Текст книги "Тактики изменений"

М: Ну, то есть… она только начала со мной говорить. Я бы сказала, что два месяца назад это было в первый раз. И это было, когда она лежала в окружной больнице, после того, как у неё…

Т: Хорошо, но как вы отреагировали, когда она это сказала?

М: Я помню, как обняла её, и я пыталась быть нежной с ней, быть любящей. Я не знаю, что ещё я…

Т: И что вы сказали?

М: Я сказала ей, что понимаю… это может быть очень правдиво, потому что я думаю, что вы можете испытывать это чувство, когда люди… вы знаете, с людьми… я не знаю. Иногда мне трудно это понять. Иногда у меня было чувство, когда она была в окружной больнице, до того, как она отправилась в государственную больницу два месяца назад, что я просто хотела встряхнуть её, понимаете? И просто сказать: «Перестань!» Но я знаю, что она не может. Я имею в виду…

Т: Итак вы этого не делали?

М: Нет. Я этого не делала. Я просто… я знала, что она хотела, чтобы я была там, и это было больше, чем у нас когда-либо было раньше. Так что я просто более или менее оставалась с ней, держала её за руку, обнимала её.

Т: Хорошо. Ранее, когда вы сказали, что попытались поговорить с ней, когда заметили, что она катится под откос. Какого рода эти разговоры? Вы просто пытались поддержать лёгкую беседу, или вы комментировали то, что она делала, или…

М: Ну, когда она была достаточно маленькой, чтобы сидеть у меня на коленях, я просила её сесть ко мне на колени, и просто немного помолчать, но она всегда сопротивлялась мне.

Т: Как насчёт более поздних событий? С тех пор, как она стала больше?

М: На самом деле я вижу разницу только последние шесть месяцев, потому что до этого я чувствовала обиду.

Т: Она повернулась к вам спиной?

М: Она просто обиделась на меня и не стала слушать, она отвернулась. И я знаю…

Т: Что вы сделали, когда она повернулась спиной? Вы обошли вокруг неё? Вы схватили её за плечо? Вы сказали: «Послушай меня»?

М: Я пробовала это, но это не сработало. Я не знаю. Наконец, я была такой… Я была обескуражена и подавлена, и просто больше не знала, как с этим справляться.

Т: Так что же вы сделали?

М: Ну, когда она была моложе, я часто злилась. А потом я сказала себе: «Ну, на самом деле это не тот способ, чтобы справиться с этим, крича на неё.» Она могла заставить меня по-настоящему наорать на неё. И тогда я чувствовала себя виноватой, что вышла из себя, что даже отшлепала её. Поэтому я думаю, что пыталась воспитывать её так, как воспитывали меня, а это было очень строгое европейское воспитание.

Как и в случае с запросами по самой проблеме, некоторые клиенты довольно легко дадут чёткие и прямые ответы, но другие будут расплывчатыми, общими или касательными, или будут предлагать интерпретации, а не описания поведения. В таких случаях потребуется настойчивое изучение. Поскольку такая настойчивость может означать издевательство над клиентом или подразумевать, что клиент не преуспел в том, чтобы его поняли, терапевт может избежать этих последствий, предваряя свой продолжающийся опрос объяснением, которое возлагает на него ответственность за «непонимание»: "Пожалуйста, потерпите меня. У меня очень конкретный склад ума, так что не могли бы вы привести мне один-два примера из того, что вы пробовали?"

Расспросы о минимальных целях лечения клиентов, вероятно, окажутся более трудными, чем расспросы о проблеме и её решении. Лучше всего осознавать эту вероятность и не интерпретировать любые трудности в получении чёткого и конкретного ответа как признак сопротивления или патологии. Неопределённые, расплывчатые или огульные ответы – обычное дело, поскольку пациенты похожи на всех нас: мы яснее понимаем, чего мы не хотим, чем то, чего мы действительно хотим. Несмотря на такие вероятные трудности, важно поднять этот вопрос и продолжить его: "Что, если бы это произошло, вы бы расценили это как первый признак того, что произошли значительные, хотя, возможно, и малозаметные изменения?" В большой доле случаев соответствующий ответ будет получен с разумными усилиями. Даже если нет, вопрос выполняет важную функцию, передавая, что терапевт обеспокоен и стремится к заметным изменениям в поведении, небольшого, но значительного характера.

