Текст книги "Как подготовить детей к будущему, которое едва можно предсказать"

Minecraft предлагает детям играть в виртуальной песочнице, в которой они могут развивать соответствующее поведение, адаптированное к глобально взаимосвязанному миру. Это понятно. Но давайте-ка подумаем о разнице между песчаными кучами Холла, привязанными к конкретному месту, и игрой Minecraft, которая охватывает всю планету. Я осознал, насколько она значима, когда посещал уроки в Северной Ирландии. Там все школы используют Minecraft в качестве учебного пособия. Они признают, что образование в XXI веке требует внедрения компьютерных игр в процесс обучения.

Я был в Дерри, где учащиеся использовали Minecraft для воссоздания достопримечательностей страны. Локализация была почти идеальной. Проезжая от школы к школе по изумрудной сельской местности, я заметил, что реальный ландшафт Ирландии напоминает растительность модульного мира Minecraft. На знаменитой Мостовой гигантов причудливые шестиугольные скалы геометрически безупречно спускаются в море, как будто их тоже создал алгоритм игры.

На занятиях школьники обсуждали историю, географию и культуру. Я сел рядом с десятилетней девочкой в наглаженной синей форме и спросил ее, что она строит в своей песочнице Minecraft. Она четко сформулировала цели задания, описала поставленные задачи и рассказала мне, как она их выполняет. Я был впечатлен.

– Ты и дома играешь в Minecraft? – спросил я.

Она улыбнулась:

– Да. Постоянно. Больше, чем хотелось бы моей маме.

– На каких серверах?

– Hunger Games. Mineplex. Еще парочка, – без колебаний ответила она.

В Филадельфии, если бы я задал этот вопрос своим мальчишкам, они ответили бы точно так же. Здесь, за Атлантическим океаном, я общался с одной из их потенциальных подруг. Конечно, нет ничего нового в осознании того, как легко интернет позволяет нам общаться с людьми по всему миру. Но когда вы думаете о Minecraft как о безграничной международной песочнице, все становится весьма интересным.

В настоящей уличной песочнице в предместье Бостона Холл обнаружил группу мальчиков, которые, по сути, ввели локальную гражданскую правовую систему. Они экспериментировали с когнитивными, социальными и эмоциональными навыками, которым мы обучаем детей в школах. Они больше всего ценили индивидуальность, чувство собственного достоинства, необходимое для успеха в индустриальной экономике XX века. Более того, они использовали академические знания и практические навыки, чтобы почувствовать, что значит быть полезным членом демократического общества. Уверен, что эти дети в конце концов выросли и стали жить в таком же ограниченном обществе, какое было построено среди горы песка.

Современные дети, напротив, растут в мире, который требует их участия в глобальной экономике, распространяемой микрочипами и оптоволоконным кабелем. Гражданская ответственность детей XXI века, их способность вносить свой вклад, сотрудничать и регулировать поведение и эмоции в разнообразных группах людей требует такого обучения, которое может пройти только в глобальной сетевой песочнице вроде Minecraft.

Единственная проблема сейчас заключается в том, что взрослые боятся незнакомого будущего, а дети играют без ответственного наставничества, без контроля, без тренерского наблюдения. Они самостоятельно разбираются, как ориентироваться в новом мире. Ценнейший опыт поколений, успешно проживших свой век, – человеческая мудрость, передаваемая из одной эпохи в другую с помощью устных и письменных источников, а теперь и видеоигр, – игнорируется. Между тем дети пропускают через себя беспричинное родительское порицание из-за количества времени, проведенного у экранов, и в конечном итоге признают: это презрение целого поколения к будущему, которое они просто не могут понять.

Наше сопротивление виртуальным играм подобно сопротивлению Сократа появлению письменности. Это бесполезно. Вашим детям нужна ваша помощь, и оказать ее очень легко. Родителям, детям и целым семьям просто нужно начать играть вместе.

Каждый должен иметь чувство собственного «я», и дети развивают его через игры в социуме

Способ, которым дети узнают, что значит быть человеком, – это больше чем просто биология. Все зависит от культуры. Социальные установки обеспечивают контекст и определяют все возможные способы понимания себя.

