Текст книги "Лагерь в горах"

37. ОКОНЧАНИЕ ПЕРЕГОВОРОВ

Заявление Ап-то-то, что Оленья Нога – змея, которая жалит свой собственный народ, дало шавано предлог уязвить самого виннебаго, что он и сделал со свойственным ему своеобразием.

Сказав ему, что он не принимает никаких других условий обмена, кроме вышеизложенных, он прибавил:

– Когда на земле был снег, и когда дул холодный ветер, Ап-то-то дернул за веревку у двери охотников и попросил у них крова и пищи. Бледнолицые обошлись с ним, как с братом. Теперь Ап-то-то приходит отплатить им за их доброту, как гремучая змея платит руке, которая ее кормит. Ап-то-то не собака, потому что собака лучше его. Пусть он возьмет нож от своего пояса, а Оленья Нога возьмет свой нож и не положит оружия, пока один не снимет с другого скальп.

И смелый шавано вытащил свой нож, угрожая удивленному Ап-то-то.

Это был вызов на смертный бой, в присутствии более, чем двадцати свидетелей. Ап-то-то был изумлен, насколько только возможно. Он положил руку на нож, но не вытащил его, потому что, попросту говоря, боялся юноши, который, в случае нападения, легко мог бы убить его через несколько секунд.

– Ап-то-то не боится шавано, – возразил индеец, и нататуированное лицо его покрылось краской, – он встретит его в лесу, где оба будут при равных условиях, и тогда тот или другой падет!

Оленья Нога был слишком разумен, чтобы чересчур настаивать на своем. Он не сомневался в том, что может одолеть злодея, но последствия могли бы быть горестны для его друзей. Если бы он убил Ап-то-то и если бы ему даже удалось скрыться, переговорам был бы конец!

– Пусть будет, как хочет Ап-то-то, – сказал Оленья Нога, пряча свой нож в ножны. – Оленья Нога готов встретить его в любое время, но какой же ответ он отнесет Черному Медведю?

– Шавано не вернется к вождю виннебаго. Он пленник! – сказал Ап-то-то.

– Пусть будет, как говорит Ап-то-то! Оленья Нога не заботится о том, пленник ли он, или нет. Но солнце стоит уже низко. Если он не вернется к своим братьям раньше того времени, когда солнце стоит всего ниже (полночь), тогда они убьют Черного Медведя и поспешат домой!

Разве что-нибудь могло поколебать смелость молодого шавано? Он смотрел на виннебаго так, как будто имел готовый ответ на все вопросы, которые они могли ему задать. Ап-то-то хотел задержать Оленью Ногу и потом организовать тщательные поиски в лесу, которые, как он надеялся, должны были увенчаться полным успехом. Но оказалось, что если бы он сделал что-либо подобное, это могло бы иметь роковые последствия для Черного Медведя.

Предпринять поиски можно было только с солнечным восходом. Но Оленья Нога сказал, что обмен должен быть сделан именно до восхода, иначе будет поздно.

Это объявление заставило Ап-то-то решиться. Он понял, что обеспечить безопасность Черного Медведя можно только один способом, а именно – отдачей пленников. Он был согласен на это, но не доверял Оленьей Ноге.

Далее, он естественно чувствовал некоторое сомнение в истине слов шавано, когда тот уверял, что пришел от пленного вождя. Не было ничего легче, как убить Черного Медведя и потом придти говорить от его лица. Если бы белых людей освободили, и затем оказалось бы, что вождь убит, было бы слишком поздно забирать опять освобожденных пленников и мстить виновникам обмана.

Решившись, как бы там ни было, сделать обмен, Ап-то-то сказал, по-видимому, без всякого гнева:

– Как же мы узнаем, что Оленья Нога не лжет? Как мы знаем, жив ли Черный Медведь?

Шавано опустил руку в карман охотничьей рубашки, где он всегда носил свою библию, достал оттуда ожерелье Черного Медведя и передал его Ап-то-то.

– Когда Оленья Нога спросил у вождя, как он докажет виннебаго, что он говорит одним языком, он не мог ему ничего сказать. Тогда Оленья Нога снял у него с шеи ожерелье, чтобы показать Ап-то-то!

