Текст книги "И восстанут мертвые. Смерть знахаря. Любопытство убивает"

Глава 18. В дело вступает инспектор Энтуистл

 
Вейтесь, нити, чтобы сшить
Мне саван…
Широкий, чтоб в него вместить
Всю прорву адова народа[27]27
  Грей Томас (1716–1771). Бард.


[Закрыть].
 

Ровно в десять часов на следующее утро бывший инспектор Энтуистл, или заслуженный инспектор в отставке, как называла его миссис Литтлджон, явился в полицейский участок Хаттеруорта. Участие в расследовании стало важным событием в его размеренной стариковской жизни, и ради такого случая он разоделся в пух и прах. Как ему удалось незаметно проскользнуть мимо зорких глаз вездесущей дочери – большая загадка. Новая матерчатая кепка сидела на его голове аккуратно и прямо. Он был в нарядном пальто из толстого синего сукна, что используют при пошиве морских кителей, и сером домотканом костюме. Картину дополняла пара новеньких замшевых перчаток с меховой оторочкой и шарф ручной вязки, который надежно укутывал шею и уши, хотя и скрывал новый галстук из магазина готового платья. Энтуистл курил сигару, не сняв бумажного колечка. Очевидно, заслуженный инспектор в отставке сумел достойно распорядиться подарками от внучек к Рождеству! Он немедленно взял бразды правления в свои руки, что доставило Литтлджону даже удовольствие. Окладистая борода старика грозно топорщилась, глаза сверкали воинственным огнем, он потирал руки (не столько, чтобы согреться, сколько в предвкушении триумфа: охота выдалась славной).

Энтуистл достал из кармана пузырек и поставил на стол перед Хауортом. Суперинтендант взял его, с изумлением посмотрел на старика и передал склянку Литтлджону.

– Ну и что это, по-вашему? – усмехнулся Энтуистл.

– Снотворные таблетки, – предположил Хауорт.

Заслуженный инспектор успел побывать в Спенклаф-Холле. Он знал, что в это время сэр Калеб бывает на заводе, а его жена в городе ходит по магазинам. Стареющая горничная Хейторнтуэйтов была замужем за сыном троюродного брата Энтуистла, пока не овдовела, а значит, приходилась ему родней. Отставной полицейский позвонил в дверь, ему отворила дальняя родственница.

– Клэр, дорогая, прими мои поздравления с Рождеством!

– Спасибо, и вас с праздником, кузен Уилл. Что привело вас сюда так рано?

Клэр Аттли, унылая вялая женщина, чей возраст близился к пятидесяти, считала себя обделенной судьбой: муж скончался через полтора месяца после свадьбы. С фальшивым газовщиком она обошлась сурово, однако нынешнего посетителя встретила приветливо и сердечно: ведь тот принадлежал к ее родне, а это совсем другое дело! Вдобавок старый Энтуистл всегда относился к ней тепло, как к дочери. Она рада была помочь ему.

– Я пришел к тебе по делу, девочка моя.

– Тогда входите. Что случилось, кузен Уилл?

– Мне нужна правда, Клэр. Я хочу знать, приходил ли сюда Трехпалый на прошлой неделе, в день своей смерти.

Лицо Клэр Аттли, и без того бледное, при этих словах побелело еще больше. Пальцы вцепились в передник и принялись теребить складки. Энтуистл окинул ее добродушным отеческим взглядом.

– Ну? Говори, девочка. Он побывал здесь, верно?

– Если я скажу вам, кузен Уилл, об этом никто больше не узнает?

– Я позабочусь, чтобы ты не пострадала из-за того, что все мне рассказала, если тебя это беспокоит, Клэр.

