Текст книги "Тактики изменений"

Просьбы о специальном лечении

В других случаях пациенты могут попросить о конкретных методах лечения: «Мне нужен гипноз», или «Я ищу долгосрочное лечение», или «Мне понадобятся лекарства» и так далее. В значительной степени эти запросы могут обрабатываться аналогично запросу о семейном консультировании. Даже если кто-либо использует ряд методов лечения, таких как гипноз и медикаменты, он всё равно должен подготовить почву для лечения таким образом, чтобы с самого начала он мог сохранять манёвренность, проявляя своё лучшее суждение в ходе лечения. Таким образом, пациенту, просящему о гипнозе, терапевт может ответить, что он действительно использует гипноз, но только тогда, когда он чувствует, что это даёт наилучший подход к решению проблемы. Что он не может принять такое решение по телефону, но только после обсуждения с глазу на глаз. Таким образом, он подчёркивает, что его готовность встретиться с пациентом не следует воспринимать как подразумеваемое обещание использовать гипноз.

Если звонящий пациент запрашивает подход к лечению, который терапевт не использует – например, психоаналитическую терапию, тогда нет смысла подстраховываться. Лучше сказать: "Извините, но я не использую психоанализ в своей работе. Если вы специально ищете такой вид лечения, я могу предложить имена людей, которых я знаю, которые его используют. Если, однако, вы, в основном, заинтересованы в решении какой-то проблемы, даже если это может не включать в себя анализ или не требовать его, тогда я был бы готов встретиться с вами". Если звонящий настроен на аналитическое лечение, он не пойдёт дальше с терапевтом. Но если он не полностью привержен этому и достаточно заинтересован в решении проблемы, то его решение работать с терапевтом будет основываться на том, что это терапевт должен определять форму и курс лечения.

Проблемы при назначении встречи

Звонящие пациенты иногда пытаются установить время своей встречи ограничительным образом:

П: Я хотел бы назначить встречу для себя, и мне интересно, смогу ли я увидеть вас сегодня.

Т: Извините, но у меня сегодня всё занято. У вас кризис?

П: Нет. Это старая проблема. Беда в том, что на своей работе я никогда не знаю, когда буду свободен, пока не приступлю к работе, а сегодня я обнаружил, что могу быть свободен, поэтому надеялся, что смогу быть принятым.

Даже если терапевт готов «втиснуть» этого посетителя в обеденный перерыв или продлив своё рабочее время, – он присоединится к соглашению, при котором время лечения и ритм полностью находятся в руках пациента. Что более важно, такое соглашение не позволит планировать лечение. Задачи по сбору необходимых данных, формулированию направленности лечения, назначению домашних заданий и оценке воздействия этого домашнего задания – всё это будет выполняться на основе "попадание или промах", поскольку терапевт никогда не будет знать, как скоро или сколько времени пройдёт, прежде чем пациент снова придёт в себя. Не в интересах пациента пускаться в такое рискованное предприятие. Если ограничения на работе таковы, как он говорит, ему будет лучше, если он либо научится жить со своей проблемой, либо найдёт какой-то способ изменить свой рабочий график таким образом, чтобы это позволило ему планировать лечение. Графики работы редко бывают такими строгими, как предполагает этот абонент. Чаще всего индивид устанавливает свои собственные ограничения, которые могут быть частью той самой проблемы, по поводу которой он обращается за помощью. Поэтому терапевт должен ясно дать понять, что он не начнёт лечение на предложенных звонящим условиях: "Извините, я не могу оказать вам услугу сегодня. Иногда мне удаётся увидеться с людьми на очень короткое время. Вы можете позвонить мне ещё раз на всякий случай, и если у меня будет время, мы встретимся. Но я думаю, будет справедливо сказать вам, что вы создаёте почти невозможные шансы, если надеетесь поработать над проблемой, не имея возможности планировать встречи заранее." Даже если такой пациент будет принят, лечение начнётся с того, что пациент должен будет найти альтернативу своему неопределённому расписанию.

