Текст книги "Свободный"

Э Л Джеймс
Свободный. «Пятьдесят оттенков свободы» глазами Кристиана

Посвящаю Еве и Сью —

спасибо, спасибо, спасибо

за все, что вы делаете.

И Кэтрин.

Мы слабые женщины

E L James

FREED

Copyright © 2012, 2021 by Fifty Shades Ltd

Cover design by Erika Mitchell and Brittany Vibbert/Sourcebooks

Перевод с английского Сергея Самуйлова

© Самуйлов С., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Воскресенье, 12 июня 2011

Мы лежим в посткоитальном блаженстве под розовыми бумажными фонариками, луговыми цветами и мерцающими на стропилах праздничными гирляндами. Дыхание наконец замедляется, и я прижимаю Анастейшу к себе. Она обмякла на мне, прижалась щекой к моей груди, ее рука покоится на моем колотящемся сердце.

Тьму прогнал мой ловец снов… моя невеста. Моя любовь. Мой свет.

Можно ли быть счастливее, чем я сейчас?

Я запечатлеваю эту сцену в памяти: лодочный сарай, успокаивающий ритм плещущихся вод, зелень, огни.

Закрываю глаза.

Запоминаю ощущение женщины в моих объятиях, ее вес на мне, как с каждым выдохом ее спина опадает под моими пальцами, переплетенье наших ног. Вдыхаю аромат ее волос, и он вливается через ноздри, сглаживает острые углы и обволакивает. Это мое счастливое место. Доктор Флинн гордился бы мной. Эта прекрасная женщина согласилась быть моей. Во всех смыслах. Снова.

– Мы можем пожениться завтра? – шепчу я ей на ухо.

– М-м-м… – Звук в ее горле отзывается мягкой вибрацией на моей коже.

– Понимать как «да»?

– М-м-м.

– Или «нет»?

– М-м-м.

Я усмехаюсь. Хмм – это все, на что ее хватает.

– Мисс Стил, вы можете говорить связно? – Чувствую ее ответную улыбку, и моя радость обращается смехом, когда я обнимаю ее крепче и целую волосы. – Тогда завтра в Вегас. – Она поднимает голову – глаза полузакрыты, и вид у нее в мягком свете фонарей сонный, но довольный.

– Не думаю, что моим родителям это так уж понравится. – Она опускает голову, и я провожу кончиками пальцев по обнаженной спине, наслаждаясь теплом гладкой кожи.

– Чего ты хочешь, Анастейша? Вегас? Большую свадьбу со всеми положенными аксессуарами? Признавайся.

– Нет, большую не хочу. Только друзья и родные.

– О’кей. Где?

Она пожимает плечами – похоже, об этом еще не думала.

– А нельзя ли сделать это здесь?– предлагаю я.

– У твоих родителей? А они не будут возражать?

Я смеюсь. Грейс ухватилась бы за этот шанс.

– Моя мать будет на седьмом небе от счастья.

– Ладно, здесь так здесь. Мои папа с мамой будут только за.

И я тоже.

Наконец-то мы пришли к согласию. Наконец-то не спорим.

Впервые?

Я нежно глажу ее по волосам, которые немного растрепались в пылу страсти.

– Итак, мы определили, где и когда.

– Но тебе нужно поговорить с матерью.

– Хм-м. У нее будет один месяц. Я слишком хочу тебя, чтобы ждать дольше.

– Кристиан, я же с тобой. И не первый день. Ну, ладно, месяц так месяц. – Она нежно целует меня в грудь, и я благодарен ей за то, что тьма не шевелится, что в ее присутствии все так тихо.

– Нам лучше вернуться. Не хочу, чтобы Миа свалилась нам на голову, как в прошлый раз.

Ана смеется.

– Ах да. Едва не застукала. Мое первое секс-наказание. – Кончиками пальцев она касается моего подбородка, и я переворачиваюсь вместе с ней и вдавливаю ее спиной в ковер с высоким ворсом.

– Не напоминай. Не самый приятный момент.

Ее губы трогает лукавая улыбка, в глазах прыгают смешинки.

– В качестве наказания вполне сошло. И я отыграла свои трусики.

– Да, выиграла. Честно и справедливо. – Я усмехаюсь, вспомнив тот давний случай, быстро целую ее и поднимаюсь. – Давай надевай трусики, и вернемся к тому, что там еще осталось от вечеринки.

