Текст книги "Проклятие памяти"

Однако час спустя, когда Барбара вошла в его кабинет, на ее лице застыло выражение крайнего удивления.

– Марш, прости, но... я ничего не нашла.

– В компьютере ничего нет? – поинтересовался он.

– Хуже, – сев в кресло напротив Марша, Барбара протянула ему картонную папку. – В архиве тоже никаких данных.

Открыв папку, на которой крупными буквами значилось имя сына, Марш обнаружил листок с одной лишь фразой:

"Содержимое этой папки передано в Институт мозга по распоряжению доктора Маршалла Лонсдейла, директора Медицинского центра Ла-Паломы".

Марш откинулся на спинку стула.

– Что все это значит, черт возьми?

Барбара пожала плечами.

– Видимо, только одно – что после аварии ты послал все данные в Пало Альто, а нам их так и не прислали назад.

Протянув руку, Марш нажал клавишу интеркома.

– Фрэнк, можешь подняться ко мне?

Минуту спустя в кабинет вошел Фрэнк Мэллори. Марш протянул ему листок.

– Что ты скажешь об этом?

Изучив запись, Фрэнк в свою очередь пожал плечами.

– Ну да. Все данные отправили в Пало Альто. Торрес их потребовал.

– Да, но почему он не прислал их назад? И какого черта мы не сделали копию?

Мэллори изобразил на лице гримасу задумчивости.

– Я... да, мне кажется, я просто на них понадеялся. Они еще черт знает когда должны были их вернуть – вместе с копиями и всем прочим. Это же часть истории болезни Алекса...

– Вот именно, – громыхнул Марш. – Но они, как видишь, не вернули. Барбара, тебе нетрудно будет позвонить туда и узнать, почему до сих пор все материалы у них? И не церемонься особо с ними.

Когда Барбара вышла, Фрэнк Мэллори несколько секунд внимательно смотрел на Марша.

– Слушай, а ты что такой взвинченный? С Алексом что-нибудь? Если не секрет, конечно.

– Да какой там секрет, – Марш устало качнул головой. – Просто я сам не могу понять, что с ним происходит. И поэтому боюсь за него.

– А Торрес тебе просто не нравится.

– Обратного я никогда и не утверждал, – Марш нахмурился. – Но дело не только в этом. Торрес ведет себя так, будто Алекс теперь – полная его собственность, а сам Алекс... не знаю. Говорю тебе – мне страшно за него.

– А Эллен? Она тоже за него боится?

Марш пожал плечами.

– Хотелось бы. Но она, к сожалению, думает, что Торрес – всемогущий маг из двадцать первого века. И еще – что на Ла-Паломе лежит проклятие... или как она там сказала.

Глаза Мэллори изумленно расширились.

– Проклятие? Брось, Марш, только не Эллен...

– Да понятно, – Марш махнул рукой. – Думаю, она и сама ни во что такое не верит. Просто сегодня утром она была здорово расстроена. Смерть Марти всего через несколько месяцев после того, что случилось с Алексом...

– Но ведь одно с другим никак не связано, – Фрэнк пожал плечами.

– Вот и я ей то же самое говорил. И уверен – она поймет, что я прав, если как следует об этом подумает. Больше беспокоит меня другое – отношение ко всему этому Торреса. – Он коротко пересказал Фрэнку разговор с Торресом в день похорон Марта Льюис. – Представляешь, что он мне ответил? Вы, мол, перечитайте договор, который подписали со мной.

– А кстати, ты его перечитывал с тех пор, как подписал?

Прежде чем Марш успел ответить, дверь отворилась и в кабинет вошла Барбара, держа в руках еще одну картонную папку. Одного взгляда на ее лицо Маршу было достаточно, чтобы понять – что-то неладно.

– Ты звонила? Что они тебе ответили?

Швырнув папку на стол, Барбара с шумом выдохнула.

– Они сказали... они сказали, что все данные у них и возвращать нам их они не собираются. Представляешь – даже наши собственные записи, не говоря уже о копиях и о тех, что вели они!

– Но... но это невозможно, – пробормотал Марш. – Они не имеют права...

– Они утверждают, что имеют, Марш. И что все их права достаточно четко определены в контракте, который ты подписал с ними перед операцией.

