Текст книги "Буря мечей. Пир стервятников"

Сэмвел

Наверху, на полатях, рожала женщина, внизу умирал мужчина, и Сэмвел Тарли не знал, что страшит его больше.

Беднягу Баннена укрыли целой грудой шкур и развели в очаге жаркий огонь, но он все жаловался:

– Холодно. Холодно. Согрейте меня. – Сэм пытался кормить его луковым супом, но тот не мог глотать, и суп стекал у него по подбородку.

– Этот все равно что подох, – равнодушно бросил Крастер. – По мне, милосерднее будет ткнуть его ножом в бок, чем совать ложку ему в рот.

– Тебя не спросили, – огрызнулся Великан, или, по-настоящему, Бедвик – ростом не более пяти футов, но свирепого нрава. – Смертоносный, ты разве спрашивал у Крастера совета?

Сэм поморщился, услышав свое новое имя, мотнул головой и снова попытался просунуть ложку Баннену в рот.

– Еда и огонь, больше нам от тебя ничего не надо, – продолжал Великан, – а ты и того жалеешь.

– Скажи спасибо, что я вам хоть что-то даю. – Крастер, и без того плотный, казался еще толще из-за вонючей овчины, которую не снимал ни днем, ни ночью. У него широкий и плоский нос, рот набок и одного уха недостает. В косматых волосах и бороде видна сильная проседь, но ручищи еще ого-го. – Вас, ворон, как ни корми, все мало. Не будь я набожным человеком, сразу бы выставил вас вон. Больно мне надо кормить такую ораву, да еще чтобы такие вот подыхали у меня на полу. Вороны, – плюнул одичалый. – Когда это черная птица приносила человеку добро? Да никогда.

Суп опять вылился у Баннена изо рта, и Сэм промокнул его рукавом. Глаза разведчика, хотя и широко раскрытые, не видели ничего.

– Холодно, – снова пожаловался он. Мейстер, может, и спас бы его, но у них нет мейстера. Кедж Белоглазый отнял Баннену загноившуюся ступню девять дней назад, но было уже поздно. – Холодно, – еле слышно повторили бледные губы.

Около двадцати черных братьев, сидя на полу или на грубо сколоченных лавках, хлебали тот же жидкий суп и жевали черствый хлеб. Паре человек, судя по виду, приходилось еще хуже, чем Баннену. Форнио давно уже трепала лихорадка, из плеча сира Биама сочился густой желтый гной. Когда они уезжали из Черного Замка, Бурый Бернарр прихватил с собой мирийский огонь, горчичный бальзам, пижму, мак, чеснок и прочие целебные снадобья. Даже «сладкий сон», позволяющий умереть без боли. Но Бурый Бернарр погиб на Кулаке, а о его поклаже никто и не вспомнил. Хаке, как повар, тоже знал толк в травах, но и Хаке они потеряли. Уцелевшие стюарды делают для раненых все, что могут, то есть очень мало. Здесь хотя бы сухо и горит огонь – вот только еды бы побольше.

Им всем нужно побольше есть. Люди громко выражают свое недовольство. Колченогий Карл без конца толкует о тайной кладовой Крастера, и Гарт из Староместа вторит ему, когда лорд-командующий не слышит. Сэм хотел было попросить у хозяина что-нибудь более питательное для раненых, но так и не осмелился. Глаза у Крастера холодные, недобрые, а руки при каждом взгляде на Сэма подергиваются, словно сейчас сожмутся в кулаки. Может, он знает, что Сэм в прошлый их приезд говорил с Лилли? Может, она рассказала Крастеру, что Сэм обещал ее увезти, и Крастер избил ее за это?

– Холодно, – сказал Баннен. – Ох, как холодно.

Сэму самому было холодно, несмотря на жару и дым. И он устал, ужасно устал. Поспать бы – но как только он закрывает глаза, ему снится метель, бредущие к нему мертвецы с черными руками и ярко-синими глазами.

Лилли на полатях издала крик, прокатившийся по всему длинному, без окон, дому.

– Тужься, – говорила ей одна из старших жен Крастера. – Сильнее. Сильнее. Кричи, если помогает. – И Лилли закричала опять, так громко, что Сэм сморщился.

– Хватит орать, – заревел Крастер. – Засунь ей тряпку в рот, не то я сейчас поднимусь и покажу ей, что к чему.

