Текст книги "Сосновая крепость"

Глава 7
Романовский

Я не пытался её искать. Честно. Озеро Белое вообще-то огромное, и дачных посёлков вокруг немерено! Но вряд ли рыжий бандит уходил слишком далеко от дома. Хотя кто его знает?! Я надеялся, что Никина дача где-то рядом. Но я её не искал!

Просто пару дней колесил по нашей «Сосновке». Заглянул в соседние СНТ «Грушевое», «Лето механизаторов», «Урожайное» и даже объехал «Яблочный край». Глухо.

Я как бы между прочим решил навестить дачный центр общественно-культурной жизни – магазин. И тут же приметил пару знакомых лиц. Могильщик и Серёга. Не то чтобы друзья, так, дачные приятели. Мы иногда жжём костры на берегу или гоняем по округе на великах.

– О, здорова, Ромыч, – Могильщик протянул руку, и я её пожал.

– Здорова. Как сам?

– Как сала килограмм, – махнул рукой Могильщик и огляделся по сторонам. – А где твоя заноза?

«Заноза» – это Романовский. А Лёха Могилов вообще-то нормальный парень. Только Романовского на дух не переносит. Это у них взаимно. Раньше мы тусовались все вместе, но теперь из-за Романовского с дачными приятелями я общаюсь нечасто.

– Откуда я знаю?

– Ну, вы ж друзья не разлей вода, – хохотнул Серёга.

– Да ну тебя, – отмахнулся я. – Пацаны, вы девчонку с рыжим котом не знаете?

– Что за девчонка? – Могильщик моментально сменил тон. – Красивая?

– Ну-у-у-у, – я покраснел как идиот. – Нормальная.

– Блондинка, брюнетка? Как зовут? Сколько лет? – спросил Серёга.

– Рыжая. Ника. Лет… тринадцать-четырнадцать. Есть огромный оранжевый кот, – я выдал всю известную информацию. Если кто и может помочь, так это Серёга.

– Ща узнаем, – заверил Серёга и скрылся в магазине.

– Ба, есть дело, – донеслось до меня из-за комариной сетки, прикрывавшей вход.

Бабушка Серёги подрабатывала в магазине. Если Ника из «Сосновки» и хоть раз заходила за хлебом, Серёгина бабушка её точно знает. У неё же не мозг – квантовый компьютер, когда дело касается дачников. Ходячая садово-огородная Википедия или, лучше сказать, Сплетнепедия. До сих пор помнит, кто где в девяносто седьмом дом перекрасил.

У меня внутри что-то подпрыгивало и трепыхалось. То ли надежда, то ли сегодняшний завтрак. Но когда появился Серёга, и то и другое запросилось наружу.

– Ну?! – вместо меня спросил Могильщик.

– Голяк, – покачал головой Серёга. – Ба её не помнит. Раз не помнит, значит, не видела. За весну несколько дач продали, но про новых хозяев не слышала.

– Может, она с другого посёлка? – спросил Могильщик. – Откуда ты её знаешь-то?

Завтрак остался на своём месте, а вот надежда упорхнула в небо. Я вздохнул и рассказал пацанам, как встретил Нику. В общих чертах. Не стал упоминать, как я лоханулся, когда бросился за камерой.

– О-о-о-о, приятель, – Могильщик хлопнул меня по плечу. – Похоже, тебе тут ловить нечего. Она-то знает, где ты живёшь. Захотела бы встретиться, пришла бы сама.

Об этом я не подумал. Ну почему я такой идиот, а? Как всё просто. Раз Ника не пришла, значит, не захотела. Можно успокоиться и больше не искать. Только почему от этого так тошно?

Могильщик и Серёга смотрели на меня с сожалением. Я и сам смотрел бы на себя с сожалением. Жалкая мокрая курица.

– Ладно. Давайте, пацаны, я это… погнал, – вяло попрощался я.

– Давай, Ромыч, – ответил Серёга. – Бывай.

Я сел на велик и покатил в пустоту.

– Если вдруг встретишь свою Нику, – крикнул на прощание Могильщик, – не знакомь её с блондинчиком.

