Текст книги "Танцующая на лепестках лотоса"

Младшая сестра Воисанны была жива. Если ему удастся воссоединить их, тогда, возможно, он хоть как-то компенсирует причиненное им зло. А Воисанна увидит в нем не просто чама, а мужчину, которого хоть когда-нибудь сможет считать своим другом.

* * *

Сория пребывала в тонких путах сна, словно цикада, ненадолго попавшая в сеть паука. Во сне она кормила грудью маленького Вибола, и молоко каплями стекало по его пухлой щечке, собираясь в складках на шее. Тихо напевая, она поглаживала его по голове, получая удовольствие от прикосновения к его мягким темным волосикам. Когда он оторвался от соска, она подняла его, положила себе на плечо и начала похлопывать по спине. Ощущение тепла их тел вызывало у нее улыбку. Рядом на шкуре оленя лежал Прак, терпеливо – до поры до времени – дожидаясь своей очереди.

Вдалеке послышались крики. К небу поднялся дым. Она начала искать глазами Борана, но его нигде не было видно. Внезапно мимо нее начали бежать люди. Она подхватила на руки своих сыновей и вскоре тоже уже бежала в толпе незнакомцев, все время зовя своего мужа. Джунгли были в огне. Мужчины и женщины падали вокруг нее, корчась от боли. Позади ощущалось чье-то зловещее присутствие. Зацепившись за корень дерева, она споткнулась, но детей из рук не выронила. На нее опустился мрак, холодный и враждебный. Она вскрикнула.

Очнувшись ото сна, Сория часто заморгала – ярко светило полуденное солнце. Она лежала в заброшенном доме в рыбацкой деревне, в хижине на сваях, возвышавшейся над мутной коричневой водой. Боран и Прак еще спали. Вибола в хижине не было, но топор его был здесь, так что он наверняка находился где-то неподалеку. Этой ночью никто из них не спал, поскольку они наткнулись на несколько разведывательных отрядов чамов. Ситуация была для нее слишком напряженной, и она умоляла сыновей уйти с Великого озера, бежать как можно дальше от опорного лагеря чамов. Но Вибол и – в меньшей степени – Прак возражали ей, и в конце концов она сдалась, попытавшись все же убедить их, что в первую очередь их долг – остаться живыми, а уже потом помочь своим соотечественникам. Злясь на Борана за то, что тот не поддержал ее, она большую часть дня с ним не разговаривала.

Сория закрыла глаза и стала вспоминать, как хорошо быть молодой матерью; неосознанно она при этом напевала песенку, которую пела своим сыновьям в детстве. Эту мелодию Прак потом научился играть на флейте. Хотя, когда они были маленькими, она все время чувствовала себя уставшей, однако радость материнства дарила ей ощущение глубокого удовлетворения. Всю свою жизнь они были бедными. Но сейчас у нее было два прекрасных мальчика. Она с любовью заботилась о них, защищала их от капризов природы и всегда находилась рядом, наслаждаясь этой близостью с детьми. Хотя она хуже, чем другие женщины, умела чинить сети и манипулировать своим мужем, она была очень хорошей матерью. Ее крошки росли и расцветали, они оказались способными детьми, что вызывало в ней чувство гордости. Из-за того, что могла гордиться ими, она любила их еще больше, поскольку они дали ей то, чего не мог дать никто другой.

Внизу раздался плеск, и Сория мгновенно открыла глаза. Она тихонько позвала Вибола, но никто не откликнулся. Сев, она потрясла за плечо Борана и шепнула ему, что Вибола уже некоторое время в доме нет. Прак тоже проснулся и теперь тер глаза и щурился, пока мир вокруг обретал свои обычные очертания.

– Где он? – спросила Сория, после чего подошла к лестнице и посмотрела вниз.

Боран присел рядом с ней.

– Когда он ушел? – спросил он.

– Я не знаю.

Они еще раз позвали его приглушенными голосами.

К ним подобрался Прак.

– А секира… она осталась здесь?

– Да, – ответил Боран.

– А что насчет еды?

Сория бросилась в угол комнаты, где у них были сложены сушеная рыба и несколько свежих плодов манго. Она сразу заметила, что часть провизии пропала, и сердце у нее оборвалось.

