Текст книги "Первое послание к Тимофею и Послание к Титу. Жизнь поместной церкви"

2. Аргументы против авторства Павла

Аргументы, выдвинутые против авторства Павла, можно объединить в несколько групп: исторические, лингвистические, теологические и этические. Рассмотрим их по порядку.

1) История

Как мы уже видели, тексты 1 Тим. и Тит. предоставляют читателю информацию об исторических обстоятельствах, при которых были написаны эти послания.

Павел пишет, что, прибыв в Македонию, он убедил Тимофея остаться в Эфесе, чтобы обуздать широко распространившуюся там ересь, и аналогичным образом он оставил Тита на Крите, прося его закончить незавершенные дела, и особенно это касалось назначения в каждом городе достойных пресвитеров. Но когда имели место эти события в Македонии, Эфесе и на Крите? Когда Павел зазимовал в Никополе (Тит. 3:12), оставив в Троаде свой фелонь и книги (2 Тим. 4:13) и оставив больного Трофима в Милите (2 Тим. 4:20)? Невозможно точно определить маршрут следования Павла (хотя такие смелые попытки и предпринимались) и время посещения именно этих мест по описаниям Луки в Деяниях. И как мы можем определить время его пребывания в Риме, тюремного заключения и судебного разбирательства его дела там (2 Тим. 1:16 и дал.; 4:16 и дал.)?

Трудно точно сопоставить исторические и географические данные в этих Пастырских посланиях с информацией, приводимой у Луки, и это позволило ряду исследователей отвергнуть мнение о том, что они были выдуманы, и принять известную хронологию событий по Евсевию Кесарийскому из его знаменитой, написанной в IV в. «Церковной истории». Евсевий писал, что Павел был освобожден из тюрьмы после двухлетнего заточения, о котором упоминает Лука (Деян. 28:20); далее же приводится история его миссионерских путешествий, когда он добрался даже до Испании, куда стремился (Рим. 15:24,28), вплоть до момента его нового ареста, заключения под стражу, нового судебного разбирательства и вынесения окончательного приговора и казни. Хотя восстановление такой последовательности событий носит несколько спекулятивный характер, опираясь почти исключительно на данные Евсевия, однако представленные таким образом события достаточно хорошо сопоставляются с историческими аллюзиями в этих Пастырских посланиях, что не позволяет обвинить автора в подделке, выдумке или небылице.

2) Лексика

В 1921 г. вышла в свет книга П. Н. Харрисона «Проблема Пастырских посланий» (The Problem of the Pastoral Epistles), посвященная в основном лингвистическим вопросам. Автор выдвигает четыре главных аргумента против авторства Павла.

Во-первых, из 848 слов, использованных в этих посланиях, 306 не встречаются ни в одном из десяти других, приписываемых Павлу. Далее, в этих Пастырских посланиях есть большее (по сравнению с другими текстами Павла) количество (175) так называемых hapax legomena, слов, которые встречаются в данном документе только один раз. Эти лингвистические особенности вызывают серьезные сомнения относительно авторства Павла.

Во-вторых, только 542 слова являются общими для этих Пастырских посланий и других десяти писем Павла, что явно свидетельствует, по мнению исследователя, о принадлежности этих посланий перу другого автора.

В-третьих, число слов, характерных для языка Павла, которые отсутствуют в этих посланиях, достигает 1635, из них 580 особенно свойственны апостолу. Это отсутствие столь типичной терминологии Павла «составляет весьма серьезное возражение» против принадлежности Павлу этих Пастырских посланий[4]4
  Harrison (1921), pp. 33, 34.


[Закрыть].

В-четвертых, если же вместо сопоставления словаря данных Пастырских посланий с другими десятью посланиями Павла сравнить его со словарем апостольских отцов и апологетов первой половины II в., то получается противоположный результат. Из 175 hapax legomena в этих Пастырских посланиях 94 постоянно встречаются у ранних Отцов Церкви. Таким образом, «автор этих Пастырских посланий говорит на языке апостольских отцов и апологетов, и при этом отличается от других авторов Нового Завета»[5]5
  Ibid., p. 70.


