Текст книги "Первое послание к Тимофею и Послание к Титу. Жизнь поместной церкви"

Заключение

Наше исследование подводит нас к четырем главным выводам:

1. Аргументы в пользу авторства Павла в отношении Пастырских посланий не потеряли своей силы. И внутренние, и внешние свидетельства убедительны, существенны и тверды. Они не были опровергнуты доводами тех, кто эти свидетельства отрицает.

2. Аргументы против авторства Павла совсем не выглядят неопровержимыми. На все доводы – исторические, лингвистические, теологические и этические – можно привести убедительные контраргументы. Эти возражения недостаточны для отрицания авторства Павла.

3. Аргументы о псевдонимном авторе тоже не являются достаточными. Ссылка на то, что существовали произведения под чужим именем, созданные с благородной целью, и что их признавали, лишена доказательств. Здесь возникают серьезные нравственные проблемы, связанные с практикой подлога.

4. Аргументы в пользу конструктивного использования Павлом секретаря (будь то Лука или Тихик) достаточно обоснованы и могут объяснить характер стиля и лексики. В то же время нельзя позволить этому секретарю занять место автора, лишив Павла ведущей роли и апостольского авторитета.

Наиболее предпочтительный вариант, вероятно, таков: апостол Павел написал все эти три Пастырские послания к концу своей жизни, обращаясь к актуальным вопросам своего времени, и передал свои мысли через верных ему людей, секретарей.

Первое послание к Тимофею. Жизнь поместной церкви

1 Тим. 1:1,2
Введение

Павел, Апостол Иисуса Христа по повелению Бога, Спасителя нашего, и Господа Иисуса Христа, надежды нашей, 2 Тимофею, истинному сыну в вере: благодать, милость, мир от Бога, Отца нашего, и Христа Иисуса, Господа нашего.

Большинство читателей видят в Тимофее простого, симпатичного во многих отношениях человека. Мы воспринимаем его как одного из нас со всеми присущими нам слабостями. Он был весьма далек от образа безупречного святого, вокруг его головы не было нимба святости. По всем свидетельствам он был обычным земным человеком, как и все мы с нашими немощами.

Он был еще довольно молодым человеком, когда Павел адресовал ему свое послание, о чем свидетельствует фраза Павла: «Никто да не пренебрегает юностью твоею» (4:12), а также его совет Тимофею спустя два года остерегаться «юношеских похотей» (2 Тим. 2:22). Так сколько же лет ему было? Маловероятно, что Павел пригласил его присоединиться к своей миссии ранее того, как он достиг юношеского возраста, где-то около двадцати лет (Деян. 16:1 и дал.)[43]43
  Тем, кто хотел бы познакомиться с Тимофеем поближе, следует прочитать книгу Л. Пирсона «По следам Тимофея» (Lance Pierson, In the Steps of Timothy, IVP, 1995). Эта книга, кажется, первая биография Тимофея, появившаяся за последнюю тысячу лет, и основана она целиком на библейских свидетельствах; в ней автор пытается, однако, восстановить его жизнь и служение также на при-влечении косвенных данных.


[Закрыть], а в таком случае через тринадцать-четырнадцать лет он перешагнул уже за тридцать. По тем временам это было в границах «молодости» (neotEs). Согласно Иринею, «тридцать – это первый этап молодости, который продолжался до сорока лет, как все считали»[44]44
  Irenaeus, II.22.5.


[Закрыть]. Тем не менее Тимофей, очевидно, чувствовал себя неопытным и незрелым для той серьезной ответственности, которую возложил на него Павел.

Кроме того, он был чрезвычайно застенчив, нуждался в поддержке и ободрении. Так, несколькими годами ранее Павел просит коринфян проявить внимание к Тимофею (1 Кор. 16:10): «…чтоб он был у вас безопасен». А во 2 Тим. 1:7 апостол заботливо ободряет его, убеждая, что «дал нам Бог духа не боязни», посему можно судить, что Тимофей отличался робким нравом.

Следует также отметить, что Тимофей не был физически крепким и, видимо, страдал от болезни желудка, поскольку Павел дает ему советы о питании и лечении. Он даже рекомендовал ему употреблять немного вина в медицинских целях: «Впредь пей не одну воду, но употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов» (5:23).

Таким представляется нам Тимофей по кратким замечаниям Павла. Он был молодым, довольно робким, неуверенным в себе человеком, слабого здоровья.

