Текст книги "Сосновая крепость"

Глава 23
Окна моего дома

Своей бомбической идеей Ян не поделился.

– Я всё подготовлю, а ты потом поможешь.

– Ян, ну хватит. Серьёзно. Мало тебе ловушек?

– Мало, старик, – Романовский положил руку мне на плечо и заглянул в лицо. – Я. Никому. Не. Позволю. Делать. Из. Меня. Дурака, – отчеканил он каждое слово.

– Да никто не делает из тебя дурака! Это же просто гопота. Быдло обычное. Им лично на тебя вообще плевать. У них просто стиль жизни такой. Забей.

– Забью. Ещё парочку гвоздей в гробы этих уродов.

– Ты псих, Романовский!

– А ты жалкое ссыкло, – выплюнул Ян. – Хоть раз бы встал на мою сторону!

– Что ты несёшь?! Я и так всё время делаю, как ты хочешь! – я чуть не захлебнулся от такой несправедливости.

– Ты так и не понял, да? – усмехнулся Романовский. – Просто делать и быть на одной стороне – это разные вещи. Вали уже домой. Сам справлюсь.

Спорить я не стал. Может, потому что Ян был прав?

Что-то изменилось в Сосновой крепости. Не мусор или раскуроченные окна. Мусор можно убрать, а окна заделать. Но поле боя невозможно переделать в детскую площадку. Гвозди и битые стёкла будут возникать из-под земли даже через тысячу лет. Как символы ненависти. Как свидетели Конца.

Я не хотел туда возвращаться.

Я хотел увидеть Нику.

Романовский отправился домой. Что-то там раздобыть для своего грандиозного плана мщения. Мы расставили ловушки по периметру Сосновой крепости. Около кострища, у входа в автобус и в других случайных местах. Я надеялся, что те отморозки больше сюда не сунутся. В любом случае после дождя в мокром лесу делать нечего. А значит, в запасе есть время. Прежде чем Романовскому придёт в голову очередная бредовая идея.

Ну и ладно. Я был только рад. Я написал Нике и договорился завтра встретиться. Если просто пойти погулять по дачным улицам, это же не считается за свидание?

Не то чтобы я никогда не ходил на свидания. Я же дружу с Романовским! Вокруг него всегда девчонок полно. Но это всегда было так, несерьёзно. Мне никто из них особо не нравился. А Ника… Ника это… Мне хотелось к ней прикоснуться. Нет, не в этом смысле… Да кого я обманываю?! Во всех смыслах! Но для начала просто взять за руку, переплести пальцы и не отпускать. Узнать, что её смешит. Ждала ли она когда-нибудь письмо из Хогвартса. Любит ли она звук, с которым сухие макароны падают в банку. Она смогла меня понять. Я хочу узнать её!

Я нервничал. Весь вечер. Всю ночь. Глаза не закрывались. Кровать вдруг стала жутко неудобной. Подушка сбилась в комок. Ночь казалась бесконечной. Но мысли об утре вызывали тошноту и лёгкую панику. Я зашёл на ютьюб, нашёл Live On MTV Unplugged «Нирваны» и отключился. Проснулся уже утром, под депрессивные завывания какого-то мужика. Ясно, ютьюб начал жить своей жизнью и подбирать музыку самостоятельно. Нетушки, и так уже слишком много желающих решать за меня.

Бабушка ещё спала. Я вышел на улицу, выпустил Валю и Галю. Покормил. Сама сдержанность и спокойствие. Со стороны и не скажешь, что внутри всё переворачивается. До встречи оставалось ещё полдня. Миссия «дожить до обеда и не поехать кукухой» принята!

Я завалился на яблочную кровать с твёрдым намерением порисовать. Фотика-то у меня теперь нет, рисунки – это всё, что осталось. «Художник – жопарожник». Чёртов Романовский! Надо ему было высказать своё ценное мнение. Интересно, он когда-нибудь слышал про личные границы? Ха-ха! Что я несу? Ян и личные границы! Смех на палке.

Но что, если он всё-таки прав? Почему я никому не показываю свои рисунки? В них слишком много личного. Мучительно невозможно жить и не понимать, кто ты есть. Через рисунки, фотки, даже через Сосновую крепость я вроде как пытаюсь выразить себя. Достаю что-то из мутной озёрной глубины на свет. Но это что-то заляпано илом и тиной, не разобрать сразу – то ли сокровище, то ли пустышка. Страшно! Вдруг там и нет ничего. И кто-то это поймёт раньше меня! Начнёт оценивать, сравнивать, судить и решать – стою я чего-то или нет!