[Закрыть].

Главный аргумент П. Н. Харрисона – лингвистический, он опирается на него и в работе «Проблема Пастырских посланий» (1921), а затем, спустя 43 года – в работе «Послания Павла и Пастырские письма» (1964). Его кропотливый труд по составлению статистических таблиц, который под силу скорее компьютеру, – настоящий подвиг. В то же время он был излишне самоуверен, когда заявил, что его вывод «является неопровержимым научным фактом»[6]6
  Harrison (1921), p. 84.


[Закрыть].

Работа Харрисона вызвала множество критических отзывов, но обрела и многих сторонников. Доктор Брюс Мецгер поставил перед собой в 1958 г. задачу опровергнуть доводы британских, немецких и шведских исследователей, которые высказали свое сомнение в ценности аргументации, основанной исключительно на статистических лингвистических данных и применяемой к «сравнительно коротким текстам»[7]7
  Metzger (1958), p. 94.


[Закрыть]. Также и профессор Моул уверен: «Нет никаких веских оснований отрицать авторство Павла в отношении какого-то послания только потому, что его лексика и стиль отличаются от тех, авторство которых признано»[8]8
  Moule, p. 115.


[Закрыть]. Существует несколько возможных причин изменения языка и стиля в посланиях Павла. Дональд Гатри суммирует их следующим образом: «разные темы посланий», «более преклонный возраст», «изменение обстановки» и «разные адресаты»[9]9
  Guthrie (1990), p. 240.


[Закрыть]. Кроме того, с чем соглашается и сам Харрисон, трудно ожидать полной идентичности словаря и стиля у каждого автора, «тем более у такого разностороннего, гибкого, оригинального, со свежими мыслями, впечатлительного и творческого, как апостол Павел»[10]10
  Harrison (1921), p. 45.


[Закрыть]. В этом высказывании Харрисона сквозит явное противоречие с его собственным тезисом. Как справедливо заметил Симпсон, «великие души не умеют подражать себе»[11]11
  Simpson, р. 15.


[Закрыть].

Есть два возможных объяснения лингвистических особенностей этих Пастырских посланий. 1. Павел прибегал к помощи секретаря в своей переписке, о чем я скажу позже. 2. Очень часто Павел, особенно в 1 Тим., использовал «предварительный» материал: доксологии, вероучительные формулы и гимны, многие из которых введены такими оборотами, как «по правде говоря», «зная это». Доктор Эллис, который обратил внимание на это явление, подсчитал, что таких «предварительных формулировок» около 43 процентов в 1 Тим., 46 процентов в Тит. и 16 процентов во 2 Тим.[12]12
  Ellis (1993), pp. 664, 665.


[Закрыть]

3) Учение

Некоторые исследователи невысоко оценивают теологию (или ее отсутствие) в этих Пастырских посланиях. Хансон, например, заявляет, что «в этих посланиях полностью отсутствует единая тема, и даже „создается впечатление какой-то бессвязности“». Он считает причиной этого «отсутствие теологии у самого автора, который передает теологию других людей»[13]13
  Hanson (1968), p. 110.


[Закрыть]. Но такая низкая оценка вызывает возражение других исследователей, и среди них доктор Франс Янг, который без труда объединяет в одно целое богословское учение этих трех посланий.

Некоторые критики сетуют, что не могут найти в этих Пастырских посланиях ни доктрину Троицы, представленную в более ранних посланиях, ни Благую весть о спасении. Однако Пастырские послания, несомненно, отражают благодатную, спасительную инициативу «Бога нашего Спасителя», Который отдал Своего Сына, искупившего нас Своей смертью и очистившего нас как особый народ для Себя. Он оправдывает нас по Своей милости и возрождает нас Своим Духом для новой жизни. Доктор Филипп Таунер утверждает, что спасение как нынешняя реальность является «центральной вестью» этих Пастырских посланий[14]14
  Towner (1989), рр. 118, 119.


