Текст книги "Портрет в черепаховой раме. Книга 1. Покинутая дама"
Автор книги: Эдуард Филатьев
Жанр: Историческая литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Встреча с княгиней
Сквозь покрытое морозным рисунком стекло княгиня Голицына вглядывалась во тьму сумерек. Позвонила в колокольчик.
Вошла горничная Палаша, остановилась.
– Он ли это был? – спросила княгиня.
– Истинный крест! – ответила девушка и перекрестилась.
– Где?
– В рядах торговых. Верхом скакал. На белом коне.
– Ступай!
Горничная удалилась.
Голицына повернулась к окну и к уже написанным буквам «З» и «И» добавила «Н» и «Г». Затем, подумав, вновь принялась соскребать изморозь, и над вензелями появились чёткие буквы «П» и «Д».
К дому подкатили сани, вслед за ними прискакал всадник. По ступеням застучали сапоги. В дверь постучали.
– Да, да! – сказала Наталья Петровна.
Дверь приоткрылась, в комнату заглянул Панкратий Быков и произнёс:
– Командир карабинеров полковник Иван Загряжский!
– Где он?
Быков распахнул дверь, и в комнату стремительно влетел Иван Загряжский. Панкратий сразу же дверь закрыл.
– Ванюша! – вскрикнула Наталья Петровна и бросилась в объятия полковника.
– Таша! Вот не ожидал! – ответил тот, целуя княгиню. – Так скоро! Не зря пиит сказывал: «Как любиться в жизни сладко!..»
– Опять своего Сумарокова вспомнил? – остановила его декламацию Голицына. – Я целый день тебя разыскиваю! По всему городу!
– Служба, Ташенька, служба! – ответил Загряжский, выпуская княгиню из рук. – Зато подарок тебе привёз!
– Подарок? – заинтересованно спросила княгиня. – Какой?
– Который во время службы на ярмарке купил, – ответил Иван, достал из сумки маленький свёрток и вручил его Голицыной. – На память о нашей встрече!
Голицына взяла, развернула и с удивлением спросила:
– Колокольчик? Зачем? У меня же есть! – и взяла со стола свой колокольчик. – Вот!
– Этим ты со всеми разговариваешь, – сказал полковник. – А с моим колокольчиком будешь разговаривать только со мной!
Княгиня встряхнула подарком, и в комнате прозвучал тихий перезвон.
– Слыхала? – спросил Иван. – Как будто я говорю. Только шёпотом.
– Ты? – удивилась Наталья Петровна и тихо спросила у колокольчика. – Тогда скажи-ка мне, где Иван скрывался целый день?
Колокольчик молчал.
– Попробуем свой! – сказала Голицына и встряхнула своим колокольчиком.
В комнату тотчас заглянул Панкратий Быков.
– Где ты искал полковника Загряжского? – спросила княгиня.
– Весь Дерпт обшарил.
– Значит, не весь! – сказал Загряжский. – Я у местного Микеланджело сидел. Он портрет мой малюет. Тебе на память.
Княгиня улыбнулась и махнула рукой Быкову. Тот вышел. А Голицына, взяв Загряжского за руку, подвела его к окну.
– Я тоже кое-что «намалевала». На память тебе. Читай!
– Пэ и Дэ, – прочёл полковник.
– Это Петербург и Дерпт. Дальше читай!
– ЗИНГ, – прочёл Загряжский. – Что означает?
– Вензеля наши. Загряжский Иван, Наталья Голицына. Зинг! По-немецки – песня!
Полковник усмехнулся:
– Можно и иначе!
И рядом со словом «зинг» стал выцарапывать своё слово, громко называя каждую появлявшуюся букву:
– Загряжский – «зэ», Голицына – «гэ», Иван – «и», Наталья – «нэ». ЗГИН получается! Катись с глаз долой, если по-русски.