Что-то начинает гудеть внутри, поднимается со дна, вязким комком подкатывает к горлу. Пружина! Сжимается, скрипит, бунтует.

Почему кто-то должен решать, чего я стою?

«Только на войне можно понять, кто ты есть».

Чушь собачья! Это для Яна война – способ жить. Романовский же всё время с кем-то воюет! С миром, с семьёй, даже с самим собой – он всегда на ножах. Но разве это про меня?

Если бы Ника не увидела фотки – я никогда бы не узнал, что она меня понимает! Если и дальше бояться показывать себя настоящего, никогда не найдёшь своих людей! Тех, с кем тебе по пути.

Я пролистал скетчбук, выбрал случайный рисунок со времён Бетонного бродяги с перспективой улицы. Сфоткал и выложил в блог. Просто дата, без текста. Учитывая, что у меня в подписчиках полтора землекопа, не так уж и страшно. Но ладони вспотели, сердце колотится где-то в горле, начинает тошнить.

Мы его теряем! Пациенту срочно необходима инъекция всеобщего одобрения. А нужна ли?! Почему вообще кто-то, кроме меня самого, должен решать, чего я стою?! Что мне на самом деле нужно? Чьё-то одобрение или понимание? Одобрение без понимания – пшик! – пустое место. Важно, чтобы тебя не просто увидели. Важно, чтобы тебя поняли!

Но я открылся миру. Не ахти какое достижение. Но это шаг! Даже дышать стало легче. Будто душную комнату проветрили. Да ведь это так и есть! Если ничего не выпускать наружу, оно будет копиться, пылиться, пока места совсем не останется. Творчество для меня не блажь, не «старпёрские загоны», это необходимость! Мой способ жить.

А хрен с ним, гулять так гулять! Сфоткал ещё один рисунок и выложил! А потом ещё один. Ещё и ещё. Я бы, наверное, так весь скетчбук запостил за это утро, но в голове резиновым мячиком запрыгал вопрос.

Почему я никогда не показывал рисунки Романовскому? Боялся, что он не поймёт? Но ведь Ян – мой лучший друг. Он же знает меня ближе остальных. Или нет? Чёрт! Я же ему не доверяю! И он это знает! «Ах, не смотрите мои рисунки, ваших куриных мозгов на это не хватит. Где же нам, тупому быдлу, понять творчество великого Романа Григорьева!» Ну я и скотина. Я ведь действительно так думал. Даже шанса ему не дал. Грёбаный друг!

Поэтому я ничего не рассказал Яну про меня и Нику. Снова испугался, что он не поймёт. А понимал ли Романовский меня когда-нибудь?

Мысль о встрече с Никой теперь не казалась такой замечательной. Получается, я снова обманываю Яна. Грёбаный друг в квадрате.

За всеми этими философскими откровениями прошло время. И вот моя пятая точка уже на велосипедном седле. Ноги крутят педали. Сердце выдаёт кульбиты. Колеса вертят землю.

Ника ждёт под дубом. Прячется в тени, но внутренний свет горит неоновой вывеской.

– Привет! Ты на велике? А пошли пешком?

– Привет! Да я как-то по привычке…

Пять баллов, гений! Как ты её на велике собирался за руку держать? Переплести пальцы на третьей звезде? До первой колдобины.

– Оставляй тут, потом заберёшь, – она открыла ворота, приглашая на свой участок. Внутри уютно и прибрано. Аккуратные грядки, песчаные дорожки, новенький домик, обшитый ребристыми пластиковыми панелями. Типичная среднестатистическая дача. А чего я ожидал вообще? Сказочный замок? Я прислонил велик к забору и сказал:

– Тут мило.

– Ага, – рассмеялась Ника. – Дача из серии «мечта обывателя». Родители купили этот участок только из-за дуба.

– Дуб того стоил.

Высоченный, широченный дуб-великан! Да тут по осени весь участок, наверное, желудями завален! Точно как в сказке.

Мы вышли за ворота и просто пошли налево. Просто потому, что там была дорога. Просто потому, что нам было неважно, куда идти.

