Текст книги "Бисмарк. Русская любовь железного канцлера"

16

«Поначалу канцлер посещал дворцовые балы и танцевал там с почти мальчишеской прытью и азартом. Но Вильгельм I сказал, что такие танцы слишком фривольны для императорского канцлера и запретил их ему; с тех пор Бисмарк никогда не появлялся на балах» (А. Тэйлор. «Бисмарк. Человек и Государственный деятель»).

17

Берлин. 14 Февраля 1863 г., ночь

Хватит! Он слишком далеко зашел!

Бешенство его мужских желаний угрожает исполнению им обязанностей королевского министра-президента и осуществлению главной цели всей его жизни…

Хмельно ударяя кулаком по стволам заснеженных лип, Бисмарк шел из дворца по ночному Унтер-ден-Линден.

Нет, он не имеет права жертвовать мечтой – ради чего? Кэтти?

Но он женат на замечательной и преданной ему Иоганне, у них прекрасные дети, а Кэтти младше на двадцать пять лет, и она – замужем! Она замужем; и он, как зрелый мужчина и трезвый политик, просто обязан положить конец этой – пусть еще платонической – связи. Он обязан перестать думать о ней, вожделеть ее, смущать и соблазнять своими письмами. Хватит!

Конечно, теперь-то он понимает, что приезд Орловых в Биарриц и то, что они поселились именно в «Европе», где он остановился за день до их появления, было делом далеко не случайным, как представлялось ему тогда, в августе 1862-го. Теперь он почти не сомневается, что, используя свои родственные связи с Вильгельмом, русский император раньше всех узнал о возможности его назначения канцлером. Состоя в секретной переписке со своим племянником, Вильгельм, возможно, даже спросил его мнения относительно Бисмарка; Александр же, в свою очередь, обратился с тем же вопросом к своему канцлеру князю Горчакову, а Горчаков, рассчитывая на личный респект Бисмарка и перспективу их особых в будущем отношений, передал Вильгельму через Александра какие-то хорошие для Бисмарка рекомендации и в тот же день приказал князю Орлову, своему посланнику в Европе, немедля разыскать его, сблизиться и докладывать о каждом его шаге. При этом вряд ли, конечно, Горчаков имел в виду ту особую близость, которую Бисмарк стал лелеять в своей душе к юной жене Николая, – он, Горчаков, ее и в глаза не видел, просто так уж сложилось, что Орлов прикатил в Биарриц не один, а с Кэтти…

Очередным ударом кулака по дереву Бисмарк чуть не расшиб себе руку в кровь и остановился, сел на засыпанную снегом скамью, сунул ушибленную руку в снег.

Всё, надо трезво оценить ситуацию. В Биаррице, скорее всего, всё именно так и было, но теперь, пока еще не перейдена грань и ничего запретного не свершилось (или свершилось, но только во сне, во сне! О эти чертовы сны вожделения!..). Нет! Всё! Теперь он вычеркивает эту Кэтти из своего сердца и занимается только политикой – Польшей и Данией, Польшей и Данией…

18

Россия, Петербург, апрель 1863 г.

Из исторических документов

«По Высочайшему повелению, записка князя Николая Орлова «Об отмене телесных наказаний в России и Царстве Польском», поданная им Александру II, рассматривалась в Комитете, учрежденном при II отделении Собственной Его Величества канцелярии. Комитет согласился с основной мыслью Орлова о своевременности отмены телесных наказаний, как несоответствующих ни духу времени, ни достоинству человека, и лишь ожесточающих нравы. По собрании отзывов разных ведомств проект закона поступил па рассмотрение Государственного Совета. Во время его обсуждения раздавались голоса и противников отмены телесных наказаний. Среди них были, в частности, министр юстиции граф В.Н. Панин и митрополит московский Филарет. Полемизируя с выводами записки Орлова, Филарет высказал мнение о допустимости телесных наказаний в христианском обществе и отверг необходимость их отмены».