Я обернулся. Но парни уже куда-то исчезли.

* * *

Небо на удивление ясное. Солнце печёт. Дорога пылит. Сосны пахнут. Всё как всегда. Всё на своих местах. Кручу педали, а внутри пусто. И грустно. Будто я потерял что-то ценное. Такое, что и не было моим, но мне очень хотелось, чтобы было. Так бывает, когда снится удивительный сон, но ты просыпаешься. Резко и неожиданно. Первые секунды перехватывает дыхание от потери и разочарования. Только сейчас это были не секунды.

Меньше всего мне хотелось возвращаться в пустой дом, где я никому не нужен, кроме глупых несушек. В голове звучал голос Курта:

 
I need an easy friend
I do… with an ear to lend
I do… think you fit this shoe
I do… won’t you have a clue[2]2
Мне нужен добрый друг.И он ко мне не будет глух,И он на тебя похож,И о, когда же ты поймёшь?About a Girl, песня группы Nirvana.

[Закрыть]
 

Когда я подъехал к дому, у забора валялись знакомый велик и чёрный рюкзак. Хотя их хозяина нигде не было видно. Но это не важно! Главное, он вернулся. Курт, наверное, там, на небесах, тебе аплодируют каждый раз, когда ты угадываешь чьё-то желание.

Я открыл калитку, которая, кстати, оказалась заперта, и тут же услышал:

– Где тебя носит, Григорьев? И почему на старом месте нет запасного ключа?

На крыльце сидел Романовский!

Ян Романовский. Человек, который спас мне жизнь. Мой лучший друг. Я не видел его с конца мая. И можно сказать, что самую капельку, во-о-о-от такусенькую капелюшечку, соскучился.

За это время он совсем не загорел. Он точно на Кипре был? Только волосы стали чуть светлее. Назло своему папаше Ян отрастил шевелюру почти до плеч и теперь собирал передние пряди в шишку на затылке. Тоже мне, Леголас недоделанный. По сравнению с ним я выглядел… ну, как обычный человек.

– Романовский! Откуда ты взялся?

– Какой-то не очень тёплый приёмчик. Всё твоей маме расскажу, – Романовский сверкнул эльфийской улыбкой.

– Расскажи! Она только обрадуется, что ты ей позвонил, – я отмахнулся. – Нет, я серьёзно. Что ты тут делаешь? Ты же должен быть на море до конца июня. И почему такой бледный? На Кипре отключили солнце за неуплату?

– Может, я соскучился, – ухмыльнулся Ян. – И первым рейсом бросился на выручку, чтобы ты не сдох тут от одиночества. Со своими курами.

Я закатил глаза.

– Реально, что ли?

– Нет, конечно. Долгая история.

– Как ты пробрался на участок?

– Через забор перелез. Встаёшь на велик и вперёд. А где запасной ключ? И что это за хрень? – Ян кивнул на теплицу.

– Не спрашивай! Это папин ресайкл.

– О! Круто! А то я уже решил, что пропустил апокалипсис. И теперь вся надежда вымирающего человечества на клан Григорьевых. Которые научились строить теплицы и прочие… э-м-м-м строения, – Ян кивнул на курятник, – из обломков прошлой цивилизации.

– Да пошёл ты! – я ткнул его кулаком в плечо и направился в дом. – Давай лучше поедим. Хочешь яичницу? Яиц завались!

– Это хорошо, потому что я остаюсь, – Ян вошёл следом.

– На обед?

– Насовсем. Поживу с тобой. Я и шмотьё захватил, – Ян мотнул головой в сторону рюкзака, который до сих пор валялся за забором.

– Круто!

Если честно, я другого и не ожидал. Ян часто зависал у нас на даче. У его семьи был дом в коттеджном посёлке на другом берегу озера. Огромный дом. С теннисным кортом, бассейном, причалом и вертолётной площадкой. Ладно, вру, площадки не было. Но в остальном настоящие хоромы.

