Текст книги "Византия: История исчезнувшей империи"

Когда подготовка завершилась, весной 624 года Ираклий отправился на Восток. Возможно, персы ожидали, что император первым делом попытается вернуть часть утраченных территорий в Сирии. Если так, то их армия ждала там Ираклия долго и безрезультатно: он так и не пришел. Вместо этого византийская армия двинулась на восток через Малую Азию и далее на север, в Армению, которая давно была спорной территорией, поделенной между двумя империями. Оттуда византийцы повернули на юг и вышли к незащищенным северным границам самой Персии. Известие об этом прозвучало для Хосрова II как гром среди ясного неба: он призвал свои войска вернуться и защитить родную землю. Однако пока персидская армия находилась в пути, никто не мог помешать Ираклию захватывать и уничтожать персидские города один за другим. Когда его армия подошла к священному для зороастрийцев городу Шиз, Хосров был уже недалеко со значительными силами, но, услышав о приближении Ираклия, решил уйти, избежав сражения. Таким образом, византийские войска смогли войти в город, не встретив сопротивления, и отомстили за разрушение церквей в Иерусалиме, уничтожив храм, где горел священный огонь. Кампания оказалась настолько успешной, что с приближением зимы Ираклий не стал выводить войска на византийскую территорию в Малой Азии, а решил остаться в Армении. Следующей весной византийцы возобновили военные действия. На этот раз персы были готовы, и на перехват войска Ираклия отправились две крупные армии. После долгого преследования по пересеченной местности Ираклий вступил с ними в бой там, где сам счел нужным, и разбил их одну за другой, захватив золотой щит и доспехи одного из полководцев, который бросил их, убегая с поля боя. После этого византийской армии ничто не мешало возобновить свой победный марш по Персии.

В отчаянии Хосров и его военачальники придумали, как заставить Ираклия уйти: они решили действовать его методами и ударить прямо по Константинополю, чтобы вынудить императора вернуться на защиту столицы. К аварам были отправлены посланники с призывом нарушить перемирие и также пойти на штурм византийской столицы. Аварского кагана не пришлось долго уговаривать, поскольку он уже несколько раз нарушал соглашение, а воспользоваться ослабленным состоянием империи было слишком соблазнительно. Поэтому, когда весной 626 года Хосров направил своего полководца Шахрвараза с большими силами в Малую Азию, авары и их союзники славяне тоже выступили в поход. В начале июня персы подошли к Босфору, а вскоре после этого, на другой стороне пролива, у стен Константинополя оказались и передовые отряды аваров. Союзники могли видеть друг друга и общаться, подавая сигналы огнем. Когда ловушка захлопнулась, в городе воцарилось мрачное настроение. В мае на улицах и в Святой Софии происходили массовые беспорядки и протесты против высоких цен на продовольствие, а к Ираклию отправили гонцов с вестью об опасности, грозящей столице.

Но, несмотря на расчеты Хосрова, это не заставило императора прервать военную кампанию в Персии и вернуться на запад. Вместо этого он отправил треть своего войска на защиту Константинополя, в то время как остальные остались на востоке. Кроме того, он заключил союз с местным тюркским племенем, хазарами, и теперь уже двойное вторжение в Персию продолжилось, несмотря на угрозу в тылу. Константинополь был предоставлен сам себе. Ираклий никогда бы не пошел на такой смелый шаг, если бы не знал, как трудно будет аварам и персам захватить город: для этого им нужно было переправиться через Босфор, а потом взять штурмом оборонительные стены. Возможно, аварский каган мало представлял, насколько хорошо защищен Константинополь, раз он решил, что его войско с осадными машинами сумеет быстро войти в город. К концу июля перед стенами Константинополя были установлены 12 осадных башен и многочисленные катапульты, и начался штурм. Два дня шли жестокие бои. Но аварам не удалось продвинуться, поскольку камни, выброшенные их катапультами, ничего не могли сделать стенам, построенным из массивных блоков известняка. Количеством нападающие сильно превосходили защитников города, но стены были построены таким образом, что штурмовать их, используя осадные башни, было очень трудно. Строители укреплений создали неприступную трехуровневую систему обороны. Главная внутренняя стена имела около 12 метров в высоту. В нее были встроены 96 башен, из которых византийцы стреляли в аваров из баллист и катапульт. Перед ней стояла наружная стена, чуть ниже и с 92 башнями, с которых по аварам тоже стреляли. И наконец, перед стеной был широкий, облицованный кирпичом ров, от 15 до 20 метров в ширину и 5–7 метров в глубину, а со стороны города вдоль него шло еще и ограждение из дерева и кирпича. Противник должен был переправиться через ров и перелезть через заграждение, и все это под обстрелом, ведущимся с наружной и внутренней стен. Но даже если ему удалось бы сделать это и захватить внешнюю стену, он оказался бы в ловушке, коридоре пятиметровой ширины, отделявшем внешнюю стену от внутренней.

