Текст книги "Дурная кровь"

Глава пятнадцатая

Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, шесть месяцев назад

Мэллори позвонил спустя два дня и спросил, прочитал ли я дневники.

– Да. Этот Бертранд умер в клинике?

– Да, в психиатрической клинике Кёрби в марте девяносто девятого. Повесился в туалете.

– И они были уверены, что он Абрахам Хэйл?

– Ну, они так считали, основываясь на дневнике и том, что рассказал им Джошуа Флейшер. Но им не удалась найти хоть одного человека, который бы опознал его как Хэйла. Флейшер не хотел, чтобы его втягивали в это дело, а заставить его сотрудничать против воли не было законных оснований. Родители Бертранда умерли, близких родственников у него не было. И, между нами говоря, я думаю, полиция недолго занималась установлением личности этого парня. Он убил женщину, его арестовали на месте преступления, признали виновным, но безумным и поместили в психушку. Дело закрыто, все счастливы. Никого не волновало, из Луизианы этот парень или из Нью-Джерси, главное – он изолирован от общества.

– Да, возможно, ты прав.

– Однако я еще раз переговорил со своим человеком во Франции. Симоны Дюшан в списках пропавших нет. Ты проверял, ее точно так звали? Может, Флейшер обманул тебя и той девочки вообще не существовало?

– Не думаю, зачем ему меня обманывать? И он был адекватен. Слушай, я знаю, что Симона много лет жила в Лионе с родителями. Ее приемный отец – Лукас Дюшан, герой Сопротивления. Ах да, у нее была младшая сестра, Лаура. Я тебе говорил о ней?

– Нет. Хорошо, я покопаю в этом направлении, но должен предупредить: возможно, ты зря теряешь деньги.

– Ты узнал что-нибудь о периоде, когда Джош и Абрахам жили в Париже?

– Удалось вычислить дом на Рю-де-Ром. В середине восьмидесятых здание полностью реконструировали, теперь это небольшой отель. Управляющим был некий Алан Бизерт, но он умер десять лет назад. Записей о жильцах дома до превращения его в отель не осталось. Фонд «Л’Этуаль», который арендовал квартиру, прекратил свою деятельность в восемьдесят первом, и никто не знает, где теперь его архивы. Так что…

– Кен, мне действительно надо узнать правду об этом деле.

– Ну если бы желания были машинами, побирушки разъезжали бы на «ягуарах». Я хорош в своем деле, но я не волшебник. Мне еще повезло, что я вышел на этот дневник. Угостишь меня кофе в пятницу в три, в «Старбаксе» на углу Восьмидесятой улицы и Йорк-стрит.

– Я знаю симпатичный ресторан в том районе.

– Спасибо, но жена посадила меня на диету.

В тот вечер я работал допоздна, а потом спал мертвым сном до самого утра. Проснулся я разбитый, принял душ, побрился, оделся. И постоянно думал о Джоше.

Он описывал мне себя и Симону как жертв комплексов и фрустраций Абрахама. Но после первого сеанса гипноза он сказал, что всплывшие на поверхность воспоминания заставили его поверить в то, что, возможно, он и есть убийца.

Кроме того, он предположил, что Абрахам, вероятно, очень страдал и был серьезно болен. И он, похоже, узнал своего бывшего друга тогда в девяносто восьмом, хотя по каким-то причинам не посчитал нужным делиться со мной этой информацией. Однако, даже зная, что Абрахам был психически болен и убил женщину при схожих обстоятельствах, Джош склонен был считать, что Симону убил он, а не его бывший друг. Но почему его мозг создал мир, в котором он был убийцей? Поддельные воспоминания обычно придумываются для защиты, для того чтобы утрамбовать или даже уничтожить воспоминания о трагедии, а не наоборот.