Обычная дачная улица. Вот коричневый забор, за которым лает собака. Вот дом с черёмухой, такой пышной, что чёрные ягоды падают прямо в руки. Всё как обычно. Я тысячу раз ходил по таким дачным улицам. Но будто видел сквозь мутное стекло. Слышал, заткнув уши ватой. Я шёл с Никой, и мир менялся. Разворачивался вглубь, ввысь и во все стороны. Он звучал, звенел, пах, светил, качался, шелестел, покалывал, гладил, обнимал. Мир вдруг сделался такой полный и большой! Но, несмотря на это, у меня получалось его объять. Чудо какое-то!

– Когда я её увижу? – спросила Ника внезапно. А у самой глаза огромные, блестящие, как у девчонок в аниме. Разве что звёздочек не хватает.

– Кого? – растерялся я.

– Сосновую крепость!

– Ну… тут такое дело… понимаешь…

Я очень хотел показать Нике крепость. Но сейчас она больше походила на поле боя, чем на волшебное место.

– Не хочешь? – спросила Ника, и на её лице даже веснушки поблёкли.

– Не в этом дело, – я замахал руками, как чёртов аниме-герой, – просто… ну… пару дней назад туда забрались какие-то вандалы и раскурочили всё. Жалкое зрелище.

– Серьёзно? Вот уроды! – а теперь её глаза буквально пылали праведным гневом. – Совсем ничего не осталось?

– Ну… домик цел, и автобус тоже.

– Тогда я хочу посмотреть!

– Ну…

Мысленно я отвесил себе крепкую затрещину. Нужно было просто сказать ей твёрдое «нет». Но я не мог. Я понимал, что это не просто любопытство. Она действительно хотела увидеть крепость. Для Ники это почему-то важно.

– А почему для тебя это важно?

Кажется, последнюю мысль я произнёс вслух.

– Понимаешь, Ром, – сказала Ника и смутилась, – я хочу тебя узнать. Кто ты. Это странно?

– Вовсе нет!.. – я снова замахал руками. – Просто я обычный.

– Как вон тот дом? – она кивнула на низкий забор, за которым притулилась почерневшая деревянная развалюха.

Краска облупилась, перила у крохотного крыльца перекосило, а сломанные балясины на лестнице напоминали гнилые зубы. Участок зарос крапивой и кустарником. Атмосферное местечко.

– Или как тот?

Она указала на кирпичного монстра, чьё оранжевое кубическое тело заняло почти весь участок. За исключением бетонного дворика и чахлой рябинки у забора.

– Трудно решить, да? – улыбнулась Ника, видя моё замешательство. – Люди похожи на дома. Сначала видишь фасад, но самое главное прячется внутри. В комнатах, шкафах, сундуках и коробочках. Вдруг на стене этой развалюхи висит подлинник Ван Гога? А этот, кирпичный, окажется абсолютно пуст! Муляж, а не дом! Никто этого не узнает, потому что ключа нет! Не залезешь в чужую голову. Можно только в окошко заглянуть! Да и то, если хозяин не закроет ставни, не зашторит окна. Некоторые даже замуровывают, представляешь! Лишь бы никто не увидел, что у них там, внутри. Но бывает, окна открыты! Получается рассмотреть комнаты, даже потрогать письменный стол! Тогда можно решить, хочешь ли ты гостить в этом доме. Или вам с хозяином не по пути. И чем больше этих окон открыто, тем быстрее можно понять, решить и остаться.

– Или пойти дальше, – я внимательно посмотрел на Нику.

– Или пойти дальше. Но мне хочется остаться. Твоя Сосновая крепость – такое окно. И мне бы хотелось заглянуть в него.

Да. Всё верно. Она понимает. Мы смотрим в окна друг друга и видим отражение собственных комнат.

Закончились дачи. Начался лес. Жидкий, загаженный пролесок. Но сейчас он казался зачарованным местом. Ника выдохнула и со смехом повалилась в траву. Я опустился следом.

– Привет, – сказал человек, которого я хочу узнать.

– Привет, – ответил я, который хочет, чтобы его узнали.

Ореховые глаза совсем рядом. Прячутся в волнах кудрявого разнотравья. В её волосах запутались травинки. Нити бирюзы среди янтаря. Почему, когда я хочу её поцеловать, нас всегда что-то разделяет? Струи дождя. Тонкие стебли. Но так даже лучше. Поцелуй со вкусом неба. Поцелуй с ленивой горечью дикой зелени.