«17 апреля 1863 г., в свой день рождения, Александр II подписал указ «О некоторых изменениях в существующей системе наказаний уголовных и исправительных». Под этим названием скрывался государственный акт огромной важности, превративший Россию, по выражению одного из современников, «из битого царства в небитое». Согласно высочайшему повелению от телесных наказаний были полностью освобождены женщины, церковнослужители и их дети, духовные лица нехристианских исповеданий и их дети, учителя народных школ, крестьяне, занимающие выборные общественные должности, лица, имеющие аттестаты об окончании уездных училищ и высших учебных заведений. В отношении других категорий подданных Российской империи, прежде подлежавших телесным наказаниям, эти наказания были существенно ограничены, а в ряде случаев заменялись тюремным заключением или арестом. Полностью отменялись наиболее тяжелые виды наказаний – шпицрутены и плети».

«В тот же день были изданы высочайшие приказы по военному и морскому ведомствам.

Согласно приказу по морскому ведомству, наказания шпицрутенами и кошками отменялись. Нижние чины, подлежавшие наказанию шпицрутенами, должны были подвергаться наказанию розгами в количестве не более 200 ударов. Нижние чины во время плавания, подлежавшие ранее наказанию кошками, должны были подвергаться наказанию линьками в количестве не более 100 ударов. Нижние чины, имеющие нашивки за беспорочную службу, были освобождены от телесных наказаний даже по судебным приговорам».

Запоздалое предисловие
(продолжение)

Дух Бисмарка стучит в мое сердце…

Впрочем, это я уже писал.

Но, может быть, и на самом деле его бессмертная душа, его энергетическая или еще какая-то неведомая, слава Богу, науке субстанция, существуя в параллельном мире, все последние сто с лишним лет искала в нашем мире того, кто доскажет, наконец, то, что не хотят или не могут сказать его немецкие биографы? Они уже до дыр затерли все самые мелкие факты его биографии, прокомментировали все его высказывания и деловые меморандумы и даже написали тома новых комментариев к старым своим комментариям, но нечто ими недосказанное все жжет и терзает его вечную душу, не дает успокоиться в том параллельном мире и избрало меня, скромного романиста, чтобы моими словами прокричать миру о самом, как он теперь считает, главном в его знаменитой жизни – великой любви и неутоленной страсти?

А иначе как и почему этот роман, тихо и почти забыто спавший во мне уже десять лет, вдруг за какие-то два-три последних месяца вырос сначала до киносценария, но и на этом не успокоился, нет, а продолжает расти уже до романа, не дает спать по ночам, будит и терзает мозг целыми абзацами, репликами и эротическими проказами двадцатидвухлетней красотки Орловой и горечью старого Бисмарка, недолюбившего и недоимевшего самую юную, самую вкусную и самую яркую любовницу в своей жизни?

Вот и сегодня – нет, не сего-дня, а сего-ночью – родовые схватки этого романа вымотали мой сон, сдернули меня с постели и потащили к компьютеру. Пора! Воды исторических и биографических свидетельств уже отошли, отжались, а пронзительное понимание томительной шпионской интриги и банального любовного треугольника уже выкристаллизовалось в моей душе до прямого диалога с первоисточником, то бишь с духом Бисмарка, и уже не могу я, не в силах таскать его ни в себе, ни на себе… Роман Отто фон Бисмарка разрывает меня, как тяжелый десятимесячный ребенок разрывает материнское чрево или переросший страусенок раскалывает свою яичную скорлупу. Пора! Пора написать и выплеснуть эту уже родную мне историю и тяжелую бисмарковскую боль… Может быть, тогда, когда я поставлю последнюю точку и отдам издателю нашу общую с духом железного канцлера рукопись, – может быть, тогда мы оба утешимся и расстанемся, наконец…

Часть третья
ПОЕЗДКА В ВАЙНХАЙМ

1

Берлин. Начало 1863 г.

