Текст книги "В паутине дней"

Этот вопрос, заданный голосом заботливого мужа, не обманул меня, я видела, как расчетливо блеснули его глаза, что говорило лишь о том, что его интересует, какую выручку я привезла. Но я решила, что его алчность не будет удовлетворена. Пожав плечами, я ответила как можно беспечнее: Так себе, – и он даже не попытался скрыть злобное разочарование, которое я успела заметить в его взгляде, прежде чем он снова повернулся к своей соседке. – Миссис Ле Гранд, – сказал он ей, – выращивает риск и хлопок.

Мистер Крэм развернулся на стуле еще больше, и его свинячьи глазки пробежали по моей фигуре:

– Слыхал о вашем урожае, мэм. Если я куплю Семь Очагов, вам придется поделиться со мной, каким образом добиваются таких успехов.

Взгляд Сент-Клера скользнул опять ко мне, вилка Старой Мадам зависла в воздухе, и ясно было, как им не терпелось узнать, что за впечатление произвели на меня эти слова. Но я оставалась невозмутимой и нисколько не удивленной. Я решила не подыгрывать этой сцене, когда мистер Крэм произнес, если я куплю Семь Очагов. Итак, вопрос о продаже имения еще не был решен. Возможно, это еще придется решать мне.

Сент-Клер повернулся к девушке, Женевьеве:

– Вы могли бы работать как собака и выращивать рис и хлопок?

Она игриво стукнула его веером.

– Даже и не подумаю, я такая лентяйка. Спросите папу. – Ее выпуклые глаза перебегали с одного на другого, остановились на мне, и я заметила, как ребячливое и невинное выражение их сменилось холодным и жестким: – Наверное, вы думаете, что я чудачка, да, миссис Ле Гранд?

Не имея желания отвечать на такой бессмысленный вопрос, я пробормотала: "Извините" – и пошла к детям. На какое-то время мысли о чужих людях в этом доме и о причинах их появления здесь отступили на задний план, ведь из кроватки мне улыбнулся Дэвид и протянул свои худенькие ручки, чтобы потрогать мое лицо; Руперт, сидевший со смертельной скукой на лице, когда я открыла дверь, тут же просветлел, и приветственные гримаски Тиб согрели меня и отогнали дурные мысли.

На кухне, как я и думала, стоял гвалт, Марго носилась взад и вперед, Маум Люси колдовала над своими котелками и чайниками, словно Дирижер, пытающийся заставить инструменты оркестра играть по очереди, под аккомпанемент своего ворчания:

– Марстер Сент сам распорядился б'ужине – я на ногах целый день – ни минуты од'дыха с обеда.

Заглянув в ее кастрюльки, я обнаружила, что меню было обильным и изысканным, жареные индейки и пирог с голубятиной, лангусты в винном соусе, салат из устриц, огромная свиная лопатка со сладким картофелем, тосты, джемы, желе и приправы. Сент-Клер, как я поняла, решил вернуться к былой роскоши, на которую я так резко наложила запрет, – и по-прежнему не считался с расходами, я заметила также батарею бутылок с золотыми горлышками, которые, как Марго сообщила мне, были присланы сюда еще вчера.

Но я не задержалась на кухне. Возвращаясь в гостиную, я встретила по дороге Вина с подносом, уставленным бутылками и стаканами, и от него узнала, что Сент-Клер с Крэмом заперлись в башне. Это сообщение меня так встревожило, что я не смогла взяться за многочисленные неотложные дела по дому. Я ходила по комнате, настолько поглощенная мыслями, что едва замечала, какой разыгрался шторм – над домом стоял такой грохот, словно табун диких лошадей проносился по небу; и стало так темно, что Марго пришлось зажечь в доме свечи, хотя было всего четыре часа.

Наконец я взялась за свое шитье, села в гостиной, откуда могла наблюдать за лестницей, и стала с тревогой ожидать появления Сент-Клера и Крэма, в надежде на то, что по их лицам смогу догадаться об исходе переговоров. Когда, около пяти, они наконец-то спустились, я тут же стала разглядывать их, желая поскорее угадать ответ на вопрос, что мучил меня.