[Закрыть] и что нынешнее время есть век спасения, который освещается и вдохновляется воплощением и вторым пришествием, – событиями, связанными с Христом, которые начинают и завершают это спасение[15]15
  Towner (1986), рр. 427, 428.


[Закрыть].

Совершенно иной точки зрения придерживается профессор Эрнст Кэземанн, который пишет, что он не может рассматривать в качестве посланий Павла те, в которых церковь стала «центральной темой теологии», «Евангелие стало семейной вестью», а образ Павла «густо размалеван церковным благочестием»[16]16
  Jesus Means Freedom (SCM, 1969), рр. 89, 97.


[Закрыть]. Можно лишь возразить, что это сугубо личное мнение. Более ранние послания Павла ярко продемонстрировали его высокое учение о Церкви и служении, и Лука говорит нам, что именно Павел придерживался обычая рукополагать пресвитеров в каждой общине начиная со своего первого миссионерского путешествия (Деян. 14:23). И его наставления в Пастырских посланиях относительно выбора и назначения епископов, поведения на богослужении в местной общине и о приверженности здравому учению хорошо согласуются с этим. Это не верно, что церковные структуры, которым уделяет внимание Павел в своих Пастырских посланиях, соответствуют II в., включая возникновение иерархии во главе с епископом, свидетельства о чем мы впервые встречаем у епископа Игнатия (ок. 110 г.). В Пастырских посланиях еще нет разделения служителей на три уровня: епископов, пресвитеров и дьяконов, поскольку наименование «епископ» означало не сан, а должность среди других пресвитеров.

4) Этика

Мартин Дибелиус первый применил эпитет «буржуазный» к образу жизни христиан, который рассматривается в Пастырских посланиях. Профессор Дж. Хоулден уточняет, что если «буржуазный», «то, конечно, мелкобуржуазный»[17]17
  Houlden, pp. 64, 65.


[Закрыть]. Роберт Каррис тоже писал об этике «среднего класса» в Пастырских посланиях[18]18
  Karris (1979), p. 64.


[Закрыть]. Эти исследователи имеют в виду дух конформизма по отношению к господствующим социальным ценностям, которым, по их представлениям, пропитаны нравственные наставления Пастырских посланий. Совершенно справедливо сказано, что автор озабочен публичным образом церкви и ее eusebeia, что подчас означает личное благочестие, но временами выступает в качестве синонима «религии».

С другой стороны, в этих посланиях большое внимание, как и во всех других посланиях Павла, уделяется таким христианским качествам, как вера и любовь, а также чистота, добрые дела и уверенность в вечной жизни, к которой они приводят. Преданность Христу все еще имеет радикальные последствия; мы – пилигримы, устремляющие свой путь домой к Богу и призванные прожить эту жизнь в свете грядущего (напр.: 1 Тим. 4:8; 6:7 и дал., 19).

Доктор Таунер в своей монографии «Цель нашего наставления», имеющей подзаголовок «Структура теологии и этика Пастырских посланий», высказывает решительный протест против тех, кто истолковывает эти послания как свидетельство «буржуазного христианства», т. е. христианства, которое не ищет ничего другого, кроме комфортабельной жизни в этом мире[19]19
  Towner (1989), p. 9.


[Закрыть], христианства без предназначенной ему миссии. Напротив, под христианской жизнью Павел понимает соединение теологии и этики, жизнь, преобразованную явлением Христа и дарованным Им спасением; такая жизнь прямо противостоит безнравственному поведению, обусловленному ложными учениями. Апостол описывает конкретные обязанности различных групп, и это постоянно мотивируется задачами христианской миссии[20]20
  Другой критик Дибелиуса, используя эпитет «буржуазный», введенный Киддом, обнаруживает «три уровня значения» в понимании Дибелиусом «буржуазного» христианства, а именно: а) социально низкое происхождение (из слоев бедноты, что было характерно для первых христиан); б) культурная ассимиляция (восприятие господствующей культуры, а не ее критика) и в) отсутствие героического консерватизма (в отличие от радикального вызова подлинно христианской этики). Доктор Кидд производит тщательную оценку этих трех элементов в ходе рассмотрения социально-экономического положения церквей, которые посетили Тимофей и Тит.


