Текст книги "Дурная кровь"

Глава девятнадцатая

В Париж я прилетел в восемь тридцать пять утра. За время полета дочитал последние пятьдесят страниц детективного романа с предсказуемым финалом, посмотрел два фильма и съел отвратительную еду. Погода была тоже отвратительная: по городу хлестал холодный дождь, дул порывистый ветер. Я прошел паспортный контроль, забрал свой багаж и пятнадцать минут отстоял в очереди за такси.

Мне уже приходилось бывать в Париже, в последний раз это было полтора года назад. В этом городе были места, в которые я влюбился с первого взгляда, как, собственно, полюбил и сам Париж. До сих пор помню, какое впечатление на меня произвели мосты над Сеной, огромные площади, исторические памятники. По пути из аэропорта я смотрел в окно «рено сценик» цвета зеленый металлик и пытался оживить впечатления от той нашей первой встречи.

Но, увы, видел только хлещущие по широким бульварам струи воды, сквозь которые бежали люди и мчались автомобили. Я даже не заметил, как мы подъехали к отелю.

Такси затормозило у обочины напротив высокого здания, водитель обернулся ко мне:

– «Меридиен», месье.

Стойка регистрации располагалась слева от входа, и мне пришлось десять минут ждать, пока подойдет моя очередь. Потом я поднялся в свой номер и переложил вещи в шкаф возле кровати. Принял душ, переоделся и спустился в бар, который как раз только открылся. В утренней столовой было полно народу, и я подумал, что хотя отель с виду и большой, но номера, похоже, почти все заняты.

В моих фантазиях отель из истории Джоша и Абрахама стоял на таинственной улице и выглядел как старинный, увитый плющом особняк, под завязку набитый секретами. Вместо этого я оказался в современном здании, отделанном черным мрамором и нержавеющей сталью. Даже подумал, в тот ли отель меня привезли.

Я заказал кофе и стал болтать с барменом с золотым пирсингом на правой брови.

Он рассказал мне, что отель открыли в начале семидесятых и с тех пор здесь провели парочку реконструкций. Благодаря месторасположению неподалеку от Дворца конгрессов, где почти каждый день проходили разные конференции, отель всегда был полон гостей. Я спросил бармена, известны ли ему какие-нибудь темные истории из прошлого этого отеля. Он в ответ спросил, не журналист ли я.

– Я психиатр.

– О, понимаю… У вас, американцев, есть интересное определение для людей этой профессии… Мозгодел?

– Неверно. Мозгоправ.

– Точно, мозгоправ. Что ж, я в этом бизнесе уже восьмой год, успел поработать во многих отелях. У каждого есть свои истории. В этом два года назад одна женщина покончила с собой. Ее бросил любовник, знаменитый певец из Испании, так она сняла номер и выбросилась из окна. Управляющий постарался это дело замять – подобные истории могут отпугнуть гостей. Но люди быстро забывают неприятные моменты. У нас у всех короткая память, не так ли? Ну и конечно, та история с девочками-близняшками, которых зарубил топором их собственный отец…

Я ошарашенно посмотрел на бармена:

– Что за близняшки?

Бармен рассмеялся:

– Шутка. Просто вспомнил старый фильм с Джеком Николсоном «Сияние», про большой отель в горах.

– Да, я смотрел, очень хороший фильм, – сказал я и подписал чек. – Еще увидимся, береги себя.

Я позвонил Клодетт Морэл и сообщил ей о своем приезде. Она дала мне адрес одного кафе и предложила встретиться там в полдень.

До встречи оставалось еще два часа свободного времени, и я решил прогуляться. Выйдя из отеля, я повернул направо, прошел мимо паба «Джеймс Джойс», который еще не открылся, и вышел на небольшую площадь. На крытых верандах кафе были расставлены газовые горелки. Дождь перешел в мерзкий мокрый снег. Я прогулялся до Елисейских Полей, остановился перед кафе с террасой под названием «Мадригал». Терраса отапливалась, и я сел за столик.

Кафе было заполнено посетителями с пакетами из магазинов, у многих был одурелый или довольный вид, характерный для людей на отдыхе. Прохожие на ходу разглядывали витрины. Невдалеке изогнулась Триумфальная арка, как большая серая гончая.

