Текст книги "Наконец-то вместе"

Став взрослой, она продолжала пользоваться той же тактикой, ограничиваясь теперь уже не физической, а умственной деятельностью, что только облегчило задачу, поскольку мужчин так обезоруживало ее хорошенькое личико и мягкий голос, что они ошибочно принимали Сэм за милое никчемное ничтожество в мундире полицейского. Тот факт, что мужчины недооценивали ее, особенно вначале, ни в малейшей степени не обескураживал Сэм. Наоборот, забавлял и давал преимущество.

Несмотря на все это, она искренне любила и уважала многих из тех мужчин, с кем приходилось сталкиваться. И к тому же хорошо понимала мужскую психологию. Вот почему ее нисколько не трогали их выходки и чудачества. Мало что из сказанного ими могло шокировать или рассердить ее. Она полжизни провела в обществе шестерых братьев, так что уже видела и слышала все.

– Пропади все пропадом! – неожиданно завопил Шредер, для пущей выразительности саданув кулаком в стену лифта.

Сэм продолжала застегивать куртку, даже не спросив, что стряслось. В конце концов, это всего лишь мужчина, который выругался и ударил неодушевленный предмет. Теперь он сам захочет объяснить причину своего порыва.

Что он и не замедлил сделать:

– Придется вернуться. Я забыл спросить у нее описание машины ее мужа.

– Белый джип «Чероки», новехонький, зарегистрированный на «Мэннинг дивелопмент», – отрапортовала Сэм, выуживая из карманов перчатки. – Я позвонила в наш дорожный отдел, на случай если миссис Мэннинг, придя в себя, не сможет говорить.

– Позвонила? По сотовому? – съехидничал Шредер. – Тому самому, что не работает в горах?

– Тому самому, – с улыбкой подтвердила Сэм, выходя из лифта. – Миссис Мэннинг нуждалась в каком-то правдоподобном объяснении, а мне, кроме этого, ничего в голову не пришло. Но она по крайней мере поверила.

В вестибюле больницы было пусто, если не считать двух уборщиков, полирующих кафельный пол. Шредер повысил голос, чтобы перекрыть назойливый визг машин:

– Если собираешься каждый раз пускать слюни в разговоре с родными жертвы, не протянешь в «убойном» отделе и двух месяцев!

– Я уже продержалась две недели, – безмятежно напомнила Сэм.

– Если бы тебя не перевели к нам, я сейчас вернулся бы в Восемнадцатый и занимался делами, а не просиживал бы здесь штаны.

– Возможно, но если бы меня не перевели, я бы никогда не получила шанса поработать с кем-то вроде тебя.

Шредер метнул на нее подозрительный взгляд, ища признаков издевки, но ее улыбка оставалась безмятежно открытой.

– Логан Мэннинг даже не считается пропавшим. Скорее, заблудившимся, – буркнул он.

– И ты считаешь меня виноватой в том, что капитан Холланд послал нас сюда?

– Ты чертовски права.

Он толкнул плечом входную дверь, и порыв арктического ветра едва не внес их обратно.

– Мэннинги – это класс ѴІР. И мэр, и комиссар Труманти – их личные друзья, поэтому Холланд решил послать для общения с миссис Мэннинг кого-то, имеющего «некоторый светский лоск», как он выразился.

Сэм приняла его слова за шутку.

– И он считает меня таковой?

– По крайней мере именно так он и выразился.

– Тогда при чем тут ты?

– На случай, если придется поработать мозгами.

Шредер ожидал, что она хотя бы огрызнется, но когда Сэм промолчала, неожиданно почувствовал себя злобным сукиным сыном. И чтобы сгладить оскорбление, решил посмеяться над собой:

– И еще потому, что он считает мою задницу самой красивой во всем участке.

– Он и это сказал?

– Нет, но я видел, как он меня оглядывал.

