Текст книги "Социология и военные исследования. Классические и современные основания"

Глава 2. Эмиль Дюркгейм: Первичная группа, культура и ее последствия

Вклад Эмиля Дюркгейма (1858–1917) в развитие французской и мировой социологии бесспорен (см., например, [Heilbron, 2015: 73–91]. Вместе с рядом соавторов он способствовал лучшему пониманию социальных фактов в целом и отношений между человеком и обществом. Дюркгейм подчеркивал, что социальные факты необходимо разграничивать с психологическими феноменами и объяснениями индивидуального уровня вне зависимости от того, насколько очевидными они могут казаться на первый взгляд. Социологический анализ требует более абстрактного и сопоставительного мышления, сконцентрированного преимущественно на коллективном уровне. Дюркгейм выступал за строгий эмпирический и статистический подход, принципиально отличный от доминировавшей тогда в интеллектуальной жизни Франции философской точки зрения. Круг его интересов был достаточно широк. Он включал в себя и переход к разделению труда с его последствиями для общества, и элементарные формы религиозной жизни, вопросы преступления и наказания, методологические проблемы социологического исследования и многое другое. На самом деле все его исследования перекликаются друг с другом, потому что посвящены одному-единственному вопросу: как человек интегрируется в общество?

Дюркгейм участвовал и в политике – публично высказывался в защиту обвиняемого на ранних этапах дела Дрейфуса, расколовшего Францию в конце XIX века. Альфред Дрейфус, капитан французской армии еврейского происхождения, был обвинен в шпионаже в пользу Германии. Дело получило большой общественный резонанс, что доказывает, что военные вопросы были в центре социально-политических потрясений того времени. Эти события подтолкнули Дюркгейма к написанию краткого анализа антисемитизма, который, по его мнению, был вызван «состоянием общественного недомогания» в стране [Goldberg, 2008: 302]. В конце жизни он размышлял о причинах только что начавшейся Первой мировой войны, критиковал роль Германии в этих событиях [Durkheim, 1915; Durkheim, Denis, 1915]. Однако в отличие, например, от Макса Вебера, он как частное лицо понимал, что есть некая более всеобщая ценность, чем «родина» [Joas, Knöbl, 2013: 121].

Как и в случае наследия Макса Вебера, многие плоды размышлений и исследований Дюркгейма были и остаются актуальными для вооруженных сил. Эта актуальность многогранна, как и сами его работы. А по отношению к вооруженным силам красной нитью проходит основной вопрос, волновавший Дюркгейма: как человек интегрируется в военную институцию? Поиск ответа можно начать с обсуждения человеческого взаимодействия на уровне малой группы.

Первичная группа

Ядро боевых действий, по крайней мере пехоты точно, находится в малой группе – отделении или взводе, считающихся сегодня наименьшими воинскими формированиями. Успех этих малых групп зависит от непрерывного взаимодействия между членами группы и развития групповой сплоченности. Концепция первичной группы была придумана и введена в употребление позднее американским социологом Чарльзом Хортоном Кули. В качестве основного примера первичной группы Кули использовал семью. Данный подход был созвучен Дюркгейму, но он иначе расставлял акценты [Coser, 1977: 307–310].

Рассматривая первичные группы в вооруженных силах и продолжая анализ антрополога Ральфа Линтона [Linton, 1924], британский социолог Энтони Кинг [King, 2006; 2013] эксплицитно ссылается на работу Дюркгейма, посвященную формированию групп, которое происходит, когда люди, сообщества племен аборигенов в одном из самых известных исследований Дюркгейма [Durkheim, 1976 (1912)], собираются вместе, чтобы отпраздновать что-то перед тотемом. Тотем можно трактовать как символ бога, которому они поклоняются. На самом деле это и символ самой группы. Как считает Дюркгейм, эти празднования являются элементами религиозной жизни, общими для всего человечества [Durkheim, 1976 (1912); Giddens, 1971: 107–112]. Дюркгейм сравнивает ритуалы перед тотемом с солдатом, который умирает, чтобы вернуть утерянный флаг [King, 2006: 500]. Подобно тотему аборигенов, флаг – символ воинского подразделения и страны, частью которых является сам этот солдат. Следовательно, самопожертвование солдата представляет собой шаг на пути к достижению целей группы. Солдат умирает за группу, которая представлена флагом [King, 2006: 500]. Такая динамика формирования групп прослеживается и в подготовке воинских отделений (взводов), направленной на создание групповой сплоченности и воспитывающей идею «один за всех и все за одного». По словам Кинга, такой тренинг по сплоченности группы оказывает поразительное воздействие [King, 2013: 273–280]. В этом наблюдается та самая динамика, которую описывал Дюркгейм. Военная жизнь – преимущественно жизнь социальная [King, 2006]. Это заключение соотносится с некоторыми более ранними исследованиями сплоченности на уровне первичной группы в вооруженных силах.