Я заказал кофе и подумал о Симоне, Джоше и Абрахаме.

Представил, как они сидят в кафе, похожем на это, и первую реакцию Эйба, когда он увидел по глазам Джоша, что тот испытывает к его любимой женщине не просто дружеские чувства. Мотивом убийства Авеля Каином была ревность: жертва, принесенная Авелем, оказалась угодной Богу, в отличие от жертвы Каина. Но кто в кого был влюблен в этой ситуации? И кто кого ревновал? Где-то в большом сверкающем как бриллиант городе навсегда пересеклись и сплелись друг с другом судьбы трех молодых людей. Что было причиной – любовь или боль – не важно, слишком часто эти два слова означают одно и то же.

Белокурая девочка в школьной форме бордовых и синих цветов наклонилась, подняла что-то с тротуара и пошла дальше, увлеченно разговаривая по сотовому телефону. Я допил кофе и перешел через бульвар к стоянке такси.

Вычислить миссис Морэл не составило большого труда. Она сидела в одиночестве за столиком на тротуаре. На ней был зеленый плащ, который она не стала снимать, пушистые волосы зачесаны назад и зафиксированы невидимками. Несмотря на то что она густо накрасилась, было очевидно, что прожитые годы ее не пощадили.

– Миссис Морэл? – спросил я, и она кивнула. – Я доктор Кобб, рад познакомиться.

Я сел за столик на обтянутый искусственной кожей стул, а миссис Морэл окинула меня оценивающим взглядом.

– Взаимно. Должно быть, вы очень хотите разобраться в той истории, если проделали столь долгий путь, – сказала она и указала на меню. – Впервые во Франции?

– Нет, бывал несколько раз. Еще раз спасибо, что согласились со мной встретиться, миссис Морэл.

– Пожалуйста, зовите меня Клодетт. Я могу звать вас Джеймс?

– Благодарю, Клодетт, конечно можете.

– Вы женаты, Джеймс? У вас есть дети?

– Нет, я не женат.

Перед Клодетт уже стоял бокал с янтарной жидкостью. Я поинтересовался, что она пьет.

– Кальвадос, яблочный бренди. Подходящий для Франции напиток. Будь я лет на десять моложе, я бы показала вам настоящий Париж, тот, который знают только парижане. Мы бы пили с вами горячий чай и красное вино, гуляли бы по Елисейским Полям и до рассвета просидели бы в кафе на Монмартре. Но для меня те времена давно в прошлом.

Я заказал кальвадос и поблагодарил Бога за то, что Клодетт не моложе своих лет.

– Santé![11]11
  Будь здоров! (фр.)


[Закрыть] – несколько театрально провозгласила она и осушила свой бокал наполовину.

Я попробовал, что это за напиток. Кальвадос оказался крепким, как виски, но более ароматным. Черная птичка приземлилась рядом с нашим столиком, посмотрела на нас глазами-бусинками, а потом взлетела и исчезла высоко в небе. Где-то вдалеке, как дурное предзнаменование, взвыла сирена «скорой».

– Ну, Джеймс, вы так и не сказали, почему вас так интересует эта история.

– В этом деле множество загадок. Я уверен, Лаура и ее родители сделали все возможное, пытаясь узнать, что же случилось с Симоной. Это так?

Клодетт внезапно помрачнела, у нее резко изменилось настроение – такое часто случается с пьющими людьми. Она допила свой кальвадос и порылась в сумочке на соседнем стуле. Достала пачку сигарет и прикурила одну, перепачкав фильтр помадой.

– Мы с Лаурой были не просто одноклассницами, мы были лучшими подругами. – Она посмотрела на официанта и показала пальцем на свой бокал. – Мы всегда согревали друг дружку, потому что в нашей жизни стояла вечная зима.

Клодетт вдруг умолкла, как будто забыла, о чем хотела сказать, потом залпом осушила второй бокал и с важным видом огляделась по сторонам. Наш столик стоял очень близко к горелке, но она, похоже, этого не чувствовала и продолжала сидеть в своем потрепанном плаще.