Эти качества Тимофея, казалось, могли послужить препятствием для ответственного служения в церквах в самом городе Эфесе и его окрестностях. Но, напротив, они располагают нас к нему, а благодати Божьей было достаточно для всех его нужд: «Итак укрепляйся, сын мой, в благодати Христом Иисусом» (2 Тим. 2:1).

Павел намеревался вскоре снова посетить Тимофея в Эфесе, чтобы рассудить по праву своего апостольства, как идут дела в этих церквах. Но он ожидал, что может запоздать, а потому послал Тимофею письменные указания, чтобы во время его отсутствия Тимофей смог наладить жизнь в общинах (3:14 и дал.; 4:13). Это послание, таким образом, хотя и адресовано лично Тимофею, не является частным сообщением. Оно написано ему как официальному лицу, а через него и всем церквам. Об этом свидетельствует греческая фраза в оригинале, где употреблено множественного число местоимения meth’ hymon – «с вами», а не «благодать с тобою», как в переводе (6:21). В IV в. Августин, а в XIII в. Фома Аквинский использовали эпитет «пастырский» по отношению к одному или всем трем этим посланиям, хотя такое название закрепилось за ними в литературе гораздо позднее – «Пастырскими посланиями» их назвал в 1703 г. Д. Н. Бердот.

Это название весьма подходит им по смыслу, поскольку они касаются пастырской опеки и надзора за местными общинами. Апостол рассматривает шесть главных тем. Первая связана с церковным учением и тем, как оградить его от тлетворного влияния ложных учений (1:3–20). Вторая тема – общественное богослужение в церкви, его вселенское значение для всего человечества, а также проблема поведения мужчин и женщин на богослужении (2:1–15). Третья тема – общее руководство в церкви; апостол пишет о пастырстве, и особенно об условиях избрания и служения пресвитеров (епископов) и дьяконов (3:1–16). Четвертая тема: после наказов и предписаний, непосредственно вытекающих из учения о сотворении, и призывов к личному благочестию (4:1–10) Павел обращается к местному церковному руководству, так наставляя молодых служителей, чтобы их советы слушали и не пренебрегали ими (4:11 – 5:2). Пятая тема – социальная ответственность и обязанности в церкви не только перед вдовами, но и перед пресвитерами и рабами (5:3–6:2). Шестая тема – ответ тем, кто считает, «будто благочестие служит для прибытка», т. е. об отношении церкви к материальным ценностям (6:3–21); Павел говорит и о зависти, и о сребролюбии.

Это мудрые наставления для местной общины в каждом поколении (во времени) повсюду (в пространстве). Как можно говорить, что Писание несовременно! Кальвин, в своем посвящении комментария графу Сомерсетскому в 1556 г., назвал это послание «крайне актуальным» для своего времени[45]45
  Calvin, p. 182.


[Закрыть]. По прошествии более четырехсот лет, мы можем повторить его слова, соотнеся их с нашим временем. Поистине «Библия говорит сегодня».

Письмо начинается с традиционного приветствия. Павел представляет себя как автора письма, Тимофея – как адресата и Бога – как источника благодати, милости и мира. Он, таким образом, представляет три действующие лица послания. Он не довольствуется, однако, простым приветствием «Павел Тимофею: благодать…»; роль каждого из действующих лиц тщательно разработана.

В девяти из своих тринадцати посланий Павел называет себя апостолом Иисуса Христа и добавляет к этому упоминание о призвании, поручении или воле Божьей. В данном случае: по повелению Бога, Спасителя нашего, и Господа Иисуса Христа, надежды нашей (1:1). Таким образом, Павел заявляет о своем статусе апостола Христова наравне с Двенадцатью, назначенными и названными «апостолами» Самим Иисусом (Лк. 6:13). Он подчеркивает, что не сам назначил себя и что не был назначен Церковью. Он не был одним из тех, кого называют «посланниками церквей» (напр.: 2 Кор. 8:23; Флп. 2:25) и кого мы могли бы назвать «миссионерами». Нет, он апостол Христов, избранный, назначенный, облеченный доверием и утвержденный Самим Христом без всякого церковного посредничества. Чтобы оставить в стороне всякие рассуждения на эту тему или неверное истолкование этого, Павел добавляет, что Бог-Отец вместе с Иисусом Христом сделал это; именно по Его повелению он стал апостолом. Эта формула по повелению (kat’ epitagen), очевидно, использовалась в официальных документах, примерно соответствуя обороту «по приказу»[46]46
  Simpson, p. 24.