Наверное, самым известным примером важности сплоченности на уровне первичной группы можно назвать упорство боевых подразделений немецкого вермахта в конце Второй мировой войны, ставшее предметом анализа Шилса и Яновица [Shils, Janowitz, 1948]. Изучив различные документы и интервью с немецкими военнопленными, они пришли к выводу, что по сравнению с нацистской идеологией солидарность солдат на уровне взводов, то есть сплоченность малой группы или товарищество на микроуровне, была намного более сильной причиной, заставлявшей людей стоять до конца до самого завершения войны [Malešević, 2010: 219–233]. Этот вывод позднее оспаривался, но все же его основной посыл остается актуален. Относительно недавний пример – воссозданные Вейком и Робертс взаимоотношения между моряками на взлетно-посадочных палубах авианосцев ВМС США [Weick, Roberts, 1993]. Взаимодействие, основанное на внимании, или чуткое и осторожное отношение и реагирование на поведение другого человека оказываются решающим фактором в предотвращении несчастных случаев, вероятность которых так высока в сложных условиях использования палубной авиации. Внимательные отношения, связь, солидарность, взаимная преданность и сплоченность группы снова и снова оказываются решающими в достижении результатов военных действий, особенно когда ставки высоки.

Интересно, что это происходит в коллективах людей, демонстрирующих оба вида разделения труда, различаемых Дюркгеймом [Durkheim, 1933 (1893)]. Взвод или отделение как наименьшее воинское подразделение демонстрирует простую форму разделения труда, основанную на сходстве задач и создающую механическую солидарность среди членов подразделения. Операции на взлетно-посадочной палубе – это уже дифференцированное разделение труда, построенное на системе разных взаимозависимых задач и создающее органическую солидарность между военнослужащими. В первом случае человек просто чувствует, что является частью группы, как это происходит в семье. Во втором случае человек просто знает, что является частью группы, потому что для работы общей системы каждый должен выполнить свою задачу, как в случае с правильным функционированием органов, необходимым для здоровья всего организма.

Несколько иначе к этому вопросу подошли израильские ученые, отметившие феномен временных военных групп. Это малые подразделения, ограниченные временными рамками и организованные с целью достижения высокоинтенсивных сложных задач [Ben-Shalom et al., 2005]. Такие специально сформированные подразделения могут состоять из солдат пехоты, инженеров и взрывотехников, медицинского персонала и офицеров разведки. Эти группы могут служить примером упоминавшейся выше концепции органической солидарности Дюркгейма. И хотя военнослужащие в них представляют разные подразделения, они могут работать вместе с целью осуществления конкретной миссии благодаря «быстрому доверию», которое развивается в процессе мгновенного формирования группы и временных действий. Проводившие этот анализ военные ученые пришли к тому же выводу, что и их предшественники: «такие временные группы являются организационным эквивалентом „ночевки“: у них ограниченный срок существования, они формируются с общей и относительно ясной целью и задачами, и их успех зависит от тесного и скоординированного взаимодействия их участников» [Ben-Shalom et al., 2005: 77].

Однако не всегда все происходит как надо. Групповая динамика глобально может двигаться в двух неверных направлениях: когда сплоченности слишком много и когда ее слишком мало. Например, во время войны во Вьетнаме сплоченности на уровне подразделений не хватило или она отсутствовала вовсе. Тогда фрагментация не раз проявлялась внутри армейских взводов и рот (см., например, [Moskos, 1974]). Линии разлома внутри подразделений проходили, как правило, по расовому и иерархическому признаку и влекли за собой серьезные последствия, приводившие даже к убийствам офицеров рядовыми солдатами (так называемый фрэггинг). Было очевидно, что связь внутри первичных групп была нарушена как по горизонтали, так и по вертикали. Напряженность внутри общества в целом была перенесена и на военных, в том числе и потому, что подготовка и развертывание подразделений проходило не коллективно, а в большей или меньшей степени индивидуально.