Я застегиваю молнию на ее изумрудном платье и набрасываю ей на плечи свой пиджак.

– Готова? – Она берет меня за руку, и мы поднимаемся по лестнице. Наверху Ана замедляет шаг и оглядывается на наше сказочное убежище, как будто запоминает сцену.

– А как быть со всеми этими цветами и фонариками?

– Все в порядке. Флористка возвращается завтра и разберет беседку. Они сделали свое дело. А цветы отправят в местный дом престарелых.

Она сжимает мою руку.

– Ты хороший человек, Кристиан Грей.

Надеюсь, я достаточно хорош для тебя.

Моя семья пытает караоке-автомат. Кейт и Миа танцуют и поют «Мы – семья», а родители выступают в роли зрителей. По-моему, они все немного навеселе. Элиот развалился на диване, потягивает пиво и молча подпевает, едва шевеля губами.

Кейт замечает Ану и подзывает ее к микрофону.

– Боже мой! – визжит Миа, заглушая музыку. – Вы только посмотрите на этот камень! – Она хватает Ану за руку и восторженно свистит. – Кристиан Грей, наконец-то.

Ана застенчиво улыбается, а Кейт и моя мама подтягиваются поближе и разглядывают кольцо, издавая подходящие случаю восхищенные звуки. Я преисполняюсь гордостью и вырастаю футов на десять в высоту.

Да. Ей это нравится. Им это нравится.

Ты – молодец, Грей.

– Кристиан, с тобой можно поговорить? – спрашивает Каррик, поднимаясь с дивана с мрачным выражением лица.

Сейчас?

Подчиняясь силе его твердого, непоколебимого взгляда, я выхожу из комнаты.

– Ну да, конечно. – Смотрю на Грейс, но она поспешно отворачивается.

Неужели она рассказала ему о Элене?

Дерьмо. Надеюсь, что нет.

Следую за ним в его кабинет; он впускает меня и закрывает за собой дверь.

– Твоя мама сказала мне, – начинает он с ходу.

Я бросаю взгляд на часы – 12:28. Для этих разборок уже слишком поздно… во всех смыслах.

– Папа, я устал…

– Нет. От этого разговора ты не уклонишься. – Голос его звучит сурово.

Он смотрит на меня поверх очков, и зрачки сужаются до размера булавочной головки. Я вижу, что он зол. Зол как черт.

– Папа…

– Помолчи, сын. Ты должен меня выслушать. – Он садится на край стола, снимает очки и начинает протирать их салфеткой, которую достал из кармана. Я покорно стою перед ним, чувствуя себя как в тот раз, когда мне было четырнадцать лет и меня только что исключили из школы – в очередной раз. Смирившись, я шумно вздыхаю и жду нападения.

– Сказать, что я разочарован, это ничего не сказать. То, что сделала Элена, это уголовное…

– Папа…

– Нет, Кристиан. Я не разрешал тебе говорить. – Он смотрит на меня. – Она заслуживает того, чтобы ее посадили за решетку.

Папа!

Он берет паузу и водружает очки на место.

– Но, думаю, больше всего меня разочаровал твой обман. Каждый раз, когда ты уходил из этого дома под предлогом, что встречаешься с друзьями, которых мы так и не увидели, ты трахал эту женщину.

Господи!

– Как я могу верить хоть чему-то из того, что ты когда-либо говорил нам? – продолжает он.

Черт. Ну это уже перебор.

– Мне можно ответить?

– Нет, нельзя. Конечно, я виню себя. Я думал, что дал тебе нечто вроде морального компаса. А теперь задаюсь вопросом, научил ли я тебя хоть чему-нибудь.

– Это риторический вопрос?

Он не обращает на меня внимания.

– Она была замужней женщиной, но ты отнесся к этому без всякого уважения, и вот теперь сам вступаешь в брак.

– Это не имеет никакого отношения к Анастейше!

– Не смей кричать на меня, – говорит он с тихой угрозой, и я немедленно замолкаю. Не думаю, что прежде видел его таким сердитым. Это отрезвляет. – Это имеет к ней самое непосредственное отношение. Ты собираешься взять на себя огромные обязательства перед молодой женщиной. – Его тон смягчается. – Это сюрприз для всех нас. И я рад за тебя. Но мы говорим о святости брачных уз. И если ты не относишься к браку с уважением, то тебе не стоит жениться.

– Папа…

– Если ты так бесцеремонно относишься к клятвам, которые скоро принесешь, тебе нужно всерьез подумать о брачном договоре.

