные истории о том, как он увольнял самых разных людей. По сути, все истории были одинаковы: некий сотрудник не отличался особым трудолюбием, и Данлэп без особых усилий увольнял его, присовокупив к своему решительному деянию какое-нибудь остроумное саркастическое замечание. К примеру, как-то один любивший посибаритствовать чиновник «Санбима» упомянул в разговоре, что недавно приобрел потрясающий спортивный автомобиль.

– Великолепно! – откликнулся Эл. – По крайней мере, теперь у вас будет спортивная машина… взамен работы.

Джуди громко смеялась над подобными анекдотами, хотя, несомненно, слышала их уже не один раз, и я вдруг понял, каким приобретением является человек, получающий удовольствие от увольнения сотрудников.

Меня провели в телевизионную комнату и показали выступление Эла в Университете Флориды. В конце просмотра Джуди начала громко аплодировать. Она, без сомнения, восхищалась своим мужем, восхищалась его серьезным отношением к жизни, его почти дарвинистской способностью к борьбе за существование. И я подумал, какому же типу женщин должен нравиться такой мужчина.

– Расскажите о годах, проведенных в «Санбиме»… – начал было я.

Эл тут же прервал меня:

– «Санбим» не сработал. – Он пожал плечами. – «Санбим» вообще крошечная сноска на страницах моей карьеры. Ее нельзя отнести к крупным корпорациям. Спрос на ее продукцию всегда был крайне неустойчив. Электроприборы… Меня мало волнует ее судьба. С точки зрения судеб мира какой-то там «Санбим» не имеет никакого значения.

И на этом он решительно поставил точку в вопросе о «Санбиме». Мы беседовали об «отсутствии сочувствия». Эл сказал, что очень сочувствует «людям, которые стремятся чего-то достичь в жизни», но в их число, к несчастью, не входят его сын Трой и его сестра Дениза.

«Отношения с Денизой прервались навсегда в январе 1994 года, когда она позвонила брату и сообщила, что у ее дочери Кэролайн, тогда учившейся на первом курсе колледжа, диагностировали лейкемию.

– Могу ли я надеяться на твою помощь, если понадобится? – спросила Дениза у Эла.

– Нет, – коротко ответил он».

Джон Э. Бёрн, «Бизнес уик», 2 декабря 1996 года.

– Я много лет не общался с сестрой, – признался Данлэп. – В старших классах школы я был в числе лучших, был отличным спортсменом. А потом поступил в Вест-Пойнт. А ей это не понравилось! Я ее не понимаю. Если бы у меня был брат или старшая сестра, я бы очень гордился. Говорил бы: «Вау! Хочу быть похожим на брата!» А ее отношение было прямо противоположным. «Посмотрите, что ему досталось». Но я ведь заслужил!

Отношения Эла с Троем были столь же напряженными.

– Я много раз пытался ему помогать. – Данлэп пожал плечами. – Пытался. Честно вам говорю, пытался. Но ничего не получилось. И потом он сделал такие заявления в прессе…

«Услышав об увольнении отца (из «Санбима»), Трой Данлэп захихикал.

– Я обхохотался, – признался он. – Рад, что он наконец-то по-настоящему вляпался.

Единственная сестра Данлэпа Дениза узнала об этом от своей подруги в Нью-Джерси. Ее реакция: «Он получил то, что заслужил».

«Бизнес уик», 1998 год

Я сделал несколько заметок у себя в блокноте, а затем перевернул чистую страницу, чтобы они случайно не заметили, что я написал. «Отсутствие угрызений совести должно быть великим счастьем, если единственное, что у вас осталось, – воспоминания».

– Это же вопрос превосходства, – крикнул Эл Данлэп с другого конца комнаты. – Все хотят добиться превосходства над окружающими. С того момента, когда ты добиваешься определенного уровня успеха, про тебя обязательно начинают говорить всякие гадости. И ты думаешь: «Минутку, до того, как я сюда забрался, никому до меня не было дела». Ведь так?

– Да, так, – согласился я.

– Плюньте на них на всех, – сказал Эл. – Они просто завидуют. А сами делайте то, что считаете нужным. Понимаете?

Я бросил взгляд на портрет маслом и записал на следующей странице: «Написать что-нибудь о Нарциссе, о нравственной пустоте, которую пытаются заполнить, набивая особняк, слишком большой для двоих, гигантскими изображениями самих себя».

Я мысленно улыбнулся, радуясь точности и глубине найденных определений.

– Вы ведь меня понимаете? – воскликнул Данлэп. – Вы ведь достигли определенного успеха. Вы похожи на меня. Когда человек достигает определенного уровня, завистливые люди ополчаются на него. Правильно? Они начинают лгать. Пытаются свалить его. Вы сделали то, что должны были сделать, чтобы достичь того, чего хотели. Мы с вами похожи.