– Я в отчаянном положении, Джеймс. Два года назад один мой друг уговорил меня заложить квартиру и вложить все деньги в дело, которое в результате прогорело. После этого он исчез, и теперь мне буквально не на что жить. Мой муж умер пятнадцать лет назад, детей у меня нет, сестер и братьев тоже. Я одна-одинешенька и еле свожу концы с концами. Еще немного, и меня выкинут на улицу. Я этого не перенесу. Я не хочу доживать свои последние годы в убогом приюте для стариков только потому, что была настолько глупа, что доверилась другу. Я этого не заслужила.

С каждым глотком кальвадоса ее французский акцент усиливался, а мне становилось все труднее ее понимать. Когда она заказала еще один бокал кальвадоса, я понял, что действовать надо быстро: такими темпами она через полчаса напьется в стельку. Я заметил у Клодетт на руке старинные золотые часы – видимо, фамильная реликвия.

– Вам известно, что случилось с матерью Симоны, Клаудией Дюшан?

– Она умерла в конце восьмидесятых от перитонита. Я узнала об этом от своей матери, она была знакома с соседями Дюшан. Нас даже на похороны не пригласили. Насколько я поняла, она плохо себя почувствовала, но отказалась обращаться в больницу. А когда наконец обратилась, было уже поздно – сепсис. Не знаю, почему Лаура отказывалась со мной говорить все эти годы. Мы были как сестры.

Клодетт прикурила очередную сигарету и спросила:

– А теперь, может, вы предложите мне некоторую сумму за информацию, Джеймс? Вы такой же богатый, как Флейшер? Возможно, вы не в курсе, но несколько месяцев назад я ему позвонила и отправила письмо. Признаюсь: я просила у него деньги. Я знала, что у него их куры не клюют. И знала, что он не хочет, чтобы кто-то узнал о том, что знаю я.

Я прикинул, что Клодетт могла послать письмо примерно в то же время, когда Джош нанял меня. Таким образом, ее звонок мог стать катализатором его последнего усилия вспомнить, что же случилось той ночью.

– Когда именно вы ему позвонили?

– Четыре или пять месяцев назад, осенью… Кажется, это было в сентябре. Он, наверное, решил, что я какая-то старуха, на которую не стоит обращать внимание. Мы только один раз говорили по телефону, а потом он отказался со мной общаться. Позвонил какой-то мужчина, представился Уолтером, он был очень груб и сказал, чтобы я перестала звонить.

– Мистер Флейшер был серьезно болен.

– Знаю, вы мне говорили, но, если бы он хотел мне помочь, для такого богатого человека это было бы нетрудно. Да если бы я не была в таком отчаянном положении, я бы никогда не попросила его о помощи… Так что вы решили? Заплатите за информацию?

– Для начала я бы хотел узнать, какой информацией вы владеете.

Клодетт улыбнулась и подмигнула:

– Считаете, так это делается? Думаете, я глупая старуха и, стоит купить мне выпивку, я сразу заговорю?

– Нет, я так не думаю. Но прежде чем мы станем обсуждать другие вопросы, я должен знать, насколько ценная и важная эта информация.

– Думаете, я вас боюсь? – огрызнулась Клодетт. – С виду вы больше похожи на гангстера, чем на настоящего доктора. Пришли мне угрожать? Хотите заткнуть мне рот?

– Вовсе нет. Я всего лишь хочу, чтобы вы рассказали мне о том, что вам известно, а потом мы поговорим о деньгах.

Мне показалось, что Клодетт пытается как-то встряхнуться. Солнечный луч упал на ее лицо. Сквозь слой пудры на щеках и носу просвечивала сетка красно-синих кровяных сосудов, похожая на мятую репродукцию одной картины Джексона Поллока.

Клодетт огляделась по сторонам, как будто боялась, что нас могут подслушивать, и махнула в мою сторону сигаретой.

– Хорошо. Это информация о тех ребятах – Абрахаме Хэйле и Джошуа Флейшере.

– Продолжайте…

– Вы думаете, что один из них причастен к исчезновению Симоны? Или что они могли сделать что-то на пару?

