Текст книги "Дурная кровь"

– Я заметил акцент. Французский?

– Да, я из Франции. А когда ты думаешь заселиться, Джек?

– Скоро; может быть, на следующей неделе. Я еще не закончил с бумагами.

Женщина вдруг занервничала. Она резко затушила сигарету, достала из сумки сотовый и вышла в кухню.

До меня долетали только обрывки фраз: «Нет, он не… Почему ты так со мной разговариваешь?.. Да, я сразу туда, не волнуйся…»

– Извини, мне пора, – сказала она, вернувшись в гостиную. – С тобой все в порядке? Ты побледнел.

– Сегодня было много работы, даже ланч пришлось пропустить, но я в порядке.

– Тогда ладно. Еще увидимся, береги себя.

Женщина надела жакет, взяла сумку и подошла к двери.

Я, собравшись с духом, попросил у нее номер телефона.

– Можно я позвоню тебе на следующей неделе? Сходим куда-нибудь, выпьем по чашечке кофе или что еще.

Она посмотрела на меня немного удивленно, потом пожала плечами и написала свой номер на желтом самоклеящемся листке.

– Спасибо. Я позвоню.

Перед тем как уйти, женщина повела себя крайне странно. Она подошла очень близко ко мне и, как будто боялась, что нас могут подслушивать, шепнула на ухо одно-единственное слово. И сразу после этого вышла, не дав мне шанса ответить.

Этим словом было – «беги».

Глава одиннадцатая

Дневник Джека Бертранда (2)

На следующее утро я встал пораньше и позавтракал в ближайшем кафе. Я чувствовал слабость и плохо соображал, как с похмелья. Не анализируя свои действия, я отправился домой, затолкал кое-что из вещей в сумку и вернулся в квартиру Хэйла. Остаток дня я провалялся на диване в гостиной, пил кофе и читал его записи.

Меня странным образом притягивал этот парень, который так рано и так трагически ушел из жизни. Судя по его записям, несмотря на то что его сердце было разбито после тех ужасных событий в Париже, он остался добрым и ранимым человеком. Хэйл познакомился с Джошуа Флейшером, когда они оба учились на последнем курсе университета, и это знакомство стало для него роковым. С того дня вся его жизнь медленно и неуклонно пошла под откос. Он просто старался удержаться на плаву и еле сводил концы с концами. Хэйл считал себя жертвой драматических обстоятельств, а спусковым крючком послужил вечно неудовлетворенный и злой Флейшер.

Однажды ночью в парижском отеле случилось нечто ужасное.

Хэйл не уточнял, что именно, написал только: «В ту ночь я потерял все».

И, упоминая о Флейшере, добавил: «Он уничтожил ее, а вместе с ней и меня. Почему он так поступил? Потому что мог. Потому что он таков. Как скорпион, укусивший черепаху, которая перевезла его через ручей».

В магазине на углу я купил кое-какие продукты и дальше все выходные провел за чтением записей Хэйла. В понедельник я проснулся очень рано и не сразу понял, где нахожусь. Это место показалось мне подозрительным и враждебным, и я почувствовал большое облегчение, когда вышел из квартиры. Блокноты остались на кофейном столике у дивана. До Элмер-авеню я добрался на автобусе и сразу пошел в офис. На входе в здание я почувствовал себя виноватым, как будто делал что-то плохое и меня могли вот-вот разоблачить. Я не мог позволить себе остаться без работы. Несмотря на все мои попытки отложить что-нибудь на черный день, практически я был на мели.

День выдался тот еще.

Надо было осмотреть две квартиры на Хайтс и домик недалеко от Куинс-бульвар. В одной квартире умерла старушка, причем за неделю до того, как соседи вызвали полицию, так что, когда мы приехали, жуткий запах еще не выветрился. На парковке кто-то поцарапал нашу машину, а Линда чуть не вывихнула лодыжку, когда карабкалась на чердак.

Перед тем как вернуться в офис, мы остановились на ланч в кафе на Девяносто девятой улице в Форест-Хиллсе.

– Слышно что-нибудь о том парне из Джексон-Хайтса, Абрахаме Хэйле? – спросил я Линду, когда официантка принесла наш кофе с бейглами.

– О ком? Милочка, что это? Я не просила добавить сливочный сыр, я просила копченый лосось.