Что? Я поднимаю руки, чтобы остановить его. Он зашел слишком далеко.

Ради всего святого, я уже взрослый.

– Не вмешивай в это Ану. Она не какая-нибудь грязная золотоискательница.

– Дело не в ней. – Он встает и делает шаг ко мне. – Это касается тебя. У тебя есть обязательства. Ты должен быть надежным и порядочным человеком. Должен соответствовать роли мужа!

– Черт возьми, папа, мне было пятнадцать лет! – кричу я, и мы, оказавшись нос к носу, сердито смотрим друг на друга.

Почему он так резко на это реагирует? Знаю, я всегда был для него огромным разочарованием, но никогда еще он не говорил об этом так прямо.

Он закрывает глаза и сжимает пальцами переносицу, и я вспоминаю, что и сам делаю то же самое в моменты стресса. Эта привычку я перенял от него, но в данном случае яблоко упало далеко-далеко от яблони.

– Ты прав. Ты был уязвимым ребенком. Но чего ты не понял, так это того, что она поступала неправильно, и, очевидно, ты до сих пор этого не понимаешь, потому что продолжаешь общаться с ней не только как с другом семьи, но и как с деловым партнером. Вы оба лгали нам все эти годы. И от этого мне больнее всего. – Он понижает голос. – Она была подругой твоей матери. Мы думали, хорошей подругой. Оказалось, совсем наоборот. Ты разорвешь с ней все финансовые отношения.

Да пошел ты, Каррик.

Я хочу сказать ему, что Элена была силой добра и что я не продолжал бы общаться с ней, если бы думал иначе. Но я знаю, что он не станет слушать. Он не хотел слушать, когда мне было четырнадцать и я мучился в школе, и, похоже, он не хочет слушать сейчас.

– Ты закончил? – с горечью спрашиваю я сквозь стиснутые зубы.

– Подумай о том, что я сказал.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти. Хватит, наслушался.

– Подумай о брачном договоре. Это избавит вас от многих огорчений в будущем.

Пропускаю совет мимо ушей, выхожу из кабинета и хлопаю дверью.

Да пошел он!

В коридоре стоит Грейс.

– Ты зачем ему сказала? – бросаю я ей в лицо, но Каррик выходит следом за мной из кабинета, и она не отвечает. Только встречает его ледяным взглядом.

Надо забрать Ану. Мы едем домой.

Готовый все крушить, я иду на звук кошачьего визга и нахожу Элиота и Ану у микрофона, где они издеваются над «Ain’t No Mountain High».

Не будь я так зол, наверное, рассмеялся бы. Завывания Элиота нельзя назвать пением, и он только заглушает милый голос Аны.

К счастью, песня почти закончилась, так что от худшего я избавлен.

– Думаю, Марвин Гэй и Тэмми Террелл переворачиваются в своих гробах, – сухо замечаю я, когда они заканчивают.

– А по-моему, получилось неплохо. – Элиот театрально раскланивается перед Миа и Кейт, которые смеются и с преувеличенным энтузиазмом аплодируют. Они все определенно пьяны. Ана хихикает. Она раскраснелась, и ей это идет.

– Мы едем домой, – говорю я.

Ее лицо вытягивается.

– Я сказала твоей матери, что мы останемся.

– Ты ей так сказала? Только что?

– Да. Она принесла нам свежее белье. Мне так хотелось переночевать в твоей спальне.

– Дорогой, я действительно надеялась, что ты останешься. – Это уже мама. Она стоит в дверях, Каррик за ней.

– Кейт и Элиот тоже. Мне нравится, когда все под одной крышей. – Она протягивает руку и сжимает мою. – И мы думали, что потеряли тебя на этой неделе.

Я сдерживаюсь и только бормочу проклятия себе под нос.

Мои близкие, кажется, совершенно не обращают внимания на драму, которая разворачивается перед ними. Я ожидал такой бестактности от Элиота, но не от Миа.

– Останься, сын. Пожалуйста. – Отец буравит меня взглядом, но вид у него довольно добродушный. Как будто он не называл меня полным разочарованием пару минут назад.

Снова.

Я игнорирую его и отвечаю матери:

– Хорошо.

Но это только потому, что Ана смотрит на меня таким умоляющим взглядом, и я знаю, что если уйду в теперешнем настроении, то тем самым испорчу замечательный день.

Ана обнимает меня.