С другой стороны, дневник Абрахама указывает на то, что это они с Симоной были жертвами Джоша. Хэйл описывает его как беспринципного манипулятора. Также он пишет, что убийство Маргарет Лукас повторяло зверское убийство, случившееся двадцать два года назад в Париже. Однако было очевидно, что дневник вел параноик, и его свидетельствам нельзя доверять. На самом деле велика была вероятность того, что это Абрахам убил Симону. Шизофрения часто начинается в молодом возрасте. Когда Абрахам приехал в Париж, ему было двадцать с небольшим, так что он почти наверняка уже был страдающим галлюцинациями психотиком, который, несмотря на окружение, не сознавал серьезности ситуации. И все дальнейшие поступки Хэйла только подтверждали его диагноз.

В то же время я задавался вопросом: был ли Джош на сто процентов искренним? Например, почему он не рассказал мне о встрече с Абрахамом в девяносто восьмом? Во время своих клинических исследований я не раз убеждался в том, что психотик и под гипнозом остается психотиком и ведет себя соответственно, то есть не так, как разумный человек.

Даже самый опытный гипнотизер, погрузив в самый глубокий транс своего пациента, не в состоянии избавить его от панциря из фальшивых ощущений, галлюцинаторных искажений и аберрации убежденности, который тот старательно отстраивал для себя, причем порой на протяжении не одного десятка лет. Невротики могут пойти на контакт, иногда даже позитивно реагируют на постгипнотическое внушение, а вот психотики – никогда. Они остаются пленниками лабиринта, который создал их собственный мозг. И часто не могут выбраться из него до конца своих дней.

Но ничто не указывало на то, что у Джоша могло быть какое-нибудь психическое расстройство. Он сделал успешную карьеру без характерных для психотика рецидивов. Никогда не лечился у специалистов, и, следовательно, его страдания – если с ним произошло нечто трагическое – постепенно усиливались, его заблуждения приобретали системный характер, и уже давно могла произойти дезинтеграция личности, что, без сомнения, случилось и с Абрахамом. Джош, как я мог судить, не страдал ни от слуховых, ни от зрительных галлюцинаций. Физически, ментально и эмоционально он функционировал отлично – насколько позволяла его болезнь.

И самое главное: почему он совершил такое? Он меня обманывал? Но зачем ему тратить драгоценное время на то, чтобы водить меня за нос?

Абрахам в своих записях упоминал благотворительный фонд «Белая роза», основанный Джошем в конце семидесятых. Я поискал в Сети, и оказалось, что информация верная: такая неправительственная организация действительно существовала, основной ее деятельностью была помощь жертвам домашнего насилия. Возможно, выбор этого направления и был главной подсказкой для понимания всей этой ситуации. Джош считал себя виновником или как минимум причиной ряда событий, которые привели к гибели Симоны. И хотя обстоятельства и некоторые детали оставались неясными, мне хотелось понять: он когда-нибудь вообще сомневался в том, что мог ее убить? Он ждал, что я подтвержу его виновность или, наоборот, опровергну?

А еще я не мог с уверенностью сказать, что Джош реально был под гипнозом. Он мог и притвориться, будто вошел в транс. Да, чтобы разыгрывать свою игру во время сеанса гипноза, пациент должен быть очень талантливым, но такое все же возможно. Видео– и аудиозаписи сеансов остались у Джоша, так что у меня не было возможности их изучить. У меня сохранились только мои записи, а этого было недостаточно.

Я вспомнил, что Джош упоминал женщину по имени Элизабет Грегори, которая устроила Абрахаму приглашение на работу во Франции. Теперь, когда и Джош, и Абрахам умерли, она могла оказаться единственной ниточкой, способной привести меня к разгадке дела. Я написал по электронной почте своему бывшему коллеге Томасу Харли, который теперь преподавал в Принстонском университете.

Дорогой Том!

Надеюсь, у Вас все в порядке.

Я проводил сеанс терапии с одним пациентом и наткнулся на интересную историю, которая произошла в Принстоне в начале семидесятых. Не буду нагружать Вас подробностями, скажу только, что в ней участвовали два молодых человека, оба в то время студенты. Одного звали Джошуа Флейшер, он изучал английскую литературу, второго – Абрахам Хэйл, изучал философию. Также мне известно, что они на последнем курсе вместе снимали жилье, а Хэйл был протеже Элизабет Грегори, владелицы небольшого бюро переводов. Не могли бы Вы оказать мне услугу и связать с кем-нибудь, кто сможет сообщить дополнительную информацию об этих студентах и миссис Грегори?