– Нет! Он бы не бросил нас… вот так. Только не это! Куда бы он мог пойти?

– К чамам, – пробормотал Боран и закусил губу.

Сория схватила мужа за руку:

– Нет, это невозможно! Он не настолько…

– Глуп? – перебил ее Прак. – Глуп, еще и как. Думаю, именно это он и сделал.

– Но почему… почему ты так говоришь?

– Потому что прошлой ночью, когда мы прятались и заметили костры чамов, он шепотом спросил у меня, каково это – иметь такие глаза, как у меня, – пояснил Прак. – Я еще подумал: странно, что он выбрал такой момент, чтобы выяснить у меня, как я хожу, как передвигаюсь в джунглях. Но вы ведь знаете Вибола – он такой непоседливый, все время в движении. Все время задает вопросы. Вот я и объяснил ему, как мог.

Сория покачала головой:

– Я не понимаю, зачем ему было расспрашивать тебя о таких вещах? И почему именно тогда?

– Потому что, мама, думаю, он понял, что не сможет беззвучно подобраться к чамам с секирой в руках. Мне кажется, он пошел искать их, чтобы, когда они его увидят, притвориться слепым. Он будет спотыкаться, как это делаю я, но при этом будет все видеть. А потом каким-то образом… он отомстит им.

Сория в отчаянии обхватила себя руками, словно опять прижимая к груди своего ребенка.

– Нет, этого не может быть! Он не мог уйти. – Она начала плакать.

– Я знаю своего брата, – сказал Прак. – Он ушел. Он попытается сделать то, что считает правильным. Но он никогда не был слепым и никого этим не обманет.

Боран представил себе Вибола, который, спотыкаясь, идет в сторону чамов. Хотя шея его продолжала болеть, он вдруг перестал чувствовать боль. Он видел выпрыгивающую из воды рыбу внизу, но не слышал всплеска.

– Тогда мы должны пойти за ним, – сказал он. – Мы найдем его быстрее, чем он найдет чамов.

– Но как, отец? Как мы это сделаем? Он, должно быть, добрался до берега вплавь и теперь идет к ним пешком, пока мы говорим об этом.

– Мы не можем пойти по его следам и оказаться в лагере чамов, – ответил Боран, пытаясь сосредоточиться, несмотря на охватывавшую его панику. – Они просто безжалостно поубивают нас. Но мы можем подплыть на лодке вплотную к берегу. Возможно, мы обнаружим его прежде, чем он доберется до их стоянки. Если мы все же опоздаем, нам нужно будет придумать, как сделать так, чтобы мы оказались им нужны. Если они будут в нас нуждаться, если мы сможем предложить им что-то нужное для них, они нас не убьют. И тогда мы попытаемся поискать его.

– А как насчет рыбы, отец? Мы можем ловить для них рыбу. Мы можем заполнить рыбой свою лодку и попробовать продать ее им. Два бедных кхмера вряд ли будут представлять для них угрозу. А если мы запросим низкую цену, они захотят, чтобы мы ловили им рыбу и впредь. Армию прокормить, наверное, нелегко, и я думаю, что они не причинят нам вреда.

Кивнув, Боран качнулся и оперся о стену, чтобы удержаться на ногах; он думал о том, что делать, если они захватили их мальчика. Да, продавая им рыбу, они могли бы осматривать лагерь чамов, могли бы даже обнаружить Вибола. Но если они увидят его в цепях или притворяющимся слепым, что они смогут сделать? Как они смогут спасти его, находясь среди тысяч врагов?

– Я пойду один, – решительно сказал Боран. – Если с кем-то из вас что-нибудь случится, я никогда не прощу этого себе. Или Виболу.

– Но, отец…

– Я знаю, что ты мог бы мне помочь, Прак. Но ради меня, ради твоей матери и брата, прошу тебя, сделай так, как я сказал. Давайте загрузим нашу лодку рыбой, и я поплыву в лагерь чамов. Я продам рыбу, найду Вибола и приведу его обратно.