– Спасибо, – шепчет она. Я улыбаюсь ей сверху вниз, и темное облако, нависшее надо мной, начинает рассеиваться.

– Давай, папа. – Миа сует ему в руку микрофон и тащит его к экрану. – Последняя песня!

– Идем спать. – Это не просьба. Для одного вечера с меня вполне достаточно. Ана кивает, и я беру ее за руку.

– Всем спокойной ночи. Спасибо за вечеринку, мама.

Грейс обнимает меня.

– Ты знаешь, мы все любим вас и хотим для вас только лучшего. Я так рада новостям. И так счастлива, что вы здесь.

– Да, мам. Спасибо. – Я быстро чмокаю ее в щеку. – Мы устали. Мы идем спать. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Ана. Спасибо, – говорит она и быстро обнимает ее.

Я тяну Ану за руку, чтобы уйти, пока Миа ставит для Каррика «Wild Thing».

Этого я видеть не хочу.

Включаю свет, закрываю дверь своей спальни и заключаю Ану в объятия, ищу ее тепла, одновременно пытаясь выбросить из головы сердитые упреки Каррика.

– Эй, ты в порядке? – шепчет она. – Какой-то мрачный.

– Я просто злюсь на отца. Но в этом нет ничего нового. Он все еще обращается со мной как с подростком.

Ана крепко обнимает меня.

– Твой отец любит тебя.

– Ну, сегодня он очень во мне разочарован. Снова. Но я не хочу обсуждать это прямо сейчас. – Я целую ее в макушку, и она поднимает лицо и пристально смотрит на меня; в ее глазах сочувствие и понимание, и я знаю, что ни один из нас не хочет вызывать призрак Элены… Миссис Робинсон.

Вспоминаю, с какой мстительной злобой Грейс выставила Элену из дома. Интересно, что сказала бы моя мама в свое время, если бы застала меня с девушкой в моей комнате. Вспоминаю, как мы с Аной пробрались сюда в прошлые выходные во время бала-маскарада, и меня вдруг охватывает тот же волнительный подростковый трепет.

– У меня в комнате девушка, – ухмыляюсь я.

– Что ты собираешься с ней делать? – Ана отвечает дразнящей улыбкой.

– Хм. Все то, что я хотел делать с девочками, когда был подростком. – Хотел, но не смог. Потому что не мог вынести, когда ко мне прикасались. – Если только ты не слишком устала. – Я провожу костяшками пальцев по мягкому изгибу ее щеки.

– Кристиан. У меня совсем нет сил. Но мне так интересно…

О, детка. Я быстро целую ее и выбираю милосердие.

– Может быть, нам лучше просто поспать. День был долгий. Давай. Я уложу тебя в постель. Повернись.

Она подчиняется, и я тянусь к «молнии» на ее платье.

Пока моя невеста спит у меня под боком, пишу текстовое сообщение Тейлору, прошу привезти нам утром смену одежды из «Эскалы». Поворачиваю голову и любуюсь профилем Аны. Просто чудо, что она уже спит… и что согласилась быть моей.

Буду ли я когда-либо достоин ее?

Смогу ли стать хорошим мужем?

Отец, похоже, сомневается в этом.

Я вздыхаю и ложусь на спину, устремляя взгляд в потолок. Я намерен доказать, что он ошибается.

Он всегда был строг со мной. Строже, чем с Элиотом или Миа. Проклятье. Знает, что я дурное семя. Прокручивая в голове его недавнюю отповедь, я постепенно проваливаюсь в сон.

Руки вверх, Кристиан. Папа смотрит серьезно. Он учит нырять в бассейн. «Вот так. А теперь обхвати пальцами ног край бассейна. Хорошо. Выгни спину. Правильно. Теперь оттолкнись». Я падаю. Еще и еще. Плюхаюсь в прохладную, прозрачную воду. В синеву. В покой. В тишину. Но надувные кольца выталкивают меня наверх. И я ищу папу. Смотри, папа, смотри. Но Элиот прыгает на него, и они валятся на землю. Папа щекочет Элиота. Элиот смеется. Задыхается от смеха. А папа целует его в живот. Со мной он никогда так не делает. Мне это не нравится. Я в воде. Мне хочется быть там, с ними. С папой. Я стою под деревьями. Наблюдаю за папой и Миа. Она взвизгивает от радости, когда он щекочет ее. И он смеется. Она вырывается и прыгает на него. Он кружит ее, потом подбрасывает в воздух и ловит. А я стою под деревьями один. Смотрю и тоже хочу так. В воздухе приятно пахнет яблоками.