Они почти не разговаривали, и если упрямое выражение лица Крэма, словно говорившего: "Будь я проклят, если соглашусь на это", воодушевило меня, то, взглянув на Сент-Клера, я умерила свой энтузиазм. Слишком хорошо знала я это внешнее спокойствие и невозмутимость, под которыми таилась холодная непоколебимая решимость. "Как долго, – думала я, – сможет Крэм сопротивляться этой неумолимой воле?" Что он понимал это, было очевидно; он был похож на дрожащего поросенка, который, однако, упрямился. Он сел у огня, теребя в жирных ручках платок – как капризный ребенок, который не может получить понравившуюся ему игрушку. Наблюдая эту нерешительность, я умирала от волнения. Ведь этой игрушкой были Семь Очагов. Получит ли он ее, несмотря на непомерную цену.

Тут в напряженную тишину гостиной – Сент-Клер и Крэм сидели молча, только битва между двумя волями ощущалась в атмосфере комнаты – ворвалось видение, Женевьева, сногсшибательное видение в бледно-голубом бархате, чудовищно драпированном на турнюре, с обнаженными пухлыми плечиками, выглядывающими из каскада кружев, а взбитые локоны поддерживал гребень, усеянный драгоценными камнями. И вся такая трепетная и игривая! Какие шаловливые остроты отпускала она в адрес Сент-Клера, который, расположившись у каминной доски, наблюдал за ней, как терпеливый мастифф наблюдает за резвящимся щенком.

Я, конечно, поняла, что глупая девочка влюблена в Сент-Клера, и нехотя отметила, что это вполне простительно и объяснимо. Его элегантная фигура, томно облокотившаяся у камина, тем более на фоне приведенной мною в порядок гостиной, могла показаться привлекательной и более разумной женщине, чем Женевьева Крэм; и, по ее мнению, несомненно, у него была масса достоинств. Старинный род, имя, просторные земли, положение в обществе, которое отец так жаждал купить ей и которого, как я догадалась, ему не предоставили в разборчивом Чарльстоне.

Пока мы вкушали восхитительные блюда Маум Люси и пили золотое вино за роскошным столом, ветер и дождь бились в окна и свечи трепетали, как испуганные духи. Это напомнило мне другой ужин за этим столом, когда ветер так же бился в ставни и двери и свечи так же оплывали, как сейчас. Тогда за этим столом сидела Лорели, накануне той ночи, когда она утонула, – и вдруг она снова возникла передо мной, отчаявшаяся, с опустошенным взором, она крошила хлеб в свою тарелку и, заглядывая в темные углы столовой, посмеивалась, будто знала что-то такое, от чего ей становилось легче на душе.

Может быть, она была с нами и за этим столом? Может быть, узнав о том, что ее планам и будущему Руперта угрожает опасность, она не смогла мирно почивать в могильной тишине?

Глава XXVII

После ужина, когда мы перешли в гостиную, я села в большое кресло у камина и притворилась, что все мое внимание поглощено корзинкой с рукоделием. Но, несмотря на усердное шитье, ничто не ускользало от моего внимания – ни надутое лицо Крэма, который листал "Харперз уикли", ни Сент-Клер, который, развалившись в кресле, делал вид, что слушает болтовню Женевьевы, а сам не сводил немигающего взгляда с ее отца.

Однако не они помогли мне подтвердить мою догадку, а Старая Мадам. До меня это дошло после того, как я заметила, что она нервно оборачивается при каждом порыве ветра, пугливо смотрит на входную дверь и ее обычный самодовольный вид куда-то делся. Более того, я с большим удивлением поняла, что она пытается всячески умилостивить меня. Она дружелюбно справилась о моей поездке в Саванну, что раньше звучало не так сердечно. Не утомила ли она меня? Удалось ли мне продать урожай? И когда я сообщила ей, что все прошло вполне успешно, она удавила меня еще больше:

– Вы очень умная женщина, мадемуазель, – сказала она.

Я слишком хорошо знала, как она расчетлива и алчна, и этот внезапный порыв восхищения показался мне подозрительным.

– Неужели умная? – Моя иголка застыла в воздухе. – Я никогда не считала себя слишком умной, мадам.

– Что вы, что вы, – настойчиво и торопливо проговорила она, – вы очень умны, мадемуазель; ведь для вас нет безвыходных положений. Вы всегда найдете способ контролировать ситуацию.

