Текст книги "Квази Эпсилон. Друид"

Глава 8

Западное побережье острова Кверк

Я едва ли проспал полчаса, как в каморку постучали. На пороге оказался все тот же султанчик.

– Ты купил место, остгёрд, но место твое за веслом. Тебе досталась вторая смена, не забудь, – с этими словами он выкатился в двери, а я так и стоял, непонимающе глядя ему вслед.

Ольгерд, видя мое замешательство, пояснил, что я ошибся, подумав, что заплатил за каюту. На самом деле к этой каморке прилагается еще и пост гребца. То есть получается, я подарил ему туеву кучу денег за то, чтобы повкалывать на его корабле как раб на галере. Странно, но Ольгерда не удивило то обстоятельство, что мне придется шесть часов в день работать веслом, зато он долго смеялся, когда узнал что я заплатил за эту работу все наше золото. Обычно наоборот, либо платят гребцам, либо находят компромисс. В таком случае наемные гребцы получают транспорт в нужном направлении, а хозяин судна бесплатную рабочую силу.

Дальнейшее плавание протекало так: три часа я махал веслом, затем следовал перерыв в три часа, и снова три часа гребли. Дальше наступал большой перерыв, в который можно было отоспаться и заняться своими делами. А затем, через двенадцать часов, снова наступала моя смена. Так как полный цикл смены был равен восемнадцати часам, то за три дня я работал как в ночную, так и в дневную смену. Хорошо хоть кормили прилично.

Со временем, общаясь на лавке за работой с другими гребцами, я узнал, что этот султанчик лишь номинально является капитаном. В его обязанности входит слежка за сохранностью груза и работа с персоналом. Да я и сам понял, что к морю в этот низкорослый мужичок имеет скорее побочное отношение. Он больше бегал по кораблю из трюма в трюм с журналом, чем занимался навигацией и общался с командой. А остальное время проводил внутри просторной капитанской каюты, расположенной в кормовой части корабля.

На самом деле здесь всем рулит его квартирмейстер Беррхем, высокий, жилистый и с длинными волосами, заплетенными во множество косичек в толщину большого пальца. Руки его были в наручах из толстой кожи, армированных стальными кольцами, нашитыми поверх. И вообще он больше походил на какого-то пирата, чем на капитана.

Весь флот хоть и был довольно разношерстным сборищем из более полусотни кораблей, которые вел монументальных размеров линкор конунга острова Латтар, но если приглядеться, становилось ясно, что все корабли делятся на пять небольших групп, которые идут особняком друг от друга. Те, кому посчастливилось получить грамоту на право торговли с Латтаром, хоть официально они и были равны в правах, но старались держаться своих. И вскоре я узнал почему.

Западный океан довольно неприветлив, корабли, не знающие фарватера, часто напарывались на острые подводные дрейфующие скалы, иногда суда атаковали морские чудовища или пираты из местных. И если наличие грамоты оберегало от последней напасти, то вот от природных невзгод защитить не могло.

Поэтому самим конунгом был установлен закон, что если судно идет ко дну, то прибывший на помощь может с чистой совестью забрать себе половину всего, что удастся спасти, в уплату за сохранность жизней и доставку второй половины с затонувшего корабля до Латтара. Вот и старались корабли держаться ближе к своим, чтобы в случае чего драгоценный груз не достался чужакам, а со своими как-нибудь разберутся.

Вот и шел сейчас флагман, а затем пять групп по десять-двенадцать кораблей. Кстати, я увидел конунга острова Латтар и у меня сразу отпали сомнения, что передо мной именно он. Вегард Синий Кит был больше похож на медведя, чем на человека. Абсолютно лысая голова и черная борода, без всяких украшений, которая больше походила на запутанную проволоку. Он не имел ни короны, ни богато украшенного оружия или доспехов. В нем абсолютно все было как у простого моряка, все, кроме его габаритов.

Если ярл Торд больше походил на какого-нибудь тигра или льва, играющего мускулами, то Вегард больше ассоциировался с самым крупным белым медведем, по каким-то причинам носивший черную как смола, шкуру и с синей татуировкой кита на лысом черепе.

Синий Кит являлся живой легендой для обоих островных народов. Как оказалось, прозвище, которое обязательно становилось частью имени ярла, появлялось не на пустом месте. Когда остгёрд или демгёрд совершил поступок, тянущий на подвиг, то иногда его называли в честь этого деяния.

