Текст книги "Лагерь в горах"

14. ФЕЙЕРВЕРК

Само собой разумеется, что индейцев, поспешивших на первый же зов, весьма интересовала судьба своих товарищей.

Поэтому первый из восьмерых, движущихся вереницей, внимательно смотрел на строение.

Это обстоятельство и спасло Джорджа Линдена. Если бы предводитель бросил хоть один быстрый взгляд вокруг себя, он наверное обнаружил бы охотника прежде, чем тот успел бы догадаться об опасности. Но раз этого не случилось, последний быстро сообразил, что делать дальше.

Не медля ни минуты, он юркнул за соседнее дерево, где в течение некоторого времени мог остаться незамеченным.

За то Линден больше не мог наблюдать за индейцами. Так как у последних не было никаких причин догадываться о его присутствии, он без колебания высунул свою голову настолько, чтобы ему можно было следить за движениями виннебаго.

Охотник увидел, что вождь и его спутники разговаривают, жестикулируют, смотрят на хижину и указывают на нее так выразительно, что относительно содержания их разговоров не могло быть никакого сомнения.

Виннебаго, вероятно, были очень заинтересованы.

Объяснив себе сигнал, как призыв, они поспешили сюда – вероятно, по приказанию великого вождя, Черного Медведя – а по прибытии на место, не могли определить, в чем заключается опасность.

Засевших в хижине виннебаго не было видно, и пришедшие на выручку недоумевали, из какой беды нужно их выручать.

Пришедшим виннебаго было ясно одно, что если сигнал был подан из хижины и подавшие его находились внутри ее, то опасность грозила им извне.

Один взгляд на распростертый перед хижиною труп Огненной Стрелы сразу мог объяснить краснокожим, что убийцами явились белые, выстрелы которых они слышали, и что именно от них товарищи спрятались в хижине и призывают их на помощь.

– Это так, – закончил бдительный Линден на своем посту за деревом, – а теперь они, очевидно, пойдут искать тех, кто заманил индейцев в западню!

Если бы виннебаго начали шарить по опушке, Линдену вовсе не следовало бы оставаться там, где он был. Они прошли так близко от него, что, наверное, могли случайно заметить.

Размышляя про себя о том, как бы ему лучше выкарабкаться, он расслышал слабый стон, доносившийся с противоположной стороны, как казалось, исходивший откуда-то из-за хижины.

Группа, стоявшая около охотника, перестала разговаривать и посмотрела на хижину.

Один из них, приставив руку ко рту в виде рупора издал глухой звук, похожий на завывание совы.

Несколько минут прошло в молчании, а затем Линден услышал третий звук. Это был слабый, дрожащий крик, звучавший так, как будто бы он доносился из-под земли.

Линден понял его значение: его издавал один из виннебаго, находившихся внутри строения. Он слышал призыв своих друзей и хотел увериться, что не сделает роковой ошибки, выйдя оттуда.

Отряды, находившиеся в тылу и во фронте, немедленно ответили подобными же звуками и возгласами, что быстро убедило осажденных виннебаго, что помощь недалеко.

В действительности, дело обстояло вот как: воины, поспешившие сюда, не догадались, что это охотники преследовали виннебаго и заперли их в хижине, а потому и не думали делать розысков в лесу, как этого боялся Линден.

Прибывшие виннебаго были так многочисленны, что совершенно не боялись нападения со стороны такой небольшой группы, хотя они без колебаний лишили бы белых жизни в случае, если бы те вышли из своей засады.

Печальный звук, раздавшийся в хижине вслед за сигналом и достигший ушей виннебаго, находившихся вне, тотчас эхо отозвался с разных сторон, так что четверо заключенных воинов могли догадаться, что осада снята.

Отведя глаза от находившейся около него группы индейцев, Линден посмотрел на хижину и увидал, что тяжелая дверь медленно открывается внутрь.