Да, теперь, когда канцелярия Бисмарка находится в королевском дворце, он имеет возможность регулярно излагать свои взгляды его высочеству. И вот что он должен внушить королю:

– Ваше высочество, вспыхнувшее десятого января польское восстание затрагивает не только интересы наших восточных провинций, но и другой вопрос, более важный – какое направление преобладает в русском кабинете: стремление к антигерманскому братанию между русскими и поляками или идея поддержки общей русско-прусской политики…

– Из доверительных бесед, которые я вел в Санкт-Петербурге с князем Горчаковым и с самим императором, я мог заключить, что Александр не прочь отдать часть Польши. По его словам, Польша является источником беспокойства и опасностей для России, а русификация ее неосуществима из-за различия вероисповеданий и недостаточных административных способностей русских властей. Нам, немцам, удалось бы, по его мнению, германизировать польские области, у нас есть средства к тому, ибо немецкий народ культурней польского. Русский же человек не чувствует того превосходства, какое нужно, чтобы господствовать над поляками…

– Однако дружественное полякам направление русской политики опасно для Пруссии, оно будет благоприятствовать оживлению русско-французских связей, а дружественный полякам русско-французский союз поставит Пруссию в крайне затруднительное положение, ведь независимость Польши равнозначна мощной французской армии на Висле. Таким образом, наше географическое положение вынуждает нас бороться против партии польских симпатий в русском кабинете…

Логика Бисмарка была настолько убедительна, последовательна и неоспорима, что, слушая его, король не мог с ним не согласиться и, в конце концов, отдавал ему принятие любого решения. Хотя нередко чувствовал в глубине души, что если бы этот Бисмарк захотел убедить его в обратном, он сделал бы это с такой же несокрушимой логикой.

2

«У Бисмарка были поразительные способности к манипулированию людьми – даже прожженными дипломатами, знавшими толк в лукавстве» (Б. Тененбаум. «Отто фон Бисмарк и его Второй Рейх»).

«Его путь всегда шел по краю европейской пропасти, он всегда одним глазом следил за настроением великих держав, пока другой, как глаз укротителя, не выпускал из поля зрения своего короля; не раз игра казалась проигранной, но если верно, что, как гласит турецкая пословица, удача влюблена в дельного человека, то она, должно быть, признала в Бисмарке самого дельного, ибо удача выпадала ему почти всегда…» (Э. Людвиг, «Бисмарк»).

3

Samois-sur-Seine. Château de Belle fontaine,

июнь 1863 г.

«Дорогой дядюшка!

Уже 19 июня! Вот что значат расстояния! Вам не стыдно, что Вы так забыли свою племянницу? Что же, у меня больше нет дядюшки? Стыдитесь, стыдитесь, вы не только не навестили нас, но даже не написали! Вы решили изменить своим друзьям по Биаррицу? Друзьям с “Утеса Чаек”? Я часто получаю новости от вас – читая газеты! Если сознаться, осмеливаюсь осуждать поступки своего дядюшки, и не хочу скрывать это от него! Простите такой маленькой дурочке, как я, что она позволяет себе судить Вас [за роспуск парламента и введение цензуры]! Это очень дерзко с моей стороны, но вы же знаете, что племянницы, особенно если их баловать, способны на все. Именно поэтому я позволю себе сказать, что порой даже чувствую облегчение, когда выцарапываю имя своего любимого дядюшки из газеты.

Прилагаю новый портрет вашей племянницы, которая носит теперь короткую стрижку, и сильно похудела, отчего некоторые утверждают, что она стала безобразнее, а другие находят ее прехорошенькой. Кому верить?

Адье, мой дорогой дядюшка, мое почтение госпоже фон Бисмарк. Жму вашу руку, будьте счастливы и довольны всем.

Кэтти Орлова».

4

Что еще она могла написать ему? Княгиня, замужняя женщина, жена дипломата – как еще она могла дать ему знать, что думает о нем, гуляя днем в Фонтенбло, бредит им по ночам, помнит его сильные руки и мечтает о встрече?

Да она вообще не имеет права писать ему!