– Я так старалась, – закусив губу, с обидой произнесла княгиня. – Как на крыльях в этот паршивый Дерпт летела! А ты? Скрываешься где-то полдня, а когда появляешься, с порога заявляешь: сгинь!
– Вот незадача! – изумился полковник. – Дала бы знать заранее, я бы на крыльях прилетел. Искать бы не пришлось! И Сумароков о том же самом говорил:
Как любиться в жизни сладко,
ревновать толико гадко.
Только крив ревнивых путь –
их нетрудно обмануть.
– Сумароков такого не писал! – воскликнула княгиня.
– Вот тебе раз! – полковник достал из сумки книжицу, подаренную Натальей Петровной, быстро нашёл нужную страницу и протянул Голицыной. – Прочти!
– Надо же! – произнесла княгиня, прочитав, и вернула книжку.
– А что до этого, – Загряжский кивнул на оконные вензеля, – сама ж затеяла в словах и буквах смысл искать! А занятия сии до добра не доводят. Нет опаснее игры, чем игра словами! Так светлейший говорит.
– Раз светлейший против, мне тоже не по нраву! – примирительно улыбнулась княгиня и принялась счищать написанные буквы.
– Погоди, погоди! – остановил её полковник. – Меня под корень изничтожила – ладно! А себя-то за чем удалять? Мне имя Наташа нравится! Даже очень! НА-ТА-ША!
– Ну-ка, ещё разок! – обрадовалась княгиня.
– На-та-ша! – повторил нараспев Загряжский и, схватив Голицыну, подбросил её к потолку, поймал и, не выпуская из объятий, произнёс:
– В крови твоей, Наташа, хлада
ко мне ни на минуту нет.
Бодрюсь одним приятством взгляда,
как рок все силы прочь берет.
Пускай сбегутся все напасти,
лишь ты тверда пребуди в страсти!
За окном вдруг резко посветлело.
– Ой! – вскрикнула Наталья Петровна. – Что это?
– Фейерверк! – ответил полковник.
– В честь чего?
– Сегодня ярмарка открылась.
Голицына и Загряжский стали смотреть на огни фейерверка.
В дерптской казарме
В небе Дерпта вспыхивали огни праздничного фейерверка, и шедший по улице Мартин Гулбис останавливался, внимательно смотрел вверх и только после этого продолжал движение.
Дойдя до здания казармы, увидел в окнах людей, смотрящих на фейерверк. Открыл дверь, вошёл.
В комнату, в которой собрались офицеры-картёжники, заглянул Егорий, ординарец Загряжского, и объявил:
– Ученик портретного мастера Шлюсселя пожаловал!
– Кличь! – подражая Загряжскому, воскликнул ротмистр Шальнов.
Егорий кивнул и пропустил в комнату Мартина, который произнёс:
– Добрый вечер, господа офицеры!
– Здравствуйте, Мартын! – сказал Шальнов. – Милости просим!
– А господина Загряжского нет? – спросил паренёк, обведя комнату взглядом.
– Командир наш отлучился ненадолго, – ответил ротмистр. – По делам служебным. Раздевайся, дружок, располагайся, чувствуй себя, как дома!
Фельдъегерь, фейерверк и пламя
А к дому, в котором остановилась Голицына, подъехали сани. Остановились. Послышались шаги поднимавшегося по ступенькам крыльца человека.
В дверь комнаты постучали.
– Господи, покоя от них нет! – недовольно проворчала смотревшая на фейерверк Голицына и крикнула. – Да!
В комнату заглянул Панкратий Быков:
– Фельдъегерь. Из Петербурга!
– Боже милостивый, что случилось? – удивилась Голицына. – Зови!
В комнату вошёл офицер и произнёс:
– Имею честь представиться: Её Величества Государыни императрицы фельдъегерь Антон Новиков.
– Княгиня Голицына, – представилась Наталья Петровна и добавила, кивнув на своего гостя. – И командир полка карабинеров полковник Иван Загряжский.
