Текст книги "Фейбл"

Одиннадцать

У меня оставался еще час или два до наступления темноты, и этого времени было предостаточно.

Уэст был либо глуп, когда оставил меня на своем корабле одну, либо у него не было выбора. Судя по напряжению, которое охватило команду «Мэриголд», когда мы вошли в гавань, я предполагала, что чем бы Уэст ни занимался в Дерне, для этого ему нужна была вся команда, и он не хотел, чтобы ныряльщица с Джевала стала свидетелем их дел.

Я взобралась на грот-мачту и наблюдала, как они впятером пробираются по узким улочкам деревушки, идя гуськом: Остер впереди, а Уэст в самом хвосте. Они направлялись в таверну, туда, где три наклонные трубы поднимались из длинного прямоугольного здания, которое также служило гостиницей.

Обычно это была первая остановка для торговцев, зашедших в порт, и даже будучи ребенком, я знала, что происходило за этими дверями. Я достаточно насмотрелась на то, как команда моего отца исчезала в тавернах с кошельками, полными монет, и уходила с пустыми. На корабле были строго запрещены только две вещи, потому что и то, и другое могло погубить тебя или твоих товарищей: любовь и пьянство. Только на суше можно было найти кого-нибудь, кто мог согреть твою постель или залить бутылку ржаного виски себе в глотку.

Яркий свет от очага пролился на улицу, когда дверь открылась и команда исчезла внутри заведения. Долгий вздох с шипением сорвался с моих губ, когда я откинула волосы с лица, составляя план действий. Команда, вероятно, останется на берегу до утра, дожидаясь, когда откроется торговый дом, а это означало, что у меня было в запасе добрых десять часов, чтобы попасть в Дерн и вернуться на борт незамеченной.

Я спустилась на палубу, нащупывая босыми ногами каждую холодную ступеньку. Как только наступит ночь, я проскользну в деревню и сделаю все, что мне нужно. До темноты я воспользуюсь своим временем, чтобы выяснить, что творится на борту «Мэриголд». Я надеялась, что в итоге найду что-то еще более могущественное, чем деньги. В Узком проливе не было валюты более ценной, чем информация.

Я спустилась по ступенькам в коридор и остановилась перед дверью грузового отсека, снимая с пояса самую маленькую из своих железных отмычек. Замок легко открылся, и, толкнув дверь, я низко пригнулась под стропилами, держа перед собой фонарь.

Слова Хэмиша эхом прозвучали в моей голове.

Как только ты дотронешься хоть пальцем до чего-нибудь, что тебе не принадлежит на этом корабле, я об этом сразу же узнаю.

Что ж, мне придется рискнуть.

Лишь несколько лучей заходящего солнца проникали в трюм с верхней палубы, освещая ящики и цилиндрические бочки, выстроенные вдоль стен. Отсек был забит ими под завязку, и на каждом ящике и бочке стояли тисненые печати известных мне портов, которые были разбросаны вдоль входов в Узкий пролив. Судя по наполняемости трюма, дела у «Мэриголд» шли неплохо. И с учетом того, что делить выручку нужно было всего на пять кошельков, каждый член команды должен был иметь неплохой доход.

Что было мне менее понятно, так это то, как они смогли наладить торговлю в таком огромном количестве портов, являясь новой командой, при этом еще и такой юной. На корабле не было ни одного члена экипажа, который был бы намного старше меня. Не было ничего необычного в том, чтобы в команде торгового судна были вчерашние подростки, но странным было то, что среди них не было ни одного опытного моряка.

Сети и мотки недавно сделанной веревки лежали рядом с аккуратно сложенными отрезами ткани и корзинами с зелеными помидорами. Однако на корабле всегда были товары, которые не попадали в отчеты казначея и которые могли быть проверены в любой момент. Я поняла это еще ребенком, когда изучала груз на «Жаворонке».

Я развернулась по кругу, внимательно изучая сложенные вокруг меня товары. На каждом корабле были свои тайники, и этот ничем не отличался от остальных.

За исключением того, что все-таки отличался.

