Текст книги "Аль Капоне. Порядок вне закона"

Тейлор-стрит

«Чтобы людям можно было доверять, им нужно доверять», – напишет Хемингуэй в одном из личных писем и тут же добавит, что этот постулат следует применять не ко всем. Уж кто-кто, а Капоне убедился в этом на личном опыте. Мог ли он ожидать «подлянки» от Фрэнки Йеля – своего друга и учителя?

После того как ирландская портовая мафия практически самоистребилась, Фрэнки стал одним из королей преступного мира в Бруклине. Он не только занимался портовым рэкетом, но ещё и привозил виски из Канады, будучи одним из главных поставщиков Капоне. Йель следил, чтобы машины с грузом для Чикаго безопасно следовали через Нью-Йорк. Однако весной 1927 года грузовики начали угонять ещё до того, как они покинут Бруклин. Капоне заподозрил неладное и попросил старого приятеля Джеймса де Амато присмотреть за машинами. Подозрения подтвердились: их угонял сам Фрэнки. К тому же пошли слухи, что Йель, объединившись с Джо Айелло, намеревается сжечь один из принадлежащих Алю павильонов для собачьих бегов. (Фрэнки был недоволен, что Аль, не посоветовавшись с ним, помог Тони Ломбардо стать председателем Сицилийского союза.) Но как бы эмоционально ни реагировал Капоне, важных решений он в разгорячённом состоянии не принимал. Есть хорошая итальянская поговорка: «Chi la dura la vince» – «Победит тот, кто вытерпит», поэтому Йелю пока позволили спокойно жить. Он бросил жену и сошёлся с молоденькой Луситой, даже не подозревая, что дням его жизни уже начался обратный отсчёт. Сам не раз выезжавший в «командировки» по «мокрым делам», Йель почему-то не мог себе представить, что Капоне отважится напасть на своего учителя на его территории.

Тем временем Джо Айелло предпринял несколько попыток убить Аля. Весной он предложил шеф-повару ресторана «Белла Наполи» 35 тысяч долларов, чтобы тот подсыпал синильную кислоту в суп Капоне и Тони Ломбардо. Повар оказался неподкупным, более того, рассказал о неприличном предложении постоянному клиенту. В тот же день, 28 мая, Капоне послал своих людей на Западную Дивижн-стрит, и те раскурочили автоматными очередями «Пекарню братьев Айелло», ранив Антонио, брата Джо, и ещё одного человека. Тремя днями ранее Джек Макгёрн убрал Тони Торкио из Белвуда, штат Нью-Йорк, явившегося в Чикаго в надежде получить 25 «кусков» за голову Капоне и столько же за Ломбардо.

В июне 1927 года Скализи и Ансельми были окончательно оправданы судом. Капоне устроил в их честь вечеринку в стиле «великий Гэтсби», сопровождавшуюся пальбой пробками из бутылок шампанского. Им он почему-то доверял, хотя «близнецы-мокрушники» один раз уже укусили руку, с которой ели. Впрочем, гангстеры – не самураи, переход из одной банды в другую сопоставим с получением лучше оплачиваемой работы на другом предприятии… А Фрэнки Йель уже вычислил, что де Амато – шпион Капоне. Поняв, что его раскрыли, тот решил нанести упреждающий удар и поздно вечером 1 июля стрелял во Фрэнки, но покушение не удалось. Шесть ночей спустя, когда Джеймс стоял у дома 153 на углу 21-й улицы в Бруклине, по нему выстрелили из проезжавшего мимо чёрного седана. Одна пуля пролетела мимо, но две другие попали де Амато в шею и грудь; он скончался до прибытия кареты «скорой помощи».

Узнав о смерти де Амато, Капоне пришёл в ярость, но снова не стал действовать сгоряча, дожидаясь удобного момента. Пока же у него хватало дел и дома: в июне – июле не меньше дюжины италоамериканцев с Дивижн-стрит и Тейлор-стрит пали жертвами в войне между рэкетирами Капоне – Ломбардо и братьев Айелло. Среди погибших были бакалейщики и поставщики продовольствия. Когда сталкиваются «крыши», рушатся стены…