Однако Романовский ошивался вместе со мной. Может, наша дача для него была чем-то вроде экзотики? Слишком много шикарных отелей и люксового жилья? Полезно разбавить ноткой сельского колорита. Говорят, есть богачи, которым до того скучно, что на каникулы они отправляются в тюрьму или в горячие точки.

У Романовского в нашем доме имелся свой матрас, полотенце и даже зубная щётка! Поэтому мама была уверена, что Ян и в этот раз поживёт со мной, пока бабушка в больнице.

– Зацени, старик, – Ян повернулся спиной и задрал майку.

– Охренеть, Романовский, ты совсем поехал?! Тебе же всего четырнадцать!

– И?

– В четырнадцать не набивают татухи! Когда ты вообще успел?

– О! Главный душнила вошёл в чат.

Я зашвырнул в Романовского подушкой. Снаряд угодил в лицо. Ян ответил очередной эльфийской улыбкой. А я пожалел, что под руку не попалось чего потяжелее.

– Дай посмотреть.

– Я знал, что ты оценишь, старик, – он отвернулся и снова задрал майку.

На левой лопатке у Романовского красовалась клоунская рожа с зелёными волосами и безумным оскалом. Линии вроде бы смелые, меткие, но им не хватает чёткости. Местами чёрный контур проваливается в кожу, а где-то едва касается поверхности. То же с цветной заливкой. Вроде бы и неплохо, но оттенки грязные. Не самый крутой рисунок.

– Ты точно поехавший, Романовский! Почему, блин, Джокер?! Почему не Бэтмен? Или там дракон на худой конец.

– Нравится мне этот псих, – Романовский пожал плечами.

– О, кажется, я понял! Почему ты такой бледный. Не успел загореть! Тебя просто выперли с Кипра! Из-за татухи!

– Вот ещё, – Ян резко одёрнул майку и отвернулся. – Можно подумать, кому-то есть до этого дело. Большого Босса я не видел с апреля. Он, конечно же, в последний момент слился. Не смог присутствовать на семейном отдыхе. Я его понимаю, тот ещё цирк. А эта… – Ян усмехнулся. – Она без папаши отказалась ехать на месяц. Типа, что ей там с детьми делать. Билеты поменяли, но мне, естественно, сказали в самый последний момент. Просто удивительно, как вообще на Кипре не оставили. Вот был бы смех. Я ей это ещё припомню, – Ян скривился. – Но так даже лучше. Чтоб ты знал, Григорьев, с татухой сильно не позагораешь. Нельзя. Пришлось в номере торчать. Скука смертная.

«Большой Босс» – это отец Яна. Он вообще-то и правда большой босс. У Романовского-старшего несколько бизнесов. Судя по всему, весьма успешных. Но дома его не бывает от слова совсем. А «эта» – мачеха Яна – тётя Света, которую он никогда не называл по имени.

Родители Яна развелись, когда ему было шесть. Мама завела семью в другой стране. Романовский-старший тоже женился. Но Ян так и не принял мачеху. А когда родилась сестра, то и вовсе перестал обращать внимание на них обеих. Словно ни сестры, ни мачехи в его жизни вообще не было.

– Между прочим, мне писала твоя мама. Просила присмотреть за тобой, как только вернусь.

– Моя мама тебе писала?

Вот позорище!

– Ага. Видишь, как тебе повезло, что я так рано прилетел.

– Да просто космическое везение. Можно подумать, без тебя не справлюсь.

Но, если честно, я был рад, что Романовский тут. Моё одиночество потеряло острую новизну, зато приобрело стойкий привкус уныния.

– Когда ты вообще успел набить татуху и почему я об этом не знал?

– Ну, извини, мамочка, – Ян развёл руками. – Ты бы начал нудить и меня отговаривать.

– Конечно, стал бы! Что ты потом с этим Джокером делать будешь? Тебе ж, блин, четырнадцать! А если ты через десять лет наберёшь сто кило? Хрень ведь получится.

– Не стану я набирать сто кило!

– А вдруг?

– Нет!

– И кто тебе сделал?

– Да один чувак, нашёл в сети. Он ещё учится, поэтому берёт дёшево и до возраста не докапывается.