Аварам удалось подогнать часть своих осадных башен близко к наружной стене, заполнив некоторые участки рва, но дальше этого дело не пошло. Моряки, покинувшие свои корабли в гавани, чтобы присоединиться к защитникам города, прислонили к зубчатой стене мачту, к которой была привязана лодка, наполненная горючим веществом. Его подожгли, а затем мачту повернули так, чтобы горящее вещество вылилось на осадную башню аваров, и та загорелась. Видя, что его замыслы сорвались, каган прибег к запугиванию, направив своих посланников с требованием сдать город, если жители хотят сохранить свои жизни и имущество. В противном случае он грозился бросить в бой персов, которые все еще ждали в Халкидоне, на другом берегу Босфора. Византийцы, вероятно, были бы рады перемирию и заплатили бы аварам большую дань, но пойти на полную капитуляцию они не могли. Переговоры сорвались, и осада продолжилась.

Теперь аварскому кагану нужно было выполнить свою угрозу и ввести в бой персов, но сказать это было легче, чем сделать. Две армии разделял Босфор, а флота, чтобы доставить армию союзников на этот берег, не было. Однако авары привезли с собой множество лодок-долбленок. Они были довольно примитивными, но каждая могла доставить с азиатского берега двоих-троих мужчин. Ранним августовским утром эти лодки были спущены в неспокойные воды Босфора и взяли курс на Халкидон. Но как только они отошли от берега, византийский флот из 70 кораблей вышел из бухты Золотой Рог и с легкостью затопил их, а гребцы-славяне либо погибли от стрел, либо утонули. Те же из них, кому удалось доплыть до берега, были убиты по приказу кагана, который пришел в ярость от этого провала. В результате больше всех пострадали славяне, и потому они решили, что с них достаточно. Они начали снимать свой лагерь, выступив таким образом против своих аварских хозяев. Видя, что его силы истощаются, каган вынужден был последовать их примеру, хотя, уходя, его всадники разграбили и сожгли несколько церквей в окрестностях города. Соответственно, персам теперь тоже не было смысла оставаться, и они начали отступать на восток. К середине августа осада закончилась.

Конечно, все вдохновенные речи и военное искусство Ираклия не стоили бы ничего, пади Константинополь в 626-м. Его географическое положение таково, что, лишись Византия столицы, Малая Азия оказалась бы отрезана от остальных частей империи и не осталось бы ничего, что удерживало бы их вместе. Другого хорошо укрепленного города, который мог бы заменить Константинополь, став центром управления, у византийцев на Востоке не было. Единственными альтернативами могли служить находившиеся на Западе Равенна, Карфаген и, возможно, Сиракузы. Таким образом, империя прекратила бы свое существование к востоку от Босфора и византийцы потеряли бы центр, определявший их культуру и мировоззрение. После того как в 626 году Константинополь все-таки выстоял, вера византийцев в то, что их империя находится под защитой Господа, укрепилась, а город приобрел почти мистическую ауру: считалось, что ему покровительствует Богородица.