На дымном фоне, среди мрака, едва освещаемого огнем, слабо обрисовывалась фигура индейца.

– Какая отличная цель! – подумал охотник, – я уверен, что не промахнулся бы, если бы только можно было выстрелить!

Постояв немного около двери, виннебаго вышел и стал делать знаки своим друзьям; он был уверен, что на этот раз не будет ошибки.

Предводитель отряда, стоявшего около Линдена, отодвинулся от прикрывавших его кустов, так что был теперь хорошо виден, и опять издал какой-то звук, жестикулируя в то же время рукой.

Этого было достаточно.

Трое остальных виннебаго вышли из хижины.

Не останавливаясь ни на минуту, они двинулись по лужайке к тому индейцу, которого они видели, и который стоял всего в нескольких шагах от наблюдавшего за ним Линдена.

– Вот так штука! – пробормотал охотник, – оказывается, что Руф, несмотря на свою уверенность, не только не убил одного из них, но даже и не ранил!

Четверо воинов, вышедшие из строения, прошли несколько шагов по направлению к прогалине и потом остановились, как бы ожидая, что друзья пойдут к ним навстречу.

Тотчас же восемь виннебаго, стоявших около Линдена, вышли из-за прикрытия и двинулись к ним.

Минуту спустя, с другой стороны вышли шестеро других, и все соединились на середине между домом и наблюдательным постом Линдена.

– Прекрасно! – воскликнул вполголоса последний. – Здесь их восемнадцать, – число достаточное, чтобы стереть нас с лица земли. Если бы они нас заперли, то могли бы уморить голодом!

Казалось, все индейцы, говорили вместе. Они жестикулировали и размахивали руками, некоторые из них двигались туда и сюда, как будто горячо спорили и не хотели соглашаться друг с другом.

Однако, этого не было. Спор не успел еще затянуться, как, по-видимому, решение было принято.

Один из индейцев, по-видимому, предводитель группы, выкрикнул такой решительный приказ, что все смолкли. Затем три человека побежали к строению и подняли тело Огненной Стрелы.

Его понесли через прогалину, и вскоре несущие исчезли из виду недалеко от того места, куда бросился Оленья Нога, когда этот человек, теперь уже мертвый, собирался в него стрелять.

В течение всего этого времени остальные воины стояли группой, глядя на них и издавая самые печальные звуки, выражавшие их сожаление по поводу смерти товарища, а может быть и решение отомстить за него.

В тот момент, когда носильщики исчезли со своей ношей, все переменилось. Печальный вой прекратился, и пятнадцать индейцев, рассыпавшись по разным направлениям, быстро побежали к краю прогалины. Двое из них появились очень близко от места, где стоял Линден. Он спрятался за дерево и желал бы теперь быть где угодно, только не здесь.

Но виннебаго остановились, не дойдя до его засады, и по треску веток охотник понял, что они ломают ветки и собирают хворост.

Линден чувствовал себя в таком критическом положении, что не осмелился поднять глаза, пока не услышал, что звуки раздаются уже в другом месте.

Тогда он украдкой выглянул и увидел поразительное зрелище.

Пятнадцать индейцев виннебаго, каждый из которых нес в руках охапку сухого хворосту и веток, бежали по направлению к хижине.

– А! – пробормотал Линден, который догадался об их намерениях. – Они собираются сжечь ее. Ну, и отлично. Мы не можем им помешать, но хорошо, что нас там нет!

Несколько индейцев вошли со своими связками хвороста в хижину, между тем как другие уложили их снаружи. Одну минуту охотник надеялся, что они разложат сигнальный костер, но скоро убедился, что это не так.

Большая часть индейцев, сложив свою ношу, предоставила двоим устраивать ее, а сами поспешили принести еще. Так как их было много, то времени на это потребовалось мало. Скоро все было готово, и один краснокожий появился с факелом в руках.