Чтобы быть успешным в любой конкретной эпохе, необходимо иметь чувство собственного «я», которое соответствует текущим экономическим и технологическим тенденциям. Например, если вы не можете представить себя предпринимателем, вы не можете быть им; а если бы вы были воспитаны в эпоху феодализма, вам бы даже в голову не пришло задуматься о каком-то там «стартапе». Примерно так же те, кто вырос в индустриальную эпоху, вряд ли могут представить себя весталками[10]10
  Жрица древнеримской богини Весты, покровительницы домашнего очага (прим. ред.).


[Закрыть], всегда тянущимися к вечному огню в древнеримском храме. Это означает, что «здоровое» чувство собственного «я» не является абсолютным или объективным; это лишь продукт конкретного исторического и культурного контекста. Оно всегда отражает наши коллективные определения «нормального» и включает в себя предубеждения, которые часто привязаны к четкому набору инструментов. Хорошее здоровье – как хорошая технология: определение никогда не остается неизменным, а меняется с течением времени.

Дети должны развивать чувство собственного «я», соответствующее нынешней эпохе. И они будут делать это через игры, правила и обычаи, которые имитируют условности общества, в котором они живут. К сожалению, ностальгирующие взрослые часто им мешают и пытаются навязать свои детские переживания. Конечно, у всех есть приятные воспоминания о наиболее важных моментах, которые повлияли на нашу жизнь: летний лагерь, школьные танцы, научные ярмарки, балетные концерты, первые свидания – и у наших детей будет похожий опыт. Но их формообразующие воспоминания не обязательно будут рождаться при тех же обстоятельствах (если только родители насильно не заставляют детей придавать значение тому же, что важно для них самих).

Таким образом, взрослые должны быть более открыты для новых и разнообразных видов игр. Важно позволить детям приобрести свой собственный опыт, чтобы они научились встраивать чувство собственного «я» в социальную и культурную эпоху, в которой живут.

Взрослые боятся незнакомого будущего, а дети играют без ответственного наставничества – и это серьезная проблема.

Примите современные игры как должное

Песочницы способствовали развитию ребенка в индустриальную эпоху XIX века. Их виртуальные версии лучше подходят для развития в условиях современного мира.

Каждый раз, когда группа детей заходит на игровой сервер, они фактически занимаются тем же, чем когда-то и их родители. Эта игра может начаться в песочнице, но в конечном итоге включаются и более сложные параметры: парки, детские площадки, закусочные и клубы.

Точно так же меняется то, как дети разыгрывают разные сценарии игр под влиянием социальных и культурных сдвигов. Вот почему шутки о взрослении всегда к месту: с их помощью дети описывают свое самоощущение и повседневную реальность. Это четко прослеживается в литературе. Например, в «Маленьких женщинах» Джо Марч – жизнерадостная девушка-сорванец, познающая жесткие гендерные ограничения Новой Англии XIX века. Пару десятилетий спустя Том Сойер берет Гека Финна на поиски украденного золота в пещере МакДугала. В 1951 году Холден Колфилд устает от «чуши» в подготовительной школе Пэнси и садится на поезд до Нью-Йорка. К концу XX века «Останься со мной» рассказывает историю Горди Лашанса и его друзей, блуждающих в одиночестве по пригородным окраинам в поисках трупа. У этих историй схожие психологические и сюжетные структуры, но разный контекст. Почему? Потому что они рассказывают о том, как дети превращаются во взрослых членов общества – как интегрируют существующий контекст в чувство собственного «я».

Поэтому мне кажется, что современные дети найдут подходящие истории взросления в видеоиграх. Именно с их помощью они совершат переход в мир взрослых. Не думайте о привычке детей проводить время в виртуальной реальности как о побеге; рассматривайте ее скорее как площадку для самопознания и исследования других людей.

Быть упертым не значит быть антисоциальным

Дети обычно сосредоточенны, а не изолированны. Они почти всегда связаны со своим сообществом – группой людей, с головой погруженных в совместную ролевую игру. Они разыгрывают фантастические всеобъемлющие сценарии на виртуальных игровых площадках, участвуют в повседневных ритуалах.