– Здесь мы с мамой не будем в большей безопасности. Если чамы обнаружат нас с ней тут одних, мы окажемся полностью в их власти. Подумай и об этом, отец. Разве не лучше будет, если мы поедем вместе с тобой и поможем тебе продавать рыбу? Кто обратит на нас внимание?

Боран посмотрел на свою жену:

– А ты что думаешь об этом?

– Мы должны оставаться все вместе.

Они были уже на полпути к лагерю чамов, а Боран все думал, успеют ли они перехватить Вибола раньше, чем он доберется туда. Пока они дремали все утро, он получил большую фору, потому что вышел, конечно же, как только они уснули.

Боран представил себе сына, схваченного чамами, и его стала захлестывать волна отчаяния. Он подавил это чувство, стараясь мыслить четко и понимая, что именно его решения толкнули Вибола на этот шаг.

«Прости меня, сынок! – мысленно обратился он к нему. – Я подвел тебя. Ты молодой и порывистый, но ты – мужчина, и я должен был относиться к тебе именно как к мужчине».

– Боран! – позвала его Сория, вновь стискивая ему руку. – Ты слышишь меня?

Пронзительно прокричала птица. Внизу, под ними, невидимая лодка ударилась о сваи дома.

– Собирайся, – сказал Боран. – Мы будем держаться поближе к берегу и высматривать его. Если найти его не удастся, поймаем немного свежей рыбы и направимся в лагерь чамов.

Они собрали свои нехитрые пожитки, оставив боевую секиру лежать на своем месте. Затем они разместились в лодке, и Боран с Праком начали грести. Воды Великого озера были неподвижными и коричневыми, скрывая то, что таилось в их глубине.

Пока дорогие ей мужчины гребли, Сория думала о своем сне и мечтала, чтобы она снова смогла когда-нибудь обнять своего Вибола. Он был таким веселым ребенком! Всегда улыбался, часто смеялся и редко плакал. Она чувствовала крепкую связь с ним – наверное, так же дерево должно ощущать свою связь с землей.

Однако сейчас они отдалились друг от друга. Любви между ними мешали разочарование и конфликт. Она стремилась восстановить мир в семье, ей хотелось заглянуть ему в глаза и сказать, что уважает его и всегда будет поддерживать. Ему не нужно было убегать, не нужно было отдаляться от нее. Они с ним часто улыбались друг другу глубокой ночью, когда весь мир, кроме них, был погружен в сон.

– Возвращайся ко мне! – прошептала она, и берег, к которому они плыли, затуманился от подступивших слез. – Прошу тебя, возвращайся, ведь мы с тобой – единое целое.

Глава 7
Новые открытия

Лагерь чамов оказался даже больше, чем ожидал Боран. Множество лодок всевозможных типов были причалены к заиленному берегу, а также привязаны к нескольким мосткам из бамбука, уходившим вглубь Великого озера. Дальше от берега стояли на якорях с полдюжины лодок побольше. Растущие вдоль берега невысокие корявые деревья нельзя было использовать для строительства, так что чамы притаскивали на слонах большие и тяжелые стволы. Пока командиры отправляли с заданиями разведывательные группы или патрульные отряды, рабочие и ремесленники сколачивали навесы, кухни и отхожие места. Лошади были привязаны к связкам тиковых бревен. Пленники в клетках стояли так плотно друг к другу, что даже сесть никто из них не мог.

Вибол вскарабкался на вершину густо поросшего деревьями и кустарником холма после того, как вывалялся в грязи, где обнаружил дохлого карпа. Вонь стояла невообразимая, но таким образом он хотел убедить чамов, что он слепой нищий. Лежа на холме, он изучал их лагерь и в итоге решил, что там находится не меньше двух тысяч человек. Постоянно прибывали лодки, доверху груженные провизией, а увозили они что-то упакованное в тростниковые циновки или ткань. Иногда можно было заметить блеск металла, возможно, даже золота, и Вибол предположил, что это вывозятся дорогие кхмерские статуи. Хотя он редко тратил время на то, чтобы поглазеть на произведения искусства, его привело в ярость то, что чамы воруют все это. Его родина была изнасилована. Он был свидетелем этого преступления, и его снова охватила злость. Эти же люди обесчестили его подругу, молодую девушку, с которой он обменивался улыбками, проплывая на лодке мимо ее дома, и которую совсем недавно поцеловал, купаясь с ней в храмовом рве. Это из-за нее он так любил ездить в Ангкор, потому что дом ее находился далеко, и пока их отцы разговаривали, они с ней обменивались взглядами. В хаосе чамского нашествия ему было не до нее и поэтому он пришел к ее дому уже намного позднее, после того как враги ушли. Увидев ее изуродованное тело, он сначала убежал, но затем вернулся и, положив его в лодку отца девушки, столкнул ее в воду. Он был настолько убит горем, что забыл даже помолиться за нее.