– Нет, не верю, – Марш замотал головой. – Я должен перечитать его. Черт, у меня нет копии...

Взяв со стола папку, Барбара молча протянула ее Лонсдейлу.

– Я как раз и подумала, что он понадобится тебе. И... сама его уже прочитала.

Изучив документ, Марш некоторое время молчал, глядя прямо перед собой, затем принялся читать снова. Закончив, он передал папку Фрэнку Мэллори.

– Это не сработает, – покачал головой Фрэнк, внимательно просмотрев контракт. – Любой суд в нашей стране признает это соглашение недействительным. Потому что по нему выходит – этот тип неподотчетен вообще никому. Не обязан представлять данные, отвечать за свои действия – ничего. И может делать с пациентами все, что ему заблагорассудится. Если верить этой бумаге, ты передал ему даже опеку над Алексом. Вообще, спрашивается, какого черта ты ее подписал? – Увидев, как изменилось выражение лица Марша, Фрэнк немедленно пожалел о сказанном. – Прости, старик, – пробормотал он, – это я напрасно.

– Совсем нет, – покачал головой Марш. – Я должен был тогда прочитать это повнимательнее. Кстати, сам Торрес сколько раз говорил мне об этом. Но мне тогда показалось, что это обычный контракт...

– В то время как на обычный он не похож ни единым пунктом, – мрачно заключил Мэллори. – Думаю, нам следует немедленно связаться с юристом.

Марш кивнул.

– Хотя я не вижу, что это могло бы дать нам. Даже если юрист сможет его опротестовать – это займет по меньшей мере несколько месяцев. А потом, – он тяжело вздохнул, – если бы я тогда изучил его самым внимательным образом – все равно подписал бы.

– Насколько я понимаю, выбор у тебя был невелик, – кивнул Фрэнк, – либо подписать эту бумагу, либо позволить умереть Алексу! Интересно, как другой поступил бы на твоем месте... Ах, черт бы его побрал...

– Ну и что мне теперь, по-вашему, делать? – спросил Марш.

В комнате повисло неловкое молчание. Каждый обдумывал варианты выхода из положения, в которое Марш попал из-за этого документа. Без данных об операции они не имели понятия о том, что именно проделал Торрес над Алексом, но это было не самым главным.

Они не только не знали, какие методы использовались при операции, но и какого рода лечение ведет Торрес сейчас. Не знали, каковы могут быть последствия этого лечения, а главное – прекращения его.

Выхода не было. Они оказались в ловушке.

* * *

Алекс сидел на склоне холма, подставив спину лучам послеполуденного солнца. Было жарко, хотя с океана уже ощущалось дуновение бриза, значит, к вечеру похолодает. Не отрываясь, Алекс смотрел на гасиенду – и в его мозгу один за другим снова оживали странные образы.

Лошади, заполнившие двор, а затем галопом несущиеся к деревне.

Люди, медленно бредущие прочь от гасиенды, – сгорбленные, с узлами, котомками.

Трое, оставшиеся во дворе гасиенды, когда остальные ее покинули. Он не различал их лиц, но знал, кто они, эти трое.

Его семья.

Голоса – далекие, едва слышные, один голос, правда, чуть громче:

"Мы не боимся смерти... и никогда не уйдем со своей земли..."

Но ведь они ушли. В книге говорилось, что они все бежали в Мексику.

"Вы убьете нас, но это ничего вам не даст... Мой сын найдет вас... найдет и прикончит..."

Слова снова и снова, как эхо, звучали в голове Алекса. Встав, он зашагал к вершине холма. Взобравшись на нее, он поднял с земли сухой сук – и секунду спустя, плохо понимая, что делает, принялся разрывать нагретую землю. Земля поддавалась с трудом – полтора столетия превратили ее почти в камень.

Скелеты оказались неглубоко – всего футах в двух от поверхности. Алекс молча рассматривал три коричневых черепа, казалось, их пустые глазницы тоже изучают его. Медленно, очень медленно он принялся забрасывать землей побуревшие кости. Закончив и разровняв землю, он начал спускаться с холма, не сводя при этом глаз с гасиенды. Образы росли, становились ярче, наконец все случившееся предстало перед ним словно наяву.

Стена – белая штукатурка – в красных пятнах и выбоинах от пуль. У стены, в неестественных позах, три тела.