Сэм не сдержала смеха. Шредер знал, что его внешность менее всего можно назвать привлекательной: мало того, на первый взгляд она казалась довольно устрашающей. Хотя рост у него был всего пять футов шесть дюймов, массивные плечи были непропорционально широки для короткого тела, и все это дополнялось толстой шеей, квадратной головой с тяжелыми челюстями и пронизывающими, глубоко посаженными темно-карими глазами. Хмурый, он напоминал Сэм разозленного ротвейлера. Даже улыбавшийся, он походил на ротвейлера. Про себя она звала его «Шредер»[4]4
  Бумагорезка (англ.).


[Закрыть].

А тем временем на третьем этаже больницы молодой доктор, стоя у изножья кровати Ли, читал ее историю болезни.

Дойдя до последней строчки, он кивнул, тихо вышел и прикрыл за собой дверь. Дополнительная доза морфия, которую он назначил, уже сочилась в вены Ли, притупляя физическую боль, терзавшую ее тело. Она пыталась найти убежище от нравственных мук, думая о той последней ночи, которую провела с Логаном, когда все было чудесно, а будущее казалось таким светлым. Ночь субботы. Ее день рождения. Премьерный показ новой пьесы Джейсона Соломона.

После спектакля Логан устроил грандиозную вечеринку в честь обоих событий…

Глава 2

– Браво! Браво!!!

Занавес поднимался шесть раз, но в зале по-прежнему стоял оглушительный рев, сопровождаемый такой же бурной овацией. Актеры выстроились на сцене, поочередно кланяясь, но стоило Ли выступить вперед, как вопли безумным крещендо поднялись к потолку. Большая люстра уже горела, и Ли увидела Логана в переднем ряду. Муж яростно хлопал в ладоши и орал ничуть не тише остальных, разве что глаза его горделиво сверкали. Она улыбнулась ему, а он в ответ поднял вверх большие пальцы.

Когда занавес наконец опустился, Ли побрела за кулисы, где стоял Джейсон, лицо которого светилось торжеством.

– Какой успех! Настоящий хит, Джейсон! Мы выиграли! – воскликнула она, обнимая его.

– Давай-ка еще раз выйдем на поклоны, только ты и я, – предложил он.

Джейсон был готов торчать на сцене до тех пор, пока последний зритель не покинет зала.

– Ну уж нет, – ухмыльнулась Ли, – с нас хватит.

Но он продолжал дергать ее за руку: счастливый тридцатипятилетний ребенок, гениальный, неуверенный в себе, чувствительный, эгоистичный, темпераментный, добрый.

– Ну пойдем, Ли, – умасливал он. – Всего один ма-ааленький поклон! Мы это заслужили.

– Автора! Автора! – скандировала тем временем толпа.

– Вот видишь? – разулыбался Джейсон. – Они в самом деле хотят меня видеть.

Он был в приподнятом настроении и жаждал признания и восторгов. Ли смотрела на него с материнской снисходительностью, смешанной с чем-то вроде благоговения. Джейсон Соломон был способен временами ослепить ее, очаровать и увлечь, бездумно обидеть своей бесчувственностью и согреть нежностью. Те, кто его не знал, считали блистательным чудаком. Знавшие его лучше обычно относились к Джейсону как к талантливому невыносимому эгоцентристу. Для Ли, не только знавшей, но и любившей его, он был чем-то вроде двуликого Януса.

– Послушай, какие аплодисменты, – умолял он, продолжая тянуть ее за руку. – Пойдем скорее…

Не в силах справиться с очередным приступом его тщеславия, Ли смягчилась, но все же отступила:

– Иди один. Я остаюсь.

Но Джейсон только крепче сжал ее руку и потащил за собой. Едва они показались из-за кулис, застигнутая врасплох Ли споткнулась и чуть не упала. Очевидно, все заметили ее невольное сопротивление, что очень понравилось публике. Обычные человеческие эмоции, отразившиеся на лицах двух самых известных людей на Бродвее, низводили их на уровень простых смертных, и зрители, нашедшие это очаровательным, вновь принялись бушевать. Только на этот раз аплодисменты сопровождались взрывами хохота.