Воины окружили Ап-то-то, всячески выражая свое волнение и старясь разглядеть украшение, которое он надел себе на пальцы. Все его узнали – это был предмет гордости их вождя. Когда сахем был еще юношей, он убил много этих опасных животных в лесах, и ожерелье это было самым его ценным трофеем, который он носил с собой всюду.

Оставалось только сомнение, все ли было благополучно с Черным Медведем, потому что ожерелье это можно было снять и с мертвого.

Тем не менее Ап-то-то убедился в том, что посланный говорил правду, уверяя, что их вождь жив и невредим. Без сомнения, тот факт, что Оленья Нога в точности знал про все поступки краснокожего хитреца, предшествовавшие плену Черного Медведя, немало способствовал сознанию правоты его уверений.

Весьма возможно, что многие виннебаго и заметили слабые стороны доказательств Оленьей Ноги. Но Ап-то-то принадлежало право принимать решения и действовать, и ему позволили вести переговоры.

Дело теперь достигло такого оборота, что теперешний вождь виннебаго и посланник на время забыли про свои личные отношения и занялись исключительно проблемой обмена пленниками.

Обе партии очень желали осуществить это, но так как они одинаково не доверяли друг другу, то затруднение заключалось в обсуждении подробностей.

Ап-то-то нельзя осуждать за его медлительность в этом случае. Если бы он был уверен, что шавано исполнит все свои обещания, он, может быть, и согласился бы, но, судя по себе, он не верил в добросовестность других.

Наконец, он придумал план.

– Ап-то-то, подобно шавано, говорит одним языком, но шавано просит более, чем Ап-то-то может дать. Ап-то-то посадит бледнолицых на лошадей, и они поедут к северу. Когда они переедут через реку, Черный Медведь должен быть освобожден.

– Пусть будет, как говорит Ап-то-то, – поспешил объявить Оленья Нога. Но виннебаго еще не кончил.

– Шавано останется в лагере виннебаго, пока не вернется Черный Медведь!

– Пусть будет, как говорит Ап-то-то! – повторил Оленья Нога.

Оленья Нога согласился на последнее условие так же скоро, как и на предыдущее. Ап-то-то невольно выразил свое удивление.

Но это было характерной чертой шавано. Он знал, что подвергает свою жизнь большой опасности ради безопасности других; но он надеялся на Того, Который умер за него и все человечество. Оленья Нога желал подражать Ему, как умел.

При новом обороте дела, Оленьей Ноге приходилось сходить еще раз к своим друзьям и предупредить их об условиях обмена. Действительно, Гардин и Линден никогда не расстались бы со своим пленником, не сговорившись предварительно с Оленьей Ногой.

Последнему не трудно было объяснить Ап-то-то, что он должен сперва переговорить со своими друзьями. Они не могли ничего сделать сверх того, что он им велел.

Направившись туда, где Боульби и Терри с интересом следили за происходившим, хотя не понимали ни слова, шавано пожал им обоим руки.

– Я не мог понять, о чем вы говорил, – сказал охотник со смехом, – разобрав только одно, а именно – что ты не уступил!

– Как дела, Оленья Нога? Есть надежда? – спрашивал Терри, в лихорадке нетерпения.

– Оленья Нога должен идти переговорить с братьями. Потом он вернется, и мои братья, которые здесь, будут отпущены на свободу!

Бедный мальчик серьезно посмотрел в лицо своего краснокожего друга, как бы не зная, верить ему или не верить. Потом, когда мальчик понял, в чем дело, он снял свою шляпу, подбросил на воздух, закричал и завертелся на месте так, что его башмаки чуть с ног не слетели.

Это была странная сцен, которя произвела неожиданный эффект. Ап-то-то и некоторые виннебаго уставились на молодого человека, как будто не могли понять, чего он хочет. Другие, которые разобрали, в чем дело, начали смеяться. Боульби отбросил голову назад и разразился искренним смехом, пока боль в ноге не заставила его прекратить хохотать.

Даже Оленья Нога, некоторое время с удивлением смотревший на своего молодого друга, засмеялся так, как он еще никогда не смеялся.

Но веселость шавано скоро прошла, и он стал опять серьезен, ожидая, чтобы и Терри успокоился. Он не хотел охлаждать его веселости, потому что она была понятна. Относительно обмена все были согласны и не было причин бояться каких-нибудь серьезных затруднений.