В конце июля сицилийцы, проведя переговоры в Нью-Йорке, устроили сходку в Чикаго-Хайтс и заключили перемирие. Но продлилось оно недолго. Айелло повысил награду за убийство Капоне и Ломбардо до пятидесяти тысяч долларов. Этими деньгами прельстились человек семь – гастролёры из Нью-Йорка, Кливленда, Сент-Луиса и местные, даже Ральф Шелдон! Айелло сделал такое предложение союзнику своего врага по той же самой причине, по какой ранее обратился к повару: у него есть «доступ к телу». Повар, смыслом жизни которого было кормить людей, отказался травить их даже за большие деньги. Зато Шелдон, смыслом жизни которого были деньги, не обращал внимания на такие мелочи, как мораль… Но сеть осведомителей, сотканная Фрэнком Нитти, в очередной раз сработала чётко – ни один из киллеров награду не получил. Винсента Спикуццу и Тони Руссо из Сент-Луиса убили 9 августа, с Сальватори Маццапелле (Сэмом Валенти) Макгёрн расправился месяцем позже (тело нашли в Стикни 23 сентября). Шелдон был болен туберкулёзом и отошёл от дел; его ребята скинулись, чтобы отправить босса подлечиться, а потом узнали, что он оставлял себе деньги, ежемесячно получаемые от Капоне для всей своей банды. По возвращении Шелдона с курорта Хью Макговерн прострелил ему ногу, а вскоре после этого предателю досталось и от бойцов Капоне. Тем не менее он остался жив и окончательно уехал за Западное побережье; во главе его банды встал Дэнни Стэнтон, и со временем она практически слилась с бандой Капоне.

Аль между тем не забывал о своих делах с Фрэнки Йелем. 21 июля на стадионе «Янки» в Бронксе состоялся поединок его друга Джека Демпси, боксёра-тяжеловеса, с Джеком Шарки; победителю предстояло сразиться за звание чемпиона мира. Бой был очень упорным; в седьмом раунде Демпси нанёс противнику удар ниже пояса. Тот повернулся к рефери, чтобы сказать об этом, и тут Демпси хуком слева отправил его в нокаут. Вот это по-нашему! Когда на кону не только слава, но и деньги, причём большие, олимпийские принципы неуместны. Капоне пригласил Йеля на матч-реванш между Джеком Демпси и Джином Танни, которому тот год назад уступил чемпионский титул. Бой должен был пройти в Чикаго 22 сентября. И Фрэнки приехал! Они в самом деле хотели наладить испортившиеся отношения, выяснить недоразумения? Если это была ловушка, то она не сработала. Или же Капоне всё-таки не смог нарушить кодекс чести: он – хозяин, Фрэнки – гость. Возможно, Йелю хотели сделать последнее предупреждение, но и эта попытка провалилась.

Аль Капоне договорился за спиной Демпси, чтобы исход боя был в его пользу; однако об этом прознали и заменили рефери. Демпси сам написал Капоне, чтобы тот не вмешивался: пусть поединок пройдёт честно. Ну хорошо. На следующий день в тренировочный лагерь боксёра доставили огромную цветочную композицию «для Демпси, во имя спорта». Подписи не было, да она и не требовалась. Капоне и Демпси были знакомы с 1920 года, и для Аля Джек оставался героем.

Это был очень важный день. Ставки делались огромные; билетов продали на 2 миллиона 650 тысяч долларов – этот рекорд до сих пор не побит. Джин Танни должен был получить за этот бой миллион – неслыханную сумму. Матч транслировали по радио и снимали на киноплёнку; на стадионе «Солджер филд», открытом в 1924 году, собрались сотни репортёров. Жена Демпси, звезда немого кино Эстель Тейлор, заняла место возле самого ринга, рядом с президентом автомобильной корпорации «Дженерал моторс» Альфредом Слоуном и стальным магнатом Чарлзом Швабом. Аль Капоне со свитой тоже был здесь, обеспечив себе лучшие места. Пользуясь случаем, он сообщил журналистам, что поставил на Демпси 50 тысяч долларов; во столько же или даже больше обойдётся вечеринка по случаю его победы, на которую они все приглашены. Осталось только дождаться исхода поединка. Миллионы людей по всем США прильнули к радиоприёмникам.