Вариант этой проблемы возникает, когда звонящий просит о встрече, но упоминает, что он может позволить себе приходить только раз в месяц. И здесь терапевт может сказать звонящему, что, хотя некоторые проблемы могут быть решены с помощью такого расписания, многие другие требуют большей гибкости планирования. Если проблема связана с финансами, звонящему можно предложить альтернативу: чтобы он встретился с терапевтом на определённое количество сеансов, вероятно, в диапазоне от пяти до десяти встреч и еженедельно, и что лечение прекратится по истечении этого времени, даже если проблема не будет решена. Если затем возникнет необходимость, пациент отстранится от лечения на два или три месяца, после чего он сможет повторно записаться на ещё несколько сеансов и так далее. По нашему опыту, многие пациенты, которые сталкиваются с препятствиями такого рода, готовы продолжать лечение на такой пересмотренной основе.

Запросы о предоставлении информации

Иногда звонящий пациент может сказать, что он серьёзно ищет помощи, но сначала хочет получить некоторую информацию о терапевте и лечении. Распространённые вопросы: «Вы психолог, психиатр или психиатрический социальный работник?» «Сколько вы берёте?» «Каков ваш подход к лечению, ваша основная специализация?» «Когда самое позднее [или самое раннее] в течение дня я смогу записаться на приём?» «Вы осуществляете страхование?» Терапевт не имеет возможности узнать, задаются ли эти вопросы из-за того, что абонент неоднозначно относится к лечению, или же они задаются в качестве законных источников информации. Поэтому, хотя терапевты некоторых направлений могут чувствовать себя неловко из-за таких грубых практических вопросов, мы бы дали такому звонящему преимущество, по крайней мере, для начала, и ответили бы на его вопросы прямо и кратко. Если он просто запрашивает соответствующую информацию и заключает контракт на посещение терапевта, лечение начнётся на выгодной основе: манера терапевта передаст полезную нотку «перехода к делу» при обмене информацией, включая конфиденциальную информацию о самом пациенте, которую впоследствии его попросят раскрыть. Если во время разговора вскоре выясняется, что звонящий не удовлетворён полученными ответами, и он переходит к дальнейшим и менее конкретным вопросам, тогда терапевт может прервать разговор так быстро и любезно, как он хочет.

Рискуя показаться многословными, мы сейчас проиллюстрируем многие ключевые моменты этой главы расшифрованной магнитофонной записью двух имитированных телефонных контактов. В первом примере жена обращается за супружеской терапией, исходя из предпосылки, что её муж должен присутствовать на первом сеансе, даже если ей придется "выкручивать ему руки", чтобы затащить его в офис:

Т: Привет.

П: Здравствуйте, это доктор Френч?

Т: Да, это доктор Френч.

П: Привет. Это звонит миссис Купер. Мне вас порекомендовали наши хорошие друзья, которые общались с вами несколько лет назад, и, ну, я просто хотела убедиться – вы консультируете по вопросам брака?

Т: Да, извините меня на секунду – не могли бы вы говорить немного громче? Я даже не услышал вашего имени, потому что за дверью моего офиса какой-то шум.

П: О, меня зовут миссис Купер, и мне вас порекомендовали друзья, которые общались с вами несколько лет назад. Вы консультируете по вопросам брака?

Т: Я работаю, работаю с проблемами брачных отношений, но я не консультант по вопросам брака. Я психиатр, так что… Я могу объяснить эту разницу позже, когда мы увидимся.

П: Хорошо, но вы действительно работаете над семейными проблемами?

Т: Да.

П: Ну, мы с мужем хотели бы договориться о встрече, чтобы прийти и повидаться с вами.

Т: Позвольте мне спросить кое-что: насколько ваш муж заинтересован в посещении консультанта или психотерапевта?