Как упоминалось ранее, многие клиенты испытывают трудности даже на этой ранней стадии сбора информации о лечении. Мы не можем охватить здесь все возможные трудности. Терапия – это всегда вопрос эффективного взаимодействия с тем, что представляет собой каждый конкретный клиент, и это никогда нельзя полностью предсказать и подготовиться к этому заранее. Тем не менее, мы можем выявить и обсудить несколько таких трудностей.

Мы можем сосредоточить это обсуждение вокруг ответов на самый простой вопрос: "В чём проблема?", поскольку этот вопрос стоит на первом месте, а трудности с другими вопросами и способы их решения, вероятно, будут схожими по своей природе. Во-первых, многие клиенты – особенно те, кто психологически искушён и имеет предыдущий опыт терапии – часто дают причинно-следственную или динамическую формулировку проблемы вместо того, чтобы конкретизировать поведение, составляющее её. Такие формулировки могут быть конкретными или, как в следующем примере, очень общими:

П: Хорошо, хорошо. Я думаю, что 90 процентов проблемы заключается в том, чтобы выяснить, в чём проблема. Так что, знаете, я не могу просто свалить это на вас, типа, знаете, я мочусь в постель или что-то в этом роде. Я просто собираюсь говорить об этом. Хмм, я думаю, что я… я чувствую, что нахожусь на определённом этапе своей жизни, когда… это очень важный этап в моей жизни… Это своего рода… это своего рода водораздел… Я совершаю своего рода переход к следующему этапу, и это… Я узнаю кое-что о себе или о человеке, которым я становлюсь, и многое из того, что было для меня реальным, и ценности, которыми я руководствовался в прошлом, отпадают или больше не дают мне той поддержки, в которой я нуждаюсь. Так что прямо сейчас, в моей жизни… когда я вижу свою жизнь… и я вижу, какая задача стоит передо мной… есть много препятствий, с которыми я сталкиваюсь, с которыми я должен как бы разобраться… выяснить, как с ними справиться.

Т: Можете ли вы привести мне пример любого из этих препятствий?

П: Нет, я имею в виду… Я имею в виду… Для меня всё взаимосвязано, ясно? Всё в моей жизни связано со всем остальным в моей жизни, так что это… так что я не могу, вы понимаете, я имею в виду…

Т: Хорошо, но не могли бы вы просто привести мне пример одного из них?

П: Конечно. Конечно.

Т: Что было бы препятствием?

П: Их два. Хорошо, есть два вида областей, в которых, как мне кажется, есть ключевые проблемы. И это моя работа и моя сексуальная жизнь. Но все… Я имею в виду, что они связаны друг с другом, и это связано с моей диетой, и это связано с моим, вы знаете… Каждый аспект моего образа жизни связан с этим.

Т: Приведите мне пример того, как ваша работа была бы препятствием, как она является препятствием для вас?

П: Работа – это не препятствие. Работа – это, знаете ли, тема, и то, что я пытаюсь сделать, это выяснить…

Т: Ну, вы сказали, что всё является препятствием, и я просто пытаюсь…

П: Нет, я не хотел сказать, что всё является препятствием. Всё – это та тема, в которой присутствуют препятствия.

Терапевт обычно может справиться с такого рода трудностями, заявив, что, прежде чем перейти к более глубокому уровню причинно-следственной связи, ему необходимо получить чёткое представление о том, как проявляется проблема. Он также может настойчиво требовать примеров и конкретики: "Представьте, что я фотографирую сцену, представляющую проблему. Какую картинку и диалог запечатлела бы камера?" В нескольких случаях мы просили людей представить набросок сценки, иллюстрирующей проблему, в которой терапевты будут играть роли членов семьи, в то время как клиент будет выступать в качестве режиссёра, указывая «актёрам» на их реплики, движения и тональность. Несмотря на кажущуюся трудоёмкость, эта процедура на самом деле может сэкономить время при работе с клиентами, чьи словесные описания неясны.