Что-то с «Мэриголд» и ее командой было не так. Я догадалась, что стало с ныряльщиком судна, но почему на корабле, которому требовалось минимум двенадцать членов экипажа, их было всего пять? Что Уэст делал на коралловых островах и что, черт возьми, их всех так встревожило?

Я повесила фонарь на крюк и приподнялась на цыпочках, просунув руки в пазы балок над головой. Мои пальцы исследовали каждый сантиметр длины корпуса, двигаясь медленно, пока не наткнулись на гладкое, прохладное стекло бутылки, зажатой между деревянными досками. Я высвободила ее и поднесла к свету. Янтарная жидкость казалась зеленой из-за синего стекла. Я откупорила бутылку и принюхалась.

Виски.

По моему лицу расплылась ухмылка, растягивая порез на губе, и я откинула голову назад, сделав большой глоток. Виски обжег мне горло, и я закашлялась, проглотив напиток с зажмуренными глазами.

Сотни воспоминаний, подобно свечам, вспыхнули в моей голове, когда резкий, сладкий запах ржи ударил мне в нос, я тут же закупорила бутылку, убирая ее обратно в тайник, как будто видения могли исчезнуть вместе с ней.

Я присела на корточки и проверила доски в стенах, затем достала нож из-за пояса и постучала его концом по каждой дощечке. Одна из них поддалась и выпала, и я сунула руку внутрь, нащупав затянутый льняной мешочек. Бледно-желтые драгоценные камни высыпались мне в ладонь, и я поднесла руку в сторону тусклого света. На первый взгляд камни были похожи на цитрин. Однако моя мать научила меня быть более внимательной. Грани, которые слабо отражали свет, выдавали истинную природу камня – желтый полевой шпат.

Свет равномерно рассеивался по поверхности камней. Это были неплохие куски и явно не единственные драгоценные камни, которые члены команды прятали на борту. Однако их пропажу было бы легко заметить, даже если я взяла всего один. Мне нужно было что-то другое. Что-то менее заметное.

Я бросила мешочек обратно в тайник и стала поднимать крышки бочек одну за другой, пока не обнаружила что-то блестящее в темноте. Латунные пряжки. Я вздохнула с облегчением и засунула две из них в свой кошелек на поясе, после чего вернула крышку на место и проверила, насколько плотно она закрылась. Последние лучи заходящего солнца просачивались сквозь планки с квартердека, и я уставилась в стену, изучая темное пятно. По правому борту свет не просачивался сквозь щели.

К стене прилегала каюта шкипера.

Я забралась на ящики с капустой, стоящие в углу, и протянула руку, чтобы вставить кончик ножа между концом одной из деревянных планок и балкой. Я осторожно потянула рукоятку ножа вниз, приподнимая доску, пока не услышала скрип гвоздя. Как только оба прибитых конца планки были высвобождены, я сняла доску и положила ее на мотки веревки, сложенные в стопку рядом со мной. Наверху было темно, поскольку ставни на окнах в каюте Уэста были закрыты.

Мой нож легко скользнул под следующие несколько досок, и через пару минут я стояла перед дырой, которая была достаточно большой, чтобы пролезть внутрь. Я вернулась за фонарем, после чего протиснулась в узкое отверстие. Мои ноги повисли над трюмом на мгновение, и затем я втянула их внутрь.

Рядом с моей ногой качнулась маленькая тень, когда я встала посреди комнаты. Я сделала шаг к закрытому окну, где сквозь щель между ставнями сквозил ветер, раскачивающий подвешенные на цепочке глаза бога.

Я улыбнулась, протягивая руку, чтобы взять один из гладких камешков между пальцами. В его центре было идеально ровное отверстие, благодаря которому камень и получил свое название. Легенда гласила, что камни бога приносили удачу. Их собирали на пляжах и вешали в качестве талисманов, чтобы утаить шкипера от глаз морских дьяволов.

У моего отца тоже в каюте на окне висели глаза бога, но это не помешало «Жаворонку» пойти ко дну.