– Хотите, чтобы я поменяла?

– Нет, некогда ждать. Так что там с этим парнем? Что-то не так?

– Просто интересно, вот и все.

– С чего бы это?

– Я тут вспомнил, ты знаешь одного парня из сто пятнадцатого участка, и…

– Ну да, его зовут Торрес, Мигель Торрес.

– Я подумал, может, ты узнаешь у него, нарыли они что-нибудь новое по делу Хэйла или нет?

– И с чего бы мне его об этом спрашивать?

– Говорю же: просто любопытно.

– И с каких это пор ты стал таким любопытным? Нашел что-то в той квартире и не стал докладывать? Лотерейный билет, небось?

– Перестань, Линда, не будь такой…

– Какой? Мне не нужны проблемы, Джек, – и так хватает. Ладно, вернемся в офис, позвоню Торресу. Как, говоришь, его зовут?

– Абрахам, Абрахам Хэйл. Спасибо, я твой должник.

– Не за что. А теперь доедай свой бейгл, нам пора. Ты вообще в порядке? Выглядишь не очень. Может, тебе бросить курить?

– Теперь мы перестали говорить о загрязнении окружающей среды, о городских бандах или некачественной еде. Главная тема – вред курения. Посмотри на эти бейглы… Помнишь, какими они были большими и вкусными, когда мы были детьми? Забудь. Я просто не выспался. И я не голоден, а эта еда – дерьмо.

– Я знаю, что ты не женат, но ты с кем-то встречаешься?

– Нет, а почему ты спрашиваешь?

– Потому что я знаю, как тяжело жить одной. Ты слышал, что приключилось с Ральфом?

– Что?

– Его дядя с севера умер и оставил ему небольшое состояние и ферму в пять акров у озера в округе Мейвилл.

– Повезло ему.

– Ага… А теперь раскошеливайся, и пошли отсюда.

Следующие две ночи я провел в квартире Хэйла. Снова и снова перелистывал его записи. Я больше не боялся, что меня застукают в чужой квартире: из коммунальных служб никто не приходил, по телефону никто не звонил.

Перечитывая записи Хэйла, я сразу невзлюбил Флейшера. Мне хотелось понять, почему такой хороший человек, как Хэйл, ушел из жизни одиноким, бедным и несчастным, а Флейшер, ничтожный манипулятор, процветал? Это было похоже на перевернутую с ног на голову сказку. Все дело в везении? В один прекрасный момент ты принимаешь решение, и оно влияет на всю твою жизнь, вне зависимости от всех последующих событий? Эти вопросы без конца вертелись у меня в голове даже во сне.

Однако был человек, который знал все ответы. С понедельника я начал собирать информацию о Флейшере.

Глава двенадцатая

Дневник Джека Бетранда (3)

Собрать информацию о Флейшере не составляло труда – он слишком высоко сидел. Просмотрев старые газеты в публичной библиотеке на Сорок второй улице, я узнал, что Флейшер стал знаменитостью в середине семидесятых, пожертвовав все свое состояние – более двадцати миллионов на тот момент – фонду «Белая роза». После этого он какое-то время жил за границей, а потом в начале восьмидесятых озолотился на Уолл-стрит. В «черный понедельник» в восемьдесят седьмом он потерял почти все, но спустя два года триумфально вернулся. Тогда в «Уолл-стрит джорнэл» его называли не иначе как «Ласковый снайпер».

В то же утро я позвонил своему боссу и взял несколько отгулов. Потом отправился в Верхний Ист-Сайд и «застолбил» вход в здание, где жил Флейшер. Это был элитный тридцатишестиэтажный дом на углу Пятьдесят восьмой улицы и Первой авеню.

Старая черная «тойота целика» Абрахама Хэйла так и стояла на стоянке напротив его дома. Я нашел ключи от машины в буфете и воспользовался ею, чтобы на следующее утро проследить за Флейшером.

Флейшер не стал пользоваться своей машиной, вместо этого он взял такси до модного кафе на Гринвич-стрит, недалеко от финансового центра.

Я зашел в кафе спустя пару минут после Флейшера. В заведении почти никого не было, но метрдотель тем не менее поинтересовался у меня, заказывал ли я столик. Я ответил, что не заказывал. Метрдотель окинул меня скептическим взглядом и проводил к столику у входа.