П: Ну, несколько лет назад мы консультировались по вопросам брака и это не очень хорошо сработало. Но это было только потому, что мой муж действительно не дал этому шанса, поэтому он не очень беспокоится о том, чтобы прийти, но, если вы просто назначите нам встречу, я как-нибудь приведу его сюда.

Т: Позвольте мне кое-что сказать, я думаю, что если бы у меня была возможность – по крайней мере, на том первом сеансе – просто поговорить с вами – это могло бы сэкономить много времени, миссис Купер, потому что, если у вашего мужа был плохой опыт, и он не старался изо всех сил в тот раз, это может случиться снова. И встреча с вами, по крайней мере, сначала, могла бы дать мне более чёткое представление о том, как помочь ему с его мотивацией. Итак, не могли бы мы назначить встречу, чтобы у меня была возможность поговорить с вами хотя бы в первый раз?

П: Значит вы вообще не хотели бы видеть моего мужа?

Т: Не в первый раз. Теперь, если вы… Я бы хотел, чтобы вы упомянули ему, что вы назначили встречу, и что я не объяснил вам почему – по крайней мере, полностью, – я хотел увидеть только вас. Если он настаивает на том, чтобы пойти с вами, всё в порядке. Но если он сохранит нежелание, на которое, как я понимаю, вы намекаете, тогда вы просто придёте сами.

П: Хорошо, я думаю, что это было бы неплохо.

Т: Хорошо. А как насчёт того, если мы назначим сеанс на ближайший вторник в 14:00?

П: Да, это должно быть прекрасно.

Т: Прекрасно. Тогда я буду с нетерпением ждать встречи с вами.

Во втором примере пациент мужского пола звонит, чтобы записаться на приём для лечения, и, разговаривая по телефону, пытается описать свою проблему и договориться о рецепте на лекарства:

Т: Привет.

П: Здравствуйте, это доктор Френч?

Т: Да, это я.

П: Звоню вам, чтобы узнать, могу ли я договориться о встрече с вами. Я только что переехал сюда из Чикаго, где некоторое время проходил терапию, около двух лет. Я встречался с доктором Джеймсом, вы его знаете?

Т: Нет, боюсь, что нет.

П: Ну, он сказал, что я должен найти вас, когда я приеду сюда, не знаю, откуда он узнал ваше имя – и сказал, что он свяжется с вами, чтобы сообщить вам, что он делал со мной. Вы уже получили его письмо?

Т: Нет, я ничего от него не получал. А как вас зовут, сэр?

П: О, меня зовут Джо.

Т: Джо?

П: Джо Смит.

Т: Хорошо, мистер Смит. Нет, я ничего от него не получал.

П: О, ну, тогда он, вероятно, ещё не удосужился это написать. Я думал, что к этому времени он уже напишет. Как бы то ни было, у меня была эта проблема в течение нескольких лет, и, как я уже сказал, я проходил с ним терапию. И мне было интересно, могу ли я зайти и поговорить с вами по этому поводу.

Т: Значит, я так понимаю, вы звоните, чтобы договориться о встрече?

П: Да, я думаю, что это, вероятно, было бы лучшей идеей. Эта проблема беспокоит меня уже давно, и я бы хотел… может быть, я мог бы рассказать вам об этом подробнее, чтобы мы могли что-то сделать, прежде чем договариваться о встрече.

Т: Позвольте мне вас прервать. Я один из тех людей, которым трудно переварить любую важную информацию по телефону, так что, если то, что вам нужно сказать, важно – а я предполагаю, что так оно и есть, – я действительно смогу лучше оценить это, если мы сможем сесть лицом к лицу. Поэтому я думаю, что было бы гораздо лучше приберечь это до тех пор, пока мы не сможем собраться вместе.

П: Хорошо. Тогда, наверное, я хотел бы узнать, смогу ли я записаться к вам на приём как можно скорее.

Т: ОК. Каково ваше расписание по утрам или во второй половине дня?

П: Ну, я работаю по утрам и днем и очень хотел бы прийти вечером.