Помахав им над головой, пока пламя не вспыхнуло с особенной силой, он поднес его к сложенному вокруг хижины хворосту, сделав предварительно то же самое с хворостом внутри хижины. Сухие ветки быстро загорелись, а за ними и бревна дома, давно уже успевшие хорошо высохнуть, и через несколько минут все строение было охвачено пламенем.

15. ХУДЫЕ НОВОСТИ

Джорджу Линдену не следовало бы долго оставаться на этом опасном месте, но горящая хижина странным образом привлекала его. Он остался за скрывавшим его деревом, и его глаза были устремлены на происходившую перед ним сцену.

Хотя строение это было самое примитивное и едва ли обладало каким-нибудь удобствами, но он чувствовал к нему привязанность, и в душе его шевелилось нечто вроде сожаления.

Он и его два товарища сидели, бывало, там, когда в лесу и на лужайке бушевал зимний ветер. Они слушали печальное завывание волков и рычанье медведей, когда те бродили около двери, обнюхивали бревна, свирепые от голода, что готовы были напасть на охотников, которые курили свои трубки и мирно беседовали между собой или лежали на мягких, теплых звериных шкурах, не беспокоясь о том, что на дворе сыпал мелкий снег или бушевал холодный ветер, потрясавший дом до основания.

Если была хорошая погода, все трое часто сидели на бревне перед дверью, не боясь, что бродящие по лесам краснокожие будут их беспокоить.

Охотники находили своеобразную прелесть в этой суровой, подверженной опасностям, жизни. Поэтому они радовались наступлению поры, когда могли сесть на лошадей и ехать на сто миль к югу. И они бывали не очень-то довольны, когда зима проходила, и когда нужно было возвращаться домой со своими вьючными и верховыми лошадьми, нагруженными лесной добычей.

Правда, ничто не могло заставить их отложить свой отъезд, так как они горели нетерпением увидать любимых родных, но, тем не менее, в их душе шевелилось нечто вроде сожаления, когда они съезжали с соседнего возвышения и бросали последний взгляд на хижину в горах.

Итак, легко можно себе представить, что Джордж Линден не мог без волнения смотреть на то, как погибал домик, где он и его друзья провели так много дней и ночей.

– Мы можем выстроить другой, – думал он, – и мы его во многих отношениях улучшим, но это все-таки это уже не будет прежним домом!

Он был удивлен, видя, как легко загораются бревна. Солнце и ветер высушили и удалили сырость, между тем как тяжелая крыша состояла из листьев, земли и веток, защищая их от снега и дождя, так что пламя не могло бы найти себе лучшей пищи.

Пламя бушевало, искры летели, клубы дыма поднимались вверх. Жар был так силен, что виннебаго пришлось отойти на некоторое расстояние. Даже охотник, выглядывая из-за дерева, чувствовал горячее дуновение воздуха.

Индейцы отнеслись к этому событию гораздо хладнокровнее, чем можно было предположить. Вместо того, чтобы танцевать, кричать и потрясать оружием, они стояли неподвижно и молчаливо. Если бы внутри дома были белые люди, которых они старались таким образом сжечь, индейцы, наверное, выразили бы больше волнения.

Линден из своей засады заметил, что к этому месту сбежалось несколько краснокожих. Сюда пришли не только те трое, которые хоронили Огненную Стрелу, но и еще трое или четверо других, и все смотрели на пожар с таким удовольствием, как будто бы они разрушали достояние своих исконных врагов.

Когда строение наполовину сгорело – а это случилось очень скоро – Линден опомнился и сообразил, что оставаться здесь было, по крайней мере, неосторожно.

– Я обещал Руфу и мальчикам, что потороплюсь вернуться назад, и они начнут беспокоиться. Но я никак не ожидал, что увижу такое зрелище, и поэтому у меня есть хорошее объяснение!

Но, как охотник ни спешил вернуться домой, он не мог сделать этого, пока не будет уверен, что лошади на месте.