Другие клиенты, вместо того чтобы предлагать причинно-следственные объяснения, могут начать с изложения одной проблемы, но затем переключиться на другую, затем на третью и так далее. Как только это смещение становится очевидным, терапевт должен предпринять действия, чтобы определить какой-то единый фокус (или, на сеансах с парой или семьей, по крайней мере, по одному фокусу для каждого человека). Если нет, то он, скорее всего, окажется в бесплодной погоне за клиентом, переходя от одного дела к другому до тех пор, пока продолжается терапия. Самый простой способ справиться с этой проблемой и, вероятно, лучший в большинстве случаев, заключается в том, чтобы терапевт попросил клиента определить его приоритеты. Лучше всего это можно сделать в позиции «one-down»: "Я вижу, что у вас на уме много проблем, но моя способность понимать вещи, не говоря уже о том, чтобы справляться с ними, слишком ограничена, чтобы справиться со многими вещами сразу. Я просто запутываюсь. Итак, не могли бы вы сказать мне, что кажется вам главной проблемой прямо сейчас. Ту проблему, которую наиболее важно решить, если это возможно?" Когда такой выбор сделан, клиенту можно законно напоминать об этом, если он снова начнёт смещаться: "Изначально вы сказали, что X была самой важной проблемой для работы, но теперь вы, похоже, сосредоточились на Y. Конечно, мы могли бы сосредоточиться на Y, если это сейчас кажется более важным. Но тогда нам пришлось бы начинать всё сначала". Как показывает этот пример, когда возникают трудности, даже простой вопрос сбора информации может потребовать стратегического подхода, а не прямого изучения. Более настойчивые перемещения, хотя и менее распространённые при принятии вышеуказанных мер, могут потребовать более решительных стратегических шагов. Например, терапевт может предположить, что тема, от которой отошли, хотя и является наиболее важной, вероятно, просто слишком трудна или болезненна для обсуждения. Или терапевт может даже сместить фокус внимания раньше, чем это сделает клиент, так что клиент теперь должен стараться удерживать терапевта на главном пути.

Грандиозные ответы чаще всего встречаются, когда задают вопросы о цели. Иногда ошеломляет то, что некоторые люди предлагают в качестве «минимального» шага: это может проявляться даже в формулировании проблемы: "Всё неправильно", "Я в полном беспорядке" или, в калифорнийском стиле, "Я не достиг полной само-актуализации". Постоянные вопросы о предоставлении информации о том, как проблема влияет на повседневную жизнь, и о конкретных примерах этого, обычно помогают. В очень сложных случаях может оказаться необходимым и полезным пойти на большую крайность и перещеголять клиента в том же духе, то есть предположить, что он мыслит слишком мелко – чтобы таким образом он счёл важным привлечь терапевта к своей проблеме.

Некоторые клиенты могут нарушить весь процесс сбора информации. К активным нарушителям относятся шизофреники, которые "говорят, как сумасшедшие", и шумные, или иным образом беспокоящие, дети. Пассивные нарушители могут указывать на то, что они слишком неуверенны или слишком охвачены эмоциями, чтобы много отвечать, или, в крайнем случае, ведут себя как немые. Там, где это возможно, лучший способ справиться со всеми этими ситуациями – избавиться от необщительного человека, который в любом случае редко является главным жалобщиком, и работать с членами семьи или другими лицами, которые серьёзно обеспокоены проблемой. (Важный вопрос о том, кого терапевт должен выбрать для посещения, обсуждается в третьей главе.) Если терапевту приходится работать с некоммуникабельным клиентом, он должен просто и недвусмысленно заявить, что ему нужна определённая информация, чтобы оказать возможную помощь, и что он зависит от клиента в получении этой информации. Тогда ему следует откинуться на спинку стула и избегать активного поощрения или принуждения клиента к разговору. Терапевту может быть даже полезно заявить, что клиенту, возможно, не следует высказываться, и привести причины, по которым это может быть так.