Т: К сожалению, самое позднее, когда я могу встречаться с людьми – это в 4:00 пополудни. Я начинаю в 8:00, а к 5:00 достигаю своего человеческого предела, и после этого от меня мало кому проку.

П: Тогда есть ли какой-нибудь шанс, что я смогу увидеть вас в выходные?

Т: Ну, я обычно рекомендую своим пациентам наслаждаться выходными, и я не хочу быть лицемером. Поэтому, если нет крайней необходимости, я не назначаю встречи на выходные. Боюсь, мы будем ограничены днями с понедельника по пятницу, либо в 8:00, либо не позднее 4:00. Если вы работаете, то наверное, было бы лучше, если бы это было в одно и то же время либо в конце дня, либо в начале. Это правильно?

П: Да, да.

Т: Тогда позвольте мне просто проверить своё расписание.

П: Хорошо.

Т: Я мог бы встретиться с вами либо в 8:00 утра вторника, либо в 4:00 дня четверга, в зависимости от того, что будет менее неудобно для вас.

П: 8:00 в понедельник?

Т: Время: 8:00 во вторник или 4:00 в четверг.

П: Хорошо, и тогда я смогу начать на следующей неделе?

Т: Да, мы могли бы встретиться. Это ведь на следующей неделе, верно?

П: И должен ли я тогда позвонить доктору Джеймсу и узнать, передал ли он вам записи?

Т: Вы можете это сделать, но я предпочитаю сначала прояснить ситуацию у человека, с которым я собираюсь работать, а затем получить впечатления других людей, например, предыдущих терапевтов. Поэтому я предпочел бы сначала получить сведения прямо от вас, потому что это касается вас и вашей проблемы. А потом, после этого, вероятно, было бы полезно узнать и мнение вашего предыдущего терапевта.

П: Хорошо. Тогда, я думаю, именно так я и должен сделать.

Т: Хорошо. Я думаю, у вас есть мой адрес, так что не вдаваясь в подробности… О, я просто забыл – какой день вы бы предпочли, вторник в 8:00 или четверг в 4:00?

П: Ну, что я бы действительно предпочёл, так это вторник в 8:00.

Т: Хорошо, давайте договоримся об этом и встретимся в это время, а я буду ждать встречи с вами, и мы сможем продолжить работу.

П: Я предполагаю, что, увидев вас, я, вероятно, смогу получить рецепт на лекарства, которые я получал раньше?

Т: Не знаю. Я думаю, что сначала мне нужно поговорить с вами и получить, по крайней мере, некоторое представление о проблеме и о том, полезно ли принимать лекарство или нет. Я действительно просто не знаю об этом сейчас.

П: Хорошо. Тогда оставим всё как есть и увидимся во вторник.

Глава 4. Первоначальное собеседование

Основная цель терапевта на первоначальном собеседовании – собрать адекватную информацию об элементах, которые мы считаем базовыми для каждого случая: характер жалобы, способ решения проблемы, минимальные цели клиента, позиция клиента и его язык. Под «адекватной» мы подразумеваем информацию, которая является ясной, эксплицитной и выраженной в поведенческих терминах, то есть что конкретные люди говорят и делают при решении проблемы, в своих попытках справиться с ней, а не общие заявления или объяснительные интерпретации, такие как «Мы не общаемся», «У Джонни школьная фобия», «Мне не хватает личного пространства». Или «Мне не хватает уверенности в себе, потому что моя мать пренебрегала мной». Адекватная информация является необходимым условием для краткосрочного, но эффективного лечения, поскольку она составляет основу, на которой планируются и проводятся вмешательства. Для получения такой информации может потребоваться значительное время, усилия и настойчивость, но это будет потрачено не зря. Гораздо лучше с самого начала медленно торопиться, чем настаивать на каком-то активном вмешательстве – «делать что-то» до того, как проблема и её решение станут ясными и недвусмысленными.