«Кроме того, написать что-нибудь о королеве Нарнии», – занес я в блокнот.

Так случилось, что акционеры и члены советов директоров предприятий по производству тостеров в девяностые годы в конце концов оценили по достоинству все плюсы и минусы назначения на должность генерального директора человека, обладающего качествами, которые, по мнению Боба Хейра, характеризуют типичного психопата.

Боб Хейр остановился на ночь в гостинице «Хилтон» в аэропорту «Хитроу». Он прислал мне электронное письмо с вопросом, как прошла встреча с Элом Данлэпом. Я ответил, что смогу поделиться с ним впечатлениями только при личной встрече.

Мы встретились в баре отеля. По словам Боба, его востребованность росла с каждым днем – после того, как было опубликовано крупное исследование «Корпоративная психопатия», написанное им в соавторстве с другими учеными. В книге обсуждалось обследование 203 крупных деятелей бизнеса по опроснику Хейра. Среди них были генеральные директора компаний, руководители подразделений, супервизоры». Результаты оказались следующими: при том, что большинство респондентов не проявили себя как психопаты, «у 3,9 % коэффициент психопатии достигал по меньшей мере тридцати баллов, что является чрезвычайно высоким показателем даже для обитателей тюрем. Он в четыре-пять раз превосходит средний показатель по общей выборке».

Боб пояснил, что не существует точных эмпирических данных насчет того, каков процент психопатов среди населения в целом, но имеется вполне компетентное мнение, что их чуть меньше одного процента. Таким образом, исходя из проведенного исследования, можно сделать вывод, что среди крупных чиновников и деятелей бизнеса шанс отыскать психопата в четыре-пять раз выше, чем среди простых людей, пытающихся кое-как прокормить свою семью.

За бокалом красного вина я рассказал Бобу о своем визите к Данлэпу, подробно описав, как Эл признавался в наличии у него массы психопатических черт, однако при этом рассматривал их как в высшей степени полезные для бизнеса. Боб кивал, подобное его не удивляло.

– Психопаты, как правило, говорят, что мир состоит из хищников и жертв, – прокомментировал он мои слова. – И их восприятие мира нужно принимать как факт.

– Странно, что вы упомянули хищников, – заметил я. – Как вы думаете, чем заполнен дом Эла?

– Орлами, – ответил Боб. – Медведями…

– Совершенно верно! – воскликнул я. – Пантерами. Тиграми. Целый зоопарк. Не чучела. Скульптуры. А откуда вам известно?

– У меня бывают прозрения, – ответил он, приложив палец к голове. – Я ученый, но у меня бывают прозрения.

Я нахмурился.

– Однако Эл сказал мне, что плакал, когда умерла его собака.

– Вот как?

– Да, как раз в тот момент, когда мы беседовали о поверхностном аффекте. Он заявил, что не может допустить, чтобы его сковывали какие-то пустые эмоции. Но тут я обратил внимание на картину с изображением Брита, его собаки, и Данлэп признался, что все глаза выплакал после ее смерти. По его словам, он рыдал не переставая, а это значит, что он не может быть психопатом.

Я вдруг почувствовал, что говорю извиняющимся тоном, как будто в том, что Эл может и не быть психопатом, виноват именно я – будто я занимался кастингом и подыскал для роли крайне неудачную кандидатуру.

– О, такое бывает очень часто, – отозвался Боб.

– В самом деле? – воскликнул я, обрадовавшись.

– Собаки – ваша собственность, – пояснил Боб. – Собаки – если они у вас по-настоящему хорошие – очень преданны хозяину. Словно рабы. Они выполняют все по первому вашему приказу. Поэтому Эл и выплакал все глаза, когда умерла его собака. Как вы думаете, поступил бы он так, если бы сдохла его кошка?

– Не думаю, что у него есть кошка, – проговорил я задумчиво.

– Данлэп мог рыдать ночи напролет, если бы ему, к примеру, сильно повредили автомобиль, – продолжал Боб. – Имей он «феррари» или «порше» – впрочем, вполне возможно, что они у него и есть, – и кто-то поцарапал бы их или оставил вмятину, Эл, вероятно, обезумел бы от гнева, и я не удивился бы, если бы он даже попытался убить виновника. Поэтому – да, очень часто случается, что психопат плачет, когда умирает его собака, и это производит еще более жуткое впечатление, когда он же оказывается абсолютно безучастным к смерти собственной дочери.