Сэм знал, что он на это способен. У Крастера девятнадцать жен, но ни одна не посмеет ему помешать, если он полезет на полати. Как не посмели и братья две ночи назад, когда он бил кого-то из молоденьких. Все ворчали, и только. «Он убьет ее», – посетовал Гарт из Зеленополья, а Колченогий Карл засмеялся: «Если она ему не нужна, отдал бы лучше мне». Черный Бернарр ругался втихомолку, а Алан из Росби встал и вышел, чтобы ничего не слышать. «Его дом, его и порядки, – напомнил всем разведчик Роннел Харкли. Крастер – друг Дозора».

Это верно, думал Сэм, слушая приглушенные вопли Лилли. Крастер жесток и правит своими женами и дочерьми железной рукой, однако он дал им убежище в своем доме. «Мерзлые вороны, – хмыкнул он, когда они ввалились к нему – те немногие, кто пережил метель, упырей и жестокий холод. – А стая-то меньше против той, что летела на север». Он дал им место на полу, крышу над головой, огонь, чтобы обсушиться, а его жены подавали братьям чаши с горячим вином. Он обзывает их «проклятыми воронами», однако кормит, хоть и скудно.

Мы здесь гости, напоминал себе Сэм, а Лилли – его дочь и жена. Его дом, его и порядки.

В тот первый раз, когда они приехали в Замок Крастера, Лилли пришла к нему просить о помощи, а Сэм отправил ее к Джону Сноу, накинув на нее свой черный плащ, чтобы спрятать большой живот. Рыцарям полагается защищать женщин и детей. Среди братьев рыцарей немного, но все же… Все они произносили «я щит, охраняющий царство человека», а женщина есть женщина, даже одичалая. И ей нужно помочь. Лилли боялась за своего ребенка – боялась, что он окажется мальчиком. Дочерей Крастер берет в жены, когда они подрастают, но ни мужчин, ни мальчиков в его доме нет. Лилли сказала, что сыновей он отдает богам. Сэм молился, чтобы боги по милости своей послали ей дочь.

Сверху снова донесся глухой крик.

– Так, так, – сказала женщина. – Потужься еще. Уже головку видно.

Пусть это будет девочка, взмолился про себя Сэм.

– Холодно, – прошептал Баннен. – Холодно. – Сэм, отставив миску с ложкой, накинул на умирающего еще одну шкуру и подложил полено в огонь. Лилли вскрикивала, стонала и тяжело дышала. Крастер жевал твердую черную колбасу – он объявил, что она предназначена для него самого и его жен, а не для нахлебников.

– Вечно они орут, эти бабы, – посетовал он. – У меня раз свинья восемь поросят принесла и хоть бы раз хрюкнула. – Он презрительно прищурился, глядя на Сэма. – Жиру в ней было вроде как в тебе, парень. Смертоносный, – засмеялся он.

Этого Сэм вынести уже не мог. Он встал и побрел прочь от очага, переступая через спящих, сидящих и умирающих на твердом земляном полу людей. От дыма и криков ему сделалось дурно. Раздвинув оленьи шкуры, служившие Крастеру дверью, он вышел наружу.

День, хотя и ненастный, ослепил его после темноты в доме. Снег еще держался кое-где на деревьях и окрестных, рыжих с золотом холмах, но его становилось все меньше. Вьюга отбушевала, и около Замка Крастера было не то чтобы тепло, но и не холодно. С сосулек на краю дерновой крыши капала вода. Сэм сделал глубокий вдох и огляделся.

В загоне на западной стороне Олло Косоручка и Тим Камень раздавали корм и воду оставшимся лошадям.

Другие братья обдирали и разделывали ослабевших и забитых коней. Копейщики и лучники несли стражу вдоль земляного вала, единственной защиты Крастера от опасностей внешнего мира. Из дюжины костровых ям поднимались столбы голубовато-серого дыма. Вдали, в лесу, стучали топоры – дровосеки запасали топливо, чтобы поддерживать костры всю ночь. Самое худшее время – это ночи, когда приходят тьма и холод.

За все время, проведенное у Крастера, ни мертвецы, ни Иные ни разу на них не напали. И не нападут, уверял Крастер. «Набожному человеку этой нечисти нечего бояться. Я и Мансу так сказал, когда он явился сюда разнюхивать. А он и слушать не стал, как и вы, вороны, со своими мечами и дурацкими кострами. Костры вам не помогут, когда белый холод придет. Одна надежда на богов – уладьте-ка лучше свои счеты с богами».