[Закрыть], и Локк пишет, что она «предполагает царское повеление, которому надлежит повиноваться»[47]47
  Lock, p. 5.


[Закрыть].

Далее Павел рассматривает свое апостольство в историческом контексте, начало которого положено спасительным деянием Бога, Спасителя нашего, в рождении, смерти и воскрешении Иисуса, а кульминация его – в Господе Иисусе Христе, нашей надежде, Его личном и славном пришествии: Он и опустит занавес исторического времени. Павел может даже иметь в виду, что в промежуток времени между двумя крайними точками будет провозглашено апостольское благовестие по всему миру.

Далее Павел обращается к Тимофею как к истинному сыну в вере, поскольку, вследствие подлинного апостольства Павла во Христе, Тимофей является его настоящим духовным сыном. GnEsios («истинный», или «подлинный») – термин, который использовался по отношению к детям, рожденным в законном браке, «законнорожденным». Вероятно, здесь можно уловить намек на обстоятельства физического рождения Тимофея: поскольку его отцом был грек, иудейский закон мог рассматривать его как незаконнорожденного. В духовном отношении, однако, Тимофей был истинным сыном Павла, отчасти потому, что апостол обратил его в веру, а также потому, что Тимофей был верным последователем Павла и в его учении, и в его образе жизни (ср.: 1 Кор. 4:17; Флп. 2:22; 2 Тим. 3:10 и дал.). Характеризуя таким образом Тимофея, Павел стремится укрепить его авторитет в церкви.

Представив себя и Тимофея, Павел обращается к Богу, Который связывает их в единую семью. Их объединяет общая благодать, милость и мир. Каждое из этих слов говорит нам нечто о человеческих обстоятельствах. «Благодать» есть проявление незаслуженной благости, доброты Бога по отношению к грешнику, «милость» – Его сострадание к несчастным, которые не могут сами спасти себя, а «мир» означает Его примирение с теми, кто был отчужден от Него и друг от друга. Все это восходит к одному источнику: от Бога, Отца нашего, и Христа Иисуса, Господа нашего (1:2). Таким образом, Отец и Сын объединены неразрывно как единый источник божественного благословения, также и в ст. 1 они представлены как один Автор божественного повеления, Который создал Павла как апостола.

1 Тим. 1:3–20
1. Апостольское учение

Отходя в Македонию, я просил тебя пребыть в Ефесе и увещавать некоторых, чтобы они не учили иному 4 и не занимались баснями и родословиями бесконечными, которые производят больше споры, нежели Божие назидание в вере. 5 Цель же увещания есть любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной веры, 6 от чего отступивши, некоторые уклонились в пустословие, 7 желая быть законоучителями, но не разумея ни того, о чем говорят, ни того, что утверждают. 8 А мы знаем, что закон добр, если кто законно употребляет его, 9 зная, что закон положен не для праведника, но для беззаконных и непокоривых, нечестивых и грешников, развратных и оскверненных, для оскорбителей отца и матери, для человекоубийц, 10 для блудников, мужеложников, человекохищников (клеветников, скотоложников), лжецов, клятвопреступников, и для всего, что противно здравому учению, 11 по славному благовестию блаженного Бога, которое мне вверено.

Это введение представляет исторические и географические обстоятельства в период написания послания. Оно говорит о посещении Павлом Македонии и остановке Тимофея в Эфесе. Поскольку эти события не совпадают с описанными Лукой в Деяниях, комментаторы предполагали с самых ранних дней Церкви, что Павел был освобожден из-под домашнего ареста – где он находился в течение двух лет в Риме, когда Лука встречался с ним (Деян. 28:30,31) – и возобновил свои миссионерские путешествия. Павел пишет, что, отходя в Македонию, он в то время просил Тимофея пребыть в Ефесе (3). Мы не можем с уверенностью утверждать, что Павел сам был в Эфесе, когда убеждал Тимофея остаться там. Ясно лишь, что он некогда просил об этом Тимофея и теперь подтверждает сказанное в письменной форме. Дело в том, что он поручил Тимофею отрегулировать церковные дела в Эфесе и в первую очередь – увещавать некоторых, чтобы они не учили иному (3).