Я заказал эспрессо. Официант принес мой кофе.

Флейшер сидел за столиком у барной стойки в компании элегантной женщины лет тридцати и мужчины примерно того же возраста. Оба были очень хорошо одеты. Вела себя вся компания расслабленно, они ели круассаны и непринужденно болтали. Это совсем не походило на деловую встречу.

Флейшер, высокий и поджарый мужчина с приятными чертами лица и тонкими усиками, выглядел моложе своих лет. Если бы я не был в курсе, сколько ему на самом деле, я бы дал ему лет тридцать пять. На нем был шитый на заказ костюм, а его часы я бы не смог купить, даже если бы распродал все свое добро.

Я мысленно представил, как Хэйл голый лежит на полу и тишина с одиночеством медленно высасывают из него жизненные соки. Еще я подумал, что элегантная женщина с французским акцентом, с которой я познакомился в квартире Хэйла, могла оказаться той самой Симоной, о которой он упоминал в своих записях. А что, если она последовала за ними в Штаты? Если это так, то они могли продолжать общаться. Я вспомнил, что она знала, где расположена ванная комната у Хэйла, – она уже бывала там прежде. А с Флейшером она тоже контактировала? Возможно, все эти грязные игры и довели Хэйла до самоубийства. Смерть Хэйла, насколько я помнил, ничуть ее не расстроила.

Раздумывая над всем этим, я не заметил, как Флейшер оказался у выхода из кафе. Он подавал женщине плащ. Я оставил на столе пять долларов и пошел к выходу, но официант остановил меня и сказал, что кофе стоит пять долларов девяносто девять центов. Я пошарил по карманам и дал ему недостающий доллар, а когда повернулся к двери, было уже слишком поздно – Флейшер и его знакомые исчезли.

В тот же день мне позвонила по сотовому Линда. Я в этот момент курил, стоя у окна, и думал о том, что же все-таки могло произойти в ту ночь в Париже.

Линда сказала, что полицейское расследование еще не закончено и ее приятель отказался поделиться информацией об Абрахаме Хэйле. Потом она спросила, почему я не появляюсь на работе. Я сказал, что взял пару отгулов, и повесил трубку.

Хэйл в своих записях много и подробно рассказывал о себе, и я никак не мог взять в толк, почему он просто не написал, что в действительности произошло в том отеле.

Я нашел чистый лист бумаги и карандаш и нарисовал что-то вроде схемы из соединенных стрелками прямоугольников. В одном я написал «Абрахам Хэйл», соединил его с другим, в котором написал «Джошуа Флейшер». Все сводилось к тому, что произошло в ту ночь в Париже, поэтому в третьем прямоугольнике я написал: «Симона Дюшан, отель, осень 1976».

Один из них или они оба в ту ночь совершили нечто ужасное. В этом можно было не сомневаться. После этого они вернулись в Штаты. А что Симона? После той ночи Хэйл больше о ней не упоминал, он писал только о себе или о Флейшере. Все его воспоминания о Симоне относились к парижскому периоду его жизни. Но если та женщина, с которой я познакомился в его квартире, и есть Симона, значит они поддерживали связь после того, как она, судя по ее словам, десять лет назад переехала в Нью-Йорк.

Я пририсовал под прямоугольником с именем Симоны еще один и написал внутри: «Факты».

Она встречалась с одним из них, потом бросила его и стала встречаться с другим. Почему? Хэйл писал, что Флейшер умел манипулировать людьми и легко подчинял себе чужую волю. Хэйл наверняка очень страдал и злился, когда она ушла от него к Флейшеру, особенно потому, что считал, будто Флейшер на самом деле ее не любил, а просто хотел его ранить. И Флейшеру это удалось.

Но что произошло потом?

Я понимал, что это вопрос риторический. Во всем мире только два человека могли пролить свет на это дело: Симона (при условии, что это с ней я познакомился в квартире Хэйла) и Флейшер (при условии, что он согласится со мной говорить).

Спустя час, около семи, зазвонил телефон, и я снял трубку. Это была та самая женщина, с которой я успел познакомиться в квартире Хэйла. Голос у нее звучал так, будто она говорила со дна колодца.