– Доброе утро, мистер Грей, – шепчет Ана, и я открываю глаза. Утреннее солнце светит в окна, и я обвиваюсь вокруг нее, как лиана. Тугой узел из ностальгии и сердечной боли – вызванный, без сомнения, сном – расслабляется при виде нее. Страсть и возбуждение охватывают меня, тело тянется к ней.

– Доброе утро, мисс Стил. – Она выглядит невозможно красивой, несмотря на то что на ней позаимствованная у Миа футболка с надписью «Я люблю Париж». Она сжимает мое лицо ладонями, глаза ее искрятся, растрепанные волосы блестят в солнечном свете. Большим пальцем она поглаживает мой колючий подбородок.

– Я смотрела, как ты спишь.

– Вот как?

– И любовалась своим красивым обручальным кольцом. – Она вытягивает руку и шевелит пальцами. Бриллиант переливается на свету, бросая мириады радужных бликов на мои старые плакаты с киногероями и кикбоксерами на стенах.

– О! – воркует она. – Это знак.

Хороший знак, Грей. Будем надеяться.

– Я буду носить его не снимая.

– Хорошо! – Я накрываю ее своим телом. – И долго ты за мной наблюдала? – Трусь носом о ее нос и прижимаюсь губами к ее губам.

– О нет. – Она упирается руками мне в плечи, и я испытываю нешуточный укол разочарования, но она перекатывает меня на спину и садится верхом. Усевшись, одним быстрым движением сдергивает с себя футболку и бросает на пол. – Я раздумывала, как бы тебя разбудить.

– О? Ну и как? Придумала?

Я и глазом не успеваю моргнуть, как она наклоняется и приникает нежными губами к моей груди, укутывая нас обоих в каштановый кокон своих волос. Искрящиеся голубые глаза вглядываются в меня.

– Еще бы. Начнем отсюда. – Она снова целует меня.

Я резко втягиваю воздух.

– Потом передвинемся сюда. – Языком она прочерчивает зигзагообразную линию вниз по груди.

Да.

Тьма молчит, приглушенная то ли лежащей на мне богиней, то ли всплеском либидо, не знаю точно.

– Вы изумительны на вкус, мистер Грей, – выдыхает она, щекоча своим дыханием.

– Рад это слышать, – хрипло выдавливаю я.

Она лижет и легонько покусывает меня, а ее грудь касается моего живота.

Ах!

Один раз, второй, третий.

– Ана! – Я хватаю ее за колени и стискиваю, когда мое дыхание учащается. Но она извивается на мне, вынуждая отпустить ее, и поднимается выше, оставляя меня в муках неутоленного желания. Думаю, она собирается овладеть мной. Она готова. Черт, а уж как я готов…

Но она спускается вниз, покрывает поцелуями мой живот, ныряет языком в пупок, затем спускается еще ниже, легонько покусывает, и от ее ласк стрела желания пронзает мой член.

– Ах!

– Чудесно, – шепчет она и жадно смотрит на мою вздыбленную плоть, одновременно с кокетливой усмешкой поглядывая на меня. Медленно, не отводя глаз, она берет его в рот.

Святые угодники!

Голова ее двигается вверх-вниз, губы скользят по чувствительной плоти. Я пальцами хватаю ее волосы и отвожу их в сторону, чтобы насладиться видом будущей жены, ласкающей мой член ртом. Я сжимаю ягодицы, приподнимаюсь, пытаясь погрузить его глубже, и позволяет мне, смыкая губы вокруг меня.

Сильнее.

Еще сильнее.

Ах, Ана. Богиня любви.

Она увеличивает темп и, прикрыв глаза, я стягиваю волосы в кулаке. Она так хороша.

– Да, – шиплю я сквозь стиснутые зубы и теряю ощущение времени и пространства в движениях ее изысканного ротика. Еще чуть-чуть, и я…

Внезапно она останавливается.

Проклятье. Нет! Я открываю глаза и вижу, как она приподнимается надо мной, затем медленно-медленно опускается на мой член. Я испускаю протяжный стон, смакуя каждый бесценный дюйм. Ее волосы рассыпаются по обнаженным грудям, и, протянув руку, я ласкаю каждую по очереди, вновь и вновь водя большими пальцами по затвердевшим соскам.

Она тихонько постанывает, вжимая груди в мои ладони.