Теперь, когда расчеты Ираклия оправдались, он мог снова повести наступление в самом сердце вражеских территорий. В сентябре 627 года он вновь пришел с войсками в Персию и опять застал Хосрова врасплох. Персидский шах думал, что угроза миновала, потому что лето закончилось и время военных походов подошло к концу, так что армия Ираклия успела дойти до древней Ниневии, прежде чем встретилась с войском персов, преградившим ей путь на Ктесифон. Утром 12 декабря 627 года две армии сошлись в битве на широкой открытой равнине, и сражение продолжалось весь день. Ираклий был в самом центре кровавой схватки и получил ранение в лицо. Но в конце концов персидский полководец был убит, и византийцы покинули поле боя с 28 захваченными знаменами. Остатки персидской армии отошли, в то время как Ираклий двинулся к Дастагирду, резиденции Хосрова, где разрешил своим войскам разграбить и сжечь дворец шахиншаха. Сам Хосров, который еще за девять дней до прибытия Ираклия был в этом дворце, бежал ночью и укрылся в сельском доме. Несколько дней спустя преследовавшие шаха византийцы достигли и этого места. Хосров был уже далеко, но Ираклий, по свидетельствам, был поражен, когда увидел узкую дверь, ведущую в дом. Зная, что Хосров был человеком крупным, он поразился тому, что шах сумел в эту дверь войти.

Победа в Ниневии не была решающей. Персидская армия отступила, но уцелела, и Хосров усилил ее еще 3000 воинов. Однако поспешное бегство шаха и неблагоприятное течение войны вызвали недовольство в его собственном окружении. Возник заговор, который возглавил Широе – старший сын Хосрова. Группа заговорщиков захватила власть 23 февраля 628 года. Хосров был убит. Взойдя на престол, Широе почти сразу отправил к Ираклию посланников, прося мира и обещая вернуть все территории, захваченные с 602 года, а также освободить всех пленных, взятых в ходе долгой войны, в том числе и патриарха Захарию и других несчастных, захваченных в Иерусалиме в 614 году. Посланники также вернули Животворящий Крест и другие похищенные реликвии. Ираклий принял условия мира и отвел войска: он добился того, что хотел. К тому же он знал, что Шахрвараз, персидский полководец, осаждавший Константинополь в 626 году, был не в ладах с шахским двором в Ктесифоне, и понимал, что вскоре в Персии может начаться внутреннее противостояние. В следующем году персы оставили Сирию, Палестину и Египет, и восточные границы Византии вернулись к состоянию на 602 год.

Возвращение Ираклия в Константинополь было исключительно торжественным. На азиатской стороне Босфора, в Иерии, его встречала огромная толпа горожан, впереди которой были его сын Константин и патриарх, все с оливковыми ветвями и свечами. Прибыв в город, Ираклий устроил победное шествие по ипподрому, во главе которого шагали четыре трофейных слона. Но самым волнующим стал праздник победы, устроенный в Иерусалиме весной 630 года, когда Ираклий прибыл туда с Животворящим Крестом, чтобы вернуть его в Святой город. Однако он также хотел свести счеты. Иудеи, часть которых помогала персам, были изгнаны из города и лишены права жить в пределах пяти километров от него. Христиане-несторианцы, секта, которой отдавалось предпочтение, когда город находился под властью персов, лишились своих храмов – их отдали халкидонитам. Однако эти карательные меры были не слишком жестокими. Ведь Ираклий мог позволить себе быть великодушным. Он добился того, чего так редко удается достичь с помощью войны, – безоговорочной победы после многих лет, когда поражение казалось неизбежным. Мало кому из правителей доводилось испытать на своем веку такое торжество. И мало кому доводилось так быстро и безвозвратно потерять все завоеванное, как это случилось с Ираклием.

* * *

Едва закончились празднества, как начали приходить сообщения о нападениях арабов на сирийскую границу. Однако в Константинополе их восприняли не слишком серьезно. Арабы часто совершали набеги в поисках добычи, и это было задачей наместника – собрать силы и изгнать их. Так, весной 529 года арабы добрались до предместий Антиохии, но под напором византийской армии быстро ретировались. И вообще, арабов, хоть они и доставляли неприятности, не считали серьезной угрозой. Они были разделены на небольшие племена и потому не могли собрать большое войско, как персы и авары. Кроме того, они постоянно враждовали друг с другом, и на это уходили их основные силы. Бороться с ними можно было простым способом: заключить с каким-то из этих племен союз против персов и других арабов. И одно такое союзническое племя было – гассаниды. Его территории вдоль сирийской границы служили буфером против вторжений других арабских племен. Юстиниан приглашал их царя, христианина-монофизита аль-Хариса ибн Джабалу, в Константинополь в 563 году, а Ираклий в 624-м вторгся в Персию, имея среди своих воинов много гассанидов. Таким образом, византийцы традиционно общались с арабами точно так же, как с другими соседними народами, способными доставить проблемы. В любом случае у Ираклия были дела поважнее, чем участие в мелких стычках на границе.