Лилли тоже говорила о белом холоде и рассказывала, какие жертвы приносит Крастер своим богам. Сэму тогда захотелось его убить, но он напомнил себе, что за Стеной законов нет, а Крастер – друг Дозора.

За домом раздался чей-то хриплый крик, и Сэм пошел посмотреть. Ноги скользили по талой земле – Скорбный Эдд клялся, что это Крастерово дерьмо, но почва была плотнее дерьма и норовила стащить с Сэма сапоги.

За огородом и пустым овечьим загоном с десяток братьев упражнялись в стрельбе по мишени, сделанной из сена и соломы. Стройный белокурый стюард по прозвищу Милашка Доннел только что послал стрелу в яблочко с расстояния пятидесяти ярдов и сказал:

– Ну-ка, старик, попробуй сделай лучше.

– Сейчас. – Ульмер, сутулый, седобородый, с обвисшей кожей, вышел на позицию и достал стрелу из колчана на поясе. В молодости он был разбойником из знаменитого Братства Королевского леса и уверял, что однажды прострелил руку Белому Быку из Королевской Гвардии и сорвал поцелуй у дорнийской принцессы. Он забрал у нее драгоценности и сундук с золотом, но больше всего хвастал этим поцелуем.

Гладко, как летний шелк, он наложил стрелу, прицелился и выстрелил. Его стрела вонзилась в древко Милашки Доннела.

– Ну как, парень, годится? – спросил Ульмер, отходя назад.

– Ничего, – ворчливо признал Доннел. – Это тебе ветер помог – когда я стрелял, он дул сильнее.

– Вот и взял бы его в расчет. Глаз у тебя верный и рука твердая, но этого мало, чтобы побить стрелка из Королевского леса. Сам Дик Оперенный учил меня натягивать лук, а лучшего стрелка на свете еще не бывало. Я тебе про него рассказывал или нет?

– Раз триста. – В Черном Замке все слышали рассказы Ульмера о знаменитой разбойничьей шайке, о Саймоне Тойне, Улыбчивом Рыцаре, Освине Длинношеем, Трижды Повешенном, Венде Белой Лани, Дике Оперенном, Пузатом Бене и остальных. Доннел углядел застрявшего в грязи Сэма и крикнул: – Эй, Смертоносный, иди покажи, как ты убил Иного. – Он протянул Сэму свой длинный тисовый лук.

Сэм покраснел.

– Я это сделал не стрелой, – сказал он, – а кинжалом из драконова стекла… – Он знал, что случится, если он возьмет лук. Он промахнется, стрела уйдет поверх вала в лес, и над ним посмеются.

– Ничего, – сказал Алан из Росби, тоже хороший лучник. – Мы все хотим поглядеть, как Смертоносный стреляет, правда ведь, ребята?

Сэм не мог слышать их насмешек, видеть презрение в их глазах. Он повернул назад, но правая нога увязла в грязи, и сапог сполз с нее. Сэму пришлось вытаскивать его руками под их издевательский смех. Несмотря на несколько толстых носков, он промочил ногу насквозь. «Ни на что ты не годен, – с отчаянием подумал он, обратившись наконец в бегство. – Отец был прав. Тебе ли оставаться в живых, когда столько смелых мужчин погибло?»

Гренн присматривал за костровой ямой к северу от ворот и теперь, раздевшись до пояса, колол дрова. Он весь раскраснелся, и кожа блестела от пота. При виде ковыляющего к нему Сэма он ухмыльнулся.

– Иные забрали у тебя сапог, Смертоносный?

И он туда же!

– Я завяз в грязи. Пожалуйста, не называй меня так.

– Почему? – неподдельно удивился Гренн. – Это хорошее имя, и ты честно его заслужил.

Пип всегда говорил, что Гренн туп, как колода, и поэтому Сэм терпеливо объяснил ему:

– Это все равно что назвать меня трусом, только на другой лад. – Стоя на левой ноге, Сэм натянул залепленный грязью сапог. – Они смеются надо мной, как смеются над Бедвиком, называя его великаном.

– Но он не великан, а Паул никогда не был малышом, разве что в младенческие годы. А вот ты в самом деле убил Иного, и потому это не одно и то же.

– Да я же просто испугался, вот и все!