С наилучшими пожеланиями,

Джеймс.

И вечером того же дня получил ответ:

Дорогой Джеймс!

Был рад получить Ваше письмо. Наверное, уже шесть месяцев прошло с тех пор, как я имел удовольствие беседовать с Вами. Я собирался в Цюрих на конференцию, но моя Эми заболела, а я не хотел оставлять ее одну. Она сейчас рядом и передает Вам привет. Не знаю, в курсе ли Вы, но я оставил должность в университете четыре месяца назад. Сейчас я работаю в исследовательском отделении «Сименса». Я всегда завидовал нашим коллегам-ученым из альтернативой академии и обрадовался, когда нашел что-то подобное для себя.

Обещаю связаться с советом и разузнать о Флейшере и Хэйле. Возможно, они учились в одно время с кем-нибудь из сегодняшних профессоров.

Элизабет Грегори я хорошо помню. Она на пенсии, но, насколько мне известно, живет по-прежнему в округе Мерсер. Если хотите, могу достать ее адрес.

Искренне Ваш,

Том.

Я поблагодарил Тома и попросил его по возможности быстрее прислать мне информацию о миссис Грегори. На следующий день получил ответ и написал письмо, в котором подробно изложил, о чем хотел бы с ней поговорить.

В пятницу до встречи с Мэллори я провел три сеанса терапии подряд. Закончив, отправил ассистента домой, а сам пошел пешком в кафе на Восьмидесятой улице. Снег перестал, но на город с ярко-синего неба опустился кусачий мороз, здания сверкали в лучах холодного солнца.

Я вошел в кафе, сел за стол и заказал кофе. Через пару минут появился Мэллори.

– У тебя усталый вид. Все в порядке?

– Длинный выдался день на работе. А теперь рассказывай, что разузнал?

– У меня две новости. Первая: удалось понять, в чем наша проблема с той девушкой, с Симоной. Ее фамилия не Дюшан, а Майлло, по буквам: М-а-й-л-л-о с двумя «л». А еще у нее есть второе имя – Луиза. Так что полностью ее имя Симона Луиза Майлло. Очевидно, Лукас Дюшан официально так и не удочерил ни Симону, ни ее сестру Лауру. Они носили фамилию своего настоящего отца. То есть их все называли Дюшан, но по документам они были Майлло. И вторая новость. Да, среди пропавших есть Симона Луиза Майлло. Дело хранится в архиве французской полиции, датировано октябрем семьдесят шестого года. Мой человек в Париже в ближайшие день-два сообщит все подробности. Судя по всему, женщина, ей тогда было двадцать с чем-то лет, однажды вечером вышла из дома и больше не вернулась. Делом занимался детектив Марк Оливейра. Он умер в девяносто первом.

– Понятно…

– Лаура Майлло после исчезновения сестры бросила университет и вернулась к родителям в Лион. Сейчас она ухаживает за своим приемным отцом Лукасом Дюшаном. Ему уже больше девяноста. Они живут там же. У мужика лет десять назад случился инсульт, и теперь он прикован к инвалидной коляске. Я пытался связаться с этой Лаурой, но она живет замкнуто. Думаю, у них и телефона дома нет. Но мой человек вышел на ее старинную подругу Клодетт Морэл и поговорил с ней. Похоже, она готова поболтать за определенное вознаграждение. Не знаю, насколько ей можно доверять, у нее, как я понял, проблемы с алкоголем, на вот – держи ее номер. Может, повезет.

– Спасибо, завтра же ей позвоню.

Кен отпил кофе.

– Послушай, я больше чем уверен, что в дневниках Хэйла есть ответы на все твои вопросы. Парень уже был нестабильным и жестоким тогда, в Париже, и двадцать лет спустя совершил второе преступление с подобным же почерком. Он, вероятно, убил Симону и убежал. На следующий день вернулся в квартиру на Рю-де-Ром, пока Флейшер спал, забрал ее тело, сумел каким-то образом избавиться от него и замести следы. Он вернулся в Штаты, сменил имя, но со временем окончательно свихнулся и убил проститутку.