– Извини, я не очень хорошо себя чувствую, – сказала она и вздохнула. – Не мог бы ты ко мне приехать? Я хочу рассказать тебе кое-что важное.

Я очень удивился: мы были едва знакомы, а она вот так запросто приглашала меня к себе.

– Да, конечно… Что-то случилось?

– То есть? Я же сказала, нам надо поговорить. Ты хочешь приехать или нет?

– Да, конечно, извини. Ты не могла бы продиктовать мне свой адрес и номер телефона?

– Что? У тебя же есть и адрес, и телефон.

– Кажется, я забыл, куда записывал.

Я внес всю полученную информацию в прямоугольник «Факты» и повесил трубку, потом надел пиджак и вышел из квартиры.

Я тогда еще подумал, уместно ли купить ей букет цветов, а потом вспомнил, что она вроде как заболела и мне надо торопиться. Я сел за руль «тойоты» и поехал в Вудхэйвен. Было уже темно, и я только через две минуты понял, что не включил фары. Я остановился у «Гранд-Централ» и купил сотовый – маленький, похожий на черного жука «Эриксон» с выдвижной антенной. Продавец, совсем молодой парень с татуировкой в виде красного дракона на правом предплечье, показал мне, как сохранить ее номер в памяти телефона.

Сворачивая на Джекки Робинсон, я уже понимал, что зашел слишком далеко. Я жил в квартире Хэйла, пользовался его машиной, его телефоном, даже носил что-то из его вещей. В том, что я потеряю работу, можно было не сомневаться. Меня могли обвинить в незаконном проникновении, краже со взломом, проживании под чужим именем и бог знает в чем еще. Раньше или позже управляющий или кто-то из соседей заметит, что я болтаюсь возле дома, и вызовет полицию.

Руководствуясь адресом, который продиктовала мне та женщина, я свернул на Восемьдесят седьмую улицу и оказался напротив старого двухэтажного дома из красного кирпича. Я припарковался под фонарем и прошел через загаженный двор к подъезду. Справа от двери был домофон с тремя кнопками, но имена напротив кнопок не были указаны. На коврике у двери лежали бесплатные газеты с волнистыми от сырости краями и флаеры. Я потоптался немного у порога, а потом набрал ее номер и сказал, что уже здесь. Секунды через две прожужжал домофон, и я вошел.

В доме пахло едой, под ногами скрипели деревянные половицы. Я не нашел выключатель и стал, как слепой, на ощупь подниматься по лестнице.

Поднявшись, я увидел желтую дверь и постучал.

Она была практически голая. То есть на ней был надет прозрачный пеньюар и больше ничего. Волосы у нее были затянуты в короткий хвост на затылке, и мне она показалась старше, чем в нашу первую встречу.

Она пригласила меня войти и, покачивая бедрами, направилась в гостиную. Я закрыл за собой дверь и пошел следом.

Маленькая, обшарпанная квартира пропахла табаком и дешевым парфюмом. Кое-где на полу валялись вещи. Комнату освещала одна-единственная голая лампочка под потолком.

– Не возражаешь, если я закурю? – спросил я.

– Валяй, пепельница в кухне. Господи, как же я устала… Ты принес выпить?

– Нет, извини. Но я могу сходить купить что-нибудь.

– Тут рядом нет винных магазинов. Не парься.

Она села на диван, а я сходил в кухню за пепельницей. Потом она попросила у меня сигарету, и мы молча закурили. Диван был ободранный и раздолбанный, как и вся остальная мебель: пара отживших свой век кресел, две практически пустые книжные полки, обеденный стол с четырьмя стульями у окна. В потертом ковре на полу я заметил две дыры.

– Спасибо, что пригласила, – сказал я. – Мне у тебя нравится.

– Ты такой милый, – сказала женщина и с горечью добавила: – Это самая настоящая дыра, просто сейчас я не могу позволить себе ничего лучше. А ты как? Вот простыла и мерзко себя чувствую. Возможно, тебе не надо было приходить.

– Не беспокойся, со мной все будет хорошо. Могу я тебя кое о чем спросить?

– Конечно.

– Тебя зовут Симона. Ты – Симона Дюшан? Я не уверен, что правильно произношу фамилию, у меня с французским не очень.

Несколько секунд женщина молчала, а потом сказала:

– Да, естественно, я – Симона. Я думала, ты в курсе. А что?