Ее поведение и слова настолько отличались от ее обычного высокомерного и снисходительного тона, что я была в замешательстве.

Даже после того как Марго укатила ее коляску, а я продолжала штопать у камина, игнорируя раздраженные взгляды, что бросала в мою сторону Женевьева, явно считая меня здесь лишней, я не могла забыть умоляющих глаз старухи. Поэтому я не удивилась, когда немного погодя в зале опять появилась Марго и, уловив мой взгляд, поманила меня. Уложив рукоделие в корзинку, я поднялась с вялыми пожеланиями доброй ночи, получив в ответ еще более небрежные пожелания, вышла из комнаты и отправилась за ней через узкий коридор, который сворачивал направо и вел в комнату Старой Мадам. Пропустив меня вперед, она открыла дверь комнаты и, когда я вошла, сама удалилась, тихо затворив дверь.

Я подошла к постели Старой Мадам:

– Вы хотели меня видеть, мадам?

С трудом приподнявшись, она оперлась на локоть и взглянула на меня:

– Мадемуазель, нам надо говорить потише.

Я понизила голос:

– Хорошо, мадам.

Тяжело дыша, она приподнялась еще и с мольбой в глазах смотрела на меня:

– Мадемуазель, вы говорите, что продали рис и хлопок?

– Да, мадам.

– И привезли с собой деньги на выплату жалованья?

– Конечно. Вы ведь знаете, что я должна расплатиться с неграми. Они уже и так заждались.

Ее беспокойная ручка поймала меня за пальцы:

– Вы должны отдать их моему сыну, мадемуазель.

– Вашему сыну?

– Он в опасности, мадемуазель, в серьезной опасности. Эти деньги могут спасти его. Вы должны отдать их ему сегодня же.

– Но я не могу, мадам. Ведь это деньги негров. Они не мои и не вашего сына.

Она откинулась на подушки, повернув голову, будто от острой боли. Но я заметила, как изменилось ее лицо, как коварная искра промелькнула в глазах, она снова села.

– Вы такая умная, мадемуазель. Вы придумаете, как спасти моего сына? – Не слишком чистыми пальцами она снова вцепилась в мою руку.

– Что ему угрожает, мадам?

Она поманила меня, и я села на кровать подле нее.

– Ему угрожает тюрьма, мадемуазель. Марго слышала их разговор в гостиной. Он женился на вас, когда вы были никто, и дал вам имя Ле Гранд. Теперь вы должны спасти его. Он не должен сесть в тюрьму.

Я прервала ее жаркий монолог:

– Мадам, может быть, вы объясните подробнее.

– Да, да. – Она стиснула крошечные дряблые ручки. – Он приехал вчера вечером, мадемуазель, во время ужина. И остался на ужин. Он был так вежлив, так обаятелен. Тогда я не знала, зачем он приехал.

Я перебила ее:

– О ком вы говорите, мадам?

– Да тот самый мистер Хиббард. Помните, он однажды приезжал к вам, мадемуазель?

– Да, да, я помню. И что же дальше?

– Он был такой учтивый, такой очаровательный вначале. Пока мистер Крэм с Женевьевой не ушли наверх и они не остались в гостиной вдвоем, он и мой сын. Марго относила им бренди и услышала из зала их разговор. – Ее голос упал почти до шепота.

– Он сказал моему сыну, что ему нужны деньги. "Даю вам тридцать шесть часов, – сказал он, – или вы отправитесь в тюрьму". – Она вцепилась в меня взглядом:

– Мадемуазель, двадцать четыре часа уже прошло. Я молча сидела возле нее и пыталась собрать нити всех событий, что произошли здесь за эти сутки, и связать их в узор. Он уже вырисовывался довольно четко. Сент-Клер задумал добыть денег продажей Семи Очагов, сделка вот-вот состоится; тут появляется Хиббард, требуя денег немедленно и, конечно, угрожая раскрыть тайну смерти Лорели, прекрасно понимая, как уязвимо положение Сент-Клера при Крэмах. И Сент-Клер вынужден разыгрывать перед Крэмами гостеприимного хозяина, а над его головой уже нависла катастрофа, поскольку взять денег для возврата Хиббарду ему неоткуда. Я чуть не расхохоталась. Его же собственная интрига погубила Сент-Клера.