– Не больше, чем я. Это только Пип говорит, будто я чересчур тупой, чтобы бояться. Я могу струхнуть не хуже кого другого. – Гренн бросил в огонь наколотые поленья. – Я и Джона боялся, когда мне приходилось с ним драться. Он двигался очень быстро, и мне каждый раз казалось, что он меня убьет. – Сырые дрова шипели в огне, пуская густой дым. – Просто я никому не говорил про это. Мне иногда сдается, что все только притворяются храбрыми, а настоящих храбрецов вовсе нет. Может, только так и можно стать храбрым – если притворяешься, не знаю. Пусть тебя называют Смертоносным, какая разница?

– Тебе ведь не нравилось, когда сир Аллисер называл тебя Зубром.

– Потому что он говорил, что я большой и тупой. – Гренн поскреб бороду. – А вот Пип может так меня называть, и ты тоже, и Джон. Зубр – зверь могучий и свирепый, ничего обидного тут нет, а я правда большой и еще больше стану. Разве Сэм Смертоносный не лучше, чем сир Хрюшка?

– Почему я не могу быть просто Сэмвелом Тарли? – Сэм плюхнулся на мокрый чурбан, еще не расколотый Гренном. – Его убило драконово стекло, а не я.

Он рассказал им все и знал, что не все ему поверили. Нож показал ему свой кинжал и заявил: «У меня железо есть, на кой мне стекло?» Черный Бернарр и трое Гартов дали понять, что сомневаются во всей его истории, а Ролли из Систертона бухнул напрямик: «Может, в кустах зашуршало что-то, ты и ткнул туда ножом, а там аккурат присел посрать Малыш Паул, вот ты эту сказку и выдумал».

Но Дайвин и Скорбный Эдд выслушали Сэма внимательно и велели им с Гренном рассказать все лорду-командующему. Мормонт хмурился и задавал дотошные вопросе, но он был слишком предусмотрителен, чтобы отмахиваться даже от такого сомнительного преимущества. Он потребовал все драконово стекло, которое Сэм носил в своей котомке, как ни мало его там было. Каждый раз, когда Сэм вспоминал о кладе, который Джон раскопал под Кулаком, ему хотелось плакать. Там были ножевые лезвия, наконечники для копий и не меньше трехсот наконечников для стрел. Джон сделал кинжалы себе, Сэму и лорду Мормонту, а Сэму еще подарил наконечник копья, старый сломанный рог и несколько наконечников для стрел. Гренн тоже получил пригоршню стеклянных наконечников – но это и все.

Теперь у них остался только кинжал Мормонта и тот, который Сэм отдал Гренну. Есть еще девятнадцать стрел и длинное копье с черным наконечником. Копье передается из одного караула в другой, стрелы Мормонт раздал самым сильным лучникам. Гугнивый Билл, Гарт Серое Перо, Роннел Харкли, Милашка Доннел и Алан из Росби получили по три штуки, а Ульмер – четыре. Но даже если они будут бить точно в цель, им очень скоро придется перейти на огненные стрелы, как и всем остальным. На Кулаке братья выпустили сотни огненных стрел, но мертвецов так и не остановили.

Пологие земляные палисады Крастера – не преграда для упырей, преодолевших куда более крутые склоны Кулака. Притом вместо трехсот братьев, встречавших их сомкнутыми рядами, мертвецы найдут потрепанное воинство в числе сорока одного человека, из которых девять тяжело ранены и драться не могут. К дому Крастера их вышло сорок четыре из шестидесяти с лишним, пробившихся с Кулака. С тех пор трое умерли от ран, и Баннен скоро станет четвертым.

– Как по-твоему, упыри ушли насовсем? – спросил Сэм у Гренна. – Почему они не приходят, чтобы прикончить нас?

– Они приходят только вместе с холодом.

– Да, вот только какая тут зависимость: холод приводит упырей или они его приносят?

– Какая разница? – Из-под топора Гренна летели щепки. – Главное, что они приходят вместе. Слушай: может, теперь, когда мы узнали про драконово стекло, они совсем не придут? Может, они нас теперь боятся?