Я хотел было возразить, что у Эла Данлэпа нет дочери, но Боб продолжил:

– Когда умирала моя дочь, я готов был умереть вместе с ней. Она умирала от рассеянного склероза. Я множество раз пытался вообразить, что она испытывает, и повторял своей жене: «Ты не представляешь, каким преимуществом перед нами в подобных случаях обладают психопаты». Психопат в такой ситуации посмотрит на свою дочь и скажет: «Вот уж на самом деле не повезло», а затем пойдет заниматься каким-нибудь любимым делом – играть и…

Голос Боба сорвался.

Мы заказали кофе.

– В случае с психопатами, занимающими крупные посты в бизнесе, было бы заблуждением воспринимать их как невротиков, – снова заговорил Хейр. – Гораздо правильнее рассматривать их, исходя из теории Дарвина. Данный феномен становится ясным в эволюционной перспективе. Главная их задача – передать пул генов следующему поколению. Конечно, никто из них сознательно не ставит перед собой такой цели. Никто не думает: «Я должен пойти и обрюхатить как можно больше женщин», но именно этого требуют гены. И каков результат? Они стремятся привлечь женщин. Они очень любят женщин. Поэтому им нужно научиться обманывать. Научиться манипулировать, мошенничать, лгать, быть всегда настороже и браться за дело, как только ситуация становится благоприятной.

– Но, – возразил я, снова нахмурившись, – к Элу Данлэпу подобное не подходит. Он состоит в браке вот уже сорок один год. Нет никаких сведений о супружеских изменах. Ничего такого. Он всегда был верным супругом. Многие журналисты пытались раскопать что-нибудь в этом роде, но…

– Не имеет значения, – перебил меня Боб. – Мы ведь говорим об общем принципе. Существует масса исключений. Что происходит за пределами их дома? Знаете? Имеете хоть какое-то представление?

– Гм, – промычал я.

– А как вы думаете, его жене известно все, что происходит за пределами их дома? – спросил Боб. – Многие серийные убийцы имеют прочные семьи, состоят в браке по тридцать лет. И их жены не имеют ни малейшего представления о том, что происходит вне их семейного гнездышка.

Я сидел тихонько, как школьник, в сияющем чистотой минималистском нью-йоркском офисе немыслимо богатого финансиста – человека, согласившегося беседовать со мной лишь при условии, что я сохраню в тайне его имя, – и наблюдал, как он просматривает мой веб-сайт и читает описания предыдущих интервью. В самой известной из написанных мною книг, «Безумный спецназ», говорится о солдатах войск специального назначения, которые считают, что могут проходить сквозь стены и убивать коз взглядом. А в моей книге «Они: приключения с экстремистами» героями являются сторонники теории заговора, утверждающие, что миром правят гигантские кровососущие рептилии-педофилы из другого измерения, способные принимать человеческий облик.

– Ого! – воскликнул он, изумленно покачав головой. – Мне кажется, я совсем не тот человек, с которым вам будет интересно беседовать. Я, наверное, произведу на вас впечатление самого скучного собеседника из всех, у кого вам когда-либо приходилось брать интервью.

Финансист взмахнул рукой, как бы демонстрируя, что в его кабинете нет ничего странного и необычного. Впрочем, в его кабинете вообще почти ничего не было. Немногочисленные столы и кресла находились там с единственной целью – показать всем свою невероятную дороговизну.

Хозяин кабинета, которого я назову Джеком, в свое время внимательно следил за делом Эла Данлэпа. Он был свидетелем того, как один из совладельцев компании, миллиардер-финансист и филантроп Майкл Прайс (занимает пятьсот шестьдесят второе место среди богатейших людей мира с состоянием в 1,4 миллиарда долларов) проталкивал Данлэпа на должность генерального директора, а так как репутация Эла, что называется, бежала впереди него, то все прекрасно понимали, что будет означать подобное назначение.

– Я возражал против сокращений рабочих мест, – заявил Джек. – Вы когда-нибудь видели, что происходит, когда закрывается крупное предприятие?

– Я ездил в Шубуту.

– Я много раз бывал в таких местах, – сказал Джек. – Останавливался в маленьких гостиницах. Посещал школы. Учебные центры, промышленные зоны. Ездить туда – истинное удовольствие. А потом быть свидетелем того, как на Уолл-стрит аплодируют их разрушению… – Голос Джека сорвался. – Стоит заглянуть в любой аналитический доклад того времени, и все сразу же станет ясно – причем любому, кто знаком с ситуацией…

– Что вы имеете в виду под «аналитическим докладом»? – спросил я.