В следующем примере пациент – молодой человек лет двадцати с небольшим. Это его второй сеанс:

Т: Вам придётся извинить меня сегодня, так как я выздоравливаю после гриппа, о чём вы, вероятно, догадываетесь по моему напряжённому голосу. Возможно, я немного медлителен. Я просмотрел запись последнего сеанса, и там было несколько вопросов, которые я хотел задать вам по этому поводу. На прошлой неделе я был немного не в себе. Мне было немного неясно, в чём именно заключается проблема, по поводу которой вы пришли к нам.

П: [Долгая пауза] Ну, я думаю, что мне тоже очень неясен этот вопрос.

Т: Хорошо.

П: [Долгая пауза] Ну, кто будет задавать вопросы? Мне нужен кто-то, кто задавал бы вопросы.

Т: О, хорошо.

П: Те, которые я не могу задать себе, или о которых не думал. Я просто озвучиваю их, как я уже сказал. Это же не проблема, не так ли?

Т: [Пауза] Ну, я мог бы задать вам несколько вопросов, я имею в виду, я мог бы задать вам стандартные вопросы. Но к чему, по-вашему, это приведёт? Какова была бы цель этого и что бы вы получили от этого?

П: [Долгая пауза] Хорошо… [Долгая пауза] Некоторое представление о том, что я делаю. Может быть, почему я это делаю. [Пауза] Да. Понимание того, что я делаю, и есть ли у меня для этого какие-либо причины.

Т: Хорошо. Не могли бы вы дать мне некоторое представление о том, что именно вы делаете, о чём вы хотели бы получить представление? Может быть, что бы вы хотели изменить?

П: [Долгая пауза] Я действительно этого не знаю.

Т: Есть одна вещь, которую я хотел бы прояснить. Это было видно на этой сессии и на прошлой сессии. Дело в том, что я заметил, что иногда бывают периоды молчания, когда я задаю вам вопрос. И я знаю, что это ваше право, но я просто хотел, чтобы вы знали, что я чувствую себя несколько неловко из-за этого молчания.

П: Ммм, я пытаюсь думать.

Т: Вы можете думать вслух, если хотите.

П: Я постараюсь. Иногда у меня просто возникают пробелы после того, как задан вопрос. Я должен вернуться к тому, что я делал, чего я не делал.

Т: Что ж, мои наблюдающие коллеги указали, что я отошёл от плана, с точки зрения выяснения у вас вопроса, в чём ваша проблема – проблема, из-за которой вы пришли сюда. Что, в какой-то степени, я сбился с пути из-за драматического разговора о самоубийстве на первом сеансе. Но у нас действительно есть временные рамки для работы – десять сеансов, и что я должен вернуться к теме и спросить вас о проблеме, из-за которой вы пришли, потрудились позвонить и приехать сюда. С какими проблемами вы столкнулись? [Пауза] Потому что мы действительно не можем продолжать без этой информации. [Долгая пауза]

П: С какими проблемами я сталкиваюсь? [Долгая пауза] Я рисую пробел. [Пауза] Общая некомпетентность в управлении своей жизнью. [Пауза] С какими проблемами я сталкиваюсь?

Т: Не могли бы вы привести мне конкретный пример вашей некомпетентности в управлении своей жизнью?

П: [Пауза] Ну, в доме беспорядок, я на мели, и всё, что мне хочется делать – это валяться в постели весь день.

Т: В чём проблема? Я имею в виду, что некоторые люди берут тайм-аут и просто отдыхают.

П: Ага. [Долгая пауза] Я не знаю. [Пауза] Я просто… Я опустошён. [Входит JW.]