Трудно переоценить важность этой игры. Находясь онлайн, ваши дети активно – хоть и бессознательно – готовятся ко взрослой жизни, полной электронных писем, текстовых сообщений, видеочатов и каналов в Slack[11]11
  Корпоративный мессенджер для внутренних коммуникаций сотрудников (прим. ред.).


[Закрыть]. Поэтому им нужны безопасные возможности для экспериментов с этими типами взаимодействий. Как еще они научатся правильному поведению, привычкам и обычаям? Каждая онлайн-игра представляет собой шанс опробовать новые способы внедрения цифровизации в повседневную жизнь. Это отлично, потому что будущее уже здесь. Мир уже очень глобализированный, и нынешние дети должны быть готовы к участию в его экономике, где коммуникация и транзакции осуществляются через микрочипы и оптоволоконный кабель.

Не думайте о привычке детей проводить время в виртуальной реальности как о побеге; рассматривайте ее скорее как площадку для самопознания и исследования других людей.

Развитие способности детей вносить свой вклад в жизнь общества, развитие их способности сотрудничать с различными группами людей требует такого обучения, которое может произойти только в глобальной цифровой песочнице. На самом деле это вопрос гражданской ответственности. Родители должны позволить своим детям играть онлайн.

Часть II
Дом

Глава 4
Новая семья

Каждый вечер я готовлю для своих детей, а потом зову их за стол.

– Ужин готов!

Они не двигаются с места. Просто продолжают смотреть в Xbox, iPad или ноутбук. Я перепробовал все методы: кричал, считал до десяти, ставил ультиматумы. Ничего не меняется.

Я понимаю почему, даже разделяю их чувства. Видеоигры реально ощущаются детьми как работа. Они заняты освоением новых навыков и повышением уровня; они экспериментируют, исследуют целую вселенную, повторяют стратегии. Как и взрослые, поглощенные своей работой, мои мальчики не хотят останавливаться на полпути, когда развязка уже так близка. Вы бы хотели, чтобы вас прервали в середине выполнения задачи, когда вы уже потратили на ее решение несколько часов? Я бы не хотел.

Проблема в том, что, когда я готовлю, мне все равно, что творится в голове у моих детей. Темпераментный повар во мне действует на чисто эмоциональном уровне. Я старался и теперь хочу, чтобы они оценили еду, пока та еще горячая. К тому же я чувствую большое давление: сериалы и книги для родителей ясно дали понять, что в идеальных семьях всегда идеальные ужины.

– Пойдемте. Не заставляйте меня повторять!

– Папа! Можно я просто закончу уровень? Пожалуйста.

– Что? – я потрясен тем, что мой сын считает это уважительной причиной.

– Я остановлюсь, как только погибну.

– Но разве цель игры не в том, чтобы не умереть? – спрашиваю я. – Хочешь сказать, что планируешь зависнуть тут на максимально возможное количество времени?

Он не отвечает. Я даже не знаю, слышит ли он меня. Он несколько раз нажимает на пробел, затем пожимает плечами:

– Ты меня отвлек. Большое спасибо.

Захлопнув экран ноутбука, он плетется в сторону обеденного стола. Вскоре садится и его брат. Вот так начинается наш стандартный ужин, такой вот шаблон. Как и многие люди по всему миру, мы почти всегда ужинаем вместе. Это традиция, которую я унаследовал от своей матери, а она, вероятно, унаследовала ее от своей.

В некотором смысле семейный ужин похож на видеоигры, особенно если вы понимаете их именно так, как я описываю: как примеры процедурной риторики, благодаря которой мы овладеваем грамотностью в вопросах культурных установок и ценностей, формируя чувство собственного «я». Ужин не всегда может быть веселым, но соедините предписанное поведение и действия с учетом правил и ограничений (в установленном пространстве) – и вуаля, держите рецепт игроподобного ритуала.