Траппер осторожно начал пробираться по лесу, пока не убедился, что ему больше не грозит опасность со стороны тех краснокожих, которые жгли хижину. Конечно, оставалась еще возможность встретить других индейцев, приближающихся к этому же месту. Это Линден помнил все время, пока направлялся к лошадям.

Дойдя до небольшой речки, проложившей себе путь по густому лесу и в одном месте огибавшей хижину, он перешел через нее по камням и валунам, в самом безопасном месте. Сажен через пятьдесят Линден дошел до другой лесной прогалины, где, несмотря на позднюю осеннюю пору, было много густой травы, представлявшей отличное пастбище для животных.

– Они исчезли! – с неудовольствием воскликнул охотник, окинув взглядом небольшую лужайку и не увидев на ней лошадей, – виннебаго опередили нас и украли их!

Опомнившись от неожиданности, Линден почувствовал себя прямо-таки оскорбленным этим, тем более, что виннебаго не имели никаких прав на эти места, так как их охотничьи земли были далеко к северо-востоку отсюда. Они пришли издалека и теперь, возвращаясь домой, старались нанести как можно больше ущерба.

– Как жаль, что Руф не попал в того злодея, что высунулся из двери! – с горьким чувством воскликнул охотник. – Кроме грабежа, воровства и убийства, от этих проклятых краснокожих нечего больше и ожидать, и отныне я не буду больше жалеть никого из них. Мы покажем им, что не всегда они останутся безнаказанными за обиды ни в чем неповинных людей!

Покуда раздраженный Линден выражал таким образом свой гнев, ему пришло в голову, что, может быть, он и сам ошибся: не было ничего удивительного, если лошади просто сами убежали куда-нибудь.

Без особой надежды отыскать лошадей, Линден тем не менее принялся тщательно осматривать прогалину, прислушиваясь и присматриваясь, нет ли какого-нибудь следа животных. Он знал, что если они захотели пить, то пошли путем, проложенным ими самими к тому ручью, который он недавно переходил. Но это объяснение, по-видимому, не годилось, так как охотник только что пришел сюда этим самым путем.

На противоположной стороне, где только что стоял Линден, земля была мягкая и сырая. Местами она была покрыта водой, и на ней отпечатывался малейший след.

Он посмотрел туда и увидел место, где копыта животных погрузились в землю. Некоторые следы были так глубоки, что до половины наполнились водой, между тем как другие только едва блестели от влаги.

– Наверное, они все пришли сюда, потому что здесь трава зеленее, и это им понравилось. Вот тебе и на!

То, что его поразило на этот раз, было уже не отпечатки лошадиных копыт, а ясный след индейского мокасина рядом с ними.

– Теперь все ясно, – проворчал Линден, – воры пробрались сюда и все украли. Нам придется идти домой пешком. Боульби будет очень приятно с его хромой ногой и костылем. Однако, очевидно, здесь был только один из них!

Осмотрев почву с искусством, приобретенным им в долгой лесной жизни, он не мог найти никакого доказательства того, что здесь было более одного воина.

– Какой-нибудь жадный негодяй нашел их случайно и угнал. Виннебаго так же любят лошадей, как и белые. Однако, я удивляюсь! – прибавил он, поразившись новой мысли.

Его удивило то, что след был такой маленький. Казалось, он принадлежал очень молодому человеку, а не взрослому воину.

Линден пошел по следу, ведущему прямо в лес, где почва была гораздо суше и выше и где его, по этому случаю, было гораздо труднее распознать. Но, к счастью, охотнику не пришлось долго идти, как тайна оказалась разгаданной.

Все три лошади оказались в очень густой части леса, куда их с трудом можно было провести. Каждая из них была привязана толстым ремнем, обмотанным вокруг их шеи во время поспешных сборов. Ремни были распутаны, а лошади привязаны к стволам деревьев.