Теперь он внимательно изучал лагерь врага, но никаких слабостей в линии обороны ему найти не удавалось. Подняв свой дорожный посох, он встал и начал спускаться с холма, притворяясь слепым. Хотя глаза его были открыты, он цеплялся ногами за корни и царапался о колючки. Он часто останавливался и, склонив голову чуть набок, прислушивался. От вони карпа его тошнило, но он не смел смыть с себя грязь. Несколько раз он специально спотыкался и падал и перемазался еще больше. Хотя лагерь чамов скрывала листва, он уже слышал крики людей и звон стали о сталь. Сердце забилось учащенно. Он подумал о своих родителях, сожалея о боли, которую им причинил, но надеясь, что они будут им гордиться. Когда он вернется с подробной информацией о вражеском лагере, они наконец станут относиться к нему как к мужчине. Но, что еще более важно, после этого они все вместе отправятся вглубь джунглей, разыщут там кхмерских воинов и все расскажут им о лагере чамов.

Вибол вышел на поляну. Здесь он выставил вперед дорожный посох, как будто проверяя почву перед собой. Отсюда уже был виден лагерь. Там чамы копали оборонительный ров и устанавливали на его краю заостренные колья. Практически голые рабочие, воюющие с сырой землей, были такими же грязными, как и он сам. Дыхание его стало прерывистым, и его охватил страх. Он крикнул по-кхмерски:

– Эй, есть кто-нибудь? – Затем опустился на колени и склонился в глубоком поклоне.

Послышались голоса его врагов. Голова его была низко опущена, поэтому он не видел того, кто приближался к нему, но зато слышал шаги. Он заговорил, но получил удар ногой по голове, после чего его подняли на ноги. Перед ним стояли четверо чамских воинов, все с саблями и копьями. Он делал вид, что не видит их, водя головой из стороны в сторону и щупая воздух свободной рукой. Чамы смеялись над ним. Один толкнул его назад, и он споткнулся. Другой нанес удар по костяшкам пальцев его руки плашмя саблей, и он застонал от боли.

Чамы набросили ему на шею петлю из веревки и поволокли за собой. Он бормотал по-кхмерски, что ищет богов, но вынужден брать пищу у смертных. Чамы продолжали тащить его в свой лагерь. Он видел ряды привязанных лошадей, слонов за работой, пленных, несметное количество воинов и даже чамских женщин и детей. Лагерь пропах испражнениями, рыбой и дымом костров. Над горами грязных сетей и рыбацких ловушек вились тучи мух. Кашляли люди, ржали лошади. В неподвижном спертом воздухе бессильно повисли чамские флаги.

Вибол не встречался ни с кем взглядом, но при этом подмечал все. Особенно его заинтересовала большая группа чамов, которые лежали в тени. Некоторых из них рвало, другим помогали есть и пить. Вибол подумал, что в лагере, наверное, началась эпидемия. Он заметил, что четверо воинов, которые вели его, обошли лежавших стороной, старясь держаться как можно дальше от них и ругаясь себе под нос.

На пути их валялся выброшенный обрубок бамбука, и Вибол, умышленно споткнувшись о него, упал на колени и локти. Один из сопровождающих ударил его ногой по ребрам, и он со стоном взмолился о милосердии. Он протянул руку, ища, обо что можно было бы опереться, но его дернули вперед, и петля у него на шее стянулась.