Демпси проигрывал по очкам. В седьмом раунде он отправил Танни в нокдаун ударом в челюсть слева, но не ушёл в свой угол, как полагалось по правилам (на которых, кстати, настояли менеджеры самого Демпси), а нанёс сопернику ещё несколько ударов. Рефери был вынужден сам отвести Демпси в угол, и Танни выиграл на этом лишних пять секунд: фактически пролежав на полу 14 секунд, он поднялся на ноги, когда вернувшийся рефери досчитал до девяти. Демпси попытался вырубить Танни до конца раунда, но ему это не удалось. В восьмом раунде в нокдаун отправился уже Демпси; отсчёт времени начали сразу, не отправив его соперника в угол, однако Джек поднялся уже на счёт «раз». И всё же два финальных раунда выиграл Танни, сохранив за собой титул чемпиона мира в тяжёлом весе по единогласному решению судей. Впрочем, болельщики были с этим решением не согласны, Аль Капоне тоже. Джек Демпси после этого поражения ушёл из спорта.

Но вечеринка в отеле «Метрополь» состоялась. На ней действительно были все, включая знаменитую журнальную сплетницу из журнала «Хёрст» Луэллу Парсонс и спортивного обозревателя Ринга Ларднера. Как потом вспоминала подруга Лаки Лучано, знаменитая нью-йоркская «мадам» Полли Адлер[30]30
  Полли Адлер, дочь бродячего еврейского портного из Белоруссии, в 1912 году, когда ей было 12 лет, уехала к друзьям родителей в Массачусетс; была домашней прислугой, работала на фабрике, потом переехала к дальним родственникам в Бруклин, стала швеёй и завела знакомства в театральной среде на Манхэттене. Однажды местный гангстер предложил ей денег, чтобы она где-нибудь погуляла, пока он проведёт время со своей подружкой в её квартире. Полли нашла золотую жилу – стала сводней для гангстеров. С помощью Голландца Шульца и своего приятеля Лаки Лучано она в 1920 году открыла свой первый бордель и очень скоро с шиком расположилась в отеле «Маджестик» на Западной 75-й улице, который к 1924 году оборудовали потайными лестницами и дверями. Среди её клиентов и покровителей были актёры, писатели, журналисты, драматурги, а также занявший в 1926 году пост мэра Нью-Йорка Джимми Уокер по прозвищу Красавчик Джеймс.


[Закрыть], вечеринка продлилась «добрую неделю, шампанское и прочая выпивка лились Ниагарским водопадом… Среди гостей были юристы, политики и гангстеры со всей страны, пользовавшиеся его щедрым гостеприимством». По окончании вечеринки Фрэнки Йель вернулся в Нью-Йорк.

В Чикаго было всё спокойно целых восемь недель. Но в конце ноября Капоне узнал, что «нордсайдеры» не отказались от планов по его устранению. Новый игорный синдикат решил объединиться с «вестсайдерами» и выступить против Капоне широким фронтом: Айелло предоставлял деньги и бойцов, Джордж Моран, используя свои политические связи, обеспечивал прикрытие сверху, а переметнувшийся к нему Джек Зута разрабатывал стратегию. Последний, кстати, всегда утверждал, что деньги и мозги перевесят физическую силу. («Нордсайдеры» считали его трусом и презирали за это, однако не могли не признать, что котелок у него варит не хуже, чем у Джейка Гузика.) Ну что ж, посмотрим, у кого больше первого, второго и третьего.

В полицию позвонил неизвестный и сообщил несколько адресов, по которым проживают наёмные убийцы. Полиция произвела облаву и арестовала киллера из Милуоки Анджело Ла Мантио и четверых бойцов Джо Айелло. Ла Мантио сознался, что Айелло нанял его для убийства Капоне и Ломбардо: автоматчики должны были устроить засаду напротив дома Ломбардо и магазина сигар, в который захаживал Аль. В итоге Айелло тоже арестовали и привезли в участок на Южной Кларк-стрит. Узнав об этом, Капоне отправил туда две дюжины бойцов: занять позицию поблизости от участка и ждать, когда Айелло выпустят. Ребята отправились на дело, не пряча оружие и не скрывая своих намерений. К участку тотчас слетелись журналисты и фотографы – посмотреть, как Айелло будут убивать. Устав ждать снаружи, Фрэнк Перри, Сэм Маркус и Луис Кампанья (Маленький Нью-Йорк) зашли в участок, где их сразу арестовали и посадили в камеру по соседству с Айелло. «Ты покойник, приятель, – сообщил ему Кампанья. – До конца улицы своими ногами не дойдёшь». Айелло стал умолять о пощаде, пообещал продать всё, что у него есть, и уехать из Чикаго вместе с семьёй, но Кампанья и слушать ничего не хотел: «Ты первый начал, грязная крыса!» Сжалились над Айелло блюстители закона (кто-то из них понял разговор на сицилийском диалекте): Джо сопроводил домой полицейский эскорт. Но на суд он явиться не смог: по заявлению его адвоката, у него случился нервный срыв. Айелло с братьями уехал в Трентон, штат Нью-Джерси, и там, успокоившись, продолжил плести свои козни.