[Закрыть].

Рассмотрев язык, учение и этику Пастырских посланий, мы должны согласиться с доктором Дж. Н. Д. Келли в том, что «доводы против авторства Павла определенно нельзя назвать убедительными»[21]21
  Kelly, p. 30.


[Закрыть]. Разная лексика вовсе не является указанием на другого автора; есть и другие возможные объяснения этого. Что касается теологии, то и здесь «критики, по-видимому, несколько перестарались. Различий не только меньше, чем они заявляют, но некоторые положения очень важны с точки зрения развития идей, ранее высказанных в предыдущих посланиях»[22]22
  Ibid., p. 31.


[Закрыть].

3. Аргументы за и против псевдонимного автора

Никто не станет отрицать, что в греко-римском мире практика приписывания тех или иных литературных произведений великим учителям прошлого была широко распространена. Разногласия касаются того, всегда ли произведение под чужим именем писалось с целью обмана.

1) Попытка восстановить авторство

Харрисон высказывает предположение, что автором Пастырских посланий был «преданный, искренний и серьезный приверженец Павла», который жил в Риме или Эфесе и написал эти послания в начале правления императора Адриана (117 г.). Он знал и хорошо изучил все десять посланий Павла, а также, видимо, имел информацию о «нескольких коротких личных письмах» Павла к Тимофею и Титу. «Он от всего сердца верил благовествованию Павла – как он его понимал»[23]23
  Harrison (1921), p. 9.


[Закрыть]. Столкнувшись с доктринальными и этическими проблемами, вызванными лжеучениями, он и «лучшие умы Церкви» искренне возжелали «вернуть прежнюю апостольскую пламенность и святость» и «снова возжечь героический дух» Павла. Они считали, что наилучшим в данном случае было бы появление «послания от его имени, исполненного его духа, со знакомыми словами, словами великого апостола»[24]24
  Ibid., p. 10.


[Закрыть]. Если это предположение верно, то эти Пастырские послания не являются ни «подлинными» (т. е. они не принадлежат перу святого Павла), ни «подложными» (т. е. они не принадлежат фальсификатору), но они «написанны под псевдонимом» (т. е. их автор не скрывал, что он использовал имя Павла)[25]25
  Harrison (1964), p. 14.


[Закрыть].

Харрисон также убежден, что самые личные строки в этих трех посланиях не были вымышленными и не составлены автором, писавшим под именем Павла, но являются подлинными фрагментами, принадлежащими перу Павла и включенными данным автором, который не знал их первоначального контекста, в свою работу. Харрисон считал, что он определил пять таких фрагментов, и предположил, что они все прекрасно согласуются с повествованием Деяний.

2) Использование псевдонимов в Древнем мире

Доктор Мецгер различает «литературную фальсификацию, или подделку», и «псевдоэпиграфию», т. е. ложную атрибуцию авторства. Под фальсификацией понимается «произведение, созданное или измененное с целью обмана»[26]26
  Metzger (1972), p. 4.


[Закрыть]. К какой из этих категорий должны принадлежать Пастырские послания, если они вышли под псевдонимом? Многие исследователи убеждены, что к ним не применимо определение «фальсификация» или «подлог». Вслед за П. Н. Харрисоном они утверждают, что написавший их под именем Павла автор «не прибегал к злонамеренному обману; необязательно полагать, что он действительно обманул кого-то»[27]27
  Ibid., p. 15.


[Закрыть]. Таким способом христианские богословы защищают концепцию псевдоэпиграфии как особый литературный жанр и совершенно невинную литературную практику. Профессор Моул пишет о «том, что можно назвать благонамеренным использованием псевдонима, безо всякого умысла ввести публику в заблуждение»; согласно тем, кто придерживается этой точки зрения, «автор, написавший под именем Павла, искренне верил, что он передает весть, которую мог бы сообщить и сам апостол»[28]28
  Moule, p. 116.