Я устал, меня клонило в сон, поэтому я жестом подозвал официанта и заказал эспрессо.

– Без обид, Кен, но я в эту историю не верю.

– Что ты имеешь в виду?

– Почему Джош не рассказал о той сцене, которая произошла у них с Абрахамом в девяносто восьмом? Это очень важная информация, а он намеренно ее утаил. И полиция должна была проинформировать его о том, что Абрахам убил ту женщину, то есть он был способен убить и Симону тоже. И вот еще что: почему французская полиция не допросила ни Джошуа, ни Абрахама? Я не детектив, но мне ясно, что эти двое сразу после исчезновения Симоны должны были рассматриваться как лица, представляющие интерес для следствия или даже подозреваемые. И почему Лукас Дюшан не попытался с ними связаться?

Кен покачал головой:

– Может, он и пытался, но они к этому времени уже покинули Францию.

– Брось, такой парень, как он…

– Хорошо, полиция не тряхнула этих ребят. И что? Это тебе не кино. Если пропавший человек не дитя малое и если нет очевидных следов преступления, делается пара телефонных звонков, имя пропавшего заносят в базу данных, и на этом все. Даже в наше время все зависит от количества свободных копов и количества открытых дел у них на столе. Люди постоянно исчезают. Более девяноста процентов так называемых пропавших взрослых, и мужчин и женщин, в действительности исчезают по доброй воле, а потом через несколько недель, месяцев или даже лет вдруг возникают, прямо как черт из табакерки. К тому же в то время не было камер слежения, сотовых телефонов, которые можно было бы отследить, или кредитных карточек.

– Верно, но семья Джоша была очень влиятельной, им не составляло труда выследить человека даже через несколько недель. И еще: Джош на какое-то время уезжал в Мексику. Боялся экстрадиции во Францию? С Америкой у них есть соглашение, а вот с Мексикой, насколько я знаю, нет. Лукас Дюшан – известный адвокат, он мог потянуть за любые ниточки. Он мог заставить французские власти делать свою работу.

– Предположим. К чему ты клонишь?

– Я считаю, что мы до сих пор не знаем, что случилось в ту ночь. Мы даже не знаем, жива Симона или нет. А история, рассказанная мне Джошем, про чемодан, который исчез на следующий день, вообще ни в какие ворота не лезет. В общем, я поеду во Францию и переговорю с этими женщинами, с Клодетт Морэл и сестрой Симоны Лаурой.

В кафе зашел мужчина в теплом пальто с поднятым воротником и сел за соседний с нашим столик. Когда мы встретились глазами, он подмигнул и улыбнулся.

– Я бы на твоем месте перестал тратить на это дело время и деньги, – сказал Мэллори. – Сомневаюсь, что они что-то знают. – Он положил на стол двадцатку и встал. – Угощаю. Я продолжу копать; если что понадобится, звони. Я на две недели уезжаю на Западное побережье.

– Спасибо тебе и удачи с диетой!

Глава шестнадцатая

На выходных я завел блокнот и вписал в него все оставшиеся без ответов вопросы. Дважды перечитал дневники Абрахама и суммировал рапорты Мэллори.

Один вопрос такой: был ли Абрахам уже в Париже глубоко нестабилен психически, как это описывал Джош, или его состояние ухудшилось за годы, которые он прожил в нужде и страхе, и его сердце было разбито после перенесенной трагедии? Или он писал в своих дневниках правду, и Джош действительно использовал свои деньги и влияние, чтобы подставить его и засадить в тюрьму для психически ненормальных? Если бы Абрахам попытался рассказать всю правду в полиции, ему бы не поверили.

Я залез в «Гугл» и нашел веб-сайт фонда «Белая роза». Судя по презентации, фонд существовал на средства, которые были завещаны отцом Джоша Салемом Х. Флейшером. И тут мое внимание привлек один момент. Джош рассказывал мне, что его родители погибли в автокатастрофе в июне семьдесят третьего. Но фонд был создан только через четыре года, в феврале семьдесят седьмого.