Позади меня находился привинченный к полу стол Уэста. Столешница была завалена кипой развернутых карт и схем. Я подошла ближе, чтобы дотронуться до мягкого, потертого пергамента. В рамке из его изогнутых краев располагалась нарисованная черными чернилами карта с островами, бухтами и подводными впадинами Узкого пролива. На полях косым, неуклюжим почерком были отмечены метки глубины, ориентиры и геометрическая паутина из прямых линий. Я задалась вопросом, был это почерк Уэста или Паджа. Я приступила к изучению другой карты, в верхней части которой располагался Джевал, напоминающий одинокий буй посреди моря.

В самом центре стола лежал сверкающий латунный компас, не похожий ни на один из тех, которые мне доводилось видеть. Я подняла его и положила на ладонь, рассматривая в свете фонаря необычную розу ветров и колеблющуюся стрелку. Рядом с компасом лежал белый грубый камень размером с мою ладонь. Однако мое внимание внезапно привлек лаз, который я же и сделала в полу. Я вернулась к зияющей черной дыре, которая вела в грузовой отсек, рядом с которой из-под ковра торчала одна из половиц. На лакированную поверхность была нанесена черная краска, которая и привлекла мое внимание.

Я повернулась, разглядывая украшенный кисточками край шерстяного ковра рубинового цвета. Присев на корточки, я приподняла его угол. Мое сердце ушло в пятки, когда свет фонаря выхватил очертания черной волны. Я откинула ковер еще дальше, задыхаясь, когда в поле зрения появилась остальная часть символа. На полу был нарисован потертый контур герба. Но не «Мэриголда».

Это был герб Сейнта.

Мой разум лихорадочно работал, пытаясь справиться с этой информацией и сложить кусочки головоломки в единую картину, которую я могла бы понять. Однако единственным объяснением было то, которое не должно было оказаться правдой.

Это был не корабль Уэста. Он принадлежал моему отцу. Или принадлежал когда-то в прошлом, ведь герб на парусах и носу был не его.

Итак, либо Уэст скрывал, откуда взялся этот корабль, либо скрывал его истинное предназначение.

Теневой корабль.

Мне доводилось слышать о них раньше. То были суда, которые контролировались сильной торговой компанией, но ходили под другим гербом, чтобы скрыть этот факт. Они проворачивали дела, которые хозяин компании не хотел предавать огласке, дабы это не повлияло на его торговые отношения в портах, или, что еще хуже, стали рычагом давления, который мог склонить чашу весов в чужую пользу. Подобное было тяжким преступлением против Торгового совета, за которое навсегда отбирали лицензию на торговлю. Меня не удивило, что у Сейнта был теневой корабль. Возможно, у него их было много. Но почему он доверил такую работу кучке каких-то беспризорников Уотерсайда?

Так вот как Уэст получил лицензию в Торговом совете – через Сейнта.

Резкий звон колокола заставил меня вздрогнуть, и тяжелый компас выскользнул из моих холодных пальцев. Я нырнула вперед, схватив его до того, как он шлепнулся на пол, едва не сбив фонарь со стола. Я глубоко втянула в себя воздух, опираясь спиной о стол.

Это был колокол, возвестивший о заходе солнца, прозвеневший над деревней, когда последние лучи исчезли за горизонтом.

Дрожащими руками я положила компас в самый центр стола, после чего вылезла сквозь дыру и вставила половицы на место. Я не могла заменить расшатанные гвозди, но доски располагались близко к столу и были наполовину спрятаны под ковром, поэтому я надеялась, что неполадку заметят не сразу.

Я вернулась на главную палубу и бросила взгляд на деревню. Если мне не изменяет память, то я могла добраться до комиссионной лавки и вернуться обратно чуть больше чем за час.

Внизу двое мужчин, которым заплатил Уэст, стояли на причале, склонившись над игрой в карты. Я перелезла через корму «Мэриголд», обвив ноги веревкой, которая была привязана к ловушке для рыбы, чтобы беззвучно спуститься вниз и соскользнуть в спокойную воду гавани. Я набрала в легкие воздуха и нырнула, держа вытянутые руки перед собой, и в темноте поплыла к берегу.