Напуганный Зута спрятался в штате Огайо, бросив свои активы, находившиеся в «прифронтовой полосе» – севернее Тейлор-стрит. Эти заведения, а также собственность союзника Морана, Билли Скидмора, подверглись «бомбардировке». Зута лишился двоих людей; ударный отряд Капоне, усиленный бойцами из банды Вэлли, захватил его бордели и игорные дома в Вест-Сайде, поставив во главе округа ранее смещённых Майка Хейтлера и Джо Дженаро. Правда, некоторые игорные дома вскоре закрыла полиция…

Бёрнем

В монархической Франции человек неблагородного происхождения, приобретший земли с замком, становился не бароном или графом, а владельцем баронства или графства. Есть вещи, которые за деньги не купишь: «голубая кровь», репутация, славное имя… Американская политическая элита 1920-х годов немногим отличалась от италоамериканской мафии. В 1923 году в Гари, штат Индиана, должен был состояться громкий процесс над двумя десятками городских чиновников-коррупционеров, включая мэра, прокурора и шефа полиции, которые занимались бутлегерством не хуже гангстеров: конфискованное спиртное не выливали в сточную канаву, а реализовывали. Главным свидетелем обвинения выступал Каспаро Монти – «князёк» местной сицилийской диаспоры; он самоуверенно отказался от защиты, которую ему предложил федеральный прокурор, и за день до суда был застрелен на улице двумя неизвестными… И всё же политики и гангстеры принадлежали к разным социальным кастам: первые могли загородиться щитом закона или неприкосновенности, вторые – нет. (Роберт Джонсон, отсидев срок в тюрьме Атланты, в 1930 году был снова избран мэром Гари.) Из первой группы можно было перейти во вторую, из второй в первую – никогда. Джим Колозимо убедился в этом на собственном горьком опыте.

Заискивая перед Капоне, чиновники и бизнесмены всё равно относились к нему как к человеку низшего сорта, этакому «мещанину во дворянстве». Конечно, в чём-то они были правы: Аль повторял ошибки всех нуворишей, выставляя своё богатство напоказ, вульгарно одеваясь и в буквальном смысле слова соря деньгами. Поэтому его стремление проникнуть в высшее общество порой смешило. Например, Аль любил оперу, особенно Верди, умел читать ноты, ходил на спектакли, а после них одаривал понравившихся ему певцов; у него дома была коллекция пластинок с записями Энрико Карузо и других великих исполнителей. Но в оперу он являлся с ордой вооружённых телохранителей (во время одного из театральных сезонов забронировал места в зале для тридцати восьми человек); двое из них во время спектакля стояли за кулисами, по обе стороны сцены, нервируя артистов. А зачем он купил концертный рояль и поставил его в гостиной своего дома на Прери-авеню? Играть на нём было некому: Мэтти и Мафальда учиться не желали, Сонни взял несколько уроков, но он не слышал левым ухом – какая уж тут музыка. Сам Аль, довольно хорошо певший оперные арии и мечтавший аккомпанировать себе на рояле, слишком редко бывал дома, чтобы освоить столь сложный инструмент; в итоге он подыгрывал себе на мандолине.

Возможно, он чувствовал себя в своей стихии регистром ниже – погружаясь в джаз, без которого не обходились вечеринки двадцатых годов.

Одним из самых популярных джаз-клубов была «Зелёная мельница», названная так с намёком на парижскую «Красную мельницу» – «Мулен Руж» и находившаяся на Северном Бродвее, 4802, на территории банды Джорджа Морана. Туда часто захаживали артисты с соседней киностудии «Эссеней» (в двадцатые годы её поглотила студия «Уорнер Бразерс»). Любимый столик Капоне стоял у короткого конца барной стойки, изогнутой буквой Г: оттуда были видны главный вход и запасный выход. Ходили слухи, что за длинным концом стойки находился люк в туннель, по которому в случае облавы можно было незаметно уйти в соседнее здание. Макгёрн владел долей в этом клубе.