Но я не засмеялась. Дело в том, что меня тут же осенила мысль, от которой мне стало не до смеха. Мои деньги! Я положила их в ящик своего стола. Может быть, как раз сейчас, пока я сижу здесь, он уже в моей комнате…

Я вскочила:

– Мадам…

– Да, мадемуазель?

– Этот человек, Хиббард. Где он сейчас? Он вернулся в Саванну?

– Нет, нет. Я плохо соображаю.

Я схватила ее за плечо и встряхнула:

– Где он, мадам?

– Он ожидает в Дэриене в гостинице "Магнолия". Марго слышала, как он сказал моему сыну: "Через тридцать шесть часов я вернусь".

Я направилась к двери, а ее голос догнал меня:

– Вы ведь придумаете что-нибудь, мадемуазель? Не оборачиваясь, я бросила в ответ:

– Да, да. Обязательно придумаю.

Войдя в свою комнату, первым делом я хотела побыстрее проверить ящик моего стола, куда я положила деньги, и, когда я открыла его, мои опасения, что Сент-Клер взял их, пока я находилась у Старой Мадам, рассеялись. Пока они были на месте, но я поняла, что рано или поздно Сент-Клер явится и потребует их. "Я должна спрятать их от него", – сказала я себе. Не потому, что я боялась. Мне гарантией служило – при этой мысли я усмехнулась – присутствие Крэма и его дочери. Стоило мне только крикнуть, и планы Сент-Клера развеются в пыль. Не потому, что я боялась за деньги, я должна их спрятать. От этих денег сейчас зависело все будущее Сент-Клера. Если Хиббард не получит их, я не сомневалась в том, что он тут же разнесет по городу свои страшные подозрения, чтобы наказать того, кто не вернул ему долг; я почти видела в красках последствия этого жуткого обвинения… этот Крэм, багровый и близкий к апоплексическому удару от того, что его втянули в такую историю… его безмозглая дочка отшатывается от того самого мужчины, которого мечтала заполучить, и оба оставляют в покое то место, которым так хотели завладеть; оставляют его, а вместе с ними и Сент-Клера, – оставляют его нам с Дэвидом и Рупертом.

"Но я не должна стоять куклой, – напомнила я себе, – стоять и представлять себе желанные картины. Я должна все подготовить для того, что собиралась делать". Тихонько я разбудила Тиб, дремавшую на койке у кроватки Дэвида, и, когда она проснулась настолько, что могла соображать, сказала, что мне надо уйти на какое-то время и чтобы она последила за детьми.

Она, как всегда, послушно кивнула и снова легла, и через секунду я поняла по ее ровному дыханию, что она опять заснула. Затем, двигаясь как можно тише, я достала из шкафа свой черный плащ и, поглядывая на яростную бурю за окном, укуталась в него. Потом, спрятав под плащом пакет с деньгами, бесшумно, как приведение, прошла через зал к заднему крыльцу и спустилась по ступенькам, ведущим в сад.

Гроза бушевала, но меня это не могло остановить; наоборот, порывы ветра и яростный ливень словно наполняли меня своей бешеной силой. Мысль о том, что Сент-Клер обнаружит мое отсутствие, что я не успею положить деньги в Дэриенский банк, пугала меня гораздо больше, чем ночная гроза.

Я бежала по узкой вьющейся тропинке, которая сначала вела к негритянским хижинам, а затем сворачивала в сторону Черного Берега, где жил Руа, к которому я и направлялась. Руа оседлает Сан-Фуа и отвезет меня на берег реки, а когда на рассвете заработает перевоз Джо, я переберусь на ту сторону и в девять часов, когда открываются банки в Дэриене, смогу положить в него деньги. Только тогда я буду в безопасности.