Но уже пять месяцев – целых пять месяцев! – нет от него ни письма, ни записки! Он вычеркнул ее из своей жизни? Он забыл ее? Но как он мог? Разве не писал он, что думает о ней ежедневно? Разве она не чувствует по ночам его сильные руки на своем разгоряченном теле? Разве она не ощущает его сокрушительного вожделения? Нет, больше она не может ежеминутно прислушиваться к скрипу ворот и ждать парижского почтальона. Если он не ответит из своего дурацкого Берлина, то и она вычеркнет его из своей жизни!

Расписавшись в письме, Кэтти положила конверт рядом с собой на подушку и уснула.

За окном, выходящим в парк Bellefontaine и долину Трубецких, стало светать.

Княгиня Анна Андреевна, мать Екатерины, вошла в спальню, взяла с подушки конверт, достала письмо и стала читать. Кэтти проснулась, открыла глаза.

– Бедная моя девочка!.. – тихо проговорила Анна Андреевна.

– Почему, мама? – удивилась Кэтти.

– Ты любишь его.

– С чего ты взяла? Мы просто друзья…

Анна Андреевна прочла:

– «Адье, мой дорогой дядюшка, мое почтение госпоже фон Бисмарк! Жму вашу руку, будьте счастливы!» Это письмо брошенной возлюбленной! Неужели ты правда выцарапываешь его имя из газет?

Кэтти в слезах прижалась к матери.

Послышался топот копыт, Анна Андреевна выглянула в окно – по зеленой аллее, влажной от утренней росы, пара лошадей рысью мчала карету к дому. Кучер что есть сил натянул поводья, лошади всхрапнули, из кареты почти на ходу выскочил Николай Орлов с утренними газетами в руке. Похлопывая этими газетами по голенищу сапога, он спешно вошел в дом.

– Твой муж, – сказала дочери Анна Андреевна. – Пойду встречу. Приведи себя в порядок.

Спустя полчаса парижские газеты с крупными заголовками о восстании в Польше и стремлении поляков освободиться от российской оккупации были разбросаны по полу.

– В Польше настоящее восстание! – говорил Орлов, нервно расхаживая взад и вперед. – Франция, Австрия и Англия прислали нам ноты с требованием освободить поляков и угрозами военного вмешательства! Если к ним присоединится Пруссия, войны не избежать, и мы будем в полной изоляции! Ты должна написать Бисмарку и выяснить…

– Я не буду ему писать, – перебила Кэтти.

– Почему?

– Потому что я не шпионка.

– Конечно, ты не шпионка. Ты русская патриотка. Пойми, мы не можем воевать со всей Европой! Но если Пруссия станет на нашу сторону, никто уже не посмеет!.. – И Орлов подал ей перо и бумагу. – Пожалуйста! Прошу тебя!

– Но я не знаю, что писать…

– Я продиктую. Садись. Нужно, чтобы он получил это письмо до конгресса в Брюсселе. Иначе мы там будем в полной изоляции!

Заплаканная Кэтти села к ампирному столику, достала из ящичка фарфоровую чернильницу, перо и бумагу с золотым тиснением княжеских инициалов своего отца. Продолжая расхаживать вдоль окна, князь Орлов принялся диктовать:

– Итак: «Здравствуйте, дорогой дядюшка», это понятно. Дальше: «Политические события очень волнуют нас. Мой бедный отец ужасно обеспокоен…»

Кэтти изумленно подняла голову.

– Да, именно так, – напористо сказал Николай. – «Мой бедный отец ужасно обеспокоен…» Бисмарк уважает твоего отца.

Кэтти вытерла слезы.

– Дальше, пиши, – сказал Орлов. – «А как вы думаете, война будет? Пожалуйста, напишите мне свою точку зрения…». Теперь нужно что-то лирическое. Пиши: «Сегодня утром я получила письмо от Николая. Он пишет, что хочет поехать в Биарриц. И если все пойдет, как задумано, то просто всенепременно нужно, чтобы и дядюшка был там». Это подчеркни.

– Я не понимаю, – сказала Кэтти, – а что задумано? Кем?