Эффектная победа над персами и возвращение Сирии и Египта означали, что теперь византийскому императору предстояло взяться за решение проблемы, которая тревожила еще Юстиниана и его предшественников: добиться какого-то согласия между монофизитами и халкидонитами. Та легкость, с которой персы завоевывали восточные провинции в период с 613 по 619 год, отчасти объяснялась безразличием местного населения: оно не видело причин противостоять захватчикам и защищать власть, которая считала их веру ересью. Персы умело воспользовались этой ситуацией. Множество иерусалимцев-халкидонитов были убиты, а монофизитов не тронули. Теперь, когда персы ушли с этих территорий и в Александрии и Антиохии были восстановлены византийские наместники, нужно было добиться того, чтобы восточные провинции примирились с правлением из Константинополя. Эта проблема преследовала Византию на протяжении всего ее существования. При всей значимости Константинополя, способствовавшей спасению империи в момент кризиса, сконцентрированные там богатства и власть отталкивали окраинные территории, для жителей которых столица была далекой и чуждой. Императоры успешно налаживали отношения с иностранными захватчиками и привлекали их к защите империи, но добиться того же результата в отношении своих собственных монофизитов было куда сложнее.

Как и многие до него, Ираклий решил испробовать компромиссное решение. В 630 году он встретился с патриархом Антиохии, который был монофизитом, и 12 другими епископами, чтобы выработать доктрину, с которой могли бы согласиться обе стороны. Они пришли к тому, что получило название «моноэнергизм»: к идее о единстве действий Христа как Богочеловека. В июне 633 года в Александрии прошел собор духовенства, который провозгласил моноэнергизм общепризнанным вероучением. Монофизиты вроде бы были готовы принять его, и в какой-то момент стало казаться, что расколу скоро придет конец. Однако же новая доктрина не устроила халкидонитов, и ее так резко осудили в Константинополе и Риме, что Ираклий был вынужден отказаться от нее. В 638 году на свет родилась новая компромиссная доктрина – монофелитство, идея о том, что, хотя Христос имел и божественную, и человеческую природу, божественная воля едина. Эта инициатива получила еще меньше сторонников, чем предыдущая, ибо она была совершенно неприемлема для монофизитов и устраивала очень немногих халкидонитов. Полный решимости продвинуть ее, Ираклий прибег к силе, и монофизитское духовенство снова было загнано в подполье. К этому времени на первый план снова вышла проблема очередной волны вторжений.

Чего не знали Ираклий и его советники, так это того, что, пока они противостояли персам и занимались теологическими спорами, в никому не известном уголке Аравийского полуострова стремительно развивались судьбоносные события. Весной 627 года, в то время как Ираклий планировал окончательное вторжение в Персию, подходил к концу очередной раунд бесконечных арабских племенных войн. Племя курайшитов из Мекки осадило город Медину. Защитников города, которые численностью сильно превосходили нападавших, возглавлял Мухаммед, сам по рождению курайшит, бежавший из Мекки за пять лет до того из-за своих монотеистических религиозных взглядов. Осада закончилась неудачей. Защитникам удалось сорвать нападение, прокопав сеть траншей вдоль стен, что заставило мекканцев отказаться от своей затеи. Благодаря этой победе известность Мухаммеда среди арабских племен начала расти. Одно за другим они принимали его религиозное учение, которое позже получило название «ислам». К моменту своей смерти в 632 году Мухаммед успел добиться беспрецедентного политического и религиозного единства на всем Аравийском полуострове. И именно это единство в большей степени, чем ислам, представляло серьезную угрозу для соседних государств. Приняв мусульманство, арабы не стали более воинственны. Они всегда жили войной, и ислам не изменил этого. Но он положил конец длившимся веками межплеменным конфликтам и помог создать общее государство. Это единство удалось сохранить и после смерти Мухаммеда, когда его преемником был избран Абу Бакр, первый халиф. И следовательно, вторжение 633 года, которое прошло для Константинополя почти незамеченным, было не обычным набегом одного из племен, но предвестником полномасштабного вторжения.