– Я не знаю, Клодетт. Я здесь надеюсь выяснить, что все-таки произошло в ту ночь.

– Абрахам и мухи бы не обидел, а вот Флейшер… Он сознался в чем-нибудь перед смертью?

– Он утверждал, что мало что помнит о том деле.

– Он вас обманывал!

Она повысила голос, а потом снова с опаской огляделась по сторонам.

– Я уверена, он прекрасно знал о том, что там случилось и…

– Прежде чем мы продолжим, – перебил я Клодетт, – я хотел бы задать вам один вопрос. Кто из них двоих был любовником Симоны?

– О чем вы? Никто не был. Они были просто друзьями, ничего больше. Ребята увлеклись Симоной, это правда, она ведь была красавицей, но она их никак не поощряла в этом смысле.

– Мистер Флейшер говорил, что они с Симоной были любовниками.

– Ничего подобного, Джеймс. Я уверена. Для Симоны это было не больше чем игра. Поймите, два высоких красивых американских парня влюбились в нее по уши, посылали ей цветы, ухаживали… Ей это нравилось, но это был всего лишь флирт.

– Мистер Флейшер также утверждал, что Абрахам в тот период очень сильно пил.

– Еще одна ложь. Я ни разу не видела Абрахама пьяным, а вот Флейшера видела пару раз.

– Почему фонд отказал Эйбу в работе? Вы помните этот эпизод?

– Естественно, помню. Я же вам говорила – я там работала. Насколько помню, они получили анонимное письмо с компроматом на Эйба. Симона была расстроена и намекнула мне, что знает, кто прислал это письмо – бывшая подружка Абрахама из Америки. Она сказала, что Эйб решил все бросить и уехать в Мексику.

– В письме говорилось только о нем?

– Думаю, о них двоих. Симона отказывалась об этом говорить, и я не уверена, что она точно знала содержание письма. Если я что и узнала, так это от Лауры. Ей нравился Флейшер, и она рассказала, что, пока я была в Лионе на дне рождения у мамы, он преподнес ей очень красивый презент. Ювелирное украшение, как я поняла. А потом все это и случилось: Симона пропала, а Лауру отослали в швейцарскую клинику.

Клодетт заскулила, как раненое животное, у меня даже мурашки по коже забегали.

– Я знала, знала – от этих парней ничего хорошего не жди! Чувствовала, что надвигается что-то ужасное! Джеймс, можно я еще выпью? Вы не допили, вам не понравился кальвадос?

Я допил свой бокал и подозвал официанта. Настроение Клодетт сразу изменилось. Она улыбнулась.

– А теперь позвольте, я расскажу вам кое-что об этой семейке…

Клаудия Дюшан, мать Симоны и Лауры, родилась в Париже и в очень юном возрасте вышла замуж за красавчика-афериста, которого звали Антонио Майлло. Это было в начале пятидесятых, во Франции жизнь после войны была трудная. У Клаудии имелась куча братьев и сестер, а семья была небогатая. Антонио пообещал ей золотые горы и предложил переехать в Марсель. Она согласилась. Там он промотал те небольшие деньги, которые дали родители Клаудии, и спустя четыре года исчез, оставив Клаудию с двумя маленькими детьми. Клаудия вернулась к родителям – ей было просто некуда больше идти, но приняли ее холодно. Насколько я понял, бабушка Симоны страдала тяжелым невротическим расстройством, и жизнь с ней была не сахар.

А потом появился принц на белом коне в лице адвоката Лукаса Дюшана.

Он был на одиннадцать лет старше Клаудии и намного богаче. Лукас сумел во время войны сохранить почти все свое состояние. Еще в колледже он стал участником Сопротивления. Его поймали, а пытал его сам Клаус Барбье, известный военный преступник, который получил прозвище Лионский Мясник.