Ох, детка.

Она наклонятся вперед, целует меня, ее язык завладевает моим ртом, пробует меня на вкус, смешивая мою соленость со своей сладостью.

Ана.

Я перемещаю руки к ней на бедра и приподнимаю с себя, потом опускаю, еще, еще и еще. Она вскрикивает, хватает меня за руки.

Я повторяю все снова. И снова.

– Кристиан, – взывает она в тихой мольбе, подстраивается под мой темп, и мы двигаемся в унисон. Как одно целое. Пока она не рассыпается, беря меня с собой в заоблачные выси блаженства.

Я трусь носом о ее волосы и пробегаю пальцами по спине.

Она не перестает изумлять меня. Для меня все еще внове эта командующая Ана. Ана, проявляющая инициативу. Мне нравится.

– Вот какой, по моему мнению, должна быть воскресная месса, – шепчу я.

– Кристиан! – Она резко поворачивает ко мне голову, в ее округлившихся глазах светится осуждение.

Я громко смеюсь.

Думаю, мне никогда не надоест шокировать мисс Стил.

Я обнимаю ее и перекатываюсь так, что она оказывается подо мной.

– Доброе утро, мисс Стил. Какое наслаждение просыпаться рядом с вами.

Она гладит меня по щеке.

– И с вами, мистер Грей. – Тон у нее мягкий. – Нам уже надо вставать? Мне нравится здесь, в твоей комнате.

– Нет. – Я бросаю взгляд на часы на тумбочке. – Сейчас девять пятнадцать. Родители пойдут в церковь к службе. – Я ложусь с ней рядом.

– Не знала, что они верующие люди.

Я морщусь.

– Да. Католики.

– А ты?

– Нет, Анастейша.

Наши с богом пути давно разошлись.

– А как насчет тебя? – спрашиваю я, припоминая, что Уэлч не смог найти никаких упоминаний о религиозной принадлежности, когда составлял на нее досье.

Она качает головой.

– Нет. И родители тоже не принадлежат ни к какой вере. Но сегодня мне бы хотелось сходить в церковь. Мне надо поблагодарить… кого-нибудь за то, что ты выжил в той аварии.

Я вздыхаю, представляя, как удар молнии испепеляет меня, едва я переступаю священный порог церкви. Но ради нее я готов.

– Ладно. Посмотрю, что можно сделать. – Я быстро целую ее. – Идем, примем вместе душ.

За дверью моей спальни стоит небольшая кожаная сумка – Тейлор привез смену одежды. Я подхватываю сумку и закрываю дверь. Ана завернулась в полотенце, бусинки воды блестят на плечах. Внимание ее сосредоточено на моей информационной доске, на фотографии шлюхи-наркоманки. Она поворачивает голову ко мне, на лице вопрос… вопрос, на который мне не хочется отвечать.

– Ты все еще хранишь ее, – говорит она.

Да, я все еще храню фотографию. И что с того?

Вопрос повисает в воздухе между нами, глаза ее делаются ясными и блестящими в утреннем свете, смотрят внимательно, умоляя сказать что-нибудь. Но я не могу. Я не хочу об этом говорить. Вспоминаю, что почувствовал, когда много лет назад Каррик вручил мне этот снимок, – меня словно ударили под дых.

Черт. Не надо, Грей.

– Тейлор привез нам смену одежды, – говорю я, ставя сумку на кровать. После невозможно долгого молчания она отвечает «хорошо», подходит к кровати и расстегивает сумку.

Я наелся до отвала. Родители вернулись с мессы, и мама приготовила традиционный бранч «пальчики оближешь»: бекон, колбаски, хэшбраун, яйца и английские маффины. Грейс была какой-то притихшей, и я заподозрил, что, возможно, она страдает от похмелья.

Все утро я избегал отца: не простил ему вчерашнего вечера.

Ана, Элиот и Кейт вовлечены в горячие дебаты о достоинствах и недостатках бекона и спорят, кому достанется последняя колбаска. Я слушаю вполуха, читая статью об обанкротившихся местных банках в воскресном выпуске «Сиэтл таймс». Миа пронзительно взвизгивает и вновь усаживается на свое место за столом, держа в руке лэптоп.

– Вы только посмотрите. На веб-сайте «Сиэтл нуз» сказано, что Кристиан собирается обручиться.

– Уже? – удивляется мама.

Этим идиотам что, заняться нечем?