Осознание серьезности этой проблемы приходило очень медленно. Если арабы вторглись в пределы империи в конце 633 года, то реакция последовала лишь в начале следующего года, когда имперский наместник по имени Сергий пришел с небольшим войском, чтобы изгнать их.

Однако арабы не бежали, как обычно, увозя свою добычу, а остались и дали бой. Сергий был убит, многие из его людей, оставшихся в живых, попали в плен и были угнаны в Аравию. Это было поражение, но не настолько серьезное, чтобы в Константинополе тревожно зазвонили колокола. Находясь в Эдессе, на севере Сирии, Ираклий решил отправить в этой район своего брата Феодора, чтобы тот решил проблему. Когда же Феодор также потерпел сокрушительное поражение, император заменил его полководцем по имени Ваан. Эта замена заставила перемениться и фортуну, и арабы были отброшены и понесли большие потери. Ираклий, вероятно, решил, что угроза отведена, и засобирался обратно в Константинополь.

Однако вывод оказался преждевременным: в начале 636 года арабская армия, невиданная по численности, вошла на территорию империи. Ваан сразу понял, что это полномасштабное вторжение, а не обычный набег, и попросил прислать подкрепление. К нему отправили императорскую армию. Объединившись, два войска представляли собой грозную силу, хотя ее и не возглавлял лично покоритель Ниневии. Византийцы и арабы сошлись в долине реки Ярмук и в течение нескольких недель между ними происходили лишь мелкие стычки. Преимущество было, несомненно, за византийцами, которые имели более многочисленную армию и воевали на своей земле, но недели шли, а постоянные проблемы не позволяли им нанести решительный удар. Погода была против них: ветер дул со стороны арабов, швыряя им в лица песок. В рядах византийской армии начался разброд. В ее составе, как всегда, было много союзников-арабов. И хотя в прошлом они всегда охотно сражались с другими арабами, но на этот раз союзникам недоплатили и некоторые из них стали переходить на сторону мусульман. И ко всему, как и Велизарию, Ваану приходилось терпеть постоянные клеветнические слухи, распространявшиеся и при дворе императора, и в его лагере, о том, что он якобы хочет захватить трон. Но в конце концов ничто из этого не привело бы византийцев к поражению. Все решил умный ход арабского полководца, который сделал вид, что уводит свои войска, а ночью вернулся, окружил византийцев и захватил мост, по которому они могли бы уйти. Понимая, что они в ловушке, византийские войска запаниковали и потеряли сплоченность. Теснимые со всех сторон, византийцы гибли тысячами, в то время как арабы упрочивали свое преимущество. В результате, как и при Адрианополе в 378 году, армия была полностью уничтожена. Лишь немногие сумели вырваться из окружения. Одним ударом арабы сломили сопротивление византийцев. Из долины реки Ярмук мусульмане двинулись на Дамаск, который открыл им свои ворота без боя.

Кажется почти невероятным, что Ираклий, который проявил такую энергию и мужество в борьбе с персами всего несколько лет назад, теперь пребывал в бездействии и лишь наблюдал за происходящим. Он не участвовал в битве при Ярмуке, находясь в это время далеко в Антиохии. А после падения Дамаска, вместо того чтобы попытаться спасти ситуацию, покинул Сирию и отправился на запад. С собою он увез Крест Господень, возвращенный персами в 628 году, тем самым словно открыто признав, что теперь все кончено. На этот раз его возвращение в Константинополь разительно отличалось от возвращения с войны с персами. Когда Ираклий прибыл в Иерию, его не встречали ликующие толпы и лишь один корабль ждал его, чтобы незаметно переправить через Босфор в Большой константинопольский дворец. Но Ираклий отказался вступать на его борт и остался во дворце в Иерии. Известие о странном поведении императора повергло чиновников и видных горожан в беспокойство, и от них прибыли делегации с просьбами к императору приехать в столицу и вернуться к своим обязанностям. Но все было бесполезно. Император оставался непреклонен. Он отправил в Константинополь своих сыновей Константина и Ираклеона, чтобы те присутствовали вместо него на церковных празднествах и на ипподроме, настаивая на том, чтобы потом они вернулись в Иерию.