Прежде всего Павел заостряет внимание на важности сохранения верности истинному, или «здравому», учению и отвержения ложного, или «иного», учения. Эта мысль звучит диссонансом в конце XX в.: большинство сообществ сегодня не только плюралистичны по своему характеру и все дальше развиваются в этом направлении (смешиваясь в этническом и религиозном отношении), но и сам этот «плюрализм» как идеология все больше поощряется в обществе как «политически корректный». Так утверждается равноценность каждой религии как явления культуры и порицается любая попытка обратить людей в истинную веру. Действительно, согласно одному из основополагающих принципов «постмодернизма», нет такого понятия, как объективная истина, нет одной универсальной и вечной истины. Напротив, каждый прав по-своему, у каждого своя истина. У тебя своя, а у меня своя правда, и они могут резко отличаться одна от другой, даже противоречить друг другу. Как следствие этого, призовой награды достойна терпимость, это высшая добродетель. Терпимость проявляется ко всему, за исключением тех, кто утверждает, что одни идеи истинные, а другие ложные, так же как есть добрые и есть злые дела.

Ни один из последователей Христа не может принять такой абсолютный субъективизм, ибо Христос сказал, что Он есть истина, что Он пришел засвидетельствовать об истине, что Святой Дух есть Дух истины и что истина сделает нас свободными (Ин. 14:6; 18:37; 16:13; 8:32). Следовательно, истина имеет значение, истина, которую Бог открыл через Христа и Своим Духом. Иисус заботливо предостерег нас об опасности лжеучителей. Так же поступали и апостолы.

Действительно, Павел просит Тимофея остаться в Эфесе именно для того, чтобы препятствовать распространению ложного учения. Он характеризует этих учителей как «учащих иному» – heterodidaskaleo – иному (heteros) учению, что не означает в первую очередь «ложному» (NIV), или «чуждому» (JB), или «ошибочному» (REB), или «новому» (JBP), но просто «другому» (NRSV), в отличие от учения апостолов. Аналогичным образом, Павел сетует, что галаты оставили благодать Христа и перешли к «иному благовествованию» (Гал. 1:6), и опасается, как бы коринфяне не уклонились к «другому Иисусу», «иному Духу», не приняли бы «иное благовестие» вместо того, которое было им первоначально проповедано (2 Кор. 11:1 и дал.).

Глагол heterodidaskaleO, который Павел использует и в 1:3, и в 6:3, ясно показывает, что есть нормативное учение, от которого отклонились лжеучителя. Оно в Пастырских посланиях называется по-разному: «вера» (1 Тим. 1:4,19; 3:9; 4:1,6,12; 6:10,12,21; 2 Тим. 3:8; 4:7; Тит. 3:15), «истина» (1 Тим. 2:4,7; 3:15; 4:3; 6:5; 2 Тим. 2:18,25; 3:7,8; 4:4; Тит. 1:1,14), «здравое учение» (1 Тим. 1:10; 6:3; 2 Тим. 1:13; 4:3; Тит. 1:9; 2:1), «Божие… учение» (1 Тим. 6:1), «истинное слово» (Тит. 1:9). Почти перед каждым из этих существительных стоит определенный артикль, указывающий на то, что уже существовало учение, с которым должны согласовываться все другие положения. Это было учение Иисуса Христа (1 Тим. 6:3) и Его апостолов (1 Тим. 1:11; 2:7; 2 Тим. 1:13; 2:2; 3:10,14).

Сказанное Павлом в ст. 3–20 первой главы относится последовательно к трем учителям или группам учителей. Во-первых, он характеризует лжеучителей и их неверное толкование закона (3–11); во-вторых, он ссылается на самого себя, прежде – преследователя Христа, а ныне Его апостола, и на Евангелие, которое он проповедует (12–17); в-третьих, он обращается к Тимофею и дает ему наказ бороться за истину (18–20). Весь отрывок носит сугубо личностный характер. Павел начинает каждый параграф с глагола в первом лице единственного числа: «я просил» (3), «благодарю… Христа Иисуса Господа нашего» (12) и «преподаю тебе» (18).

Сбылось сделанное Павлом пятью годами ранее предсказание о том, что «лютые волки» войдут в Эфес и не пощадят стадо Христово (Деян. 20:29). Но кто они такие и чему они учили?