О таком поступке мечтали и безусые юнцы, и покрытые сединами старцы. Ведь подвиг увековечит тебя в истории твоего народа. До сих пор ходят в сказки и легенды про великих представителей островного народа. Необязательно добывать себе прозвища в яростном выражение, как Гэм Сокрушитель Великана или Тимиарс Стальная Гора. Омен Строитель, к примеру, получил свое прозвище за то, что вырубил в скалистом теле Латтара запретный город, чьи недра не смог покорить ни один захватчик за всю историю демгёрдов, которая, по сути, и является историей войны.

Невысокий и щуплый, по меркам островитян, этот юноша, став во главе семьи, продал все, чем владел его род, и купил рабов – невольников или тех, кого продали в рабство собственные семьи, отказавшиеся признавать родство. Долгие месяцы, которые складывались в годы, они рубили твердую и холодную породу.

Все посмеивались над безумным книгочеем, который бездарно растратил богатства своего рода на то, чтобы, как землеройка, закопаться поглубже в землю. Ему говорили, что лучше бы он выбросил все деньги за борт в мешке, к которому следовало привязать и собственные ноги. Но Омен каждый день приходил в селение, покупал провизию и снова уходил в черный зев пещеры.

Он так и умер, осмеянный при жизни. Но зато его труды были оценены тогда, когда города демгёрдов пали в войне с Аркрумом. Тогда весь Латтар пылал в огне войны и во всплохах магии. Уцелевшие жители смогли спастись, когда сын Омена Строителя укрыл тех, кто высмеивал его и его отца. Война ушла с Латтара, демгёрды отбили ценный остров за две недели и когда рыбаки, ремесленники и селяне вновь вышли на поверхность, больше никто не смеялся над чудаковатым родом Омена Строителя. Демгёрды подарили Омену прозвище и посмертно вписали его имя в летопись северного народа, но его кости уже четыре зимы лежали в усыпальнице.

Маршрут морского каравана пролегал западнее острова Кверк в проливе Ганн. Фарватер достаточно опасный, поэтому по всему берегу Кверка в прямой видимости друг от друга стояли маяки, чтобы корабли могли ходить, не опасаясь острых рифов ночью. В вечернем закате стайки кораблей, подсвеченные фонарями, представляли волшебное зрелище. Было бы еще лучше, если бы была не моя вахта махать веслом.

Священный дуб Кверка виднелся даже отсюда, хотя расстояние в три десятка морских миль уменьшило его очертание до зеленого пятна на фоне черной горы. Завтра днем, обогнув остров, караван должен причалить в бухту Кверкхэма для пополнения запасов воды и ночевки на твердой земле. А для меня это прежде всего возможность взять росток священного дуба, чтобы из него создать Лешего.

Пришла ночь, и морской караван следовал вдоль острова, ориентируясь на горящие огни маяков. Шум моря и качка стала уже привычны для меня, и я ждал одного – когда дежурный посчитает три склянки и даст сигнал на смену гребцов. Мозоли на руках уже превратились в некое подобие кожаной брони. Хорошо хоть с нас не потребовали, чтобы и Ольгерд отрабатывал поездку за веслом.

Колокол на капитанском мостике пробил, и я наконец разогнул затекшую спину, освободив лавку для следующего бедолаги. Однако шум на капитанском мостике привлек мое внимание. Увы, подняться на него к Литту и квартирмейстеру Беррхему мне не позволили, но вскоре я и сам понял причину шума.

В темноте ночи горизонт был пуст. Теперь там, где еще десять минут назад горели огни маяков – кромешная тема. С корабля на корабль передавались команды. Ночью можно легко распороть брюхо корабля, не имея ориентиров, а донное течение не позволит бросить якорь. Ну не могли погаснуть без причины все четыре видимых раньше маяка. Кто-то сделал это целенаправленно, желая, чтобы караван не дошел до конца. С другой стороны, этот маршрут был неизвестен никому, кроме тех, кто следовал в караване.