Не скоро стало ясно, что стоит за апатией императора. Оказалось, что у него развился панический страх воды. И для того, чтобы Ираклий попал в столицу, нужно было предпринять нечто экстраординарное. Вместо корабля, который мог бы перевезти его на другой берег, был собран большой флот. Суда поставили на якорь бок о бок, чтобы образовался мост через пролив. Сверху настелили доски, сотни кустов и других растений выкопали с корнем и посадили в горшки, которые расставили по обе стороны прохода. Когда все было готово, императора убедили сесть на коня и въехать на мост. Листва растений закрывала вид на море. И только тогда Ираклий наконец прибыл в Константинополь.

Тем временем ситуация в Сирии становилась все хуже. Сельская местность находилась в основном под контролем арабов, а города, потеряв надежду на помощь от императора, сдавались им один за другим. Иерусалим был окружен, но горожане, опасаясь повторения событий 614 года, держались в течение двух лет. Выход из этого безнадежного положения нашел городский патриарх, который начал переговоры с халифом Омаром. В обмен на обещания, что христиан и их святыни не тронут, городские ворота наконец открыли, и победоносный халиф въехал в них на белом верблюде. Это произошло в феврале 638 года. В следующем году пала Антиохия, вслед за ней Эдесса и Дара. В начале 640 года арабский полководец Амр ибн аль-Ас вторгся в Египет и подошел ко второму по значимости городу империи Александрии. Патриарх и префект города Кир, как и патриарх Иерусалима, надеялся, что византийская армия придет к нему на помощь, но этого не случилось, и ему пришлось вступать в переговоры с арабами. В ноябре 641 года он заключил с ними перемирие на один год, пообещав по истечении этого срока сдать город. А затем в Константинополь были отправлены срочные донесения с просьбой к императору скорее прислать помощь.

Ираклий не предпринял ничего, чтобы остановить надвигающуюся катастрофу, но это не так уж удивительно: к тому времени он был очень болен. Он страдал от водянки, от которой его внутренние органы разбухали и больно давили на мочевой пузырь. Этот недуг и стал причиной смерти императора в феврале 641 года в возрасте 66 лет. Его кончина могла бы стать началом возрождения Византии, но этого не случилось, поскольку Ираклий оставил завещание, согласно которому на престол должны были взойти его сыновья, Константин и Ираклеон, и править совместно. Это было непопулярное решение. В то время как Константин был сыном первой жены Ираклия, Евдокии, которая умерла в 612 году, матерью Ираклеона была Мартина, племянница и вторая жена Ираклия. Женитьба императора на столь близкой родственнице вызвала скандал, и Мартину в Константинополе недолюбливали. Все сходились на том, что истинным преемником Ираклия являлся Константин III, но в свои 29 лет старший наследник был серьезно болен. Большую часть времени он проводил во дворце в Иерии, где климат был для него благоприятнее. Тем не менее он пережил своего отца всего на четыре месяца, и ходили слухи, что его отравила мачеха, Мартина.

С его смертью ситуация стала еще неопределеннее. Перед кончиной Константин III успел отправить письма военачальникам, прося их проследить за тем, чтобы были соблюдены права его сына, девятилетнего Константа. Летом 641 года соединения византийской армии пошли на Халкидон, чтобы потребовать признать Константа преемником Ираклеона. Встревоженные, Ираклеон и Мартина устроили появление Константа на публике, чтобы доказать, что мальчик жив и здоров, и поклялись на Кресте Господнем защищать его и заботиться о нем. Несмотря на эти заверения, в городе вспыхнули беспорядки, и Ираклеону и Мартине пришлось согласиться на то, чтобы Констант был венчан на царство в соборе Святой Софии в качестве соправителя империи. Солдаты в Халкидоне, которые причиняли огромный ущерб виноградникам за пределами города, должны были быть успокоены щедрыми подношениями из золотых монет. Их командир получил повышение и обещание быть защищенным от любых репрессий. Однако Мартина и Ираклеон могли лишь отсрочить свою злую участь. В начале следующего года произошел дворцовый переворот. Группа заговорщиков захватила юного императора и его мать. Ираклеону отрезали нос. Это не было обычной местью, хотя, несомненно, и ею тоже. Физическое уродство означало, что он не мог больше быть императором, и таким образом заговорщики не оставили Ираклеону возможности вновь претендовать на престол. Мартине отрезали язык, что, возможно, символически обозначало конец ее политического влияния. Дальнейшая их судьба неизвестна, но, видимо, их отправили доживать свой век в каком-нибудь монастыре. А на престоле воцарился юный Констант II, который правил, внимательно прислушиваясь к своим советникам – несомненно, тем самым людям, которые свергли Мартину и Ираклеона.