Лукас, хотя и был совсем молод, отказался говорить, и под конец его полуживого передали местным властям, чтобы судили как предателя. Лукасу вынесли смертный приговор, но ему помог сбежать один французский полицейский, который почувствовал, куда ветер дует. Лукас скрывался до самого прихода союзников в Париж. Его родителей депортировали в концентрационный лагерь в Польше, там они и умерли, не дождавшись окончания войны. Летом сорок четвертого, после освобождения, Лукаса объявили национальным героем. В те времена люди еще не были такими циничными и действовали так, как подсказывало им сердце. Для героев, которые после унизительных лет под властью нацистов вернули Франции чувство гордости, все двери были открыты.

Молодой Лукас Дюшан был красив и всегда безупречно одевался. Он закончил учебу и стал практикующим адвокатом в Париже. За его поместьем в Лионе, которое он навещал один-два раза в месяц, приглядывал его родственник.

Лукас мог избавить бедную женщину от всех проблем. Он был добрым, богатым и уверенным в себе. И ко всему этому был без ума от Клаудии. Он ухаживал за ней, как было принято ухаживать у родителей, – дарил цветы, присылал приглашения на романтический ужин, вручал скромные подарки. За Клаудией, которая вышла замуж за своего первого мужа после двух месяцев знакомства, никто и никогда так не ухаживал.

Лукас Дюшан предложил оплачивать съемную квартиру, в которой она жила со своими двумя дочерями. Он нанял няню, чтобы Клаудия могла снова начать работать медсестрой.

А спустя еще несколько месяцев он сделал Клаудии предложение, и она согласилась.

Более того, Лукас сказал, что хочет удочерить ее дочерей. После свадьбы случился неприятный эпизод с участием Антонио Майлло, прямо как в «Отверженных». Для того чтобы по закону удочерить девочек, Лукасу требовалось согласие их настоящего отца. Он воспользовался своими связями, и полиция выследила парня где-то в Провансе, он там тянул жилы из какой-то несчастной женщины. Скумекав, что стоит на кону, Антонио решил воспользоваться ситуацией. Он заявил, что хотел найти Клаудию, что до сих пор ее любит и намерен воспитывать их общих детей. И еще заявил, что у него есть доказательства того, что он переписывался с матерью своих дочерей и часто присылал ей деньги.

Это была наглая ложь, но у парня был талант обманывать, и процедура удочерения могла затянуться на месяцы, а то и на годы. В конце концов Дюшан решил заплатить Майлло крупную сумму денег за подпись на бумагах по удочерению. Заполучив наличные, любящий отец исчез и больше никогда не появлялся.

Дюшан оказался щедрым человеком. Девочки жили в прекрасном особняке, в полном довольстве. Обе окончили элитную школу, а потом и престижный университет.

Но после исчезновения Симоны все пошло по наклонной. Клаудия Дюшан умерла, а спустя пять лет инсульт приковал Лукаса к инвалидной коляске.

Официант принес нам еще по бокалу, и Клодетт прикурила очередную сигарету. Она запьянела и с трудом ворочала языком.

– Знаете, Джеймс. Я не помню, когда поползли слухи, но помню, что девочки учились в старшей школе. Мы в то время жили по соседству и часто ходили друг к другу в гости. Люди часто завидуют чужому счастью. Словом, нашлись такие, кто говорил, будто бы любовь Лукаса к приемным дочерям не совсем отцовская, если вы понимаете, о чем я. Дошли до того, что начали говорить, будто Клаудия обо всем знает, но не хочет ничего с этим делать или не делает, потому что боится своего мужа.

Вначале сестер не очень-то беспокоили эти разговоры, но подозрения уже нависли над ними как черная туча. Однажды даже поползли слухи, будто Лаура пыталась покончить с собой. Уже потом она сказала мне, что все это неправда. Она была застенчивой и замкнутой, не доверяла другим людям, и у нее действительно не было друзей, кроме меня.

Правда в том, что Лукас Дюшан был одержим своими падчерицами, особенно Симоной. Он лично отвозил ее в школу. Если она хотела пойти куда-нибудь с подругами, девочки должны были зайти за ней и в буквальном смысле подвергались допросу. Иногда Лукас садился в машину и ехал проверить, правда ли Симона в том месте, которое указали ее подруги. Естественно, случалось, что в открытом кафе, где собирались посидеть подруги, были заняты все столики или, например, шел дождь, и тогда они отправлялись в какое-нибудь другое место. Лаура рассказывала, что такие инциденты рассматривались как катастрофа и заканчивались бесконечными нравоучениями на темы верности и честности.