– Неважно! Хотя ладно, тебе я скажу. Император Александр послал Вильгельму письмо с просьбой заключить военный союз. Мы хотим, чтобы это случилось до конгресса в Брюсселе. Поэтому пиши: «Вы должны, должны навестить нас… Какое огромное, неоценимое счастье будет для России, если ей удастся избежать войны!.. Ах, если есть хоть малейшая возможность, давайте поедем в Биарриц! Мы бы загорали там, как раньше, гуляли, плавали и наслаждались жизнью, забыв о политике…» Ну, что-нибудь в этом роде, лирическое.

– То есть ты его соблазняешь? – с горечью в голосе не то спросила, не то констатировала Кэтти.

– Да! – жестко ответил Николай. – Я соблазняю его миром и военным союзом с Россией! Что в этом плохого?

5

Уже вторую неделю мальчишки-газетчики бегают по Берлину с криками: «Пруссия заключила военный союз с Россией!», «Русская и прусская армии брошены на подавление польских мятежников!», «Бисмарк двинул на Польшу четыре армейских корпуса!».

В ландтаге возмущенные депутаты (особенно прогрессисты во главе с Вирховым) беснуются и кричат:

– Позор! Четыре корпуса – половина всей нашей армии! – сосредоточены вокруг Позена!

– Пруссия взяла на себя жандармскую службу в пользу России!

– Мы пятнаем себя соучастием в страшной травле людей, которая возмущает всю Европу!

– Правительство отдает пятьдесят квадратных миль на расправу русской военщины!

– Даже Наполеон Третий поддерживает поляков!

– Долой русскую тиранию!

Но Бисмарк спокоен.

«Наша тайная военная конвенция с Россией, о которой только теперь стало известно из-за передвижения наших войск, имеет для прусской политики скорее дипломатическое, нежели военное значение. Она олицетворяет собой победу, одержанную в кабинете русского царя прусской политикой над польской. Заключением конвенции, имевшим место при сильном сопротивлении Горчакова, по прямому приказанию императора, мы создали перевес антипольской и антифранцузской партии в императорском кабинете. Достигнутый таким образом результат – соглашение военно-политического характера довольно незначительное, с военной точки зрения, выполнило свою задачу с лихвой».

6

10 сентября 1864 г.

ТЕЛЕГРАММА:

ФРАНКФУРТ ЗПТ ЛИЧНО МИНИСТРУ-ПРЕЗИДЕНТУ ОТТО ФОН БИСМАРКУ ОТ КНЯГИНИ КАТАРИНЫ ОРЛОВОЙ ТЧК

СЕГОДНЯ В ДАРМШТАДТЕ МЫ С НИКОЛАЕМ ПОСЕТИЛИ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА И КОРОЛЯ ВИЛЬГЕЛЬМА ТЧК ЗАВТРА 11 СЕНТЯБРЯ НИКОЛАЙ ОСТАЕТСЯ ПРИ ИМПЕРАТОРЕ ЗПТ А Я ПОЕДУ ПОЕЗДОМ В ХЕЛЬДЕНБЕРГ К ПОДРУГЕ ТЧК КАТАРИНА.

7

Сквозь сильный дождь поезд мчался из Дармштадта в Хейдельберг.

В купе первого класса двадцатичетырехлетняя княгиня Екатерина Орлова в собольем палантине до пят нервно и нетерпеливо смотрела в окно. Встреча в Дармштадте дяди и племянника – короля Вильгельма и Александра II – а, следовательно, русского посланника в Европе Николая Орлова, сопровождавшего своего императора, и Бисмарка, сопровождавшего прусского короля, – была для нее если не подарком, то указующим перстом судьбы. Во всяком случае, именно с такой мистикой мы обычно смешиваем свои желания, дабы отвести от себя ответственность за их исполнение. Какого черта он не ответил на письмо с ее фотографией?! Да, он премьер-министр, он политик, он занят войной с Данией, но ведь и она – княгиня! И если он не ответит и на эту депешу – что ж!..