JW: Я не знаю [Основного Терапевта], но некоторые из нас, в некотором роде, конкретны. Например, я. Мы действительно почувствовали… хорошо… мы услышали вас, когда вы сказали, что вы на мели, в вашем доме беспорядок, и вы просто валяетесь без дела весь день.

П: Ага.

JW: С этого можно начать говорить что-то о проблеме, с которой, мы можем разобраться, по крайней мере, в своих головах. Поэтому мы подумали, что должны сообщить вам об этом. Конечно, людей всегда просят о большем, когда они делают что-то хорошее, так что вы знаете, к чему это приведёт в дальнейшем.

П: Хорошо. Конкретно. В доме беспорядок, я на мели, я лежу в постели. [Пауза]

Т: Ну? И как долго вы этим занимаетесь?

П: Хорошо, да. Ну, с конца лета. Я вернулся в школу в конце сентября, и это, как бы, прервало всё на пару недель. Мой график был просто невозможен. Мне нужно было поработать накануне вечером, а потом быть на занятиях до 4:30, поэтому я решил – я даже не решал – я просто… Однажды у меня просто не получилось, а потом – решив, что смогу наверстать упущенное – и потом, позже, на следующий день. Даже не следующий, я думаю. Неделю спустя – микробиологические лаборатории – вы просто не можете пропустить их вот так. И я был как бы захвачен и ошеломлён. Так что я ещё даже официально не бросил учёбу. Э-э, у меня есть некоторые сомнения в том, что я могу. На данный момент. Да, наверное, это меня расстроило. Это…

Т: Это трудности, связанные с вашей школьной работой.

П: Хммм. Да.

Т: Хорошо, а в чём проблема с этим сейчас? Вы были зачислены в школу…

П: Ага.

Т: Вы всё ещё там?

П: Да.

Т: Значит, вы ходили на занятия?

П: Нет. Нет. Я отказался от них, но официально я их не бросал. Э-э-э, это принятие решения без принятия решения. Ух…

Т: Итак, если я ясно выразился, вы… То, что вы сделали со школьными делами, это просто, как бы, приняли решение, без заявления.

П: Ага.

Т: Вы общались с кем-нибудь из своих профессоров?

П: Нет. [Пауза] Я не записывался в этом семестре до первого дня занятий. На самом деле я не хотел возвращаться в школу. Почему я это сделал? О, потому что моя мать продолжала доставать меня, и… я действительно хочу вернуться в школу.

Наконец, и, возможно, это самое трудное – это клиенты, которые говорят достаточно охотно, но постоянно расплывчаты:

Т: В чём проблема, которая привела вас сюда сегодня?