– Да, он приходил сюда. Явился собственной персоной, постучал в боковую дверь и нахально спросил хозяина. Весь из себя важный, надутый, прошел черным ходом, а вышел через парадную дверь, да такой довольный: сиял точно начищенный медяк. Потом сэр Калеб вызвал меня к себе в кабинет и (только представьте!) устроил мне выволочку: дескать, я впустила Трехпалого в дом, а не сказала, будто хозяина нет. Можно подумать, не он сам велел мне проводить бродягу к нему, когда я доложила, что тот ждет у дверей. А после хозяин пригрозил мне: «Клэр, не говори ни одной живой душе об этом. Если начнешь болтать или я услышу, что ты кому-то сказала, – вылетишь с работы без рекомендаций». Он так обозлился – ужас, да и только. Дергался весь, точно в пляске святого Витта. Ну, после такой головомойки мне пришлось держать рот на замке. В моем возрасте нелегко найти работу, кузен Уилл. В общем, я помалкивала. Видимо, сэр Калеб боялся, как бы кто не узнал, что он якшается с эдаким отребьем, и меня это не удивляет.

– Трехпалый что-нибудь унес с собой?

– Я ничего не заметила.

– Может, бутылку или нечто подобное?

– Если и унес, то, наверное, в кармане. Правда, сэр Калеб спускался в подвал и принес бутылку, но я решила, что они немного выпили вместе. Может, он и дал Биллу бутылку. Старый бродяга любил поживиться на дармовщинку, только хозяин нечасто угощает кого-то задарма.

– Сэр Калеб отправился прямо к Трехпалому, когда вышел из погреба с бутылкой?

– Хозяин поднялся из подвала и сказал, что оставил включенным свет внизу. Мне пришлось спуститься и выключить его. Когда я вернулась, сэр Калеб находился на втором этаже, у себя в спальне, что-то там делал. Через пару минут он сошел вниз и выпустил Трехпалого через парадную дверь. Причем проводил его сам.

– Клэр, могу я осмотреть комнату сэра Калеба?

– Кузен Уилл, ради всего святого! Вы хотите, чтобы меня уволили? Сейчас в доме только кухарка и служанка, но если вернется хозяйка или сэр Калеб, тогда мне конец.

– Всего на пару минут, Клэр. Если нас поймают, я скажу, что ты не видела, как я поднялся. Я все возьму на себя. Где его комната? Ты оставайся в холле, будешь протирать пыль, и, если кто-нибудь появится, начинай петь «Прекрасный Сион», а остальное предоставь мне.

– Ладно. Но будьте осторожны, кузен Уилл! Первая комната слева. Если кто-то услышит, как я пою, в доме решат, будто я помешалась на религии. Вообще-то я не сильна по части гимнов.

Отставной инспектор Энтуистл неторопливой походкой поднялся по лестнице, а через пять минут, по-прежнему невозмутимый, сошел вниз. В кармане у него лежал пузырек, найденный в ящике комода под кипой одежды. Его спрятали в штанине зимних брюк. На ярлыке значилось имя одного из местных аптекарей.

– Спасибо, дорогая Клэр. Можешь мне довериться. Я позабочусь, чтобы ты не пострадала.

– Знаю, кузен Уилл. Вы сама осторожность! Что вы снова затеяли? Я думала, вы оставили сыскное дело еще тридцать лет назад.

– Как говорится, не задавай вопросов – не услышишь лжи, милая. Всего тебе доброго.

– И вам всего хорошего, кузен Уилл. Берегите себя.

По дороге в полицейский участок Энтуистл заглянул к аптекарю, чье имя заметил на ярлыке, и выяснил состав таблеток. В пузырьке оказался барбитурат, тот же самый, что обнаружили в роме Трехпалого.

– Вот мой вклад в общее дело, – сказал заслуженный инспектор. – Надеюсь, это поможет отправить Хейторнтуэйта на виселицу.

– Мы очень благодарны вам за участие, инспектор. Ваша помощь поистине бесценна. Уверен, это прикончит сэра Калеба.

Литтлджон кивнул:

– Пожалуй, нам следует снова увидеться с этим джентльменом и задать ему пару вопросов.

– А я вернусь домой, – произнес Энтуистл. – У меня еще полно дел в курятнике. Из-за холодной погоды несушки не выходят во двор, и с кладкой яиц черт знает что творится. Вы ведь сообщите мне, как идут дела?

– Непременно, инспектор, и еще раз большое спасибо. Нам с вами по пути, мы прямо сейчас отправимся на завод к сэру Калебу, заодно вас немного проводим, – улыбнулся Хауорт и набросил плащ.