Сэму хотелось бы в это верить, но он предполагал, что мертвым страх столь же чужд, как боль, любовь или чувство долга. Он обхватил руками колени, потея в своей шерсти, мехах и вареной коже. Кинжал из драконова стекла заставил растаять то бледное существо в лесу, это верно… но Гренн говорит так, будто он и на мертвецов должен оказать такое же действие. А ведь мы не знаем, так ли это, думал Сэм. Мы ничего не знаем наверняка. Жаль, что Джона здесь нет. Сэм любил Гренна, но не мог с ним разговаривать так же, как с Джоном. Джон нипочем не стал бы называть его Смертоносным, и Сэм посоветовался бы с ним насчет ребенка Лилли. Но Джон уехал с Куореном Полуруким, и с тех пор о нем ничего не слышно. У него тоже есть кинжал из драконова стекла, но догадается ли Джон пустить его в ход? Быть может, он лежит мертвый и заледенелый в какой-нибудь расщелине… или, того хуже, стал одним из ходячих мертвецов.

Почему боги берут к себе таких, как Джон и Баннен, а его, труса и недотепу, оставляют жить? Ему следовало умереть еще на Кулаке, где он трижды обмочился и к тому же потерял меч. Или в лесу – да он и умер бы, если б Малыш Паул не вызвался его нести. Ах, если бы все это было сном! Как было бы чудесно проснуться на Кулаке и увидеть, что все братья живы, а Джон и Призрак по-прежнему с ним. Еще лучше, если бы он проснулся в Черном Замке и попал в трапезную отведать густой пшеничной каши Трехпалого Хобба, щедро сдобренной маслом и медом. При одной мысли об этом в пустом желудке Сэма заурчало.

– Сноу!

Сэм обернулся. Ворон лорда Мормонта кружил над костром, хлопая черными крыльями.

– Сноу, Сноу. Снег.

Там, где появлялся ворон, вскорости следовало ожидать и Мормонта. Лорд-командующий выехал из леса в сопровождении старого Дайвина и похожего на лиса Роннела Харкли, занявшего место Торена Смолвуда. Часовые у ворот окликнули их, и Старый Медведь ворчливо отозвался:

– Ну и кто, по-вашему, идет? Что у вас, Иные глаза вынули? – Он проехал между столбами ворот, на одном из которых торчал бараний череп, а на другом медвежий, остановил коня, поднял кулак и свистнул. Ворон резво полетел на его зов.

– Милорд, – сказал Роннел Харкли, – у нас всего двадцать две лошади, и едва ли половина из них доберется до Стены.

– Знаю, – буркнул Мормонт, – но уходить все равно надо – Крастер не оставляет сомнений на этот счет. – Он посмотрел на запад, где гряда темных туч закрыла солнце. – Боги дали нам передышку, только надолго ли? – Мормонт снова подбросил ворона в воздух, заметил Сэма и гаркнул: – Тарли!

– Я? – Сэм неуклюже поднялся на ноги.

– Я-а! – Ворон сел на голову своему хозяину. – Я-а!

– Тебя не Тарли зовут или у тебя тут брат имеется? Ясное дело, ты. Закрой рот и ступай со мной.

– С вами? – неожиданно тонким голосом повторил Сэм. Лорд-командующий испепелил его взглядом.

– Ты брат Ночного Дозора. Постарайся не пачкать штаны всякий раз, как я к тебе обращаюсь. – Мормонт спешился и зашагал вперед, чмокая сапогами по грязи. Сэму стоило труда поспеть за ним. – Я все время думаю о твоем драконовом стекле.

– Оно не мое.

– Не твое, так Джона Сноу. Если нам нужны кинжалы из драконова стекла, почему их у нас только два? Ими следовало бы вооружать каждого человека на Стене в день, когда он приносит присягу.

– Но мы ведь не знали…

– Не знали, не знали! Когда-то должны были знать. Ночной Дозор забыл о своем истинном назначении, Тарли. Никто не станет строить стену семисотфутовой вышины, чтобы помешать одетым в шкуры дикарям красть женщин. Стену поставили, чтобы оградить царство человека… и оградить его следовало не от людей, а одичалые, если разобраться, все-таки люди. Слишком много лет прошло, Тарли, слишком много веков и тысячелетий. Мы забыли, кто наш истинный враг. И вот теперь он здесь, а мы не знаем, как с ним бороться. Это стекло в самом деле производят драконы, как верит простой народ?

– М-мейстеры думают иначе. Они говорят, что оно происходит от подземного огня, и называют его обсидианом.

– По мне, пусть хоть лимонным пирогом назовут, – фыркнул Мормонт. – Если оно убивает, как ты говоришь, мне его нужно как можно больше.

– Джон нашел на Кулаке сотни наконечников для стрел и копий.