У нашего ритуала ужина много правил. Они не особо строгие – мы не молимся и не переодеваемся в свою лучшую одежду. Однако явные фактические ограничения имеют место. Я регулярно напоминаю детям, чтобы они держали спину прямо, ровно сидели на стуле, не клали локти на стол и жевали с закрытыми ртами. Есть и интеллектуальные ожидания. Каждый день одни и те же. Я спрашиваю:

– Как дела в школе?

Они пожимают плечами:

– Сойдет.

Они размазывают еду по тарелке или бездумно запихивают ее в рот. Мне нужно время, чтобы вовлечь их в разговор. Но уже через десять минут мы связываем то, что они проходят в школе, с хорошо знакомыми им играми и фильмами. Прошлым вечером мой старший сын сравнил свой урок социологии, посвященный нацистской Германии и фашизму, с франшизой «Hunger Games» и видеоигрой Wolfenstein. Я немедленно начал мини-лекцию о «1984» Оруэлла, «Суде над Сократом» и краткой истории антиутопий: «Утопия означает “место, которого нет”, понятие было придумано Томасом Мором…»

Видеоигры – это работа детей. Да-да, вы не ослышались.

Я уверен, что они забудут большую часть того, что я рассказал. Оба закатили глаза и почти не слушали. Это нормально. Важно то, что мы все совершили необходимые действия. Я смоделировал привычку находить культурные параллели. Мы попрактиковались в ведении светской беседы за ужином. Через некоторое время все это все равно свелось к имитации стрельбы. Указательные пальцы направлены в противоположную сторону стола; слюна слетала с губ моих сыновей, издающих звуки взрывов. Бах! Бабах! Пиу!

Я немедленно положил этому конец.

Некоторые виды игр неприемлемы за моим обеденным столом.

Во время Летних Олимпийских игр 2016 года NBC транслировала социальную рекламу, продвигающую идею #DeviceFreeDinner. В телевизионном ролике спортсмены пользуются смартфонами и планшетами в ключевые моменты соревнований. Гимнаст отвечает на звонок посреди выступления. Футболист читает сообщения в момент, когда должен блокировать штрафной удар соперника. Пловчиха вместо старта 50-метровой дистанции кролем на спине отвлекается на видео с планшета.

Раздается женский голос: радостный, четкий, вежливый. Предположительно, это типичная мать в семье со средним достатком.

«В некоторых обстоятельствах гаджетам просто не место», – говорит она.

Судя по всему, семейный ужин возглавляет этот список.

Реклама была подготовлена Common Sense Media, некоммерческой организацией, которая с 2003 года помогает взрослым ориентироваться в вопросах, связанных с цифровыми средствами коммуникации. Миссией организации позиционируется приверженность расширению прав и возможностей «родителей, учителей и политиков путем предоставления объективной информации, надежных советов и инновационных инструментов, способных помочь им использовать влияние СМИ и технологий в качестве позитивной силы в жизни всех детей». Основанная и возглавляемая Джимом Штайером, адвокатом по гражданским делам, уполномоченным по правам детей и профессором Стэнфордского университета, организация профинансировала и опубликовала впечатляющий объем исследований о том, как цифровые технологии влияют на семьи, в частности на детей. Многие из исследований легли и в основу этой книги.

В 2016 году организация провела опрос семей США с детьми в возрасте от 2 до 17 лет для отчета под названием «Перепись здравого смысла: увлеченные технологиями родители детей и подростков». В этом опросе почти половина (47 %) родителей ответила, что «они сами либо один из членов семьи использовал мобильное устройство за ужином на прошлой неделе». Чуть более трети сообщили, что оставляли телевизор включенным во время еды. 35 % заявили, что «мобильные устройства за ужином привели к конфликту».

Подобные результаты вроде как должны шокировать вас. Они были опубликованы для поддержки кампании #DeviceFreeDinner, и статистика сообщает: традиционный семейный ужин под угрозой. Роль злодея в этой истории отводится гаджетам. Они посягают на святое; сенсорные экраны как будто богохульствуют. Их интерактивность посягает на утопический образ идеальной трапезы и, следовательно, идеальной семьи. Common Sense Media хочет, чтобы взрослые «отложили цифровые устройства» и сделали «правильный» выбор.