Он отвернулся, образы стали тускнеть, расплываться, наконец пропали совсем.

Но воспоминания остались.

* * *

У входа в кафе «У Джека» зазвенел колокольчик, и Лайза, подняв глаза, помахала входившему Алексу. Алекс медленно подошел к столику, за которым вместе с Лайзой сидел Боб Кэри, и, поздоровавшись, сел.

– Ты почему сегодня в школе не был?

– Ходил в библиотеку, – ответил Алекс. – Хотел там кое-что посмотреть.

– Вот так просто взял и пошел? – спросил Боб. – Господи Боже, Алекс, ты бы хоть спросил кого – так вообще делают или нет. Ты понимаешь, что твой поход в библиотеку – элементарный прогул.

– Пускай, – Алекс пожал плечами.

Лайза пристально посмотрела на него.

– Алекс... что-нибудь случилось?

Снова пожав плечами, Алекс обвел Лайзу и Боба взглядом.

– Если я... могу я спросить вас кое о чем – только обещайте, что не станете думать обо мне как о сумасшедшем?

Закатив глаза, Боб поднялся со стула.

– Это ты у Лайзы спроси. А я пошел – меня Кэйт ждет, я обещал ей занести домашнее задание.

– А когда она опять начнет ходить в школу? – спросила Лайза.

– Вот не знаю, – ответил Боб и, понизив голос, наклонился к Лайзе. – А ты разве не слышала – говорят, она вообще больше не собирается туда возвращаться?

Лайза покачала головой.

– А тебе кто это сказал?

– Кэролайн Эванс. Она говорит – мол, не думаю, чтобы Кэйт Льюис вернулась в школу до того, как будет суд над ее отцом, а если его еще и осудят, она, дескать, думает, что Кэйт не вернется вообще.

– И ты поверил ей? – простонала Лайза. – Кэролайн Эванс? Боб, умоляю тебя! Даже если мистер Льюис виновен – ради Бога, объясни мне, при чем тут Кэйт?

– Не знаю, – пожал плечами Боб. – Только люди порой способны на такое... – Кинув многозначительный взгляд в сторону Алекса, он направился к дверям.

– Нет, в это я просто не верю! – воскликнула Лайза, когда Боб ушел. – Люди... иногда из-за них можно просто сойти с ума. Кэролайн Эванс распространяет какие-то дурацкие сплетни, а Боб смотрит на тебя так, будто ты и правда какой-то чокнутый.

– Может, это и так, – произнес Алекс.

– То есть? – раскрыв рот, Лайза уставилась на него.

– Я говорю: может, я и правда какой-то чокнутый.

– Ну что ты опять, Алекс! Никакой ты не чокнутый – ты просто не помнишь многого, и...

– Я знаю, – перебил ее Алекс. – Но кое-что я начинаю вспоминать – и воспоминания эти очень странные. Вещи, которые я в принципе не могу помнить, события, произошедшие еще до моего рождения.

– Например? – обеспокоенно спросила Лайза. Машинально она начата постукивать соломинкой по краю полупустого стакана с колой. Не пожалеет ли она о том, что спросила его...

– Не знаю точно, – ответил Алекс. – Это просто какие-то образы, слова и вещи... они выглядят не так, как должны выглядеть. Но что все это значит – я не знаю.

– Может, и вовсе не значит ничего. Может быть, это просто у тебя в мозгу... ну, после аварии, понимаешь?

Поколебавшись, Алекс согласился:

– Возможно, ты и права.

Но сам он не верил. Его воспоминания слишком реальны, чтобы быть просто игрой воображения.

Неожиданно Лайза в упор посмотрела на него.

– Алекс, как ты думаешь – миссис Льюис действительно убил мистер Льюис?

Помолчав, Алекс снова пожал плечами:

– Откуда мне знать?

– Знать-то никто не знает, – настаивала Лайза. – Но как ты думаешь?

Неожиданно Алекс припомнил сон, который приснился ему в ночь убийства.

– Нет, не думаю, чтобы это был он, – произнес он медленно. – Мне кажется, это кто-то другой. И... по-моему, скоро снова что-то случится.

Глаза Лайзы расширились, и она резко встала.