[Закрыть]. Но он также пишет о неразрешимой проблеме совмещения этой концепции «честного» использования чужого имени с фабрикацией отрывков личного (для Павла) характера в Пастырских посланиях.

Доктор Мецгер тоже высказывает серьезные сомнения по поводу псевдоэпиграфии. Он задает три важных вопроса. Совместима ли этически псевдоэпиграфия с «нормами честности и чистосердечия, с древними или современными нравственными эталонами»? Как следует, с психологической точки зрения, «рассматривать автора, который выдает себя за древний авторитет»? С теологической точки зрения: «может ли произведение, в котором есть подлог, будь он совершен из самых благородных побуждений, рассматриваться как совместимое с характером послания от Бога»[29]29
  Metzger (1972), p. 4.


[Закрыть].

Трудно утверждать, что использование чьего-то имени в таком случае можно воспринимать в качестве невинного литературного приема.

3) Ответ в свете современных христианских представлений

1. Хотя со времен Баура для защитников использования чьего-то известного имени стало привычным утверждать, что это приемлемая практика, в которой нет злонамеренного подлога, они все же «не могут привести исторических свидетельств для подкрепления своих представлений о том, что новозаветная псевдоэпиграфия признавалась как таковая и рассматривалась как вполне невинная практика»[30]30
  Ellis (1992), p. 217.


[Закрыть]. Напротив, доктор Л. Р. Донелсон утверждает: «Мы вынуждены принять, что в христианских кругах использование псевдонима считалось нечестным приемом»[31]31
  Donelson, p. 16. См. также: J. S. Candlish, “On the Moral Character of Pseudonymous Books”, The Expositor 4 (1891), p. 103.


[Закрыть]. Произведение под чужим именем либо воспринималось как достоверное, а потому уважалось, либо, если его автора разоблачали, осуждалось. Нет никаких данных о том, что при раскрытии мнимого авторства каких-то сочинений, они, тем не менее, почитались и уважались. Некоторые комментаторы приводят в качестве примера суждение антиохийского епископа начала III в. Серапиона. Сделав вывод о подложности Евангелия от Петра, он провозгласил такой принцип: «Мы, братия, принимаем и Петра, и других апостолов, как Христа. Но сочинения, написанные под их именем другими, мы отвергаем».

2. Утверждение, что автор, написавший под чужим именем, не намеревался сделать подлог, по-видимому, выглядит как самооправдание. Если никого не ввели в заблуждение, тогда в чем смысл этого ухищрения?

3. Несмотря на уверения, что псевдоэпиграфия – нормальный, вполне невинный литературный прием, многие из нас не могут принять ее безоговорочно и со спокойной совестью. Мы помним, что Писание постоянно подчеркивает священность истины и греховность ложного свидетельства. Мы не чувствуем удовлетворения от заверений, что имитация не обманывает, а псевдоэпиграфия не является фальсификацией. «Определение термина „подделка“, которое дается в словаре, означает преднамеренный обман, – пишет доктор Дж. Пакер. – Какие бы цели ни преследовались при этом, обман остается обманом, даже если он окрашен благородными мотивами»[32]32
  Fundamentalism’ and the Word of God (IVF, 1958), pp. 183, 184.


[Закрыть].

4. Аргумент об участии секретаря

Ряд исследователей ссылаются на работу Отто Роллера, сокращенное название которой «Das Formular» (1933). В ней приводятся данные исследований посланий Павла в свете практики составления писем в античности, особенно использования писцов и секретарей. Я отсылаю читателя к выводам профессора Моула[33]33
  Moule, pp. 129–131.


[Закрыть]. Заключение Роллера состоит в том, что письмо под диктовку для большинства авторов было трудоемким процессом и крайне неудобным для такого человека, как Павел, с его «стремительным мышлением». Более вероятно поэтому, что апостол мог написать часть послания своей собственной рукой (как в конце Послания к Галатам), а затем поручить своему секретарю изложить на бумаге его, Павла, мысли своими собственными словами, после чего апостол мог проверить все сам, внести необходимые исправления и поставить собственноручную подпись. Профессор Моул предлагает решить таким образом лингвистическую проблему Пастырских посланий, а именно: Павел мог разрешить своему секретарю использовать и свободное изложение его мыслей, и почти дословное воспроизведение его фразеологии.