С другой стороны, возможна чрезмерная сплоченность, когда групповая динамика на уровне подразделения подкрепляет сильные эмоциональные связи. Это может привести к неуместной преданности, которая не позволяет членам подразделения высказываться против неправомерного и неуместного поведения их товарищей по подразделению. Такая динамика была выявлена канадским антропологом Донной Уинслоу. Она проанализировала, что происходило, когда солдаты канадского воздушно-десантного полка, развернутого для операций в Сомали, стали совершать серьезные правонарушения. Уинслоу пришла к выводу, что вследствие чрезмерной преданности группе ее члены начинают действовать в направлении, обратном общим целям миссии [Winslow, 1998].

В обоих случаях (и когда сплоченности слишком много, и когда ее слишком мало) выходит, что уроки Дюркгейма не были выучены при подготовке и собственно проведении военных операций. Теории Дюркгейма относительно первичных групп, основанные на антропологических идеях, не были эксплицитно направлены на вооруженные силы, но с течением времени доказали свою значимость в более глубоком понимании социологической динамики военных подразделений на уровне первичной группы.

Военная культура

На более общем уровне можно сказать, что фундаментальной для изучения культур, в том числе организационной и военной культуры, стала концепция коллективной совести Дюркгейма [Dobbin, 2009]. Коллективную совесть, то есть общие для среднестатистических мужчин и женщин в обществе или сообществе убеждения и чувства, можно рассматривать как социальное творение мышления людей, их психики. Коллективная совесть принадлежит к множеству социальных норм, ценностей и даже когнитивных диспозиций, которые оказывают влияние на индивидуальный разум [Zerubavel, 1997]. Это влияние схоже с тем, которое оказывает язык как элемент коллективной совести – не ввиду того, что мы его создаем, а ввиду того, что мы все его используем.

Цитируя знаменитые слова Мэри Дуглас, нужно «воспринимать индивидуальный разум как уменьшенную версию общественного разума» [Dobbin, 2009: 206]. Человек и общество по своим взглядам совпадают – конечно, не полностью и не для всех людей одинаково, но в существенной степени. Особенно это применимо к тем, кто вторит взглядам, мнениям и эмоциям других людей, принадлежащих к тем же группам или идентичностям, к которым первые себя причисляют. Социальное соответствие внутри социальных групп является в этом отношении движущей силой. Другими словами, коллективная совесть – это «совокупность, состоящая из элементов, то есть индивидуальных разумов» [Giddens, 1971: 67]. Немного смещая акценты, можно сказать, что коллективная совесть представляет собой нечто большее, чем просто сумму индивидуальных частей. Эта мысль составляет основу культурологии, которая в фокусе внимания держит разные уровни человеческих объединений: нации, регионы, языковые группы, религии, профессии, организации и, следовательно, также и вооруженные силы [Burk, 2008]. Последние особенно могут извлечь выгоду из культурологического подхода, поскольку их функционирование часто продолжается 24 часа в сутки, 7 дней в неделю. По умолчанию предполагается, что работа и жизнь идут внахлест и происходят в довольно закрытом сообществе, таком как военный лагерь, казармы, гарнизон, международные штаб-квартиры или учебные заведения [Diken, Bagge Laustsen, 2005]. Как уже отмечалось, вооруженные силы – это преимущественно социальная группа. Служба в вооруженных силах зачастую подразумевает учебу, спорт и игры, совместные обеды и вечеринки, близкие отношения, свадьбы и, возможно, разводы. В вооруженных силах, выражаясь словами Морриса Яновица, существует «заданная общительность»[12]12
  Prescribed sociability (англ.). (Примеч. пер.)