Если честно, меня распирало от любопытства. Татуировка – это же новый уровень! Реальность, которую можно запереть в собственном теле. И больше не нужно раскидывать якоря по страницам скетчбука. Вот оно, мгновение, пойманное в моменте. Здесь и сейчас, которое всегда с тобой.

Я слишком заморачиваюсь, да? Но если я решу набить тату, я сделаю… не знаю что. Но что-то особенное. Символ, который расскажет обо мне. Только не кому-то другому – мне самому. И я смогу вспомнить, кем я был в тот момент времени, в той самой точке вселенной. Что я вообще был! И есть сейчас. Если до сих пор вижу этот рисунок.

Интересно, что Яну рассказывает Джокер?

– И как это? Больно?

– Терпимо, – пожал плечами Романовский. – Я за шмотьём.

Ян ушёл, а я принялся за яичницу. За время куриной вахты я стал настоящим профи по яичницам. Хочешь с помидорами, хочешь с луком и специями. Закачаешься! Только бы не закукарекать.

Шипела сковородка. В чайнике булькала вода. Когда вернулся Романовский, я нареза́л огурцы в салат.

– А ты чем занимался без меня? – рассеянно спросил Ян.

– Да так, ничем, – ответил я, не оборачиваясь.

Бум. На пол упал тяжёлый рюкзак.

– Совсем ничего интересного?

Тук-тук-тук. Стучал нож по доске.

– Ага. Скукота одна. Кур кормил. Курятник красил. Видел же эту убогую хибару? Сейчас она ещё по-божески выглядит, – усмехнулся я.

Ш-ш-ш-ш. Зашелестели страницы блокнота. Я замер. А на следующей фразе выронил нож.

– Что за Медовая ягода? Что за Ника?

Я обернулся. Романовский уселся на краешек стола с моим скетчбуком в руках.

– Эй! – я выдернул блокнот мокрыми пальцами.

– Ты чего, старик! – Ян покачнулся, делая вид, что падает.

– Я же просил не смотреть без разрешения!

Я действительно просил. Не только Яна. Вообще всех. Мои рисунки – почти как дневник. Личные! Мне нужно время, чтобы показать их кому-то. Поэтому без разрешения в скетчбук никто не заглядывает.

И Романовский об этом знает! Вот зараза! От того, что он увидел Нику, стало совсем паршиво. Не то чтобы я на что-то надеялся. Но она была моим секретом. А теперь станет поводом для шуток.

– Да брось, ты чего так взъелся? – Ян махнул рукой. Похоже, его это изрядно веселило. – Кто это? Что за Ника? А ты, старик, романтик. Медовая ягода. Это ж надо! Неужели, пока меня не было, ты завёл девушку? Ничего так, симпатичная.

– Это не моя девушка! И вообще никто! – сказал я резче, чем было нужно.

– Успокойся, Григорьев, – Ян начал терять терпение. – Я же шучу. Уверен, она тебе приснилась. Надеюсь, хоть голая.

– Отвали! Достал!

– Даже не начинал, – в голосе Яна скользнуло раздражение. Он скрипнул стулом, подхватил рюкзак и пошёл наверх.

Я вспомнил слова Могильщика: «Если вдруг встретишь свою Нику, не знакомь её с блондинчиком». Поздно, Лёха, поздно.

Глава 8
Больше никогда!

Мы не разговаривали до вечера. Ровно до того момента, пока Ян не поставил перед моим носом бутылку текилы. Прозрачная жидкость качнулась. Тихий плеск напомнил, как над головой смыкаются тяжёлые волны.

– Может, хватит вести себя, как обиженная школьница, у которой мамка нашла зарёванный дневник под подушкой?

– Что это?

– Противоядие.

– От чего?

– От твоего занудства, Григорьев, – вздохнул Ян.

Я точно когда-нибудь прибью эту эльфийскую рожу.

– Где ты это взял? – остатки самоуважения не собирались сдаваться без боя. Я напустил на себя угрюмый вид и отвернулся. – Убери.