На палубе начали звучать вопросы, и Литт пытался всех успокоить, сообщив, что шлюпка уже отправлена на корабль конунга, и когда гонец вернется, будет все ясно. А пока все незанятые на веслах могут разойтись по каютам. Народ начал выражать недовольство, и когда Литт начал сдавать под волной недовольства, его грубо отодвинул Беррхем. Народ сразу стих под суровым лицом квартирмейстера, которое в свете масляного фонаря казалось еще суровее.

Ему даже не пришлось ничего говорить, одного взгляда хватило, чтобы подавить волну недовольства, грозившего перерасти в бунт, еще в зародыше. Люди устали, их корабль был уже почти месяц в море, а ночные стоянки в гаванях не сильно позволяли отдохнуть от качки. Вот и сейчас недовольство команды грозило вылиться если не в бунт, то в стычку.

Прошел час и я снова поднялся на палубу вместе с Ольгердом, а лодка с гонцом так и не появилась. И это настораживало, как я понял, не только меня. Гонец мог за это время несколько раз оплыть весь караван, не говоря уже о том, чтобы сплавать до флагмана и обратно. Весь народ на корабле почувствовал неладное и собрался на палубе, вглядываясь в темный Горизонт и желтые фонарики на других кораблях.

В шуме бьющихся о борт волн начал различаться стрекот. Видимо его услышал не только я, но только я не знал, что он означает. Народ из караула бросился к стрелометам, а гребцы же наоборот устремились под защиту трюма. Над головой вдруг раздался свистящий звук, и следом из тьмы в соседнего человека что-то ударило, скинув его за борт.

Только что рядом, на его месте, стоял Ольгерд, и я повернулся, чтобы проверить. К счастью, я ошибся, Ольгерд стоял за только что сбитым чем-то неведомым человеком. Деревянный посох в его руках покрылся шипами на манер булавы, а сам юноша стоял в стойке, готовый к бою.

Только я хмыкнул, заметив, как возмужал мой ученик, как буквально дождем с неба посыпались какие-то смутно различимые в свете пусковых масляных фонарей фигуры с крыльями. Тела этих тварей смутно напоминали человеческие, или даже скорее русалочьи, но при этом за спиной имелись крылья.

– Эхидны! – с придыханием произнес Ольгерд.

Я не стал спрашивать, что это за твари, только уточнил, опасные ли они. Парень, не сводя взгляд с горизонта, кивнул и вытер пот со лба. Бестии не рисковали спускаться на палубу, все больше атакуя с наскока и стараясь скинуть свою жертву за борт.

Народ это тоже смекнул, и все отпрянули от краев корабля, ощетинившись луками и сталью. Бестии стали останавливаться и теперь атаковали, пролетая на скорости и стараясь разорвать незащищенные части тела и в первую очередь шею острыми когтями на кожаных крыльях. Один из стрелометов все-таки достал бестию на подлете, засадив в нее пяток болтов.

Это и впрямь были Химеры, походившие на русалок с крыльями. Вот только тела у них были далеки от чарующей красоты, описываемой Андерсеном. Нижняя часть больше походила на угря, верхняя напоминала тело летучей мыши. Голова и птичьи глаза были покрыты кожистым веками. На каждом из крыльев имелись две пары острых загнутых когтей, которыми они и разрывали человеческую плоть, не оставляет шансов выжить.

То же самое происходило не только на нашем корабле, другие суда страдали не меньше. В свете фонарей над ними также мелькали черные силуэты, и доносился крики раненых. У многих пострадавших раны были достаточно глубокие, но и легко раненых хватало. С момента начала атаки прошло не больше трех-пяти минут, а полностью здоровых можно было сосчитать по пальцам. Даже мне не посчастливилось, одна из тварей распорола плечо, но хрупкая кость ключицы осталось цела.

– Нас так перебьют! – в голосе Ольгерда теперь отчетливо различалась паника.

Количество раненых все время увеличивается, но и сбитые монстры начали заполнять палубу.

– Не ссать, малец, – произнес я, подняв обе руки к небу. Как там называлась одна из моих способностей? Весенний дождь, кажется. – Когда я отрублюсь, присмотри за мной, – напоследок сказал я Ольгерду.

И снова Северное сияние окутало меня, подсвечивая зеленым. Я во весь голос закричал названье способности, стараясь вложить в эти слова как можно больше своих сил. До сих пор не разобрался, как действует магия и регулируется количество маны, вкладываемое в заклинание. Поэтому и кричал как можно громче.