– Привет, – повторяет Ника и улыбается.

– Привет, – улыбаюсь в ответ и снова её целую.

Я осколок метеорита. Лечу в бесконечном пространстве. К единственной цели и пункту назначения. Я осколок метеорита, который нашёл свою орбиту.

– Когда ты покажешь мне Сосновую крепость?

Глава 24
Вместе

Не стоило мне соглашаться. Но я не смог отказать Нике. Она должна увидеть Сосновую крепость. Хотя бы издалека, без риска наступить на гвоздь. Наверное, какая-то часть меня знала, что скоро ничего этого не станет. Что Конец уже близок, и другого шанса не будет.

Мы договорились встретиться на следующий день. Я снова не мог заснуть. Из-за Ники. Из-за Романовского. Нужно было с ним поговорить. Сказать всё как есть. Это желание сделалось почти невыносимым! Когда подушка стала напоминать мешок с комками ваты, а одеяло перекрутилось где-то тысячу и один раз, я не выдержал и написал Яну.

02:35. «Дрыхнешь?»

Тишина. Естественно.

02:44. «Слушай, старик, тут такое дело. Кажется, я и Ника…»

Бред! Слишком стрёмно рассказывать о таком в переписке. Ещё и ночью. Я стёр сообщение. Вместо этого написал:

«Как там Грандиозный План Мести?»

Снова тишина. Не мог же он обидеться? Или, правда, спит.

03:02. «Завтра приеду в крепость».

03:04. «Упс, уже сегодня (стикер с мордой енота)».

Ян не ответил. И утром не ответил. Сообщения висели непрочитанные. А вот это уже подозрительно. Романовский же с телефоном не расстаётся. В чёрный список меня внёс? Да ладно! Объявится.

Остаток утра я не знал, куда себя деть. Всё валилось из рук. Я почти не спал две ночи, но спать не хотелось. Наоборот – в теле лёгкость, будто за это время случилась внутренняя перепланировка. Рухнула стена, и освободилось место. Странное ощущение. В воздухе звенит электричество, возбуждение, болезненное веселье. Почти эйфория. Может, это ветер виноват? Гонит по небу облака, как на ускоренной съёмке. Что-то должно произойти. Я одновременно жду этого и боюсь.

Ян по-прежнему не отвечал. Я снова набрал ему сообщение:

«Романовский, хорош уже меня игнорить! (стикер со злым енотом)».

Тишина. Сообщения не прочитаны. Был онлайн больше суток назад.

«Еду в крепость. Надеюсь, летающих топоров там нет (стикер с зомби, который держит мозги в руках)».

Тишина. Снова.

Ладно. Разберусь с Романовским позже. Наверняка просто телефон где-то забыл. Хотя на Яна это не похоже. Он же всегда на связи. Не могло же с ним что-то случиться? Или могло? Он же был там в лесу. Один. Вдруг те отморозки вернулись? Кажется, я превращаюсь в свою маму. Всё с ним в порядке. Что с этой эльфийской мордой будет? Не собираюсь я звонить Романовскому! Принципиально.

Скоро я буквально кипел. Ещё чуть-чуть, и взорвусь. Бессонная ночь, кофе, эйфория, тревога. Фиговый набор. Голова и ясная, и тяжёлая. Невозможно усидеть на месте. Бежать! Приплясывать с диковатой улыбкой. Что угодно, только не ожидание.

Я написал Нике.

«Привет! Буду через 15 мин (стикер с цыплёнком, который держит тюльпан)».

«Привет! Жду (стикер с краснеющей кошечкой)».

Надо бы захватить настоящих цветов. Но мы вроде как на даче, тут и так цветы повсюду. Глупо ведь принести Нике букет каких-нибудь гладиолусов, если у неё точно такие же на клумбе растут? Да и не цветут ещё гладиолусы вроде.

Я огляделся по сторонам. М-да. Не так уж много цветов у нас на даче. Пенсионерские петуньи. Старушечьи бархатцы. Жесть. А цветов-то приличных и нет. В траве мелькнули растрёпанные фиолетовые шары на длинных тонких ножках. То, что надо! Красивые, изящные, необычные. У бабушки спрашивать не стал, а то начнутся бесконечные расспросы и хитрые прищуры. Что угодно, только не эти фирменные бабушкины прищуры! Я сорвал семь штук. Поехал.