Как можно получить такую информацию? Обычно следует начинать просто с вопроса: "В чём проблема, которая привела вас ко мне?" Под этим мы подразумеваем проблему в настоящее время. Мы не придаём большого значения истории возникновения проблем, хотя полезно иметь некоторую информацию о том, как долго существовала проблема и проводилось ли предшествующее лечение, главным образом потому, что это может повлиять на ожидания пациента относительно текущей терапии. Поэтому, если кажется, что клиент погружается в длинный исторический отчёт, мы укажем, что нас больше всего беспокоит текущее состояние проблемы: "Вообще-то я могу лучше понять проблему, сначала услышав, как обстоят дела сейчас, а затем поработать в обратном направлении во времени, а не наоборот." Большинство пациентов согласятся с этим, поскольку терапевт не преуменьшает важность прошлой истории. Однако, некоторые пациенты настаивают на том, чтобы копаться в прошлом. Тогда лучшая альтернатива для терапевта – терпеливо выслушать и подождать, пока позже он получит чёткое изложение проблемы в настоящее время, вместо того, чтобы вступать в спор по этому поводу.

В дополнение к акценту на том, что присутствует или актуально в настоящее время, наше исследование фокусируется на главной жалобе или недомоганиях тех, кто обращается за помощью, в поведенческих терминах: "Кто делает то, что представляет проблему, для кого и как такое поведение представляет проблему?" Конечно, терапевт не задаст этот сложный вопрос сразу, но прямое изучение, часть за частью, обычно является лучшим способом начать. В следующем примере мать привела свою дочь, идентифицированную пациентку, на первоначальное собеседование:

Т: Почему бы нам просто не начать? И не могли бы вы описать мне, в чём проблема, которая привела вас сюда сегодня? Я хочу услышать от вас обеих, так что начинайте, кто хочет…

М: Это долгая история. Я не знаю, мне просто кажется, что на самом деле это продолжается целую вечность. Оглядываясь назад, я просто не… я никогда… никто никогда не говорил мне, что не так с Барбарой. Я знаю, что ей не становится лучше. Она чувствует себя в безопасности в государственной больнице, где о ней заботятся.

Т: Как долго она там была?

Д: Это был июнь или июль? Теперь я забыла…

М: Да, это был её второй раз там за последние двенадцать месяцев, я думаю. Это всегда короткий срок – четыре месяца или около того. Два месяца. Потом она чувствует… очень хорошо, и тогда она чувствует, что готова выйти и… Она может нормально жить вне больницы – ну, мы выяснили, около трёх недель… а затем у неё начинается цикл спада. Она впадает в сильную депрессию и, говоря её словами: «Мама, я становлюсь параноиком. Сначала у меня возникает ощущение, что люди пялятся на меня, а потом я чувствую, что люди собираются напасть на меня, и тогда я должна что-то с этим сделать». И что она делает потом, она либо берёт нож, либо кусок стекла и режет себя.

Т: Режет себя?

М: Да, очень сильно. Она… у неё порезаны руки. Или она нападёт на другого человека, к сожалению… У неё было около трёх инцидентов, когда полиции пришлось вмешаться.

Т: Она серьёзно ранила кого-нибудь во время этих нападений?

М: Ну, пока не всерьёз, но достаточно близко, чтобы пустить кровь, и это то, о чем я беспокоюсь каждый раз. Когда её нет в больнице, каждый раз, когда звонит телефон, я испытываю страх, понимаете? Что теперь делать?

Т: На кого она напала?

М: Она нападала на консультантов. Она напала на свою сестру. Она никогда прямо не нападала на меня. Она сидела передо мной с отвёрткой в одной руке и ножом в другой. Но она не напала на меня. Она реально напала на свою сестру. И вот тогда я почувствовала, что оставлять её одну слишком опасно…

Т: Но в основном она делает это с собой?

М: В основном она делает это сама с собой.