Гвоздём эстрадной программы был певец и комик Джо Льюис. Соперничающий с «Зелёной мельницей» клуб «Рандеву», которым владел «нордсайдер» Тед Ньюберри, предложил Льюису тысячу долларов в неделю (в «Зелёной мельнице» ему платили «только» 650), и он решил перейти туда по истечении контракта. Он предупредил Макгёрна об уходе, однако тот и слышать об этом не хотел: «Ты уйдёшь, только когда я скажу». – «У нас свободная страна!» – «Не для тебя. До премьеры в “Рандеву” ты не доживёшь». Конечно, Льюис испугался, но он был упрям, а потому нанял телохранителя и перешёл в конкурирующий клуб. Неделю всё было тихо, и он отказался от телохранителя. И вот тогда в гостиницу к Джо нагрянул Макгёрн с двумя головорезами; артиста связали и жестоко избили прикладами, сломав челюсть, а ещё порезали ему горло и отхватили кончик языка. Невероятно, но Льюис выжил и даже вернулся на сцену, только петь уже не мог – ему повредили связки; теперь он выступал в разговорном жанре стендап[31]31
  Эта история легла в основу сюжета фильма «Джокер» (1957). Джо Льюиса сыграл Фрэнк Синатра, который был с ним знаком и водил дружбу с гангстерами.


[Закрыть]. Естественно, пресса вцепилась в эту историю; Капоне заявил журналистам, что если бы Льюис, получив угрозы от Макгёрна, сразу пришёл к нему, с ним ничего бы не случилось. Аль оплатил артисту лечение, которое обошлось в десять тысяч долларов, и в дальнейшем, как говорят, помогал материально, но не напрямую: давал наводки, на какую лошадь ставить в каком забеге. (К этой версии надо относиться с осторожностью, поскольку сам Аль, по рассказам, умудрялся проигрывать на бегах большие деньги, хотя, казалось бы, там у него всё схвачено.)

В целом положение популярных артистов было опасным – их часто шантажировали. При таких обстоятельствах дружба с Капоне служила своего рода охранной грамотой. Правда, дерзкие и недалёкие вымогатели как раз пытались использовать громкое имя для шантажа. Когда в Чикаго приехал на гастроли «звезда» Бродвея Эдди Кантор, к нему в гостиничный номер заявились двое громил, сказали, что их прислал Капоне и что если к вечеру четверга он не раздобудет 25 тысяч долларов, это плохо отразится на его здоровье. Кантор побежал к импресарио своей труппы за 25-тысячным авансом. По счастью, рядом оказался директор театра Ролло Тимпони. Успокоив Кантора, он позвонил Ральфу Капоне, который тотчас приехал в сопровождении Джека Макгёрна. Ральф попросил Кантора описать вымогателей, заверил, что они не имеют никакого отношения к его брату, велел ничего не бояться и во всём следовать указаниям Макгёрна, который до четверга будет его телохранителем. Пару дней Макгёрн сидел в холле гостиницы Кантора или в его гримёрке, читая газеты или изучая результаты бегов. В назначенный час в дверь постучали; Макгёрн быстро встал за дверью, и Кантор впустил вымогателей. «Ну что, принёс деньги?» – «Какие деньги?» – раздался спокойный голос у них за спиной. Когда они обернулись, на них были направлены стволы двух автоматических пистолетов. Они знали, кто такой Макгёрн и как он умеет стрелять с обеих рук; поэтому, когда он всего-навсего велел им убраться из города до восьми утра, они решили, что им крупно повезло.

Капоне не раз предоставлял телохранителей артистам, особенно чернокожим джазовым музыкантам. Он не имел расовых предрассудков и любил джаз; именно с его лёгкой руки в Сисеро появился филиал нью-йоркского клуба «Коттон» (Западная 22-я улица, дом 5342), где начали свою карьеру некоторые будущие «звёзды». На территории «саутсайдеров» находились два популярных кабаре – «Плантация» и «Сансет» (закрылось в 1927 году) с преимущественно чернокожей публикой. Впрочем, наступление нового, 1926 года в «Сансете» встречали пять сотен человек с разным цветом кожи, которые пили и танцевали вместе. Контрабасист Милт Хинтон называл Капоне «своего рода Робин Гудом негритянской общины», Луи Армстронг – «милым толстым мальчиком, юным, похожим на учителя только что из колледжа». Впрочем, Армстронг был любимчиком Капоне (музыкант был моложе на два года) и всегда видел его только с самой лучшей стороны. Зато кларнетисту Джонни Додсу, сыгравшему одну песню не так, как хотелось Капоне, тот крикнул: «Ниггер, разучи как следует к следующему разу!» – порвал пополам бумажку в 100 долларов и засунул половинки в карманы музыкантам. Но это ещё что! 23-летний пианист Фэтс Уоллер насмерть перепугался, когда четверо бойцов Капоне вывели его из дома, затолкали в чёрную машину и куда-то повезли. Он уже вообразил, что это та самая роковая «прогулка в авто», вошедшая в пословицу, но его доставили в отель «Хоторн», посадили за пианино и велели играть. Капоне три дня праздновал свой день рождения, и Уоллер должен был играть всё, что тот пожелает. Потом те же люди доставили его домой; в карманах у него оказалась тысяча долларов – очень щедрый гонорар.