Павел пишет, что они желают быть законоучителями (7). Таким образом, heterodidaskaloi (лжеучителя) здесь представлены как nomodidaskaloi (законоучителя). Это последнее греческое слово может означать, однако, и совершенно законную деятельность. Лука использует этот термин по отношению к фарисеям, которые учили закону Моисееву (Лк. 5:17), а также к знаменитому Гамалиилу (Деян. 5:34). Что же плохого в обучении закону? В наши дни существует крайняя нужда в христианских учителях нравственного закона (десять заповедей в изложении Иисуса Христа в Нагорной проповеди), поскольку именно закон дает нам осознание нашей греховности и учит нас любить ближнего (Рим. 3:20; 13:8 и дал.). И, действительно, мы знаем, что закон добр, если кто законно употребляет его (ст. 8; ср.: Рим. 7:12,16). Тогда очевидно, что закон можно использовать во благо и во зло, законно и незаконно. Прежде всего, мы задаемся вопросом, что же делали лжеучителя, используя закон неверно?

1) Неверное использование закона

Тимофею поручено увещевать лжеучителей не заниматься баснями и родословиями бесконечными (4). Басни – здесь это легенды или мифы (mythoi), которые далее Павел относит к категории «негодных… и бабьих басней» (4:7), к «иудейским басням» (Тит. 1:14), которые отвращают «от истины» (2 Тим. 4:4). Слово родословия, с одной стороны, вполне естественно ассоциируется с генеалогиями в Книге Бытие, где прослеживаются родословия патриархов. Локк, вероятно, был прав, когда утверждал, что эти два слова «нужно рассматривать совместно: mythoi (мифы) определяются genealogiai (родословиями), легендами о генеалогиях», которые встречаются в Аггаде или раввинистических преданиях[48]48
  Lock, p. 8.


[Закрыть].

Два древних иудейских документа проливают свет на то, что хотел сказать Павел. Во-первых, это Книга Юбилеев[49]49
  The Book of Jubilees or The Little Genesis, translated, edited and introduced by R. H. Charles (A. and C. Black, 1902).


[Закрыть]. Она датируется временем между 135-м и 105 гг. до н. э. и пересказывает ветхозаветную историю с точки зрения фарисеев – от сотворения мира до дарования закона на Синае. В ней история подразделяется на «юбилеи» (периоды в 49 лет) и утверждается уникальность и избранность Израиля среди всех других народов. Вторая книга – «Библейские древности Филона Александрийского» (переведена, отредактирована и издана М. Р. Джеймсом)[50]50
  The Biblical Antiquities of Philo. Translated, edited and introduced by M. R. James (SPCK, 1917).


[Закрыть]. Правда, сам Джеймс считает ее «абсолютно необоснованной и даже смешной»[51]51
  Ibid., p. 7.


[Закрыть]. Написанная вскоре после разрушения Иерусалима в 70 г., она пересказывает значительную часть ветхозаветной истории от сотворения Адама до смерти Саула. Главная цель этой книги – уберечь вечные ценности закона от посягательств эллинизма.

Таким образом, обе книги тенденциозно представляют часть ветхозаветной истории. Обе они подчеркивают нерушимость Израиля и закона. И обе украшают свое повествование разнообразными вымыслами. Автор «Библейских древностей» пополняет свой рассказ «мифическими генеалогиями»[52]52
  Ibid., pp. 33, 34.


[Закрыть], которые занимают гл. 1, 2, 4 и 8. А в Книге Юбилеев приводятся имена всех детей Адама и Евы, семейства Еноха, предков и потомков Ноя и семидесяти человек, которые ушли в Египет.

Возможно, именно такого рода литературу имеет в виду Павел, когда пишет о законе, баснях и родословиях. Видимо, лжеучителями в первую очередь были заблуждавшиеся иудеи, что подтверждается упоминанием «обрезанных» (Тит. 1:10). Однако эти учителя закона не были «иудаистами», против которых выступает Павел в Послании к Галатам и которые учили, что спасение достигается через исполнение закона, поскольку в Пастырских посланиях нет намека на повторение этого противостояния. Речь может идти о тех, кто принимал аллегорическое истолкование Писаний. Они были весьма склонны высказывать разного рода догадки и трактовали закон (т. е. Тору) в соответствии со своими домыслами; для Павла же такой подход был слишком легкомысленным. Бог дал Свой закон Своему народу для более серьезных целей.