Если ответ не ясен и не конкретен, терапевт не должен действовать как будто это не так, а лучше сказать: "Мне это не ясно", принимая явное бремя на себя (вместо того, чтобы говорить: "Вы слишком расплывчаты"), и попросить повторить. Такие расспросы часто должны быть настойчивыми и твёрдыми, хотя и вежливыми. Запрос примера проблемы часто является лучшим способом получить конкретную информацию о поведении. Более, чем один человек может быть вовлечён в проблему (например, двое трудных детей в одной семье), могут существовать различные формы "этого всего" (например, различные странные действия шизофреника), и поведение может представлять проблему для более, чем одного человека (для обоих родителей ребёнка или для всего персонала, работающего с пациентом, помещённым в стационар). Но такое многообразие должно быть сведено к простым классам поведения и личностей. Если терапевт не может сделать краткое и ясное заявление, охватывающее все элементы предъявляемой жалобы (кто, что, кому и как), у него либо нет адекватной информации о жалобе, либо он недостаточно усвоил информацию, и дальнейшее продвижение без чёткой формулировки проблемы приведёт к неприятностям. По сути, он будет работать без чёткой картины, и по мере накопления дополнительной и разнообразной информации в ходе дальнейших интервью сформулировать проблему кратко будет не легче, а труднее.

Даже те терапевты, которые прямо спрашивают: "В чём проблема?" могут не удосужиться спросить: "Почему ситуация, о которой вы упоминаете, является проблемой?" Впрочем, иногда то, насколько ситуация является проблемой, очевидно. Но в любом случае неопределённости для терапевта лучше казаться тупым и медлительным, чем притворяться понимающим, когда на самом деле всё неясно. Например, молодая супружеская пара обратилась по поводу "проблемы жены с алкоголем", хотя она выпивала не более пятой части бутылки столового вина в день:

Т: Раньше вы сказали, что уровень употребления алкоголя влияет на вашу жизнь.

П: Да.

Т: А также ваше здоровье. Не могли бы вы рассказать мне о том, как это влияет на вас и каким образом?

П: Ну, год назад доктор сказал мне, что у меня жир в печени, и иногда после ночи, когда я сильно выпила, я снова чувствую это вот здесь, и я знаю, что это происходит снова, и я…

Т: Было ли у вас какое-либо повторное обследование, или…

П: Нет, я должна была пойти, но не ходила. И у меня не было регулярных месячных в течение двух лет… на самом деле у меня их не было уже около четырёх или пяти месяцев. На какое-то время доктор назначил мне фолиевую кислоту, и это, казалось, вернуло их к жизни. А потом это закончилось, потому что я не ходила к врачу и больше не принимала лекарство. Я набрала примерно пятнадцать-двадцать фунтов, что, очевидно, действовало очень удручающе. Это, знаете ли, вопросы здоровья. Я имею в виду, я просто… моё тело просто функционирует не совсем правильно. Что касается моей жизни, то на самом деле, это не слишком затрагивает мою работу… я имею в виду, совсем не сильно, потому что я работаю всего два дня в неделю, и у меня много времени на это… Я имею в виду, на самом деле это не было проблемой. Но, хммм, я знаю, что это сильно беспокоит моего мужа, и это не очень хорошо для нашей сексуальной жизни, так как я, как правило, немного в стельку, когда приходит время ложиться спать… много раз. Хмм, я думаю, что я больше… Когда я чувствую себя нехорошо – или чувствую себя плохо из-за того, что выпила накануне вечером, или что-то ещё, – я думаю, что склонна быть очень жёсткой с детьми, торопливой. Знаете, просто… когда человек не очень хорошо относится к себе, он не относится к другим так хорошо, как они того заслуживают. Иногда я слишком строга к ним, я думаю.

Т: Ну, хорошо. Каким-либо другим образом это вмешивается в вашу жизнь или влияет на вашу жизнь?