Я знала, что в Узком проливе все было не тем, чем казалось. Каждая правда была искажена. Каждая ложь тщательно продумана. Мои инстинкты не подвели меня в отношении «Мэриголд». Она была не торговым судном или, по крайней мере, не только торговым. Это был лишь вопрос времени, когда у членов экипажа теневого корабля Сейнта затянется петля на шее. И если бы это случилось, то мой единственный шанс добраться до Сероса был бы потерян.

Двенадцать

Я пробиралась по людной улице, направляясь к колокольне, которая возвышалась в центре Дерна. На Джевале мало что заслоняло собой небо, которое сливалось с морем. Здесь же, среди замысловатого узора грубых наклонных крыш, мне казалось, что я могу превратиться в невидимку.

На Джевале прятаться было негде, в отличие от деревни.

Я внимательно следила за происходящим вокруг, поворачиваясь каждые восемь-десять шагов, чтобы запомнить дорогу. Я помнила об этих местах больше, чем думала, поскольку за годы, минувшие с тех пор как я в последний раз ходила по этим улочкам, мало что изменилось. Очертания и звуки нахлынули на меня с новым потоком воспоминаний. В последний раз, когда я была в Дерне, я держала за руку штурмана моего отца, Клова. Я следовала за ним в темноте быстрыми, шлепающими шагами, когда он тащил меня сквозь толпу к лавке.

Однако я уже не была той милой маленькой девочкой, которая когда-то гуляла по этим улицам, сидя у него на плечах. Теперь меня превратили во что-то другое.

В темном переулке загорелся огонек трубки, и сквозь клубы белого дыма меня проводила взглядом какая-то женщина. Я уже привлекала к себе больше внимания, чем мне того хотелось.

Я резко повернула, запомнив красную крышу в северо-восточном углу, чтобы отметить, где я нахожусь. Позади меня послышался стук сапог по мокрому камню, и я вжалась в тень каменной стены, крепко вцепившись рукой в мокрую косу, пока прохожие не исчезли. Большинство людей направлялись домой с рыночными тележками на буксире, выбираясь из переполненного центра. Но несколько человек, которые отправились вверх по холму, к таверне, заставляли меня нервничать. Если в гостинице не окажется свободных номеров, команда могла вернуться на «Мэриголд».

Комиссионная лавка замаячила в конце следующего переулка, освещенная лишь одним тусклым уличным фонарем. Она представляла собой кирпичную пристройку без окон у гладкой стены и выглядела точно так же, какой я ее запомнила, вплоть до обрамленного окна с треснувшим стеклом. Пять неровных ступенек поднимались к зеленой двери, на которой выцветшей синей краской была нарисована вывеска «Комиссионная лавка».

Я остановилась, прислушиваясь, после чего ступила грязной босой ногой в луч лунного света, который освещал булыжники мостовой. Дверь распахнулась, и две женщины, смеясь, выскочили наружу и, спотыкаясь, спустились по лестнице. Я отпрянула назад, пытаясь спрятаться в темноте. Они прошли мимо меня, даже не подняв глаз, и только после того как они свернули за угол, я заметила, как что-то блеснуло у одной из них на запястье. Под рукавом ее плаща сверкал маленький манящий огонек.

Если бы в этой деревне была хоть какая-то удача, то я только что ее нашла.

Я начала двигаться вдоль стены в противоположном направлении, ускорив шаг, чтобы отрезать им путь, и когда я добралась до следующего переулка, я стала ждать, затаив дыхание, наблюдая за их тенями на земле. Задача была простая, но прошло довольно много времени с тех пор, как я проделывала подобное в последний раз, и еще больше времени минуло с тех пор, как поздним вечером я тренировалась в этом с Кловом.

Не мешкай, Фей. Ни секунды.

Я почти слышала его грубый, громоподобный голос. Мне казалось, отец рассердится, когда узнает, что Клов учил меня карманному воровству, но чуть позже я узнала, что именно Сейнт попросил его меня этому научить. Это мама была против подобных дел.

Как только услышала голоса, я вышла на дорожку, устремив взгляд на крыши. Я попятилась назад, врезавшись в одну из женщин и сбив ее с ног.