Джейсон наверняка попытался бы заставить ее выйти на сцену еще раз, но Ли вовремя вырвала руку и, смеясь, отвернулась.

– Не забывай старое правило, – напомнила она не оборачиваясь, – всегда оставляй публику немного голодной.

– Это клише! – негодующе парировал Джейсон.

– Но тем не менее верное.

Джейсон слегка поколебался, но все же вместе с Ли пошел за кулисы по длинному коридору, забитому восторженными актерами и хлопотливо снующими рабочими. Все говорили одновременно, благодаря и поздравляя друг друга. Джейсона и Ли несколько раз останавливали, обнимали, осыпали похвалами.

– Говорил я, двадцать восьмое – мой счастливый день.

– И то верно, – согласилась Ли. Джейсон упрямо требовал, чтобы премьеры всех его пьес назначались на двадцать восьмое. «Белое пятно» в данном случае тоже не стало исключением, хотя премьерные показы бродвейских пьес, как правило, не назначаются на субботу.

– Неплохо бы глотнуть шампанского, – объявил Джейсон, как только они приблизились к гримерной Ли.

– Неплохо, но мне нужно переодеться и снять грим. Нам еще предстоит вечеринка, я хотела бы успеть туда до полуночи.

В двух шагах от них театральный критик поздравлял режиссера, и Джейсон внимательно присмотрелся к парочке.

– Никто не обидится, если мы опоздаем.

– Джейсон, – терпеливо напомнила Ли, улыбаясь глазами, – ты забываешь, что я почетная гостья. Следует хотя бы постараться попасть туда, пока гости еще не разъехались.

– Пожалуй, ты права, – согласился он, отрывая взгляд от критика, и последовал за Ли в уставленную цветами гримерную, где уже ждала костюмер, чтобы помочь актрисе снять дешевую ситцевую юбку и такую же блузку, которые та носила в последнем действии. – А это откуда? – поинтересовался Джейсон, подходя к гигантской корзине с огромными белыми орхидеями. – Стоят, должно быть, целое состояние.

Ли мельком взглянула на корзину:

– Понятия не имею.

– Да здесь карточка! – воскликнул Джейсон, потянувшись к конверту. – Прочесть?

– Да разве тебя остановишь? – пошутила Ли. Стремление Джейсона совать нос в чужие дела было поистине легендарным. Смирившись с неизбежным, Ли зашла за ширму, накинула халат и села перед большим зеркалом с подсветкой.

Джейсон, помахивая распечатанным конвертом, подошел ближе и лукаво улыбнулся:

– Очевидно, у тебя появился поклонник с большими деньгами. Колись, дорогая, кто он? Ты знаешь, что можешь доверить мне самые страшные тайны.

Последнее замечание вызвало смех у Ли.

– Да ты в жизни не умел хранить тайны, страшные или смешные, дольше получаса! – сказала она его отражению в зеркале.

– Верно, но скажи хотя бы, кто он?

– А что написано в карточке.

Вместо того чтобы прочитать, Джейсон протянул карточку. Всего два слова: «Люби меня».

Недоумевающая гримаска Ли уступила место улыбке. Бросив карточку на столик, она принялась снимать грим.

– Это от Логана, – пояснила она.

– С чего это твоему мужу вздумалось посылать тебе тысячедолларовые орхидеи вместе с просьбой любить его?

Прежде чем ответить, Ли размазала крем по лицу и принялась вытирать грим салфеткой.

– Логан наверняка имел в виду нечто другое. Цветочница не так его поняла или просто не расслышала. Текст должен быть такой: «Люблю. Я».

Тут Джейсон заметил охлаждавшуюся в ведерке со льдом бутылку шампанского «Дом Периньон».

– Почему это вдруг Логан стал подписываться «Я» вместо «Логан»? – удивился он, вынимая бутылку и принимаясь снимать черную фольгу с горлышка.