Пробираясь к Черному Берегу, я вспомнила рассказы о привидении, но меня это не пугало. Это все суеверные сказки. Наверняка, заметив мою фигуру, бродящую по полю в грозовую ночь, завтра же негры разнесут весть о том, что призрак теперь разгуливает совсем открыто. И эта история окажется такой же правдивой, как и все предыдущие, которые они нашептывали друг другу. Так что, дойдя до леса, я не умирала от страха, хотя и вздрагивала при виде корявых сучьев, которые ветер сбивал на землю, а когда переходила по шаткому мостику через ручей, думала, что вот сейчас увижу громадные чешуйчатые хвосты и злобно горящие глаза аллигаторов на берегу. Но я не видела ничего, кроме ночной тьмы.

На другом берегу ручья я совсем осмелела. Еще немного, и я увижу его домик. Через пять минут он возник в ночи пятном, еще более черным, чем сама ночь. И наконец – а я так была измотана ветром и дождем, что была на пределе человеческих сил я подбежала к двери и, толкнув ее, обнаружила, что она не заперта. Держась за стену, чтобы не упасть без сил, я стала подниматься по узким ступенькам к следующей двери, и тут раздался глухой звук шагов надо мной, и дверь отворилась.

– Кто здесь? – послышался резкий голос Руа.

– Руа, это я, Эстер, – отозвалась я.

– Эстер, – его голос был полон изумления, затем вдруг стал опять настороженным, – Что случилось? Сент что-нибудь…

Его теплая рука нашла в темноте мою, и он втянул меня в комнату, в которой было темно и лишь горели поленья в камине. Руа поспешил к нему, подбросил в самую середину еще одно толстое полено и раздул пламя посильнее.

– Иди сюда, Эстер. Поближе к огню. А пока я одеваюсь, рассказывай.

Стоя возле огня, глядя на полыхающие дрова, я поведала ему обо всем, что произошло за эти два дня с тех пор, как мы расстались на пристани Дэриена, и, рассказывая, сама удивлялась, что прошло всего лишь двое суток. Руа оделся в темном углу, где стояла его кровать и куда свет от камина не доставал, затем подошел к камину и, облокотившись на него, выслушал меня до конца. При свете я заметила, что он смотрел на меня чуть насмешливо и вызывающе. И в конце, когда я вынула из-под плаща пакет с деньгами и сказала ему, что они не должны попасть в руки Сент-Клера, он удивленно поднял брови.

– Понятно, – сказал он, и сначала меня обманула мягкая задумчивость его голоса. – Если Сент не уплатит в срок, Хиббард упрячет его за решетку.

– Да, – заверила я его, – продажа Семи Очагов провалится.

Он смотрел на меня при свете от камина и вдруг засмеялся. Это был тихий смех, но какой-то отталкивающий, будто с этим смехом он выплеснул на меня всю горечь и досаду.

– Гореть твоей душе в аду, Эстер, – проговорил он спокойно, и в голосе его было больше презрения, чем гнева, – за то, что ты такая алчная стерва. – Он снова рассмеялся. – Почему же ты не пойдешь до конца? Ты говоришь, что Хиббард в Дэриене – ну так заключи с ним сделку. Тогда можешь быть уверена, что Сент отправится в тюрьму.

Я растерянно смотрела на него, никак не ожидала я такого сарказма и презрения.

– Значит, Руа, мне надо понимать так, что ты не хочешь, чтобы Сент попал в тюрьму. – Теперь уже засмеялась я. – И с чего это вдруг в тебе пробудилась жалость к Сент-Клеру?

– Жалость к Сенту, – рассмеялся он. – Он заслужил все, что ему грозит. Но, черт побери, Эстер, тебе лучше подумать о Руперте и о своем мальчике. Почему тебе просто не оставить Сента, это благоразумнее, чем придумывать ему наказания и носиться с ними в ночи.

Я порывисто подошла к нему и положила руку ему на плечо:

Ты что, не понимаешь, Руа? Ведь тогда развестись будет гораздо проще.

Я ощутила, как напряглась его рука под моей ладонью, прежде чем он отошел от меня. И я снова удивилась. Это был другой Руа, не тот, какого я знала до сих пор. Строгий, посуровевший, постаревший Руа. Его глаза, которые всегда смотрели на меня с такой радостной нежностью, теперь были прищурены и глядели холодно, почти с ненавистью; и я вдруг поняла, что что-то драгоценное разбилось и исчезло.