– Ой! – я поймала ее за руки прежде, чем она упала в грязь, и она посмотрела на меня широко распахнутыми глазами. – Простите, позвольте мне вам помочь!

Женщина прижалась ко мне, когда я неуклюже сняла браслет с ее миниатюрного запястья, закусив губу. Это был навык, который требовал практики, но у меня никогда не хватало смелости ограбить кого-то из джевальцев. Не тогда, когда существовал риск быть привязанной к рифу и брошенной умирать. Я подняла глаза, уверенная, что женщина заметила прикосновение моих пальцев к застежке своего браслета, но как только ее взгляд сфокусировался на мне, она отпрянула, сжав руки в кулаки и открывая рот.

– Не трогай меня!

Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, в чем дело. Я изучала ее лицо и опустила взгляд на свои босые ноги и рваную одежду. Мой вид выдавал во мне ныряльщицу с Джевала, даже если по крови я таковой не являлась, моя разбитая губа говорила любому, кто смотрел на меня, что в последние несколько дней я влипла в какие-то серьезные неприятности.

Вторая женщина обняла первую рукой и поспешила увести ее прочь. Выражение ее лица было хмурым, и я склонила голову в извинении.

Как только они скрылись из виду, я выдохнула, пытаясь унять свой неровный пульс. Золотой браслет засиял, когда я повернула его к свету. Возможно, это был единственный раз, когда внешность девушки с Джевала сыграла мне на руку.

Еще одна тень мелькнула возле окна лавки, прежде чем раздался звук отодвигающегося засова. Я замерла, когда в центре переулка появился силуэт. Свет из окна упал на прядь золотистых волос, торчащую из-под фуражки, и я резко втянула в себя воздух, сжимая пальцы на браслете.

Уэст. Он стоял посреди переулка, не сводя глаз с закрытой двери лавки. Я соскользнула по стене и спряталась за углом, мое сердце снова быстро заколотилось в груди.

Прежде чем я успела повернуться, чтобы убежать, дверь распахнулась, и на крыльце появилась Уилла. Она застыла, когда заметила Уэста. Его лицо было лишь наполовину освещено, и он сунул руки в карманы, когда дверь за девушкой закрылась.

– Сколько? – его глубокий, ровный голос был настолько резким, что мог бы разрезать кость.

Уилла справилась с удивлением и, спустившись по ступенькам, хотела было протиснуться мимо Уэста, но он не дал ей пройти.

– Сколько? – повторил он.

Я отползла еще дальше, наблюдая за ними.

Уилла повернулась к нему лицом, уверенно расправив плечи, хотя была вдвое меньше его. Свет фонаря придавал ее коже темно-коричневый оттенок, создавая впечатление, что ее бронзовые волосы сияют.

– Не лезь не в свое дело, Уэст.

Он преодолел те несколько шагов, что их разделяли, схватил Уиллу за запястье и развернул ее спиной к себе. Она вскрикнула, когда он приподнял подол ее рубашки, проверяя ремень. Уэст замер. Украшенный драгоценными камнями кинжал, который она носила за спиной, исчез.

Уэст вытащил свой нож из-за пояса и направился к ступеням гамбита, но Уилла бросилась вперед, схватила его за руку и потянула назад.

– Уэст, не надо! – прохрипела она, глядя на него умоляющим взглядом. – Пожалуйста, не надо.

Нож был так крепко зажат в его руке, что свет бликовал на дрожащем лезвии.

– Сколько он дал тебе за кинжал?

– Двадцать медяков, – из голоса Уиллы внезапно пропал гнев, который я слышала в ее словах всего несколько мгновений назад. Она говорила, как маленький ребенок.

Уэст провел рукой по лицу, вздыхая.

– Если тебе что-то нужно, то обращайся ко мне, Уилла.

Ее глаза сверкнули, когда она посмотрела на него, и даже в темноте я могла видеть, как сильно Уэст сжал челюсти. Внезапно меня осенило. Между ними наверняка что-то было. На корабле они много времени вместе не проводили, но сейчас я отчетливо видела, как они смотрели друг на друга. Друг для друга они больше, чем просто товарищи по кораблю, и осознание этого заставило меня прикусить внутреннюю сторону щеки. Я почти испытывала… гнев, но это чувство тут же сменилось стыдом. Мне не понравилось, что я злилась, ведь это было не мое дело.