Чернокожим было не привыкать к грубости, на Аля они не обижались, зная, что это он не со зла. Помимо денег, он давал им нечто куда более ценное – своё покровительство. Например, бойцы Капоне сопровождали пианиста Эрла Хайнса в гастролях по стране, поскольку не во всех городах чернокожий музыкант мог чувствовать себя в безопасности.

Об Але Капоне ходит много противоречивых рассказов, потому что он был многогранной личностью, а не плоской фигурой. Он любил находиться на людях, но словно никак не мог найти ту компанию, в которой чувствовал бы себя вполне свободно, «в своей тарелке». На его роскошные вечеринки «звёзды» приходили ради его щедрости и из боязни его разозлить, но не ради него самого; проводить много времени с семьёй, которую он любил и которая любила его, он не мог, опасаясь за её безопасность (сам он никогда не садился возле окна); постоянно вращаться в среде гангстеров – людей жестоких, алчных и ограниченных, – похоже, было неприятно ему самому; простые люди, зарабатывающие на жизнь честным трудом, его сторонились, поскольку он был преступником, хотя и отдавали должное его душевным качествам. Всё это довольно наглядно отразилось в увлечении Капоне гольфом – «спортом джентльменов», хотя бокс и бейсбол он ставил гораздо выше.

Поле для гольфа, построенное в 1925 году, было гордостью Бёрнема. Местные мальчишки выстраивались в шеренгу возле гольф-клуба в надежде, что игроки выберут кого-то из них своим «оруженосцем»-кедди: таская сумку с клюшками, можно было заработать доллар, а то и два. Среди них был десятилетний Тимоти Салливан. В 1972 году в шестом номере журнала «Спортс иллюстрейтед» напечатают его воспоминания «Быть кедди человека, ни разу не уложившегося в пар[32]32
  Пар – количество ударов, которое игрок должен сделать на одной лунке или на всём поле; по этому нормативу определяют результат игры и уровень игрока.


[Закрыть]». Этим человеком был Аль Капоне.

Старшая сестра Тима, Ида Мэй, которой тогда было 16 лет, работала официанткой в ресторане при гольф-клубе. Она отличалась редкой красотой, в семье её звали Бейб (Детка). Однажды она вернулась вечером домой и помахала десятидолларовой купюрой: «Догадайтесь, кто мне это дал? Аль Капоне!» Мать всполошилась: «Больше не ходи туда, слышишь? Брось эту работу». Как бы не так! Свою десятку Бейб получила при следующих обстоятельствах: Капоне завернул в клуб, чтобы поговорить с мэром Джонни Паттоном о делах за чашкой кофе, и вот эту-то чашку переволновавшаяся официантка опрокинула прямо на его белый костюм. Аль вскочил, наорал на неё, от чего она чуть не упала в обморок. Но он тотчас взял себя в руки, улыбнулся и обнял её за плечи: «Извини, малышка, я не хотел тебя напугать, просто кофе был очень горячий». Перед уходом сунул ей в руку деньги, а ещё сказал, что намерен дважды в неделю приезжать в Бёрнем играть в гольф. Ида порекомендовала ему кедди – своего брата.

Вскоре состоялась первая игра. Капоне был одет в белую шёлковую рубашку со своей монограммой, без галстука, и серые широкие бриджи с ремнём, украшенным бриллиантовой пряжкой; его окружали Макгёрн, Фред Бёрк по кличке Киллер (огромный медведь с густыми бровями и щёткой усов, казавшийся дружелюбным, пока не посмотришь ему в глаза), толстый брыластый коротышка Джейк Гузик и ещё один человек, которого называли Банджоглазый, похожий на актёра Эдди Кантора. Тим мог бы сам уместиться в их сумке с клюшками, но заверил, что сможет её нести.