Я снова подошла к нему и стала рядом с ним у камина:

– Руа, разве ты не знаешь, зачем я это делаю? Я хочу, чтобы у нас были и Семь Очагов, и мы друг у друга!

Его рот презрительно искривился:

– Не рассказывай мне этой сказки, Эстер. Я понимаю, зачем тебе все это. – Его голос упал. – Слишком хорошо понимаю. Как я был глуп, что не понял раньше.

– Не понял чего?

Он скрестил руки на груди и пристально посмотрел на меня.

– Того, что Эстер Сноу, которую я полюбил, не существует. Я придумал ее себе, потому что в тот вечер в лавке Мак-Крэкина она показалась мне свежей и чистой как весна. – Он усмехнулся. – Теперь я знаю, что весеннюю воду легко замутить.

Я слушала эти тихие слова с ужасом, которого не испытывала никогда в жизни. Я смотрела на Руа, на его худое смуглое лицо, в глаза, которые так манили меня, и хотела закричать, что я люблю его, что я не такая, какой кажусь ему теперь. Но не смогла; не было времени. Я должна бежать к реке.

– Ты довезешь меня до реки на Сан-Фуа? – спросила я.

Сложив руки на груди, он тихо сказал:

– Нет, Эстер.

– Ладно. Мне надо идти.

Я укуталась в свой промокший плащ и пошла к двери. Но у выхода я обернулась, раздираемая сомнениями и необходимостью действовать. Стоило ли то, что я собиралась сделать, такой дорогой цены? Ведь я потеряю Руа. Но не могла я взять и распрощаться со всем, что заработано с таким трудом. Руа должен понять.

Я взялась за ручку двери и посмотрела на него:

– Руа.

Он не отвечал и продолжал стоять, насмешливо глядя на меня из глубины освещенной камином комнаты. Я вышла и закрыла за собой дверь.

Рассвет застал меня на берегу реки, откуда я следила за плотом Джо, который качался на воде, без конца отклоняясь от своего курса, и долговязому Джо приходилось тяжело, каждый раз возвращая его на место. Его пассажиры – негры с плантаций, ночевавшие в Дэриене, – вцепились в доски плота, уверенные, что следующей же волной их сметет в пенную реку.

Я тоже вцепилась в пол, когда Джо отправился обратно к Дэриену, и всматривалась в береговую линию на той стороне, к которой мы продвигались с таким трудом. Дождь на время прекратился. И, вцепившись в плот, на рассвете, посреди реки, я вспомнила другую грозу, когда дождь также прекратился на время и тяжелые тучи плыли по небу, обещая пролиться еще более жутким ливнем. Это было в ту ночь, когда я, завязав тонкую голубую ленточку на шее Лорели, подошла к окну и выглянула в ночь. Теперь я вспомнила, как темная тень сорвалась с дерева и взметнулась обратно вверх, уже держа в когтях бессильно болтающуюся жертву.

Какой спокойной и уверенной была я в ту ночь! Между ней и сегодняшним утром уже лежало столько невероятных и мрачных событий. И я не знала – даже сейчас, – куда они приведут. Но вот что я знала наверняка: Сент-Клер ненавидит меня и всеми силами хочет от меня избавиться, Таун желает мне зла, и теперь Руа. Руа, когда-то любивший и веривший мне, теперь, наверное, тоже ненавидит. Меня вдруг охватило такое отчаяние. Я видела себя окруженной со всех сторон волнами и течениями, неуправляемыми, как речные воды в шторм, и, как шторм, готовыми погубить меня и отомстить. И если до сих пор я была уверена в своей победе над Сент-Клером, то в тот рассветный час я эту уверенность потеряла.

"Нет, – сказала я себе, – это всего лишь нервы. Разве можно трусить в такой момент, когда мужество необходимо мне, как никогда. Разве непонятно, что уже сам страх таит в себе поражение. Что победа будет за мной, если я превозмогу свое отчаяние. Но что еще могла я сделать, – спрашивала я себя. – Может быть, правда, надо пойти в "Магнолию", как с иронией предлагал Руа, и заплатить Хиббарду долг Сент-Клера при условии, что он расскажет все, что ему известно о смерти Лорели. Тогда Сент-Клер не посмеет перечить мне под угрозой разоблачения. И я смогу контролировать его".