– О-о-о, – протянул Ян. – Да тут запущенный случай.

Я пропустил его слова мимо ушей. Но Романовского это нисколько не смутило. Он достал две чашки и наполнил их до середины. Одну поставил передо мной, другую взял себе.

Солнце садилось. Редкие лучи пробивались сквозь тяжёлую зелень сада. Влажная прохлада опускалась на мир, как плотные шторы цвета тумана и сумерек. Но на веранде ещё держалось дневное тепло. Пряное дыхание летнего дня. Спелый, медовый аромат того, чему не суждено сбыться. На кого я злился на самом деле? На Романовского за то, что он взял мой скетчбук? Или на себя? Что намечтал всякой ерунды?

Я уставился на чашку. Красная чашка в белый горошек, наполовину полная текилы. Наполовину пустая воспоминаниями о том, чего никогда не было.

– Зачем ты это сделал?

– Я ещё не настолько отчаялся, чтобы пить одному.

– Ты понял. Зачем ты взял мой блокнот? Я же просил так не делать.

Ян цыкнул и потёр переносицу. Совсем как мама. Уж не от неё ли он перенял эту привычку? Я снова почувствовал себя надоедливым шестилеткой.

– Это просто блокнот. С просто рисульками. Чего ты из-за этого так высадился?

– Это не просто блокнот! И не просто… «рисульки»! – сказал я громче, чем планировал. Вышло нервно и глупо.

– Что же тогда?

– Это… это… – я замялся.

А что это? Дневник? Комикс моей жизни? Откровение? Бред сумасшедшего? Мой способ понять, что я существую? Попытка ослабить тугую тяжесть внутри? Крик утонувшего мальчика? Что это? И как это можно объяснить?

Я сдался.

– Это всё из-за неё, да? – хитро улыбнулся Ян. – Из-за той девчонки? Ники?

Вместо ответа я продолжал буравить взглядом чашку с текилой.

– Ты сам мне расскажешь или придётся тебя напоить?

– Отвали. Я не буду.

– Чего не будешь? Пить или рассказывать?

– И то и другое!

– Ой, да ладно, – Ян усмехнулся. – Какие мы неженки. Заканчивай уже изображать слабака. Мне надоело.

– Заткнись!

– Просто сделай, как я говорю, ОК? – резко ответил Ян.

Я бросил на Романовского свирепый взгляд. Он отвернулся, но стукнул свою чашку о мою. Ян сделал глоток и поморщился.

– Ну и дрянь.

– А ты чего ожидал?

– Уж извини, в запасах Большого Босса ничего другого не нашлось. А на тебя в этом деле рассчитывать не приходится.

– Кто вообще пьёт текилу из бабушкиных чашек? Где соль? Где лайм?

– Тебе лучше знать, где у тебя в доме соль. И как-то по пути не встретилось ни одного лаймового дерева. Только всё папайи да кокосы. Да и те неспелые. На, огурец пожуй, – Ян достал откуда-то из-под стола огурец.

Тут я не выдержал и расхохотался.

Я ведь не слабак, верно? Текила обожгла горло. Дыхание перехватило. По венам побежал жидкий огонь, но обида моментально отодвинулась куда-то на задворки сознания.

– Ты прав, дрянь знатная.

– А то, – ответила эльфийская улыбка. Впервые за сегодняшний день у меня не возникло желания пересчитать Романовскому все зубы.

После первой чашки вечер превратился в смазанное пятно. Не помню, много ли я успел рассказать про Нику. Да там и рассказывать-то особо нечего. Так что, наверное, выложил всё.

Сквозь пелену хаоса в голове всплывали отдельные кадры. Вот мы отправляем маме совместное селфи и очень надеемся, что она не поймёт, что мы не совсем трезвые. Но судя по тому, что тут же раздаётся ответный звонок, мама всё поняла. Трубку мы не берём. А потом берём, но изображаем помехи на линии.