Ирония в том, что идеальный ужин, который кампания так пытается защитить (когда родственники собираются вместе после тяжелого рабочего или школьного дня, разрезают зажаренную индейку и передают по кругу зеленый горошек и картофельное пюре), стал мейнстримом не без влияния СМИ. Корни обычая связаны с происхождением самих цифровых устройств. Установленная в начале 1800-х годов традиция совместного ужина вошла в моду наряду с фабриками, офисными зданиями и паровым двигателем, потеснив старые порядки аграрного общества. Еда стала частью повседневной жизни, потому что она превратилась в ритуальное подтверждение чувства стабильности в мире стремительно ускоряющихся перемещений и повсеместной коммуникации. Как и детский сад Фребеля, она ввела и укрепила условия новой модели детства, родительства, семьи и чувства собственного «я», зародившегося в песочнице.

В некотором смысле семейный ужин похож на видеоигры.

Совсем недавно шел период времени, когда люди вообще не ужинали. «Бедняки ели все, что могли и когда могли, – пишет историк Джон Гиллис. – Даже средний класс, который мог позволить себе соответствующее питание, не имел понятия о “приемах пищи” в том смысле, в каком мы их определяем сегодня». Они стали частью повседневности в начале XIX века, разделив день на четко разграниченные временные отрезки. Это был расцвет викторианской эпохи, и впервые люди начали придерживаться графика: завтрак, обед, ужин. Каждый прием пищи должен был происходить в определенное время, и все, что выбивалось из расписания, считалось греховным.

Сегодня, в XXI веке, почти все знакомые мне родители постоянно следят за тем, чтобы у детей было достаточно еды, даже между приемами пищи. По будням я упаковываю детям небольшие перекусы в контейнер – сухофрукты, сырные крекеры или крендельки с арахисовым маслом. Когда мне предстоит сравнительно длинная поездка, я беру с собой батончики мюсли, виноград и пакетики с соком. Собственно, одна из немногих причин, которая может оторвать моих детей от игры, – это поиски чего-нибудь вкусненького. Но в Викторианскую эпоху моя семья считалась бы неблагополучной. В свое время перекусы воспринимались как признак слабости: они означали несдержанность и склонность к излишествам. Хорошие люди сопротивлялись и подавляли все свои позывы. А воспитанные дети всегда ели по расписанию и никогда не поддавались искушению.

Сегодня ужин – это краеугольный камень семейных ценностей и культовая часть здорового детства. Но представление о том, что идеальные семьи проводят идеальные ужины, с самого начала было больше связано с социальной обусловленностью индустриального века, чем со здоровьем.

В то время врачи, ученые, специалисты и эксперты только начинали обращать внимание на вопросы воспитания детей. Психоаналитики и педиатры приписали мораль и послушание «здоровым» чертам характера. По словам историка Эбигейл Кэрролл, специалисты настаивали на том, что «неспособность, перекусывая, “соблюдать все семейные правила” говорила о слабости характера, которая может, если ее не исправить, привести к будущим социальным помехам более серьезного характера». Сегодня мы можем не переживать из-за перекусов, но ханжеские остатки этой викторианской приверженности обеду как ценной ежедневной традиции все еще есть повсюду, куда ни глянь. Особенно это касается цифровых устройств.

Сегодня родители нервничают, потому что гаджеты по уровню привлекательности для детей сравнялись с шоколадным тортом. Подобно тому как люди Викторианской эпохи беспокоились из-за избалованности, в XXI веке взрослых волнует то сиюминутное удовольствие, гарантированное видеоиграми. Когда YouTube или Netflix всегда под рукой, как детям развивать сдержанность, необходимую для борьбы со скукой? Будут ли они всегда ожидать постоянной стимуляции, которую могут обеспечить видеоигры?