– Что... что ты несешь... – она сглотнула. – Если ты пытался убедить меня в том, что ты чокнутый, Алекс Лонсдейл, считай, что тебе это удалось! Только совершенный псих мог сказать такое! – Схватив со стола папку с книгами, Лайза метнулась к двери, с шумом захлопнув ее за собой.

Алекс проводил ее взглядом, лишенным какого-либо выражения.

Глава 17

Уже в третий раз Эллен слушала, как муж с нескрываемой яростью зачитывает условия договора. Но даже сейчас, после долгих споров, она была уверена – Марш все преувеличивает.

– Марш, ты стал настоящим параноиком, – произнесла она, когда тот закончил. – Мне совершенно все равно, какие там цели преследует Раймонд Торрес, потому что это все придумал ты сам. Никаких таких целей у него на самом деле нет, поверь мне. Он – врач, который лечит Алекса, и делает все исключительно в его интересах.

– Тогда почему он не дает мне ознакомиться с данными? – уже не в первый раз спросил Марш. Эллен лишь устало вздохнула.

– Не знаю. Но уверена, что причина для этого есть. И в любом случае мне кажется, что тебе лучше обсудить это с Раймондом, а не со мною.

Марш, стоявший у потухшего камина, облокотившись о решетку, резко обернулся к жене. Нет, до нее все-таки не доходит. Что бы он ни говорил ей – о завесе секретности, которой окружил Торрес операцию, сделанную их сыну, об условиях договора, дающих Торресу права юридической опеки над Алексом, – она оставалась просто непробиваемой. Мало этого, она кидалась на защиту Торреса. Для нее существовало только одно обстоятельство – Раймонд спас Алексу жизнь.

– Кроме того, – услышал он голос жены, – такое ли уж это имеет значение? Почему эти самые данные так важны для тебя? Что бы он ни сделал с Алексом – это помогло ему! – Неожиданно с нее словно упала маска тщательно сохраняемого спокойствия, она раскраснелась, голос стал жестче. – Мне кажется – тебе прежде всего следовало бы быть благодарным ему! Ты всегда говорил, что Алекс одаренный мальчик, но не кто иной, как Раймонд, тебе это доказал!

– Да дело ведь вовсе не в этом... Господи Боже, Эллен! Ты что, совсем не видишь, какой Алекс теперь? Он же похож на робота! Он ничего не чувствует. Ему ни до чего и ни до кого нет дела. Он... знаешь, он чем-то стал даже похож на твоего драгоценного Раймонда Торреса. И он не меняется. И не будет меняться.

В глазах Эллен промелькнул внезапный гнев.

– Ах вот, значит, в чем все дело! Я так и знала! Я с самого начала подозревала – к договору все это не имеет ни малейшего отношения. Все дело в Раймонде – так ведь? В конечном счете все всегда упирается именно в него. Ты просто ревнуешь, Марш. И завидуешь. Ведь он сделал то, чего ты не смог бы.

Некоторое время Марш стоял неподвижно, все так же опершись на решетку камина, затем кивнул.

– Началось все именно так, – отойдя от камина, он тяжело опустился в любимое старое кресло. – Не буду притворяться, что этого не было. Но сейчас, Эллен, дело уже не в этом. Что-то не так – и чем больше я об этом думаю, тем меньше понимаю, в чем дело. Как получилось, что у Алекса восстановился и даже развился интеллект – и полностью атрофировались эмоции?

– Я уверена, – начала Эллен, – что и этому есть объяснение...

– Безусловно! – перебил ее Марш. Вскочив, он нервно заходил по комнате. – И оно – как раз в тех самых записях, которые Торрес отказывается мне показать!

Вздохнув, Эллен тоже встала.

– Так мы снова ни к чему не придем. Начинаем снова-здорово. Я уверена, что у Раймонда есть причина никому не показывать эти записи, и уверена – это оттого, что они представляют ценность. Что же касается условий этого соглашения... – поколебавшись, она продолжала: – Боюсь, что эту проблему тебе придется решать одному, без меня.

– Что?! – не веря, переспросил Марш. – Ты хочешь сказать, что согласна на эти условия?

– Я думаю, они были придуманы только для того, чтобы защитить Алекса, и уверена, что Раймонд сможет мне все объяснить. Собственно, он уже пытался недавно...