П: Хмм…

Т: Социально, или…

П: Ну, этого давно не случалось. Кажется, что какое-то время всё было довольно хорошо, но были времена – на самом деле, я думаю, до того, как мы впервые пошли на вечеринку и после этого иногда… когда мы шли либо на вечеринку, либо на ужин, и моё состояние становилось заметным – когда я пью, я становлюсь очень дезориентированной в двигательном плане – я не знаю, подходит ли это слово! Мои двигательные навыки становятся намного хуже. И это очень смущает моего мужа, и…

Т: Что вы делаете тогда?

П: Ну, мне трудно ходить.

Т: Вы падаете?

П: Иногда. Знаете, мне трудно есть, не пролив ничего на себя. Что-то в этом роде. И…

Т: И это смущает…

Муж: Это смущает меня.

Т: …вашего мужа, но мне интересно, смущает ли это ваших друзей, или они находят это забавным?

П: Хмм…

Т: Потому что такого рода вещи могут быть забавными.

П: Я думаю, что иногда это было забавно, но в целом это немного смущает. И я думаю, что, хотя я никогда ни с кем не обсуждала что-то в этом роде – кроме моего мужа и моих собственных родителей, – я думаю, они понимают, что это проблема для меня.

Из этого интервью (хотя для выяснения этого вопроса необходимо дальнейшее изучение) начинает казаться, что выпивка может смущать и расстраивать мужа больше, чем вмешательство выпивки в повседневную жизнь жены.

Есть, по крайней мере, три (несколько пересекающиеся) общие ситуации, в которых этот вопрос «Как» может иметь решающее значение. Во-первых, это те случаи, когда заявленная «проблема» кажется незначительной. Необходимо провести тщательное исследование, чтобы определить, является ли каким-то образом поведение более серьёзным, чем кажется на первый взгляд. Или клиент чрезмерно обеспокоен чем-то, но может быть напрямую убеждён терапевтом, что довольно редко. Или серьёзно ли клиент "делает из мухи слона". Последнее само по себе представляет серьёзную проблему, хотя и отличную от откровенно девиантного поведения, и поверхностное заверение только усугубит её. Во-вторых, клиенты могут представлять как «проблемы» трудности, которые, даже если они серьёзны, другие люди воспринимают как превратности судьбы, которые нельзя изменить и с которыми просто нужно жить. Осознание этого, по крайней мере, помогает терапевту избежать запутывания в попытках изменить неизменное. Наконец, некоторые жизненные проблемы не входят в компетенцию терапевта, но требуют, например, помощи юриста, врача или финансового консультанта. Вопрос "В чём проблема?" помогает прояснить этот момент, и, возможно, за ним потребуется задать: "Как, по вашему мнению, я могу помочь в решении этой проблемы?"

В дополнение к вопросу "В чём проблема?" часто необходимо задавать дополнительный вопрос: "Как получилось, что вы позвонили мне именно в это время, а не раньше или позже?" Полученная информация об обстоятельствах, ускоривших или окружающих это первоначальное действие, часто проливает новый свет на то, в чём заключается проблема. Например, это может показать, что клиентка сама не очень обеспокоена заявленной проблемой, но что кто-то другой подверг её давлению:

Т: Почему вы обратились за лечением именно в это время?

П: Мой отец предложил мне это. Моя машина в мастерской, и я разговаривала с ним, потому что она стояла там три недели, а предполагалось, что это займёт всего три дня. И я спрашивала его, могу ли я что-то с этим поделать, или я слишком расстраиваюсь. И я думаю, он решил, что я слишком расстраиваюсь.

Т: Хорошо, итак, он предложил, а ваша мать позвонила. Это в некотором роде заставляет меня задуматься…

П: Я думаю, она позвонила заранее, а потом поговорила с ним об этом.

Т: Хм-мм.

П: И тогда он предложил это мне. Видите ли, у них иногда бывают такие маленькие дискуссии, о которых мы не знаем.

Т: Если бы они не предложили, вы были бы здесь?

П: Нет. Я подумывала о том, чтобы поискать что-нибудь самой.

Т: Что бы это могло быть?