Фельдъегерь внимательно посмотрел на полковника и сказал:
– Желаю здравствовать!
– Вам тоже всего доброго желаем! – ответила Голицына.
– И чтобы служба великолепно шла! – добавил Загряжский.
– Имею честь вручить высочайшее уведомление! – сказал фельдъегерь и протянул княгине конверт.
Голицына вскрыла его и пробежала глазами присланное послание.
– Честь имею, госпожа Голицына и господин Загряжский! – произнёс фельдъегерь.
– Счастливого пути! – ответила княгиня.
– И удачно до Питера добраться! – добавил полковник.
Фельдъегерь откланялся и покинул покои княгини.
Было слышно, как по ступеням застучали сапоги и удалились сани.
– Я так и знала! – произнесла Наталья Петровна.
– Что-то стряслось? – спросил Загряжский.
– Государыня срочно требует вернуться.
– Тогда срочно расскажи мне про монумент!
– Про какой?
– Который в Петербурге устанавливают.
– А почему срочно?
– Ты же возвращаешься, – сказал полковник. – «Ушли от нас играния и смехи, предай минувшие забвению утехи».
– Никто никуда не ушёл! – капризно прервала его княгиня. – Не для того я лошадей загоняла, чтоб, не повидав весны, не солоно хлебавши снова в зиму возвращаться!
– Какая весна, Таша? – удивился Загряжский. – Январь месяц на дворе!
– А мы и устроим весну! – ответила Голицына. – В январе месяце!
– А расскажешь когда?
– Потом! Ещё успею! – и сжала Ивана в своих объятиях.
Внезапно за окном полыхнуло ярким светом, словно от молнии.
– Ух, ты! – вскрикнул Загряжский и кинулся к окну. – Вот это да!
– Что там? – спросила княгиня. – Новый фейерверк?
– Нет. Горит что-то!
– Пожар? Где?
– По-моему, у Шлюсселя!
– У кого?
– Шлюссель горит! – завопил Загряжский и стремглав бросился из комнаты, уже со двора донёсся его голос. – Коня-я-я!
Зацокали, удаляясь, копыта.
Княгиня, всматриваясь в огненные сполохи за окном, позвонила. Вошёл Панкратий Быков.
– Шлюссель – это кто?
– Художник тутошний. Портреты изготовляет.
– Ступай!
Быков удалился.
В дерптской казарме
Офицеры карабинеры и ученик Шлюсселя Мартин Гулбис, смотрели в окна на разгоравшийся пожар.
– Это у нас! Печка разбушевалась! – воскликнул ученик и стал быстро одеваться.
– Мартын, ты куда? – спросил корнет Киселёв.
– В мастерскую! – ответил Мартин, убегая.
– Вот и полк карабинеров оказался причастным к тому, что происходит в Дерпте! – сказал Киселёв.
– Полк причастен, но не как соучастник, а всего лишь как случайный соглядатай, – поправил корнета ротмистр Шальнов и громко крикнул. – Егорий!
В комнату заглянул ординарец Загряжского.
– Слетай, голубчик, и узнай, что это там полыхает!
– Сей момент! – ответил Егорий.
Внезапный пожар
Очень скоро весь маленький Дерпт знал о том, что горит мастерская художника Вальтера Шлюсселя. Тесные улочки, прилегавшие к полыхавшему дому, запрудил народ. Ото всюду неслись взбудораженные крики на немецком, финском и русском языках.
Вдруг, перекрывая многоголосый шум, прогремел властный голос:
– Эге-е-ей! Посторони-и-ись! Дорогу-у-у!
Толпа раздвинулась, и по образовавшемуся проходу промчался одетый в белое всадник на белом коне. У горевшего дома он спешился и бросился в распахнутую настежь дверь, из которой клубами валил дым.
Толпа дружно охнула.
И тотчас на полыхавшей крыше что-то треснуло, швырнув высоко в небо фейерверк из искр и горящих головешек.