– Твой покойный друг, Абрахам, рассказывал о тебе. О том, как вы познакомились в Париже, как полюбили друг друга. И про другого парня, Флейшера, который пытался…

– Я плохо помню тот период моей жизни. И вообще я сегодня не настроена предаваться воспоминаниям. Ты расслабься, чувствуй себя как дома.

Полы пеньюара разъехались в стороны, обнажив бедра женщины. Над правым коленом у нее был большой зеленый синяк. Я старался не смотреть на ее ноги и бритый лобок.

– Когда ты переехала в Нью-Йорк?

Она зевнула.

– Лет десять назад. Слушай, может, ты кофе хочешь?

– Нет, спасибо. А почему ты тогда сразу не поехала за ними?

– За кем?

– За теми парнями, с которыми познакомилась в Париже. За Хэйлом и Флейшером. Насколько мне известно, они оба были в тебя влюблены и…

– Я тебе уже говорила, что не люблю вспоминать прошлое. Ты что, мозгоправ или вроде того?

Она встала и вышла в кухню. Было слышно, как она включила воду. Я внимательнее осмотрел комнату: кое-где по углам обои были ободраны, половицы в некоторых местах заменил какой-то криворукий парень. Возле дивана на полу – стопка порножурналов, занавески грязные.

Минуты через две она вернулась с двумя кружками кофе. Одну протянула мне. Пеньюар окончательно распахнулся, но ее, похоже, это не беспокоило.

– Ты бы не курила, выглядишь не очень хорошо, – сказал я и почувствовал, что мои слова звучат жалко и неуместно.

– А кому какое дело? – Она села в кресло и поджала под себя ноги. – Слушай, ты от меня что-нибудь хочешь? Или собираешься сидеть тут и задавать мне какие-то непонятные вопросы? Я же сказала, нам надо поговорить.

– Чем ты зарабатываешь на жизнь, Симона?

– Что? Хорошо, я музицирую, разве это не ясно? Играю на кларнете. Понятно? Да что с тобой такое?

Я почувствовал себя обманутым. Я ведь помнил, как Абрахам Хэйл описывал ее в своем дневнике: красивая молодая женщина, культурная, хорошо образована, выросла в состоятельной французской семье. Еще я заметил, что акцент у нее стал не таким заметным, словно, демонстрируя мне свой род занятий, она надела новую маску, и эта маска не оставила и следа от ее былой элегантности, лишила очарования и даже красоты.

Я не удержался и спросил:

– Как ты дошла до такой жизни, Симона? Почему они ничем тебе не помогли?

Она зло посмотрела на меня поверх кружки, которую так крепко сжимала обеими руками, как будто хотела раздавить.

– Когда ты в беде, каждый хочет что-то от тебя получить. А я не люблю просить о помощи. Я не инвалид и сама разберусь в своей жизни. Плохо или хорошо – не важно. Хватит на меня так смотреть! Ты понятия не имеешь, каково это – быть кем-то, а потом… Слушай, мы займемся этим или нет? Или ты предпочитаешь смотреть?

– Абрахам много мне о тебе рассказывал, и он еще вел дневник. Я просто хотел поговорить с тобой о некоторых моментах, которые он описывал…

– Что еще за дневник? Обо мне?

– Да, он часто тебя упоминает. Думаю, он действительно любил тебя.

Она разозлилась:

– Слушай, это больше не смешно… С чего это кто-то станет писать обо мне в своем чертовом дневнике? Я могу его почитать? Что он обо мне пишет?

– Пожалуйста, расслабься. Это не совсем дневник, просто отрывочные записи, и я вообще не уверен…

– Я хочу на них посмотреть, что бы он там ни написал. Ты слышишь меня?

– Хорошо. Ты не волнуйся. Когда придешь в следующий раз, я тебе покажу.

Это, похоже, ее немного успокоило. Она встала, скинула пеньюар и стала ласкать свою грудь.

– Мы пойдем в спальню или здесь останемся?

Честно сказать, я сначала оцепенел. Потом встал, отдал ей все свои деньги и пачку сигарет и ушел.

Когда я закрывал за собой дверь, до меня долетел ее смех.