– Вот, как это все вышло, – восклицал Терри, опускаясь на бревно рядом с Боульби, который, позабыв опять о своей больной ноге, готов был разразиться смехом, – мистер Боульби старался уверить меня, что все кончено. Я и сам начинал этому верить, как вдруг он сам, Оленья Нога, пришел сюда и устроил все дело!

– Оленьей Ноге предстоит длинная дорога, – заметил этот храбрец, – но он поспешит и вернется раньше, чем солнце будет низко, чтобы его братья могли снова стать свободными!

Он ничего не сказал об условиях обмена, хотя им и хотелось бы знать, в чем они заключаются. Пленники никак не предполагали, что Оленья Нога подвергает себя ради них величайшей опасности. Хотя белые и не были бы удивлены, узнав это.

Шавано сказал Ап-то-то, что он должен спешить и вернется раньше, чем солнце будет низко.

Выйдя от виннебаго, шавано направился к северу, идя по дороге в Гревилль. Пока он шел по дороге и спускался по склону, то знал, что за ним следуют два самых быстрых виннебаго.

– Пусть они померяются с Оленьей Ногой, если могут! – сказал он со своей задумчивой улыбкой и побежал, как можно скорее.

38. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Даже в этот критический момент переговоров Ап-то-то не мог удержаться от искушения перехитрить Оленью Ногу. Пока последний разговаривал с Боульби и Терри, он спокойно отдал приказание двум наиболее быстроногим воинам спрятаться поближе и следовать за шавано, когда он пойдет к Черному Медведю.

Они исполнили бы поручение, если бы дело шло не об Оленьей Ноге.

Выйдя на ровную дорогу, не имеющий соперников в беге шавано вдруг бросился вперед, как гончая собака, и оставил двух виннебаго так далеко позади себя, что те отказались от своей задачи и вернулись назад. Оленья Нога не уменьшая скорости, бежал с быстротой и грацией антилопы, пока не добежал до ручья, при лунном свете, час спустя после того, как он расстался с Ап-то-то и его свитой.

Перейдя тогда на шаг, он стал осторожно пробираться между древесными стволами, пока не достиг места, где Гардин и Линден делили свой обед с Черным Медведем. Когда они взглянули на шавано, он дышал так же спокойно, как будто прошел несколько сот ярдов, а не пробежал десять миль с быстротой лани.

Все были рады его приходу, и даже вождь виннебаго смотрел на него с ожиданием и надеждой.

Оленья Нога вкратце рассказал все, что было нужно. Виннебаго согласились посадить пленников на лошадей с тем, чтобы они ехали к северу. Терри будет возвращено его ружье. Линден должен был спрятаться в лесу у брода и, увидев, что друзья благополучно прибыли, подать Гардину сигнал, чтобы он освободил Черного Медведя. Затем Гардин должен был присоединиться к своим друзьям и вместе со всеми идти по дороге к северу вплоть до солнечного восхода. Таким образом, они очутятся настолько далеко, что виннебаго не вздумают больше их преследовать.

Двое из последних проводят Боульби и Терри до брода, так что, в случае неисполнения охотниками своего обещания, они могут отомстить, убив пленников.

Объяснив все это Линдену и Гардину, Оленья Нога обратился к Черному Медведю, которому тоже объяснил условия договора. Вождь выразил удовольствие и добавил, хотя сам и не был в этом уверен, что Ап-то-то сделает все, что обещал.

Уже с полчаса после ухода Оленьей Ноги Линден вдруг обратился к своему товарищу с вопросом:

– Где будет Оленья Нога во время этого обмена?

– Я и сам об этом думал. Он говорил, что ты должен ждать у ручья, и что, при появлении Джима и Терри, ты подашь мне сигнал, что все благополучно, а я отпущу этого господина. Если бы Оленья Нога пришел сюда, он бы и сам мог мне об этом рассказать!

– Может быть, я должен помочь ему в случае измены виннебаго?

– Да нет, не может быть: ты ему не понадобишься, пока не пришел Черный Медведь, а я могу прибыть туда одновременно с ним!

– Странно, что мы раньше об этом не подумали, но теперь уж не стоит об этом думать. Одно только верно – это, что самую трудную часть работы сделает Оленья Нога!