Знаете, дети все поступки взрослых автоматически считают верными, потому что, по их детскому разумению, взрослые никогда не ошибаются. Поэтому они считали, что отчим их любит и заботится о них, просто иногда перегибает палку, но это, конечно же, из лучших побуждений.

Клодетт особо подчеркнула, что ситуация ухудшилась, когда девочки поступили в университет и переехали в Париж.

Каждую пятницу Лукас поджидал их у дверей лектория и отвозил домой. Им ни при каких обстоятельствах не разрешалось проводить выходные в Париже. И они подчинялись воле Лукаса. А мать не вмешивалась.

На последнем курсе Лаура Дюшан нашла работу на неполный рабочий день и стала снимать квартиру с Клодетт. Симона окончила университет на год раньше и начала строить карьеру.

– Когда Абрахам и Флейшер приехали в Париж, все изменилось, – продолжила свой рассказ Клодетт. – Они оба влюбились в Симону и постоянно ссорились. А Симона никого из них не любила по-настоящему, но ей было весело, и вообще ей льстила вся эта ситуация. И вот однажды Симона и Лаура пригласили их в Лион. Атмосфера была напряженной, а Флейшер будто специально подливал масла в огонь и старался превратить эти дни в настоящий ад. Ему не нравилась еда, не нравилась комната, он посреди ночи переселился в отель в городе и каждый день напивался. Симоне все это было очень неприятно, а вот Лаура странным образом его не осуждала и находила всяческие оправдания его выходкам. В результате Абрахам разругался с Флейшером и уехал в Париж, а Флейшер остался и провел с девочками еще два дня.

Клодетт замолчала и пригубила свой кальвадос. В какой-то момент мне даже показалось, что она уснула с сигаретой между пальцами.

– Вы не понимаете, да? – вдруг спросила она.

– Вообще-то, нет.

– Симоне было плевать на этих парней, Джеймс. У нее, как говорится, своих проблем хватало. Я хочу сказать – Симону заботила только ее карьера. Это Лаура изо всех сил старалась понравиться Флейшеру. Уж не знаю почему. Понимаете, они с Симоной были очень разными… Симона ходила в балетный класс, брала уроки игры на фортепиано, она всегда была уверена в себе и привыкла тратить много денег на одежду и всякие безделушки. Лаура была такой же красивой, но она была замкнутая, неловкая и одевалась просто.

Да еще той весной с Лаурой что-то случилось. Я думаю, это было как-то связано с ее отчимом, потому что она вдруг перестала ему подчиняться. Каждый раз, когда он приезжал, чтобы забрать ее на выходные, она либо избегала встречи с ним, либо просто его игнорировала. Она редко приезжала в Лион, а если и приезжала, то только повидать мать. Я спросила ее, что происходит, но она только пожала плечами и сказала, что некоторые люди выдают себя за тех, кем на самом деле не являются. Она набрала в библиотеке кучу книг о Сопротивлении. Я решила, что это какая-то блажь, и не стала лезть не в свое дело. Помню, как-то в воскресенье вечером она пришла домой с пожилым одноногим мужчиной, которого я никогда прежде не встречала, и они весь вечер шептались на кухне. Когда Лаура его проводила, я заметила, что у нее на глазах слезы. Все это было очень странно, потому что раньше у нас не было секретов друг от друга. Но я не успела поднять эту тему. Вскоре после этого случая Лаура пришла домой очень возбужденная и попросила меня помочь в одном крайне важном деле. Я с самого начала почуяла недоброе, но она была моей лучшей подругой, и я не хотела ее подводить, поэтому согласилась.

– В чем конкретно заключалась ваша помощь?

– Я была там в ту ночь, Джеймс. В отеле. Позвольте, я расскажу вам, как все было…

Клодетт рассказала, что Абрахам и Флейшер давили на Симону. Абрахам потерял работу в фонде, он планировал отправиться в Мексику и просил Симону поехать с ним. Флейшер собирался купить квартиру и на какое-то время обосноваться в Париже, чтобы они с Симоной могли жить вместе. Игра, в которую играла Симона, флиртуя с ними обоими, перестала быть игрой. Лаура и Клодетт следили за Джошем и Симоной, чтобы узнать, что она задумала. Для Клодетт это было простым приключением, она до конца не понимала, что происходит, но не без удовольствия играла в детективов со своей лучшей подругой.