Глава тринадцатая

Дневник Джека Бертранда (4)

Всю следующую неделю я посвятил слежке за Флейшером. Из дома он выходил рано утром, а возвращался поздно вечером и почти все время проводил в своем офисе в финансовом районе Нью-Йорка.

На ланч он выходил в час дня и всегда обедал в одном и том же ресторане на Первой Восточной улице недалеко от кладбища Нью-Йорк Марбл. Крепкий парень лет тридцати, всегда в черном костюме – шофер, телохранитель и помощник в одном лице – ходил для него за продуктами и в прачечную. Каждую пятницу около восьми вечера, после ужина, он ехал с той женщиной, с которой я видел его в кафе, к ней на Семьдесят шестую Восточную улицу, и они пару часов проводили в ее квартире.

Я старался не думать о Симоне. Слишком легко было представить, как она сидит в своей обшарпанной квартире, голая, возможно, слегка пьяная, и предлагает мне переспать. Знал ли Абрахам, в кого она превратилась? Узнал, и это стало причиной его самоубийства? Если знал, то почему не предпринял ничего, чтобы помочь ей? Он был нездоров, но все-таки мог помочь ей «подняться». Я разгадал одну загадку и сразу столкнулся с другой. Когда я думал об этой истории, у меня возникло ощущение, которое часто накрывает в ночных кошмарах: ты пытаешься сделать шаг, напрягаешь все свои мышцы, но не можешь сдвинуться с места.

Как-то вечером около десяти в квартире зажужжал домофон. Это оказалась моя коллега Линда. Я открыл дверь и подождал ее в конце коридора. Я тогда был очень расстроен – пока я выслеживал Флейшера, пропали все блокноты Хэйла. Я, как обычно, оставил их на кофейном столике возле дивана, а когда вернулся, они исчезли. Я не сомневался в том, что это Симона зашла в мое отсутствие и забрала их. Это означало, что Абрахам дал ей ключи.

– Я знала, что найду тебя здесь, – сказала Линда, отдуваясь после подъема по лестнице. – Где деньги, Лебовски? Ты уже видел этот фильм? Посмотри обязательно, не пожалеешь.

Я пригласил Линду войти, а сам пошел в кухню сварить кофе.

– Джек, тебя уволят. – Линда прислонилась к косяку. – Приходи завтра в офис и поговори с Ларри. Он хороший парень, ты же знаешь. Скажи, что болел, или еще что-нибудь придумай.

Я разлил кофе по кружкам и отнес их в гостиную. Комнату освещал только торшер в углу. Атмосфера была мрачная, как в фильмах нуар. Я открыл окно и закурил сигарету.

– Он был не против, когда я попросил несколько дней за свой счет. Я говорил с ним по телефону, где-то неделю назад.

– А он говорит, что ты не звонил, не отвечал на его звонки и не перезванивал.

– Врет.

Линда поставила кружку на кофейный столик, подошла ко мне, положила руки мне на плечи и посмотрела прямо в глаза.

– Джек, малыш, что с тобой происходит? Пожалуйста, расскажи. Ты пугаешь меня. Эта старая леди искренне за тебя беспокоится и хочет помочь.

– Со мной все в порядке, Линда. Но все равно спасибо. Я просто хотел…

Я запнулся на середине фразы. Я ведь сам не знал, чего хотел на самом деле. Я докурил сигарету и затушил окурок.

– Линда, не хочу быть грубым, но я думаю, тебе лучше уйти. Мне еще надо поработать.

– Поработать? Над чем? Ты нашел другую работу?

– При всем уважении, это не твое дело.

– Почему ты так со мной разговариваешь? Я просто хочу тебе помочь.

– Я знаю. Но, поверь, я в полном порядке.

Линда подошла к двери. Я уже успел пожалеть, что нагрубил ей.

– Пожалуйста, не говори никому, что нашла меня здесь, в этой квартире, – попросил я.

Линда открыла дверь и обернулась.

– Береги себя, Джек. Если понадоблюсь, ты знаешь, где меня искать. И на твоем месте я бы завтра пришла в офис и поговорила с Ларри. Еще не поздно. Пока. Веди себя хорошо.

Я смотрел в окно, как она переходит улицу. Линда подошла к своей машине, подняла голову, взглянула на меня, потом села за руль и уехала. А я принял душ, оделся и отправился на поиски Флейшера. Было двадцать минут седьмого, и я знал, что у меня не так много времени. Если Линда проболтается в офисе о том, что застала меня в квартире Хэйла, за мной очень скоро придут.