Огонь и карты
Яркая вспышка озарила и комнату казармы. Смотревшие на пожар офицеры оживились.
– Табак дело! – оценил положение Шальнов.
– К полуночи догорит, к утру снегом завалит, – отозвался партикулярный Фомин, не по желавший смотреть на огонь.
Дверь распахнулась и вбежал ординарец полковника. Его забросали вопросами:
– Что горит? Мастерская? С чего вдруг?
– Точно так! – отрапортовал Егорий. – У художника Шлюсселя пожар!
– Тю-тю портрет нашего полковника! – заметил корнет.
– Никак нет! – не согласился ординарец. – Господин полковник самолично вызволяет.
– Как это? – удивился поручик Стрешнев.
– На белом коне прискакал и прямиком вовнутрь!
– В дом? – не поверил Фомин.
– В самое пекло! – уточнил Егорий. – Толпа закричала и…
– Дальше, дальше что? – заторопил Шальнов.
– Стропила рухнули.
– Сами видели. Что потом?
– Пламя весь дом охватило.
Комната вновь озарилась вспышкой света.
– Аллес! – мрачно произнёс Шальнов.
– Всё! – согласился Стрешнев.
– Амба домику! – сказал ординарец Загряжского, перекрестился и тихо добавил. – И господину полковнику, надо полагать, тоже.
Перекрестились и остальные. Затем вернулись к столу.
– Царство ему небесное! – вздохнул Фомин.
Помолчали.
– А карта как вчера ему шла! – нарушил молчание Шальнов.
– И ходил удачно! – добавил корнет Киселёв.
– Всё! – подвёл черту Стрешнев. – Отходился наш командир! Весь сегодняшний выигрыш – вдове и сиротам! В утешение.
Вновь помолчали.
– Уму непостижимо! – воскликнул Шальнов. – Только что тут сидел! С полчаса как! И понесла ж его нелёгкая в самое пекло!
– Осмелюсь доложить, – робко вмешался Егорий. – Жену собирался порадовать. И детишек.
– Чем? – вытаращил глаза Шальнов.
– Портретом. Который вызволить хотел.
– Вот и вызволил! – развёл руками Стрешнев.
За окном раздалось цоканье копыт.
Офицеры прислушались и повернулись к окнам.
Дверь распахнулась, и раздался радостный голос:
– А вот и я, господа хорошие!
У двери стоял окутанный клубами морозного пара и весь чёрный от копоти полковник Загряжский. Широко улыбаясь, он держал над головой что-то, завёрнутое в холстину.
– Иван! Ванька! Чёртов сын! Жив! – разом закричали офицеры и бросились обнимать вошедшего.
– Чёртов крестник! – гаркнул Шальнов. – И пуля тебя не берёт, и в воде не тонешь! А теперь вот и в огне не горишь! Чем не баловень фортуны?
– Баловень он, может быть, и баловень, но зачем же в пекло самое лезть? – с укоризной проворчал Стрешнев. – Подумаешь, портрет! Всё равно, что зеркало.
– Может быть, это портрет в золотой оправе! Да с бриллиантами! – предположил корнет Киселёв.
– Эх, Иван, Иван! Шальная твоя головушка! – запричитал Шальнов. – И какой только бес погнал тебя в этот ад кромешный?
– Нюх, друзья мои! – ответил Загряжский. – Чутьё! Оно меня пока что не под водило! Не мог же я оставить огню такое сокровище!
И он развернул холстину.
– Эге! – воскликнул Шальнов.
– Вот это да! – согласился восхищённый Киселёв.
– Из-за такой крали, – заметил Стрешнев, – можно хоть к чёрту на рога!
– Одно слово – шедевр! – отозвался Фомин.
Обступив Загряжского, все принялись внимательно рассматривать изо бражённый на холсте портрет молодой женщины, а полковник произнёс:
– Теперь мне становятся понятными словеса Сумарокова:
Зевес не молнию, не гром с небес бросает,
огонь из кремния железом высекает,
не жителей земных им хочет устрашить,
на что-то хочет он лучинку засветить.