– Он, верно, основательно обдумал все это дело. Я думаю, он сам хорошо его понимает, но для меня некоторые пункты неясны. Однако, как ты говоришь, не стоит угадывать: завтра после солнечного восхода мы будем знать все самое интересное из этой истории!

– Все-таки, – задумчиво сказал Линден – надо же нам немножко подумать. Оленьей Ноге остается десять миль до лагеря виннебаго. Боже мой!

– воскликнул он вдруг, как будто бы его осенила мысль, – как же быстро он должен был идти! Он ушел от нас значительно позже полудня, шел туда, вел переговоры с Ап-то-то и пришел назад, и все это в три часа!

– Я думаю, с ним не сравнится никто из скороходов, и притом он неутомим!

– Да, мне рассказывали те, кто знал его на стой стороне Миссисипи, что он еще мальчиком не знал себе равного. Ради забавы, он бежал вместе с лошадью по нескольку миль, и лошадь уставала прежде него. Мне говорил, что он таким образом загнал даже оленя. Прежде я не верил таким рассказам – теперь верю!

– Шавано стремится к одному, – сказал Гардин, – чтобы обмен совершился в эту ночь: пока темно, виннебаго не могут нас выследить. Если мы подождем до завтра, то могут возникнуть всякие затруднения. Зная это, Оленья Нога не теряет времени.

– Он не может идти так быстро, когда темно. По дороге растет слишком много кустов. Там слишком много и другого рода препятствий, и бежать будет небезопасно, но я думаю, что он будет в лагере через полтора часа. Еще полчаса уйдет на рассуждения, два часа пути до ручья – в общем на все это уйдет часа четыре. Который теперь час?

Ни у кого из охотников не было часов – это считалось бесполезной роскошью в те дни – но они отлично умели угадывать часы дня и ночи. Они решили, что теперь было около половины восьмого. Следовательно, Боульби и Терри, если не случится никакой задержки, могли приехать около полуночи.

Линден караулил, а Гардин стал собирать хворост для костра, потому что без огня трудно было усмотреть за пленником. Когда набрали запас хвороста на целую ночь, и прошло около трех часов, Линден спокойно направился к броду, где скрылся в лесу и ждал появления маленького общества.

– Теперь наступает для меня самое трудное время, – ворчал Гардин, оставшись наедине с вождем, – от него нельзя отвести глаз ни на секунду, а мне так надоело его уродливое лицо, что я готов смотреть на что угодно, только не на него!

Хотя Оленья Нога и объяснил условия обмена Черному Медведю, но эта личность не очень-то рассчитывала на свое освобождение. Если бы представился удобный случай к бегству, он, наверняка, не преминул бы им воспользоваться, а это перевернуло бы вверх дном все события.

Подобно эскимосу, американский индеец может долго оставаться в одном положении. Черный Медведь, незадолго до полуночи, сидел в том же положении, в котором оставил его Оленья Нога. Он курил свою трубку с полчаса, а потом, прислонившись головой к дереву, склонил ее на бок и как будто дремал. Его ноги были расставлены, руки свешивались, и он казался совершенно равнодушным ко всему происходившему.

Но Руф Гардин не обманывался насчет вождя. Он сидел почти в том же положении, в двенадцати шагах от него, против костра. Траппер держал карабин со взведенным курком на коленях и, стараясь не смотреть прямо в лицо своему пленнику, он все-таки ни минуты не терял его из виду.

Возможность бегства была теперь для Черного Медведя вдесятеро больше, чем днем. Если бы он вскочил на ноги и прыгнул за дерево, он мог бы через три секунды очутиться вне выстрелов.

Обыкновенно сторожу трудно исполнять свои обязанности, если он не находится в движении, но относительно Гардина дело было совсем иначе. Он был сильно возбужден и совершенно не хотел спать.

Сидя сторожем около вождя виннебаго, охотник чувствовал, что положение его было самое скучное, тяжелое и печальное, какое он когда-либо испытывал. Справа протекал темный ручей, и его журчанье под низко склоненными ветвями очень явственно долетало до его ушей. Ветер тихо шелестел ветками, а наверху и вокруг все было тихо и пусто, все дышало уединением и навевало соответственное настроение, подобно ропоту моря, долетающему до слуха странника за много миль.