Однако, даже когда еще плот только мучительно боролся с волнами под угрюмым небом, я уже, наверное, знала, как знаю теперь, что Сент-Клер ни за что не подчинится мне. Но тогда я не хотела допускать и мысли об этом. И вот я решила отправиться сначала в "Магнолию" к мистеру Хиббарду. У меня еще оставалось много времени до открытия банка.

Когда плот наконец добрался до берега, я вручила Джо положенную за перевоз монету и отправилась на площадь. Повсюду были видны следы ночной бури – огромные ветви деревьев валялись на земле, улицы были засыпаны мокрым песком, а на пристани рыбачьи суденышки, которые должны бы уже быть на реке, оставались крепко привязанными у причалов.

Хотя дождя не было, я знала, что он должен обрушиться с новой силой, потому что небо над Дэриеном нависло ужасающее. Никогда такого не видела. Оно было темным от бегущих по нему туч, которые собирались в чудовищные горы и затягивали все пространство до самого горизонта. Оно темнело с каждой минутой, а ветер, всю ночь носившийся с бешеным ревом, затих и зловеще притаился.

Там и тут, пока шла по спящим еще улицам, я замечала, что двери опасливо открывались, но тут же плотно прикрывались, словно жители готовились к налету стихии. Дэриен казался намертво уснувшим городом, по которому я шла, завернувшись в плащ и прижав к себе пакет с деньгами, к гостинице "Магнолия", и наконец очутилась возле нее, толкнула тяжелую дверь и оказалась в вестибюле.

Тут не было никого, кроме тощего молодого клерка, который зевал за стойкой, служившей ему и столом, и который при моем появлении выпрямился на стуле и подозрительно уставился на меня. Мой промокший насквозь плащ, с которого вода стекала на чистый пол; мои волосы, прилипшие к лицу, весь мой растерзанный и измученный вид не могли не вызвать подозрения. Но я слишком устала, чтобы приводить себя в порядок.

– Что вам угодно? – огрызнулся он, когда я подошла и облокотилась о стойку.

– Скажите, мистер Хиббард остановился здесь?

Он бросил на меня пронзительный взгляд, потом с официальной чопорностью достал книгу записей, и грубый палец заскользил по страницам. Затем он поднял на меня глаза:

– Мистер Хиббард остановился у нас.

– Мне надо увидеть его.

Его взгляд устремился к часам на стене:

– Сейчас только семь часов. Зачем он вам нужен так рано?

Он принял меня за бродягу, и это взбесило меня. Какой-то неотесанный мужлан, а надулся от важности как индюк. Я хлопнула ладонью по стойке.

– Не собираюсь отчитываться перед вами, молодой человек. Скажите мистеру Хиббарду, что его хочет видеть миссис Сент-Клер Ле Гранд. И немедленно.

Не знаю, мой резкий тон или имя вызвали такую перемену в его поведении, но это произвело впечатление. Официальная надменность сменилась угрюмым любопытством. Он еще раз окинул меня взглядом и, пробормотав: "Сейчас кого-нибудь пошлю" – исчез за задней дверью.

Я села на одно из трех кресел, украшавших холл, и, не обращая внимания на обстановку – удивительно, как я запомнила, что там еще была чахлая пальма и начищенные до блеска пепельницы, – немного привела себя в порядок. Я выжала свой плащ и пригладила волосы зная, что даже мой внешний вид Хиббард может истолковать как-нибудь себе на пользу.

Когда он явился, я обрадовалась, что сделала это: он был разодет так, словно только что вышел от портного; но бессмысленная улыбочка и холодные голубые глаза остались такими же, какими я запомнила их с нашей прошлой встречи.

– Миссис Ле Грандж, – поклонился он мне. – Это большой, так сказать, сюрприз. Чему обязан такой честью.

Я встала – в ответ слегка поклонилась ему:

– Я хотела бы поговорить с вами об одном деле. Он смотрел на меня, и я вдруг подумала, что он может отказаться от беседы со мной. Но он не сделал этого. Он спросил:

– Это касается, так сказать, одного финансового вопроса, миссис Ле Гранд.

– Да.

Он развел своими пухлыми ручками.