– Много нам от этого проку теперь. Чтобы вернуться на Кулак, нам требуется оружие, которого мы не получим, пока не вернемся на Кулак. А тут еще одичалые. Придется поискать драконово стекло где-нибудь еще.

За последнее время случилось столько всего, что Сэм почти забыл об одичалых.

– Клинками из него пользовались Дети Леса. Они бы знали, где найти обсидиан.

– Детей Леса больше нет. Первые Люди перебили половину из них бронзовыми мечами, а андалы завершили дело железом. Почему стеклянный кинжал должен…

Старый Медведь прервал свою речь, увидев выходящего из дома Крастера. Одичалый улыбался во весь рот, показывая гнилые бурые зубы.

– У меня сын!

– Сын, – каркнул ворон. – Сын, сын.

– Рад за тебя, – бесстрастно молвил лорд-командующий.

– Да ну? А я вот порадуюсь, когда ты со своими воронами уберешься отсюда. Давно пора.

– Как только наши раненые немного окрепнут…

– Лучше, чем теперь, им уже не станет, и мы оба это знаем, старая ворона. Умирающим надо перерезать глотки, и дело с концом. Если самому духу не хватает, оставь их мне, и я с ними разделаюсь.

– Торен Смолвуд говорил, что ты друг Дозора… – взъерепенился Мормонт.

– Так и есть. Я дал вам все, что мог дать, но грядет зима, а девчонка наградила меня еще одним ртом.

– Мы можем взять его с собой…

Крастер повернул голову, прищурился и плюнул под ноги Сэму.

– Что ты сказал, Смертоносный?

– Я… я хотел только… если для вас он лишний рот… и скоро зима… то мы могли бы взять его…

– Это мой сын. Моя кровь. Думаешь, я отдам его воронам?

– Я только хотел… – «Лилли говорила, что ты оставляешь своих сыновей в лесу – вот почему у тебя в доме одни только женщины да девочки».

– Довольно, Сэм, – произнес лорд-командующий. – Ты и так уже наговорил лишнего. Ступай в дом.

– М-милорд…

– Ступай, я сказал!

Сэм, весь красный, распахнул оленьи шнуры и снова оказался в полутьме.

– Ну что ты за дурак такой? – сердито сказал Мормонт, войдя вслед за ним. – Даже если Крастер отдал бы нам ребенка, тот не дожил бы до Стены. Новорожденный младенец нам нужен, как еще один снегопад. Может, в твоих жирных титьках есть молоко для него? Или ты и мать хочешь прихватить?

– Она согласна. Она сама просила меня…

– Я ничего не желаю больше слушать, Тарли. Сколько раз повторять, чтобы вы держались подальше от жен Крастера?

– Она его дочь, – попытался вывернуться Сэм.

– Иди позаботься о Баннене, пока я не рассердился окончательно.

– Да, милорд. – Сэм шмыгнул прочь, весь дрожа, но когда он подошел к Баннену, Великан уже прикрыл тому лицо меховым плащом.

– Он все говорил, что ему холодно – надеюсь, теперь он попал куда-нибудь, где потеплее.

– С такой раной… – начал Сэм.

– Тоже мне рана. – Нож ткнул умершего ногой. – Одному мужику из моей деревни тоже отняли ногу, так он до пятидесяти лет дожил.

– Его убил холод, – сказал Сэм. – Он никак не мог согреться.

– Кормить его надо было как следует, вот что, – заявил Нож. – Этот ублюдок Крастер уморил его голодом.

Сэм беспокойно оглянулся. Хорошо, что Крастер еще не пришел со двора – ему очень не понравилось бы, что его назвали ублюдком, хотя разведчики говорят, что он и правда незаконнорожденный – мать прижила его от какого-то ворона.

– Крастеру своих женщин кормить надо, – заметил Великан. – Он поделился с нами, чем мог.

– Как же, рассказывай. Не успеем мы уйти, он вскроет бочонок с медом и будет запивать им ветчину. Еще и посмеется, что мы бредем голодные по снегу. Одичалый скот, вот он кто, а никакой не друг Дозора. – Нож снова пнул мертвого Баннена. – Спроси вот его, если мне не веришь.

Баннена сожгли на закате, на том самом костре, который поддерживал Гренн. Тим Камень и Гарт из Староместа вынесли голый труп, раскачали и бросили в огонь. Его одежду, оружие, доспехи и прочие пожитки братья поделили между собой. В Черном Замке братьев хоронят со всеми подобающими обрядами – но здесь не Черный Замок, и сожженный не вернется к ним упырем.