Впрочем, из-за проливных дождей, накрывших всю Европу, поезда – даже при немецкой точности – сбились с расписания, и время их прибытия на любую станцию стало непредсказуемым.

Вот поезд снова остановился. За пеленой дождя даже не видно названия станции. Что это – Эберштадт? Зехайм-Юнгенхайм?

Удар станционного колокола, отправление. И вдруг – в пелене дождя появляется рослая фигура в темном плаще с капюшоном. Это он! Не поднимая головы, он почти бежит вдоль вагонов – явно не хочет, чтоб его узнавали.

Кэтти осторожно машет ему из окна.

Бисмарк поднимается в вагон. Да, он обещал себе вычеркнуть ее из своего сердца и не писал ей полгода. Но она сама позвала его – сначала письмом, а теперь телеграммой! И противиться своим желаниям не умеют не только женщины…

Поезд трогается и медленно набирает ход.

Бисмарк входит в купе.

Кэтти смотрит на него…

Бисмарк запирает купе и поворачивается к ней.

Протянув к нему руки, она порывисто встает, и палантин падает с ее нагого тела.

Бисмарк, мокрый от дождя, опускается перед ней на колени.

Снаружи яростный дождь бьет в окно купе, летящего в рай.

…Через несколько часов на станции Вайнхайм Бисмарк выходит из вагона и на встречном поезде возвращается во Франкфурт-на-Майне.

8

Дипломатической почтой:

Райнфельд. 25 сентября 1864 г.

«Моя самая любимая племянница, было так любезно с Вашей стороны написать небольшой эпилог к нашей поездке в Вайнхайм. Завтра утром я снова выезжаю в Берлин, где буду только послезавтра. Я велел своему лечащему врачу дать заключение, в котором он объясняет, что море необходимо мне для поддержания здоровья. Не будете ли Вы так любезны сообщить мне день Вашего отъезда из Парижа и приезда в Биарриц? Если Вы дадите телеграмму после получения письма, то она застанет меня в Берлине или последует за мной в Баден.

Большой привет Николаю.

Целую Ваши прекрасные руки.

Преданный Вам навсегда Ваш дядюшка,

ф. Бисмарк».

9

Берлин. 4 октября 1864 г.

Приехав из Райнфельда, где Бисмарк провел 14 дней в своем доме у постели Иоганны (по счастью, при его появлении выздоровевшей от астмы), он тотчас посетил короля. Он нашел Вильгельма в Белом зале королевского дворца, где знакомая ему по балу брюнетка с высокой грудью играла королю на арфе. После короткого доклада о делах он вручил королю еще одну бумагу.

– Что это? – спросил Вильгельм.

– Ваше величество, это заключение моего врача. Мне предписано срочно ехать на море.

Вильгельм с явным неудовольствием взял бумагу и прочел вслух:

– «Рекомендуется море в Биаррице, как единственное средство для поддержания здоровья». Мой друг, вы совсем не выглядите больным.

– Ваше величество, – отвечал Бисмарк. – Вспомните, какой мы прожили год! Мы распускали парламент, усмирили оппозицию, штурмовали дюппелевские укрепления и победили Данию, отняли у нее Шлезвиг, Голштинию и Лауэнбург и помогли вашему племяннику Александру подавить поляков. Разве я не заслужил отдых?

– Но за это я пожаловал вам орден Черного орла!

– Ваша щедрость безгранична, ваше величество. Пожалуйста, прибавьте к ней мой отпуск в Биаррице.

– Ах, вот что! – сказал король. – Да, я что-то слышал про ваши тамошние амуры. Она тоже там будет?

Бисмарк промолчал, а король повернулся к пышногрудой арфистке:

– То война, то Биарриц! Трудно быть королем под управлением такого канцлера…

Арфистка скромно улыбнулась и потупила карие глазки.

– Но как же я останусь здесь в одиночестве? – спросил король.

– Ваше величество, – ответил Бисмарк. – Я уверен, что здесь вы не нуждаетесь в моей помощи.