Я купил в бакалейной лавке бейгл с тунцом и ел его, пока оценивал окружающую обстановку. Магазин «Джей Крю»; очередь из нескольких человек в банкомат; дорогой с виду ресторан под названием «Ливинг рум»; парень в костюме Коржика[9]9
  Коржик (Cookie Monster) – персонаж из сериала «Улица Сезам».


[Закрыть] раздает флаеры; малыш на руках матери пытается привлечь ее внимание; старик в идиотской «федоре» смотрит прямо перед собой, как загипнотизированный. На противоположной стороне улицы пылают в лучах заката верхние этажи башни Флейшера.

Только я доел бейгл, как появилась машина Флейшера. Я занял позицию на переходе.

Когда водитель остановился на красный свет, я постучал в окно и крикнул достаточно громко, чтобы он мог меня услышать:

– Мистер Флейшер, одну минутку, пожалуйста!

Шофер приоткрыл окно и спросил:

– Что вам надо?

– Я бы хотел поговорить с мистером Флейшером. Он в машине?

Из глубин лимузина донесся мужской голос:

– Что там такое, Уолтер?

– Добрый вечер, сэр! – крикнул я. – Мне надо поговорить с вами о Симоне. О Симоне Дюшан!

На светофоре загорелся зеленый. Несколько водителей начали сигналить. Лимузин проехал ярдов десять и затормозил у обочины. Из машины вышел Флейшер, помахал мне рукой, я помахал в ответ. Лимузин свернул направо в подземную парковку, а Флейшер подошел ко мне.

– Вы сказали – Симона Дюшан? – спросил он, внимательно вглядываясь в мое лицо. – Кто вы?

– Меня зовут Джек Бертранд. Мы не знакомы, но я много о вас знаю.

Сколько раз я в той убогой квартире представлял эту нашу с ним встречу… И вот теперь я стоял в потоке людей и не знал, с чего начать. Какой-то мужчина задел меня плечом и, не извинившись, пошел дальше. Я смотрел на Флейшера и чувствовал себя несчастным и опустошенным.

– С вами все в порядке? – спросил он. – Вы неважно выглядите. Простите, я правильно понял – вы упомянули Симону Дюшан?

Мельком взглянув за плечо Флейшера, я увидел, как к нам по-кошачьи, не спуская с меня глаз, идет через толпу пешеходов его шофер Уолтер. Мне стало интересно, есть ли у него пистолет.

– Да, – ответил я. – Все правильно.

– И что насчет нее?

В этот момент к нам подошел шофер.

– Все в порядке, сэр?

– Пока да, – сказал Флейшер. – Я переговорю с этим джентльменом. Мистер Джек…

– Бертранд.

– С мистером Бертрандом. Ну что ж, мистер Бертранд, мне кажется, это не самое подходящее место для беседы. Тут за углом есть неплохой бар.

– Да, конечно.

Мы пошли вниз по улице, Уолтер держался на расстоянии.

Бар оказался очень приличным – пол из досок цельного дерева и обшитые панелями стены с черно-белыми фотографиями Ирландии.

Уолтер остался снаружи, а мы нашли свободный столик и заказали себе кофе.

– Слушаю вас, – сказал Флейшер и насыпал себе в чашку немного сахара. – Что вам известно о Симоне Дюшан?

Я не сдержался и ответил вопросом на вопрос:

– А вам действительно не все равно, что с ней?

Флейшер, похоже, искренне удивился:

– Что за вопрос? Естественно, мне не все равно! С чего бы я тогда стал тут с вами разговаривать? Мистер Бертранд, послушайте, я занятой человек. Это вы искали встречи со мной. А я по доброте душевной пригласил вас сюда и согласился выслушать, хотя понятия не имею, кто вы и что. Если вы решили использовать это имя только для того, чтобы…

– Мы знакомы, – перебил его я. – Она живет в Вудхэйвене. Если вы вдруг не в курсе, Симона переехала сюда из Франции десять лет назад.

У Флейшера где-то на дюйм отвисла челюсть. Он явно был поражен.

– Вы хотите сказать – она жива? Она здесь, в Нью-Йорке?