– Я и так тебе многим обязана, – прошептала Уилла. По ее щеке скатилась слеза, и она протянула руку, чтобы вытереть ее, стараясь не дотрагиваться до ожога, который покрывал ее кожу.

– Я же сказал тебе, что сам обо всем позабочусь.

Уилла уставилась на грязную мостовую, и ее подбородок опустился, как будто девушка пыталась дышать сквозь слезы.

– Когда ты начнешь доверять мне, Уилла?

Девушка резко вскинула лицо, на котором сверкали глаза, полные гнева.

– Тогда, когда ты перестанешь относиться ко мне как к бродяжке Уотерсайда, ради которой воровал еду!

Уэст отпрянул назад, как будто расстояние могло облегчить вес ее слов. Но этого не произошло. Они повисли между ними в воздухе, как вонь разлагающегося трупа. В них было напоминание о том, что и так не забывалось.

Получается, Уилла говорила правду, когда сказала, что они были беспризорниками Уотерсайда. И когда сказала, что они с Уэстом знали друг друга задолго до «Мэриголд».

– Прости, – она вздохнула, смягчаясь. Ее рука потянулась к Уэсту, но он отступил в сторону, освобождая ей дорогу, и засунул нож обратно за пояс.

Она долго смотрела на него, прежде чем направилась обратно по переулку. Только когда она скрылась из виду, Уэст повернулся, и когда он поднял глаза, я застыла. Он смотрел прямо на меня, его взгляд был подобен сфокусированному лучу света, направленному на мое укрытие.

Я оглянулась через плечо, но там ничего не было. Меня окружала лишь тьма.

– Иди сюда, – он говорил так тихо, что я едва могла расслышать его слова из-за ропота прогремевшего вдалеке грома. – Живо.

Я замешкалась, но затем вышла из тени на мощеную дорожку. Холодная капля дождя упала мне на щеку, пока Уэст медленно окидывал меня взглядом. Его плечи по-прежнему сковывало напряжение.

– Что ты здесь делаешь?

– Я же тебе сказала, – я встретилась с ним взглядом, – я не заплатила за тюремную камеру. Я заплатила за проезд.

Его пристальный взгляд прошелся по мне, пока не остановился на моей руке. В моих пальцах был сжат золотой, блестевший в свете фонаря браслет.

– Ты знаешь, что будет, если пассажира, которого я привез в эту деревню, поймают на воровстве?

Я знала. Его бы оштрафовали. Торговый дом Дерна мог даже закрыть ему вход в порт, в зависимости от количества черных меток в его послужном списке. Как шкипер, Уэст нес ответственность за каждую душу, которая сходила на берег с его судна.

Я уставилась на него, опуская браслет в карман.

– Я отдала тебе все деньги. Я не могу отправиться в Серос ни с чем.

Уэст пожал плечами.

– В таком случае ты можешь провести следующие шесть месяцев здесь, в Дерне, пытаясь заработать деньги, которые тебе понадобятся, чтобы тебя взяли на борт какого-нибудь другого торгового судна.

Мои глаза округлились. Он говорил серьезно.

– Ты только что лишилась своего билета на «Мэриголд», – сказал Уэст, и его взгляд опустился на мои грязные ноги. – Если только ты не согласишься заключить со мной новую сделку.

– Что? – я с трудом узнала звук собственного голоса, приглушенный темнотой.

– Я предлагаю тебе проезд до Сероса и тридцать медяков.

– Тридцать медяков? – мои глаза подозрительно прищурились. – И что я должна сделать взамен?

На мгновение в его глазах вспыхнула непонятная мне эмоция, которой я никогда раньше у него не видела. Намек на какую-то уязвимость, скрывающуюся под внешней твердостью. Однако эта непонятная эмоция исчезла так же быстро, как появилась.

– Оказать мне услугу.