У родителей сотни вопросов. Они боятся, что интернет испортит детей и негативно скажется на их подготовленности ко взрослой жизни, которая требует умеренности, благоразумия и выдержки. Они относят эту проблему к аспектам биологического здоровья младшего поколения, называя ее «зависимостью». Они рассказывают мне истории о том, как постоянно пытаются уговорить детей сесть за обеденный стол. Они жалуются, что смартфоны и планшеты не дают целому поколению ощутить реальную человеческую связь. И, к сожалению, легко находятся исследования, призванные подтвердить их опасения.

К примеру, Шерри Теркл, профессор Массачусетского технологического института, написала бестселлер под названием «Одинокие вместе». Она изучила, что происходит, когда люди держат смартфоны под рукой во время еды, и обнаружила, что это «влияет и на то, о чем они говорят, и на уровень привязанности, которую они чувствуют». Я уверен, что это так, – это же очевидно. Смартфон существует для того, чтобы изменить способ нашего взаимодействия с окружающим миром. Такова цель всех технологий. Это то, для чего создаются все новые инструменты.

Однако Теркл видит в них дьявольское искушение. По ее мнению, само их присутствие оскорбляет принятый общественный порядок. Как и многие разумные люди, она, кажется, забывает, что перемены сами по себе ни хороши, ни плохи, они просто неизбежны. Обеспокоенная тем, что мы отходим от устоявшихся привычек общения, она пишет: «Даже незвонящий телефон отделяет нас от общества». Теркл, кажется, совершенно не осознает: то, что мы в настоящее время считаем здоровой формой позитивной межличностной связи во время обеда, – это просто давняя причуда, которая не была столь модной еще несколько сотен лет назад.

Сегодня ужин – это краеугольный камень семейных ценностей и культовая часть здорового детства. Абсолютно беспричинно.

Лишь в середине XIX века члены семьи начали видеться друг с другом во время еды. До этого все ели бок о бок, быстро и тихо. «Еда была топливом, – говорит Эбигейл Кэрролл, – а общение было чем-то второстепенным, если вообще имело место». Обеденный разговор не был «стандартной практикой, а в конечном итоге – тщательно культивируемым и высоко ценимым искусством» вплоть до XIX века.

В основе книги Теркл и кампании #DeviceFreeDinner Штайера лежит страх перемен. Они оба хотят сохранить все как есть – может быть, даже вернуться в старые добрые времена и сделать традицию ужинать вместе снова великой.

Безусловно, есть веские научные доказательства тому, что семейный ужин и беседы во время него оказывают положительное влияние на развитие ребенка. Традицию связывают с более здоровыми в целом пищевыми привычками, лучшей успеваемостью, меньшим числом нервных расстройств и низким уровнем злоупотребления наркотическими веществами. Я не могу оспорить точность этих утверждений. Но может ли быть так, что современные ученые только эмпирически доказали то, что викторианские моралисты уже знали? Ужин отлично подходит для обучения детей тому, как вписаться в общество. Он показывает им, как быть вежливыми и культурными. В ритуализированном виде он знакомит их с традиционным словарным запасом и условиями светской беседы. Он формирует привычки на всю жизнь (такие, как трехразовое питание), которые взрослые все еще ассоциируют со здоровой адаптацией.

Мы все время говорим о «хорошо приспособленных» детях. Это концепция, которая стала популярной после того, как Холл (да, тот парень с песочницей) в 1904 году написал двухтомную книгу о пубертатном периоде. Но «адаптация» – просто умный термин для психологов и врачей, которые пытаются проверить детей на соблюдение текущих социальных норм. Адаптация – это соответствие установленным шаблонам, структурам и ожиданиям. Да, ужин дает детям возможность попрактиковаться в соблюдении правил. Но каких правил? Правила приема пищи, с которыми мы все знакомы (формы межличностного общения, которых так строго придерживается Шерри Теркл и кампания #DeviceFreeDinner), были разработаны в определенный момент истории. Они существуют для того, чтобы помочь детям приспособиться к жизни в рамках определенной экономической, технологической и социальной парадигмы.

Эта парадигма уже изменилась. Так разве наши обычаи не должны меняться вместе с ней? Я полагаю, что должны. Но прежде чем мы сможем понять, как именно, стоит вспомнить, как появился концепт идеального семейного ужина.