Миа читает колонку вслух:

– «До нас дошло известие, что один из самых завидных холостяков, небезызвестный Кристиан Грей, наконец-то раскололся, и мы, если прислушаемся, можем услышать звон свадебных колоколов».

Я смотрю на Ану, которая переводит взгляд округлившихся глаз с Миа на меня.

– «Но кто же счастливая избранница? – продолжает Миа. – «Нуз» пытается это выяснить. Держу пари, леди предложили неплохой брачный контракт».

Я сердито зыркаю на нее. Черт возьми, Миа, заткнись.

Она замолкает и сжимает губы. Не обращая внимания на нее и на обмен обеспокоенными взглядами за столом, я вновь перевожу взгляд на Ану, которая бледнеет еще сильнее.

– Нет, – говорю я одними губами, пытаясь успокоить ее.

– Кристиан, – подает голос отец.

– Не собираюсь обсуждать это еще раз, – рычу я на него. Он открывает рот, чтобы что-то сказать. – Никакого контракта! – со злостью отрезаю я, и он закрывает рот.

Заткнись, Каррик!

Схватив газету, я ловлю себя на том, что от злости не могу сосредоточиться и снова и снова перечитываю один и тот же абзац про обанкротившиеся банки.

– Кристиан, – бормочет Ана. – Я подпишу все, что вы с мистером Греем только хотите.

Я отрываю взгляд от газеты и вижу блеск слез в ее умоляющих глазах.

Ана, перестань.

– Нет! – говорю я, заклиная ее оставить эту тему.

– Это для твоей же пользы.

– Кристиан, Ана, думаю, вам лучше обсудить это наедине, – подает голос Грейс и сердито смотрит на Каррика и Миа.

– Ана, к тебе это не относится, – бормочет отец. – И, пожалуйста, называй меня по имени.

Не пытайся теперь подлизываться, киплю я в душе. Внезапно все начинают суетиться. Кейт с Миа поднимаются, чтобы убрать со стола, а Элиот быстро накалывает на вилку последнюю колбаску.

– Я определенно предпочитаю колбасу, – громогласно объявляет он с преувеличенной веселостью.

Ана сидит, глядя на свои руки, и вид у нее удрученный.

Господи, отец, смотри, что ты наделал.

Я беру обе ее руки в свои и шепчу так, чтобы услышала только она:

– Перестань. Не обращай внимания на отца. Он не в духе из-за Элены. Целили в меня. Матери следовало бы помалкивать.

– Он прав. Ты очень богат, а я не принесу в семью ничего, кроме выплат по студенческому кредиту.

Ты же знаешь, детка, что мне нужна только ты!

– Анастейша, если уйдешь, можешь забрать все. Однажды ты уже уходила. Я знаю, каково это.

– Тогда было совсем другое, – бормочет она и снова хмурится. – Но, может быть, ты захочешь уйти.

Ну, это просто смешно.

– Кристиан, ты же знаешь, я могу сделать что-нибудь… сглупить… и ты… – Она замолкает.

Ана, думаю, это крайне маловероятно.

– Перестань. Прекрати немедленно. Вопрос закрыт. Мы больше не обсуждаем это. Никакого брачного контракта не будет. Ни сейчас, ни когда-либо.

Я роюсь в мыслях, силясь отыскать более безопасную почву, и ко мне приходит озарение. Повернувшись к Грейс, которая заламывает руки и обеспокоенно смотрит на меня, спрашиваю:

– Мама, а можем мы сыграть свадьбу здесь?

Выражение тревоги на ее лице сменяется радостью и благодарностью.

– Дорогой, это было бы чудесно! – И, подумав, добавляет: – Ты не хочешь венчаться в церкви?

Я бросаю на нее взгляд искоса, и она тут же капитулирует.

– Мы с радостью устроим твою свадьбу, Кристиан. Правда же, Кэри?

– Да. Да, конечно. – Отец благодушно улыбается нам обоим – Ане и мне, – но я не могу смотреть на него.

– Вы уже определились с датой? – интересуется Грейс.

– Через четыре недели.

– Кристиан, так мало времени!

– Времени предостаточно.

– Мне нужно, по крайней мере, восемь!

– Мама, пожалуйста.

– Шесть? – умоляюще спрашивает она.

– Это будет чудесно. Спасибо, миссис Грей, – подает голос Ана и бросает на меня предостерегающий взгляд, бросая вызов возразить ей.

– Пусть будет шесть, – говорю я. – Спасибо, мама.