Она снова ждала под дубом. На этот раз с великом. Чуть медовее, чем обычно. Чуть знакомее, чем вчера. Чуть больше моя.

– Привет, – я протянул Нике фиолетовых растрёпышей.

Она взяла букет. Посмотрела на меня. На букет. На меня. На букет. И рассмеялась. Я занервничал. Они же не ядовитые? Это же не борщевик, нет? Зря бабушку не спросил.

– Рома-а-а-а, ты нечто, – она спрятала лицо в цветах.

Фиолетовые шары, карамельные волосы, ореховые глаза. Кадр на миллион! У меня даже руки зачесались, как захотелось её сфотографировать! Эх! Бедный мой «Никон»!

– Мне ещё никто не дарил… чеснок.

– В смысле? – я выдавил кривую улыбку.

– В прямом. Это цветы чеснока. Ты не знал?

Откуда я знать-то должен?!

– Извини! Они просто такие необычные. Совсем как ты… – добавил я едва слышно. – Не в том смысле, что ты похожа на чеснок. Ничего такого!

Мысленно я отвесил себе жирную затрещину.

– Всё нормально! Я не то имела в виду! Они правда красивые! Понимаешь, это в тебе самое крутое, Ром. Ты смотришь глубже, умеешь выходить за рамки! Ты замечаешь красоту там, где остальные видят только чеснок.

– Зато мы теперь знаем, что ты не вампир, – сморозил я, лишь бы Ника не заметила, как я смутился.

Она рассмеялась. Положила чесночный букет в велосипедную корзину.

– Ну что? Едем?

– Едем. Только близко подходить не будем. Ян там наставил антивандальных ловушек. Это может быть опасно, – сказал я неуверенно.

Блеск! Давай, вали всё на Романовского, будто сам гвозди в землю не закапывал.

– Да ладно, не мог же он заминировать весь лес. Серьёзно, Ром, – улыбнулась Ника. – Ян вроде на психа не похож.

Ну, это как посмотреть. Но вслух говорить ничего не стал. Мы спешили в Сосновую крепость, и я не знал, чего боялся больше: встретить Романовского или что его там не окажется.

Пока мы ехали, тысячи разных мыслей вели кровопролитную войну у меня в голове. Ещё и этот чеснок, чтоб его! На осмысленное общение я был не очень способен. Но, как всегда и бывает, тут же получил привет от мироздания.

– Эй, какие люди! – услышал я откуда-то со стороны.

Обернулся – Могильщик! Лёха стоял у обочины с пакетом продуктов. Я был рад его видеть.

– Лёха, здорово!

– Салют!

Мы стукнулись кулаками. Могильщик лыбился без зазрения совести. Лукаво так, но по-доброму. Будто понимает, как для меня это всё важно.

– Это Ника, – я кивнул на Нику, – а это Могильщик, в смысле, Лёха, – я кивнул на Лёху.

– Привет! – она улыбнулась.

– Между прочим, Лёха надёжный парень, – я хлопнул Могильщика по плечу. – Свой человек. Если вдруг опять сбежит рыжая котострофа, а меня рядом не окажется, Лёха поможет с поисковой операцией. Видишь дом с серой крышей? Это прямо от магазина идти. Вишнёвая улица.

– Ага, – закивал Могильщик, – местная служба спасения.

– Буду иметь в виду, – рассмеялась Ника.

Ей понравился Могильщик. Этому я тоже был рад.

– Слушай, Ромыч, есть разговор, – произнёс Могильщик чуть тише.

– Что, прямо сейчас? – я многозначительно посмотрел на Лёху.

– Прямо сейчас.

– О, кажется, там пробежал кот, – Ника неопределённо махнула рукой вперёд, прислонила велик к забору и отошла. – Люблю котов. Не могу мимо пройти и не погладить.

Ну какая же она милая! Никакого кота там и в помине не было.

– Чего? Давай быстрее, – сказал я, когда она отошла на несколько метров.

– Во-первых, мои поздравления. Девчонка – топ, – затараторил Могильщик. – И ещё… Вы с Романовским ни во что не вляпались?

– А почему ты спрашиваешь? – я напрягся.

– Да тут какие-то типы мутные про вас выспрашивали у пацанов с Урожайного. Пацаны-то вас не видели, а я не сказал.

– Точно про нас?