П: В принципе, я… я прочитал о вашей программе в газете или публикации Калифорнийского университета… я не помню где. Что привлекло меня в вас, так это тот факт, что мне было интересно увидеть кого-нибудь, но я хотел ограничить исследование определённой областью. Понимаете? Так что вместо того, чтобы попасть на расширенную программу, где моя жена была… посещала психиатров в прошлом. И у меня сложилось впечатление, что ситуация продолжилась, и продолжалась, и продолжалась без реального достижения цели или без реального ощущения… ОК, я добиваюсь прогресса или нет… это было довольно туманно. На Востоке, до того, как мы приехали сюда, в Калифорнию, одиннадцать лет назад, я видел одного последователя Юнга в течение короткого периода времени. И у меня сложилось впечатление, что в некоторых случаях я просто топчусь на месте. Итак, это своего рода введение – то, что привело меня сюда. Какую конкретную проблему я имею в виду? Э-э, в принципе, я хотел бы лучше понять свои личные цели, с точки зрения… Могу ли я что-то чётко установить в своём собственном сознании, чтобы посмотреть на свою жизнь и решить: «Да, я действительно чего-то достиг» или «Я просто плавал с одного места на другое, и вроде как сражался в битвах, и пытался что-то делать без какого-либо чувства реального направления, или цели, или преследуемой цели». Я должен сказать, что много раз я разрывался между своими обязательствами перед самим собой, моими обязательствами перед моей женой, моими обязательствами перед моими детьми, моими обязательствами перед моей семьей здесь, моими обязательствами перед моей первоначальной семьей, которая находится в Южной Америке. И иногда я очень, очень злюсь на себя в том смысле, в каком я становлюсь… У меня складывается впечатление, что в прошлом я ставил слишком многих людей впереди себя с точки зрения распределения времени, ресурсов… И иногда я был слишком, слишком мил – пытался идти на компромисс и просто соглашаться, вместо того чтобы сказать: «Хорошо, это то, что я хотел бы сделать». Сегодня вы застаёте меня на довольно интересном этапе в том смысле, что я нахожусь в процессе, меняю работу, как бы переориентирую свою карьеру. И я считаю, что ближайшие пятнадцать лет… десять или пятнадцать лет, будут иметь огромное значение в моей жизни. И я хотел бы дойти до того момента, когда я действительно смогу почувствовать, что я исследовал с некоторыми… Каковы мои цели? Каковы мои различные роли? Каков приоритет? Как я могу, более или менее, пойти на компромисс или оптимизировать ситуацию? А другой момент заключается в том, что я не такой… Я понимаю, что если бы кто-нибудь посмотрел на меня и изучил то, что я делал в прошлом, человек мог бы указать на многие, очень многие области, где мне нужно с собой поработать. Я это понимаю. У меня такое чувство, что меня не так уж сильно интересует ситуация максимизации, а просто приближение к точке оптимизации. И это та область, где у нас с женой были некоторые разногласия. У меня такое чувство, что при взгляде на… У меня такое чувство, что есть много людей, которые могут прекрасно ладить. Некоторым другим людям нужна определённая помощь. Есть некоторые другие люди, которые должны быть…

Т: Давайте просто возьмём эту ситуацию и посмотрим, что мы можем из этого понять. Вы говорите, что чувствуете, что есть вещи, которые нужно сделать для работы.

П: Ну, я должен объяснить. Вероятно, было бы уместно своего рода введение. Я родился в Южной Америке. Я приехал в Штаты в 1959 году. Я ходил в школу здесь, на бухгалтерский учёт. Я женился в довольно позднем возрасте, по обычным меркам. Когда я женился, мне было тридцать восемь, а моей жене – тридцать. С этой точки зрения, за те годы, что я здесь, если исходить из того факта, что я вырос в совершенно другой среде, мне было необходимо проделать огромную работу по навёрстыванию упущенного. Навёрстывая упущенное, более или менее, я становлюсь… я как бы меняю свой образ мышления. Я вырос… я получил образование в очень, очень строгой среде, где существовали формальные правила в некотором роде очень, очень строгие…

Если обычные вопросы не приводят к прогрессу ("Мне это непонятно. У меня конкретный склад ума. Не могли бы вы потерпеть мою непонятливость и привести пример того, о чём вы говорите?"), бесполезно и даже хуже продолжать этот бесплодный курс: "Всегда меняйте проигрышную игру". Один из возможных стратегических приёмов, хотя его применение в данной ситуации относительно мало проверено и требует дальнейшего изучения, заключается в том, чтобы помочь клиенту в его собственной игре, в конечном счёте, для его собственной выгоды. Например, терапевт может проявить ещё большее замешательство и неопределённость, чем клиент, или, альтернативно, сказать: "Ага! Теперь я понял, в чём проблема!" и уверенно заявляет то, что, по его мнению, определённо не является тем, о чём говорит клиент. В конечном счёте, единственным способом справиться с этой проблемой, которая, по нашему мнению, создаёт большие препятствия для всех форм психотерапии, а не только для нашей собственной, может быть игнорирование неясного предмета и переход на более высокий уровень. То есть принятие неопределённости как таковой, того что она является наиболее значительной проблемой, и поиск способов изменить её.

На первом собеседовании также важно получить хотя бы некоторое первоначальное представление о языке или позиции клиента. Но этот тип информации, обсуждаемый в следующей главе, имеет другой порядок и не может быть получен, главным образом, путём прямого опроса.