Когда Лаура узнала, что Симона сняла номер в отеле «Меридиен», она решила, что сестра втайне от всех что-то планирует вместе с Джошем. Но она была уверена, что Абрахам, который в последнее время часто вел себя довольно странно, плохо воспримет такую ситуацию и непременно случится что-то неприятное. Совершенно случайно номер, соседний с тем, который забронировала Симона, был свободен, и Клодетт сняла его на свое имя. Номера соединяла межкомнатная дверь. Она, естественно, была заперта, и Лаура подкупила горничную, чтобы та дала ей ключи, на случай если ситуация начнет развиваться в худшую сторону.

Они заселились около пяти вечера и стали ждать. Клодетт почти сразу захотелось уйти, но Лаура уговорила ее остаться. Они выпили немного вина из мини-бара и выкурили несколько сигарет. Часа через три они услышали голоса в соседнем номере и прижали уши к межкомнатной двери. Флейшер злился, а Симона пыталась его успокоить. Потом пришел Абрахам. Лаура с Клодетт слышали его голос, но слов разобрать не смогли. Спустя еще десять минут в соседний номер позвонили. Оказалось – обслуживание номеров. Следующие два часа они не могли понять, что же там происходит, но время от времени до них долетали обрывки разговора. Кто-то то и дело открывал и закрывал дверь. Абрахам и Джошуа, вероятно, напились, их голоса начали звучать громче. Они спорили и ругались.

Теперь Клодетт больше не была похожа на пьяную, она выглядела уставшей и больной, словно сожалела о том, что отдала мне, постороннему человеку, пропуск, позволяющий гулять по самым темным тропинкам ее жизни.

– Они, наверное, сидели возле двери, потому что мы вдруг очень отчетливо услышали голос Симоны, – продолжила Клодетт. – Она рассмеялась и ехидным тоном сказала что-то по поводу своего отъезда в Мексику. Флейшер назвал Абрахама неудачником, который не способен позаботиться не то что о Симоне, но даже о себе самом.

Не знаю… Я огляделась, и вся ситуация вдруг показалась мне уродливо-комической. Мы, как две дурочки, подслушивали у двери в гостиничном номере. Лаура разозлилась и сказала мне, чтобы я открыла межкомнатную дверь, она хотела незамедлительно поговорить с сестрой. Но я отказалась и ушла. Пришла домой и постаралась заснуть. Лаура на следующий день не вернулась домой и на занятия в университете тоже не приходила. Я позвонила ее матери, и она сказала мне, что Лаура дома в Лионе, у нее случился нервный срыв. А спустя еще пару дней, когда я снова позвонила, она сказала, что Симона пропала, а Лаура уехала из страны на лечение.

– Так вы не знаете, что там произошло после вашего ухода?

– Я – нет, но те двое наверняка знают. Я никак не могла забыть ту ночь и со временем решила узнать, как они поживают. Об Абрахаме я ничего не смогла разузнать, а вот о Флейшере многое узнала. Поэтому-то я и написала ему, что была там в ту ночь и знаю, что он сделал. Я ведь всегда злилась на себя, что бросила тогда Лауру. Видно, она так и не смогла меня простить, потому что и после возвращения во Францию отказывалась со мной разговаривать. Если бы я тогда осталась, возможно, я смогла бы что-то сделать и ничего этого бы не случилось.

– А после того, как вы узнали об исчезновении Симоны, вы пытались связаться с полицией и рассказать, что вам известно?

– Нет, не пыталась, и никто меня ни о чем не расспрашивал.

– Лауру допрашивали в полиции? В материалах дела о ней даже не упоминается.

– Не знаю, она могла уехать из страны до того, как Симона была официально признана пропавшей…

– О какой сумме вы просили Флейшера?