Я записал номер президента совета фонда, Лайонела Дж. Карпентера. После двух неудачных попыток ассистент все-таки соединил меня с ним. Я представился и сказал, что звоню от лица Джошуа Флейшера.

– Доктор Кобб, вы недавно разговаривали с Джошуа? Я имею в виду – лично? Когда это было?

– Да, мистер Карпентер, я гостил у него в Мэне несколько дней в октябре прошлого года.

– Я не имел удовольствия видеть его более сорока лет или около того, – сообщил Карпентер и немало меня удивил. – Я по воле Джошуа руководил фондом со дня его основания, но связь мы не поддерживали… А пару недель назад позвонил адвокат Джошуа и сообщил о его смерти.

– Увы, это правда. У него был лейкоз. Именно с этим связано то, что он обратился ко мне. Я психиатр, а мистер Флейшер был моим пациентом.

– Я слышал о вас, доктор Кобб. И кажется, недавно видел по телевизору. У вас вышла книга, не так ли?

– Да, все верно. Мистер Карпентер, я бы хотел задать вам один вопрос, если вы не возражаете. Фонд был основан Джошуа или его отцом?

Карпентер ответил не сразу.

– До определенной степени, – осторожно сказал он, – это была идея Джошуа. Но я бы не хотел обсуждать эту тему по телефону. Может быть, встретимся у меня в офисе сегодня в пять?

– Да, конечно, спасибо, я приду.

Карпентер оказался высоким, худым, изможденным мужчиной за шестьдесят.

Он пригласил меня сесть, попросил ассистента принести нам кофе и сказал:

– Я начал работать в адвокатской фирме Салема в середине шестидесятых, за восемь лет до трагедии. После его смерти мы еще пять лет не меняли название «Флейшер и компаньоны». Но потом появились новые компаньоны, и название пришлось изменить. Сэл был выдающимся человеком, блестящий ум, его все любили. Тогда он участвовал во всех светских мероприятиях на Манхэттене. Он был близок с кланом Кеннеди и до самого конца поддерживал связь с Джеки.

– Мистер Карпентер, позвольте, я спрошу прямо: какими были отношения Джошуа с родителями?

Карпентер снял очки и начал протирать стекла носовым платком.

– Скажу честно: он был необычным подростком. Умен, все учителя сходились на том, что у него блестящий ум, но иногда он вел себя… странно. Бывали ситуации, когда Сэл вынужден был использовать свое влияние, чтобы избежать скандала. Конец шестидесятых – начало семидесятых – непростые времена. Молодые бунтовали, демонстрировали старшему поколению свою свободу, но с Джошем все было сложнее, чем проблемы с наркотиками или алкоголем или езда с превышением скорости. Наоборот, он был очень уравновешенным для своего возраста. Даже не курил, насколько я помню.

– И?..

Карпентер закончил протирать очки, снова их надел и отпил глоток кофе.

– Джошуа был красивым, богатым и хорошо образованным молодым человеком. Естественно, он нравился девушкам, – сказал Карпентер, и мне показалось, что ему вроде как неловко. – Насколько мне известно, девушек у него было много. Но что-то с ним все-таки было не так. Некоторые из его девушек открылись родителям, и кое-что вышло наружу. Похоже, у него были… необычные склонности. Например, одна девушка заявила, что у него наклонности садиста. Понятно, что Сэл никогда не делился со мной подробностями. В любом случае он был убежден, что всему виной была излишняя болтливость сына. Джош якобы не понимал, что его девушки не обладают таким же богатым воображением, как у него, и могли всерьез воспринять истории, которые он им рассказывал. Насколько я понимаю, это отец не позволил Джошуа поступать в Гарвард, и таким образом была нарушена семейная традиция. Сэл боялся, что пойдут разговоры в университете, где его имя было широко известно.

У меня было такое чувство, что Карпентер долгие годы ждал возможности поговорить о Флейшерах. Эта история явно занимала его больше, чем он мог бы признать. Постепенно он посвятил меня в историю создания фонда.