– Да, на такую красоту никакого огня не жалко! – воскликнул, глядя на портрет, Фомин.
– Просто ангел какой-то! – восторженно заявил корнет Киселёв.
– Белокурая мадонна! – подхватил поручик Стрешнев.
– В раму её! И рядом с образами – в красном углу! – отчеканил ротмистр Шальнов.
– К образам проще простого причислить! – озабоченно ответил Загряжский. – Труднее другую загадку разгадать.
– Какую? – спросил корнет.
– Тайну за семью печатями! – ещё больше заинтриговал сослуживцев полковник. – Кто она, сия мадонна? Мартын, подскажи!
Загряжский обвёл взглядом находившихся в комнате и, не найдя ученика Шлюсселя, спросил:
– Мартын не приходил?
– Приходил, – ответил Шальнов.
– А где он?
– Как полыхнуло, в мастерскую умчался.
– Там его я не видел, – сказал Загряжский. – Как же тайну теперь раскрыть?
– У местного Рембрандта поинтересоваться, – посоветовал Фомин.
– К нему вообще мне не с руки идти! – ответил полковник.
– Почему? – спросил Шальнов.
– Я же портрет у него как бы умыкнул!
– Из огня вынес! Спас! – убеждённо заявил Шальнов.
– Рискуя жизнью! – добавил корнет.
– Это трофей твой! – подхватил Стрешнев. – Боевой трофей!
– Всё равно неловко как-то! – заявил Загряжский. – Без спроса мастера залезть в его мастерскую и картину с собой унести. Что я ему скажу? Сумароков не зря предупреждал:
Охотник до вестей, коль нечего сказать,
бежит с двора на двор и мыслит, что солгать.
– Согласен. Есть некоторая неловкость! – поддержал командира Шальнов.
– Мартына жаль, – сказал Загряжский. – Это мне повезло, успел выскочить. А его где теперь искать?
– Разыщем! – пообещал Шальнов. – Куда он денется?
– Портрет надо гадалке показать! – предложил Фомин.
– Какой гадалке? – удивился полковник.
– Ворожее местной.
– Почему ворожее?
– В каждом городе есть колдунья-провидица, которая знает всех его жителей, – ответил Фомин. – Она сходу опознает!
– А вдруг это всего лишь возвышенный образ? – предположил Киселёв, внимательно рассматривавший портрет. – Своего рода идеал женской красоты в представлении художника! Тогда на на шей грешной земле не найдётся никого, кто бы походил на сей ангельский облик!
– Вздор! – возразил Загряжский, отбирая портрет у корнета. – Не за тем я в пекло лез, чтобы заполучить обыкновенную икону! Она же мне из огня знак подавала! Как бы пальчиком подманивала!
– А сейчас, небось, сидит, – подхватил Шальнов, – и на бобах гадает.
– Или на гуще кофейной! – вставил Фомин.
– А то и на картах! – предположил Стрешнев.
– Сидит и ломает свою белокурую головку, – продолжил Шаль нов. – Когда же явится к ней храбрый витязь Еруслан Лазаревич и увезёт её в своё волшебное царство?
– И произносит вслух, – добавил Загряжский и торжественно продекламировал:
Я вздыхаю по тебе, мой свет, всегда,
ты из мыслей не выходишь никогда!
– Тем более надо спешить! – воскликнул корнет Киселёв.
– Я знаю, где живёт местная Кассандра! – заявил Фомин.
– Стало быть, употребим самое последнее средство, – тоном приказа сказал Загряжский, – и срочно к этой ворожее отправимся!
– Вперёд! – крикнул корнет, вставая. – К дерптской Кассандре!
– Господа, господа! – укоризненно охладил пыл сослуживцев рассудительный Шаль нов. – Кассандры, как и все прочие люди, по ночам спят. Одни лишь защитники державы обязаны всегда быть начеку, шагая туда, куда им приказано!