[Закрыть] [Janowitz, 1960]. И хотя военные все больше становятся похожи на гражданских, как мы увидим в главе 10, посвященной Моррису Яновицу, разум военных все-таки устроен как уменьшенная копия военного общества. Это особенно относится к действующим военным, но также и к тем, кто уже покинул вооруженные силы. Ветераны думают, радуются, страдают и рефлексируют о военной жизни еще долгие годы после того, как оставляют службу.

Например, ветераны-байкеры часто организуются по-военному, можно сказать, в военных сообществах (см., например, [Samet, 2014].

Социология на байках 

Голландский социолог Рене Мелкер провел этнографические полевые исследования среди путешествующих ветеранов-байкеров в США и Нидерландах [Rene Moelker, 2014]. Он описывал, как ветераны в поиске утешения и поддержки едут в совместные байк-туры. Они чувствуют себя другими, отличающимися от окружающих из-за своего прошлого опыта в зонах боевых действий и из-за отсутствия понимания и даже отторжения гражданскими. Группами они совершают паломничество Run for the Wall [13]13
  Run for the Wall (англ.) – дословно: «мотопробег к стене». (Примеч. пер.)


[Закрыть] в Вашингтон в Америке или Лурд во Франции, где раненые и ветераны с ограниченными возможностями собираются вместе. В основном они в воспоминаниях заново переживают свой военный опыт.

С зарождения военной организации культура в вооруженных силах была преимущественно мужским делом. Об этом мы более подробно поговорим в Главе 14, посвященной работе Синтии Энло.

В дополнение к этому существуют и другие культурные характеристики военной организации [Soeters, 2018]:

– ориентация на иерархию и дисциплину, что проявляется в разного рода видимых элементах, таких как знаки отличия в военной форме, соблюдение правил строевого устава (воинское приветствие) и выполнение приказов старших по воинскому званию;

– направленность внутрь: вооруженные силы – своего рода остров в обществе, что видно из устройства баз, фортов, гарнизонов, в которые практически невозможно попасть чужим, или из образовательных программ, подготовки кадров и учреждений (например, больниц, отелей), созданных специально для вооруженных сил;

– двойственность, когда одна сторона обращена к операциям во время кризиса или войны, а другая – к подготовке этих операций в условиях мирного времени, в том числе способность быстро переключаться между двумя состояниями;

– склонность к неприятию внешних оценок, поскольку военные верны друг другу и стремятся защищать друг друга. Военные предпочитают делать все сами, включая и оценку того, правильно ли они выполнили работу и хорошо ли ведут себя солдаты [Winslow, 1999]. Только в вооруженных силах есть свои собственные официальные суды и правоохранительные органы.

Конечно, не все эти аспекты присущи только вооруженным силам, к тому же они могут отличаться от государства к государству, от ситуации к ситуации. Однако сочетание этих аспектов делает военную культуру уникальным феноменом. Но она не монолитна (см., например, [Hajjar, 2014]), как иногда может показаться, особенно по сравнению со многими гражданскими организациями. В реальности вооруженные силы состоят из большого числа организационных субкультур, которые можно наблюдать на уровне служб, видов и родов войск, таких как спецназ, военно-воздушные силы, армия и флот, или же в боевых подразделениях по сравнению, например, с подразделениями тылового обеспечения. Есть субкультуры, формирующиеся на основании разграничения между обычным личным составом с полным рабочим днем и резервистами или гражданскими, работающими на военное ведомство. Иногда внутри вооруженных сил есть связанные с культурой политические линии разлома, как это продемонстрировал, например, военный переворот в Турции летом 2016 г.

Без сомнения, культурные отличия также могут зависеть и от международных вариантов ведения операций, стилей и стратегических взглядов на мир. Американская военная организация и ее действия, определенно, будут отличаться от итальянской, русской, южноафриканской или японской (см., например, [Vreÿ et al., 2013; Soeters, 2018; Mansoor, Murray, 2019]). В Главе 12, посвященной Корнелису Ламмерсу, мы более подробно обсудим эти международные отличия и то, как они влияют на военные операции.