По дороге в Сиэтл Ана молчит. Возможно, думает о моей вспышке гнева сегодня утром. Наш вчерашний спор с Карриком все еще мучит меня, его неодобрение словно шип, вонзившийся в кожу. В глубине души меня тревожит, что он прав, что, может быть, из меня не выйдет хорошего мужа.

Проклятье, я намерен доказать, что он ошибается.

Я не какой-то незрелый подросток, которым он, похоже, меня считает.

Я неотрывно смотрю на дорогу и чувствую себя расстроенным и опустошенным. Моя девушка рядом, мы назначили дату свадьбы, и мне следовало бы быть на седьмом небе от счастья, но я все прокручиваю в голове гневную отцовскую отповедь в отношении Элены и брачного контракта. С одной стороны, наверно, он понимает, что был не прав. Он попытался помириться со мной, когда мы прощались перед отъездом, но его неуклюжая попытка загладить вину до сих пор саднит, как царапина.

Кристиан, я всегда делал все, что в моих силах, чтобы защитить тебя. И не справился. Я должен был поддержать тебя.

Но я не желал его слушать. Ему следовало сказать это вчера. А он не сказал.

Я качаю головой. Ну, хватит уже терзать себя этими мыслями.

– Эй, у меня идея. – Я протягиваю руку и сжимаю колено Аны.

Быть может, удача возвращается ко мне: на стоянке у собора Святого Якова есть место.

Ана вглядывается сквозь деревья в величественное здание, которое возвышается над всем кварталом на Девятой авеню, а потом поворачивается ко мне с вопросом в глазах.

– Церковь, – объясняю я.

– Это что-то слишком большое для церкви, Кристиан.

– Верно.

Она улыбается.

– Очень красиво.

Рука об руку мы проходим через одну из парадных дверей в вестибюль, затем идем вперед по нефу. Инстинктивно я протягиваю руку к чаше со святой водой, чтобы осенить себя крестным знамением, но останавливаюсь как раз вовремя, понимая, что если удар молнии последует, то это случится теперь. Краем глаза замечаю удивление Аны, но отвожу взгляд, чтобы полюбоваться внушительным потолком в ожидании суда Божьего.

Нет. Сегодня никакой молнии.

– Старые привычки, – бормочу я смущенно, одновременно ощущая облегчение, что не превратился в горку пепла прямо на пороге. Ана переключает внимание на великолепное внутреннее убранство: высокие расписные потолки, мраморные колонны, красивые витражи в окнах. Солнечный свет струится сквозь круглое отверстие в куполе, словно Господь улыбается этому месту. Неф наполнен благословенной тишиной, окутывающей нас покоем, который нарушает лишь приглушенное покашливание одного из немногих прихожан. Это убежище от городского шума и суеты. Я и забыл, как здесь спокойно и красиво, ведь я не был внутри давным-давно. Мне всегда нравились пышность и торжественность католической мессы. Ритуал. Песнопения. Запах ладана. Грейс заботилась о том, чтобы все ее дети росли хорошими католиками, а было время, когда я был готов на все, чтобы доставить удовольствие своей маме.

Но я стал подростком, и все полетело в тартарары. Вера не вернулась ко мне, и это изменило отношения с родными, особенно с отцом. С той самой поры, как мне стукнуло тринадцать, мы перестали находить общий язык. Я отгоняю болезненные воспоминания.

Стоя сейчас в тихом великолепии нефа, я испытываю знакомое ощущение умиротворения и покоя.

– Идем. Хочу показать тебе кое-что. – Каблучки Аны стучат по каменным плитам. Мы шагаем по боковому проходу, подходим к маленькой часовне. Ее золотистые стены и темный пол – идеальное обрамление для статуи Богоматери, окруженной мерцающими свечами.

Ана восхищенно выдыхает, увидев ее. Без сомнения, это по-прежнему самая красивая часовня из всех, что я видел. Дева Мария со скромно опущенными глазами держит на руках свое дитя. Ее золотисто-голубые одежды поблескивают в свете горящих свечей.

Изумительно.

– Мама иногда приводила нас сюда на мессу. Это было мое любимое место. Часовня Пресвятой Богородицы, – шепчу я.

Ана стоит и взглядом впитывает в себя все, что окружает нас: статую, стены, темный потолок, усеянный золотыми звездами.

– Она послужила вдохновением для твоей коллекции мадонн? – спрашивает она с восхищением в голосе.