Примечательно, что у лжеучителей проявлялись и гностические, и иудейские тенденции. Так, например, они запрещали вступление в брак и употребление некоторой пищи (4:3 и дал.). Это было проявлением ложного аскетизма, не совместимого с доктриной сотворения, и следствием отрицания гностиками материи как зла. Некоторые из Отцов ранней Церкви, особенно Ириней и Тертуллиан, высказывались именно в таком ключе. Оба они утверждали, что в 1 Тим. 1 Павел имел в виду гностицизм, достигший полного расцвета уже в их время, в конце II в., и оба ссылались на известного гностического лидера из Египта, Валентина. «Когда он [Павел] упоминает бесконечные родословия, мы узнаем в этом Валентина», – пишет Тертуллиан[53]53
  Tertullian, Prescriptions against Heretics 33, translated by H. Bindley, in W. J. Spar row Simpson and W. K. Lowther Clarke (eds.), Early Church Classics 1 (SPCK, 1914); cf. Irenaeus.


[Закрыть]. Оба автора дают краткий обзор гностических взглядов: материя есть зло; верховный Бог поэтому не может быть Творцом; пропасть между Ним и миром заполняется последовательным испусканием так называемых «эонов»; один из них достаточно далеко удалился от Бога, чтобы создать материальный мир; так создалась «мифическая генеалогия тридцати эонов»[54]54
  Tertullian, op. cit.


[Закрыть].

Здесь нужно отметить два момента. 1. Павел не предсказывал будущий расцвет гностицизма во II в., но описывал реалии, с которыми столкнулся Тимофей в свое время, когда гностицизм еще только набирал силу. 2. Нет оснований утверждать, что гностики когда-либо сопоставляли эоны с «родословиями», как это делают Ириней и Тертуллиан. В заключение мы можем сказать, что высказывания Павла позволяют предположить, что он имел в виду лжеучение, включавшее в себя элементы иудаизма и гностицизма: «гностический иудаизм» или «иудейские формы гностицизма»[55]55
  Dibelius and Conzelmann, p. 17


[Закрыть].

Павел указывает на два следствия этого ложного учения, которых уже достаточно, чтобы его осудить. Оно заграждает путь вере и любви. Апостол пишет, что басни и родословия порождают споры, разногласия (4). Слово ekzetesis, переведенное как споры, может означать либо «спор» (NIV), либо «бесполезные словопрения» (BAGD). Фактически оно объединяет в себе оба эти значения.

Прежде всего, ложное учение скорее увеличивает бесполезные споры, нежели разъясняет Божие назидание в вере (4). Слово oikonomia, переведенное как «назидание», может означать еще «водительство» или «план» (REB). Речь, вероятно, идет о раскрытии замысла Божьего о спасении, в котором все мы принимаем участие и на который мы должны откликаться верой. Пустые споры вызывают сомнения, тогда как откровение Божье пробуждает веру.

Кроме того, ложное учение ведет к разногласиям, производит «споры и распри о законе» (Тит. 3:9), тогда как цель… увещания (или, возможно, «цель всей христианской проповеди»[56]56
  Lock, p. 10.


[Закрыть]) есть любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной веры (5). Такая любовь, исходящая из глубин нашего сердца, сознания и веры, не запятнана ложью и не определяется какими-то эгоистическими побуждениями. От чего (т. е. от чистого сердца, незамутненного сознания и истинной веры) отступивши, некоторые уклонились в пустословие. Оба глагола – astocheo («отступиться») и ektrepo («уклониться») – указывают на важность придерживаться правильного направления.

Таким образом, Павел рисует двойное противоречие: между словопрениями и верой в откровение Божье и между любовью к тому или другому. Здесь для нас два практических теста, которыми проверяется все учение в целом. Первый касается веры: исходит ли она от Бога, согласуясь с апостольским учением (которое может быть получено по вере), или это продукт нашего богатого воображения? Второй тест – проверка на любовь: производит ли она единство в теле Христовом или, если нет (поскольку истина сама по себе может разделять людей), то не является ли она безответственной и ведущей к расколу? «Вера» – мы получаем ее от Бога; «любовь» – она строит здание Церкви. «Он оценивает учение по его плодам»[57]57
  Calvin, p. 190.


[Закрыть]. При оценке любого учения главное – понять, ведет ли оно к прославлению Бога и благу для Церкви. Учение лжеучителей не дает таких результатов. Оно производит, напротив, споры и разногласия.