Они снова укутали старика в шарф и пальто, водрузили ему на голову кепку и вышли. Восточный ветер хлестал больно, словно плеть. Под ногами лежал слой снега около четырех дюймов толщиной. Утро выдалось морозным и ясным, метель затихла, но серые тучи на небе предвещали новый снегопад. Отдаленные болота и холмы казались огромным белым стеганым покрывалом, которое бросил по пути какой-то великан, когда взбирался в гору. На улицах уже суетились люди – сгребали лопатами снег с мостовых и сбрасывали в канавы, откуда его забирали тележки и увозили. Другие рабочие разбрасывали на проезжей части соль. Снег приглушал шаги, вокруг царила зловещая тишина. Редкие прохожие низко нагибали головы от ветра и шли быстрым шагом, чтобы поскорее попасть в теплые дома.

Заслуженный инспектор довел свою маленькую свиту до ворот завода. По ту сторону ограды виднелось множество строений, новых и обветшалых. Никакого порядка в их расположении не наблюдалось. Это сумбурное нагромождение начиналось когда-то с небольшого главного здания, пристройки появились позднее, по мере того как укрупнялся завод. Внутри, похоже, тоже правил хаос. Тупой металлический стук какой-то мощной машины перекрывал остальные звуки. Казалось, от этих мерных ударов сотрясаются стены. Им вторил многоголосый раскатистый гул: визг сверл, вой токарных станков, треск храповиков, жужжание шестерней, ритмичный грохот молотков, ровный шум динамо-машин, стрекот клепальных станков и шипение пара. Две огромных дымовых трубы и целая батарея труб поменьше выпускали вверх густые темные клубы. В воздухе стоял отвратительный запах химикатов. Во дворе за воротами выстроились грузовики, в них грузили большие ящики с боеприпасами, один за другим, бесконечной чередой. Так выглядел людской муравейник, который сэр Калеб создал из ничего. Возможно, его сыну пропойце предстояло за считаные месяцы разрушить творение отца, когда старика не станет.

У входа во двор притулилась небольшая будка сторожа. Нижние створки окон были затянуты сеткой с надписью золотыми буквами: «Кросс и Хейторнтуэйт», но в двери тускло блестели простые стекла. За ними виднелась фигура человека, похожего на китайца, какими их обычно изображают: с желтым лицом, узкими миндалевидными глазами и обвислыми черными усами. Казалось, под засаленной матерчатой кепкой у него на голове скрывается коса. Он говорил по телефону и кому-то угрожал. Китаец воинственно молотил руками, бил кулаком по столу и корчил свирепые гримасы, словно его собеседник на другом конце провода стоял перед ним. Глаза вылезли из орбит, желтовато-серые щеки побагровели. Разговор закончился, китаец потянулся к телефону, пару раз промахнулся и повесил, наконец, трубку. Он еще сердито бормотал что-то себе под нос, когда Энтуистл легонько постучал по стеклу. Мужчина подошел к двери, его искаженное яростью лицо тотчас разгладилось.

– О, да это же мистер Энтуистл, – произнес он с улыбкой, от которой узкие щелки глаз скрылись в складках кожи. – А я тут повздорил с одним букмекером насчет футбольного тотализатора, что он проводил. Нам сдается, мы получили недостаточно за свои деньги… А-а, суперинтендант Хауорт. Я вас сразу не заметил. Мне бы лучше придержать язык, а не болтать о ставках и тому подобном. Чем я могу вам помочь, мистер Энтуистл?

– Эти два джентльмена хотят видеть сэра Калеба, Джон Уилли. Он у себя?

– Да-да, проходите. Вы ведь знаете, где контора, не правда ли, мистер Хауорт?

Суперинтендант кивнул. Детективы пересекли двор и вошли в здание управления. Вначале они попали в главную контору с шеренгами столов и длинными рядами скоросшивателей на стенах; многочисленные служащие деловито что-то писали или перебирали бумаги. Полицейские перешли в конструкторское бюро. Здесь их глазам предстали столы, чертежи, лампы с зелеными абажурами, кульманы, рейсшины и мужчины без пиджаков с лупами на лбу. Где-то поблизости располагалась комната машинисток – оттуда доносился яростный стрекот пишущих машинок, резкое треньканье и лязганье отъезжающих кареток. Литтлджон и Хауорт беспрепятственно направились дальше, никто и не думал останавливать их. Лишь охранник у входа смерил их острым цепким взглядом, но дальше путь к кабинету управляющего директора оказался свободен. Детективов с любопытством провожали глазами, временами кто-то из знакомых здоровался с Хауортом.