– Сумароков и об этом строки сложил! – подхватил слова ротмистра полковник и произнёс:
Шагнуть и без наук искусно мы умеем,
и всей премудрости цель дальнюю имеем,
хотя и вечно к ней не можем мы дойти,
но можем на пути сокровище найти!
– Верно! – согласился корнет. – Кассандра от нас не уйдёт!
– И фортуна не отвернётся! – добавил Стрешнев, взяв со стола колоду карт. – Посмотрим, что она нам скажет!
Поручик повернулся к двери и крикнул:
– Егорий!
– Я здесь! – тотчас отозвался ординарец.
– Сообрази, голубчик! По случаю чудесного спасения!
– Сей момент, ваше благородие! – воскликнул Егорий и отправился выполнять приказ.
– Заодно и судьбу мою проверить шанс появился! – заметил Загряжский. – Кому в жизни везёт, от того в игре амуры отворачиваются.
Все принялись рассаживаться за столом.
– Кстати, всё спросить хочу, – поинтересовался Фёдор Шальнов, – что твоя присказка означает?
– Какая присказка? – не понял Загряжский.
– Насчёт средства последнего.
– О-о-о! Здесь целая история! Её светлейший любит рассказывать. Всё произошло лет тридцать тому назад, когда Россия с Пруссией воевала, а во главе русской армии стоял фельдмаршал Апраксин.
– Степан Фёдорович? – спросил Стрешнев.
– Он самый. У маленькой прусской деревушки произошло сражение. Пруссаками командовал фельдмаршал Иоганн фон Левальд. Бой продолжался пять часов. В нём отличился князь Николай Репнин, нынешний губернатор Пскова, с которым мы встречались. Пруссаки потеряли четыре с половиной тысячи человек, наши – почти шесть. Но Апраксин победил! И отрапортовал в Санкт-Петербург о победе!
– И о захваченных пушках! – вставил Шальнов.
– Вот именно! Но… Рапорт Апраксина попал не в те руки! Государыня Елизавета Петровна тяжко занемогла, а канцлер Бестужев-Рюмин решил, что дни её сочтены. И решил осуществить свою тайную мечту – возвести на трон малолетнего Павла под опекунством матери его Екатерины.
– Коварный план! – заметил корнет Киселёв.
– То-то и оно! Для его осуществления канцлеру нужны были надёжные войска. И он приказал Апраксину срочно возвращаться в Петербург.
– Невзирая на одержанную победу, – уточнил Стрешнев.
– Вот именно! – согласился Загряжский. – Трудно передать удивление побеждённых пруссаков, когда русская армия неожиданно и весьма поспешно отступила!
– Отступление напоминало бегство! – вставил Шальнов.
– И оправившиеся пруссаки преследовали армию Апраксина аж до самой границы Пруссии, – добавил полковник.
В дверь заглянул ординарец Егорий.
– К господину полковнику!
– Кличь!
– Тот же гонец.
– Всё одно – кличь! – ответил Загряжский, вставая. – Как бы сказал светлейший, сражение вновь откладывается, господа!
Вошёл Панкратий.
– Иду! – бросил ему Загряжский, а игрокам сказал. – Про Апраксина в другой раз доскажу… Ничего не попишешь – не получается фортуну испытать! Труба в арьергардные бои зовёт!
Полковник выхватил из ножен саблю, взмахнул ею над головой и произнёс:
– Не люби злодейства, лести,
сребролюбие гони,
жертвуй всем и жизнью – чести,
посвящая ей все дни!
Адью, господа!
Возвращение к княгине
В ожидании ускакавшего на пожар полковника Загряжского Наталья Голицына исписала всё оконное стекло вензелями в виде буквы «З».
За окном послышался скрип полозьев приближающихся саней и цокот копыт верхового коня. По ступеням застучали сапоги. Дверь распахнулась, заглянул Панкратий Быков и возвестил:
– Господин Загряжский!