2) Правильное использование закона

Мы переходим к обсуждению правильного использования закона. Лжеучителя, желающие быть законоучителями, не разумеют при этом ни того, о чем говорят, ни того, что утверждают (7). В отличие от них, Павел твердо уверен в своих знаниях: А мы знаем, что закон добр, если кто законно употребляет его (8), зная, что закон положен… для беззаконных (9). Сложив вместе эти две истины, которые, по словам Павла, мы знаем, мы приходим к парадоксальному выводу о том, что законное употребление закона предназначается для беззаконных. Весь закон предназначен для тех, чьи устремления направлены не на соблюдение, но на нарушение закона. «Целью закона является не праведник, но грешник»[58]58
  Simpson, p. 31.


[Закрыть].

Небезынтересно рассмотреть исторический аспект этого вопроса, поскольку реформаторы много бились над выяснением истины о назначении закона. Лютер выразил свою позицию по этому вопросу в своей работе «Лекции о Послании к Галатам» (1535). Он писал: «Закон был дан для двух целей. Во-первых, для „политической“, или „гражданской“; закон был призван обуздать варваров, „нецивилизованных людей“»[59]59
  Luther’s Works 26, ed. Jaroslav Pelikan (Concordia, 1963), pp. 274, 275, cf. pp. 308–310.


[Закрыть]. Второе и главное назначение закона – «теологическое», или «духовное». Это мощное оружие сокрушения самоправедности человека[60]60
  Ibid., pp. 309–316.


[Закрыть]. Он «показывает грех человека, а признав свой грех, человек может смирить себя, испугаться и умалить себя, возжелав получить благодать и благословение Благословенной Отрасли [Христа]»[61]61
  Ibid., p. 327.


[Закрыть]. Именно в этом смысле «закон был для нас детоводителем ко Христу» (Гал. 3:24). В другом месте Лютер указывает, что закон имеет и третье назначение; мы должны «учить закон прилежно и внушать его людям»[62]62
  Lectures on Genesis, Luther’s Works 3, ed. Jaroslav Pelikan (Concordia, 1961), p. 85.


[Закрыть], хотя он не подчеркивал это особо.

Однако, «Формула согласия» (1577), которая после смерти Лютера вызвала споры вокруг его учения, ясно растолковывает в своей шестой статье три аспекта использования закона. Закон рассматривается как страж человеческого общества (Рим. 13:1 и дал.), как призыв к покаянию и вере (Гал. 3:24) и как руководство для Церкви. По латыни эти три назначения закона звучат следующим образом: usus politicus (ограничить зло), usus pedagogus (вести к Христу) и usus normativus (дать критерии поведения верующих).

Кальвин принимал эти три функции закона, но поменял местами порядок двух первых и подчеркивал особое значение третьей… Его книга «Наставление в христианской вере» посвящена рассмотрению причин дарования закона. Во-первых, в нем заключена функция наказания, поскольку он «показывает нам, что мы не имеем оправдания», а потому вызывает в нас отчаяние. Затем, «нагие и опустошенные», мы «прибегаем к Его [Божьей] милости, полностью полагаясь на нее, сокрываемся в ней и хватаемся за нее одну, стремясь к праведности и достоинству»[63]63
  J. Calvin, Institutes of the Christian Religion, translated by F. L. Battles (Collins, 1986), II.7.1–9.


[Закрыть].

Во-вторых, закон сдерживает злодеев, поскольку под действием «страха и стыда» злоумышленники уже не осмеливаются делать все, что хотят, а тем самым общество ограждается от их злодеяний. В этом отношении закон действует как сдерживающее средство, но не изменяет при этом сердце грешника[64]64
  Ibid., II.7.10–11.


[Закрыть].

«Третье и принципиально важное назначение закона», его настоящая цель, по Кальвину, состоит в том – и это в некотором отношении прошло мимо внимания Лютера, – что «его место – среди верующих, в чьих сердцах уже живет и действует Дух Божий». Закон «есть наилучший инструмент, используемый для того, чтобы научить нас познавать волю Божью, поскольку постоянные размышления о законе помогают верующему подняться до уровня послушания закону, укрепляться в нем и не вступать на скользкую тропу прегрешений»[65]65
  Ibid., II.7.12


[Закрыть]. Действительно, именно в этом «радостном повиновении» можно найти подлинную «христианскую свободу»[66]66
  Ibid., II.19.1–5.