– Недавно? – Марш недоуменно посмотрел на жену.

– Да, недавно. Я ездила к нему, если хочешь знать. Когда ты собрался забрать Алекса из школы и отвезти в Стэнфорд, я решила, что лучше обсудить это с Раймондом. И он заверил меня, что беспокоиться не о чем. Сказал, что если ты попытаешься что-либо предпринять, он сам с тобой все уладит...

Ошеломленный, Марш смотрел на жену.

– Уладит со мной? Он действительно сказал это?

Эллен кивнула.

– Значит, тебя ничуть не смутило, что в его глазах я – всего лишь некий малоприятный тип, с которым нужно что-то улаживать?

Несколько секунд Эллен молчала.

– Нет, – произнесла она наконец. – Не смутило. Я даже почувствовала какое-то облегчение...

Такой боли всего лишь от нескольких слов Марш никогда ранее не испытывал. Он тяжело опустился на стул, а Эллен встала и вышла из гостиной.

* * *

Алекс не слышал спора, происходившего в гостиной. Все его внимание с той минуты, как он вернулся домой, было поглощено книгой, которую он взял в городской библиотеке.

Он просмотрел ее всю, проявив особый интерес к седьмой главе, в которой говорилось о механизме обучения и о памяти. Но чем внимательнее читал он эту главу, тем менее понятным становилось происходящее с ним.

Ясно было одно – ничего подобного не может быть в принципе.

Он уже собирался перечитать главу в третий раз, уверенный в том, что что-то пропустил или не так понял, когда в дверь его комнаты тихонько постучали. Секунду спустя дверь приоткрылась и Эллен, заглянув в комнату, улыбнулась ему.

– Привет.

– Привет, ма. – Алекс поднял голову от книги. – Вы с отцом все еще там спорите?

Эллен вгляделась в лицо сына – может быть, он слышал их с Маршем спор и это расстроило его, но лицо Алекса оставалось, как всегда, безучастным. Вопрос он задал таким же тоном, каким спрашивал перед уходом в школу "который час".

– Уже нет, – покачала она головой. – Да мы, в общем-то, и не спорили. Просто говорили о докторе Торресе, милый.

– Папа, по-моему, не очень-то его любит?

– Да, не очень, – согласилась Эллен. – Но это не так важно, в общем-то. Важно только одно – что ты поправляешься.

– А вдруг нет?

Эллен вошла в комнату и плотно закрыла за собой дверь.

– Но ты ведь поправляешься, Алекс.

– Ты правда так думаешь?

– Конечно. Ты ведь начал кое-что вспоминать?

– Не знаю, – пожал плечами Алекс. – Иногда мне кажется, что вспоминаю, но воспоминания по большей части... бессмысленные. То есть... я вспоминаю вещи, которые на самом деле помнить просто не могу.

– Как это, Алекс?

Алекс попытался объяснить матери, что произошло с ним за последние несколько недель, ни словом не упомянув, однако, о голосах, шепчущих в сознании. Про это он не скажет никому, пока не поймет, что же все это значит. Эллен внимательно слушала и, когда Алекс закончил, ободряюще улыбнулась ему.

– Но это же просто, милый. Эту книгу по истории города ты наверняка читал раньше.

– Мисс Прингл говорит – я ее никогда не брал.

– Память Арлетт Прингл уже далеко не так хороша, как она сама в том до сих пор уверена, – заметила Эллен. – И даже если ты не брал именно эту книгу в библиотеке, ты мог где-нибудь видеть такую же. У бабушки с дедушкой, например.

– У бабушки с дедушкой? Но я ведь никогда не бывал у них. Как же я могу помнить их дом и книги, которые там были?

– Хорошо. Мы обо всем спросим у доктора Торреса. Но все равно мне кажется, что к тебе понемногу возвращается память, пусть даже очень медленно. И, по-моему, чем беспокоиться по поводу этих воспоминаний, лучше попытайся вспомнить что-нибудь еще. – Неожиданно взгляд ее упал на обложку книги в руках Алекса – увеличенная клетка серого вещества на ярко-синем фоне. – Что это ты читаешь? Зачем тебе?

– Я подумал, что если узнаю больше о структуре мозга, то, может быть, пойму в конце концов, что происходит со мной.

– Ну и как?