Играли двое на двое: Капоне и Макгёрн против Бёрка и Гузика, ставка – 500 долларов за лунку. Первым же ударом Аль послал мяч в заросли деревьев, и Тим минут десять ползал на четвереньках, отыскивая его. Он страшно боялся, что Капоне рассердится и прибьёт его, а то и пристрелит, но Аль потрепал его по волосам и улыбнулся: «Мы проиграли один удар, только и всего. Подай мне другой мяч».

Сзади и сбоку шли телохранители, а за ними – мальчишки, которые смотрели на Аля раскрыв рот и завидовали Тиму. Тот был горд и не верил своему счастью: он, Тим Салливан, носит клюшки для босса! Но и другим ребятам перепало внимания: завидев киоск с газировкой, Аль купил каждому по бутылке.

Играл он отвратительно: на девять лунок потребовалось больше шестидесяти ударов. Силы Алю было не занимать, он мог закинуть мяч на полмили, но всегда криво. Гузик играл ещё хуже, да и Бёрк не лучше, только Макгёрн прошёл трассу с хорошим результатом – около сорока ударов. Помимо ставки в 500 долларов за лунку, они заключали и другие пари, и Аль почти все проиграл. Этот день обошёлся ему примерно в десять тысяч. Тиму он дал двадцатидолларовую банкноту. «Это всё мне?» – спросил мальчик, никогда не державший в руках таких денег. «Конечно! Заработал».

Тим стал постоянным кедди Капоне (как он понял позже, это подразумевало, что Ида Мэй станет его постоянной девушкой). Двадцатка дважды в неделю была большим подспорьем для семейного бюджета, поэтому даже мать, тревожившаяся из-за того, что её сын якшается с гангстерами, со временем смолкла. Стиль игры Аля не улучшился, поэтому Тим прибегал к хитрости: держал в кармане пару запасных мячей и украдкой подбрасывал один из них, когда не мог найти мяч, посланный Капоне. Тот быстро раскусил этот трюк, но просто посмеялся и одобрил. Зато Банджоглазый поднял шум, увидев, как Тим достал мяч из кармана (игра шла на большие деньги): «Мальчик жульничает!» Аль сделал вид, что не верит, и соперник назвал его лжецом. Лицо Капоне побагровело. «На колени! – завопил он. – Молись!» – и стал рыться в сумке для гольфа, где среди клюшек был его дробовик. Банджоглазый, дрожа, рухнул на колени, Тим расплакался от страха, признался, что словчил, и просил Аля не убивать человека. Тот сразу успокоился, вложил оружие в сумку, хлопнул Банджоглазого по спине, как ни в чём не бывало, и сказал: «Пошли, доиграем».

Однажды Аль поднял сумку, и находившийся в ней револьвер выстрелил – наверное, одна из клюшек задела спусковой крючок. Как потом сообщила «Чикаго трибюн», «пуля прошла сквозь мякоть правой ноги, чудом не попала в живот и засела в левой ноге». Аль прыгал на правой ноге и ревел как бык. Джонни Паттон отвёз его в больницу Святой Маргариты в Хаммонде; при осмотре обнаружилась серьёзная рана в паху, но главный врач не хотел оставлять у себя опасного пациента, боясь, что заявятся гангстеры из числа врагов Капоне и устроят пальбу. В конце концов врача уломали: Капоне положили в больницу под фамилией Гири и отвели ему целых пять палат: одну – для него самого, остальные – для телохранителей, включая Маленького Нью-Йорка. Уже через неделю его выписали; Аль вернулся к игре в гольф, слегка прихрамывая. После этого, прежде чем положить оружие в сумку, всегда проверяли, стоит ли оно на предохранителе.