– Его звали Баннен, – произнес лорд-командующий, когда пламя охватило покойника. – Он был храбрым человеком и хорошим разведчиком. Он пришел к нам… откуда он пришел?

– Откуда-то из-под Белой Гавани, – подсказал кто-то.

– Он пришел к нам из Белой Гавани и всегда исполнял свой долг на совесть. Он соблюдал свои обеты, как мог, ездил далеко, сражался отважно. Таких, как он, у нас больше не будет.

– Теперь его дозор окончен, – хором пропели черные братья.

– Теперь его дозор окончен, – повторил Мормонт.

– Окончен, – подтвердил его ворон. – Окончен.

Дым щипал Сэму глаза, и его тошнило. На миг ему померещилось, будто Баннен сел в огне и сжал кулаки, как бы отталкивая пожирающее его пламя, но дымовая завеса тут же скрыла его. Хуже всего, однако, был запах. Простое зловоние Сэм бы еще выдержал, но от горячего брата так вкусно пахло жареной свининой, что рот невольно наполнялся слюной. Это было так ужасно, что, как только ворон крикнул «окончен», Сэм побежал за дом, и его вырвало.

Скорбный Эдд нашел его стоящим на коленях в грязи.

– Что, Сэм, червей копаешь или тебя стошнило?

– Стошнило, – слабо подтвердил Сэм, вытирая рот. – Этот запах…

– Да, не знал, что Баннен может так хорошо пахнуть, – уныло, как всегда, вымолвил Эдд. – Даже захотелось кусочек от него отрезать. Будь у нас яблочная подлива, я бы, может, и решился. По мне, свинина всего вкуснее с яблочной подливой. – Эдд развязал штаны и пустил желтую дымящуюся струю. – Ты смотри не умирай, Сэм, а то ведь я могу не устоять. Сала на тебе куда больше, чем на Баннене, а я всегда любил шкварки. – Он вздохнул. – Мы выступаем на рассвете, слыхал? Солнце будет или снег, все равно уйдем – так сказал Старый Медведь.

Снег? Сэм с тревогой посмотрел на небо.

– Выступаем? Все как есть?

– Ясное дело – кто верхом, а кто и пешком. Дайвин говорит, что нам бы надо научиться ездить на дохлых лошадях, как Иные. Одного корму сколько бы сберегли – много ли дохлой лошади надо? – Эдд отряхнулся и завязал тесемки. – Но мне это как-то не по нутру. Как только они заставят работать дохлых лошадей, очередь будет за нами, и первым уж точно окажусь я. «Эдд, – скажут мне, – смерть больше не повод, чтобы лежать без дела – вставай-ка, бери копье да выходи ночью в караул». Ну да ладно, не будем о мрачном. Может, мне повезет умереть до того, как они навострятся это делать.

Может быть, мы все умрем скорее, чем нам хотелось бы – подумал, тяжело поднимаясь, Сэм.

Крастер, узнав, что его непрошеные гости утром собираются уходить, сделался почти приветлив – насколько это было доступно его натуре.

– И давно пора – говорил же я, что вам тут не место. Однако напоследок я вам задам пир, как полагается. Только, чур, пополам. Мои жены поджарят вашу конину, а я выставлю пиво и хлеб. – Он расплылся в своей гнилозубой улыбке. – Ничего нет лучше пива с кониной. Если на лошадях нельзя больше ездить, надо их резать, и дело с концом.

Его жены и дочери, поставив скамейки и длинные столы, принялись стряпать и подавать – все, кроме Лилли. Сэм с трудом их различал. Постарше, помоложе и совсем девчонки, все они доводились Крастеру дочерьми и походили одна на другую. Работая, они тихо переговаривались между собой, но к мужчинам никогда не обращались.

Крастер в овчинной безрукавке занял единственный в доме стул. Его могучие руки поросли белым волосом, на одном запястье сверкал витой золотой браслет. Лорд Мормонт сидел на верхнем конце правой скамьи, дальше впритирку теснились братья. Дюжина человек несла караул снаружи, у ворот и костров.