– Вас удивило, что она жива?

Флейшер отодвинул чашку с кофе, облокотился на стол и подался в мою сторону.

– Хорошо. Кто вы и что вам от меня нужно? Деньги? Вы пытаетесь меня шантажировать? С какой стати я должен вам верить? Без обид, но вы похожи на психа. Как вы на нее вышли?

– Кто я и как я на нее вышел – не важно. Вы действительно верите, что всех интересуют только ваши деньги? Вы и ваши проклятые деньги…

– Вы сказали, что она живет в Куинсе, – перебил меня Флейшер, он очень старался держать себя в руках. – У вас есть ее адрес? Я готов заплатить, чтобы узнать, где она. Но только при условии, что вы все это не придумали.

Я сделал глоток кофе и улыбнулся. Он явно был готов на все ради того, чтобы получить имеющуюся у меня информацию. Я вдруг почувствовал прилив сил. От его уверенности в себе и следа не осталось, а я с огромным удовольствием наблюдал за этой переменой.

– Повторяю, мне кое-что о ней известно, – сказал я, поигрывая салфеткой.

– Например?

– Например, то, что она проститутка.

Это его явно покоробило.

– Что вы сказали? – тихо спросил он, а потом громко повторил: – Что вы сказали?

– Я сказал: проститутка. Вы удивлены? Если хотите, позвоните ей и удостоверьтесь. У меня есть ее номер телефона и адрес.

– Кто вы? Мне знакомо ваше лицо. Мы встречались? Вы за мной следили?

– Повторяю – не важно, кто я. Что теперь будете делать? Вызовете копов или спустите на меня своего бультерьера? Вам дать ее адрес или он вам не нужен?

– Сколько вы за него хотите?

– Оставь себе свои деньги, урод!

Я достал из кармана ручку, пролистал контакты в своем телефоне и написал на салфетке ее номер, а заодно и адрес. Все это время Флейшер сверлил меня глазами.

– Мне не нужны ваши деньги. Я в курсе этой истории и знаю о вашем прошлом только потому, что один человек умер пару недель назад. Его тело все еще в морге, и никто не может его опознать. Вероятнее всего, он покончил с собой, наглотавшись таблеток. Умер в одиночестве. Несчастный, сердце его было разбито. Но вам ведь все равно, не так ли? А если нет, сделайте что-нибудь, помогите ему, сукин вы сын!

– О чем вы говорите?

– Вы знаете, о чем я! Я говорю об Абрахаме Хэйле, о человеке, которого вы уничтожили!

Меня трясло, как в лихорадке. Я встал из-за стола и вышел, едва не натолкнувшись на Уолтера, который ждал хозяина у входа в кафе. В последний момент я увидел в витрине отражение Флейшера. Он сидел, облокотившись на стол, уперевшись подбородком в сцепленные кисти, и смотрел прямо перед собой. Вид у него был такой, будто он увидел привидение.

Насколько я помню, до конца вечера я бесцельно бродил по улицам. Потом сел в метро на Семьдесят седьмой Восточной улице, вышел на Таймс-сквер и пошел в Нижний Ист-Сайд. Там сел на скамейку и курил одну за одной, глядя, как едут по мосту машины, издалека похожие на игрушечные.

Я прокрутил в голове разговор с Флейшером и понял, что повел себя как последний идиот. Вообразил, будто мщу за Абрахама Хэйла, а на деле дал Джошуа адрес и номер телефона самого опасного для него врага. Его удивление было искренним, а значит, он не знал, что она в Штатах, и у нее были веские причины не выходить с ним на контакт. Если бы она хотела его выследить, это бы не составило ей труда. Мне-то это ничего не стоило. Судя по дневникам Абрахама Хэйла, Флейшер был опасен. Но если она его боялась, тогда зачем переехала в Нью-Йорк? Она могла выбрать любую другую страну. И если она приехала сюда не из-за этих двух мужчин, то что сподвигло ее поменять Францию на Америку? Я был зол на себя: у меня была возможность найти ответы на вопросы, которые я искал, и я ее упустил.

У меня не было желания возвращаться в Джексон-Хайтс или к себе. Кончились сигареты, и я пошел в Мидтаун, там купил в круглосуточном магазине пару пачек и съел сэндвич. Это было уже около полуночи.