– Это дело Оленьей Ноги! – воскликнул Линден и восхищении. – Он знал, что виннебаго могут найти здесь лошадей, поспешил сюда и скрыл их между деревьями, где их едва ли можно увидеть. Что за удивительный юноша, этот шавано! Но как он мог узнать, где лошади? Это меня поражает. Может быть, индеец был здесь прежде, чем увидел их. Во всяком случае, это с его стороны очень предусмотрительно и облегчит нам путь, который скоро придется преодолеть.

Линден направил теперь свои стопы к оврагу, где думал встретить ожидавших его друзей. До этого места было недалеко, но едва он успел пройти половину расстояния, как уже встретил Гардина, встревоженное лицо которого показывало, что он несет с собой плохие новости и что он ищет Линдена.

– Что случилось, Руф? – спросил его приятель.

– Знаете, что я вам скажу, – начал тот, – я уверен, что Боульби в затруднительном положении. Мы слишком долго ждали!

16. ЛИЦОМ К ЛИЦУ

Несчастия, сыпавшиеся на голову охотников, усложнялись болезнью Боульби, очень тяготившегося своей вывихнутой ногой. То, что их вьючные лошади были уведены и тот факт, что леса были полны краснокожими, не оставляли сомнения в том, что эти последние желали снять с белых скальпы, и что наступают очень тревожные времена.

Можно себе представить, как томился Боульби от своей беспомощности. Пока опасность не была еще такой угрожающей, он успел сделать себе костыль, при помощи которого мог передвигаться с места на место. Но чувствовал, что не принесет никакой пользы в случае обострения ситуации.

С костылем в левой руке и ружьем в правой, охотник мог кое-как пройти немного по тропе, хотя такого рода передвижение было ему так непривычно, что рука стала у него болеть почти так же сильно, как и нога. Он упорно отказывался сесть на лошадь и ехать домой, но когда, в день прибытия мальчиков, Гардин и Линден решились посетить прогалину и посмотреть, что там происходит, ему пришлось, волей неволей, остаться и ожидать их возвращения.

Широкий, неглубокий и короткий овраг, окаймленный скалами и усыпанный валунами, приводил к пещере двенадцати футов глубиной и такой же ширины, открывавшейся в овраг.

Во время сильных бурь эта пещера, вероятно, наполнялась водой. Из нее не было других входов и выходов, и так как, кроме того, у охотников не было никаких съестных припасов, то понятно, что они не могли выдержать долгой осады.

Но, во всяком случае, если бы они оказались запертыми здесь, то чувствовали бы себя гораздо лучше, чем в хижине. Пещера имела только один выход, из которого можно было стрелять, между тем как осаждающие могли подойти с какой угодно стороны. Зато на находящихся в пещере не могли напасть, не подвергаясь опасности попасть под огонь их карабинов.

– Недурное здесь место, – сказал Боульби, потирая свою больную ногу и глядя на зазубренные камни свода и на стены. – Неужели Джордж и Руф думают, что я их буду дожидаться здесь все время? Если они так думают, то сильно ошибаются!

Охотник не без труда и боли поднялся на ноги и с трудом направился к выходу, нагнулся и вышел наружу. Затем он опять выпрямился, опираясь на костыль.

Пол пещеры, в которой укрывались охотники, выступал на несколько футов в овраг, так что к нему можно было прислониться или посидеть на нем. Затем он неправильно разветвлялся направо и налево, понемногу сливаясь с дном оврага.

Последний имел от пятидесяти до семидясети пяти ярдов ширины, причем середина была на пять или шесть футов глубже. Временами по нему бежал шумный поток, но теперь овраг стоял сухим уже в течение нескольких недель.

Выйдя из пещеры, охотник почувствовал что-то вроде упрека совести. Его друзья настаивали на том, чтобы он скрывался, пока они не вернутся, и вполне понятно, что простая осторожность – не надуманная прихоть.