В свете происходивших в Константинополе событий не приходится удивляться тому, что помощь Киру в Александрию так и не была отправлена: большая часть византийского войска была занята, вытаптывая виноградники окрест Халкидона. Сам Кир погиб весной 642 года, и к сентябрю горожане поняли, что дальше держать оборону бессмысленно. Ворота открыли, и арабы вошли в город. Захват не был организованным и мирным. Сразу же после вступления арабов сгорели несколько церквей и знаменитая александрийская библиотека, но тем не менее большинство монофизитского населения радовалось смене власти. Коптский патриарх Вениамин, много лет скрывавшийся в пустыне, торжественно вернулся в Александрию, получив от арабского военачальника Амра заверения в том, что он и его паства могут исповедовать свою веру, не опасаясь преследований.

Но и это был еще не конец. В 645 году Констант II и его советники запоздало отправили флот, чтобы вернуть Александрию. Амр оставил в городе немногочисленный гарнизон, и византийцы смогли высадиться и без особого труда захватить город. Узнав об этом, Амр двинулся туда с большим войском. На этот раз ворота были закрыты, а стены защищали, поэтому ему пришлось идти на штурм с осадными машинами и катапультами. Сделав пробоину, войска мусульман проникли за стену, и сопротивление византийцев было подавлено. Мануил Аршакид, командовавший флотом, был убит, а уцелевшие корабли отплыли в Константинополь. Византийцы вернулись к ситуации 620 года, когда все восточные провинции были утрачены, только на этот раз навсегда.

В течение ближайших нескольких лет ситуация продолжала ухудшаться. Став полновластными хозяевами побережья Сирии и Египта, арабы начали строить свой флот. Будучи жителями пустыни и не имея соответствующего опыта, они использовали местную рабочую силу и местных же набирали в корабельные команды, и очень скоро их флот готов был выйти в море. В 649 году под руководством арабского правителя Сирии, Моавии, он напал на византийский остров Кипр и захватил и разрушил город Констанцию, древний Саламин. Спустя несколько лет арабы высадились на Родосе. Их пребывание там было недолгим, но они увезли с собой ценную добычу: остатки колосса, бронзовой статуи бога солнца Гелиоса, имевшей 32 метра в высоту. Одно из семи чудес света, она рухнула после землетрясения в 228 году до н. э. и с тех пор лежала на земле. Ее распилили на части, вывезли и пустили на переплавку. А в следующем году Моавия нацелился на Константинополь. Его флот захватил Халкидон и готовился пересечь Босфор, но был рассеян штормом…

Рано или поздно, но византийцам предстояло встретиться с арабами на море лицом к лицу. В 655 году Моавия начал строить в сирийском Триполи другой флот. Дело осложнилось тем, что византийские пленники, содержавшиеся в городской тюрьме, взбунтовались и вырвались наружу. Они побежали вниз, к берегу, подожгли склады и инструменты, а потом захватили несколько судов и отплыли в направлении Константинополя. Несмотря на эту неудачу, Моавия продолжил стрительство, а потом направил свои корабли для атаки на города южного побережья Малой Азии. Констант II, теперь уже молодой человек в возрасте за 20, ждал с византийским флотом и встретил арабов близ портового города Финикс, но арабский флот взял в этом бою верх. По свидетельствам, море было красным от крови византийцев, и один из тех, кто поднял восстание в Триполи, умолял императора бежать. Констант отдал царские одежды другому человеку, а сам спешно покинул флагман, перейдя на меньшее быстроходное судно, и скрылся на нем. Тот же, кто взял плащ императора, стоял на носу флагманского корабля и сражался, пока его не окружили и не убили. Констант благополучно прибыл в Константинополь, но флот был разбит, и оставалось только гадать, как долго еще столица будет безопасным местом пребывания. В 626 году персы и авары не смогли взять ее, потому что не имели кораблей. Теперь же это был только вопрос времени, когда арабский флот вновь войдет в Босфор. С тревогой смотрел Констант со стены, обращенной к морю, на юг, где на горизонте рано или поздно должны были появиться вражеские корабли.