– Еще не знаю. По-моему, мне нужно еще очень много прочесть.

Отложив книгу, Эллен взяла в свои руки прохладные пальцы Алекса. Алекс никак не реагировал – не попытался высвободиться, но и не ответил на ласковое пожатие Эллен.

– Милый, запомни: важно только одно – что ты поправляешься. Понимаешь? Неважно как и почему. Ты понимаешь меня?

– В том-то и дело – я вовсе не уверен, что выздоравливаю. И мне хочется знать, так ли это. И мне вообще кажется, что лучше попытаться понять, что происходит с моим собственным мозгом.

Снова легонько сжав пальцы сына, Эллен выпустила их и поднялась.

– Разумеется, ни я, ни отец не станем отговаривать тебя от чтения этой книги. Учиться – это очень полезно и здорово. Только... не засиживайся допоздна. Ладно?

Кивнув, Алекс уткнулся в книгу. Когда Эллен, наклонившись, поцеловала его, он в ответ заученно ткнулся губами в щеку матери.

Но когда Эллен вышла из комнаты, он подумал – почему мать так часто целует его, интересно, что она чувствует при этом?

Сам он ничего, совсем ничего не чувствовал...

* * *

Марш все еще сидел в своем кресле, неподвижно глядя в холодный камин, когда в комнату, неслышно ступая, вошел Алекс.

– Па?

Марш вскинул голову.

– Алекс?.. Я думал, ты уже спишь.

– Нет, я читал... и хотел поговорить с тобой. Я читаю одну книгу – о мозге. Кое-что в ней я не могу понять...

– И решил обратиться к домашнему доктору? – Марш указал сыну на диван. – Не знаю, смогу ли тебе помочь, но постараюсь. Так в чем проблема?

– Мне нужно точно знать, как сильно был поврежден мой мозг, – ответил Алекс. Затем, словно опомнившись, покачал головой: – Нет, не совсем это. Я имею в виду – насколько глубоки были эти повреждения. Сама по себе кора меня не очень волнует – с ней как раз все в порядке, я думаю.

Марш почувствовал, что его усталость как рукой сняло.

– Ты думаешь, с ней все в порядке? – повторил он. – Полистав два часа какую-то книжку, ты прямо-таки уверен, что кора...

Алекс молча кивнул, скептический тон отца ничуть его не тронул.

– Мне кажется, что повреждения проникли гораздо глубже. Но кое-что у меня вообще... не сходится.

– Что например?

– Миндалевидное тело.

Марш с неподдельным изумлением посмотрел на сына. Откуда-то из глубин студенческой памяти ему удалось извлечь значение слова – небольшой, миндалевидной формы орган в глубине мозга. Если он и знал когда-то функции этой самой миндалины, это было курсе на третьем...

– Припоминаю, – кивнул он. – Так что с ним?

– Похоже, что повреждено именно оно, но по книжке выходит, что этого не могло случиться.

Уперев локти в колени, Марш наклонился к сыну.

– Я не успеваю за тобой. Почему ты думаешь, что повреждена именно миндалина?

– Потому что если рассуждать по книжке – то, что со мной происходит, связано именно с ней. Я полностью лишен каких-либо эмоций, и... ты знаешь, что случилось с моей памятью. Но сейчас я начинаю вспоминать кое-что... только дело все в том, что вещи вспоминаются мне не такими, какие они сейчас, а какими были раньше.

Марш кивнул, хотя с трудом понимал, что Алекс имеет в виду.

– О'кей. И что это может означать, по-твоему?

– Похоже, что это... как бы сказать... воображаемые воспоминания. Я помню вещи, которые помнить просто не могу.

– Это не обязательно, – заметил Марш. – Может быть, твои воспоминания просто несколько... искажаются.

– Об этом я тоже думал, – кивнул Алекс. – Но мне так не кажется. Я вспоминаю события, которые случились задолго до моего рождения. Значит, я их просто придумал.

– А какое отношение все это имеет к миндалине?

– В книжке, которую я читаю, сказано, что миндалина как раз и отвечает за упорядоченную работу памяти – за образы и все такое. Вот и получается, что раз работа ее нарушена, она как бы выдает воображаемые образы за воспоминания о реальных вещах.

Марш скептически поднял брови.