Он повернулся назад и уже собирался идти назад в пещеру.

– Пусть меня повесят, если я вернусь! – воскликнул он, останавливаясь. – Я умру, если останусь здесь, и уже раз я встал на ноги, то лучше буду гулять на открытом воздухе, где мне будет гораздо приятнее.

Сказав это, он занял позицию против входа в пещеру. Прислонив костыль к кремнистой стене сзади себя, Боульби стал опираться на последнюю, так что левой ноге почти не приходилось поддерживать тело. Огромный свой карабин он держал обеими руками поперек туловища, причем дуло было направлено влево, и правая рука прикрывала тяжелый кремневый ружейный замок. Таким образом ружье могло быть каждую минуту использовано для стрельбы.

Боульби знал, что он легко может встретить по дороге индейца, но не думал, что, на самом деле, шансы эти равны десяти против одного.

– Я думаю, что мальчики будут ворчать, когда придут и увидят, что я стою здесь. Но что за беда? Пусть ворчат, только не кусаются. А! Музыка уже начинается!

До него долетели звуки двух выстрелов.

Конечно, Боульби было интересно, хотя он никак не мог угадать, что там происходило. Так как он не знал, что сюда уже успел прибыть сын Джорджа Линдена в сопровождении Терри и Оленьей Ноги, то и не мог знать правды.

Немного погодя, донесся звук выстрела других ружей, – Линдена и Гардина, стоявших перед хижиной, из которой выбежали виннебаго. Боульби скрежетал зубами и смотрел на свою забинтованную ногу.

– Придет ли когда-нибудь время, – ворчал он, – когда доктора будут уметь излечивать какую-нибудь болезнь сразу же? Отчего они не умеют починить бедро или лодыжку, как чинят ружье или экипаж? Нет, они знают не больше, чем Оленья Нога, и поэтому я ничего не проиграл, не имея теперь возможности пользоваться их услугами. Однако, что ж это такое, провалиться мне на этом месте!

Можно сказать, что Джемс Боульби никогда в жизни не бывал более удивлен. Какое-то время он смотрел в направлению оврага и знакомой нам лесной прогалины. Он не мог видеть очень далеко, так как, во-первых, рытвина поворачивала вправо, а во-вторых, местность закрывали густые кусты и деревья.

Охотник оставил бесполезные усилия разглядеть что-нибудь, что могло бы объяснить выстрелы, и самым естественным образом обернулся к другой стороне оврага, на краю которого он стоял. Как раз против пещеры, на несколько более высокой скале, чем та, на которую опирался охотник, стоял виннебаго в полном вооружении и смотрел на него.

Индеец стоял прямо и был виден во весь рост. На нем был обычный национальный костюм, за поясом торчали томагавк и нож, а в правой руке он держал ружье. Краснокожий опирался на правую ногу, выставив левую на несколько дюймов вперед, так что его поза была грациозна и свободна. Если бы он позировал для картины, он не мог бы встать удачнее.

Вид белого человека, прислонившегося к скале рядом с костылем, видимо, возбудил особый интерес в краснокожем, который, вероятно, раньше ничего подобного не видал.

Действительно, казалось, что виннебаго открыл в охотнике что-то особенное, потому что устремил на него пристальный взгляд и самым внимательным образом изучал его.

Джемс Боульби содрогнулся, когда сообразил, что индеец, если бы ему вздумалось, мог бы послать в него пулю прежде, чем он узнал бы об опасности. Он не понимал, почему краснокожий не сделал этого раньше. Видя, что он служит предметом такого внимательного изучения, Боульби в свою очередь смело посмотрел на виннебаго. В это же время он осторожно поднял огниво своего ружья, которое так лежало в руке, что не надо было менять положения. Не отводя глаз от раскрашенного лица, охотник тихо пробормотал:

– Я не знаю, чем это кончится, но если ты успеешь прицелиться и выстрелить раньше меня, то милости просим!