Этот общий тезис был детально разработан доктором Рандольфом Ричардсом в его работе «Секретарь в посланиях Павла» (1991). Основываясь на тщательном изучении практики написания писем в греко-римском мире, и особенно писем Цицерона, он показал, что автор «может доверить секретарю очень много, часто мало или вовсе не контролируя содержание написанного, стиль и/или форму письма»[34]34
  Richards, p. 23.


[Закрыть]. Далее он рассматривает четыре аспекта работы секретаря. Секретарь мог просто «воспроизводить» сказанное автором письма (фактически под его диктовку), мог быть «редактором» (работая над текстом по поручению автора или над наброском авторского письма), мог быть его «соавтором» (сотрудничая с ним по составлению содержания письма, использованию определенного стиля и лексики) и, наконец, – составителем письма. Первый вариант доктор Ричардс называет «под контролем автора», четвертый – «под контролем секретаря», а два промежуточных – «с помощью секретаря»[35]35
  Ibid., pp. 23–53.


[Закрыть].

В нашем случае первый вариант исключается полностью, поскольку диктант не оставляет места для внесения лексических изменений. Так же обстоит дело и с последним вариантом, поскольку свободное сочинение секретаря уничтожает авторство Павла. Для нас представляет интерес возможное влияние секретаря на употребление определенных словосочетаний, характерных и не характерных для словаря Павла. И самым реальным здесь может быть промежуточный вариант между двумя видами «помощи секретаря». Различие между ними только в масштабе участия[36]36
  Ibid., p. 200.


[Закрыть], при этом «редакторская правка», скорее, преобладает над «соавторством» – в силу причин, которые нам необходимо рассмотреть.

В большинстве посланий Павла часто обнаруживается его сотрудничество со своим коллегой при написании письма, например, с Сосфеном (1 Кор. 1:1), Тимофеем (2 Кор. 1:1; Флп. 1:1; Кол. 1:1), Силуаном и Тимофеем (1 Фес. 1:1; 2 Фес. 1:1)[37]37
  Отто Роллер полагает, что писцы намеренно упоминаются в приветствиях. См.: Longenecker, pp. 107–109.


[Закрыть]. Хотя Павел называет своих коллег по миссионерскому служению братьями, было бы неверно назвать их его соавторами. Павел стремился утвердить свой апостольский авторитет и никак не считал своих коллег (которые не были апостолами) соавторами своих посланий. В этом отношении весьма показательны 1 и 2 Фес. Хотя они и начинаются с фразы «Павел и Силуан и Тимофей» и используют множественное число глагола первого лица, тем не менее в них ясно подчеркивается, что ведущая роль и апостольский авторитет принадлежат Павлу. В тексте оригинала местоимение «мы» часто заменяется на «я» (напр.: 1 Фес. 2:18; 3:1,5; 5:27 [ «Заклинаю вас Господом»]; 2 Фес. 2:5). Во 2 Фес. 3:17 отпадают все сомнения на этот счет: «Приветствие моею рукою Павловою, что служит знаком во всяком послании; пишу я так…» (ср.: 1 Кор. 16:21; Гал. 6:11; Кол. 4:18; Флм. 19. Это апостольское свидетельство было необходимо из-за распространившихся слухов о подложных письмах Павла; см.: 2 Фес. 2:2). Таким образом, это послание было, несомненно, его посланием, написанным с его апостольским авторитетом. Павел, Силуан и Тимофей не были соавторами, хотя нет оснований и отрицать, что Павел мог привлечь их к процессу написания письма, побуждая их высказать свои мысли.