– А мне кажется, ты делаешь довольно смелые и своеобразные выводы.

– И еще, – словно не слыша отца, продолжал Алекс. – В книге написано, что миндалина руководит еще и эмоциональной памятью. А ее у меня нет совсем. Никаких эмоций и никаких воспоминаний об эмоциях.

Чтобы сохранить умиротворенное выражение на лице, Маршу потребовалось немало усилий.

– Продолжай, пожалуйста.

Алекс пожал плечами.

– Да, в общем, все. Поскольку у меня нет ни эмоций, ни воспоминаний об эмоциях, а большая часть моих воспоминаний – плод воображения, я и прихожу к выводу, что миндалина была повреждена.

– Если ты правильно понял все, что написано в этой книге, и если информация, приведенная в ней, верна, – что, откровенно говоря, под большим вопросом, учитывая, как мало изучен мозг до сих пор – твой вывод может оказаться и верным.

– Но тогда, – пожал плечами Алекс, – я должен был умереть.

Марш молчал. Если бы Алекс знал, как близок его вывод к действительности...

– Ведь миндалина расположена слишком глубоко, – Алекс говорил примерно с той же интонацией, с какой обсуждают прогноз погоды. – И если повреждения коснулись ее, остальную часть мозга они должны были просто уничтожить. Понимаешь, папа, если бы это и вправду случилось со мной, я бы уже давно умер или находился... как это говорят... в состоянии овоща. Я не мог бы даже восстановить сознание, не говоря уже о способности ходить, говорить, видеть, слышать... в общем, делать все, что я сейчас делаю.

Марш кивнул, по-прежнему не говоря ни слова. Он понимал, что Алекс во многом прав.

– Поэтому я хочу знать точно, что именно случилось со мной. Как сильно был поврежден на самом деле мой мозг и что делал доктор Торрес для того, чтобы его... вылечить. И почему одни части моего мозга работают так хорошо, а другие – почти не действуют.

Откинувшись в кресле, Марш на секунду прикрыл глаза, пытаясь сообразить, что ему сказать сыну. Похоже, остается только одно. Тем более что он может уже знать правду.

– Признаюсь тебе, – Марш откашлялся, – что меня мучают те же вопросы. И сегодня я пытался найти историю твоей болезни в нашем компьютере. Оказалось, ее там нет. Доктор Торрес забрал все записи, хранит их у себя и почему-то не хочет, чтобы к ним получили доступ ни я, ни кто-либо другой.

Некоторое время Алекс молчал, обдумывая слова отца. Когда он заговорил, его голос оставался по-прежнему бесстрастным:

– Это ведь значит – что-то не так, верно, па? Марш изо всех сил старался сохранять ровный тон.

– Мама, например, так не думает. Ей кажется, что все, напротив, в полном порядке, и доктор Торрес просто... м-м... охраняет нужную ему информацию.

Алекс покачал головой.

– Но она неправа, если и правда так думает.

– А может быть, мы неправы, – предположил Марш. Он не сводил глаз с Алекса, пытаясь угадать на его лице хоть какой-нибудь проблеск чувства... Нет, ничего. С тем же бесстрастным выражением лица Алекс пожал плечами.

– Нет, мы как раз правы. Того, что происходит со мной, просто не может быть – по крайней мере, с живым человеком. Но я ведь жив. Значит, что-то не так. И я должен узнать – что именно.

– Мы должны узнать, – мягко поправил Марш. Поднявшись, он подошел к Алексу и положил ему руку на плечо. – Алекс, – произнес он тихо. Тот поднял голову. – Тебе страшно, сынок?

Помолчав несколько секунд, Алекс покачал головой.

– Нет. Не страшно. Скорее любопытно. А что?

– А мне страшно, – так же тихо произнес Марш.

– Ты счастливый, – голос Алекса тоже звучал теперь еле слышно. – Мне тоже хочется испытывать страх... или даже ужас... хоть что-то...

* * *

Весь первый урок Алекс просидел за своей партой один. Он понял, что что-то случилось, еще когда зашел, как всегда, утром за Лайзой, но ее сестренка Ким сказала ему, что Лайза уже ушла.

– Она говорит – ты сумасшедший, – сообщила девчушка. – И что она больше не хочет никуда ходить с тобой. Только это из-за того, что она сама дурочка.