– Сто тысяч долларов. Для него такая сумма – пустяк. Вы, наверное, меня презираете, считаете, что я решила нажиться на чужой трагедии. Но не спешите судить меня строго. Я не плохой человек, поверьте, и я была совершенно искренна с вами.

– Обещаю, я пришлю вам некоторую сумму сразу после того, как вернусь в Штаты, – сказал я и подозвал официанта.

Клодетт с удивлением на меня посмотрела:

– И это все? Вы уходите? Разве мы не собирались серьезно обсудить вопрос денег?

Она заговорила громче, люди за соседними столиками начали оборачиваться в нашу сторону.

– Так вы все это время водили меня за нос?

Официант принес счет. Я заплатил кредиткой, а потом положил несколько монет рядом с квитанцией. Официант поблагодарил и ушел, а Клодетт все это время испепеляла меня взглядом.

– Я даже не знаю, правду вы мне рассказали или нет. – Я встал и положил на стол свою визитную карточку. – Здесь адрес моей электронной почты и номера телефонов.

Клодетт взяла карточку, посмотрела на нее затуманенными глазами и бросила в свою сумочку.

– Я ведь больше никогда вас не увижу, да?

– Как знать.

– Вы не оставите мне немного денег? Я бы хотела еще здесь посидеть. Я теперь так редко выхожу из дома.

Я собрал все евро, которые до этого поменял в отеле, и положил на стол.

– Мне жаль, что я такой стала, – сказала Клодетт, глядя куда-то в сторону. – Не знаю, когда сбилась с пути. У меня была хорошая жизнь, а потом все пошло наперекосяк. Вы ведь не станете плохо обо мне думать из-за того, что я пыталась получить немного денег?

– Нет, не стану. Берегите себя, Клодетт.

– Я вас не обманывала. Каждое слово, которое вы сегодня от меня услышали, – правда. Пожалуйста, поверьте мне. Может, я смогу еще что-нибудь вспомнить.

– Я вам верю.

Уходя, я затылком чувствовал ее взгляд. Неподалеку от кафе была остановка такси, и мне пришлось прождать несколько минут, прежде чем удалось наконец поймать машину. Перед тем как сесть в такси, я оглянулся, но Клодетт уже ушла.

Весь вечер я провел в своем номере, даже на ужин не спустился. Прислушиваясь к незнакомым звукам, я закрыл глаза и стал думать о том, что случилось в этом отеле сорок лет назад. Я почти увидел трех главных героев такими, какими они тогда были, молодыми, почти юными.

Я уже понял, что Джош рассказал мне свою версию той истории, и его версия не была ни правдой, ни ложью. Так же как и записи Абрахама были не дневником, а скорее обрывками его бредовых иллюзий. Но за всем этим, за неминуемым в связи с давностью событий искажением фактов, за ложью, путаницей, ошибками, субъективным восприятием и заблуждениями, стоял один непреложный факт: в ту ночь Симона бесследно исчезла.

Джош, вероятно, совершал в молодости жестокие поступки и наказал себя, пожертвовав все свое наследство на благотворительность. Абрахам, похоже, по приезде в Париж уже был болен и боролся со своей болезнью, которая в дальнейшем разрушила его мозг и превратила его в убийцу. Миссис Грегори покинула Париж после того, как, по ее словам, поняла, что Абрахам всерьез влюблен в другую женщину? Или она от ревности и отчаяния решила не ограничиваться одним анонимным письмом? Может, Лукас Дюшан испугался, что его Симона, любимица, уедет из Франции с одним из этих американских парней, которые крутились вокруг нее, пусть даже Клодетт говорила, что для нее это был всего лишь безобидный флирт?

И оставался еще один крайне важный вопрос: почему Лукас Дюшан не использовал свои связи, чтобы выследить Джоша и Абрахама? Он обожал Симону, а значит, должен был сделать все, что было в его силах, чтобы выяснить, что же с ней все-таки случилось. Или он сразу узнал нечто такое, что удержало его от шагов, которые он должен был предпринять? Могла Лаура стать свидетельницей чего-то настолько ужасного, что после этого бросила университет и несколько лет добровольно провела в психиатрической клинике?