Хотя страх так и не оставил его, Вибол был уверен, что его план сработает. Он много лет наблюдал за своим братом и понял, что Прак способен позаботиться о себе. Вибол теперь знал, как он, плохо видящий, относится к миру. Вибол подражал движениям Прака, преувеличивая их, когда считал это уместным. Сопровождавшие его чамы, похоже, больше не находили в нем ничего подозрительного и попросту тащили его вперед.

Его привели к строению из бамбука, настолько большому, что в нем мог бы жить слон. На полу сидели семь командиров и ели рис и рыбу. В углу стоял еще один чам. Он был высоким, худым, с надменным лицом и внимательно разглядывал Вибола, а тот избегал смотреть ему в глаза и только бормотал что-то несвязное, пока стражник не дернул за веревку, накинутую ему на шею. Один из командиров поставил чашу с рисом, нахмурился и что-то сердито крикнул стражникам, которые тут же оттащили Вибола назад. Один из них начал развязывать его. Вибол испытал невероятное облегчение. Он едва сдерживал улыбку; ему уже не терпелось рассказать своим родителям, как легко ему удалось одурачить врага.

Высокий чам тем временем вышел из строения. На шее у него висел тигриный коготь, в руках были лук и стрелы. Прежде чем Вибол сообразил, что происходит, чам натянул лук, одним быстрым движением поднял его и, прицелившись Виболу в живот, спустил тетиву. Стрела пролетела вплотную к его бедру, заставив его вздрогнуть. Чам улыбнулся и опустил оружие.

– Ты лжешь, – сказал он по-кхмерски.

Дыхание у Вибола перехватило. Он сделал вид, что не понимает чама, но тот, подойдя к нему, резко поднял лук и, ударив им пленника снизу по подбородку, рассек кожу, и Вибол вскрикнул. Он схватился руками за свой кровоточащий подбородок и, спотыкаясь, стал пятиться. Чам снова взмахнул луком. На этот раз он попал Виболу в ухо, и тот упал на колени.

Высокий мужчина сказал что-то стражникам на родном языке, и те поволокли Вибола к озеру, где привязали к низкорослому дереву. Теперь Вибол плакал. Он по-прежнему делал вид, что он слепой, хотя худой человек лишь улыбался этой его выходке.

– Назови мне свое имя, мальчик, – сказал чам. – Представься или умрешь.

– Я…

В правой руке чама, словно по волшебству, возник кинжал, и в тот же миг он полоснул им по щеке Вибола. Порез был неглубоким, но болезненным. Вибол поднял руки к лицу и взмолился о пощаде.

– Я повторяю еще раз, кхмер: назови свое имя.

– Вибол.

– А меня зовут По Рейм.

– Пожалуйста, я…

– Скажи мне, щенок, зачем ты пришел сюда? Да говори правду, иначе я выколю твои глаза, и тебе больше не придется притворяться.

– Я только хотел… взглянуть на ваш лагерь.

По Рейм поднес к его лицу кинжал так, что его острие теперь находилось на расстоянии ширины пальца от правого глаза Вибола.

– Зачем?

– Потому что кто-то… из ваших… убил мою подругу, – ответил Вибол; кровь из ран на щеке и подбородке капала на его вздымающуюся от волнения грудь. – Я хотел отомстить.

– Ты пришел шпионить за нами, не так ли?

– Я…

– Кто еще пришел с тобой?

– Больше никого нет.

– Это Джаявар послал тебя?

– Принц Джаявар? Так он же мертв!

Острие кинжала разрезало кожу под бровью Вибола.

– Он жив, мой мальчик. Говори, что ты знаешь о нем!

Вибол застонал: лицо его горело от порезов.

– Говори!

– Про принца? Он живет в золотой башне. Он прогуливается с богами и…

По Рейм выпрямился.

– Прогуливается с богами, говоришь? – презрительно переспросил он. – Да ты просто смердящий глупец! Если он может прогуливаться с богами, зачем ему тогда скрываться в джунглях?

– Пожалуйста…

– Ты понапрасну тратишь мое время, деревенщина, и поэтому узнаешь, что такое слепота. Я мог бы выколоть тебе глаза, но это было бы грубо и… слишком просто. Нет, у меня есть идея получше.

– Пожалуйста, прошу вас! Я никому не расскажу о том, где вы находитесь. Клянусь!