Роль секретаря, однако, другая: он не только механически записывал сказанное Павлом, но мог по его просьбе изложить мысли Павла в своей манере, передать их своими словами. Вполне возможно, что это вариант с Тертием, описанный в Рим. 16:22. Единственное конкретное упоминание в Новом Завете о такой практике встречаем в 1 Пет. 5:12: «Сие кратко написал я вам чрез Силуана»; при этом Петр называет его «братом».

Однако большим ли, малым ли был вклад секретаря в послание, мы можем предположить, что апостол вновь прочитывал письмо по его завершении, вносил необходимые поправки и заверял его своей подписью – и в таком случае послание необходимо считать написанным им, и никем более. Всякий раз сочетание автор-секретарь могло развиваться по-разному, и, вероятно, чем более «верным» был брат, тем более значительным было его участие в послании. Хансон несколько цинично писал о Пастырских посланиях: «…чем больше вы приписываете секретарю, тем менее Павловыми они становятся»[38]38
  Hanson (1982), p. 9.


[Закрыть]. Но принцип ясен: мы полагаем, что вклад секретаря достаточно велик, чтобы объяснить вариации стиля и языка, но недостаточен, чтобы лишить Павла права авторства, а послания – их апостольского авторитета.

Итак, кто был этот секретарь, который помогал Павлу при написании Пастырских посланий?

Харрисон задавался этим вопросом в 1921 г.: не мог ли им быть Лука, поскольку никого другого рядом с Павлом не было (2 Тим. 4:11). Но он поднял этот вопрос только для того, чтобы снять его. Профессор Моул в своей книге «Рождение Нового Завета» (1962) рассматривал возможность участия Луки в написании Пастырских посланий, а затем, в 1964 г., выдвинул гипотезу о том, что Лука «сам написал» эти послания. Он предположил, «что Лука написал все три послания… при жизни Павла по его просьбе и частично (но только частично) под его диктовку»[39]39
  Moule (1964), p. 117.


[Закрыть]. Затем Моул приводит весьма интересные параллели между Евангелием от Луки и Деяниями – с одной стороны – и Пастырскими посланиями – с другой[40]40
  Ibid., pp. 123–126.


[Закрыть]: «значащие слова» (напр.: «здравое», «благочестие», «почитать»), «важные словосочетания» (напр., о любви к деньгам, о богатстве праведном и неправедном, о Христе – Судии всех живых и мертвых и др.) и «важные мысли» (напр., упоминание ангелов вместе с Богом и Христом или о воздаянии по делам). Может быть, Луку можно назвать своего рода «оформителем Пастырских посланий»[41]41
  Ibid., p. 127.


[Закрыть]. Произведения под чужим именем обычно создавались после смерти человека, именем которого они подписывались, тогда как Лука (согласно этой гипотезе) написал эти послания при жизни Павла и по его просьбе.

Другие исследователи приняли и развили мысль профессора Моула о том, что Лука как секретарь Павла участвовал в создании Пастырских посланий. Особенно интересна книга доктора Стивена Уилсона «Лука и Пастырские послания» (1979). Он опирается на гипотезу профессора Моула, однако считает при этом, что Лука, написавший Деяния, а позднее Пастырские послания, не был компаньоном Павла, носящим то же имя. Он обращает внимание на сходства языка и стиля между Евангелием от Луки, Деяниями и Пастырскими посланиями, а также на ряд теологических параллелей (хотя с различными акцентами в них) – например, в вопросах эсхатологии, спасения, христианского гражданства, Церкви и служения, христологии и Писания. Его слишком самонадеянный вывод таков: «Конечно, если выбирать автора Пастырских посланий между Лукой и Павлом, то Лука более подходящая в этом отношении кандидатура»[42]42
  Moule (1964), p. 136.


[Закрыть]. Он полагает, что Лука написал Пастырские послания через несколько лет после Деяний, используя в качестве материала обнаруженные им «путевые заметки» Павла. В таком случае Пастырские послания составили третий том трилогии, который увидел свет после публикации Евангелия от Луки и Деяний. Альтернативой этой гипотезе может служить вариант «соавторства» Луки и Павла, под общим руководством Павла – такую точку зрения высказывает профессор Моул.