Однако между этими национальными воинскими формированиями есть и много общего, ведь недаром они все являются вооруженными силами. В военном секторе, как и в других секторах (к примеру, в здравоохранении), наблюдаются сильные тенденции к изоморфизму и конвергенции. Это результат наднациональных правил и регулирования, например, доктрин НАТО в отношении обучения, сертификации и поведения военнослужащих во время операций. Или же это может быть результатом единых систем вооружения и технологий, таких как боевые самолеты F-35, требующие общих подходов в отношении подготовки, обслуживания и собственно использования, которые преобладают над культурными отличиями. Или же они проистекают из обычного подражательного поведения между людьми и организациями [Winslow, 2007; Soeters, 2018]. Все эти факты дают вооруженным силам разных государств возможность проводить совместную работу в военных операциях, таких как миссии под эгидой ООН, НАТО или Африканского союза.

Тем не менее культурные различия между национальными вооруженными силами продолжают существовать. Они могут затруднять эффективность многонационального военного сотрудничества в миссиях из-за недостаточного понимания ценностей, практик и интересов других людей. Существует три организационно-операционных решения, позволяющих приспособиться к этим различиям [Soeters, Szvircsev Tresch, 2010; Soeters, 2018]. Все они используются в многонациональном военном сотрудничестве в миссиях.

Ассимиляция происходит, когда более мелкие партнеры адаптируются и зачастую становятся похожими на большинство или на более крупного партнера, от которого они зависят или которого считают главным. Например, малочисленные военно-воздушные силы используют те же воздушные суда, что и их старший партнер, в особенности если это ВВС США. Еще один пример: эстонские и датские пехотные контингенты, которые были прикреплены к более крупному и авторитетному британскому контингенту в Афганистане, намеренно или нет, стали подражать и копировать подход британцев в зоне конфликта, характеризовавшийся как по-настоящему воинственный [King, 2010].

Разделение как способ организации часто применяется в операциях. Разделять могут а) район операции на более мелкие участки, которые закрепляются за разными ведущими государствами (например, во время миссии ИСАФ [14]14
  ИСАФ (International Security Assistance Force; ISAF) – международные силы содействия безопасности. Возглавляемый НАТО международный войсковой контингент, включавший войска 50 стран и действовавший на территории Афганистана в 2001–2015 гг. (Примеч. ред.).


[Закрыть] афганская провинция Гельмунд была закреплена за британцами, Кандагар за канадцами, Урузган за нидерландцами); б) временные отрезки: в один период задача воздушного патрулирования в районе, например, над Прибалтикой, поручается одному государству, затем другому и так далее; в) задачи: например, за операцию «Несокрушимая свобода» отвечали американцы и британцы, а за ИСАФ – немцы и другие европейские силы.

Интеграция – это самый сложный способ налаживания сотрудничества между вооруженными силами разных государств, поскольку она основывается на идее, что все партнеры равны и могут внести сопоставимый вклад в достижение целей миссии. С наибольшей вероятностью достичь интеграции можно в многонациональных штаб-квартирах, где вклад государств больше основан на развертывании отдельных групп личного состава, нежели на целых крупноразмерных подразделениях.

Повышая военную эффективность Америки 

Ныне покойный американский военный социолог Чарльз Москос [Moskos, 2001] изложил опыт своих визитов в один британский и несколько американских военных и штабных колледжей и в Центральный штаб Объединенных вооруженных сил НАТО в Бельгии (ОВС НАТО). Он взял интервью у большого количества офицеров-неамериканцев, которые проходили военное обучение и подготовку в Америке или служили в Штабе ОВС НАТО. После этих интервью вышло несколько рекомендаций о том, как повысить американскую военную эффективность в многонациональных военных операциях. В первую очередь необходимо обратить внимание на язык. Практически никто из международных офицеров не говорил так же хорошо по-английски, как американцы и британцы. Из этого вытекало много побочных действий, таких как недопонимание того, что говорится, и рост неформальных объединений по языку (испаноговорящие офицеры из Испании и Португалии и т. д.). В сочетании с разным доступом к секретной информации по программе и доминированием американских преподавателей и тем («режим большой войны») это «усиливало изначальное ощущение второсортного гражданина». Все эти связанные с культурой наблюдения относятся к началу этого века и, возможно, с годами уже что-то изменилось. А быть может, и нет…

Понимание важности сплоченности на уровне первичной группы (отделение, взвод, рота) и культура на уровне организации – один из самых ценных вкладов Дюргкейма в социологию и военные исследования. Но помимо него есть и другие.