– Это, наверное, я виновата, – призналась Ли, бросив быстрый, виноватый взгляд на Джейсона. – Проект «Кресент плаза» совершенно выбил Логана из колеи, так что я попросила его немного расслабиться. Вот он и пытается быть немного игривее и беспечнее… ради меня.

Джейсон с шутливым пренебрежением замахал руками:

– Логан? Игривый и беспечный? И ты это серьезно?

Он налил шампанское в два узких бокала и поставил один на туалетный столик, а сам уселся на диванчик, слева от Ли, положил ноги на журнальный стол и скрестил щиколотки.

– На случай если ты еще не заметила, хочу напомнить, что твой муж считает пятизвездочный ресторан всего лишь плохо освещенным конференц-залом с ножами и вилками. Кроме того, он рассматривает свой портфель как незаменимый модный аксессуар и явно недооценивает свои гольф-клубы.

– Прекрати клевать Логана, – велела она. – Он блестящий бизнесмен.

– Блестящий зануда, – огрызнулся Джейсон, наслаждаясь редкой возможностью поиздеваться над человеком, которым он искренне восхищался и которому даже завидовал. – Если тебе так уж нужны игривость и беспечность, следовало бы завести роман со мной, вместо того чтобы искать подобные качества у этого типа с орхидеями.

Ли ответила веселым, ласковым взглядом и, игнорируя упоминание об орхидеях, сказала:

– Джейсон, да ты же голубой. Какой роман?

– Верно, – ухмыльнулся он. – Думаю, это могло бы послужить препятствием нашей связи.

– Как Эрик? – осведомилась Ли, намеренно меняя тему. Эрик был «ближайшим другом» Джейсона последние полгода: почти рекорд продолжительности там, где речь шла о Соломоне. Постоянством тот не отличался. – Что-то я не видела его в партере.

– Он там был, – безразлично бросил Джейсон, любуясь черными лаковыми туфлями. – Честно говоря, я начал немного от него уставать.

– Уж очень легко ты устаешь, – заметила Ли с понимающим взглядом.

– Ты права.

– Если хочешь знать мое мнение… – начала она.

– Чего мне, разумеется, не хочется, – перебил Джейсон.

– И которое я, разумеется, собираюсь высказать… Так вот, если хочешь знать мое мнение, тебе следует попытаться найти кого-то, настолько на тебя непохожего, что он с первого взгляда покажется скучным и предсказуемым. Попробуй для разнообразия встречаться с тем, кто презирает свои гольф-клубы.

– Настолько великолепного, чтобы я смог закрыть глаза на его утомительные качества? Собственно говоря, я знаю кое-кого!

Он внезапно стал таким сговорчивым, что Ли ответила подозрительным взглядом, прежде чем швырнуть салфетку в мусорную корзину и начать накладывать обычный макияж.

– Неужели?

– Честное слово, – хитро улыбнулся Джейсон. – У него густые светло-каштановые волосы с выгоревшими на солнце прядями, прекрасные глаза и изумительное сложение. На мой взгляд, выглядит он немного как первокурсник, но на самом деле ему тридцать пять: самый подходящий для меня возраст. Родом он из старой аристократической нью-йоркской семьи, обедневшей задолго до его рождения, так что на долю бедняги выпало восстанавливать фамильное состояние, что он умудрился сделать в одиночку…

Ли, наконец сообразившая, что он рисует портрет Логана, зажала рот, чтобы не прыснуть. Плечи ее тряслись от сдерживаемого смеха.

– Ты просто псих.

Джейсон, не привыкший долго задерживаться мыслями на одном предмете, мгновенно перескочил на другой, более прозаический.

– Какая ночь! – вздохнул он, откидывая голову на спинку дивана. – Я был прав, изменив твои реплики в последней сцене второго акта. Заметила, как сильно отреагировали зрители? Секунду назад они смеялись, но, вдруг поняв, что ты действительно собираешься сделать, едва не плакали. За интервал всего в несколько строк они перешли от веселья к слезам. Поверь, дорогая, это блестящая пьеса… и блестящая игра, конечно. – Он прервался, чтобы глотнуть шампанского, и, задумчиво помолчав, добавил: – Возможно, после завтрашнего дневного спектакля мне понадобится немного изменить диалог третьего акта между тобой и Джейн. Правда, я еще не решил.