– О том, где мы находимся, ты будешь орать на весь свет, щенок. И будешь орать уже сегодня вечером.

– Что?

Кинжал незаметно скрылся в складках набедренной повязки По Рейма.

– Отвезите его на лодке подальше от берега, – сказал он стражникам на своем родном языке. – Привяжите его к столбу так, чтобы голова оставалась над водой. Он развлечет вас, когда солнце зайдет и его обнаружат крокодилы.

Чамы расхохотались и подняли Вибола на ноги.

– Ты не увидишь, как они придут, мой мальчик, – сказал По Рейм уже по-кхмерски. – Ты будешь слеп. Но они придут обязательно. И ты уже больше никогда не увидишь света. Ты слышишь меня, вонючий крестьянский выродок?

Стражники потащили Вибола за собой, и он вскрикнул. Он пытался сопротивляться, но его избили, а затем швырнули в лодку.

Когда они оставили его привязанным к столбу так, что его кровоточащий подбородок едва касался поверхности воды, он заплакал; ему ужасно хотелось снова оказаться в объятиях своей мамы, как много лет тому назад. Он звал ее скулящим голосом и со страхом вглядывался в мутную воду, слишком хорошо зная, что скрывается в ней и какая судьба его ожидает.

* * *

Большой невзрачный дом был удачно расположен возле прохода в стене, окружавшей Ангкор. Он находился как раз посередине между королевским дворцом и рвом, так что отсюда было близко до места купания, а Индраварману не приходилось долго ждать, если ему требовалась какая-то из его любимых наложниц. Асал точно не знал, почему Воисанну переселили сюда, но подозревал, что здесь жили наложницы и других высокопоставленных чамов. Индраварман любил быть в курсе того, где находятся его военачальники, а размещение всех их женщин в одном месте было всего лишь еще одним способом отслеживать, чем они занимаются.

Под лестницей, ведущей в дом, стояли чамские стражники. Асал окликнул их, ответил на их быстрые поклоны и спросил, где Воисанна. Один из стражников позвал ее по-кхмерски, затем снова занял свое место у входа. Хотя Асалу не терпелось побыстрее сообщить Воисанне о своем открытии, он заставлял себя сдерживаться. Осмотревшись, он увидел, что под домом, стоявшем на сваях, работают четыре рабыни. Две из них занимались окраской куска шелка в синий цвет, а две другие осторожно разламывали соты, собирая драгоценный мед в серебряную чашу. Запах у краски был неприятным, и Асал пожалел рабынь, подумав, что и его участь могла быть такой же. Какое положение он бы ни занимал, у него самого никогда не будет рабов – в отличие от практически всех, в чьих руках была власть. Многие поколения кхмеров использовали труд чамских рабов, а чамы – труд рабов-кхмеров. Победителю доставалось все, а рабы были частью военной добычи.

Асал уже начал думать, что Воисанны здесь нет, когда она наконец появилась у бамбуковой лестницы. Одета она была как обычно, правда, сейчас на ее руке был золотой браслет, которого Асал раньше не видел. Демонстрируя свое высокомерное пренебрежение по отношению к ней, он приказал ей поторопиться и проворчал, что устал ждать. Когда она, покачиваясь, ступила на шаткие ступени, он развернулся и пошел прочь, больше не взглянув ни разу в ее сторону.

Направляясь по узкой дорожке к воротам, Асал шел быстро, беспокоясь, что Индраварман может хватиться его. Миновав ворота, он пошел на север вдоль рва, не оглядываясь, чтобы посмотреть, следует ли за ним Воисанна. Палившее солнце заставляло его с завистью поглядывать на тысячи кхмеров, купавшихся в стоячей воде. Он мог бы позволить Воисанне искупаться во рву, но ему хотелось остаться с ней наедине, когда он будет рассказывать ей новости о ее сестре, чтобы она могла отреагировать на этот так, как посчитает нужным, и он смог бы в полной мере насладиться этим радостным моментом.