– Аналитические доклады, – пояснил Джек, – составляются хеджевыми фондами, пенсионными фондами и инвестиционными банками, которые советуют своим клиентам, в какие компании можно инвестировать. Кто-нибудь с Уолл-стрит или кто-то еще, кто пишет подобные доклады, устраивает восторженную шумиху по поводу сокращений рабочих мест в городках типа Шубуты. Если бы у вас была возможность взглянуть на аналитические писульки того времени, вы были бы потрясены комментариями.

– Какими, например?

– Циничной радостью по поводу того, что он делал. У вас бы создалось впечатление, что в нашем мире все сошли с ума.

– Полагаю, те аналитические доклады, о которых вы говорите, уже занесены песками времени. Безвозвратно, – заметил я.

– Возможно, что-то и удастся откопать, – сказал Джек. – Знаете, это было похоже на то, что происходило когда-то в Колизее. Как будто громадная толпа вокруг науськивала его. Поэтому не так-то легко ответить на вопрос, кто же главный виновник. Тот, кто непосредственно проводит сокращения, или аналитики, которые его поощряют? Или самые разные фонды, включая пенсионный, которые заинтересованы в подобной деятельности?

– Все, о чем мы говорим, произошло двенадцать лет назад, – заметил я. – А сейчас что-нибудь изменилось?

– Ничего! – решительно ответил Джек. – Ни в малейшей степени! И не только в США. Ситуация абсолютно одинакова повсюду. По всему миру.

Прошло несколько недель, и Джек выполнил свое обещание – он где-то откопал и прислал мне «аналитический доклад». Он писал, что уверен, что высылаемый доклад произведет на меня огромное впечатление своей жестокостью и цинизмом. Источником доклада был «Голдман сакс», а датировался он 19 сентября 1996 года.

Документ гласил:

«Мы подтверждаем нашу оценку рекомендаций по покупке акций SOC («Санбим»), основанную на ожидаемой перестройке компании, при условии реализации всех необходимых мероприятий Элом Данлэпом в должности генерального директора.»

Джек подчеркнул двойной чертой слова в следующей части, чтобы продемонстрировать, насколько шокирующим было содержание этого документа:

«Наши оценки прибыли на акцию не отражают ожидаемую реструктуризацию SOC и остаются неизменными при 25 центах на 1996 г. и 90 центах на 1997 г.»

И наконец, подчеркнуто и обведено с восклицательным знаком:

«P/E on Nxt FY: 27.5X».

«P/E on Nxt FY: 27.5X» – по словам Джека, самая жестокая строчка во всем документе. Я же в ней, естественно, ничего не понял. Когда вижу подобные записи, у меня возникает ощущение, что мой мозг отключается. Но так как в данном случае передо мной была тайная формула немыслимой жестокости, уравнение, которое привело к гибели Шубуты, я попросил профессиональных финансистов расшифровать ее для меня.

«P/E, – написал мне Пол Дж. Зак из Центра нейроэкономических исследований в Клермонте, Калифорния, – средняя цена фондов, деленная на ожидаемый размер доходов следующего года. Увеличение в P/E означает, что можно ожидать более быстрого роста цены акционерных фондов по сравнению с увеличением доходов, а это, в свою очередь, значит, что инвесторы ожидали значительного роста доходов на протяжении нескольких следующих лет в результате предпринятых драконовских мер, и что, по их мнению, биржевая цена акций должна будет отражать упомянутые более высокие доходы в течение ряда лет в будущем».

«Для компании, производящей дешевое оборудование, – сообщил мне в электронном письме Джон Э. Бёрн из «Бизнес уик», – это очень большой P/E. Аналитик полагает, что если Данлэпу удастся как-то резко снизить накладные и прочие расходы, доходы поднимутся на недосягаемую высоту, а инвесторы, которые вовремя сделают вложения, получат баснословную прибыль».

«Суть произошедшего в том, – писал Пол Дж. Зак, – что некая авторитетная инвестиционная компания полагала, будто большинство инвесторов с радостью воспримут массовые увольнения на “Санбиме”. Абсолютно бессовестный взгляд на проблему потери людьми работы. Единственным плюсом можно считать то, что все последовавшие данному совету остались с носом, когда год спустя цены на акции поехали вниз».

Глядя на фразеологию аналитического доклада, скучную, безликую и непонятную для подобных мне непосвященных, я подумал: «Если у вас есть стремление стать злодеем, первое, что вы должны сделать – это научиться быть непонятным. Ни в коем случае не ведите себя, подобно Блофельду – не ходите вызывающе в монокле. Мы, журналисты, обожаем писать о людях эксцентричных. И страшно не любим – о непонятных и скучных. Они портят нам репутацию: чем скучнее интервьюируемый, тем скучнее интервью. Если вы хотите обрести истинное могущество, несущее зло, и уйти от любой ответственности за него, научитесь быть скучными».