– Наконец-то! – воскликнула Голицына.
В комнату влетел Иван Загряжский.
– Таша! Вновь у ног твоих!
Княгиня опустила штору.
– Чтоб никакие пожары больше не…
– Какие пожары? Продрог до косточек! Согрей меня, Ташенька! Не зря ведь пиит когда-то сказал:
Без Наташи очи сиры,
сиры все сии места;
отлетайте вы, зефиры,
без нея страна пуста;
наступайте вы, морозы,
увядайте, нежны розы!
И, стиснув Голицыну в объятиях, Загряжский закружил её по комнате, приговаривая:
– Про памятник не забудь рассказать, про памятник…
– После! – отвечала княгиня. – После!.. Успею ещё…
Отъезд княгини
Часы в доме, где остановилась княгиня Голицына, пробили девять раз. Наталья Петровна вошла в комнату, подошла к окну, покрывшемуся за ночь ледяной корочкой, и подышала на стекло, чтобы было видно то, что происходит во дворе. А там к крыльцу подкатила крытая берлина на полозьях, и Панкратий Быков принялся складывать в неё узлы и коробки, заранее вынесенные во двор.
В комнату вошёл Иван Загряжский и сказал:
– Вот и я тебя провожаю.
– Да, – сказала княгиня, – пора прощаться.
Она обняла Ивана, трижды поцеловала его и сказала негромко на ухо:
– Счастливо оставаться, Иван!
Загряжский ответил:
– Не буду больше числить
я радостей себе,
хотя и буду мыслить
я только о тебе!
Немного помолчал и добавил:
– Счастливого пути, Наташа!
– Не забывай, дорогой Ванюша, свою любимую! – сказала Голицына и ещё раз поцеловала полковника.
Тот улыбнулся и произнёс:
– Я рвусь, изнемогая!
Взгляни на скорбь мою!
Взгляни, моя драгая,
на слёзы, кои лью!
– Пошли, сани ждут! – произнесла княгиня.
Во дворе было морозно. Панкратий Быков, уложивший вещи в берлину, начал подпрыгивать.
Появились одетые в шубы Голицына и её горничная Палаша.
Остановившись возле берлины, княгиня повернулась к Панкратию и тихо произнесла:
– Глаз с него не спускай! О каждом его шаге я должна знать!
– Будет исполнено! – пообещал Быков и пошёл в конюшню.
Голицына с Палашей расположились в санях.
Появился Иван Загряжский, одетый в том, в чём накануне прискакал к Голицыной.
– Не простудись, Иван! – крикнула княгиня.
– До казармы недалеко, доскачу! Спасибо за историю монумента!
– Не стоит. Поехали! – сказала Наталья Петровна.
– Счастливого пути! – пожелал полковник.
Княгиня достала из сумочки подаренный ей колокольчик встряхнула им и прислушалась.
– Поехали? – спросил возница.
– Езжайте! – ответил Загряжский.
– Иван сказал: «езжайте!», поэтому трогай! – произнесла Голицына и добавила. – Но у дома медикуса Фолкмера останови!
– Где это? – спросил возница.
– Неподалёку от ратуши, – ответила Наталья Петровна. – Дом с башенкой. Его здесь все знают.
– Но, милые! – крикнул возница.
И берлина покатила.
Быков подвёл к полковнику его коня, и Загряжский спросил:
– А ты, Панкрат, зачем остался?
– Приказано, и я пока тут.
– За мной следить?
– Не только, – ответил Быков. – Есть много других дел.
– Наведываться к тебе буду. Чтобы было о чём сообщать. Примешь?
– Милости прошу! Буду очень рад.
Загряжский вскочил в седло, крикнул:
– Тогда до встречи, Панкрат! Счастливо оставаться! – и поскакал.
– Удачного пути! – пожелал Панкратий.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?