В административное крыло вела приемная, куда справа и слева выходили двери кабинетов сэра Калеба и его секретарши. Посередине между ними располагался зал для заседаний. Дверь в него осталась открытой, в проеме виднелись роскошный ковер, небольшой стол и четыре кресла – свидетельства того, что управляет заводом узкий круг лиц. Приемная тоже была обставлена богато: красного дерева кресла и круглый стол, уилтонский ковер на полу. Одну из стен украшала большая фотография завода, сделанная, вероятно, с воздуха. Над камином висел массивный масляный портрет сурового пожилого мужчины с грубым лицом, светло-голубыми глазами и бакенбардами. Подбородок подпирал высокий белый воротничок, и казалось, старик тянет шею, пытаясь что-то разглядеть. «Люк Кросс, эсквайр. 1858–1924» – гласила табличка, прикрепленная к раме.

Хауорт назвал себя и Литтлджона машинистке, которая лениво подошла к ним из своей комнаты и, приглаживая светлые кудри, спросила, по какому делу они явились. Почти сразу их пригласили в кабинет сэра Калеба.

Холодная погода не сказалась благоприятно на внешности заводовладельца. Его лицо с длинным красным носом напоминало цветом сырое тесто, а выглядел он так, будто всю ночь провел на ногах.

– Доброе утро, джентльмены, – произнес сэр Калеб. – Чего вы от меня хотите? Я удивлен, что вы являетесь ко мне уже во второй раз, и предупреждаю: у меня времени в обрез. Вы не могли бы покороче?

Он предложил им присесть, занял место за своим столом и принялся перебирать бумаги. Хейторнтуэйт терялся в догадках, зачем пожаловала полиция, и явно нервничал, однако хорохорился, словно петух у себя в курятнике.

– Простите за вторжение, сэр Калеб, но инспектор Литтлджон должен задать вам пару вопросов: дело не терпит отлагательств, – а я отправился с ним, чтобы показать дорогу, – начал Хауорт.

– Слушаю вас.

Следующий ход предстояло сделать Литтлджону, и тот немедленно бросился в атаку:

– Сэр Калеб, мы выяснили, что бродяга, известный в здешних местах как Трехпалый, в день своей смерти побывал у вас в доме. С какой целью он приходил?

На бледных щеках сэра Калеба проступили два алых пятна, затем краска медленно залила его голову и шею.

– Он… он… клянчил милостыню… я прогнал его, – проговорил он наконец. – Ничем не могу вам помочь. Я не знаю, куда он отправился потом.

– Вы дали ему с собой бутылку рома, когда он уходил…

– Кто вам наплел эти небылицы? У меня есть дела поважнее, чем подавать выпивку всяким бродягам и попрошайкам.

– Пожалуйста, не пытайтесь все отрицать, сэр Калеб. Вы дали Трехпалому ром в обычной бутылке, но упустили из виду, что напиток этот редкой марки и может вывести на ваш след.

Кровь отхлынула от щек сэра Калеба. Лицо позеленело, будто промышленника вдруг поразила морская болезнь. Он затравленно покрутил головой и процедил:

– Ладно. Если я и дал ему ром, что с того? Я волен распоряжаться своим имуществом как мне вздумается, верно?

– Странно же вы обошлись с бродягой, которого, по вашим словам, вышвырнули из дома. Вы это узнаете?

Литтлджон достал из кармана пузырек со снотворным и поставил на стол перед промышленником.

– Где вы это взяли?

– Это ваши таблетки, сэр Калеб. То же вещество было обнаружено в остатках рома на дне бутылки Трехпалого.

После таких слов сэру Калебу оставалось лишь признать поражение, однако он продолжал отчаянно бороться.

– Тьфу! Да любой мог купить в аптеке эти таблетки. Может, Трехпалый решил покончить с собой и сам их приобрел.