– После университета Джошуа отправился в Европу, насколько я помню, во Францию. А когда вернулся, месяца через два, позвонил мне из своего номера в нью-йоркском отеле. Я уже разобрался с завещанием Сэла, а Джош достиг совершеннолетия, поэтому я не видел его и не разговаривал с ним по телефону два года. Короче говоря, он сказал мне, что не нуждается в родительских деньгах и что хотел бы сам отвечать за свою жизнь. Он решил пожертвовать свое наследство, все до последнего цента, фонду, организацией которого попросил заняться меня лично, и подбор персонала тоже доверил мне. Как вы можете себе представить, я был потрясен. Я пытался отговорить его от этой затеи и просил хотя бы еще раз все обдумать. Я был убежден в том, что в Европе с ним что-то произошло, и не хотел, чтобы он действовал, повинуясь порыву, а потом пожалел бы об этом.

– О какой сумме идет речь?

– Если рассматривать все активы, включая дом, сумма превышала тридцать миллионов долларов. Это солидное состояние даже по сегодняшним меркам.

– Да уж.

– Джошуа заверил меня, что его решение было принято не сгоряча, а в результате взвешенного анализа. Он дал мне номер адвоката, с которым консультировался, и сказал, что, если я откажусь заняться фондом, найдется достаточно желающих взяться за это дело. Я тогда подумал о Сэле и Сандре, о нашей дружбе и о том, что их наследие может попасть в плохие руки, и принял предложение Джошуа. Так появился фонд «Белая роза». Два года назад я ушел в отставку, но сохранил за собой пост председателя совета. Джош решил, что фонд будет заниматься психологической и материальной помощью женщинам, пострадавшим от насилия. Этим я и занимался все прошедшие годы, и смею сказать, с неплохими результатами. После начала работы фонда Джошуа перестал выходить со мной на связь. Сообщил только, что на какое-то время уедет из Штатов, и я узнал, уж не помню как, что он уехал в Мексику. Спустя еще несколько лет я прочел в газете о бизнесмене Джошуа Флейшере, который сорвал большой куш на Уолл-стрит. Я ему позвонил, мы поговорили и с тех пор созванивались, но уже никогда не встречались лично.

Я поблагодарил Карпентера, и он проводил меня до двери.

Уже перед самым моим уходом он тряхнул головой и сказал:

– Ах да, есть еще один важный момент, о котором я забыл вам рассказать. Незадолго до смерти Сэл изменил завещание, добавил одно любопытное условие: Джош лишается наследства в случае, если когда-либо будет замешан в инциденте, связанном с насилием над женщинами, за исключением случаев самообороны.

Я был поражен. Благодаря своей профессии я давно усвоил: если заглянуть вглубь красивой картинки, велика вероятность того, что наткнешься на груды отбросов. Вероятно, Флейшеры не были исключением из этого правила. Но похоже, в их случае в груде отбросов остались несколько неразорвавшихся бомб.

– Но почему мистер Флейшер поступил подобным образом? Случилось нечто, что подтолкнуло его к мысли о том, что его сын на такое способен?

– Не знаю. Может, вы еще слишком молоды и не знаете, что в те времена на многое смотрели как на неприятный инцидент, не более, и в дальнейшем предпочитали об этом не говорить. В хороших семьях подобные инциденты тщательно скрывались даже от близких друзей. Мы с Сэлом, как я вам уже говорил, были очень близки, но он умел защитить личную информацию, и никто, включая меня, не посмел бы задать ему подобный вопрос. Но, признаюсь, я всегда считал, что решение Джошуа относительно наследства связано с тем условием в завещании его отца. Я не хотел копать глубже, это, в конце концов, не мое дело. Хорошего дня, доктор Кобб.

На следующий день прямо с утра я позвонил Клодетт Морэл, и всего после двух гудков мне ответил хриплый, прокуренный голос. Я поинтересовался, говорит ли она по-английски, она ответила, что да. Тогда я представился, и она подтвердила, что хорошо знала сестер Майлло.