Ли, не отвечая, быстро закончила макияж, расчесала волосы и исчезла за ширмой, чтобы переодеться в платье, которое специально принесла в театр. За дверью гримерной шум еще усилился, когда актеры, рабочие сцены и люди, обладающие достаточным влиянием, чтобы получить пропуск за кулисы, гомоня и смеясь, стали покидать театр через служебный вход, чтобы отпраздновать сегодняшний триумф с друзьями и родными. Обычно Ли и Джейсон последовали бы их примеру, но сегодня Ли исполнялось тридцать пять, и Логан твердо намеревался сделать все, чтобы ночь премьеры не затмила этого события.

Она появилась из-за ширмы в обманчиво простом красном шелковом платье-рубашке с узенькими, расшитыми стеклярусом бретелями, лодочках на шпильках, в тон платью, и с усыпанной стразами вечерней сумочкой от Джудит Либер, свисавшей с руки на длинной цепочке.

– Красное? – ухмыльнулся Джейсон, медленно поднимаясь. – Никогда раньше не видел тебя в красном.

– Логан специально просил меня надеть сегодня красное.

– Интересно почему?

– Возможно, у него игривое настроение, – самодовольно объяснила Ли, но тут же неуверенно спросила: – Как по-твоему, мне идет?

Джейсон неспешно, оценивающе оглядел ее блестящие, падающие до самых плеч рыжеватые волосы, большие аквамариновые глаза и высокие скулы, перевел глаза на узкую талию и длинные ноги. Довольно миленькая… не ослепительна и вовсе не такая уж красавица, и все же даже в зале, полном женщин, Ли Кендалл обязательно выделялась бы и мгновенно привлекла бы к себе внимание, стоило ей заговорить или пошевелиться. Пытаясь найти причину ее мощного воздействия на публику, критики сравнивали Ли с молодой Кэтрин Хепберн или Этель Барримор, но Джейсон считал, что они не правы. Да, на сцене она обладала несравненным сиянием Хепберн и легендарной глубиной проникновения в образ, присущей Барримор, но было и нечто свое, бесконечно более привлекательное и уникальное: чарующая, завораживающая харизма, столь же действенная сейчас, когда она стояла в гримерной, ожидая его суждения, как и на сцене, во время спектакля. Ли была самой спокойной, дружелюбной, трудолюбивой и отзывчивой актрисой из тех, кого он знал, и все же в ней крылась какая-то тайна, барьер, за который она никому не позволяла заглядывать. Она принимала свою работу всерьез, но вот себя всерьез не принимала, и временами ее застенчивость и чувство юмора заставляли его чувствовать себя махровым, завзятым эгоистом.

– Я начинаю думать, что лучше всего чувствовала бы себя в джинсах и футболке, – пошутила она, напоминая, что хочет услышать его мнение.

– Ладно, – кивнул он, – вот тебе горькая правда. Хотя ты и вполовину не так изумительна, как твой муж, все равно на удивление привлекательна для женщины.

– На тот сомнительный случай, если это означает огромный комплимент, – смеясь, объявила Ли, открывая шкаф и вынимая пальто, – большое тебе спасибо.

Джейсон, искренне пораженный ее полным отсутствием самолюбования, сначала не нашелся с ответом.

– Конечно, это огромный комплимент. Но почему ты вдруг забеспокоилась о том, как выглядишь? Какое это имеет значение, если час назад ты убедила четыреста человек, что перед ними тридцатилетняя слепая, которая, сама того не подозревая, держит ключи к решению тайны бесчеловечного убийства? – выпалил он наконец, ошеломленно воздев руки к небу. – Господи Боже, ну почему женщине, которая все это умеет, не наплевать, как она смотрится в вечернем платье?