Проходя по дамбе, пересекавшей ров, он ускорил шаг. Снова повернув на север, он пошел вдоль шумной дороги, забитой повозками, слонами, лошадьми и людьми. Справа от него высился ряд больших башен из песчаника, доходивших до верхушек деревьев. Кто-то рассказывал ему, что кхмеры возвели эти башни в честь победы над врагом, и поэтому он был удивлен, что Индраварман до сих пор не приказал украсить их чамскими флагами.

Оглянувшись, Асал заметил, что Воисанна, как и он, сильно вспотела. Она выглядела рассерженной, и ему захотелось сказать ей, что скоро ее будет переполнять радость и что он сожалеет о том, что приходится обращаться с ней столь пренебрежительно. Но сейчас он не мог этого сделать, поэтому продолжал идти и в конце концов свернул налево, на тропу, ведущую в джунгли. Здесь находились руины брошенного дворца. На куче мусора расселась стая обезьян, и Асал обошел их стороной, зная, что от укуса этих животных можно заболеть и даже умереть. Он устремился вглубь джунглей, радуясь возможности хотя бы ненадолго вырваться из того хаоса, который остался у них за спиной.

Значительную часть своей жизни Асал провел в джунглях, поэтому сразу заметил, что за ними кто-то идет. Он отчетливо слышал шаги двоих людей, но затем к ним присоединился третий. Испытывая большое искушение встретиться лицом к лицу с теми, кто шпионит за ними, он все же решил притвориться беспечным – это позволило бы ему передать следившим за ними людям любую информацию, какую он пожелает.

Рядом с тропинкой появился старый бассейн для купания, весь покрытый цветами лотоса. Асал подошел к нему и присел на пол каменной террасы, выходившей к воде. Вокруг этого места густо росли высокие деревья, укрывая все своей тенью. Трещали цикады, квакали лягушки, в воздухе стоял запах сырости и разложения.

Воисанна тоже присела на пол террасы на расстоянии вытянутой руки от него. Хотя она ничего не говорила, в глазах ее можно было прочесть осуждение.

– Я прошу прощения, моя госпожа, за мою неучтивость, – тихо сказал он. – Но за нами следят.

Она посмотрела направо:

– Но…

– Пожалуйста, смотри только на меня. И, пожалуй, сделай вид, что покорно служишь мне. Так мы сможем обмануть этих хитрецов.

Воисанна хотела что-то сказать, но запнулась. Она встала перед ним на колени и стала растирать его ноги, мозолистые и покрытые шрамами.

– Ты нашел мой дом? – спросила она. – Или он сожжен дотла?

Асал кивнул; ему очень хотелось побыстрее поделиться новостями, но им обоим следовало быть очень осторожными.

– Что бы я тебе ни сказал, ты должна продолжать все так же растирать мне ноги и оставаться внешне безучастной. Не показывай своих чувств. Прячь их и притворяйся, что ненавидишь меня.

– Что? Что тебе удалось узнать?

– Я нашел твой дом. А позже узнал, что в нем живет чамский военачальник со своей женой.

– Чам…

– У них есть рабы. Много рабов. Большинство из них – горцы, однако среди них есть одна кхмерская девочка. У нее на подбородке родинка, и по твоему описанию я узнал в ней твою младшую сестру.

Руки Воисанны застыли на месте. Она, прикусив нижнюю губу, сначала согнулась, затем отклонилась назад.

– Родинка… она у нее на подбородке? Как раз посередине?

– Родинка именно там, где, по твоим словам, она и должна находиться. Но я понял, что она твоя сестра, не только поэтому.

– А почему еще?

– Потому что она похожа на тебя. В ее лице я увидел твою красоту.

– Чая! – прошептала она. – Неужели это действительно была ты? Пожалуйста… пусть это будешь ты!

– Твоя сестра жива. Она рабыня, но, похоже, не пострадала.

Руки Воисанны напряглись. Она подняла на него глаза.

– Мне необходимо увидеться с ней. Прямо сейчас. Я должна сказать ей, что приду за ней, что я…

– Подожди, моя госпожа. Мы должны иметь терпение. Чам, которому принадлежит твоя сестра, – могущественный и влиятельный человек. Внешне она выглядит хорошо. И если мы будем действовать поспешно, все это может быстро измениться.

– Но я должна увидеть ее, чтобы дать ей знать, что она не одна!