[Закрыть].

Таким образом, согласно представлениям Кальвина, у закона есть три функции: наказующая (осуждение грешника и привлечение его к Христу), сдерживающая (обуздание злоумышленников) и, особенно, воспитательная (обучение и увещание верующих).

О каких из этих трех функций говорит Павел в своем Первом послании к Тимофею? О какой из них сказано, что «закон положен… для беззаконных»? Конечно, о второй, которая касается ограничения злодеев. Кальвин писал: «Апостол, по-видимому, имел в виду именно эту функцию закона, когда учил, что „закон положен не для праведника, но для беззаконных и непокоривых“ (1 Тим. 1:9,10)»[67]67
  J. Calvin, Institutes of the Christian Religion, translated by F. L. Battles (Collins, 1986), II.7.10.


[Закрыть].

Но слова Павла, по-видимому, можно отнести к первой и третьей целям закона, поскольку закон выявляет суть и осуждает беззаконных (Рим. 3:20), а затем, после того как они приходят к Христу за прощением, он наставляет их на жизнь в согласии с законом. Другими словами, все три функции закона относятся к нарушителям закона, срывают с них маску, судят и обуздывают их, а также исправляют и наставляют на правильный путь.

Только потому, что мы, как падшие существа, имеем природную склонность к беззаконию (поскольку «грех есть беззаконие», 1 Ин. 3:4), мы нуждаемся в законе. Ключевая мысль, что закон не для праведника, но для беззаконных (9), не подразумевает тех, кто праведен в смысле «оправдан», поскольку Павел в другом месте подчеркивает, что праведный все еще нуждается в законе для своего освящения (напр.: Рим. 8:4; 13:8). Это также не означает, что некоторые люди настолько праведны, что не нуждаются в направляющем действии закона, но иные лишь думают, что являются таковыми. Аналогичным образом, когда Иисус говорит: «Я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию» (Лк. 5:32), Он не имеет в виду, что есть некие праведники, которые не нуждаются в призывах к покаянию, но лишь то, что иные считают себя поистине праведными. Слово «праведность» в данном контексте означает «самоправедность».

Фундаментальный принцип, заключающийся в том, что закон необходим для преступающих его, относится к любой категории законов. Так, например, ограничение скорости на дорогах требуется потому, что на дорогах полно беспечных водителей. Мы ставим ограду вокруг своих домов, чтобы предотвратить посягательство на свою собственность. Нам нужны законы о гражданских правах и расовых взаимоотношениях, чтобы защитить граждан от нарушения их прав, расовой дискриминации и эксплуатации. Если каждый мог бы и был готов защищать и уважать права другого, тогда законы такого рода были бы не обязательны.

То же справедливо в отношении закона Божьего. Его запреты и санкции относятся к беззаконию. И Павел далее иллюстрирует принцип «закона для беззаконных» на одиннадцати примерах. Первые шесть слов он соединяет попарно, и эти понятия носят более общий характер. Он пишет, что закон положен… для беззаконных и непокоривых (у которых нет принципов и самоконтроля), нечестивых и грешников (которые бесчестят Бога и далеко отстоят от праведности) и развратных и оскверненных (которые лишены всякого благочестия и благоговения). Здесь говорится о наших обязанностях перед Богом в целом. Но поскольку следующие пять слов отображают наши конкретные обязательства перед ближними, то естественно спросить, не являются ли первые шесть определений отражением наших особых обязательств перед Богом. Джордж У. Найт полагает именно так[68]68
  Knight (1992), рp. 84, 85.


[Закрыть]. Опираясь на последующее упоминание наших родителей – отца и матери, – он полагает, что термин оскверненные (bebelos) может означать святотатство в смысле нарушения субботы (четвертой заповеди); развратный (anosios) – тот, кто произносит имя Божье непочтительно, без должного благоговения (третья заповедь); грешники (hamartolos) – намек на идолопоклонников (вторая заповедь); нечестивые (asebes) – те, кто нарушает первую заповедь о любви к Богу. Такое объяснение позволяет отнести слова беззаконные (anomos) и непокоривые (anypotaktos) к тем, кто отрицает все законы и необходимость дисциплины. Такая реконструкция выглядит несколько надуманной, но она может быть вполне корректной, хотя и требующей доказательств.