Вот мы тащим из сарая железную пружинистую кровать и ставим её под яблоню. Романовский скачет на ней, пока с диким хохотом не падает в траву. У него на лбу кровавая царапина. Это он влетел головой в яблоневые ветки. Ян размазывает кровь по лицу, как боевую раскраску. И мне кажется, что ничего круче я в жизни не видел.

Мы бежим в дом за аптечкой № 2, которая лежит где-то на кухне. Но вместо аптечки находим соль. И решаем, что надо бы выпить текилы по всем правилам. С солью и… огурцом, потому что лайма по-прежнему нет. Это вызывает новую волну хохота. И я решаю, что мне тоже необходима боевая раскраска. Романовский грозится расцарапать мне лицо, но вместо этого я достаю маркер. Ян рисует мне тигриные полосы.

Потом появляется кассетник с Куртом. Мы снова сидим под яблоней и орём Smells Like Teen Spirit и «Облака, белогривые лошадки». Дальше чернота.

* * *

Проснулся я с непреодолимым желанием сдохнуть. А потом убить Романовского за эту чёртову текилу.

Впервые в жизни я чувствовал себя так плохо. Тело била мелкая дрожь. Горло превратилось в небольшую пустыню. А голова… Даже просто думать было больно. В придачу ко всем этим радостям жизни я обнаружил себя на кровати под яблоней. На которую не потрудился накинуть даже простыню. На левой щеке отпечатался волнистый рисунок пружин. Ноги покрывали комариные укусы.

Я сел. На это нехитрое дело потребовалось несколько столетий. Перед глазами плыло. А солнечный свет превратился в раскалённые иглы. Я тихо застонал. Мне ответили куры. Валя и Галя беззаботно гуляли по саду. Я что, не загнал их вечером в хибару? Блин!

Я вскочил. Плохая идея. Мир покачнулся. Меня замутило. Я тут же повалился на землю. И снова застонал. Лучше сдохнуть. Нет, серьёзно! Больше. Никогда. Никакой. Выпивки. Сомнительное веселье того не стоит.

– Старик, ты жив?

Лёгкий толчок кроссовкой в плечо.

– И жалею об этом, – отозвался я.

– Да брось, круто же было.

Скрип пружин. Чирк зажигалки. Сигаретный дым. Новая волна тошноты.

– М-м-м, – застонал я. – Кури в другом месте. Меня сейчас вывернет.

– И тебе доброе утро, Григорьев. А я водички принёс.

В траву упала бутылка воды. Я разлепил глаза и посмотрел на Яна. Нет, он точно не человек. Иначе как объяснить, что Романовский выглядел так, будто ничего не произошло? Будто вчерашняя текила случилась где-то в параллельной вселенной. Ян лежал себе на кровати. Ногой покачивал. Курил и с философским выражением лица разглядывал кур. Если бы не царапина на лбу, я бы точно решил, что мне всё приснилось.

– Какой-то ты подозрительно бодрый, – промычал я.

– Ты просто не умеешь пить, – сказал Романовский и зевнул.

– Иди ты знаешь куда!

– Сам иди. Умойся. А то выглядишь, как готический клоун, – Ян пихнул меня ногой и засмеялся.

– А?

– Забыл? Тогда в зеркале обнаружишь сюрприз.

Думать было больно. Но где-то там, на задворках сознания, маячили воспоминания о маркере. Я поднялся, осушил бутылку воды и поплёлся в баню. Романовский продолжал невозмутимо курить.

Из зеркала на меня смотрел… готический клоун. Лицо пересекали вертикальные чёрные полосы. Я умылся, вылил на голову ведро холодной воды. Стало немного лучше. Но маркер лишь слегка размазался. Я намылил лицо и потёр. Бесполезно! Стойкая зараза.

Сил на дальнейшие манипуляции у меня не осталось. Разберусь с маркером позже. Какая разница? Дальше чердака я сегодня никуда не пойду.

Я плюнул на свой боевой раскрас и пошёл за чистой футболкой. Но меня остановили голоса у забора.

– Привет, – сказал Ян.

– Э, привет. А Рома дома?

– Дома. Только он немного не в форме, – пауза. – А ты ведь Ника?

Чёрт! Чёрт! Чёрт!