Сэм сидел между Гренном и Сироткой Оссом. В животе у него урчало. С конины, которую жены Крастера поджаривали на вертелах над очагом в полу, капал жир, от запаха рот наполнялся слюной, и это напоминало Сэму о Баннене. Он очень проголодался, но знал, что его вырвет, если он проглотит хоть кусок. Куда это годится – есть бедных преданных коняг, которые носили их, пока могли? Но на лук, который разносили женщины, он набросился с жадностью. Один бок луковицы подгнил, но Сэм срезал его кинжалом, а остальное сжевал. Хлеба принесли только две ковриги. Ульмер попросил еще, но женщина в ответ потрясла головой. Тут-то все и началось.

– Две ковриги? – вскричал Колченогий Карл. – Вот дуры бабы! Тащите еще!

Лорд Мормонт тяжело посмотрел на него.

– Ешь что дают и скажи спасибо. Может, тебе на снегу больше нравилось?

– Скоро я опять там окажусь. – Карла явно не страшил гнев Старого Медведя. – В кладовке у Крастера – вот где бы мне понравилось, милорд.

– Вы меня и так уже объели, вороны, – сузил глаза Крастер. – Мне женщин кормить надо.

Нож поделил кинжалом кусок мяса.

– Ты сам признаешься, что у тебя кое-что припрятано – как бы вы иначе протянули зиму?

– Я человек набожный…

– Ты скупердяй и врун, – прервал его Карл.

– Окорока, – с благоговением произнес Гарт из Староместа. – В прошлый наш приезд у него были свиньи. Бьюсь об заклад, что окорока у него где-то поблизости, и сало тоже.

– И колбасы, – подхватил Нож. – Длинные такие, черные – они как камни, годами могут храниться. У него их штук сто висит в погребе.

– Овес, кукуруза, ячмень, – добавил Олло Косоручка.

– Зерно, – захлопал крыльями ворон Мормонта. – Зерно. Зерно.

– Хватит, – гаркнул, перекрывая его, лорд-командуюший. – Уймитесь, вы все, и не сходите с ума.

– Яблоки, – подал голос Гарт из Зеленополья. – Целые бочки сочных осенних яблок. Тут есть яблони, я видел.

– Сушеные ягоды, капуста, кедровые орехи.

– Зерно. Зерно. Зерно.

– Соленая баранина. Видали овечий загон? У него где-то стоят бочки с солониной.

Крастер медленно закипал. Лорд Мормонт поднялся с места.

– Довольно. Не желаю больше слушать эту болтовню.

– Тогда залепи уши хлебом, старик. – Колченогий Карл тоже встал из-за стола. – Или ты уже слопал свой ломоть?

Старый Медведь побагровел.

– Ты с кем разговариваешь? Сядь на место, ешь и молчи. Это приказ.

Настала полная тишина. Все застыли, глядя на лорда-командующего и здоровенного разведчика, сверлящих друг друга глазами через стол. Сэм думал, что Карл сейчас дрогнет и подчинится приказу, но тут встал Крастер. В руке он держал черный стальной топор, подарок Мормонта.

– Нет, так не пойдет. Ни один человек, обозвавший меня скупердяем, не будет спать под моим кровом и есть за моим столом. Пошел вон, колченогий. И ты тоже, и ты, и ты. – Он ткнул топором в сторону Ножа и обоих Гартов. – Ступайте спать на холод с пустыми животами, не то…

– Ах ты ублюдок! – выругался кто-то из Гартов.

– Кто посмел назвать меня ублюдком?! – взревел Крастер. Левой рукой он смел со стола посуду, правой вскинул вверх топор.

– Ублюдок и есть – это всем известно, – сказал Карл.

Крастер с быстротой, показавшейся Сэму невероятной, перескочил через стол. Одна из женщин взвизгнула, Гарт из Зеленополья и Сиротка Осс выхватили ножи, Карл попятился назад и споткнулся о раненого сира Биама, лежащего на полу. Крастер, изрыгая проклятия, бросился на него, но тут Нож сгреб одичалого за волосы, запрокинул ему голову и располосовал горло от уха до уха. Потом отшвырнул его от себя, и Крастер упал на сира Биама, оказавшись лицом к лицу с ним. Биам закричал, а Крастер, захлебываясь собственной кровью, выронил топор. Две его жены подняли вой, третья разразилась бранью, четвертая накинулась на Красавчика Доннела, норовя выцарапать ему глаза. Доннел отпихнул ее на пол. Лорд-командующий, мрачный как туча, встал над телом Крастера.