Появившаяся на крыльце Кэрол Кокрэн шлепком отправила младшую дочку в дом и, извинившись, поздоровалась с Алексом.

– Мне ужасно неудобно, Алекс... Это пройдет у нее, поверь. Она просто испугалась, когда ты вчера сказал, будто убийца миссис Льюис до сих пор на свободе.

– Но я вовсе не хотел пугать ее, – пожал плечами Алекс. – Она только спросила меня – не думаю ли я, что это дело рук мистера Льюиса. А я ответил, что так не считаю.

– Да, да, я знаю. – Кэрол вздохнула. – И уверяю тебя, это скоро пройдет. Ты же знаешь Лайзу. Но сегодня она вдруг захотела пойти в школу одна. Прости, милый.

– Да ничего, – Алекс махнул рукой. Попрощавшись с матерью Лайзы, он отправился в школу. Его не удивило, что никто из встреченных им по дороге ребят не поздоровался с ним, как и то, что все разговоры, когда он вошел в класс, разом смолкли.

И то, что место рядом с Лайзой оказалось занято.

Все это не удивило и не задело его.

Он лишь решил более тщательно следить за тем, что говорит. Оказывается, окружающие реагируют на это по-разному.

Минут пять он слушал учителя – первым уроком была история, – но затем просто выключил его голос из сознания, как выключают звук радиоприемника. Все, что говорил этот человек, было и в учебнике – его Алекс прочел от корки до корки еще три дня назад.

Содержанке книги отпечаталось в его мозгу, словно на типографской матрице. Если бы его попросили, он мог бы воспроизвести учебник с первой до последней страницы.

Занимал же все мысли Алекса отнюдь не учебник истории, а книга о человеческом мозге, взятая им вчера в библиотеке. С самого утра снова и скова обдумывал он в поисках ответа свой разговор с отцом. Он в чем-то ошибся – в этом он был убежден. Может быть, он невнимательно читал книгу... а может, в самой книге были неточности.

Была, правда, еще и третья возможность, именно над ней он и размышлял остаток дня.

Сама же идея посетила его на перемене.

Перемена эта, правда, несколько затянулась, последним уроком была лабораторная, и Алекс решил не ходить на нее. Он бродил по территории школы, гадая, не оживут ли при виде какого-нибудь заброшенного уголка спящие мертвым сном воспоминания. Но тщетно. Память не поддавалась. Кроме того, почти все, что сейчас видел Алекс, было уже знакомо ему, во всей Ла-Паломе не осталось практически ни одного уголка, который бы не отпечатался в его новой памяти.

Он шел по коридору корпуса естественных наук, когда кто-то вдруг окликнул его. Алекс оглянулся. Позади него оказалась раскрытая дверь в лабораторию, из-за учительского стола ему кто-то махал. Приглядевшись, Алекс узнал Пола Лэндри.

– Здравствуйте, мистер Лэндри.

– Заходи, Алекс.

Войдя в лабораторию, Алекс огляделся.

– Узнаешь? – спросил Лэндри. Подумав, Алекс покачал головой. – Даже это?

Лэндри указал на деревянный ящик со стеклянной крышкой, стоявший на столике возле доски.

– А что это?

– Приглядись. Неужели совсем не помнишь?

Алекс еще раз осмотрел странное сооружение.

– Нет.

– Ты же сам его сделал. В прошлом году. Это была твоя курсовая работа, ты ее закончил как раз перед аварией.

Алекс снова оглядел со всех сторон ящик.

– А для чего я сделал его?

– Догадайся. Если то, что говорил мне Айзенберг – правда, то тебе для этого и десяти секунд не понадобится.

Большую часть ящика занимал пластиковый рукав, сделанный из отдельных сегментов, переставляя их, можно было придавать ему самые причудливые изгибы. Рукав вел в клетку, помещавшуюся в одном конце ящика, в ней беспокойно сновали три белые крысы. На другом конце рукава располагалась камера с подвесной полочкой, на ней – кусок сала. В крышку ящика был встроен секундомер.

– Понятно, – кивнул Алекс. – Тесты на обучаемость. Я, очевидно, ставил задачу замерить время, за которое крысы обучались ориентироваться в проходе всякий раз, как я изменял его форму. Конструкция довольно наивная.