Видимо, это подействовало, и ноги отказались держать мое тело, а сознание уходило из головы. Но перед тем как отрубиться и мешком рухнуть на деревянную палубу залитую кровью и соленой водой, я почувствовал капли дождя. А мой слух уловил раскаты грома.

Вы получили новый уровень, вы получили новый уровень… Текущий уровень 62.

Пробуждение встретило меня криком чаек и немыслимой в последние несколько дней роскошью – мягкой кроватью, застеленной свежим постельным бельем. Шум моря и клекот чаек все так же шелестел на фоне мужского разговора. Я не торопился открывать глаза, выдавая свое пробуждение, и тайком подслушивал разговор.

Судя по всему, капитана Литта кто-то отчитывал за то, что он усадил мага воды и лекаря за весло. Тот отнекивался, убеждая собеседника, что я сам вызвался грести за доставку на Латтар. Тут можно было заканчивать спектакль, поэтому я звучно зевнул и открыл глаза, показывая, как хорошо выспался.

В капитанской каюте, а это было определенно она, мгновенно повисла тишина. Как оказалось, разговор с Литтом проводил квартирмейстер Беррхем. Одного его молчаливого взгляда хватило, чтобы подавить бунт на корню.

– Почему ты не сказал, что ты маг воды? – со злобой в голосе проговорил высоким, даже каким-то детским голоском султанчик.

– С чего это я должен был озвучивать этот факт? Ты ведь мне не сказал, что я заплатил полновесным серебром за то, чтобы махать веслом как раб на галерах, – я вернул ему его презрение. Услышав это, Литт ухватился за край стола и не рискнул поднять глаза на Беррхема.

– Ты заплатил серебром? – уточнил квартирмейстер, испепеляя взглядом капитана, который, кажется, стал уменьшаться на глазах.

– Не совсем. Сначала я продал ему топоры за серебро по их весу, а уже потом вернул его за два места и каюту, которая больше похожа на кладовку для швабр. – Наслаждался ли я тем, что мои слова прилетят скряге-султанчику? Конечно! Мозоли, набитые веслом, а затем им же и ободранные до крови, должны аукнутся этому барыге.

– Покажи топоры, – сквозь зубы процедил Беррхем, обращаюсь к Литту.

Тот как-то слишком резко для своих габаритов нырнул к столу и извлек из одного из ящиков два богато украшенных боевых топора с обломанными рукоятками. Беррхем покрутил их и уже с недоверием посмотрел на меня.

– Откуда они у тебя? – Вот так одной своей фразой я перекочевал в подозреваемые.

– Взял в бою, – ответил я, не отводя глаз. Беррхем перевел взгляд на Литта и кивком указал на дверь. Тот, казалось, был счастлив, увидев этот жест, и молниеносно скрылся за дверью.

– Я знаю, чьи это топоры. Слабо верится что ты, маг воды смог взять в бою оружие Ярла Торда. Тем более что он никогда не ходит без троих своих телохранителей.

– Шестерых, – поправил я квартирмейстера. Тот кивнул. Видимо, я прошел его небольшую проверку.

– И все же слабо верится, что ты смог в одиночку одолеть такого берсерка и его головорезов. Каким бы хорошим магом воды ты ни был.

Вот тут я решил не юлить. Чем-то мне понравился этот суровый мореход.

– Я не один, со мной был ученик и мой питомец, – с этими словами я взял змеиный зуб в руку, и из кладовки появилась восьмиметровая змея, которая заполнила две трети помещения.

Квартирмейстер отшатнулся и потянулся к оружию, но я остановил его, напомнив, что это мой пет. Все-таки хоть в разговоре Беррхем и не упоминал про то, что является героем, но я догадался по оборотам речи.

– Где водятся такие бестии? И как маг воды смог подчинить такого монстра? – Беррхем не сводил зачарованного взгляда с Наги, а Нага тоже завороженно смотрела на него своими большими желтыми глазами.

– Я и не маг воды. Вернее, не совсем, – после этих слов я подошел к цветку на подоконнике у окна, у которого не было нескольких стекол, и в эти прорехи дул бриз.