– Миссис Морэл, насколько я знаю, вы пару дней назад беседовали с инспектором Анри Солано из французской полиции. Он, вероятно, рассказал вам, что я очень хотел бы обсудить с вами обстоятельства, при которых пропала Симона Майлло, или Дюшан, в октябре семьдесят шестого года.

– Понимаю… А полиция выяснила, что с ней случилось? Инспектор отказался делиться со мной подробностями.

– Увы, они так ничего и не выяснили, но…

– А еще он упомянул вашего нанимателя. Это Джошуа Флейшер, все правильно? Я встречала его когда-то очень давно, – в ее голосе прозвучали настороженные и враждебные интонации. – Почему его через столько лет заинтересовала эта история? Он вам объяснил? А полиция? Они вовлечены?

– Нет, это частное дело. Что же касается заинтересованности мистера Флейшера, тут все несколько сложнее. Он был моим пациентом, и…

– Понимаю, доктор…

– Кобб, Джеймс Кобб. Прошу, зовите меня Джеймс.

– Хорошо, доктор Кобб, но вся эта история звучит довольно странно. Не вижу причин, по которым мне следовало бы разговаривать с вами. Я не знаю, кто вы и чего от меня хотите на самом деле. У вас имеется какое-нибудь предписание от властей или вы хотите рассказать мне что-то по поручению Джошуа Флейшера?

– Я звоню, потому что мне нужна ваша помощь, миссис Морэл. Насколько я знаю, вы познакомились с мистером Флейшером в семьдесят шестом и тогда же познакомились с его лучшим другом мистером Абрахамом Хэйлом. И они оба были влюблены в Симону. Все верно?

Клодетт рассмеялась, смех звучал безрадостно и презрительно, как насмешка.

– Уж не знаю, кто в кого там был влюблен, доктор Кобб. Только спустя много лет после исчезновения Симоны и после того, как Лаура отказалась со мной общаться, я смогла сложить два и два. Мы с Лаурой в то время были очень близки, но у нее были свои секреты. Впрочем, как и у всех нас. Лаура попросила Симону рекомендовать меня в фонд, в котором она тогда работала, и она помогла мне получить работу на полставки. А потом…

– Так, значит, вы работали с Симоной… Я не знал об этом. Абрахам, если не ошибаюсь, некоторое время тоже работал в том фонде, так что вы могли его знать…

– Естественно, я хорошо его знала. И Флейшера тоже.

Я услышал, как она прикурила сигарету.

– Кстати, как там Флейшер? У него все хорошо?

– Боюсь, у меня плохие новости. Мистер Флейшер умер два месяца назад от лейкоза.

– Печально слышать.

– Миссис Морэл, я бы хотел вас кое о чем спросить. После того как мистер Флейшер навестил Симону в Лионе, он…

– Простите, что перебиваю, но эти ребята приезжали в Лион вместе. Я прекрасно это помню. Я тоже была в Лионе в те выходные. Абрахам был очень симпатичным парнем. Стеснительный, тихий, вежливый – полная противоположность Флейшеру. Вот тот был странным. Как я уже сказала, я выезжала с ними несколько раз, но потом прекратила, в основном из-за поведения Флейшера. Он, когда был пьян, становился абсолютно невыносимым. А пил он много.

– Понимаю… И вскоре после тех выходных Симона исчезла. Вы помните обстоятельства ее исчезновения? Вы в то время были в Париже?

Клодетт помолчала немного, я слышал ее тяжелое дыхание.

– Я вижу, вы уже кое-что разузнали… Как я уже говорила, Лаура многое мне о себе рассказывала, и о сестре тоже. Да, когда Симона пропала, я была в Париже. Мы с Лаурой вместе снимали квартиру. Симона не отвечала на телефонные звонки, не вышла на работу, и ее родители обратились в полицию. Это было ужасно. Она просто исчезла… Многие годы я думала, что она жива. Живет в какой-нибудь другой стране по поддельным документам, ну, вы понимаете, как в кино.

– Почему она могла на такое пойти?