П: Это то, о чём моя мать говорила мне некоторое время назад в Сан-Франциско. Человек для… Я имею в виду, место, куда дети могут свободно пожаловаться на жестокое обращение. И моя мать рассказала мне об этом позже – когда я была старшеклассницей, специальный консультант в школе пытался соблазнить меня. И вот, в конце концов, я кому-то рассказала об этом, и он ушел из школы. И со мной случилась ещё пара подобных вещей. И я вроде как подумала, что было бы неплохо привести их в порядок. Подумала, что это может очень хорошо вписаться в то, как я отношусь к людям. Так что, наверное, я немного подозрительно отношусь к людям.

Т: Да. У вас есть на то причины. Они видимо плохо следили за вами.

П: Я знаю.

Т: Ну, я не знаю, мы здесь в некотором роде, возможно, немного в смешном положении, учитывая то, о чём мы только что говорили… Вас как бы прислали, вместо того чтобы быть здесь по своей воле.

П: Да, я как будто чувствую это сейчас, потому что сижу здесь и чувствую, что на самом деле мне это не так уж сильно нужно.

Т: Что ж, вполне возможно, что вы правы. Хотя могло бы быть, в некотором смысле, что-то похуже. О чём я думаю – хотя я ни в коем случае не уверен – я не получил достаточно информации для каких-либо радикальных выводов. Некоторые из вещей, которые вы говорили, по крайней мере, немного напоминают… возможно, с наилучшими намерениями, ваша семья поддерживает вас в том, что вы должны делать и как вы должны поступать… И вот вы здесь, тоже под их эгидой, и я не уверен, что это хорошая отправная точка.

П: Да, я вроде как чувствую, что мой отец нависает надо мной сзади, говоря: «Ты должна приехать сюда и привести себя в порядок, чтобы ты могла быть наравне со своей сестрой», или что-то в этом роде.

Аналогичные ситуации возникают, когда правонарушитель был отправлен на лечение представителем закона, или один из супругов был отправлен другим. Рассмотрение таких дел отличается от рассмотрения дел, связанных с самомотивацией, как обсуждалось во второй главе.

Следующий шаг – спросить, что делали все лица, тесно связанные с проблемой, чтобы попытаться справиться с ней или разрешить её. В число лиц, непосредственно вовлечённых в процесс, помимо пациента, могут входить члены семьи, друзья, коллеги по работе, профессионалы и так далее, в зависимости от обстоятельств конкретного случая. Опять же, это исследование фокусируется на реальном поведении – что люди делают и говорят в своих попытках предотвратить повторение проблемы или справиться с ней, когда она всё-таки возникает.

Т: Когда ваша дочь начинает казаться подавленной, пренебрегать своей внешностью и так далее, что вы делаете в это время, чтобы попытаться что-то изменить?

М: Ну, пока она была дома, я старалась либо быть весёлой, либо пыталась поговорить с ней, но это было невозможно. Когда дело доходит до этого момента, с ней невозможно разговаривать.

Т: Что происходит? Что…

М: Она… Всегда было так, что, когда я пыталась поговорить с ней, она отворачивалась от меня: «Просто продолжай говорить. Мне всё равно, что ты скажешь.» И это продолжалось до тех пор, пока она не попала в больницу в первый раз. Потом я увидела в ней перемену. Вдруг она начала слушать меня, она заговорила со мной. Она, более или менее, открылась. Она говорила мне вещи, которых никогда раньше не делала. Она говорила: «Я люблю тебя, мамочка. ты мне нужна.»

Т: Значит, это было тогда, когда она впервые вышла из государственной больницы?

М: Да. До этого не было никакого способа. Она поворачивалась спиной, и я разговаривала с глухой стеной. Но после больницы она…

Т: Мне всё ещё немного неясно. Когда она начинает говорить – она ведёт себя так, как будто чувствует себя подавленной, и говорит такие вещи, как «Люди пялятся на меня» и тому подобное – в частности, что вы ей говорите? Вы…