– Таблетки выдают только по рецепту врача. Вдобавок бродяги, склонные к самоубийству, не выбирают, как правило, столь изощренный способ уйти из жизни. Трехпалый заходил к вам незадолго до своей смерти. Вы приняли его и дали ему бутылку с ромом. У вас имелось снотворное, идентичное тому, что его погубило. Вы поднимались к себе в спальню, перед тем как вручить Биллу бутылку, а эти таблетки нашли у вас в шкафу. Что вы теперь скажете, сэр Калеб?

Обладатель рыцарского звания облизнул посиневшие сухие губы и открыл рот, словно собирался что-то сказать, но Литтлджон продолжил:

– Полагаю, Трехпалый кое-что знал о ваших передвижениях двадцать с лишним лет назад, в день, когда убили Сайкса. Он услышал, что дело открыли вновь, после того как обнаружили останки Инока, и явился вас шантажировать. Поэтому вам пришлось от него избавиться…

– Все это ложь, ложь! – вскричал Хейторнтуэйт и вскочил. На губах его выступила пена, лицо исказилось.

– Позвольте мне договорить, сэр Калеб! Перед смертью миссис Майлз рассказала мне все, что произошло в тот роковой вечер. Вы убили Сайкса и вдруг услышали, как кто-то приближается. Вы сбежали, так и не узнав, кто тот свидетель. Позднее решили, что вас заметил Трехпалый. На самом же деле это была миссис Майлз. Она все видела. Но ей пришлось молчать, поскольку Трикетта застрелили у нее на глазах. Так почему вы убили Сайкса?

Последний вопрос прозвучал как ружейный выстрел. Долгие годы во сне и наяву Калеб Хейторнтуэйт представлял эту сцену: воображал, как будет сидеть перед полицией, загнанный в угол, и как его спросят: «Почему вы убили Сайкса?» В ночных кошмарах он видел, как мертвое тело, что лежало у его ног, а потом загадочно исчезло, выкапывают из земли, и звучит проклятый вопрос: «Почему?» Калеб спрашивал себя об этом снова и снова, но бежал от ответа. Мысли об убийстве преследовали его, подталкивали к краю безумия, заставляли корчиться от ужаса. Однажды в приступе страха он признался во всем жене, лишь бы не нести свое бремя в одиночку. Затем опомнился и пригрозил жестоко рассчитаться с ней, если она обмолвится хотя бы словом о его преступлении. С тех пор они жили каждый своей жизнью. Жена боялась его!

Пока Литтлджон говорил, мысль Хейторнтуэйта напряженно работала. Со странной холодной отстраненностью он обвинил себя в глупости. Если бы только он не потерял голову, когда к нему явился Трехпалый со своими вкрадчивыми угрозами! Бродяга ничего не смог бы доказать. Слово нищего попрошайки против слова сэра Калеба Хейторнтуэйта ничего не стоило! Однако непрестанные угрызения совести и страхи толкнули его на безрассудство. «Убийство не скроешь! Рано или поздно придется расплачиваться за грехи! Зарой свою вину хоть в землю или брось на дно морское, правда все равно выйдет наружу, возмездие тебя настигнет!» Так твердила ему совесть, словно в голове у него безостановочно крутилась граммофонная пластинка. Только на заводе, в грохоте и лязге машин, голоса затихали, и Хейторнтуэйт ненадолго забывал о своем преступлении. Более двадцати лет сознание вины подтачивало силы, непрерывное напряжение медленно разрушало Калеба.

– Почему вы убили Сайкса? – повторил вопрос Литтлджон.

И, словно автомат, сэр Калеб произнес фразу, которую мысленно уже давно повторял в свое оправдание:

– Это была самозащита.

Как только признание слетело с его губ, он тотчас понял, что́ натворил, и зажал рот ладонью, будто хотел поймать роковые слова, прежде чем они достигнут чьих-то ушей. Потом с ужасом посмотрел на Литтлджона, как кролик на горностая.

Хауорт подал голос:

– В таком случае, сэр Калеб, вам, наверное, следует сделать заявление, но должен вас предупредить: все, что вы скажете, будет записано и может быть использовано против вас в суде.