Ли открыла рот, явно желая поспорить, но тут же улыбнулась и покачала головой.

– Это женские заморочки. Тебе не понять, – сухо обронила она, глядя на часы.

– Ясно.

Джейсон распахнул дверь и с преувеличенной почтительностью отступил в сторону.

– Только после вас, – сказал он, предлагая ей руку.

Ли оперлась на нее, но когда они дружно зашагали по коридору, Джейсон внезапно помрачнел.

– Когда мы приедем, обязательно спрошу Логана, посылал ли он орхидеи.

– Предпочитаю, чтобы ты не беспокоил ни себя, ни Логана по этому поводу, – возразила Ли, стараясь сохранять беспечный тон. – Даже если это и не Логан, какая разница? Мы приняли меры предосторожности. Я наняла шофера-телохранителя. Мэтт и Мередит Фаррелы одолжили мне его на те полгода, что их не будет в стране. В их чикагском доме он кто-то вроде члена семьи. Так что у меня прекрасная защита.

Несмотря на все уверения Ли, при мысли об орхидеях на душе становилось тревожно. За последнее время она стала получать анонимные подарки, причем весьма дорогие, а некоторые и с нескрываемо сексуальным подтекстом, вроде черного кружевного пояса с подвязками и бюстгальтера из «Нимана-Маркуса»[5]5
  Крупнейший универсальный магазин в Далласе, отличается широким ассортиментом дорогих товаров.


[Закрыть] и прозрачной, чрезвычайно соблазнительной ночной сорочки из «Бергдорф Гудман»[6]6
  Дорогой универмаг в Нью-Йорке.


[Закрыть]. Надписи на маленьких белых карточках, вложенных в пакеты, отличались краткостью и загадочностью, как, например: «Надень это для меня» и «Я хочу видеть тебя в этом».

На следующий день после того, как в театр был доставлен первый подарок, в квартире раздался телефонный звонок.

– Ты носишь свой презент, Ли? – журчал в автоответчике вкрадчивый мужской голос.

На прошлой неделе Ли поехала в «Сакс»[7]7
  Большой дорогой универмаг в Нью-Йорке.


[Закрыть], где купила Логану халат, а себе небольшую эмалевую брошь, которую сунула в карман пальто. Она как раз готовилась вместе с другими пешеходами переходить улицу на углу Пятидесятой и Пятьдесят первой улиц, когда сзади протянулась мужская рука с маленьким пакетом от «Сакса».

– Вы уронили это, – произнес незнакомец вежливо.

Растерявшаяся Ли машинально взяла пакет и спрятала в другой, побольше, где лежал халат, но когда оглянулась, чтобы поблагодарить мужчину, тот либо растаял в толпе, либо был тем человеком, который быстро шагал по улице, подняв воротник до самых ушей и низко нагнув голову, чтобы защититься от ветра.

Вернувшись домой с покупками, Ли сообразила, что ее пакетик так и лежит в кармане, куда она его положила с самого начала. В том пакете, что вручил неизвестный, лежали узкое серебряное, похожее на обручальное кольцо и записка: «Ты моя».

Несмотря на все это, Ли была уверена, что орхидеи прислал Логан. Муж знал, что это ее любимые цветы.

Новый шофер-телохранитель Ли ждал в переулке за театром, у открытой дверцы лимузина.

– Спектакль был потрясающим, миссис Мэннинг, а вы – просто чудо!

– Спасибо, Джо.

Джейсон устроился в роскошном автомобиле и удовлетворенно кивнул:

– Такой шофер-телохранитель должен быть у каждого.

– Погоди минуту, и ты, возможно, изменишь мнение, – предупредила Ли с грустной усмешкой, как только водитель сел за руль и включил зажигание. – Он водит как…

Машина внезапно рванулась вперед, отбросив пассажиров на спинки сидений, и мощно влилась в нескончаемый транспортный поток.

– Маньяк! – выругался Джейсон, хватая подлокотник одной рукой и запястье Ли – другой.