– Не знаю, но Дюшаны быстро о ней забыли. Очень быстро. Поэтому я и решила для себя: они что-то знают. У этой семьи много секретов, доктор Кобб.

– А Лаура? Вы с ней общаетесь? Я бы и с ней хотел поговорить, если это возможно.

– После исчезновения Симоны она бросила университет, вернулась в Лион и стала жить как затворница. Она отказалась общаться со мной и с кем бы то ни было. Я слышала, у нее был нервный срыв, и она пару лет провела в психиатрической клинике в Швейцарии. Родителям такое лечение наверняка обошлось в круглую сумму. Я много раз пыталась с ней связаться, но ее отец сказал, чтобы я прекратила звонить, и я в конце концов перестала. Потом мои родители продали наш дом, и мы переехали в Эльзас. В Лион я больше не возвращалась. Знаю только, что отца Лауры парализовало, и она с тех пор за ним ухаживает. Так что простите, но я не смогу помочь вам с ней связаться.

Клодетт вдруг сменила тему и спросила меня, где теперь живет Абрахам Хэйл.

– Боюсь, у меня для вас еще одна плохая новость. Какое-то время он, кажется, жил в Калифорнии, а потом переехал в Нью-Йорк. Осенью девяносто восьмого он убил женщину. Его признали невменяемым и поместили в психиатрическую клинику для преступников, там он и умер несколько лет спустя.

Последовала еще одна долгая пауза.

– Вы уверены, что мы говорим об одном и том же человеке? Тут, наверное, какая-то ошибка.

– Почему вы так решили?

– Потому что добрее человека, чем Абрахам, я не встречала, и я не верю, что он мог совершить такое.

– Увы, миссис Морэл, это правда. Его признали опасным параноиком.

– Абрахама? О господи… Послушайте, я вас не знаю, но хочу спросить: вам когда-нибудь приходило в голову, что вам угрожает опасность? Что ваша репутация, ваша карьера, даже ваша жизнь под угрозой?

– Что вы хотите сказать?

– Я говорю об этой истории… а вы говорите, что вы психолог…

– Вообще-то, я психиатр.

– Тогда вы, вероятно, не очень хороший специалист, раз столь опрометчиво ввязались в это дело. Я помню, что Лаура, после того как мы познакомились с теми парнями, стала задумчивой и все чаще грустила. Я видела, что-то не дает ей покоя, и, возможно, это было как-то связано с этими американцами, но не имело ничего общего с любовью или романтическими отношениями. Я думаю, Абрахам и Джошуа были замешаны в каком-то темном и опасном деле, но в каком именно, я так и не узнала. А потом исчезла Симона, а Лауру отправили в клинику.

– Миссис Морэл, я бы хотел еще кое о чем вас спросить. Вы, случайно, не знаете, мистер Дюшан упоминал в полиции о Джошуа и Абрахаме? Похоже, вы подозреваете, что они были причастны к исчезновению Симоны, и, возможно, вы не одна такая. Я не могу понять, почему французская полиция даже не предпринимала попыток допросить их.

– Я не в курсе, что Дюшан говорил в полиции, извините. Лично меня никто никогда ни о чем не расспрашивал.

Настроение Клодетт постепенно изменилось, я понял, что она начала нервничать и ей все труднее излагать свои мысли.

– Миссис Морэл, я действительно заинтригован. И я буду очень вам обязан, если вы согласитесь встретиться со мной и поговорить об этой истории. Я буду в Париже на следующей неделе и…

– Но вы сказали, что вы доктор.

– Так и есть.

– Значит, у вас должны быть пациенты и расписание? Как вы можете все бросить и уехать? Мне кажется, это как-то ненормально.

– Я буду в Париже по другим своим делам, и я действительно очень бы хотел с вами встретиться, – соврал я.

– Вас зовут Джеймс Кобб. К-о-б-б, правильно?

– Да.

Я услышал шорох бумаги.

– Сейчас у нас два часа дня, – сказала Клодетт. – Давайте созвонимся завтра в это же время. Я должна свериться со своим расписанием.

Она сделала особый акцент на последних словах и повесила трубку.