Проводил рукой над цветком и, показав ему несколько простейших фокусов, которые теперь мог провернуть и Ольгерд, снял с себя все подозрения. Квартирмейстер по-хозяйски уселся за капитанский стол и извлек из него бутылку и две жестяные кружки. От души плеснул в каждую из них вина и рукой указал мне на стул. Я уселся и взялся за кружку.

Дальше последовал разговор. Как оказалось, мое массовое лечащее заклинание Весенний дождь не только исчерпало мои запасы манны, но и практически полностью вылечила всех раненых в караване. Нет, конечно, те, кто лишился конечностей или головы не воскресли, зато раненые смогли взять в руки оружие и отбиться от морских тварей.

В конечном счете, когда солнце поднялось над морской гладью, из двадцати двух человек на корабле мы недосчитались всего четырех, что сущие мелочи. Мое заклинание не только массово хилило всех, кто попадал под целительные капли дождя, но и сбивало летающих тварей молниями.

Помня урок, преподанный мне Тордом, я попросил не распространяться про свой статус друида. Беррхем кивнул, но пояснил, что все уже и так знают, что я как минимум маг воды, специализирующийся на массовых лечебных заклинаниях, поэтому отрицать это мне не имеет смысла.

Когда колокол на капитанском мостике отбил полдень и мы с квартирмейстером вышли на палубу, люди встретили меня молчанием. Даже гребцы перестали махать веслами. В этот момент труднее всего изображать, что ничего не происходит. Я как можно быстрее попытался найти взглядом Ольгерда и, слава богу, он оказался рядом.

Я пожал ему руку и по приглашению Беррхема поднялся на капитанский мостик вместе со своим учеником. Тут был и капитан Литт, который старательно делал вид, что высматривает что-то на горизонте в подзорную трубу, избегая моего взгляда. Пришлось немного притвориться, но я понял, что это не просто его попытка уйти от нашего дальнейшего общения. На горизонте и в самом деле чернел огромный город, в центре которого зеленел священный дуб Кверк, который как будто царапал облака своей монументальной кроной.

Восточная граница Аркрума. Крепость Анна

После разговора с грандмастером крепости Анна, в котором тот уклончиво и вскользь интересовался про игровой статус Спартака, его отпустили. Не совсем конечно, но и Гриша не грезил мечтами покидать место, в котором ему посчастливилось отреспауниться.

Крепость представляла собой средневековый замок, который был расположен на парящей в воздухе скале. Чтобы замок просто не улетел, дрейфуя на степных ветрах, его к земле приковывали четыре цепи. Попасть отсюда на землю можно было при помощи железный клети, спускаемой на стальных тросах на манер лифта. Цитадель стояла на границе королевства Аркрум и вольных степей, защищая мирные земли от набегов кочевников.

Рыцарский парящий в облаках замок, связанный с землей только четырьмя цепями. Не менее сказочно он выглядел и внутри. Его населяли два вида людей: облаченные в латные доспехи рыцари с увесистыми алебардами и мечами и облаченные в дорогие ткани маги с вышитыми на одеяниях рунами и знаками к магии. Оба этих сословия были так непохожи, что идеально гармонировали друг с другом.

Отряды, которые спускались в патруль, имели в своем составе оба вида бойцов. Меч и Магия вместе в полной гармонии. Чем больше Гриша общался с местными, тем больше ему нравился этот мир. Кстати, его способности к скорости остались при нем, чем он весьма удивил тяжело вооруженных бойцов, изматывая их на арене до полного изнеможения и уже тогда побеждая противника практически голыми руками. Однако его не выпускали за пределы летающего бастиона.

Будучи зачисленным в рекруты, он исправно осваивал науку боя, учась применять ярость и боевые классовые умения вместе с низкоуровневыми неписями. Методом проб и ошибок он выяснил, что в этой игровой Вселенной запрещено произносить любые слова, связанные с реальным миром или указывающие на вымышленность этого. Игра жестко пресекала такие демарши, сначала лишая зрения или голоса, а если усердствовать, игнорируя недвусмысленные намеки системы, то в конечном итоге можно на достаточно долгий период лишиться и зрения, и слуха, и голоса. Это Спартак уяснил на второй день, как только его выпустили из карцера.

И вот спустя две недели бородатый старшина, не раз валявший его в соломе арены, точно щенка, по отечески положил руку на его плечо и произнес:

– Собирайся в Дозор, Спартак…