Однажды Джейк Гузик и Банджоглазый приехали без Аля. Возле клуба переминались с ноги на ногу мальчишки; Гузик ткнул пальцем в Тима: «Пойдёшь со мной». Тот возразил, что сейчас не его очередь, но гангстеры возражений не принимали. Тим поплёлся следом, чувствуя, как 20 пар глаз сверлят его спину. Ради Гузика мальчику ловчить не приходилось – тот делал это сам, а когда не смог выбить мяч из ямы с песком (Тим посоветовал ему не ту клюшку, хотя предупредил, что мало понимает в игре), стал гоняться за ним, но не догнал, сломал клюшку о колено, закончил игру с другим кедди, а Тиму не заплатил. На следующий день приехал Аль, и Тим рассказал ему о случившемся. «Почему ты поступил так с Малышом?» – грозно спросил Аль. Гузик ответил, что кедди нагнал ему туфты. «Зачем было советоваться с мальчишкой? Ты же взрослый человек, разве нет? Кстати, ты ему не заплатил. Плати сейчас», – велел Капоне. Гузик достал бумажник и вынул оттуда один доллар. «Я сказал, заплати ему!» – крикнул Аль, выхватил у Гузика бумажник, достал две купюры по десять долларов и протянул Тиму, а бумажник бросил к ногам Гузика. Тот поднял его и отошёл в сторону, не проронив ни слова.

У всех игроков были при себе фляжки, к которым они время от времени прикладывались. «Дойдя до кондиции», гангстеры начинали играть в чехарду, крутить «колесо», ходить на руках. Была ещё одна игра, которую Аль называл «слепой Робин»: один человек ложился на спину, закрыв глаза; мяч для гольфа клали ему на подбородок и, тщательно примерившись, били по мячу клюшкой. Дойдя до последней лунки, игроки снимали с себя кобуры с пистолетами и начинали бороться. Тим ходил вокруг и подбирал то, что вываливалось у них из карманов: фляжки, сигары, банкноты и мелочь. Газон после этого выглядел ужасно, но руководство клуба никогда не делало замечаний.

По мере повышения градуса игроки всё чаще мухлевали и ловили на этом друг друга. Однажды Бёрк и Макгёрн сцепились не на шутку, а все остальные стояли вокруг них, смеясь и подбадривая. Подошли и другие гольфисты, но смотрели молча, словно загипнотизированные. Бой продолжался добрых полчаса; Бёрк дважды сбил Макгёрна с ног, но тот быстро поднимался – недаром в прошлом зарабатывал на жизнь боксом. Рубашка Киллера покраснела от крови из разбитого носа, один глаз совершенно заплыл. Макгёрн дюжину раз отправлял его в нокдаун, и в последний раз тот остался лежать. Банджоглазый вылил на него ведро воды – безрезультатно. В толпе оказался врач, который сумел привести Бёрка в чувство. «Не разговаривайте, – предупредил он, – у вас несколько зубов шатаются, вам надо к дантисту». Бёрк попытался встать, но не держался на ногах. Двое гангстеров сцепили руки и на этом импровизированном сиденье отнесли пострадавшего в здание гольф-клуба.

Когда Бёрк играл в гольф, он вспахивал поле своей клюшкой, точно сохой. С ним обычно приходила пергидролевая блондинка. Однажды, опорожнив фляжку, они ушли в кусты, а когда минут через десять вернулись, на платье блондинки были зелёные пятна от травы. Тим был ещё мал и не понял, что они там делали. Но гангстеры вскоре вывели его из неведения. Как-то, обсуждая вечеринку, которую они намеревались закатить в гольф-клубе, её назвали оргией. Тим никогда не слышал этого слова и жаждал узнать, что оно означает. После ужина он вернулся в клуб и сказал вышибале, что хочет попасть на вечеринку Аля; тот расхохотался и велел ему отправляться домой сменить подгузник. Упорный Тим пробрался за дом и вскарабкался на балкончик второго этажа. Заглянув в окно, он увидел два десятка пар, в основном без одежды. Аль сидел сбоку, смотрел и смеялся. Тиму тогда стало очень стыдно от увиденного.

А тут ещё в отель «Эрроухед», возле которого мальчик обычно сидел с сапожными щётками и ваксой, приехала Гилда Грей (урождённая Марианна Михальска), «королева шимми» – танца, производившего фурор в 1920-е годы, который многие считали неприличным. Она села на скамеечку Тима, и в разрез юбки узкого платья, усыпанного бисером, ее ноги стали видны целиком. Тим покраснел и делал свою работу, не поднимая головы; она же, заметив его смущение, нарочно стала его поддразнивать. Когда Аль Капоне приехал играть в гольф, Тим рассказал ему о встрече с Гилдой Грей и заявил, что больше никогда не будет чистить ей туфли. (Вряд ли он решился бы на такой разговор со своим отцом.) Аль так громко расхохотался, что шедшие впереди обернулись. «Через пару лет ты будешь думать иначе, – сказал он мальчику. – Ты будешь искать такую дамочку, как она».