Фигура индейца принимала всевозможные фантастические очертания; то она росла, как будто превращаясь в гигантскую статую Бартольди, то казалась профилем без тени, с огромной головой, то принимала вид самого Черного Медведя, но огромного роста, стоящего на голове и раздвигающего облака огромными ногами.

После всего этого индеец опять принимал обыкновенный вид и танцевал какой-то танец вокруг костра, бесшумно и беззвучно. Наконец, как будто усталый, он падал опять на землю и засыпал.

Неизвестно, мог бы охотник выдержать такое нервное напряжение до утра. К счастью, ему не пришлось подвергаться этому испытанию. Он начинал приходить в такое состояние, что готов был взять ружье и застрелить пленника, чтобы положить конец своему мучению.

Но в эту трудную минуту раздался громкий сигнал Линдена у брода. Явственно и отчетливо, хотя и очень тихо, донеслись до его слуха слова:

– Все благополучно, Руф! Боульби и Терри приехали!

Поняв, что значат эти слова, хотя они были сказаны на незнакомом языке, виннебаго вскочил на ноги почти одновременно с охотником.

У последнего бремя свалилось с души и, отдав вождю ружье, он сказал ему:

– Иди! Нам тебя больше не нужно!

Вместо того, чтобы броситься в лес, Черный Медведь последовал за Гардином, который пошел дорогой, по берегу ручья. Охотник чувствовал бы себя неспокойно, если бы не знал, что Линден вынул заряд из ружья пленника.

Через несколько минут они очутились у брода: там действительно, стояли Боульби и Терри со своими лошадьми, а неподалеку от них – два виннебаго. Они издали какие-то радостные звуки, узнав своего вождя, который был цел и невредим, согласно уверениям Оленьей Ноги.

– Мы подождем, пока они уйдут, – сказал Линден тихо. – Я думаю, что все пойдет хорошо, но лучше не доверять им слишком!

Черный Медведь и его оба воина, не обращая внимания на белых, повернулись и немедленно исчезли, направляясь к прогалине, которая была центром стольких интересных событий.

Потом Линден сел сзади Боульби на лошадь, Гардин сделал то же с Терри, и они таким образом переехали через ручей. Там Гардин и Линден соскочили на землю и, следуя настоятельному совету Оленьей Ноги, не останавливаясь, шли вперед до рассвета, когда их отделяло от врагов уже много миль.

Достигнув удобного места для привала, они собирались там остановиться, как вдруг увидели, что кто-то едет впереди них. Несколько минут спустя они обменивались рукопожатием с обрадованным Фредом.

Тем временем Оленья Нога оставался с Ап-то-то и его воинами, согласно условию. Неизвестно, замышлял ли этот злодей убить его, или же он был настолько честен, что хотел дать ему свободу, когда придет время: оставим это пока под сомнением, из снисхождения к нему. Американский индеец далеко не такое рыцарское существо, каким его описали в романах, но было бы несправедливо сказать, что вовсе нет честных и достойных доверия индейцев.

Черный Медведь и его воины прибыли в лагерь уже поздно ночью. Прибытие их, конечно, взволновало всех, так как воины были преданы своему вождю. В течение нескольких минут они толпились около него и испускали громкие возгласы, выражая свою радость, как школьники.

Вдруг Ап-то-то вспомнил про шавано и повернулся к тому месту, где он стоял. Может быть, виннебаго хотел сказать ему, что обмен уже сделан и что он может теперь идти. Заметьте, что я говорю: МОЖЕТ БЫТЬ, таково было желание виннебаго; я предпочитаю больше этого не выяснять.

Но случай для этого не представился. Пользуясь смятением, которое произошло при появлении Черного Медведя, Оленья Нога незаметно исчез и давно уже шел по дороге, по которой его друзья ехали домой.

Он нагнал их в двадцати милях от поселения. Они настреляли немного дичи и собрались готовить обед.

Все встретили его радостно и просили пойти вместе с ними в Гревилль, но обменявшись рукопожатиями, он улыбнулся и сказал:

– Оленья Нога любит своих братьев, но его зовут в другое место; он должен идти!

И не говоря больше ничего, он махнул им рукой и ушел.

В этот вечер наши друзья доехали до своего дома.