– Ну, не знаю. Один длинный кудрявый хрен, другой блондинистый хмырь. Это дословный пересказ. Никого не напоминает?

– Да ладно. Таких пацанов полно. С чего ты решил, что это про нас?

– Может, потому, что «блондинистый хмырь» берегов не видит? Вечно в какие-то неприятности лезет.

Лёха прав. Вообще-то у него были все основания недолюбливать Яна. Прозвище Могильщик Лёха получил именно из-за Романовского. Или взять хотя бы тот случай, когда Ян начинал курить и случайно поджёг сарай у Могильщика на даче. Сарай потушили, а вот Лёхе влетело. Ян же всё спихнул на него. После сарая Лёха перестал общаться с Яном. А Романовский та ещё скотина.

– Проблемы?

– Да не то чтобы. Пока не знаю, – я возразил, но вышло вяло.

– Ты осторожней, Ромыч, – серьёзно сказал Лёха. – Не понравились мне те типы. С такими лучше не связываться. Лады?

– Всё в порядке. Я разберусь, – соврал я.

– Моё дело предупредить, – хмыкнул Могильщик. – Ну, давай шуруй!

– Бывай, – я пожал ему руку и поспешил за Никой.

Вот сейчас нужно отослать её домой и лететь в крепость. В том, что Романовский попал в беду, я уже не сомневался. Может, надо было Лёху позвать с собой? Но что, если я ошибаюсь? Приведу Могильщика к Сосновой крепости, а Романовский там сидит себе преспокойно и колья затачивает? Он же меня прибьёт! Сосновая крепость – это тайна. Ника – другое дело. Он сам хотел ей показать. Но Могильщика Ян терпеть не может. Он мне этого не простит.

– Всё в порядке? – спросила Ника, когда увидела моё хмурое лицо.

– Слушай, Ник, тут такое дело… Давай в другой раз.

– Что случилось?

– Надеюсь, ничего. Но Ян мог попасть в беду.

– Позвони ему и узнай, – сказала она очевидную вещь, которая по какой-то необъяснимой причине не пришла в мою светлую голову.

Я вытащил телефон и набрал Романовского. Противный сигнал. Следом металлический голос сообщает слова, которые по уровню бесячести идут сразу после фраз «ты мне нравишься как друг» и «повезёт в следующий раз» – «телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

– Выключен, – сказал я дрогнувшим голосом.

– Так. Спокойно, – скомандовала Ника. – Где сейчас Ян? Дома?

– Вряд ли, – я покачал головой, – он не любит там бывать. Всё сложно. Возможно, в Сосновой крепости.

– Тогда в чём проблема? Мы же и так туда собирались?

– Ты не понимаешь. Там может быть опасно.

– Тем более нужно проверить, – она решительно тряхнула головой и направилась к велику.

– Но я не могу взять тебя с собой.

– А это не тебе решать. Я вроде не зонтик. Захотел – взял, захотел – не стал брать. Я просто еду и всё. Или ты считаешь иначе?

– Я не думаю, что ты зонтик.

– Вот и отлично! Показывай дорогу. Я еду с тобой, – сказал она с нажимом.

Но я не двигался с места. Стоял и смотрел на Нику. А она на меня. Между нами происходило что-то важное. Она распахнула свои окна настежь. Настала моя очередь. И я должен решить, принимать её выбор или нет. «А это не тебе решать». Нет. Сейчас именно мне.

Что бы сделала на моём месте Леночка? Я иногда задаю себе этот вопрос. Леночка наверняка знала бы, как поступить. Она не стояла бы и не хлопала глазами, как заводная кукла. Она не боялась бы, что решение окажется неверным.

Иногда я злюсь на Леночку. Из-за неё я не имею права облажаться. Я должен оправдывать ожидания за нас обоих. Или, как минимум, не причинять родителям боли. Они достаточно страдали. Но я не герой боевика. Не идеальный сын. Не удобное пустое место. Я просто парень, который хочет жить свою жизнь.

Что если правильный выбор – иллюзия? Выбор бывает правильный и неправильный только до того момента, пока ты не принял решение. После он становится просто решением. Без вариантов.

– Хорошо. Только, если будет опасно, ты сразу уедешь.

– Идёт.

И мы поехали. Вместе. Где-то в тишине моих внутренних комнат таймер слетел с катушек. Секунды полетели со скоростью света.