– Мне почти нечего добавить. Я встретил Сайкса на болотах. Он стал слишком много себе позволять на заводе, мне хотелось поговорить с ним с глазу на глаз. Я возвращался домой с охоты и заметил его, проезжая на машине мимо пустоши.

– Сайкс шантажировал вас? – перебил заводовладельца Хауорт и занес карандаш над блокнотом, где вел стенографическую запись показаний.

– Когда уходил с завода Майлза, он прихватил с собой кое-какие секретные чертежи и образцы. Сказал, будто они принадлежат ему. Я купил их у него. Вскоре выяснилось, что это изобретения молодого Майлза. После того как я заплатил, Сайкс вцепился в меня мертвой хваткой. Говорил, мол, я еще не расплатился с ним сполна, угрожал вернуться к миссис Майлз и наплести обо мне кучу небылиц, если я не выложу деньги. Я не оформил сделку с Сайксом как полагается, все выглядело так, будто я сам украл чертежи. Миссис Майлз хотела посчитаться со мной, я не мог допустить, чтобы Сайкс переметнулся на сторону врага. Вдобавок он знал и кое-что другое.

Хейторнтуэйт сжал ладонями голову, словно пытался заглушить бешеный стук крови в висках. Со двора, где шла погрузка, доносились шум и хриплые крики рабочих. В соседнем кабинете настойчиво звонил телефон… Сэр Калеб взглянул на Хауорта поверх очков. В глазах его читалось признание в предательстве: он перебежал в другой лагерь, бросил миссис Майлз, предоставив ей заботиться о самой себе.

– Что? – произнес Литтлджон.

– Я собирался уволить Сайкса. Чувствовал, что больше не вынесу. Когда увидел его на пустоши, то хотел сказать ему: «Все кончено, поступай как знаешь». Он наставил на меня ружье. При мне был заряженный дробовик, и, прежде чем я осознал, что делаю, прозвучал выстрел. Я убил его наповал. Потом услышал чьи-то шаги и в страхе бросился бежать. Я не знал, кто приходил тогда. Понятия не имел, что это была миссис Майлз. Думал, это Трехпалый. Накануне я видел его поблизости от болот. Когда стало известно, что нашли тело Трикетта, а не Сайкса, я оторопел и решил молчать…

– Значит, когда откопали останки Сайкса, Трехпалый пришел к вам и заявил, что все знает. Поэтому вы его и убили?

– Нет-нет…

Хейторнтуэйт продолжал отрицать свою вину, несмотря на неопровержимые улики. Хауорт поднялся.

– Боюсь, вам придется пройти с нами в полицейский участок, сэр Калеб. Вы арестованы в связи с убийством Инока Сайкса и Уильяма Питерса, известного как Трехпалый. Предупреждаю: все, что вы скажете, будет записано и может быть использовано против вас в суде.

Сэр Калеб Хейторнтуэйт, шатаясь, поднялся. Предстать перед судом, в котором прежде председательствовал! Идти арестантом в сопровождении полицейских мимо толпы рабочих через весь завод, что сам создал! Выйти за ворота и никогда не вернуться…

– Я… я… я… – прохрипел он, задыхаясь, и рухнул.

Лицо его стало свинцово-серым, губы посинели и скривились в ужасной гримасе. Глаза вылезли из орбит, в них будто застыл яростный немой крик. Хейторнтуэйт хватал ртом воздух, бессильная рука потянулась к жилетному карману. Литтлджон опустился на колени, поднял голову сэра Калеба, быстро просунул пальцы к нему в карман и достал коробочку, полную маленьких прозрачных ампул, какие носят при себе больные грудной жабой на случай приступа. Нужно вдохнуть содержимое ампулы, чтобы снять удушье. Он поспешно сломал одну и поднес к дрожащим ноздрям Хейторнтуэйта, но было поздно. Сведенное судорогой тело обмякло, глаза закатились, остекленели, неподвижный взгляд устремился в потолок. Руки безвольно раскинулись на полу. Хауорт уже звонил врачу. Когда доктор наконец прибыл, ему оставалось лишь закрыть покойнику глаза и распорядиться, чтобы тело почтенного промышленника отвезли в городской морг.