– Ну что ж? – сказал он ласково и выжидательно. Но я не собиралась обсуждать свои дела в этом холле, прекрасно понимая, что клерк, усердно занятый чем-то за своей стойкой, уже навострил уши. Кивнув на него, я проговорила:

– Мне надо поговорить с вами с глазу на глаз.

Он сразу же опомнился.

– Конечно, миссис Ле Гранд. – Он подумал, затем снова поклонился: – Я собираюсь позавтракать, не присоединитесь ли ко мне?

Прежде чем я успела отказаться, он мягко предупредил меня:

– В столовой обычно в этот час никого не бывает. Как я понял, вы хотите поговорить "с глазу на глаз", миссис Ле Гранд.

Я прошла за ним в столовую, довольно приятное помещение с окнами на реку. Покрытые белыми скатертями столы и потрескивающее бревно в камине создавали впечатление уютного комфорта. Из-за стены доносились голоса и звяканье посуды, там шли приготовления к завтраку. Аромат кофе и жареной ветчины соблазнительно плавал в воздухе, и, как только мы вошли, из задней дверцы появился негр в белом сюртуке, словно по сигналу.

Мы сели за столик возле камина, и мистер Хиббард, несмотря на мои возражения, заказал внушительный завтрак на двоих. Сделав это, он сложил свои детские ручки и посмотрел на меня.

– Слушаю вас, миссис Ле Гранд. Я наклонилась к нему через стол:

– Мистер Хиббард, недавно вы обратились ко мне по поводу денег, что занимал у вас мой муж.

– Да, миссис Ле Гранд. Я отлично помню этот визит. – Он усмехнулся, и эта усмешка сказала мне красноречивее слов, что я именно помнит он об этом визите, то есть неучтивость, с которой я его приняла.

Но я притворилась, что не заметила этой усмешки. Вместо этого я спокойно сказала:

– Мистер Хиббард, он вернул вам долг?

– Вернул? – Его глаза посмотрели на меня еще жестче, чем всегда. Затем мягко, очень мягко он сказал:

– А почему вы спрашиваете об этом, миссис Ле Гранд?

– Потому что я одолжила мистеру Ле Гранду деньги из состояния его сына именно на уплату этого долга.

Он замер, и лицо его так окаменело, что мне даже стало не по себе. Не напрасно ли я затеяла это все? Но хотя он ничего не отвечал, я увидела, как краска гнева медленно поднялась от шеи и залила его лицо, а костяшки пухлых пальчиков побелели. И я успокоилась.

Наконец он медленно произнес:

– Он не вернул мне ни цента. Более того, он одолжил у меня еще столько же. – Губы его вытянулись в нитку. – Он выставил меня на приличную сумму.

Я наклонилась еще поближе к нему:

– Он никогда не отдаст вам эти деньги.

– Ничего подобного! Еще как отдаст.

– Каким образом? У него ничего нет.

– Он получит деньги после продажи вашего урожая. Я знаю о ваших успехах.

– А вы представляете, какая сумма причитается ему?

– Он дал мне понять, что довольно значительная.

– Вы сделали большую глупость, что поверили ему.

Он снова покраснел:

– Ну, нет, я не такой дурак. Иногда приходится раскошелиться, чтобы получить свои деньги обратно, но я получу их.

Его уверенность встревожила меня. Только бы узнать у него все, только бы убедить его объединиться со мной. Может быть, я уговорю его, если пообещаю вернуть долги…

– Мистер Хиббард, сколько мой муж вам должен?

– Ну, скажем, около десяти тысяч долларов.

Я откинулась на спинку стула в изумлении.

– Десять тысяч! – Я рассмеялась. – После вычета расходов на его содержание доля Сент-Клера от выручки за урожай будет очень далека от этой суммы.

По его напряженному лицу я поняла, что он вновь разозлился, и это было понятно. Сент-Клер обошелся с ним очень дурно, не заплатив ему, когда деньги на это у него были. Я решила, что это сыграет мне на руку. Чтобы свести счеты с Сент-Клером, он, может быть, согласится союзничать со мной.

– Мистер Хиббард, – заговорила я быстро и решительно, – мы с вами в одной лодке. Сент-Клер с обоими обошелся отвратительно. Почему бы нам – вам и мне – не договориться кое о чем.