– И ты увидишь ее. Но подожди несколько дней. Очень скоро военачальник уедет в войска, и тогда я смогу устроить вашу встречу.

В бассейне плеснула рыба, всколыхнув листья лотоса. Воисанна вытерла слезы.

– А ты уверен, что твои глаза не обманули тебя? Мне кажется, я видела, как она погибла.

– Я видел ее очень близко. Так же, как сейчас вижу тебя.

– И с ней все хорошо?

– Она двигалась, как кошка.

Воисанна вновь прикусила губу и покачала головой.

– Тогда ты должен сказать ей, что я жива.

– Я это сделаю.

– А потом к ней должна буду пойти я.

Асал улыбнулся:

– Имей терпение, моя госпожа. Оно тебе понадобится, хотя мне кажется, что нетерпеливость идет тебе больше.

– Почему?

– Потому что мне нравится видеть тебя такой, полной жизни.

Ее пальцы вновь начали мерно двигаться по его коже. Только теперь они уже ласкали ее, гладили ноги со всех сторон, как будто она делала это по собственной воле, а не по необходимости.

– Прошу тебя, Асал, сделай все возможное, чтобы с ней не случилось что-нибудь нехорошее.

– Я уже думал о том, как защитить ее.

– Ты уверен, что с ней все в порядке? Правда уверен?

– Да.

– Спасибо богам.

– Я уже поблагодарил их.

Она улыбнулась и покачала головой:

– Как я могла ненавидеть тебя? Когда мы впервые встретились… я хотела убить тебя. Но ты спас меня. Смогу ли я когда-нибудь отплатить тебе за это?

Он следил за тем, как ее пальцы двигались по его ногам.

– Ты уже платишь, моя госпожа, прямо сейчас.

– Я никогда не смогу полностью рассчитаться с тобой.

Вдалеке прокричала птица, и он задумался о том, кто может за ними шпионить. Кто-то из людей По Рейма? Или это люди Индравармана?

– Из-за того, что за нами следят, – сказал он, – я собирался сделать вид, что ударил тебя. Но теперь не буду.

– Почему?

– А почему, собственно, чам и кхмерка не могут ладить между собой? Почему я должен бить тебя? Я – один из высших военачальников нашей армии. И хотя у нас с тобой будут свои секреты – например, твоя выжившая сестра, – я не собираюсь больше скрывать свою привязанность к тебе.

* * *

Олененок пробирался сквозь джунгли осторожно, часто останавливаясь и пощипывая на ходу зеленые листья. Уши его казались слишком большими для такого тельца, коричневого с белыми пятнами. Целясь в него из лука, Джаявар думал, где сейчас его мать и как так вышло, что они разлучились.

Олененок подошел ближе. Джаявар, находившийся от него с подветренной стороны, спрятался в зарослях папоротника, опустившись на одно колено. Рядом с ним присела Аджадеви, в руках у нее тоже был лук – оружие, которым брат научил ее пользоваться еще в детстве. Как и все в их отряде, они были голодны. Они взяли с собой два мешка риса, но один из них намок и рис заплесневел, поэтому группа была вынуждена разделиться, чтобы поохотиться.

Джаявар взялся за тетиву, готовый в любой момент пустить стрелу. Уши олененка дернулись, но он все равно продолжал двигаться в сторону людей, не догадываясь об их присутствии. Джаявар еще никогда не видел олененка так близко и был зачарован его красотой. Животное опустило голову, понюхало землю и ступило вперед, выйдя на линию прицела Джаявара. Принц натянул лук и приготовился стрелять. Но тут олененок поднял голову и посмотрел своими большими черными глазами, казалось, прямо на него. Зверь был очень красивым, и внезапно Джаявару расхотелось убивать его, несмотря на урчание в пустом желудке.

– Беги, – прошептал он, вспугнув олененка, который бросился наутек прямиком через заросли.

Аджадеви поднялась на ноги и, подняв лук, повесила его себе на плечо. Джаявар также встал, и его колени хрустнули.

– Почему ты дал ему уйти? – спросила она, прикасаясь к его руке.

– Потому что… он заблудился.

– Ребенок, оторванный от своего отца?